![[]](/img/a/amzires_a_m/bolotniki/img_9044.jpeg)
- - -
:|: Болотники Эйля :|:
:|Л|:учи утреннего солнца проникали в окно и растворялись в сырости небольшого помещения, освещая каменные стены и разгоняя остатки сна. Однако, этот свет, по какой-то причине, не приносил с собой тепла. В этих болотистых местах вообще редко когда можно было почувствовать себя комфортно и уютно, даже в разгар лета. Всему виной была эта чёртова, морозная сырость, будто сочащаяся из самой земли. Словно прямиком из Преисподней.
Согласно верованиям местных жителей, населявших это провинциальное захолустье, Ад был вовсе не "Гиеной Огненной", а наоборот - каким-то ледяным лабиринтом, посреди заснеженных пустошей. Поэтому, с точки зрения этих религиозных фанатиков, всё было вполне логично. Вся эта... вечная мерзлота, постоянно трущаяся об ноги, будто грязный, уличный кот, напоминающий путнику о том, что там, под землёй, его давно уже заждались.
Мако давно уже проснулся, и теперь просто лежал на шкурах, слегка покрывшихся инеем. Он молча глядел в потолок, разглядывая паутину трещин, и пытался найти выход из этого воображаемого лабиринта; но это оказалось гораздо сложней, чем он предполагал изначально. Извилистые коридоры-трещины постоянно закольцовывались и переплетались причудливыми узорами, однако как только его взгляд подходил ближе к оконному проёму, он оказывался в очередном тупике. Мако был уверен, что хоть одна трещинка в любом случае должна была привести его к "выходу", коим и являлся тот самый оконный проём, но за каждым новым поворотом его ждала очередная неудача.
Вздохнув, он оставил наконец эти бесплодные попытки, и поднялся со своего ложа - грубо, но крепко собранной, деревянной кровати, матрас и одеяла в которой, заменялись обычными, звериными шкурами. Гусиный пух, в качестве наполнителя для постельного белья, к которому он так привык, выросши в "цивилизованном мире", здесь был непозволительной роскошью. И дело было даже не столько в непомерно высокой цене, сколько в непрактичности его использования, ведь в этом климате подобные вещи сгнивали буквально на глазах. И даже постоянное отапливание домов, денно и нощно дымящих своими дымоходами, не спасало от этой напасти. А вот шкуры местного, дикого зверья сохранялись довольно долго. Видимо их организмы были прекрасно адаптированны к этой среде, с самого рождения пропитываясь холодной сыростью и смрадом зловонных болот.
За все эти годы Мако так и не смог до конца привыкнуть к этому запаху. Он уже ощущал себя каким-то ходячим мертвецом, оставляющим после себя трупный шлейф. Все они, жители этих мест, были мертвецами, бредущими всё дальше и дальше в болота, сквозь холодный туман; именно такая ассоциация часто возникала в его голове. Особенно ярко эта ассоциация вспыхивала при встречах с культистами, поэтому Мако старался избегать контакта с ними без явной на то нужды. Он с превеликим удовольствием вообще игнорировал бы их компанию, но изредка ему всё же приходилось взаимодействовать с ними, для обмена. Культ Болотников был единственным местом в поселении, да и вообще во всей округе, где можно было раздобыть "Нектар Смирения". Именно так они называли это вещество. И это было чуть ли не единственным средством, которое способно было уберечь древесину, сталь и некоторые другие материалы от гниения и разрушения.
Состав этого "нектара" хранился в строгой тайне даже от коренных жителей болот, не говоря уже о таких как Мако. Таких как он здесь называли - "Рут-Но-Киммах", что с местного диалекта, очень приблизительно, можно было перевести как - "бездомный, молчаливый червь, не видящий, куда ползёт".
Несмотря на кажущуюся оскорбительность данного прозвища, местные жители не проявляли к "молчаливым червям" какой-то особой неприязни, скорее даже наоборот, брезгливое сострадание и жалость. А культистам, по всей видимости, вообще было плевать на всё, что не касалось обмена, или вступления в их ряды.
