Аннотация: Мир скован морозами, покрыт снегами и льдами, кажется, здесь невозможно выжить. Однако среди вечных ледников живут те, кто считает замерзшую планету своим домом.
пролог
Буран усиливался, каждый новый шаг давался с еще большим трудом, чем предыдущий. Ветер подхватывал снег, тут и там закручивая снежную кашу вихрями и расчерчивая светлыми полосами темнеющее небо над ледяными вершинами.
По заснеженной лощине вдоль гряды обледеневших скал друг за другом следовали три человека. Люди прикрывали лица капюшонами и воротниками своих меховых одежд - ветер бесновался, срывая снег со склонов и швыряя его в глаза холодными мелкими колючками.
Один из мужчин хлопнул по плечу шедшего впереди товарища, привлекая его внимание, и крикнул:
- Уверен, что идем куда надо?!
- Да, я там уже бывал! - отозвался тот, обернувшись. - Грот надежный, переждем буран там!
Не в пример спутнику, своим громовым голосом он без особого труда перекрывал рев ветра. Он зашагал дальше, вонзая в плотный снег острие металлического посоха. Товарищ последовал за ним. При этом он оглянулся и потянул тонкий трос, сплетенный из кожаных полос. Из снежной пелены проявился темный комок, сжимавший в меховой рукавице конец троса.
- Держись крепче, сын! - крикнул мужчина.
Мальчишка ничего не ответил, но трос и в самом деле держал крепко.
Некоторые женщины, редко покидающие обиталища своих кланов, наверняка посчитали бы, что гораздо надежнее обвязаться тросом, чтобы не потеряться в снежной пелене бурана, когда продвигаться приходится почти вслепую и практически ничего не слышно. Но мужчины никогда так не поступали, имея на то собственное суждение - при такой непогоде легко оступиться и сорваться в провал или за край обрыва, увлекая за собой привязанных к тебе спутников. Что касается мальчиков - только суровое воспитание делало из них мужчин, способных позаботиться о благополучии семьи и осознать собственную ответственность за родных. А какой пользы для семьи и клана ждать от человека в будущем, если он даже трос удержать не в состоянии?
Два брата и сын одного из них возвращались из дальней угольной шахты домой, когда поднялась метель. С самого начала было понятно, что им не успеть достичь обиталища до того, как буран разыграется в полную силу, но раз уж вышли в путь, не поворачивать же обратно. Когда продвигаться дальше стало совсем сложно, старший брат вспомнил, что совсем рядом, близ Туманного озера, есть грот, где он уже укрывался однажды от бури. Чтобы достичь грота пришлось свернуть со своего пути и подняться к покрытым льдом скалам.
К заветному укрытию подошли, когда снег двигался навстречу уже сплошной стеной, а снегу навалило столько, что пришлось высоко поднимать ноги, выдергивая ступни из рыхлой снежной массы.
- Давайте сюда! - крикнул старший мужчина.
Другой скорее угадал, чем услышал, что кричит старший брат. Остановившись у чернеющего в снежной пелене входа в пещеру, он подтянул сына поближе.
Даже сквозь вой ветра все трое услышали тяжелый вздох. Наружу облачком вырвался смрад чужого дыхания.
В глубине грота невозможно было что-либо разглядеть, тут и в спокойные дни вряд ли было достаточно светло, но оба брата без труда догадались: какое-то животное нашло здесь убежище раньше них. Оба перехватили посохи, направив острия в темную глубину грота. Даже если бы там оказался травяной медведь ревун - огромное полуслепое животное, обитающее в глубинных пещерах, братьев бы это не смутило. Однако то существо, которое на деле укрылось в гроте, никто из них встретить не ожидал.
Люди редко пересекались с этими тварями, даже те, кто забирался высоко в горы - там, где обитали ледокрылы, не могло выжить ни одно живое существо. А уж чтобы вступить с ними в схватку, надо было быть настоящим безумцем.
Когда из темноты высунулась огромная морда, покрытая костяными наростами, словно обросшая сосульками, братья ткнули в нее посохами больше инстинктивно, чем осознано - оба ожидали увидеть кого угодно, только не крылатого обитателя горных вершин.
Рев чудовища заглушил вой ветра. Старший брат кое-как успел убраться в сторону, младший чуть замешкался и едва не был растерт о скалу, когда из грота стремительным рывком вырвался ледокрыл. Защищая отца, мальчишка взмахнул топором. Мужчина оттолкнул его в сторону, сам же метнул посох в спину животному.
Ледокрыл резко развернулся. Мальчишка вновь бесстрашно бросился на противника.
В пелене бурана невозможно было ни увидеть, ни услышать, как огромная масса снега, наметенная ветром на склоне между двух скал над гротом, сдвинулась с места и устремилась вниз. Пожалуй, лишь один ледокрыл почуял опасность в самый последний миг, но и он уже не успел среагировать. Лавина накрыла площадку возле грота и смела за край карниза и ледокрыла, и мальчишку.
Снежная буря и туман, клубившийся над никогда не замерзающим озером, поглотили огромного зверя и маленького человечка.
глава первая
Бурозуб кивнул сыну. Кремень оставил мехи, взялся за кувалду. Сам Бурозуб подхватил раскаленную заготовку клещами и перебросил ее на наковальню. Кремень размахнулся. Постукивая молотком по заготовке, Бурозуб указывал сыну куда бить, тот обрушивал в указанное место удар кувалды.
Сквозь спутанные волосы, спадающие на лоб, Бурозуб поглядывал на сына. Пятнадцатая зима подходит к концу, парень почти взрослый, пора подбирать невесту. Жених завидный - сильный, плечистый, ремеслами владеет, охотник и следопыт. И характер - не согнешь, не зря свое имя носит. Бурозуб вполне мог гордиться сыном и не без основания считал, что смог воспитать из мальчика мужчину. Сам Бурозуб слишком рано остался без отца, кроме матери его и младшую сестру воспитывали дядя и дед.
В распахнутую широкую дверь кузни вбежал Тороп - младший сын. Ему еще десять зим, но тоже уже заметно, что будет таким же рослым и крепким, как его старший брат. Оба сына статью явно пошли в мать, сам Бурозуб широкоплеч, но приземист, среди всех взрослых жителей ближайших обиталищ, в том числе и женщин, он, наверное, был самым низкорослым.
Жар в кузне стоял такой, что снег на сапогах Торопа не просто растаял, а почти мгновенно превратился в пар.
- Бабушка сказала, что пора, - сообщил младший сын. - Ты должен быть там.
Говорил мальчишка торопливо, словно опасался, что его не дослушают. Так он разговаривал всегда, потому и получил свое имя. Этим он тоже отличался от отца - сам Бурозуб разговаривал мало, казалось, даже неохотно, будто ему было в тягость складывать звуки в слова.
