- И кто же это? - тяжело поинтересовался его величество.
- Представьте себе, девица из зелёного дома и слуга оттуда же, - на лице Мэй Хайтан появилось брезгливое выражение. - Девица рыдает и клянётся, будто ничего не подозревала. Слуга отмалчивается. Ничего, у палачей молчаливых не бывает.
- Вы отправили их в допросную?
- Да этого мне нужна санкция вашего величества или кого-то из судебных чиновников - вашу слугу такими полномочиями не наделили. Но да, для допроса всё готово.
Бывший И Гусунь, а ныне безраздельный владыка почти всего Срединного государства молча прошёлся по палате, в которой ожидал результатов преследования беглецов. И всё это время раздумывал, что скажет приведённой перед его очи Сун Жулань. Видеть мастера Хэна будет незачем, а вот что с ним после этого прикажете делать? Ужесточить наказание или плюнуть и ограничиться тем, чтобы оформить его развод немедленно и приказать начать приготовления к свадьбе с барышней Мэй?
Но ничего говорить и решать не понадобилось.
- Сперва эта... девица твердила, будто просто хотела съездить к родне, - добавила Хайтан. - Но когда у неё спросили, зачем понадобился накладной живот, сдалась и призналась, что ей заплатили. Но утверждает, будто ей и в голову не приходило, что речь идёт о вашем величестве. Полагала - просто любовная интрижка, бегство с любовником. С животом, лезущим на нос, ага.
Она помолчала ещё немного и уточнила:
- Так ваше величество позволит начать допрос? Да и этот Цветочный терем, или как его там, перетрясти бы не помешало.
- А смысл? - не глядя на неё, спросил император. - Ну, добьёмся мы признания, что ивовые девицы всё знали и понимали, просто позарились на деньги. И что? Это поможет нам найти беглецов?
- Возможно, они знают, куда те направились.
- Да будет вам, мастер Хэн не настолько глуп. Вот вы бы стали посвящать подсадную утку в свои настоящие планы?
- Тогда их всех нужно казнить.
- Зачем?
- Чтоб другим неповадно было! - зло сверкнула глазами Хайтан. - Если каждый начнёт за деньги обманывать ваше величество, какого порядка можно ожидать в государстве?
- И обманывать вас, вы имеете в виду? - император невольно усмехнулся. - Ну да, нас с вами обоих надули. Вот только настоящие обманщики от нас далеко, и у них было больше двух суток, чтобы скрыться куда угодно. А эти девушки, скорее всего, действительно ничего не знали и не подозревали. Ну кому придёт в голову, что невеста императора захочет сбежать из дворца?
Он помолчал и подытожил:
- Гоните этих горе-артистов из тюрьмы и скажите, чтобы впредь ни на чём противоправном не попадались. Нет смысла срывать на них зло. Приходится признать, что этот бой мы проиграли.
- Но не войну.
Император кивнул с кривой улыбкой. Да, конечно, беглецов продолжат искать. Мэй Хайтан помедлила ещё немного, после чего поклонилась:
- Если такова воля вашего величества, подданная повинуется.
Его величество отвернулся, не желая замечать поджатых губ. Досада Хайтан была ему понятна, но... Когда за тобой неотрывно следят сотни глаз и готовы любое твоё слово, жест и взгляд истолковать и счесть за руководство к действию, причём не обязательно к твоей пользе, поневоле учишься сдержанности. Он ещё до восхождения на трон поклялся, что не станет таким самодуром, какими были большинство заклинательских кланов. Что будет во всё вникать, прежде чем выносить окончательное решение. А слово надо держать, даже если дал его лишь самому себе.
Да и, если уж положить руку на сердце - новый щелчок по носу от мастера Хэна был хоть и болезненным, но заслуженным. Он, император, поступил действительно некрасиво. Тогда, во дворце Начала всех начал, когда выяснилось, что его обошли на повороте, обида закипела водой в раскалённом гейзере, грозя выжечь всё вокруг. Казалось - всё отдашь, на всё пойдёшь, чтобы вернуть отнятую женщину. Но за прошедшие с тех пор месяцы император успел несколько остыть. В достаточной степени, чтобы задуматься - а есть ли в его отношении к Сун Жулань хоть что-то, кроме обиды? Быть может, она была права, когда заявила, что он хочет отнять её у Хэн Линьсюаня только затем, чтобы хотя бы так восторжествовать над бывшим учителем?