На тот момент в поселении осталось только двое "червей" - Мако и его дочь; хотя когда-то, казалось, бесконечно давно, их было трое. Тогда их сердца ещё были наполнены светом надежды, и поэтому, подгоняемые отчаянием, они преодолели страх, и пересекли "Та-Но-Рах" - реку, наполненную быстрыми, алыми водами; отрезающую мрачные, болотистые земли Эйля от остальной мира.
Словно пытаясь их отговорить, щурясь, и скептически морща обветренное лицо, паромщик несколько раз переспрашивал Мако, знает ли он, как называется эта река, и как переводится это название на "общий язык". И наконец убедившись в осознанном решении путешественников, пригласил их на борт. Дело было вовсе не в его, паромщика, доброте душевной, а в ритуале, который он беспрекословно обязан был исполнять под страхом смерти, занимаясь своими мокрыми делами.
Наспех умывшись, и игнорируя урчание в животе, Мако занялся приготовлениями к очередной вылазке в близлежащий лес, поскольку охота являлась его единственным источником существования. Это было довольно рискованным занятием, ведь местная фауна, да и флора тоже, обладала весьма скверным характером, по сравнению со своими собратьями по ту сторону алой реки. Поэтому даже среди местных жителей находилось очень мало желающих заниматься этим ремеслом... буквально единицы. Многие поселенцы вполне обходились земледелием, хоть и скудным, но относительно безопасным. К тому же, некоторые полезные вещи, непонятно каким образом вообще у них появляющиеся, можно было обменять у культистов.
Так как особых навыков земледелия у Мако не было, то его попытки вырастить что-то на этой промозглой земле ни к чему не приводили, а на его просьбы о помощи местные лишь разводили руками, отвечая: "Каждому ремеслу свой ремесленник".
Конечно, при желании, они вполне могли бы поделиться с ним какими-то хитростями и советами по этому поводу, но зачем? Желающих охотиться и так было слишком мало. Впрочем, с утра до ночи ковыряться в земле у Мако тоже не было какого-то особого желания, если уж откровенно, поэтому он не слишком и настаивал на этих просьбах, в итоге полностью переключившись на охоту.
Ёмкость с вязкой жидкостью, висящая над пламенем свечи, источала неприятные запахи палёного жира и серы. Как и прежде, Мако понятия не имел об истинном её составе и ингредиентах, но был уверен, что нектара в этом "Нектаре Смирения" не было и грамма. Это была, поистине, какая-то Адская смесь.
С отвращением он мокнул ветошь в дымящуюся ёмкость, и принялся аккуратно натирать своё старинное, но исправно работающее, кремниевое ружьё, покрытое изящной гравировкой. На своё тело ему давно уже было плевать, но ружьё, являвшееся настоящим произведением искусства, не заслуживало такой участи. И каждый раз, изо дня в день, на протяжении нескольких лет, проводя эту процедуру, Мако испытывал омерзение. Ведь это было не просто хорошее ружьё, это была одна из немногих вещей, оставшихся от его прошлой жизни. Такой далёкой теперь. Словно этого никогда и не было. Словно он всегда жил на этих болотах, с самого сотворения миров.
Но именно поэтому он и вынужден был измазывать своё ружьё этой зловонной жижей. Чтобы сохранить его от всепожирающей сырости, покрывающей своей гнилью всё вокруг.
- Настанет день, и я очищу тебя от всей этой скверны, - бормотал Мако, сгорбившись над оружием, и бережно размазывая "Нектар Смирения" по его поверхности. - Но сейчас у нас просто нет выбора. Просто нет, понимаешь?
- А ещё я куплю тебе самое лучшее оружейное масло, какое только существует. С цитрусовой отдушкой, или, быть может... с хвойной. Что скажешь, а? Ладно, так и быть, купим и то, и другое.
