Пик Апачи
Бд-9: День последнего бога

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
Оценка: 4.08*10  Ваша оценка:
  • Аннотация:

По обычаю континент окунулся в зеленый полумрак сезона дождей ровно на месяц. Ни капли больше или меньше. А на девяносто первый день солнечный зайчик, прорвавшись сквозь густую крону, тронул мой нос теплой лапкой. Я морщусь и слышу звонкий смех Альки. Его всегда забавляют мои кривлянья. Тетушка Консуэла не разделяет веселья мальчика. "Ну, сколько можно валяться?" - ворчит она где-то рядом и заваривает всем по чашечке своего особого ароматного кофе. "Вставай", - это уже Виктор. Он мягко, но настойчиво теребит мое плечо: "Ты же знаешь, какой сегодня день".

Я знаю, потому открываю один глаз. Солнце уже поднялось над лазурным горизонтом. А рядом наливается красноватым соком новая луна, подтверждая, что настало время. Среди крупных приторно-сладких орхидей деловито снуют пестрые парноклювые колибри. Одна птичка зависла совсем рядом, искрясь в ранних лучах. Вибрация крошечных крыльев щекочет ухо. Еле заметное движение, и маленькое тельце уже трепещет в моей руке. Рефлексы у меня мгновенные, как у изумрудного ягуара. Чуть сжимаю кулак, между пальцами слышится хруст. Открываю второй глаз и рассматриваю бесформенный золотисто-красный комочек на моей ладони. Вскоре смятое мертвое тельце дергается, начинает выпрямляться, нехотя принимает прежние очертания. И уже через минуту моя жертва как ни в чем не бывало порхает над головой. Ладно, хватит дурачиться. Сладко потягиваюсь, выгнув спину, и спускаюсь на землю с любимой ветки.

Канатная дорога облегчает спуск в долину. Ржавое металлическое кольцо бьется в руках, разбрасывая рыжие брызги, со свистом скользит по туго натянутому тросу. Из утреннего тумана то и дело выныривают темные ветви мертвых гигантов. Под ногами в дымке разбегаются пышные верхушки деревьев пониже. Высота не пугает. Когда-то она, как и любая быстрая смерть, казалась даже желанной. Вспоминаю свободу падения. Яркую вспышку боли. Мрак. И каждый раз неизбежное пробуждение.

Рослая трава смягчает прыжок. "Догоняй!" - задорно кричит Алька. Для него вся жизнь - лишь забавная игра. Плотное сочное месиво пружинит под ногами. Вокруг меня уже копошатся, стрекочут, благоухают ожившие джунгли. Бегу по успевшей зарасти знакомой тропинке, старательно огибая серые холмы бродячих муравейников. Стаи рачков-однодневок испуганно шарахаются, заслышав мои шаги. Сквозь редкие прорехи в высоком своде гигантских папоротников слежу за неутомимо убегающим на запад голубоватым диском солнца. Несколько раз попадаю в едкие облака ядовитых спор, извергаемые потревоженными горчичными дождевиками. Трудно дышать, но не могу позволить себе остановку. Если не оглядываться и не терять темпа, то к вечеру можно добраться к месту паломничества.

Легкие, наконец, настраиваются на нужный ритм. Хотя после долгого бездействия резкие движения даются с усилием. Я предпочитаю покой, могу оставаться в нем почти так же долго, как без еды. Однажды, устав от безуспешных попыток покончить со своим одиноким существованием, я закрыл глаза на Зов и ушел в длительную спячку. Тогда диспут между Виктором и Тетушкой Консуэлой достиг особого накала. Одержимый ученый горячился, сыпал непонятными мне в то время выражениями: "удивительная способность полной регенерации особей определенных видов", "воплощение астрального тела в представителе местной фауны", "переселение душ как возможный ответ на вопрос бессмертия". A дородная жрица лишь махала смуглыми руками на все доводы Виктора, называя его "сумасшедшим доктором Моро", и надрывно кашляла. Консуэла в ту пору уже страдала от безнадежной формы тропической лихорадки. Но с возмущением отметала все варианты "неестественного" продления жизни.