Бурозуб поманил Торопа кивком головы. Мальчишка без слов понял, чего хочет от него отец. Он сбросил с себя почти всю одежду, быстро развесил ее на крюках, накинул на себя фартук из толстой кожи. В силу юного возраста и соответствующего телосложения, фартук оказался не по росту, но его это не смутило. Надев рукавицы, Тороп перехватил у отца клещи с заготовкой и молоток.
- Знаете, что делать, - произнес Бурозуб. - Справитесь?
- Справимся, - заверил отца Кремень и кивнул младшему брату. - Давай, братишка.
Бурозуб снял фартук, повесил его на крюк, накинул на плечи меховую парку. У самой двери он оглянулся. Сыновья продолжали работу спокойно, без суеты. Они точно знали, что нужно делать. Губы Бурозуба шевельнулись в едва заметной улыбке. Он отлично воспитал своих мальчишек - даже если вдруг что-то случится с ним, они уже не пропадут.
Снег заскрипел под подошвами. В безветренном воздухе чувствовалось даже тепло солнечных лучей, попадающих на лицо. Шагая к своему дому, Бурозуб вскинул голову, скользнул взглядом по округе. Пришлось прищуриться, настолько ослепительно искрился снег. Ледяные вершины, яркая синева неба, теплое солнце - отличный день, чтобы появиться на свет.
Возле большого строения, сложенного из каменных блоков, покрытого толстыми металлическими листами и занесенного снегом настолько, что можно было только догадываться, что здесь живут люди, стоял огромный человек, опиравшийся на металлический посох. Его полуседая борода терялась в белесом меховом воротнике парки. Хлопнув Бурозуба по плечу, он произнес:
- Давай. Только тебя ждут.
Дядя Громых, заменивший Бурозубу и его сестре отца, наверное, и в очень преклонном возрасте не утратит громовых ноток в голосе. Потому и получил свое имя, что даже в раннем детстве, как говорили старики, грохотал, будто сход лавины в горах.
Бурозуб толкнул металлическую дверь, вошел внутрь. Огоньки, пляшущие на углях в очаге, едва освещали пространство жилища, но людям, находившимся здесь, света вполне хватало, для них это был привычный быт.
К Бурозубу подбежала младшая сестра Быстрица. Уже взрослая женщина, у самой муж и трое детей, а все такая же легкая и шустрая, как в детстве. Быстрица сама стянула с Бурозуба парку и подтолкнула.
- Идем, брат, - негромко сказала она. - Ты ей нужен.
Бурозуб приблизился к просторному ложу, окруженному женщинами. Его глаза встретились с глазами жены. В глазах Сияны он прочел благодарность.
- Встань там! - услышал Бурозуб суровый и властный голос матери.
Скалань. В детстве Бурозуба удивляло, насколько точно имена соплеменников отражают их характеры, саму суть их владельцев. Вот и мать не зря прозвали именем, схожим со скалой. Гордая, непреклонная, непоколебимая. Даже черты лица соответствуют, будто высечены из камня. Пожалуй, суровый взгляд женщины чуть теплел, только когда в беседах с родственниками они вспоминали ее покойного мужа.
Кто знает, если бы отец Бурозуба не погиб под лавиной, может и мать была бы мягче к своим отпрыскам. Но детям необходимо суровое воспитание, это вопрос выживания лично их и всего рода. Дядя Громых конечно помог, и дед Большеног, но основная ответственность все равно легла на плечи женщины.
Пожалуй, из всех членов клана Ледоломов, только имя самого Бурозуба отражало не характер и внешность, а напоминало о событии. По рассказам матери, однажды мужчины вернулись с охоты с тушей травяного медведя. Бурозуб в ту пору едва встал на ноги, тем не менее, подошел к трофею охотников и так впился в него зубами, что прокусил шкуру. Зубы мальца окрасились бурой кровью ревуна, за что он и получил свое имя.
Бурозуб встал в изголовье, куда указала ему мать. Сияна вложила ладонь в ладонь мужа, впилась тонкими пальцами в его пальцы.
-Тужься, девочка, - произнесла Скалань так, будто отдала приказ. - Дай нам новую жизнь.
Бурозуб опустил взгляд. Ему все это видеть ни к чему. Строго говоря, мужчине вообще не место при родах, он уже сделал для появления новой жизни все, что от него зависело, дальше дело за женщинами. Но жена захотела, чтобы он был рядом в этот момент, так ей легче, спокойнее. Бурозуб держал ее за руку, когда на свет появился Кремень. Он держал руку жены, когда родился Тороп. Вот и сейчас Бурозуб пришел по первому зову, отложив все прочие дела и заботы.
Ногти Сияны впились в ладонь мужа, наверняка даже на его огрубевшей мозолистой коже останутся кровавые следы. Бурозуб ничего не чувствовал. Его охватило волнение ничуть не меньшее, чем в тот день, когда на свет появился первенец. И на родах второго сына Бурозуб чувствовал то же самое. На свет появлялась новая жизнь. Жизнь, которую сотворили Бурозуб и Сияна. Какова будет судьба маленького человечка? Сумеет ли он выжить в суровом мире, покрытом снегом и льдом? Сможет ли сам Бурозуб дать своему ребенку все необходимое для выживания, привить необходимые навыки?
Далеко не все пришедшие в мир, достигали совершеннолетия, многие умирали еще в младенческом возрасте. Бурозуба и Сияны это, к счастью, не коснулось, но многим семьям приходилось развеивать прах своих детей с утеса Печали. Старшие братья Бурозуба умерли, когда еще не было на свете его самого. В юном возрасте покинули мир братья и сестры его отца и дяди Громыха. Многие сверстники Бурозуба так и не стали мужчинами и женщинами, многие не дожили до сегодняшнего дня.
Мир жесток и опасен, выживают лишь сильные не только телом, но и духом. Неосторожные погибают под снежными лавинами, замерзают в бураны, беспечные, лишившись скудных запасов, умирают с голоду во время лютых морозов и коченеют в своих жилищах. В глубинных пещерах значительно теплее, но и там непросто выжить - незримая зараза поражает легкие, внутренности и покрывает кожу людей узорами буро-зеленой плесени, сдержать развитие болезни в состоянии лишь холод на поверхности.
Многие опасности ожидают нового человека, появившегося на свет. Обязанность Бурозуба, как отца, сохранить новую жизнь. Старшие сыновья уже готовы к самостоятельной жизни, сможет ли Бурозуб так же подготовить и этого ребенка? Пожалуй, это единственное, что могло обеспокоить Бурозуба, вселить в его сердце тревогу и сомнение в собственных силах. Если он не справится со своей ролью отца, его ребенок обречен на гибель.
