Mayakovsky Vladimir
Vladimir Mayakovsky. Collected Poems

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Vladimir Mayakovsky Translated by Alec Vagapov љ Translation by Alec Vagapov, 1968 The Poem of the Soviet Passport Left March The Parisian Woman To Comrade Nette, the Man and the Ship

Vladimir Mayakovsky

Translated by Alec Vagapov

? Translation by Alec Vagapov, 1968

  
The Poem of the Soviet Passport
Left March
The Parisian Woman
To Comrade Nette, the Man and the Ship
  

The Poem of the Soviet Passport

  

Стихи о советском паспорте

  
  
   I'd root out
   bureaucracy
   once and for ever.
   I have no respect
   for formalities.
   May every paper
   go to the devil
   But for this...
  
   A courteous official
   passes through
   The maze of compartments
   and halls.
   They hand in passports,
   And I,
   too,
   Hand in
   my red-skinned pass.
  
   Some passports
   arouse an obliging smile
   While others
   are treated as mud.
   Say, passports
   picturing
   the British Lion
   Are taken
   with special regard.
  
  
   A burly guy
   from the USA
   Is met
   with an exorbitant honor,
   They take his passport
   as if they
   Were taking
   a gift of money.
  
   The Polish passport
   makes them stare
   Like a sheep might stare
   at a Christmas tree:
   Where does it come from,
   this silly and queer
   Geographical
   discovery?
  
   Without trying
   to use their brains,
   Entirely dead
   to all feelings,
   They take
   quite coldly
   passports from Danes
   And other sorts of
   aliens.
  
   Suddenly,
   as if he had burnt
   his mouth,
   The official
   stood
   stock-still:
   It's my red passport
   fall this bound
   Into the hands
   of his majesty.
   He takes my pass,
   as if it were
   A bomb,
   a blade
   or those sorts of things,
   He takes it
   with extraordinary
   caution and scare
   As if it were a snake
   with dozens of stings.
  
   The porter
   meaningly
   bats his eyes
   Ready to serve me
   for free.
   The detective
   looks at the cop
   in surprise,
   The cop
   looks at him
   inquiringly.
  
   I know
   I'd be fiercely slashed and hanged
   By this
   gendarmerie caste
   Only because
   I have got in my hand
   This
   hammer-and-sickle pass.
   I'd root out bureaucracy
   once and for ever.
   I have no respect
   for formalities.
   May every paper
   go to the devil
   But for this...
  
  
   This little thing,
   so dear to me,
   I withdraw
   from my loose pantaloons,
   Read it and envy me:
   I happen to be
   A citizen
   of the Soviet Union.
  
  
Я волком бы
   выгрыз
   бюрократизм.
   К мандатам
   почтения нету.
   К любым
   чертям с матерями
   катись
   любая бумажка.
   Но эту...
   По длинному фронту
   купе
   и кают
   чиновник
   учтивый
   движется.
   Сдают паспорта,
   и я
   сдаю
   мою
   пурпурную книжицу.
   К одним паспортам -
   улыбка у рта.
   К другим -
   отношение плевое.
   С почтеньем
   берут, например,
   паспорта
   с двухспальным
   английским левою.
   Глазами
   доброго дядю выев,
   не переставая
   кланяться,
   берут,
   как будто берут чаевые,
   паспорт
   американца.
   На польский -
   глядят,
   как в афишу коза.
   На польский -
   выпяливают глаза
   в тугой
   полицейской слоновости -
   откуда, мол,
   и что это за
   географические новости?
   И не повернув
   головы кочан
   и чувств
   никаких
   не изведав,
   берут,
   не моргнув,
   паспорта датчан
   и разных
   прочих
   шведов.
   И вдруг,
   как будто
   ожогом,
   рот
   скривило
   господину.
   Это
   господин чиновник
   берет
   мою
   краснокожую паспортину.
   Берет -
   как бомбу,
   берет -
   как ежа,
   как бритву
   обоюдоострую,
   берет,
   как гремучую
   в 20 жал
   змею
   двухметроворостую.
   Моргнул
   многозначаще
   глаз носильщика,
   хоть вещи
   снесет задаром вам.
   Жандарм
   вопросительно
   смотрит на сыщика,
   сыщик
   на жандарма.
   С каким наслажденьем
   жандармской кастой
   я был бы
   исхлестан и распят
   за то,
   что в руках у меня
   молоткастый,
   серпастый
   советский паспорт.
   Я волком бы
   выгрыз
   бюрократизм.
   К мандатам
   почтения нету.
   К любым
   чертям с матерями
   катись
   любая бумажка.
   Но эту...
   Я
   достаю
   из широких штанин
   дубликатом
   бесценного груза.
   Читайте,
   завидуйте,
   я -
   гражданин
   Советского Союза.
  
