Вопрос не о числе богов, а о числе способов верить. Один видел глазами, другой - внутренним светом. Их спор не завершён, потому что он разыгрывается в каждом из нас.

Предисловие

Сегодня Ореховый Спас. Народ радуется орехам и свежему хлебу, церковь вспоминает древнюю реликвию - плат с отпечатком лица Христа из Эдессы. Казалось бы, мелочь календаря, ещё один повод к осеннему застолью. Но за этим прячется вопрос постарше любого урожая: на чём держится вера - на том, что можно потрогать, или на том, чего никто никогда не видел?

Нерукотворный образ - тот самый мандилион из Эдессы - оказался мостом между ними. Материальная ткань для невротического Петра; символ отсутствующего для истерического Павла. Реликвия, которая держится на парадоксе: она есть только в том, что её нет.

Такая формулировка по духу тянет сразу в несколько традиций:

Жак Лакан: скорее всего именно он мог бы сказать так - объект, который существует только как отсутствие и реальное, которое явлено в своём исчезновении - это чисто лакановский ход. Его фраза про объект a или сущность, которая существует только как нехватка звучит очень близко.

Морис Бланшо: у него в эссеистике (Пространство литературы) есть пассажи, где предмет существует только в своей невозможности - он бы вполне так описал реликвию.

Жан- Люк Нанси: мог бы сказать о вещественном как следе отсутствия - в его логике иконы и corpus такая парадоксальная характеристика звучит органично.

Мишель де Серто: как культуролог мог бы описать именно двойственность материального и символического, хотя у него стиль менее резкий.

Если же смотреть по отцам церкви - Августин мог бы выразиться аналогично, но в другой риторике: мы видим вещь и через неё невидимое (у него формула signum est res praeter speciem quam ingerit sensibus aliud aliquid ex se faciens in cogitationem venire - знак это вещь, которая ведёт к другой вещи).

Но в этом эссе мы рассмотрим тему через призму психоанализа и (ха!..) геометрического анализа: вещь как симптом, который держит разрыв.

Такой симптом всегда ищет форму в ритуале. Потому и не случайно этот праздник оказался третьим в народной памяти, после Медового и Яблочного. Он символизирует не столько урожай, сколько культурное снятие конфликта двух апостольских логик. Пётр и Павел спорили о видимом и невидимом, а икона стала мостом, соединяющим их.

Вот с этого странного августовского праздника и начнём разговор о Петре и Павле - людях, которые так и не договорились, но без которых христианство не устояло бы ни дня или было бы другим. Например, - религией без икон и без писем: лишь закон без дороги или дорога без камня.

Один Христос или два?

Если бы апостолы Пётр и Павел жили сегодня, они бы поссорились в фейсбуке. Пётр написал бы пост о традиционных ценностях, Павел бы в комментариях размахивал лозунгом нет ни иудея, ни эллина, и лайки разделились бы по лагерям. Впрочем, ровно это и произошло две тысячи лет назад - только без Wi- Fi. Один держался за дом, другой - тянул в дорогу. Церковь, как всякая большая культура, сделала вид, что они договорились. Она, как умелый модератор, просто закрепила обе позиции сверху: два столпа, два имени, два святых дня в одном календаре. Но спор остался в нас до сих пор: в политике, в искусстве, в том самом моменте, когда, мы по сути снова разыгрываем драму Петра и Павла. Даже сегодняшние конфликты - России и Украины, России и Запада - это всё тот же сюжет: закон против разрыва, камень против дороги. Это эссе - попытка расслышать спор, который в психоанализе не разрешается, а только удерживается, - в собственном шумном чате.

Итак

Пётр и Павел: дуализм основания и разрыва

Вступление

Церковная иконография изображает апостолов Петра и Павла как два столпа веры, стоящих рядом и даже обнимающихся у ворот Рима. Этот образ символизирует согласие и общность. Однако исторические свидетельства, прежде всего в Деяниях апостолов и в письмах самого Павла, показывают другое: споры, конфликты, разное понимание оснований веры. Павел прямо пишет о том, как противостал Кифе лицом к лицу (Гал 2:11). Возникает вопрос: возможно ли, что они верили в разное? И почему именно их фигуры оказались закреплены в христианской памяти как неразрывные?

Историческая сцена

Пётр, Кифа, был ближайшим учеником Иисуса. В книге Деяний именно он открывает проповедь после Пятидесятницы (Деян 2). Для него Христос - исполнение иудейского Завета, венец закона Моисея. Его решимость входить в дом язычника Корнилия (Деян 10) описана как событие, ломающее его собственные границы: переход от чистого к нечистому требует видения и голоса с неба.

Павел, напротив, обретает веру через травматический разрыв на пути в Дамаск (Деян 9:39). Его послания фиксируют радикальную установку: человек оправдывается верою, независимо от дел закона (Рим 3:28). Он строит церковь как универсальное сообщество, где нет уже ни иудея, ни эллина (Гал 3:28).