В мысли Бурозуба ворвался детский плач.
- У тебя дочь, - объявила Скалань.
Быстрица поднесла брату на шкуре маленькое пищащее существо. Бурозуб принял на руки новорожденную, легонько подул ей в лицо. Попав в руки отца, кроха сразу успокоилась. Сквозь прядку светлых волос на Бурозуба смотрели голубые глаза.
- Как назовешь? - спросила Скалань.
Давать имя ребенку прямо сейчас необходимости не было. Этот вопрос можно отложить и на зиму, и на две, и даже на три, когда станет окончательно ясно, какие повадки и характер ему присущи. Имя должно отражать суть человека, его он пронесет через всю жизнь.
Но Бурозуб не стал ждать. Нужное слово пришло на ум само, едва он взглянул на дочь.
- Снежка, - произнес он.
Бурозуб перевел взгляд на жену, та улыбнулась, выражая полное согласие.
- Пусть будет так, - кивнула Скалань. - Забери, - сказала она дочери.
Бурозуб передал ребенка сестре. Склонившись к жене, он коснулся губами ее вспотевшего лба.
Своим жестким и угрюмым обликом Бурозуб словно воплощал в себе всю суровость заснеженного и обледеневшего мира. Но в этот миг Сияна видела рядом с собой самого близкого и родного человека. Ни ей, ни ему не было нужды в словах, чтобы понять друг друга.
- Уходи, - строго потребовала Скалань от сына. - Сейчас ты здесь не нужен.
Бурозуб послушно покинул дом. Дядя Громых все так же топтался у входа снаружи.
- Ну? - спросил он.
- Дочь, - так же коротко ответил Бурозуб.
Громых удовлетворенно крякнул и хлопнул племянника по плечу.
По земле скользнула тень. Оба подняли глаза. Высоко в небе распластался силуэт ледокрыла.
глава вторая
- Смотрите!
Рука Торопа в меховой рукавице указала на багровые отсветы, пляшущие в облаках далеко у горизонта.
- Огненная яма, - произнес Бурозуб.
- Правда, что там в пламени рождаются ледокрылы? - спросил мальчишка. - Так дед Белян говорит.
Бурозуб пожал плечами:
- Ему видней.
Более разговорчивый Громых сказал:
- Белян много знает, он врать не станет.
- Вот бы увидеть, как рождается ледокрыл, - произнес Тороп.
Если бы не торопливая речь, в его словах можно было бы расслышать нотки мечтательности.
- О таком даже не думай, - тут же пресек его фантазии Громых. - Люди не могут приблизиться к Огненной яме, любой сгорает заживо от невидимого жара, даже еще не увидев ее.
- А если никто ее не видел, откуда все знают, что там именно яма, а не что-то другое? - спросил Тороп.
Бурозуб едва усмехнулся в бороду. Он редко проявлял какие-либо эмоции открыто, но его всегда забавляло то, как Тороп с самого юного возраста ставил в тупик своими вопросами взрослых мужчин и женщин. Вот и сейчас дядька Громых слегка растерялся. Впрочем, он быстро нашелся и ответил любознательному внуку:
- Вот вернемся, у Беляна спросишь.
Пожалуй, лучшего ответа в этой ситуации было не найти. Впрочем, все родственники уже привыкли - если не в состоянии ответить на вопрос, посылай ребенка к старику Беляну, особенно когда дело касается Торопа.
Дед Белян был одним из немногих в долине, кто владел грамотой древних нумов, живших в здешних краях, по его словам, еще в те времена, когда солнце светило жарче, а мир не был скован льдом. Сейчас не очень-то верилось, что такие времена действительно когда-то были. И Бурозуб, и Громых, даже сам Белян, и многие их родичи ходили очень далеко от дома, общались с людьми из дальних кланов, те с другими - никто не слыхал о теплых землях, кругом простирались снежные плоскогорья и долины, высились ледяные горы, цепи заснеженных холмов и торосы. Кто знает, может, в глубокой древности и в самом деле все было иначе.
Почерпнуть сведения о мире древних нумов, который они называли Террией, можно было лишь из письменных источников, оставленных ими же. Тороп очень много времени проводил в пещере старого Беляна, от него перенял умение читать нумские руны. Кто научил нумской грамоте самого Беляна, никто не знал, а он на этот счет не любил распространяться.
Группа людей в парках и тулупах из мохнатых шкур продвигалась все дальше в ущелье. В последнее время рудокопы слишком часто стали замечать следы на снегу возле шахты. Похоже, где-то неподалеку была неизвестная никому пещера, из которой начали выходить наружу травяные медведи ревуны. Не являясь исключительно плотоядными хищниками, огромные звери редко нападали на людей, но когда их появлялось слишком много, это вызывало тревогу. Не дожидаясь, пока ревуны станут опасны, группа охотников под предводительством Громыха, отправилась на поиски пещеры. Пошел с мужчинами и Тороп. Бурозуб мог бы ожидать такой прыти от Кремня, но старший сын предпочел остаться дома и закончить работу в кузне. Впрочем, и младшего повлекла в дорогу не охота, как таковая, а врожденная любознательность. Пожалуй, настолько пытливого ума в округе больше не было. Для отца этот мальчишка - частичка его самого, родной человек, все его повадки давно стали привычны, но хоть убей, Бурозуб не понимал, как старому Беляну хватает терпения выслушивать поток вопросов мальца, да еще и находить нужные ответы.
Острия тяжелых металлических посохов втыкались в плотный снег, помогая охотникам удерживаться на тропе. Такой посох неплохо служил в быту и дальних переходах: он и на склонах в помощь, им и наледь сколоть можно, а при необходимости и для обороны послужит.
Имелось у путников и более серьезное оружие - у каждого из-за пояса торчал легкий стальной топор с узким лезвием и длинным острым шипом на обухе. Умеючи, таким и от ледокрыла можно было бы отмахаться, если бы не их удивительная особенность - в мире вечных льдов и морозов это были единственные существа, способные испепелить противника невидимым пламенем. Прав Громых, с этими тварями встреч лучше не искать, и держаться подальше от места, где они появляются на свет.
Бурозуб оглянулся на сородичей. Зрелых мужчин только трое: он, дядя, да двоюродный брат Хрипец, младший сын Громыха. КромеТоропа остальные трое также едва научились держать топоры, ну может, на две-три зимы постарше: старший сын Быстрицы Добрян, и сыновья Хрипца Оскол и Сполох. Мальчикам пора становиться мужчинами, минет лишь несколько зим и им уже придется обеспечивать собственные семьи, заботиться о собственных детях, продолжать и хранить свой род, семьи своего клана. Сам Бурозуб был еще моложе, когда вышел на свою первую охоту.
