Телега, поскрипывая, тащилась по неровной дороге. Весенняя распутица подкралась незаметно - ещё вчера холодная земля была твёрдой, за ночи промерзая до звона, и снег белыми пятнами лежал в распадках и чаще леса. А сегодня уже вовсю идут дожди, и вязкая глина чавкает под ногами, колёсами и копытами. К счастью, именно эта дорога оказалась не такой уж разбитой, а потому, хотя вол тащил телегу как в поговорке, еле-еле, но она хотя бы не застревала. А хозяин вола и телеги без возражений согласился подвезти двух путников.
Гусунь лежал на охапке сена, смягчавшего тряску, грыз соломинку и бездумно смотрел в небо, такое ровное и беспросветно серое, что казалось - оно никогда уже не очиститься, отныне это и будет его естественный цвет. Дун Юань сидел рядом, прислонившись к боковому бортику и свесив одну ногу с открытого задка. По легенде они представлялись бродячим мастером-зубодёром и его учеником. Когда в покинутом прошлым утром городке Дун Юаню предложили поработать по специальности, Гусунь подумал было, что им, пожалуй, следовало придумать себе какую-нибудь другую профессию. Но к его удивлению, Дун Юань действительно быстро и ловко выдрал больной зуб у бедолаги с распухшей щекой и хозяйственно припрятал за пазуху пяток монет, полученных в качестве платы.
- Мой отец был зубодёром, - пожал он плечами в ответ на удивлённый взгляд Гусуня. - После гибели его величества мне пришлось вспомнить семейное ремесло.
Ну да, подумал Гусунь, они же не с неба падают - солдаты и офицеры всех армий. Вот и начальствующий пристав Дун, верно служивший ещё его отцу, тоже когда-то был простым человеком. И на время стал им после разгрома от заклинателей.
Они были одной из нескольких пар, тайком завезенных заклинателями Линшаня на окраины владений Гу и имеющих инструкции сеять смуту и распространять слухи о восстании по городам и весям. Когда подданные поняли, что Гусунь собирается не просто разработать план, а сам принять участие в его осуществлении, все, включая главу Ши, в один голос принялись убеждать, что его высочеству ехать совершенно не обязательно. И даже не желательно. Любая случайность, и...
Гусунь и сам умом понимал, что они правы. Но сидеть на месте, пока другие рискуют и воюют за тебя, обрыдло до лысого гуя. Отец сам водил армии и командовал сражениями тоже сам. Да, он был тогда старше и опытнее, но... С чего-то он тоже начинал. И тоже рисковал собой. Интересно, и его постоянно пытались одёргивать и бить по рукам: "ваше величество, не лезьте"? Ты знамя, твоё место на палке, а дело пусть делают другие. Одна только мать, будущая императрица Инь, как говорят все её знавшие, всегда и во всём поддерживала своего супруга.
Гусунь подавил вздох. Открытие его происхождения навсегда поставило точку в его сомнениях, но взамен подарило глухую тоску по несбывшемуся. Раньше пусть призрачная и почти погасшая, но какая-то надежда встретить отца и обрести в нём родную душу всё-таки теплилась. И теперь Гусуню до боли хотелось понять, что тот был за человек. Конечно, он расспрашивал людей, его знавших, и узнал многое, но... Но все говорили только о государе. Почти никто не мог рассказать о Чжэн Гуане как о человеке. Каким тот был среди родных? Каким он был бы отцом? Строгим, но внимательным? Жёстким и требовательным? Или, наоборот, любящим и потакающим? Быть может, у него не хватало бы времени на сына, и он доверил его воспитание наставникам, и виделись бы они только по праздникам. А может, как обычные отцы, катал бы своего Жуйина на плечах, учил держать меч и лук, спрашивал выученный урок, и, возможно, сам бы брался за розгу, когда чадо набедокурит.
Обо всём этом теперь оставалось только гадать. Почему-то по матери Гусунь почти не тосковал, быть может, потому что нашлась женщина, подарившая ему материнскую любовь и ласку. А вот мужчины, способного заменить отца, в его жизни не случилось. И уже не случится, все вокруг смотрят на него снизу вверх и ждут от него... пусть пока не решений, решают до сих пор по большей части другие. Но соответствующего поведения.