   1929
  
  


The Poem of the Soviet
  
  
  

ЛЕВЫЙ МАРШ

   Разворачивайтесь в марше!
   Словесной не место кляузе.
   Тише, ораторы!
   Ваше
   слово,
   товарищ маузер.
   Довольно жить законом,
   данным Адамом и Евой.
   Клячу истории загоним.
   Левой!
   Левой!
   Левой!
   Эй, синеблузые!
   Рейте!
   За океаны!
   Или
   у броненосцев на рейде
   ступлены острые кили?!
   Пусть,
   оскалясь короной,
   вздымает британский лев вой.
   Коммуне не быть покоренной.
   Левой!
   Левой!
   Левой!
   Там
   за горами горя
   солнечный край непочатый.
   За голод
   за мора море
   шаг миллионов печатай!
   Пусть бандой окружат нанятой,
   стальной изливаются леевой, --
   России не быть под Антантой.
   Левой!
   Левой!
   Левой!
   Глаз ли померкнет орлий?
   В старое станем ли пятиться?
   Крепи
   у мира на горле
   пролетариата пальцы!
   Грудью вперед бравой!
   Флагами небо оклеивай!
   Кто там шагает правой?
   Левой!
   Левой!
   Левой!

LEFT MARCH

   About turn! March!
   Away with a talk-show.
   Silence, you speakers!
   Comrade Mauser,
   you
   have the floor.
   Down with the law which for us
   Adam and Eve have left.
   We'll ruin the jade of the past.
   Left!
   Left!
   Left!
   Hey, bluejackets!
   Be gone!
   Sail away! Overseas!
   Or is there anything wrong
   with the keels
   of your battleships?
   May
   the vigorous British Lion
   Keep howling, frenzied and chafed.
   The commune shall not resign.
   Left!
   Left!
   Left!
   There
   o'er the hills of sorrow
   There's a land of the rising sun...
   For hunger,
   for the sea of horror,
   millions, march one by one!
   May them gang up against us,
   To all their threats we'll be deaf,
   The Entente shall never suppress us.
   Left!
   Left!
   Left!
   Can the eagle ever get blind?
   Can they make us swing off the road?
   Hold
   your proletarian hand
   tight on the world's throat!
   Deck out the sky with drape!
   March boldly ahead , don't be late!
   Who's marching out of step?
   Left!
   Left!
   Left!
  
  

ПАРИЖАНКА

   Вы себе представляете парижских женщин
   с шеей разжемчуженной, разбриллиантенной рукой...
   Бросьте представлять себе! Жизнь -- жестче --
   у моей парижанки вид другой.
   Не знаю, право, молода или стара она,
   До желтизны отшлифованная в лощенном хамье.
   Служит она в уборной ресторана --
   маленького ресторана "Гранд-Шомьер".
   Выпившего бургундского может захотеться
   для облегчения пойти пройтись.
   Дело мадмуазель -- подавать полотенце,
   она в этом деле просто артист.
   Пока у трюмо разглядываешь прыщик,
   она разулыбив облупленный рот,
   пудрой попудрит, духами попрыщет,
   подаст пипифакс и лужу подотрет.
   Раба чревоугодий торчит без солнца,
   в клозетной шахте по суткам клопея,
   за пятьдесят сантимов (по курсу червонца
   с мужчины около четырех копеек).
   Под умывальником ладони омывая
   дыша диковиной парфюмерных зелий,
   над мадмуазелью недоумевая,
   хочу сказать мадмуазели :
   -- Мадмуазель, Ваш вид, извините, жалок.
   На уборную молодость губить не жалко Вам?
   Или мне наврали про парижанок,
   или Вы, мадмуазель, не парижанка.
   Выглядите Вы туберкулезно и вяло,
   Чулки шерстяные... Почему не шелка?
   Почему не шлют Вам пармских фиалок
   благородные мусью от полного кошелька? --
   Мадмуазель молчала, грохот наваливал
   на трактир, на потолок, на нас.
   Это, кружа веселье карнавалово,
   весь в парижанках гудел Монпарнас.
   Простите, пожалуйста, за стих раскрежещенный
   и за описанные вонючие лужи,
   но очень трудно в Париже женщине,
   если женщина не продается, а служит.