Подростки по очереди волокли большие сани, меняясь по двое. Если охота окончится удачей, семьи несколько дней будут лакомиться мясом, из шкур женщины сошьют новую одежду, а кости пойдут на предметы быта, украшения и оружие.
Тропа прижалась к самому склону гряды обледеневших скал. Ущелье сменилось широкой долиной, одним краем полого спускающейся вниз, к извилистым заснеженным хребтам Нижних ледников.
Вскоре из-за поворота появился вход в шахту. Это больше напоминало нору очень крупного животного, обрамленную толстой серой наледью. Еще более причудливый ледяной нарост нависал сверху, словно грязные толстенные сосульки росли вверх и тянулись к небу серыми зубьями. Выглядело все необычно, однако даже Тороп не стал приставать с расспросами, он уже знал от старика Беляна, что так бывает на старых шахтах, когда согретый недрами, факелами и очагами рудокопов воздух понемногу выходит из глубины наружу, ползет по склону вверх водяным паром и почти сразу замерзает.
Тут же стояли несколько больших саней - на них рудокопы доставляли добытые уголь и руду в обиталище клана.
- Здесь были их следы, - объявил Хрипец.
Он и в самом деле хрипел, будто жутко простыл. При этом за всю жизнь Хрипец даже ни разу не чихнул, но голос его был таким всегда.
- Судя по следам, они приходили оттуда, - продолжал Хрипец.
Конец его посоха указал на искрящиеся под солнцем склоны горной гряды.
- Точно? - переспросил Громых. - Уверен, что не из шахты вылезли?
- Уверен, - твердо заявил Хрипец. - Здесь обвалов не было. Если и открылась пещера, искать надо где-то там.
Даже Тороп не стал задавать лишних вопросов. Все знали, что травяные медведи обитают в глубинных теплых пещерах, но иногда горы сотрясаются так, что сдвигаются громадные скалы, обрушиваются ледники и открываются новые проходы, через которые жители глубин выбираются на поверхность в поисках новой пищи или спасаясь от терзающей внутренности узорницы. Возможно, где-то рядом с угольной шахтой как раз и открылся новый тоннель.
Если бы такой проход открылся в самой шахте, рудокопам это добавило бы трудностей, помимо выхода на поверхность ревунов. Теплый воздух, поднимаясь из глубины, неизбежно принес бы с собой споры узорницы - задерживаться в шахте надолго стало бы небезопасно.
Хрипец вошел в шахту, несколько раз ударил посохом в металлическую болванку, подвешенную на цепи у самого входа. Гулкий звук раскатился по тоннелям и ушел в глубину.
Ждать пришлось довольно долго. Наконец наружу выбрался высокий жилистый мужик в накинутом на плечи меховом тулупе. Его лицо и руки потемнели от въевшейся угольной пыли, даже борода была неестественно черна.
- Теплого солнца тебе, брат, - поприветствовал его Хрипец.
- И вам того же, братья, - ответил рудокоп.
Охотникам он был известен, эту шахту разрабатывали люди их клана. Хват был одним из тех, кто отправился сюда несколько дней назад. Шахтеры подолгу не выбирались на поверхность, заготавливая руду и уголь впрок, чтобы затем нагрузить сани под завязку и тащить добытый груз в обиталище.
- Видели ревунов? - спросил Громых.
- Только следы, - ответил Хват. - В шахту они не лезли, натоптали снаружи. Думаю, их было двое.
Как ни странно, ревуны, выбираясь из глубин, избегали рукотворных шахт. Вероятно, их отпугивал запах угольной пыли, невозможной во влажных и теплых естественных пещерах, пронизывающих недра горных массивов.
- Следы вели оттуда, - Хват указал на склон, подтверждая слова Хрипца. - Похоже, туда же они и ушли.
Снегопад, прошедший пару дней назад, не оставил и намека на следы, сейчас снег лежал ровно.
Мужчины попрощались, Громых махнул рукой, весь маленький отряд последовал за ним вверх вдоль ледяной стены отвесных скал. Здесь уже не было натоптанной тропы - шахтеры сюда не заходили. Тем не менее, плотная слежавшаяся снежная масса под свежевыпавшим снегом держала хорошо, не проваливался даже тяжелый Громых. И все же продвигались вперед осторожно - коварная природа часто преподносила опасные сюрпризы: ветер выдувал основания спрессовавшихся за многие зимы снежных пластов, оттепели мягких зим образовывали пустоты в рыхлых слоях, и огромные глыбы порой приходили в движение, образуя расщелины, способные погубить неосторожных путников. К тому же, в любом месте могли притаиться ревуны. Травоядные полуслепые гиганты обычно предпочитали избегать встреч с людьми, даже выбираясь из своих пещер, но внушительные размеры, крепкие зубы и острые когти при тесном контакте не сулили ничего хорошего, а их белесая бесцветная шерсть припорошенная снегом, могла сделать даже таких крупных животных почти неприметными.
Время от времени попадались крупные куски льда, торчавшие из плотного снега неровными зубьями, приходилось изрядно постараться, чтобы протащить сани. Порой такие льдины, отколовшиеся от почти отвесной стены скал, порождали лавины, тогда приходили в движение огромные пласты снега и льда и обнажались горные склоны. А порой масса скопившегося снега задерживала их движение и по другую сторону от гряды образовывались целые ледяные горы, превращая дорогу в ущелье.
Выпавший два дня назад снег практически полностью скрыл следы ревунов, оставив местами лишь едва приметные ямки. Когда и они исчезали из вида, охотники шли наугад, пока следы вновь не оказывались в поле зрения. Впрочем, сбиться было невозможно - травяные медведи не умели лазать по скалам, так что пройти могли только тем же путем, где сейчас шли охотники.
Склон постепенно становился все более пологим, уменьшалась и высота гряды - стена камня и льда словно понемногу погружалась в снег. Вскоре остатки гряды и вовсе отступили от края, сменившись снежным валом, дорога расширилась.
Громых кивнул сыну:
- Проверь.
Хрипец взобрался на вершину вала и сообщил:
- Есть! Наверняка это здесь.
Громых и Бурозуб поднялись наверх, следом молодые вчетвером втащили сани.
За небольшим снежным плато уступами поднималась громада ледяных гор. Хрипец указал на длинную щель, чернеющую в отвесной стене склона в самом низу:
- Там пещера.
- А вон и следы, - добавил Бурозуб, указав на едва приметные ямки.
- Идем, - произнес Громых.
Тороп чуть было не устремился вперед первым, но отец ухватил его за плечо. Бурозуб не произнес ни слова, за него это сделал Громых.
- Тут осторожность требуется, - наставительно произнес предводитель отряда. - Молодежь, держитесь позади, и чтоб оружие наготове.