Их голоса не давали мне спать. Потому я был только рад, когда Алька, тоже уставший от этих споров, всунул мне в руку требовательную ладошку и увел в летний сад показать своего нового питомца. "Смотри, какой красавец, - шептал он восхищенно и бросал куски свежего мяса в узкие щели прозрачной камеры. - Папка сказал, что он очень редкий. Быстрый и живучий. Отличный сосуд для реинкарнации." Алька со смешной важностью повторял взрослые фразы, а я пытался разглядеть изумрудного ягуара. Его черная лоснящаяся шкура с крупными зелеными пятнами как будто растворилась среди зарослей в глубине клетки. Зверя выдавали только глаза. Ярко-желтые, горящие спокойной злобой, выжидающие подходящего момента для рывка. Мои глаза. И ждать оставалось совсем недолго.

Этот мучительный, повторяющийся снова и снова сон. Тогда я проснулся, задыхаясь от собственного крика. И помчался к пенистым от жизни водам заветного Озера, как бегу туда сейчас. Но нашел на его краю только смерть. Светлый песок исчез под ковром гниющих организмов. Несчастные существа бросались на губительную сушу, принося себя в жертву равнодушному, забывшему про них Богу. И я пожирал эти жирные соленые массы, чтобы забыть горьковатый вкус незнакомой красной крови и треск Алькиных позвонков. Но четкие до боли образы навсегда врезались в мою память. Спазмы вскоре утихли, однако лишь на время, до следующего раза. С тех пор я никогда не пропускаю полнолуние...

Увязнув в темном омуте воспоминаний, я не замечаю изменение ландшафта. Бежать вдоль изгибов вздувшейся от затяжных дождей реки немного приятней. "Скок-поскок", - приговаривает Алька каждый раз, когда я перелетаю через вытянувшиеся посреди дороги замшелые стволы. Впереди нарастает рокот дробящегося о камни могучего потока. С разгону сигаю вниз. Мгновения спустя звук удара теряется в грохочущем фоне водопада. Выныриваю на другой стороне, жадно глотая воздух. Снова почувствовав под ногами почву, продолжаю движение, стряхивая холодные капли. На берегу застыла пара броненосцев, приползших на водопой. Эти медлительные бронзовые исполины не привыкли уступать дорогу. Но, почувствовав в моем реве опасность, они удаляются в заросли, беспощадно подминая цветущий жесткий кустарник.

Когда джунгли, наконец, расступаются у бескрайней пучины Озера, покорившееся лиловому сумраку светило уже клонится к закату. И серебристая башня, нависшая над мутными водами, вдруг вспыхивает под прощальными лучами солнца. В этих металлических стенах, еще сдерживающих неистовый натиск времени и джунглей, раньше обитали боги. Доказательство тому - три таблички: "Александр Новиков", "Консуэла Диаз", "Виктор Новиков". Когда я умел говорить, я мог часами катать эти чужие имена, как озерные камушки, на моем языке. В том же порядке три поросших ночными тюльпанами могильных холмика во внутреннем дворе. А вверх по лестнице, обвитой молочным плющом, - пыльные горы книг, посуды, приборов и инструментов. Останавливаюсь перед запорошенным пультом управления. Закрываю глаза, пытаясь вспомнить точную комбинацию. "Код: GSD7284635. Рычаг вниз. Третья и пятая кнопка справа. Показатели: 450, 1267 и 38. Утвердить коррективы", - подсказывает Виктор. Мои руки старательно выполняют его инструкции. Хочется поскорее уйти из этого серого склепа. Храм давно опустел, теперь боги теснятся в моей голове. Мне кажется, им хорошо там с Алькой.

Как и все настоящие божества, мои "жильцы" не идеальны и не всемогущи. Тетушка Консуэла часто рассказывала, хрипло смеясь, что там, откуда они прилетели, им дали выбор между всего двумя скромными титулами: "заключенный" или "миссионер". Разумеется, они остановились на последнем. Хотя это и означало готовность следующие сорок лет играть в демиургов на забытой Богом и индустриальной революцией карликовой планете в отдаленном уголке Империи. "Нянчить, - женщина кривила покусанные губы, - каких-то слизистых недоумков". В этом месте Виктор обычно закатывал веселые голубые глаза, но спорить не пытался. С точки зрения общества им действительно было что замаливать. Консуэла, потомственная жрица Единого, попалась при попытке удочерить нелегального ребенка. В то время как молодого астробиолога уличили в проведении запрещенных экспериментов. Я пытался представить "общество" по их разговорам. Перед глазами вставало гнездо горных ос, слепых и безжалостных.