Мако тихо рассмеялся себе под нос, и даже не заметил, как по его щеке покатилась слезинка, оставляющая на грязной коже мокрый след. Причиной такой неряшливости было вовсе не то, что он отнёсся к утреннему умыванию с халатностью, а то, что в этих местах вода никогда до конца не смывала всю грязь, как не старайся. А быть может, души обитателей этих туманных мест были настолько черны, что никакая, даже самая чистая, родниковая вода, уже не смогла бы очисть эту копоть, выступающую сквозь поры на коже их грязных тел, копошащихся в болотной трясине.
На краю его поля зрения бесшумно возник маленький, тёмный силуэт. Мако повернул голову, и улыбнулся своей дочери, но, как обычно, она никак не отреагировала. Маленькая, чумазая девочка, молча смотрела на него своим пустым взглядом, не выражая абсолютно никаких эмоций. Тёмные круги вокруг глаз на её бледном лице создавали эффект восковой маски.
Она не всегда была такой. Когда-то она была похожа на обычного ребёнка, немного болезненного конечно, но всё равно улыбчивого и весёлого. Сейчас от той девочки не осталось и следа.
Наверное, Мако выглядел точно так же. Он понятия не имел, как выглядит, потому что в зеркало он давно уже не смотрел.
- Мне пора на охоту, доча. Так что, ты остаёшься за старшую.
Первое время ему было страшновато оставлять её одну, ведь старые привычки побороть довольно трудно. Те самые привычки, которые сформировались во время его детства и взросления в крупном городе "цивилизованного мира". Внешне эти города светились чистотой и благополучием, порядком и справедливостью; но все жители прекрасно знали, "что" на самом деле скрывалось за этой ширмой "цивилизованности" - блестящая и стерильная удавка на шее каждого горожанина, сжимающаяся каждый день всё туже и туже, словно незримая рука безысходности.
И в противоположность этому, грязное и мрачное на вид поселение возле болот, на самом деле было вполне безопасным местом, не только для коренных жителей, но и для редких приезжих. Здесь не нужно было даже запирать двери, ведь все они были "Детьми Болот", и поэтому присматривали друг за другом. И даже "молчаливые черви" являлись членами одной большой семьи, пусть даже и с некоторыми ограничениями.
Но почему же тогда Мако так хотел выбраться отсюда? Ведь дело было не только в суровом местном климате. Зачем он вообще пришёл сюда однажды, да ещё и вместе со своей семьёй?
Он уже и сам не понимал, где были его собственные мысли и желания, а где навязанные кем-то, или чем-то другим. Являлись ли они вообще его собственными, все эти мысли, хоть когда-нибудь?
- Очередной день, брат? Очередной поход? - произнёс культист, одинокой фигурой нависающий над просёлочной дорогой, на выходе из поселения, словно ворон. "Брат", "сестра". Они обращались так ко всем, независимо от членства в культе.
В ответ Мако лишь кивнул, не глядя на вопрошающего, и не сбавляя шаг.
- Ты ищешь выход, которого нет, брат, - улыбнулась чёрная фигура, провожая Мако пристальным взглядом. - Из этого лабиринта выхода не существует.
Это заставило Мако остановиться. Он начал было поворачивать голову в сторону культиста, но так и застыл в задумчивой позе.
Он стоял спиной к чёрной фигуре, повернув к ней лишь своё правое ухо, а фигура, тем временем, охотно продолжала свою каркающую речь:
- Неужели ты так и не понял до сих пор, где находишься? Неужели ты так и не осознал, что никто не держит тебя здесь, кроме тебя самого? Хватит сдерживать свою истинную суть, брат. Свою истинную природу. Избавься от своего груза, и стань, наконец, свободным.
Мако приподнял воротник плаща, и поправив рукой свою шляпу-треуголку, снова двинулся в туман, оставляя позади ворчащий силуэт культиста.
Тот бросил ему вдогонку:
- Тебе негде спрятаться от самого себя, брат. Негде!