Он первым двинулся к пещере, за ним Хрипец и Бурозуб, следом остальные. Все по-прежнему держали посохи в руках, но каждый был готов в случае опасности выхватить топор. Здесь снег лежал уже не так плотно, меховые сапоги мужчин то и дело проламывали тонкий наст, неудивительно, что следы ревунов сохранились четче. Ближе к пещере стали попадаться ледяные глыбы, припорошенные снегом. Видимо, не так давно от скального массива откололась наросшая за долгие зимы стена льда и спрессовавшегося снега и развалилась на части.
Из-за своей длины издалека вход в пещеру казался очень низким, на деле же внутрь можно было пройти, даже вскинув вверх посох. Если ревуны поднялись на поверхность именно из этой пещеры, ничто не помешало бы им выбраться наружу и уйти обратно. Судя по отсутствию характерной наледи, образовывавшейся от соприкосновения теплого воздуха глубин с морозом поверхности, пещера и в самом деле открылась недавно.
- Есть следы, - удовлетворенно произнес Хрипец, вслед за отцом преодолев проход. - Мы на верном пути.
Он указал на множество четких следов, отпечатавшихся на снежном покрове в глубине пещеры, куда ветер не смог замести свежий снег снаружи.
Все остальные так же вошли в пещеру, оставив сани у входа. Подростки с интересом рассматривали крупные отпечатки когтистых лап. До сей поры мальчишки видели ревунов лишь в виде мертвых туш, что приволакивали домой с охоты старшие.
- След наверняка несвежий, - заметил Громых. - Снаружи уже все замело. Далеко могли уйти.
- А зачем ревуны вообще из своих пещер вылазят? - поинтересовался Тороп. - Им же наверху есть нечего.
Он устремил пытливый взгляд на отца.
Бурозуб пожал плечами. Сам он никогда не задавался этим вопросом, но услышав его сейчас от младшего сына, на мгновение задумался. Действительно, что влечет травоядных животных на поверхность, где кругом лишь снег и лед, откуда люди в поисках пропитания, наоборот, сами спускаются в темные недра?
Вместо Бурозуба мальчишке ответил Громых:
- Да кто ж их знает? Может, жарко им тут, они ж все в шерсти, вот и выходят на свежий воздух.
Внуков такое объяснение рассмешило. В отличие от Торопа сыновья Хрипца и Быстрицы были молчаливы, скорее под стать Бурозубу, но повеселиться они были не прочь.
- Ну-ка тихо, - сурово осадил развеселившуюся молодежь Громых. - Не на прогулке.
Подростки тут же угомонились. Кивнув одному из внуков, Громых распорядился:
- Добрян, факелы возьми. По следу пойдем.
Старший сын Быстицы проворно выскочил наружу, где остались сани, и так же быстро вернулся с двумя факелами в руках.
Держа в одной руке посох, Громых взял в другую руку топор. То же самое сделали и остальные. Предводитель охотников первым двинулся в темную глубину. Оставалась еще слабая надежда, что ревуны, натоптавшие у входа в пещеру, не ушли далеко, а все еще находились где-то здесь, поблизости. Так иногда бывало, охотники это знали. Стоило проверить, что там дальше, насколько позволял свет, проникающий через расщелину. Если повезет, не придется спускаться в темную глубину, где даже несмотря на численное превосходство охотников, преимущество все-таки на стороне ревунов, отлично ориентирующихся во мраке.
Через несколько шагов снег под подошвами сапог сменился наледью. Видимо, стена льда и снега, ранее закрывавшая вход в пещеру, не была сплошной, иначе влага не замерзла бы на ее стенах, но и продушины были слишком малы, чтобы ревуны могли бы выбраться наружу. А может, до сей поры животные просто никогда не поднимались сюда из глубины.
Широкая у входа пещера быстро сузилась до трех десятков шагов, в высоту же, напротив, увеличилась, местами из темной выси свисали обледеневшие каменные зубья.
Лед, сковавший стены пещеры отражал дневной свет, попадавший внутрь из расщелины, но с каждым шагом становилось все темнее. Наконец Громых остановился - дальше уже была непроглядная мгла.
Громых оглянулся на сына и племянника, произнес:
- Если уйдем, они могут снова вернуться.
- Идем дальше, - решительно прохрипел сын.
- Идем, - поддержал двоюродного брата Бурозуб.
Младшие промолчали, даже Тороп. Все понимали: если охотники сейчас отступятся, ревуны в любой момент снова выберутся на поверхность и, оказавшись возле шахты, могут напасть на сородичей, добывающих уголь и железную руду для своих семей.
- Факел, - скомандовал Громых.
Добрян протянул деду факел. Громых примотал факел кожаным ремешком к своему посоху, высек огонь, вспыхнул войлок, пропитанный жиром. Освещая себе путь, предводитель отряда снова двинулся вперед. Остальные последовали за ним. В темной глубине пещеры света факела едва хватало, чтобы хоть что-то разглядеть под ногами, но второй не зажигали. Когда догорит первый, второй послужит для того, чтобы вернуться обратно.
В покрытых льдом стенах пещеры отражались неясные силуэты людей, плясали на гранях отблески факела. Молодые охотники настороженно озирались: при каждом собственном шаге им чудилось, что здесь они не одни, что-то движется вокруг, наблюдает за ними. Им уже доводилось бывать в подобных пещерах, но то были шахты, где единственной опасностью служили обвалы, здесь же за любым выступом скалы мог притаиться ревун.
Как ни были охотники готовы к неожиданной встрече, зверь все равно напал внезапно. То, что на первый взгляд казалось заиндевевшим каменным валуном, вдруг зашевелилось. Мерцающее пламя выхватило из темноты оскаленную пасть, в следующий миг по ушам ударил пронзительный рев. Громых увернулся от когтей ревуна, Бурозуб и Хрипец ударили топорами и отступили назад. Сыновья за их спинами рассыпались в стороны. Молодые впервые отправились на охоту, тем не менее, все знали, что им следует делать.
Громых ткнул факелом в морду зверя и отскочил назад. Ревун рывком бросился за ним. Громых снова ткнул факелом в пасть травяного медведя, еще больше раздражая зверя, и снова отскочил, выманивая его на себя. Окончательно рассвирепев, ревун сделал еще один рывок, бросившись всей массой на человека. Остальные охотники набросились на обитателя глубин с двух сторон.
Пещеру вновь наполнил оглушительный рев. Охотники топорами кромсали шкуру ревуна со всех сторон, стремясь перерубить сухожилия на лапах. Громых вновь ткнул факелом в морду ревуна, тот отпрянул, приподнялся на задних лапах. Изловчившись, Бурозуб всадил острие посоха в грудь зверя.
- Вали! - рявкнул Громых.