Он старался гнать от себя эти мысли, самолюбие сопротивлялось, не давая отменить собственные решения. Но раз всё решилось за него, не стоит ли оставить всё как есть?
- Главе Ши написали? - спросил его величество, усилием воли возвращаясь в настоящее.
- Первым делом, ваше величество. И он уже даже ответил.
- Что ничего не видел, ничего не слышал, ничего не знает?
- Именно так. Но как только что-то разузнает, сразу же поставит вас в известность. Вот только веры ему у меня нет никакой. Особенно если учесть, что в Линьане сейчас находятся его люди, один из которых - вот совпадение - так рано ушёл с пира в ту самую ночь.
- Мастер Доу с мастером Хэном не ладили, - хмыкнул император. - К тому же, если б он покинул дворец, мне бы как-нибудь доложили.
- Заклинателю такой силы ничего не стоит обойти охрану и покинуть дворец, а потом вернуться незамеченным. Так что отсутствие докладов ничего не доказывает.
- Хм? - заинтересовался император. - Так значит, если мои враги догадаются послать за моей головой убийцу из числа достаточно сильных заклинателей, у них есть все шансы добиться своего?
- Не совсем так - защитные заклятия тут есть, они были обновлены, но они не препятствуют носителям пропуска. Если пропуска нет, взломать их, в принципе, можно, но у вас тут почти в полном составе находится клан Чжун, и если его адепты не будут ловить ворон, то убийце, даже проникни он внутрь стен, придётся потрудится. Однако в этот раз они, видимо, все дружно ослепли. И когда мастер Доу покидал дворец, и когда сюда проникал Хэн Линьсюань, а потом уходил со своей женой.
- Ну да, Чжунам у вас тоже веры нет никакой, - хмыкнул император. - Ничего не могу сказать насчёт мастера Доу, может, он и правда сбегал через ворота. Но насчёт мастера Хэна - не клевещите на мою охрану. Хэн Линьсюань воспользовался потайным ходом. Причём тот был взломан снаружи, а не изнутри. Так что им пришёл, им же и ушёл.
- Тем самым, которым императрица Инь когда-то вынесла вас? - после короткого замешательства сообразила Хайтан.
- И тем же самым, которым императрица Хуан когда-то вынесла своего сына, - кивнул его величество. - Интересно, Хэн Линьсюань и теперь будет доказывать, будто он - не Цзюэ Вань? Я вот, например, местоположения хода не знал. А он, оказывается, был прямо в спальне.
Ещё один болезненный щелчок, напоминание о том, в чём, если рассудить по уму, никто не виноват. Мечта стать заклинателем оказалась нереализуемой, и именно мастеру Хэну когда-то выпало прямо сказать об этом И Гусуню. Будь это кто-то другой, выдержать было бы легче, но Хэн Линьсюань, на которого у ученика вырос большой зуб с первого же года обучения... Потом мастер Хэн изменился, а спасённая жизнь и открытие, что Гусунь сын императора и сам будущий император, который будет повелевать заклинателями, казалось, примирили тогда ещё принца с ним окончательно. Но и тут его ждало неприятное открытие - оказалось, что бывший учитель по происхождению ему равен. И сам мог бы занять трон, если бы захотел. Конечно, стоило благодарить Небо за то, что не захотел, но... Мысль о том, что императорский венец тебе не почтительно подносят, а снисходительно уступают, потому что сами побрезговали, тоже оказалась неожиданно болезненной для самолюбия.
Но вот уж чем благородный муж, а тем более правитель не должен руководствоваться, так это уязвлённым самолюбием.
- Госпожа Мэй, вы не разделите со мной трапезу? - спросил император. - Новостей о сбежавших сегодня уже точно не будет, так что нашу с вами неудачу стоит запить. И заесть тоже не помешает.