Но Мако ничего не ответил, продолжая углубляться в болота. Земля под его ногами начала чавкать, и он крепче сжал костистой ладонью ремень своего ружья, закинутого на плечо.
Более-менее нормально ориентироваться в тумане болот можно было только благодаря звукам и запахам; на зрение полагаться здесь было глупо. И это было прекрасно, потому что рассматривать местных животных Мако очень не любил. Особенно он не любил заглядывать им в глаза, но иногда этого было никак не избежать. В такие моменты он будто неосознанно, совершенно против своей воли, встречался взглядом с животным, и его буквально выворачивало наизнанку. Но, ремесло есть ремесло, какое бы оно ни было. Кто-то же должен был это делать? И если уж решился что-то делать, то делай это безупречно, со всей самоотдачей. Со всей душой и любовью.
Нож вошёл в тёплую плоть без особого сопротивления, и даже рёбра не являлись серьёзной помехой на его пути.
Безупречно.
Раненое животное скулило, как-то совсем по человечески. Оно даже тихо умоляло Мако о пощаде, но охотник был непреклонен. На этот раз он вовсе не собирался добивать подстреленное животное ножом. Нет. В этот раз ему нужно было его бьющееся сердце.
Животные в этом болотистом лесу имели человеческие лица. Многие из них даже были способны на примитивную речь. А их сердца способны были ещё долго биться, даже будучи отделёнными от тел, поэтому они очень ценились культистами, и были просто бесценны для их ритуалов.
Ещё с помощью этих "живых" сердец можно было призвать Болотников - истинных хозяев этих земель, в честь которых и был назван одноимённый культ.
Нож с хрустом преодолел сопротивление очередного ребра, и на этот раз умирающее животное разразилось тихими проклятиями и упрёками в адрес Мако:
- Посмотри на меня. Посмотри на меня, человек. Если ты не способен на милосердие, то прояви хотя бы каплю смелости.
Охотник проигнорировал эти слова, хоть они и задели его немного, и продолжил своё занятие, стараясь не обращать внимание на зверя. Он прекрасно знал, как хитры и коварны были эти создания. Эти человеческие морды, каким-то нелепым образом насаженные на звериные тела, могли очень легко ввести в заблуждение доверчивого странника, заблудившегося в тумане.
В этих болотах никогда нельзя было доверять своим глазам. И уж тем более, нельзя было доверять Болотникам, но у Мако и его жены тогда просто не было другого выхода. Просто не было.
Он вдруг вспомнил, как они прибыли сюда впервые. Грязные, уставшие и напуганные, но полные надежды. Их дочь была неизлечимо больна, и даже лучшие лекари ничем не могли помочь, давая лишь неутешительные прогнозы. Поэтому отчаявшиеся влюблённые решились на последний шаг, пытаясь ухватиться за спасительную соломинку. Терять им уже всё равно было нечего, кроме своей души.
Мако слышал о Болотниках, об этих полумифических существах, способных на невероятные чудеса, и обитающих в туманных землях за алой рекой. Так же он слышал и о "цене" за их услуги, но отгонял от себя все эти мысли, считая их просто попытками собственного разума отговорить своего хозяина от безумного шага. В первую очередь им нужно было спасти свою дочь, а всё остальное было на тот момент не так уж и важно.
Болотники помогли. Все эти мифы о них оказались правдой. Единственной ложкой дёгтя было то, что правдой оказались так же и слухи о высокой цене за их помощь. Дочь Мако была полностью здорова, в ней снова ожил цветок жизни, и радости её родителей не было предела.
До тех пор, пока они не решили наконец покинуть болота.
Чем дальше они отдалялись от этих туманных земель, тем явственней угасала их дочь. И только тогда они поняли наконец ту цену, которую им придётся заплатить за спасение дочери. Теперь эта девочка принадлежала болотам. Впрочем, как и её родители.