Охотники окончательно подсекли лапы зверя. Не сумев удержаться, ревун упал грудью на лед. Под его весом посох Бурозуба еще глубже вошел в грудь животного и пронзил ему сердце. Издав последний утробный звук, зверь затих.
- Все целы? - спросил Громых, вскинув факел.
Охотники по очереди отозвались, каждый заверил, что не пострадал от когтей глубинного обитателя. Несмотря на огромный размер, угрожающие зубы и здоровенные когти, в целом ревуны были довольно неповоротливы, совершали отдельные стремительные рывки, но не были способны к длительным активным действиям. Однако случалось и такое, что не все охотники возвращались домой целыми.
Громых осветил факелом тушу зверя. Тороп подошел ближе, осмотрел морду ревуна, осторожно коснулся кончиков его опаленных усов и заметил:
- У него есть глаза. Почему говорят, что они слепы?
- Это на поверхности они плохо видят, - пояснил Громых. - Ревуны живут в глубине, дневной свет их слепит. А вот в темноте их глаза наверняка получше наших служат.
- Кажется, других здесь нет, - послышался голос Хрипца из темноты.
- Все равно осторожны будьте, - сказал Громых. - Наверху двое наследили. - Пройдем дальше, сколько можно, тушу потом разделаем.
Бурозуб и Хрипец вдвоем повернули тушу ревуна чуть на бок, Бурозуб выдернул свой посох из груди животного, после чего весь маленький отряд последовал за Громыхом дальше вглубь пещеры.
Понемногу пространство еще более сузилось, превратившись в извилистый тоннель, полого уходящий вниз. Похоже, и тоннель и сама пещера существовали уже очень давно, а не образовались во время обвала. Если бы не обрушилась стена льда снаружи, наросшая на входе, пещера так бы и оставалась скрытой от всех.
Покрытый наледью пол пещеры еще более круто ушел вниз. Громых остановился. Следовавшие за предводителем охотники также остановились, лишь Оскол рискнул сделать еще пару шагов вперед, чуть обогнав отца. Споткнувшись о выступ скалы под ногами, мальчишка чуть было не упал и почти прыжком продвинулся еще дальше на шаг. Не удержавшись на льду, он упал на спину и заскользил вниз. Громых перебросил посох на другую руку и попытался перехватить внука, но пальцы схватили лишь пустоту. Из темноты послышался скрежет - Оскол тщетно пытался остановить свой неожиданный спуск, вонзив острие посоха в лед. Мальчишка скользил молча, без криков - у мужчин не было принято издавать бессмысленные звуки - лишь в конце чертыхнулся.
- Цел?! - крикнул Громых, взмахнув факелом.
Его звучный грохочущий голос отразился эхом от стен тоннеля.
- Все нормально! - донеслось из темноты.
- Спускаемся, - скомандовал Громых. - Осторожней тут.
Голос его звучал ровно, не выдавая тревоги. Не высказывали беспокойства и остальные, хотя все отлично понимали - несмотря на заверения Оскола, что с ним все в порядке, в темной глубине могло случиться все, что угодно, в том числе и нападение ревуна, а то и не одного, справиться с которыми у мальчишки не было никаких шансов. Но что толку причитать, лучше, не тратя времени, поскорее спуститься вниз.
Передвигались вприсядку, упираясь остриями посохов в ледяной пол, чтобы не поскользнуться на крутом спуске. Через некоторое время лед под ногами сменился влажным камнем. Здесь уже чувствовалось теплое дыхание глубины.
- Я здесь, - послышался из темноты голос Оскола совсем рядом.
Громых осветил факелом внука, окинул взглядом, убеждаясь, что с мальчишкой и в самом деле все в порядке. Хрипец молча отвесил сыну подзатыльник, тот так же молча принял наказание. Слова были излишни, Оскол и так понимал, что виноват - нечего лезть вперед старших, если навыков еще толком нет и слишком мало знаешь об окружающем мире.
Громых снова двинулся вперед. Факел на его посохе начал мерцать, но старик не останавливался. Молча за ним следовали и остальные. Еще через несколько шагов стены и потолок тоннеля расползлись в темноту. Разглядеть здесь что-либо было невозможно, люди скорее почувствовали, что тоннель привел их в еще одну пещеру.
- Не догоним, - произнес Громых, остановившись. - Далеко ушли.
- Почему так думаешь? - вылез вперед любопытный Тороп.
- Смотри.
Громых взмахнул посохом с закрепленным на нем факелом. На миг вспыхнувшее ярче пламя выхватило из темноты белесый козырек, нависший чуть сверху.
- Гриб? - угадал Добрян.
- Точно, - подтвердил Громых.
- И что? - не понял Сполох.
Громых шагнул вперед, стукнул топором плашмя по основанию гигантского гриба, чуть превышавшего его рост. Вверх взметнулся сноп белых огоньков, обвив ножку, толщиной в руку, и разлился по широкой мясистой шляпке. Пышный зонтик под шляпкой гриба замерцал розовым. Вслед за первым грибом вспыхнул другой, а следом еще и еще - волна света стремительно расплеснулась в стороны, разгоняя тьму обширнейшей пещеры.
Молодые охотники стояли с разинутыми ртами, глядя на чудо глубинного мира. И Бурозуб, и Хрипец уже не раз бывали в глубинных пещерах, а вот младшим довелось такое увидеть впервые.
- Они так долго светиться будут, - произнес Громых, с усмешкой глядя на восторженные лица внуков. - Это грибы светуны. Если бы ревуны были здесь, точно их потревожили бы. Стало быть, давно ушли. Только тот домой не торопился.
С каждым мигом становилось все светлее. Вскинув головы, молодые охотники увидели сияющие своды.
- Там тоже грибы?! - удивленно воскликнул Тороп.
Громых и Хрипец расхохотались, даже Бурозуб улыбнулся. Громых поманил внуков:
- Идите сюда.
Он направился к большой скале, возвышавшейся над грибным полем и также светившейся вкраплениями светлячков. Последовав за дедом, молодые охотники увидели, что поверхность скалы усеяна кристаллами, излучающими сияние.
- Сиян-каменья! - догадался Тороп, вспомнив рассказы старого Беляна о кристаллах глубинного мира, в честь которых получила имя его мать.
- Они, - подтвердил Громых. - Свет впитывают, а затем отдают его обратно.
- Смотрите! - воскликнул Сполох, указав на каменную громаду, поднимавшуюся к светящимся сводам. - Что это там?!
В отличие от всего вокруг, ее покрывали светлячки столь редкие, что общая масса казалась темной среди обширного освещенного пространства. Громых прищурился, вглядываясь, и произнес:
- Похоже, башня нумов.
- Нумов? - вожделенно переспросил Тороп.