THE PARISIAN WOMAN

   What is your idea of a Parisian woman?
   A jeweled beauty with a gemmed hand?
   Don't try to fancy! Life is more gloomy!
   The Parisian I know is nothing of the kind.
   I don't know whether she is old or young,
   In a gloss of finery impaired by wear
   She works at the toilet of a restaurant
   A little restaurant called Grande Chaumiere"..
   After having a drop one may have a desire
   To refresh oneself by taking the air.
   The woman's job is to help with a towel,
   And she is a conjurer in this affair.
   You sit at the mirror in the toilet-room
   Watching your pimples while she, with a smile,
   Will powder your face and put some perfume,
   Wipe up the pool and give you a towel.
   To please the gluttons she sticks around
   In the somber lavatory all day long.
   For fifty centimes! (Which is around
   Four kopecks for every good turn).
   I go to the washstand to wash my hands
   Inhaling the marvel of perfumery smell,
   Her wretched plainness puzzling my fancy
   I want to say to the mademoiselle:
   Your appearance is far from being pleasing.
   Why should you spent your life in a toilet?
   I must have thought too much of Parisians
   Or you are not a Parisian at all.
   Your manners are languid and you look unhealthy.
   The stockings you wear aren't silk but plain.
   Why don't moneyed messieurs present you
   With bunches of violets now and then?
   She didn't reply. The air being rent
   By a loud street noise falling on us
   That was the noise of the carnival merriment
   Of young Parisians in Monte Parnasse.
   I am sorry for a harsh poem like this,
   For having mentioned a dirty pool,
   But it's hard for a woman to live in Paris
   If she has to work, -- not to sell her soul.
  
   ТОВАРИЩУ НЕТТЕ,
ПАРОХОДУ И ЧЕЛОВЕКУ
   Я недаром вздрогнул. He загробный вздор.
   В порт, горящий как расплавленное лето,
   разворачивался и входил товарищ "Теодор
   Нетте".
  
   Это -- он. Я узнаю его.
   В блюдечках-очках спасательных кругов.
   -- Здравствуй, Нетте! Как я рад, что ты живой
   дымной жизнью труб, канатов и крюков.
  
   Подойди сюда! Тебе не мелко?
   От Батума, чай, котлами покипел...
   Помнишь, Нетте, -- в бытность человеком
   ты пивал чаи со мною в дип-купе?
  
   Медлил ты. Захрапывали сони.
   Глаз кося в печати сургуча,
   напролет болтал о Ромке Якобсоне
   и смешно потел, стихи уча.
  
   Засыпал к утру. Курок аж палец свел...
   Суньтеся -- кому охота!
   Думал ли, что через год всего
   встречусь я с тобою -- с пароходом.
  
   За кормой луниша. Ну и здорово!
   Залегла, просторы надвое прорвав.
   Будто навек за собой из битвы коридоровой
   тянешь след героя, светел и кровав.
  
   В коммунизм из книжки верят средне.
   "Мало ли что можно в книжке намолоть!"
   А такое -- оживит внезапно "бредни"
   и покажет коммунизма естество и плоть.
  
   Мы живем, зажатые железной клятвой.
   За нее -- на крест, и пулею чешите:
   это -- чтобы в мире без Россий, без Латвий,
   жить единым человечьим обшежитьем.
  
   В наших жилах -- кровь, а не водица.
   Мы идем сквозь револьверный лай,
   чтобы, умирая, воплотиться
   в пароходы, в строчки и в другие долгие дела.
  
   Мне бы жить и жить, сквозь годы мчась.
   Но в конце хочу -- других желаний нету --
   встретить я хочу мой смертный час
   так, как встретил смерть товарищ Нетте.
  

1926

   ТО COMRADE NETTE,
THE MAN AND THE SHIP
   I startled. Then I saw that it was not a dream.
   Nor was it the fancy of a poet.
   The "Theodor Nette" turned about to steam
   Into the port.
  
   I have recognized him. He arrived
   Wearing round spectacles of safety buoys.
   Hello, Nette! I'm so glad that you're alive,
   A smoky life of funnels, hooks and coils.
  
   Now come here. How's everything?
   You must have traveled, boiling, very far...
   You remember, when a human being,
   Having tea with me in a sleeping car?
  
   People snored while you sat up till morn.
   Squinting at the sealing-wax with half closed eyes.
   You would talk about Rommie Yakobson
   And amuse yourself by learning rhymes.
  
   You'd fall asleep at dawn, revolver at the ready.
   Was there anybody going to pry?
   Could I think that in a year's time already
   As a ship you would appear to my eye ?
  
   Big and bright is the moon that shines in your rear,
   The vast is divided in two by its light.
   As if you were dragging the trace of a hero
   From the scene of a severe naval fight.
  
   We don't believe in communism from the books we read
   There is a lot of rubbish in them as a rule.
   But this is something that turns all "fibs" to real
   And reveals the gist of the idea to the full.
  
   We are living bound by an iron oath,
   And we might as well be hanged and crushed
   For we want this world to be a common earth
   Without Latvias and without Russias.
  
   We have blood, not water flowing in our body.
   We are marching through the pistol din
   So that consequently we might be embodied
   In a ship, a poem or some other lasting thing.
  
   I would live on and on following my bent.
   But I have just one wish at length:
   I would like to meet my latter end
   Just as comrade Nette met his death.
  
Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"