Сапоги Мако увязли в трясине по щиколотку, но он не обращал на это внимания, держа в ладони подёргивающееся, окровавленное сердце, и произнося ритуальные фразы, эхом разлетающиеся по округе.
Наконец он закончил, и, широко замахнувшись, бросил жертвенный артефакт в густоту тумана.
Казалось, что туман принял этот дар с радостным причмокиванием. Или, быть может, тому виной был звук сердца, упавшего в чёрную грязь, где-то там, вдалеке. Как бы там ни было, теперь оставалось только ждать.
В морозной сырости и слякоти болот, окутанных вечными туманами, довольно сложно было определять время. Оно было словно неподвижным здесь, изредка оживая лишь для того, чтобы сменить день на ночь, а затем вновь застыть. В ожидании могло пройти всего пару минут, а могло и пару часов. И никогда нельзя было сказать наверняка, сколько именно времени прошло. Вечность могла проскользнуть буквально за секунду, а мгновение могло растягиваться в бесконечную агонию.
Наконец, по воздуху разлетелось шуршащее клацанье, сопровождаемое мерзкими хлюпаньями. Сначала тихое, оно уверенно приближалось, и постепенно заполняло окружающее пространство. А вскоре в тумане начали проявляться их молчаливые силуэты.
На этот раз Болотники всё же отозвались на его призыв, хотя много лет игнорировали Мако, по какой-то, неведомой ему, причине.
Они выглядели омерзительно и отталкивающе, благодаря причудливо дикому сочетанию человеческого и звериного. Огромные, обтянутые лоснящейся, сероватой кожей, безволосые головы, с маленькими, едва заметными ушками, были насажены на вереницу паучих лап, покрытых хитином и болотными наростами. Их морды отдалённо напоминали человеческие лица, с застывшей улыбкой на пухлых губах. А маленькие, глубоко утопленные, светящиеся глаза, казалось, не выражали ничего другого, кроме алчной жажды. Иногда они приоткрывали рты и облизывали свои губы, что ещё больше усиливало жутковатый эффект, будто Болотники жаждали поглотить не только твою плоть, но и твою душу.
"Червю слепому, всё покоя нет", - прошелестели голоса в голове Мако.
Такая манера "общения" Болотников была ему уже знакома, но эти голоса, проникающие в самое нутро, всё равно заставили зашевелиться волоски на его коже. Мако не нужно было даже озвучивать вслух свои вопросы, ведь Болотники и так прекрасно видели его насквозь.
"Зачем же ты пришёл опять, если ответы все тебе уже известны?", - продолжили голоса.
Мако тряхнул головой, пытаясь отогнать внезапно накатившие мысли о погибшей жене. Но в этом не было его вины. Нет, не было! Она хотела, во что бы то ни стало, забрать дочь отсюда. Она не верила в то, что усиливающийся кашель дочери как раз и возник по причине их отдаления от болот.
Это было случа...
"Нет, вовсе не случайностью удар твой был", - голоса Болотников были вкрадчивы и безжалостны.
Мысли Мако переключились на воспоминания о дочери. О том, как она изменилась, после их возвращения в поселение. Теперь их было только двое, и дочь всё время молчала. Она больше не кашляла, но продолжала всё время молчать. Мако глядел на неё и не мог понять, его ли это дочь вообще, или это была, подсунутая Болотниками, кукла?
"Освободи её от плоти, и принеси нам сердце юное. И в тот же миг освободишься сам. Освобождения ведь жаждешь ты? И жадно ищешь выход", - напевали голоса.
Да, Мако очень этого хотел. Он всей душой желал освобождения от этого кошмарного сна. Он искал выход из этого ледяного лабиринта уже целую вечность.
Но не такой ценой. Только не такой. В нём всё ещё тлела надежда. Он даже готов был отдать им своё собственное сердце, таким образом освободив и себя, и свою дочь.
- Нет, стоп, какого дьявола я должен отдавать что-то? И откуда у меня вообще взялась эта чёртова дочь? - неожиданно нахмурился Мако, и сжал голову руками, словно пытаясь унять свои противоречивые эмоции, касающееся дочери.