Ему не на что жаловаться, множество людей теряют родителей раньше, чем успевают их узнать. Вон, глава Ши и мастер Хэн даже не могут сказать, кто они были, ежели мастер Хэн не врёт, конечно. И ничего, живут и обиженными на судьбу не выглядят. Пора и Гусуню смириться, что не будет у него другой семьи, кроме той, что он создаст сам. И лучше не тянуть, династия должна быть крепка. Гибель его отца могла бы и не привести к разделу империи, если б у него были взрослые сыновья, способные подхватить упавший венец.
На ум немедленно пришла девица, которую ему столь упорно сватали, хотя он её до сих пор в глаза не видел. А ведь со временем, если Небо будет к нему благосклонно, таких станет больше, кто ж не захочет породниться с императором. Потом вспомнилась Ваньи, и Гусунь поморщился. Он не хотел кричать на девушку, и оскорблять её тоже не хотел. Но что делать, если по-другому она не понимала? Вцепилась, как... как... Слова "клещ" и "пиявка" тоже были оскорбительными, но именно они первым делом приходили на ум. По справедливости, конечно, надо извиниться, Ваньи не виновата, что до сих пор любит. Вот только не воспримет ли она извинение, как приглашение к новой попытке?
Не нужно было вообще соглашаться на ту встречу, они и так уже расстались, но он зачем-то решил пририсовать ноги змее. Слухи уже пошли, конечно, во всяком случае, когда он зашёл навестить госпожу Е, прослышав, что теперь она тоже живёт в Линшане, то застал у неё ещё одну ученицу мастера Хэна. Стоило Гусуню переступить порог, как Сяо Ми демонстративно поднялась и ушла, фыркнув и задрав нос.
- Прошу за неё прощения, ваше высочество, - мягко улыбнулась Сун Жулань, - ученица Сяо переживает о своей шимэй.
- Вы меня тоже осуждаете?
- Я не вправе осуждать, ваше высочество. Мне жаль ученицу Жунь, но это ваше с ней личное дело, и вмешательство третьего будет неуместно.
Гусунь кивнул, неожиданно для себя чувствуя необычайно тёплую благодарность за ум и такт этой женщины. Наверно, именно это и имел в виду мастер Хэн, когда говорил о истинной красоте. Красавиц вокруг него будет много, но когда придётся выбирать себе императрицу... Она должна быть именно такой. Не крикливой, не слезливой. Не ребёнком, бурно переживающим любое событие, не кокеткой, цель жизни которой извлечь наибольшую выгоду из мужчины. Достоинство, такт, самообладание. А внешность всё равно увядает с годами и не компенсирует усталости от характера и поступков.
- Долго ещё ехать? - спросил Дун Юань, вырывая Гусуня из его мыслей.
- К полудню приедем, - флегматично отозвался правящий волом крестьянин. Гусунь приподнялся и огляделся. Роща, через которую они ехали, подходила к концу, сквозь редеющие деревья уже виднелись однообразные поля. Между тем крестьянин дребезжащим голосом начал напевать какую-то песню на заунывный мотив:
- Поле - камни да рытвины. Путь тяжёл.
Но-но-о, мой усталый вол.
Под тобою сухая земля лежит -
Комья глины из-под копыт.
Нам в казённых амбарах отсчитали зерно,
Точно жемчугом было оно.
Для посева и то не хватает его,
А войне - шестьдесят годов.
Гусунь снова откинулся на сено. Клан Гу, в отличие от клана Мэй, не строил нового грандиозного дворца и не претендовал на гегемонию, довольствуясь званием сильнейшего клана Запада. Но некоторая сдержанность в амбициях с лихвой компенсировалась постоянными войнами с западными и южными соседями. Ну, положим, в набегах западных варваров Гу были не виноваты, однако крестьянам всё равно, кто виноват в разорении их земли, варвары или собственные власти, выдаивающие последние соки. А уж войны с южными кланами, а теперь ещё и с Линшанем, были целиком и полностью заслугой правящей семьи, не умеющей или не желающей жить с соседями в мире.
В общем, что хрен, что перец - всё одно слёзы из глаз.