"Дорогой Чжаньцюн! Представь, что мы встретились лично, и ты видишь моё счастливое лицо. Мы все здоровы, хвала Небу. Наша главная новость: Жулань благополучно родила. Шэ Ванъюэ и её целители в один голос твердили, что роды прошли легко, но мне казалось, что я сойду с ума. Даже перед лицом лютого мертвеца, пытающегося разодрать меня на части, я не чувствовал себя таким беспомощным, как когда любимая женщина кричит от боли, а ты ничем не можешь ей помочь. В конце концов меня просто выгнали из дома, и я несколько часов как неприкаянный бродил по горе, пока не забрёл в деревню у её подножия. Как я тебе писал, там меня уже знают, так что староста отнёсся с пониманием, зазвал к себе в дом, и мы с ним пили местное вино и вели глубокомысленные беседы о женщинах и вообще о жизни. Не самый интеллектуальный был разговор, говоря по чести, но собеседник и повод не располагали к рассуждениям о, скажем, поэзии.
Словом, моя жена очень терпеливая и снисходительная женщина, не сказавшая ни слова упрёка мужу, который в такой день загулял почти до утра и к тому же напился. Жена и дети старосты, которым мы наверняка мешали спать, терпеливы в ещё большей степени. Старосте я этого, конечно, не сказал, ведь это не его вина, но тебе признаюсь: скверное же у деревенских вино!
У нас родилась девочка, и прошу тебя, не надо мне по этому поводу сочувствовать: мне действительно всё равно, какого пола наш ребёнок. Тем более, что он у нас, к гадателям не ходи, не последний".
Линьсюань на мгновение опустил кисть и посмотрел на жену. Сидевшая у очага Жулань улыбнулась ему и снова опустила глаза на младенца, которого кормила грудью. С ребёнком на руках она походила на Мадонну, и Линьсюаню захотелось сказать ей об этом, но, увы, она не поняла бы сравнения. Снова вспомнился момент, когда он впервые наклонился над колыбелью и увидел сморщенное личико в пелёнках. Сейчас внешность младенца немного выровнялась и уже не походила на смятую заготовку человека. Но тогда, будь он трезв, мог бы и испугаться. Однако разум туманили винные пары, и Линьсюаню было всё нипочём.
- Это девочка, - виновато улыбнулась Жулань.
- Вырастет красавицей! - с широкой улыбкой уверил Линьсюань и заработал благодарный взгляд.
"Но пока, буду с тобой откровенным, за глаза хватает и одного. Я должен радоваться пополнению в семействе и испытывать отцовские чувства, но у меня плохо получается это делать, когда младенец своим криком будит меня после полуночи и не даёт сомкнуть глаз до самого утра. Вот уж с чем моей дочери точно повезло, так это с силой лёгких! Зато днём, когда мы все на ногах, это сонная лапушка, не доставляющая никакого беспокойства. Разве что, когда хочет есть, или намекает, что пора поменять пелёнки. Я испытываю облегчение, когда дела позволяют мне отправиться с ночёвкой в город, или когда ухожу на ночную охоту и нахожу ночлег у добрых людей. Надеюсь, я тебя не шокирую своей откровенностью? Оказывается, растить ребёнка - нелёгкий труд. Сочувствую Жулань и Фу Нин, почти не имеющим возможности отлучиться из дома, чувствую себя виноватым порой, но моей солидарности не хватает на то, чтобы делить с ними все тяготы.
Староста и его жена уверяют, что всё в порядке, так и должно быть, и что женщины это всё переносят легче. Дескать, они самим Небом предназначены для материнства, а забота отцов - обеспечить жену и детей материально. Может и так. Полагаюсь на их опыт, у них самих полдюжины выживших детей, и когда я гляжу на их домик, в котором они все спят только что не друг на друге, то преисполняюсь священного ужаса. Как они выдерживают такое количество детей? Хотя старостиха говорит, что спустя пару месяцев после родов все привыкают и уже не так устают. Очень на это надеюсь.
И ещё должен признаться: я всё никак не могу придумать для малышки достойное имя. В голову не лезет ничего, кроме выражения "жемчужина на ладони" - здешнее определение для дочерей, обожаемых отцами. Жулань уже зовёт дочку Чжу-эр, и, подозреваю, так она "Жемчужинкой" и останется.