"Сердце?", - вклинились голоса в голову Мако, не давая ему сконцентрироваться, и будто отвлекая от чего-то важного. "Как можешь ты отдать нам то, чего у тебя нет давным-давно, охотник?".
Мако рефлекторно коснулся груди, пытаясь нащупать стук собственного сердца.
"Ты с упоением лишаешь жизни жителей болот, и на лице твоём улыбка каждый раз сияет, когда сердца их забираешь. Признайся, самому себе, хотя бы, что доставляет это удовольствие тебе, неимоверное", - напирали голоса.
Тем временем Мако бил себя в грудь, время от времени восклицая:
- Бейся. Бейся!
Он был уверен, что Болотники, как всегда, просто врут, и пытаются обвести его вокруг пальца. У него БЫЛО сердце, БЫЛО! Просто его не было слышно под тяжестью плотных одежд.
Мако разорвал застёжки, оголяя грудь, и судорожно пытаясь нащупать биение своего сердца. Но, как он не старался, обнаружить там, внутри себя, хоть что-то, ему так и не удалось. Тогда он в отчаянии выхватил нож, и вонзил его себе в грудь, чтобы убедиться в отсутствии сердца собственными глазами.
"Ты нам отдал его, давным-давно", - вздохнули голоса. "Теперь ты там, куда всегда звала тебя твоя судьба. Так наслаждайся же охотой бесконечной".
Но Мако уже не слушал Болотников, послав их к чёртовой матери, и самозабвенно кромсая ржавеющим лезвием свою плоть. Круша кости и сухожилия, он погружался в трясину всё глубже и глубже, пока его плоть не скрылась под толщей кровавой грязи и кишок.
Худощавый человек лежал на холодных шкурах в своей сырой комнате, и пристально смотрел в потолок. Утренние лучи, как обычно, не принесли с собой тепла, но зато осветили трещинки, по которым блуждал его взгляд, в безуспешных поисках выхода. Казалось, что прошли годы с тех пор, как он прекратил вставать с кровати, игнорируя всё вокруг, и сконцентрировавшись на единственной цели.
- Должен быть выход, - бормотал он себе под нос. - Должен быть.
К нему приходили жители посёлка - но он не обращал на них внимания.
К его кровати подходила "дочь", и что-то говорила, а иногда даже кричала, корча жуткие, злобные гримасы - но он игнорировал и это существо тоже.
Культисты вламывались в его жилище, обливали какой-то горючей жидкостью и поджигали, бормоча о богохульстве и ереси - но и на это человек совершенно никак не реагировал.
Происходило ещё множество странных и жутких вещей, но человеку уже было безразлично абсолютно всё, особенно когда он понял, что "они" не могут сделать с ним совершенно ничего, и просто играют в какие-то свои игры, до которых ему теперь не было никакого дела.
День за днём, год за годом, столетие за столетием, он пялился в покрытый трещинами потолок, сужая своё сознание в микроскопическую точку. И однажды его глаза вдруг округлились, а лицо расплылось в улыбке. Он словно осознал что-то важное. Словно вспомнил наконец - "кто" он был на самом деле, и где находился.
Всё это время, никакого выхода искать было вовсе и не нужно. Ведь он сам и являлся этим лабиринтом, в который сам же себя и спрятал однажды, давным-давно. Но теперь Мако вновь был свободен, и с наслаждением наблюдал, как рушится потолок его темницы. Настало время вернуться назад, и теперь даже сам Дьявол не мог его остановить.
Очнувшийся Мако хотел захохотать во всё горло, но какие-то древние, хищнические инстинкты вовремя остановили его.
- Профессор, Вы уверены, что это... хм... существо, способно хоть на что-то... человеческое?