А в деревни приходят отряды солдат,
Каждый месяц телеги скрипят.
И увозят они провиант на войну,
А войне - шестьдесят годов.
Государя войска бьются долгие дни,
Поднебесную всю завоюют они,
И тем временем наших волов едят,
А рога оставляют нам.
Первая попытка повести агитацию и заодно выспросить, где тут происходят безобразия от властей, оказалась неудачной: стоило Гусуню завести речь о возвращении истинного императора и о том, что надо бы его поддержать, как на них посмотрели с большим подозрением и постарались отодвинуться подальше. Дун Юань, укоризненно глянув, пояснил, что их наверняка приняли за подсылов и провокаторов. Чайную, где они было обосновались, пришлось спешно покинуть, и в следующий раз Дун Юань повёл разговор сам, просто начав расспрашивать о новостях. Эта тактика действительно оказалась куда действенней, и в дальнейшем они придерживались именно её, особенно если прибивались к большой компании. Стоило кому-то упомянуть - а упоминали обязательно - о повысившемся или неурочном налоге, отработке не в сезон, явном воровстве чиновников или ещё какой беде и несправедливости, как жалобы начинали идти потоком. Так они и узнали, где в окрестностях Шэнъи ходят отряды, забирающие добро и молодых, сильных мужчин для пополнения армии и построения укреплений, немало не заботясь, как будут выживать крестьянские семьи без мужских рук в хозяйстве.
Ну а когда люди, вдоволь нажаловавшись и наплакавшись друг другу, впадали в ещё большее уныние, осознавая, как безнадёжны дела вокруг, тут-то и становилось уместным ввернуть: а слышали, что на востоке происходит? Там было тоже, что и у вас. Долго вы будете ещё терпеть? Там уже не терпят! Люди реагировали по-разному, кто-то испуганно замолкал, кто-то начинал возражать, но кто-то с пьяной лихостью стукал кулаком или чарой о стол: и верно, доколе терпеть?! При императоре такого не было! Хуже уже точно не станет!
Нет мотыг и плугов, опустели дворы -
Лемеха переплавлены на топоры.
Тёща рис обдирает, а жена на плечах
Относит его в казну.
Если этого риса будет мало казне,
Дом продать - вот и всё, что останется мне.
Мы желаем войскам разгромить врага.
А крестьянин - кому его жизнь дорога?
Коль крестьянин помрёт - сын налоги внесёт,
Перережут волов - молодняк подрастёт.
Только б сытыми были государя войска...
Но-о, мой вол. Цел пока.*
Дорога сделала очередной поворот, направляясь к уже виднеющемуся скопищу крыш. И донёсшийся раньше, чем они приблизились к крайней ограде, крик сообщил, что Гусунь со спутником наконец нашли тех, кого искали.
Возница натянул вожжи, и телега, скрипнув, встала. Отсюда ещё ничего не было видно, кроме какой-то суеты, но властный ор, сопровождаемый хором жалобных голосов, был знаком. Гусунь снова сел, машинально нащупывая за поясом данный ему главой Ши мешочек-цянькунь.
- Чего встали? - спросил Ду Юань. - Едем или нет?
- Вам бы того... обойти лучше деревню, да переждать, где подальше, - вдруг посоветовал возница. - Это, по всему, чиновники за рекрутами. Вы, сразу видно, крепкие, таких им загрести в радость, а заступиться за вас некому. И лучше б побыстрее, они сейчас по домам пойдут и сюда могут выйти.
Гусунь и Ду Юань переглянулись.
- Вы правы, почтенный, - с прорезавшейся вежливостью наклонил голову пристав. - Спасибо вам, мы так и сделаем.
Они соскочили с телеги, та тронулась и исчезла за углом ближайшей стены.
- Добрый человек, - вполголоса констатировал Ду Юань. - Другой был бы рад чужаков привезти и отдать, в надежде, что кого-то из своих не тронут.
Гусунь кивнул. Они огляделись и крадучись двинулись по деревенской улочке, держась заборов и выглядывая из-за углов. И всё равно едва не наткнулись на солдата. Правда, он был один и, судя по всему, просто собирался отлить прямо у стены, но поднять шум смог бы. Гусунь задумчиво погладил рукоять ножа, поймал вопросительный взгляд Ду Юаня, качнул головой и, подпрыгнув, уцепился за край стены. Подтянулся, убедился, что во дворе никого нет и перевалился через гребень.