А как же Алька? Наверное, тот просто был доволен, что ему разрешили остаться с отцом даже в изгнании. Да и мог ли восьмилетний мальчуган из категории "Goodchild A-184" жаловаться, когда целая планета стала его песочницей. За свою короткую жизнь белобрысый озорник не успел толком узнать земное общество или провиниться перед ним. Ведь вырос он уже здесь, в моей дикой колыбели, много веков назад ставшей по воле Империи оранжереей с регулируемым климатом. Алькиным главным недостатком была, пожалуй, лишь чрезмерная восторженность смертельно опасными хищниками. Таким он и остался в моих "интерактивных" видениях, безгрешным и беззаботным.

Казалось, его гибель тогда почти не повлияла на распорядок дня колонистов. Они по-прежнему работали много и упорно, как будто миссия эта стала смыслом их существования. Прошедшие стерилизацию мужчина и женщина творили жизнь единственным возможным для них способом - в лаборатории с широкими окнами, в которых каждое утро над Озером рождался рассвет. Через несколько лет связь с "Римской" Империей, как в шутку называл ее Виктор, таинственным образом прервалась. Но к тому моменту обреченные боги уже давно называли мои владения своим домом. Я простил им грубые насмешки и мучительные опыты над моим миром. Потому что они простили мне что-то несоизмеримо большее...

Усталость провожает меня назад к берегу. Теперь можно не спешить аж до следующей спелой луны. За спиной тает в ночном небе мертвая громада башни. В темноте пропали даже зеленые пятна на моей шкуре. Под шепот ночи чужие мысли и воспоминания сметают пошатнувшуюся плотину древних инстинктов, переполняют сознание, забирая последние силы. Устраиваюсь у самой кромки воды, по привычке положив голову на руки и поджав ноги. Замираю, прижав теплый живот к остывающему пляжу, и только кисточка хвоста нетерпеливо бьет по мягкому песку. Я привык смотреть на себя и окружающий мир широко раскрытыми глазами Альки, с увлеченностью Виктора, сарказмом Консуэлы, даже с хищным величием ягуара. Но иногда из переплетенного клубка противоречивых индивидуальностей, разрозненных образов и внезапных ракурсов удается выглянуть уже иной, новой сущности, цельной и завершенной. В такие редкие минуты мне кажется, что я почти счастлив.

А в безбрежной пустоте передо мной загораются первые огоньки. Скоро к ним присоединятся миллионы других. И вся толща Озера осветится гирляндами мелких разноцветных звезд, будет переливаться до утра. Это, повинуясь Зову луны, разумная масса микронектона идет на нерест. Они празднуют День Бога. Они ликуют, боятся и возлагают надежды, просят о помощи, быть может, даже требуют хлеба и зрелищ. И молятся, молятся, молятся. Он еще очень хрупок и наивен, этот первичный интеллект. Но он окрепнет, охватит в полете мысли далекие планеты, научится переселять вечные души в бессмертные тела. В кого или что будет верить он тогда?

- Скажи, Виктор, - спросил я как-то моего бога-создателя, - а нельзя ли завести хитрый механизм, способный в нужный момент самостоятельно выбрасывать в Озеро гормоны и витамины, регулировать течение, температуру и кислотность, стимулировать рост и социальные брожения?
Он почему-то смутился, я помню это особенно отчетливо - наш последний невымышленный разговор.
- Понимаешь, - ответил Виктор, подумав, - мы ведь растим новую цивилизацию. Это наш долг, наша ответственность, наше искупление грехов. А значит, любая машина здесь совсем не при чем.
Потом он долго лежал, бледный, сморщенный, какой-то совсем чужой. И смотрел, казалось, сквозь меня, одновременно растерянно и сурово, с глубоко затаенной болью в угасающем взгляде. Почти как в тот день, когда нашел меня у неподвижного тела Альки.
- Запомни все, чему я тебя научил, Балам. Ты - Вечный Страж. Первый... и, наверное, последний...

Свежий ветерок, прилетевший с Озера, ласково чешет за ухом, баюкает. Если сильно-сильно зажмуриться, то придет Виктор. Снова бодрый и ясноглазый, он неслышно опустится на камень возле меня и откроет книгу. Даже в темноте я узнаю потертый Консуэлин молитвенник с золоченными буквами "DRAM". Виктор начнет читать вслух, грустно и проникновенно:

"Пустота и его силуэт как граница между чем-то и пропастью. Он сделал шаг в никуда, рассыпая себя как хлебные крошки, и все дальше и дальше уходил в неизвестное Я. А мы остались мириадами маячков, чтобы рассказать ему, каким он был, на случай, если Бог заблудится..."*

* Этот замечательный пассаж из блога DRAMa --> http://symrak.blogspot.com/
Оценка: 4.08*10  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"