Просторное помещение частной, психиатрической клиники было залито полуденным солнцем, и густые тени, отбрасываемые двумя людьми в белых халатах, вальяжно растекались по стенам. Тень третьего человека, молчаливо сидящего на кушетке, сливалась с окружающими предметами, будто пытаясь спрятаться от остальных, и скрывая от них свою истинную природу.
- Ну, ну, что же Вы, - укоризненно произнёс пожилой мужчина, покачивая головой, и обращаясь к своему молодому собеседнику. - В нашей профессии мы совершенно не имеем права на личную неприязнь. И должны действовать с исключительно непредвзятой и холодной головой.
- Да... Да, Вы правы, профессор, - кивнул мужчина. - Однако, иногда это даётся с большим трудом.
Он вновь перевёл взгляд на человека, сидящего недалеко от них, и, казалось, витающего где-то в своих далёких мирах. Ассистенту профессора было сложно понять, как тот может быть таким спокойным и расслабленным, находясь так близко с самим Мако Дэ Вилем - "Эльдейверским Мясником", буквально на расстоянии вытянутой руки.
Профессор был убеждён, что благодаря лоботомии, и ещё нескольким, не совсем законным, хирургическим манипуляциям, ему удалось безвозвратно разрушить прошлую личность пациента, не слишком повредив основную структуру мозга. А после этого, с помощью гипноза и психоделиков, создать на осколках разрушенной личности новую - полную сострадания, человеколюбия и милосердия.
Это был самый настоящий Magnum Opus для профессора - проект всей его жизни. Ему стоило больших усилий, буквально вырвать "Мясника" из цепких лап карательной медицины, и перенаправить его в свою клинику. Конечно, для этого потребовалось много времени, денег и связей, но оно того стоило. И он уже предвкушал будущую славу и известность, благодаря этому проекту, хоть и пытался скрыть своё тщеславие за маской учёного.
- Я всё же сомневаюсь, что освобождать его от оков было хорошей идеей, - не унимался молодой мужчина. - Конечно, он уже год не проявляет признаков девиантного поведения, или вообще чего-либо ещё, и всё же...
- Ну полно Вам, друг мой, - по-отечески пожурил ассистента профессор, и улыбнулся. - Мако Дэ Виль давным-давно мёртв. И если бы Ад существовал, то он сейчас находился бы именно там. А этот милый парень, сидящий теперь перед нами, является девственно чистым листом. И теперь наша обязанность, заполнить этот лист чем-то новым, и явить этому миру образец человечности, миролюбия и сострадания.
Профессор вдруг вспомнил о чём-то, и, подхватив юного коллегу под руку, увлёк его куда-то в коридор, продолжая на ходу, в ярких красках, описывать великолепное будущее, которое несомненно ожидало их обоих.
Тем временем, человек, сидящий на кушетке, продолжал хранить молчание, уставившись в противоположную стену. Его спина была прямая, а ладони покоились на коленях. Он пришёл в себя как раз в тот момент, когда те двое были охвачены увлечённой беседой, и поэтому быстро сориентировавшись, Мако совладал с эмоциями, и продолжил изображать безмятежность, оставшись незамеченным.
Он жадно вслушивался в слова профессора, едва сдерживая свой порыв - вскочить с кушетки и выдавить ему глаза, прямо сквозь круглые линзы очков, а затем свернуть шею коллеге старика, перед этим откусив его болтливый язык, посмевший назвать Мако "существом". Но чем дольше он вслушивался, тем отчётливее в его голове формировался план действий, предвещающий великолепную охоту.
Просто восхитительную!
Мако Дэ Виль, благодаря чудовищной силе воли, собравший свою личность заново, и вернувшийся из самого Пекла, намеревался теперь немного подыграть наивному профессору, и временно изобразить ту самую, "новую личность". Полную "человеколюбия и сострадания".
При этой мысли Мако уже не смог сдержать усмешку, и хищно оскалился, облизнув потрескавшиеся губы, а его, глубоко посаженные, глаза светились ледяным сиянием, в котором не было и капли человеческого.
Александр Амзирес, декабрь 2023, планета Земля
|