Относительно твоего вопроса - нет, я здесь не скучаю, мне некогда. Можешь мне поверить, шисюн, в почти деревенском доме занятие найдётся всегда! Да, готовят, шьют, стирают и убирают мои женщины, но не буду же я заставлять их таскать воду или уголь, забивать колья для ограды, гонять в лес за дровами и хворостом или в деревню разделывать свиную тушу, которую нам так любезно подарили местные крестьяне за помощь в изгнании духа. С подарком, кстати, пришлось просить их же помощи, твой шиди не силён в мясницкой работе. Ничего, справились, часть мяса, как смогли, мы засолили и повесили над очагом коптиться. Надеюсь, что не испортим, ведь это наш первый опыт заготовки такого рода. Ещё мы пробуем развести огород и подумываем о птичнике: пусть все продукты мы - спасибо твоей щедрости! - можем покупать, но каждый раз спускаться с горы за любым пустяком неудобно. И угадай, кто вскапывает землю для грядок? Да, я знаю, что многое из этого считается женской работой, но моя жена - кормящая мать, и мне дорого и её здоровье, и здоровье нашей дочери. А Фу Нин - фитюлька, выросшая во дворце и за всю жизнь не поднимавшая тяжести больше, чем поднос с едой и посудой. Мне её немного жаль - попасть из роскоши в почти крестьянский быт... Но она бодриться и говорит, что иной судьбы не желает. Жулань говорит то же самое.
Жулань также хочет посадить её любимые пионы и парочку фруктовых деревьев. Госпожа Сун обещала с оказией прислать нам цветочных саженцев. Ещё она намеривается всё-таки как-нибудь навестить нас, посмотреть на внучку. Но точно не в этом году, мы не хотим привлекать внимание к Жуидин, а за ними могут следить.
Твои новости из ордена меня весьма порадовали. Хорошо, что Жунь Ваньи исцелилась от мук разбитого сердца, она и Бай Цяо станут красивой парой. Поздравления им я уже отправил, и надеюсь, что мой подарок доберётся в Линшань ко времени свадьбы. Попроси шицзе Лю описать подробности праздника, моим женщинам это будет интересно.
А вот грядущее бракосочетание Мэй Хайтан меня изрядно удивило. У нашего императора всё же имеется неистребимая тяга к женщинам старше него. Интересно, это их общее решение, или же она поставлена перед фактом? (Вот будет весело, если от него сбежит и вторая невеста!) Но если госпожа Мэй действительно желает выйти замуж, приходится признать, что мужчину выше она найти не могла. Хотя, думается мне, что свой собрат-заклинатель ей подошёл бы больше: ну что воину делать в гареме, пусть даже и женой первого ранга? Строить шеренгами других наложниц? Однако сочувствовать не стану: она сама подняла этот камень, чтобы уронить себе на ногу. А может статься, что она в сочувствии и не нуждается.
В любом случае, это знак, что мысль женить меня на Мэй Хайтан его величество оставил. Твоего шиди это не может не радовать.
Заканчиваю моё письмо - солнце уже садится, а я ещё хотел сегодня дойти до наших целителей. Шэ Ванъюэ я не видел со времени родов, кажется, она и правда задумала уйти от мира. Но с её ученицами у нас наладился бартерный обмен: отношу им то рыбу из нашего озерца, то кусок ткани, сотканной Жулань, и получаю в ответ лекарства и пряные травки для нашего котла. Мазь от ожогов уже однажды пригодилась. Конечно, они, случись что, поделятся и так, да и еду с вещами добудут и без нас, благо уже по всей округе пошёл слух о чудо-целителях, живущих на Жуидин. Но надо же поддерживать добрососедские отношения, тем более что сходить друг другу в гости - одно из немногих доступных нам развлечений.
Засим остаюсь, твой беспокойный, но любящий тебя шиди,
Хэн Линьсюань".
Линьсюань ещё раз пробежал глазами своё письмо, поставил именную печать, после чего сложил из листа птичку, подошёл к окну с распахнутыми ставнями и выпустил заклятого посланца в полёт. Тот быстро исчез в начавших розоветь небесах меж подкрашенных оранжевым облачков. За спиной звякнул половник о край исходящего аппетитным запахом горшка в очаге, угукнул младенец - мирные и родные звуки и запахи дома, который Линьсюань уже привык называть своим.