Эти два пути пересекаются. В Послании к Галатам Павел вспоминает, что через три года после обращения пришёл в Иерусалим повидаться с Кифою и пробыл у него пятнадцать дней (Гал 1:18). Позднее они встретились на апостольском соборе в Иерусалиме (Деян 15), где решался вопрос: обязывать ли язычников законом Моисея. Но именно в Антиохии конфликт стал открытым: Когда же Пётр пришёл в Антиохию, то я лично противостал ему, потому что он подвергался нареканию (Гал 2:11).

Два архетипа

История отражает глубже: двух апостолов можно прочитать как архетипические фигуры.
- Пётр: камень (Мф 16:18), опора, хранитель, символическое основание. Его вера держится на Имени- Отца, на Завете, на коллективе. Его слабость (трижды отречение: Мф 26:6975) лишь подчеркивает его зависимость от Другого и страх утраты принадлежности.
- Павел: странник, апостол язычников (Рим 11:13). Его вера - акт, скачок, письмо. Его структура - постоянное обращение к отсутствующему Другому через послания. Его сила - способность рвать с прошлым.

Напряжение

Их конфликт в Антиохии - это не только спор о дисциплине, но столкновение структур:
- Пётр боится распада символического порядка, его жест отойти от трапезы с язычниками есть попытка сохранить закон.
- Павел обличает его: Если ты, будучи иудеем, живёшь по- язычески, а не по- иудейски, то для чего язычников принуждаешь жить по- иудейски? (Гал 2:14). Для Павла закон превращается в препятствие.

Коллективная сшивка

Христианская традиция не могла остановиться на одном. Если бы победил только Пётр, церковь осталась бы иудейской сектой. Если бы победил только Павел, она растворилась бы в мистическом универсализме без формы. Поэтому их фигуры были скреплены: Пётр - как образ иерархии и основания, Павел - как образ миссии и прорыва. В литургическом календаре день их памяти совпадает (29 июня), что символически закрепляет их союз.

Культурные повторения

Дуэт Петра и Павла стал матрицей культурных антагонизмов.
- В политике: охранитель и реформатор.
- В искусстве: классик и авангардист.
- В личных отношениях: партнёр- дом и партнёр- путь.
В каждом случае культура воспроизводит ту же пару: закон и благодать, корень и прыжок, камень и слово.

Психоанализ: невротик и истерик

В психоаналитической оптике фигуры Петра и Павла раскладываются как два разных типа субъекта.

Пётр - невротик.
Его структура держится на Другом: закон, Завет, община, Христос как гарант. Симптом - трижды отречение и возвращение, вина, которая удерживает в символическом. Невротик ищет опоры во внешнем знаке, боится распада структуры, предпочитает камень даже ценой несвободы.

Павел - истерик.
Его обращение в Дамаске - пример вторжения Реального: слепота, потеря старого я, скачок в новое. Истерик обращается к отсутствующему Другому, пишет письма тем, кого ещё нет. Его логика - не хранение, а разрыв, не закон, а акт веры.

В повседневной жизни это проявляется почти незаметно.
- Невротик (петровский тип) ищет гарантию: так принято, так положено, так делали родители. Он держится за привычки, ритуалы, документы, стены дома. Симптом - тревога при малейшей утрате привычного порядка.
- Истерик (павловский тип) ищет обрыв: почему именно так?, а можно иначе?, а если всё отменить и начать заново? Он бросает вызов структуре, но сам нуждается в том, чтобы её было кому разрушать.

На уровне культур и политик это различие масштабируется.
- Россия чаще оказывается в позиции невротика: цепляется за закон, за традицию, за историческую правду, строит идентичность на возвращении и удержании.
- Запад в логике истерика: сомневается в любом законе, запускает бесконечные реформы и новые начала, живёт движением и пересборкой.
- Украина в этом споре попала в точку разрыва: стала ареной, где невротическая потребность удержать прошлое столкнулась с истерическим требованием обрыва и скачка.

Поэтому даже геополитический конфликт можно читать как продолжение апостольской драмы: камень и дорога, гарантия и скачок, свидетельство и образ невидимого.

Симптоматическое различие.
Невротик держится за то, что можно потрогать: мы были свидетелями Его величия. Истерик упорствует в том, что принципиально невидимо: Христос есть образ Бога невидимого. Один требует факта, другой живёт отсутствием.

Икона, нерукотворный образ, примиряет их только символически: для Петра это вещь, для Павла - знак отсутствующего. Она держится на парадоксе: существует как то, чего нет.

Заключение

Пётр и Павел - это не просто два апостола, но два полюса психической и культурной сцены. Один - невротический хранитель символического, другой - истерический носитель акта разрыва. Их союз в церковной традиции есть не столько факт истории, сколько символическая операция: только соединив противоположности, можно удержать целое. Поэтому спор Петра и Павла продолжается и сегодня: внутри культур, внутри сообществ, внутри психики каждого человека.