Дворами они беспрепятственно дошли до самой площади, где и разворачивалось основное действо. Забравшись на крышу дома, Гусунь видел собравшуюся толпу, ряд понурых парней, совсем молодых, не старше Гусуня, а кое-кто и младше. Они стояли под охраной солдат с копьями и арбалетами, а низкорослый командир в неустановленном чине надсаживался, прохаживаясь мимо строя и размахивая плёткой. В стороне стояла крытая одноместная повозка, заставившая Гусуня напрячься. Если внутри заклинатель, задуманное можно сразу оставить. Разве что удастся застать его врасплох и уничтожить раньше, чем он вмешается, но риск слишком велик. Но тут пассажир повозки высунулся в окно, подзывая командира к себе, и Гусунь с облегчением убедился, что все волосы у него зачёсаны в гладкий пучок. Просто чиновник.
Женский крик на площади усилился, и Гусунь увидел, как к строю парней подтащили нескольких мужчин уже заметно в годах, лет сорока, а то и больше. Рыдающие женщины шли следом. Какой-то старик, видимо, староста, попытался что-то объяснить командиру, тот отмахнулся. Старик проявил настойчивость, и военный взмахнул плетью, но старик увернулся с неожиданным проворством. И зачем-то кинулся к повозке, наверное, всё ещё надеялся что-то объяснить и доказать, наивный человек. Гусунь посмотрел на оставшегося внизу Ду Юаня, поймал ответный взгляд, кивнул и снова полез за цянькунем.
Старик у повозки повалился на колени. Чиновник раздражённо махнул рукой командиру, тот в свою очередь что-то рявкнул солдатам. Двое из них направились к повозке, отпихнули старика, один что-то ему сказал. А потом поднял копьё и тупым концом ударил пытающуюся отползти жертву.
Приготовления были закончены, Гусунь поднялся во весь рост, встал поустойчивее, нащупав под ногами балку, и натянул до сих пор хранившийся в цянькуне лук. Это было прямо-таки наслаждением - сделать то, на что он не решился несколько месяцев назад, в той безымянной деревушке во владениях Мэев. Хотелось выпустить стрелу в любителя бить стариков копьями, но следовало расставлять приоритеты, и стрела, сорвавшись с тетивы, воткнулась в глотку обернувшегося к Гусуню командира.
Мгновенно стало тихо. Все застыли, словно попав под действие колдовства, чиновник открыл рот, едва ли собираясь кричать, просто от удивления. Вторая стрела вошла как раз в распахнувшуюся пасть, высунув наконечник из затылка. Человек в форменном халате повалился вперёд и свесился через борт повозки, как большая сломанная кукла.
Солдаты отмерли, и часть их бросилась к дому, на котором стоял Гусунь, а оставшиеся на месте хватились за висевшие за плечами арбалеты. Умные, хмыкнул про себя Гусунь и попытался всадить стрелу в одного из бегущих, но стрелять пришлось под неудобным углом, и стрела застряла в наплечнике, не причинив видимого вреда.
В воздухе свистнули сразу несколько арбалетных болтов и бессильно отскочили от выставленного талисманами щита. Без подпитки ци действующего заклинателя талисманы истощались, несколько залпов, и его придётся менять, но Гусунь не думал, что это понадобится. Тем временем под самой стеной дома раздались лязг и вопли. Это добежавшие солдаты наткнулись на Ду Юаня и сделали неприятное открытие, что невесть откуда выскочивший наземный противник тоже неуязвим для их мечей, хотя его собственный клинок разит без промаха. Когда они откатились, одного из солдат товарищам пришлось поддерживать под руки.
- Ты кто такой?! Как смеешь творить бесчинства и злодеяния?! - крикнул один из них.
- А ты догадайся, - посоветовал с крыши Гусунь.
- Убивать слуг клана при исполнении - это бунт и измена! Когда в клане Гу узнают об этом, здесь не останется камня на камне!