Остальные мальчишки тоже оживились. Все они слышали сказания о древних нумах и их постройках, скрытых в недрах гор и ледников, что иногда попадались охотникам и рудокопам. И вот перед ними одно из тех творений, что создали исчезнувшие обитатели глубин.
Громых усмехнулся, без труда разгадав желание внуков.
- Ладно уж, гляньте, - разрешил он. - Только недолго. Надобно еще грибов собрать, раз уж сюда пришли.
Он кивнул Бурозубу:
- Пригляди за ними. А мы тут пока осмотримся.
Бурозуб молча направился к башне, сын и племянники последовали за ним. По пути Добрян стянул меховую рукавицу и потянулся ладонью к нависавшей сверху светящейся шапке гриба. Шедший рядом Тороп ударил двоюродного брата по руке:
- Не трогай.
- Почему, - удивился Добрян.
- Дед Белян говорил, нельзя такие грибы голыми руками трогать, - пояснил Тороп.
Бурозуб оглянулся на мальчишек через плечо и произнес:
- Верно Белян говорит. Потом два дня ладонь гореть будет. Ни к чему тут не прикасайтесь, чего не знаете.
Про себя он отметил, что сын не напрасно проводит так много времени в обществе Беляна - для человека, впервые попавшего в глубинную пещеру, мальчишка слишком много знал о таких местах. Всю дорогу до башни Тороп пояснял братьям, что в пищу можно употреблять только те грибы, которые не светятся, что ревуны называются травяными медведями не потому, что едят траву, а потому что любят в ней спать, а сама трава вовсе несъедобная, но зато из ее волокон можно ткать прочную ткань, а едят ревуны те же грибы, что и люди, что кристаллы сиян-каменьев можно использовать вместо факела без опаски получить ожог ядом, а вот на поверхности от них никакого проку, холод их разрушает... Обретя в лице братьев благодарных слушателей, Тороп говорил непрерывно, умолк он только тогда, когда Бурозуб остановился у широких каменных ступеней, затянутых мхом.
Нумская башня была огромна, своим основанием она полностью заслоняла обзор, хотя было понятно, что обширная пещера простирается гораздо дальше. Каменные стены также затянуло мхом, а колючие стебли травы ползуньи поднимались по ним на несколько метров. Если бы не ступени, было бы трудно догадаться, что ведут они к большим металлическим воротам, почти неприметным под слоем ржавчины и мха. Как ни странно, продолговатая металлическая вывеска над воротами оказалась более заметна, можно было даже разглядеть выгравированные на ней символы.
- Знаешь, что тут написано? - спросил Бурозуб сына.
Тороп присмотрелся к рунам и прочел:
- Хранилище знаний.
- Это что значит? - не понял Оскол.
- В таких башнях нумы хранили свои знания, - пояснил Тороп. - Может быть, там еще что-нибудь осталось. Давайте посмотрим.
Он шагнул было на первую ступень, но Бурозуб схватил мальчишку за плечо. Пожалуй, единственным недостатком, который Бурозуб признавал за своим младшим сыном, была чрезмерная любознательность, заставлявшая его забывать о предосторожности.
- Туда мы не пойдем, - сурово возразил Бурозуб. - Нет времени. Возвращаемся.
Мальчишки заметно приуныли, особенно Тороп, но перечить старшему никто не посмел. Дай им волю, они бы всю пещеру облазили и задержались бы здесь не на один день. Но находиться в глубине слишком долго нельзя, особенно в их юном возрасте. Дыхание глубины убивает тех, кто пришел с поверхности, убивает медленно, но неизбежно. Те, кто пренебрегал осторожностью и задерживался внизу дольше возможного, впоследствии даже на поверхности мучились недугами - глубинная зараза навсегда поселялась в легких, затрудняя дыхание, а кожу поражала паразитическая плесень пещер, расползаясь по всему телу буро-зелеными узорами.
Давным-давно Скалань, мать Бурозуба и бабушка его детей, зашла в такую пещеру в поисках припасов для семьи и угодила под обвал. Скалани не было острой нужды самостоятельно отправляться в глубинные пещеры - Громых неплохо заботился о невестке и племянниках, но мать была слишком горда, чтобы полностью зависеть от родни. Выход она нашла, но провела в глубине слишком много времени. Спустя зимы, когда дети уже выросли и сами обзавелись семьями, последствия той затянувшейся вылазки сказались ее на здоровье.
Тороп отлично знал, чем может грозить слишком длительное пребывание в глубинных пещерах, но все равно не мог скрыть разочарование. Любопытство и тяга к новым знаниям превосходили инстинкт самосохранения, слишком часто мальчишка пренебрегал безопасностью, и это не могло не беспокоить отца. Бурозуб был уверен, что младший сын способен позаботиться о себе, но излишний азарт мальчишки настораживал. Ведь придет время, и ему самому придется стать отцом -неоправданный риск осиротит семью.
Когда Бурозуб и юные охотники вернулись к Громыху и Хрипцу, старик сказал:
- В той стороне грибная поляна, свежая поросль. Соберем, сколько унести сможем. Потом еще наведаемся, дорогу теперь знаем. Тушу погрузим и в обратный путь, переночуем в шахте, а поутру домой двинемся.
глава третья
Кремень и Тороп распахнули ворота семейного хранилища, после чего вместе с отцом втянули внутрь сани, доверху нагруженные глыбами угля. Все трое только что вернулись из шахты. До конца мягкой зимы еще далеко, но неизбежно придет время зимы растущей, солнце начнет понемногу тускнеть, дни укорачиваться, а ночи удлиняться, с каждым днем будет становиться все холоднее. До наступления полноправной темной зимы, морозных дней и еще более морозных ночей все семьи клана делали запасы провизии и топлива. В лютый холод и снежные бураны доставлять припасы в обиталище будет значительно сложнее - следуя заведенному порядку, люди готовились заранее, как только начинало теплеть и продолжали заготовки до наступления следующих морозов.
Требовалось еще несколько раз наведаться в шахту, чтобы запасти побольше угля, пока же следовало разбить большие глыбы на более мелкие куски, пригодные для использования в семейном очаге, плавильной печи и кузнечном горне.
- За стол, - коротко бросил Бурозуб сыновьям. - После займемся.
Однако войти в дом они не успели, навстречу из двери вышел старик Белян.