И именно в этом споре - вся драма современности. Мы выбираем между домом и путём каждый раз, когда решаем: держаться за старое или рискнуть новым. Христианство решило не выбирать и просто объявило спор союзом. Мы же продолжаем жить внутри их несогласия. Может быть, именно оно и держит мир в равновесии: не согласие, а разногласие, которое нельзя отменить. Потому что если останется один Пётр - будет камень без дороги. Если один Павел - дорога без камня. А жизнь, как и вера, требует обоих сразу.

Мы выбираем между домом и путём каждый раз, когда решаем: держаться за старое или рискнуть новым. Этот выбор не только культурный - он встроен в нашу биологию.

И этот выбор не только культурный - он записан в нас самих. Есть гены, отвечающие за привязанность, и есть гены, отвечающие за тягу к странствию. Пётр и Павел живут не только в иконах, но и в молекулярной памяти: один зовёт к корням, другой к разрыву. Возможно, именно поэтому их спор никогда не кончится - он встроен в нашу биологию.

- За привязанность и корневое поведение отвечают вариации OXTR и AVPR1A, гены окситоциновой и вазопрессиновой систем.
- За тягу к новизне и разрывам - вариант DRD4- 7R, дофаминовый ген миграции.

Более того, спор Петра и Павла живёт не только в генах. В мозгу у него своя сцена:
- гиппокамп хранит прошлое и привычные карты - петровская опора;
- префронтальная кора проектирует будущее и даёт разрешение на риск - павловский скачок;
- поясная кора удерживает конфликт, переключая нас между остаться и идти.

Церковь примирила их символически, а мозг - буквально. Мы устроены так, что оба голоса звучат в нас одновременно. Один зовёт домой, другой в дорогу. И никакой окончательной победы не будет. Мир держится на их споре, потому что камень без дороги мёртв, а дорога без камня - пустота.

И это как с орехом - когда он трескается, мы находим и то, и другое: твердую скорлупу и живое зерно. Камень и дорога, Пётр и Павел - в одном плоде. Невротик и истерик

Психоанализ как раз и показывает, что эти позиции - не чужие диагнозы, а внутренние режимы субъекта.

Невротик в нас проявляется, когда мы ищем гарантию: цепляемся за порядок, правила, привычки, как принято. Это Пётр внутри нас, хранитель символического.
Истерик просыпается, когда мы начинаем рвать: ставим под вопрос закон, требуем нового начала, обрываем связи, ищем другую сцену. Это Павел внутри нас, апостол скачка.

В нормальной жизни они чередуются: то мы невротически боимся потерять привычное, то истерически требуем перемен. Психика удерживает обе позиции как два голоса - две половины той же скорлупы, которая не раскроется иначе, как в треске. Их спор - не дефект, а способ быть целым. В психоаналитическом ключе это звучит так: целое удерживается не устранением противоречия, а его постоянным присутствием.

P.S. Так один Христос или два?

На самом деле - это скорее два способа держать одного: через опору и через разрыв.

И если бы был только один взгляд, веры не вышло бы вовсе. Она держится на их несогласии.

У Яу Шинтуна (один из крупнейших геометров XXXXI веков, его идеи сделали возможным диалог математики с физикой (в частности, суперструнная теория использует многообразия КалабиЯу как сцену для компактных измерений; Яу доказал, что пустота (дыра, искривление, отсутствие) может быть не недостатком, а формообразующей сущностью), когда он пишет о топологии, есть метафора: объект определяется не только тем, что в нём есть, но и тем, чего в нём нет. Поверхность без дырки и поверхность с дыркой разные сущности. Сыр, если угодно, тоже держится на своих пустотах: дырки не убавляют, а делают его самим собой.

Так и с разрывом: без него система теряет вкус. Психика без дыр - сплошная масса, где нечем дышать. Вера без разрыва - камень, который давит, но не кормит. Поэтому Павлов разрыв нужен так же, как дырки в хорошем сыре: не дефект, а форма, делающая вещь настоящей.

В конце концов разрыв нужен так же, как полость в орехе: не дефект, а форма, делающая целое возможным. Даже из доказательства Григорием Перельмано гипотезы Пуанкаре следует, что у Вселенной (если мыслить её как замкнутое 3-многообразие) есть два архетипа формы:
сфера - всё сводится к точке и единству, как у Петра (камень, цельность);
тор или иное с дырой (петля, через которую не пройти) - целое удерживается пустотой, как у Павла (тайна (mysterion) - то, что сокрыто и удерживает смысл).

Парадигма христианства

Христианство оказалось пространством, где эти два типа топологии соединились.
С одной стороны, оно утверждает камень, единство, видимое основание (Пётр, сфера).
С другой принимает пустоту, тайну, кенозис как условие полноты (Павел, тор).

В результате вера держится одновременно на двух логиках: на гарантиях и на тайне, на цельности и на отсутствии. Христианство - это культура, в которой противоречия уживаются в одном пространстве, и ни одна не отменяет другую. Надо только увидеть это - как и в других религиях и мировоззрениях (включая науку), где полнота держится не на устранении различий, а на их сосуществовании.