- Клану Гу лучше бы позаботиться о себе. Неподчинение законному императору - вот это и есть настоящий бунт и измена. И если они там не одумаются, пусть никого не винят за последствия.
Солдат, взявший на себя роль переговорщика, замер, что-то соображая.
- Так ты - из этих... восточных мятежников?
- Добрых подданных его высочества, - уточнил Гусунь.
- Да видал я этого высочество в... на...
Стоявшему с поднятым луком Гусуню нужно было только натянуть и отпустить тетиву. Сквернослов дёрнулся в сторону, но недостаточно быстро. Женщины на площади охнули, словно только сейчас проснувшись, ещё несколько болтов прошили воздух и вновь бессильно отскочили. Гусунь выдернул ещё один талисман, скомкал и швырнул его вниз, подальше от Ду Юаня. Грохнуло, как от хорошего фейерверка, вспух клуб дыма, шарахнулись все - и солдаты, и селяне.
- Убирайтесь! - приказал юноша. - Забирайте эту падаль, и чтоб духу вашего здесь не было. И Гу своим передайте: пусть бегут или смиряются, но это - лишь начало! Кончилось время заклинателей, настало время империи Чжэн!
Солдаты переглядывались, они были злы и им явно претила мысль отступать перед всего двоими, один из которых совсем мальчишка. Гусунь демонстративно-медленно поднял ещё один талисман из тех, которыми его в достатке снабдил глава Ши, и вбитый с детских лет страх перед заклинательством взял верх. Солдаты попятились, двое подхватили и поволокли за собой убитого товарища, ещё двое - командира. Тела закинули в повозку, уложив и труп чиновника, лошадь взяли под уздцы, и, злобно оглядываясь и переговариваясь, покинули площадь. Правда, не оставить последнего слова за собой оказалось выше их сил. Прежде чем повернуть за угол, последний выкрикнул:
- Я ещё подвешу тебя вверх ногами, жди!
Гусунь прищурился, но лук понимать не стал. Вместо этого он просто сел на крышу, съехал по тростниковому скату и спрыгнул на землю. Встал рядом с Ду Юанем и оглядел оставшихся крестьян. На лицах которых читалось что угодно, но не благодарность.
- Вы... - первым заговорил поднявшийся староста. - Вы... что вы наделали?!
- Избавил вас от этих псов.
- Избавил?! Да нас всех теперь убьют! Сожгут! Не могил, ни табличек не останется!
И старик вдруг заплакал, дрожа подбородком и не пытаясь утереть текущие по морщинкам, как по руслам ручьёв, слёзы. Не ожидавший этого Гусунь сглотнул, но решительно отвернулся. В перевёрнутом гнезде яйцам целыми всё равно не остаться.
- Не плачь, отец, - угрюмо произнёс стоявший рядом со старостой мужчина лет сорока. - Слезами и грибов не вырастишь.
- А вы уверены, что без нас уцелели бы? - вместо замешкавшегося Гусуня вступил Ду Юань. - Там, на севере, Линшань уже уничтожил армию Гу. Не слыхали ещё? Скоро к вам снова пришли б - и за людьми, и за едой. У вас есть что отдать? А если нечего - знаете, что кланы с такими делают?
- Мы много чего повидали, - подхватил Гусунь. - Деревни, сожжённые не за провинности, а за то, что у них брали слишком много. Кланы сами берут, сами жгут.
- А я вот что-то о таком не слышал, - буркнул сын старосты.
- Когда услышишь, будет поздно!
- Желаете терпеть дальше - так и останетесь баранами, которых сперва стригут, а потом режут. А вот на востоке уже не терпят. Глава Мэй уже узнал, что бывает, когда забывают о совести и долге ради алчности. Скоро узнают и Гу, а что будете делать вы - решайте. Хотите, оставайтесь тут и надейтесь, что пронесёт. А хотите - присоединяйтесь к нам, ради правого дела!
- И верно! - вдруг выкрикнул кто-то из толпы. - Хватит терпеть!
Люди обернулись, а кричавший протолкался вперёд. Это тоже был мужчина в годах, сухой и жилистый, и что-то подсказало Гусуню: этот человек уже побывал в армии. И отнюдь не конюхом и не поваром.
