- Уж и не знаю: радоваться этому, или огорчаться, - вздохнул Олег.
- Плохого от того не будет - Бату всегда хорошо относится к своим друзьям и во всем им помогает.
- Ну, другом я ему еще не стал, - пожал плечами Олег. - Я надеюсь...
- Зачем так говоришь! - загорячилась Джи. - Многие дорого бы заплатили за такое к себе отношение джихангира - он великий человек.
- Может, оно и так. Да вот только этот великий человек землю мою зорит, соплеменников моих убивает и грабит. Как мне с этим быть?
- Будешь дружить с джихангиром - облегчишь участь своих соплеменников. Пусть не сейчас - потом, когда Русь, в конце концов, покорится, а тебя он посадит княжить в твоем владении.
"Сговорились они с дядюшкой, что ли?" - подумал Олег. - "Говорят об одном и том же. Или просто видят дальше меня наперед? А я в упрямстве своем этого видеть не хочу. Но ведь не хочется мне верить, что падет Русь под копытами этих степняков! Ох, как не хочется!"
Все эти терзания, видно, явственно отразились на лице князя. Джи мягко положила свою уже согревшуюся у очага теплую ладонь на его кисть, легонько сжала, шепнула:
- Не делай ошибки, коназ, не отказывайся от дружбы с Бату. Джихангир уже сейчас весьма влиятелен в монгольском государстве, а дальше будет еще более могущественным. По его слову будут создаваться и исчезать царства, будут достигать вершин власти одни и обращаться в прах другие. А Русь, как ни обидно тебе это слышать, всего лишь одна из многих стран, которые будет попирать копытами своего коня джихангир. Всегда помни об этом и тогда тебе, может быть, будет легче принять правильное решение.
Олег ничего не ответил на эти слова. Он сидел и смотрел застывшим взглядом на пламя очага. Переяславский князь устал от душевных терзаний и сомнений. Думать не хотелось, хотелось выбросить из головы все мысли, прижать к себе Джи, вдохнуть запах ее волос и целовать, целовать... И опять богдийская целительница прочитала его мысли. Она обхватила тоненькими, но крепкими пальцами его голову, прижала к своей груди. Олег какое-то время наслаждался теплом ее кожи, которой он касался щекой, слушал ровное биение ее сердца. Потом повернул голову, коснулся губами ложбинки между грудями девушки, поцеловал легонько, потом еще и еще. Поцелуи становились все горячее. Олег провел руками по бокам Джи, добрался до груди, нетерпеливо рванул руками ворот ее запашного одеяния, обнажая не слишком большие, налитые груди с коричневыми сосками, прижался к ним щекой, наслаждаясь гладким атласом кожи, потом нашел губами сосок. Джи выгнулась и тихонько застонала. Абика, сидящая все это время у входа в кибитку, поднялась на ноги, накинула на плечи тулупчик, стараясь не шуметь, обула валяные сапоги и вышла наружу.
- Хорошая служанка у Коназа Глеба, - шепнула Джи. Потом мягко отстранила Олега, легко поднялась на ноги и, сбрасывая с себя находу одежду, шагнула к ложу.
К Москве обоз подъехал к полудню следующего дня. В этом городе Олег бывал проездом во Владимир. Три раза. В последний раз пару лет назад. За это время городские посады заметно разрослись. Над крышами домов появились новые маковки церквей, белея еще не потемневшим от времени деревом. Московский кремль все так же венчал Боровицкий холм на мысу между двумя реками - Москва-рекой и небольшим ее притоком. Кажется, Неглинной ее прозывали. На этот раз татарский стан расположился не в одном месте, а в трех. Обоз проехал по Москва-реке мимо города и по дороге, его огибающей, добрался до самого большого стана, в готором располагалась ставка Бату и его братьев, а так же еще нескольких царевичей-чингизидов, судя по роскошным шатрам. Сани и повозки поставили на дальнем о города его краю большого поля у самого леса, темнеющего густой хвоей высоченных елей. Часть повозок с высокими колесами поставили полукругом по границе стана для защиты от внезапного нападения извне. Кибитка Олега от леса оказалась далековата и мысли о побеге, которые появились было у него, опять пришлось отложить.
Обоз приехал, когда в разгаре шло строительство осадного тына вокруг города. Одновременно насыпались площадки для стенобитных пороков. Все это делалось руками согнанных с окрестностей крестьян. Хашаром, как, помниться, называл их дядюшка. Тын-городню делали из разобранных строений посада. Землю для насыпей брали из громадной ямины, выкопанной невдалеке от стены брошенного защитниками Великого посада.
Засидевшийся в кибитке Олег решил размяться - проехаться верхом, рассмотреть, как идут приготовления к приступу города. Спросил об этом дядю Глеба, который очень кстати зашел навестить племянника.
- Бату разрешил тебе ходить и ездить, где захочется, - ответил присевший к очагу Глеб Владимирович. - Конь твой у охранного десятка. Они о нем заботятся и оседлают для тебя по первому твоему требованию. Попросишь Абику, ежели не будет меня, она переведет воинам твою просьбу. Но передвигаться можешь только под охраной - сам понимаешь. Ты же не дал слово джихангиру о том, что не сбежишь. Не передумал?