- Не слышал о сожжённых деревнях, говоришь, Фань Няо? А как же Во?!
- Так они там сами виноваты!
- Ха! Виноваты! Эти скоты решили, что они в зелёном доме, а как люди попробовали заступиться за своих женщин, так и пошли всех рубить и жечь! Они не скоты, они хуже! Скотина друг к другу относится лучше, чем заклинатели и их прихвостни к нам!
- Ты просто хочешь отомстить за свою сестру.
- Да, хочу! А тебе не жаль твою дочь? Они правы, рано или поздно и за нами придут. Вот что, почтенный, - человек повернулся к Ду Юаню. - Куда нужно идти, чтобы поддержать императора? Жуань Бин пойдёт с вами!
Ду Юань слегка замялся, но Гусунь промолчал, понимая, что из них двоих старший выглядит солиднее.
- Ну хоть один мужчина нашёлся, - с усмешкой констатировал пристав. - А я уже подумал, что здесь сплошь женщины да евнухи.
- Ты ещё нас и оскорбляешь! - староста наконец вытер слёзы. - Пришли тут, обрекли нас на смерть, да ещё и мужчин наших сманиваете! Убирайтесь из деревни!
- А не поздновато ли ты нас вздумал гнать, почтенный?
- И верно, - согласился бывший солдат, глядя на своего старосту. - Если уж нас обрекли на смерть, какая разница, сманят они или нет? Кто уйдёт, тот уцелеет.
- А остальным что делать?!
- Уходить в горы. Скоро потеплеет, выдюжим.
- Да у нас сев...
- Какой сев? Какой сев?! Хочешь и дальше кормить этих ненасытных утроб?
- Не будет теперь сева, отец, - вдруг согласился с Жуань Бином Фань Няо. - Он прав, хотим мы или нет, но надо уходить. Прямо сейчас, пока до властей не дошло, что тут случилось.
- Ты с ума сошёл? А есть в горах что будем?!
- Под Шэнъи есть казённые амбары, - с нехорошим прищуром проговорил бывший солдат.
- Что?!
- Соберём крепких ребят...
- Да ты... - староста запнулся, видимо, не находя слов.
- Может, он и прав, - Фань Няо прикусил губу. - Что нам терять?
- Заткнись! - старик отвесил сыну оплеуху. Тот отступил на шаг, но по глазам было видно: мысль продолжает работать. Может, Фань Няо и не рвался бунтовать и воевать за законного императора, но здравый смысл и, вероятно, недюжинная храбрость подсказывали, что надо не ждать, а действовать.
- Луки соберём, - добавил Жуань Бин. - Я ещё кой-кого знаю, кто помочь не откажется. Главное, всё сделать быстро, пока власти не опомнились.
- У нас есть и луки, и копья, - сказал Ду Юань. - И даже арбалеты. А ещё талисманы, не все заклинатели воюют против императора. Кое-кто и нам помогает.
- А взамен что? - Фань Няо прищурился. - Отец прав в одном - нам мужчины самим нужны.
- Что, воевать трусишь? - усмехнулся Жуань Бин.
- У нас и так каждые руки на счету. Что будет со стариками, женщинами и детьми, если мужчины уйдут? Как далеко они убегут? Делай что хочешь, Жуань Бин, но как по мне, нет разницы, уведут вас Гу или этот... император.
- Есть разница, Фань Няо! И я тебе скажу, в чём! Пока тут Гу, нам никогда не вернуться по домам. А если их турнуть и придёт император, то настанет покой и порядок. Мы, может, и умрём, но вот они, - Жань Бин указал на детей, которых прижимали к себе ждущие, до чего там мужчины договорятся, женщины, - смогут жить в покое, растить рис и рожать своих детей без опаски.
- Мы не будем никого уводить, - сказал Ду Юань раньше, чем Фань Няо подобрал возражения. - Вы поможете императору, оставаясь здесь. А насчёт казённых амбаров, это ты хорошо придумал.
*Юань Чжэнь (779-831 гг.)
Внизу промелькнул знакомый горный отрог, блеснула гладь Цзиншуя, и впереди показался лежащий горной чаше Гаотай. За ним величественно поднимался склон Линшаня. В орден Гусунь возвращался без Ду Юаня, оставшегося помогать новоявленному руководителю восстания - Жуань Бину. Хотя кое-кто так, кажется, до сих пор и не понял, что это именно восстание, а не просто бегство от кары разозлённых заклинателей. Наивные люди! Гусунь усмехнулся про себя. Если тот же Фань Няо всё ещё думает, будто он сможет ограбить склад, скрыться в горах и пересидеть там какое-то время, пока о нём не забудут, то пусть подумает ещё раз, да побыстрее, пока за хвост не поймали. Нет уж, милые мои, котлы разбиты, лодки потоплены, коль скоро начали, остаётся только идти до конца. Или погибнуть.
Его миссия закончилась успехом, да и не только его - добираясь до условленного места, откуда его должен был забрать линшаньский заклинатель, Гусунь услышал вести о том, что и на юге какая-то деревня вдруг взбесилась и подняла на вилы клановых людей. И, кажется, лихой засадой уничтожила посланных на вразумление солдат. Или это солдаты вырезали деревню и развесили бунтарей по ветвям. Никто ничего толком не знал, но что-то такое в воздухе витало. На чём сходились все, так это на том, что некоторые дома в деревнях и даже в городах, вдруг начали пустеть. Люди исчезали, по одиночке, а иногда и семьями, презрев кары, полагающиеся за самовольное переселение. Может, прятались от оборзевших сборщиков, а может...
В дальнейшем Гусунь не сомневался. Даже если беглецы действительно просто прятались от налогов и произвола, насчёт реакции властей гадать не приходилось. Кланы, подобные Мэям и Гу, знали лишь один способ наведения порядка: огнём и мечом. В обычное время это срабатывало, но сейчас у людей появилась альтернатива. Появилась надежда.
А сбудется ли она, зависело от Гусуня. И, поднимая глаза к высоким, кажущимся равнодушными Небесам, юноша мысленно клялся им и себе: та кровь, которая сейчас проливается из-за него, не будет напрасной. Никто не скажет, будто погибшие за него погибли зря. Он посвятит свою жизнь стране и её народу. Останется в памяти людей таким же правителем, каким был отец - и довершит начатое им.
После этого становилось чуть легче, и отчаянные слёзы старика-старосты уже не так терзали душу. Пребывая в волнении, погрузившись в свои мысли, Гусунь не обратил внимания на хмурый вид и молчаливость вёзшего его назад заклинателя. Хотя сначала хотел расспросить его, как обстоят дела с вторгшейся в Линшань армией Гу, победой над которой он так уверенно подбадривал селян - быть может, преждевременно. Но потом решил отложить новости до прибытия в Линшань, там и узнать сразу всё.
И когда он вошёл в дом главы Ши, его первой мыслью было, что Линшань всё-таки проиграл. Уж очень похоронной оказалась атмосфера.
Трое заклинателей при его появлении поклонились, и Гусунь, уже собиравшийся радостно отрапортовать об успехе, взглянув на их лица, запнулся. Ши Чжаньцюн, как обычно, был спокоен, но бледен. Обычно не склонный к нервозности Ли Ломин ломал пальцы. Хэн Линьсюань стоял в стороне, спиной к окну, так его лицо было плохо видно. Но скрещённые на груди руки и общая напряжённость позы говорили, что с ним тоже что-то не в порядке.
- Глава Ши, что случилось?
- У нас две новости, ваше высочество. Одна хорошая, другая плохая.
- Начните с хорошей.
- Армия Гу и Иней полностью уничтожена.
- А плохая?
- Наша армия отброшена от Шуанцина и разгромлена. Командование пытается собрать остатки, но, боюсь, её придётся формировать заново.
- Мэи назначили нового командующего? - спросил Гусунь после паузы, которая ему понадобилась, чтобы переварить известие.
- Да. Им стал Е Цзиньчэн.
Снова повисло молчание. Хэн Линьсюань отвернулся к окну. Потом Гусунь открыл рот и высказал, что думает о Драконе Бэйцзяна с использованием всех выученных в Янгуане солдатских выражений.
- Это ещё не всё, да? - спросил он, выдохнувшись.
- Командующий Е захватил пленных...
- И в их числе был один из наших мастеров, - вместо замявшегося главы договорил Ли Ломин. - Ли Баовэнь.
- Его можно как-то выкупить? - спросил Гусунь. - Или... обменять?
В конце концов, должна же на что-то сгодиться и Мэй Хайтан - может, не зря они оставили её в живых? Гусунь не очень хорошо знал Ли Баовэня, это не распределявший работы среди внешних учеников Ван Цинфэн, не преподававший письмо и классические тексты Хэн Линьсюань и не тренировавший в боевых искусствах Доу Сюй. Но всё же несколько уроков Гусунь получил и от мастера Ли, и тот оставил впечатление пусть и не самого внимательного, но в целом доброжелательного человека.
- Разве что части тела для похорон, - разбил надежды Гусуня Ши Чжаньцюн. - Нам уже прислали его голову. Вместе с головами нескольких ваших командиров. Говорят, Е Цзиньчэн применил казнь тысячи порезов. Судя по состоянию головы... это правда.
Гусунь молчал, не зная, что сказать.
- В любом случае, достойно оплакать погибших мы сможем после победы, - тоном, ставящим точку на обсуждении этой печальной темы, произнёс глава Ши. - Теперь нам надо решить, что делать дальше. Е Цзиньчэн известен своей стремительностью. Боюсь, тем городам, что сейчас поддерживают ваше высочество, придётся туго.
- Я знаю, что делать, - вдруг сказал Хэн Линьсюань, решительно отворачиваясь от окна.
Три пары глаз вопросительно посмотрели на него.
- Если Мэи снова лишатся командующего, то это их если и не остановит, то затормозит, а нам позволит выиграть время. Пошлите Е Цзиньчэну извещение, что мастер Хэн Линьсюань вызывает его на бой - один на один.
- Шиди? - удивлённо переспросил Ши Чжаньцюн. Гусунь тоже удивился - такого предложения скорее можно было ожидать от решительного мастера клинка Доу Сюя.
- Ты уверен?
- Абсолютно.
- Е Цзиньчэн - опытный воин, убивший не одну сотню врагов. Я не ставлю под сомнение твоё мастерство, но тебе прежде редко доводилось сражаться с живыми людьми.
- Пусть глава Ши не беспокоится. Я не стал бы предлагать, если б у меня не было уверенности в успехе.
Ши Чжаньцюн на мгновение прикусил губу.
- Если армия Мэев действительно лишиться командующего... Твой план, быть может, неплох, шиди, но... Возможно, против Е Цзиньчэна стоит выставить Доу Сюя? Он лучший воин ордена.
- И тогда у Е Цзиньчэна появится повод отказаться, - заметил Ли Ломин. - И, под предлогом своей старости и нездоровья, выставить кого-то помоложе. Тогда победа шиди Доу ни к чему не приведёт.
- К тому же шиди Доу нужен на западной границе, - добавил Хэн Линьсюань.
- Если план его высочества увенчался успехом... - глава вопросительно посмотрел на Гусуня.
- А... Да, увенчался. Во владениях Гу начались беспорядки, думаю, скоро они разрастутся.
- Тогда Гу скоро станет не до наших границ.
- Я бы не был в этом столь уверен, глава. Они вполне могут решить вытащить дрова из-под котла и атаковать нас как первопричину всех своих бед. Если удастся устранить его высочество, рано или поздно бунт выдохнется сам.
- Может, и выдохнется, и может и найдёт себе нового предводителя, - возразил Ли Ломин. - Пожар легче разжечь, чем потушить. Куда больше меня беспокоит, что шиди Доу откажется сам. Именно по причине очевидного неравенства между собой и Е Цзиньчэном в годах, мастерстве и духовной силе. И того, что эта победа, даже если Дракон Бэйцзяна из гордости согласится, по названным причинам не добавит славы Линшаню.
- Не берусь судить о мастерстве, - сказал Гусунь, - но разница в годах и духовной силе сохраняется и в случае мастера Хэна. Е Цзиньчэн всё равно может отказаться.
- О, нет, ваше высочество, - на губах Хэн Линьсюаня появилась нехорошая усмешка. - Если вызов брошу я, он непременно согласится.