Белян и в самом деле был стариком. Не таким, как Громых или его сверстники. То были уже убеленные сединами, но вполне еще крепкие мужики, ходившие на охоту и работавшие в шахтах и кузнях наравне с сыновьями и внуками. Никто не знал, сколько зим Беляну, даже Громых в своей юности видел его уже седым стариком, казалось, он пережил уже всех в долине, кто был втрое младше его, и переживет еще многих. Сородичи удивлялись такому долголетию и недоумевали, в чем же его секрет, а знал ли о том сам Белян, было неизвестно. Даже меховая парка не могла скрыть худобу старика - прожитые зимы иссушили его тело, оставив чуть ли не одни кости. Он единственный из всех людей клана Ледоломов опирался не на металлический посох, а на легкий костяной, который служил ему не для того, чтобы удерживаться на льду или склонах, ибо в своем преклонном возрасте Белян уже очень редко совершал далекие переходы, а просто чтобы передвигаться и иметь возможность устоять на ногах.
Взгляды Бурозуба и Беляна пересеклись. Бурозуб помрачнел. Уже несколько недель Скалань мучилась застарелыми недугами, враз превратившими мать в старуху. Белян, знавший толк в знахарстве, врачевал женщину, но в его силах было лишь облегчить ей страдания. Сейчас по взгляду старика Бурозуб понял, что добрых вестей не будет.
- Поговори с ней, - произнес Белян, глядя на Бурозуба сверху вниз.
Даже сгорбившийся от прожитых зим старик был выше Бурозуба на полголовы.
- А вы обождите, - добавил Белян, переведя взгляд на Кремня и Торопа. - Для вас поручение есть.
Из дома вышли Быстрица и Сияна. Сияна держала на руках укутанную в мохнатую шкуру дочь. Женщины не плакали, но глаза обеих блестели, что тоже не сулило ничего хорошего.
Кивнув сыновьям, Бурозуб вошел в дом.
Скалань сидела у очага в кресле, сплетенном из жестких стеблей глубинного вьюна и покрытом шкурой. Бурозуб молча приблизился и встал рядом. Скалань подняла взгляд.
- Я ухожу, - объявила она сыну.
Бурозуб стиснул челюсти. Слова матери могли означать только одно. Издавна старые люди, чувствуя близкий конец, уходили в Круг Сидящих в руинах древнего строения, оставшегося от нумов. Большей своей частью эта постройка скрывалась в скальном массиве и была вмурована в ледник. В каких целях строение использовали сами нумы, никто не знал, для нынешних же обитателей оно служило усыпальницей. Те, кто решался прервать свою жизнь, входили в круглый зал, занимали место на каменных скамьях амфитеатра и замерзали, погружаясь в сон. Никто из продолжавших свой жизненный путь не решался переступить порог древней постройки, но по слухам в Круге Сидящих спали вечным сном уже сотни замороженных мумий предков.
- Я не хочу, чтобы ты уходила, - произнес Бурозуб.
Он слишком хорошо знал свою мать и понимал, что его слова ничего не изменят - она уже приняла решение. Но и просто молча смириться он не мог.
- Не ты один, - заметила Скалань. - Значит, я достойно прожила свою жизнь.
- Твое решение ничто не изменит? - попытался Бурозуб уцепиться хот за какой-то мизерный шанс.
Скалань протянула руку и потребовала:
- Помоги.
Бурозуб помог матери подняться. Возвышаясь над сыном, Скалань сурово произнесла:
- Недуг не отступит, ты сам это знаешь. Никто и никогда не мог противостоять узорнице. Очень скоро болезнь сломит меня. Не хочу больше мучиться, не хочу остаться в вашей памяти жалкой старухой.
Бурозуб не смог сдержать тяжелый вздох. Он все понимал. Его мать всегда была сильной женщиной, гордой и непреклонной. Можно было только догадываться, какие муки она испытывает, как страдает от сильнейшей боли, терзавшей ее последние недели. Всю свою жизнь демонстрировавшая несгибаемость и твердость духа, подававшая в этом пример своим детям и внукам, Скалань не могла себе позволить превратиться на глазах у всех в жалкое беспомощное существо, утратившее самостоятельность, стать обузой для близких.
- Не жалей, сын, - продолжала Скалань все так же сурово. - Молодым жить, а старикам уходить, так заведено.
Она взяла Бурозуба за плечи:
- Храни свою семью, сын. Храни так, как хранил всегда, до самого последнего вздоха, пока не придет твое время уйти.
Бурозуб молча кивнул. Клятвы ни к чему, мать и так знает, что значит для него семья. Она сама так воспитала своего сына, в этом состоял смысл жизни любого мужчины.
- Тебе придется проводить меня, - сказала Скалань. - А сейчас помоги мне одеться.
Когда Бурозуб и Скалань вышли из дома, во дворе топталось множество людей, толпились они и дальше, вдоль дороги. Кремень и Тороп по поручению Беляна обежали ближних соседей, те послали весть дальше, и к дому Бурозуба стянулись все жители обиталища без исключения, даже молодые матери с младенцами на руках. Суровая жизнь часто заставляла прощаться с сородичами навсегда, но далеко не все из них отправлялись в Круг Сидящих.
Поддерживаемая Бурозубом Скалань подошла к Быстрице. Не в силах сдержаться, та обняла мать и всхлипнула. Скалань провела ладонью по волосам молодой женщины и тихо сказала, чтобы слышала лишь она:
- Будь сильной, дочь моя.
Освободившись от объятий дочери, Скалань приблизилась к Сияне.
- Теперь тебе хранить очаг, - сказала Скалань. - Оставляю дом в твоих руках, девочка.
Сияна закусила губу, по ее щеке скатилась слеза. Губы Скалани чуть дрогнули в улыбке, она поцеловала невестку в лоб. Переведя взгляд на Снежку, она прижала пальцы к губам, затем коснулась личика внучки.
Скалань повернулась к старшим внукам. Кремень стоял насупившись, Тороп же явно еле сдерживался, чтобы не заплакать. Скалань провела ладонью по щеке одного, другого и сказала:
- Оставайтесь мужчинами.
Ее плеча коснулся Громых и пророкотал:
- Вольного тебе сна.
- Вольного сна, - повторил Белян.
Старик был мрачен. Он пережил всех своих детей, внуков, правнуков, пережил многих сородичей, и все равно каждый такой уход отзывался болью в сердце. Смерть никак не хотела его забирать, а вот более молодые уходили, и это казалось несправедливым.
- Вольного сна, - послышались со всех сторон прощальные слова.
Напутствуя Скалань такими словами, люди провожали женщину в ее последний путь. Она сделала для своей семьи все, что должна, и отныне была свободна от всех обязательств, которые накладывала на нее жизнь.
Скалань взглянула на Бурозуба:
- Веди меня, сын.
Опираясь на его твердую руку, женщина вышла со двора на дорогу. Со всех сторон к ним тянулись руки, касаясь плеч Скалани - сородичи прощались с достойным членом клана.
День выдался ветреный, совсем не свойственный для разгага мягкой зимы, но Скалань не пряталась под капюшон - студеные порывы то и дело развевали ее длинные седые волосы, обычно стянутые на затылке и закрепленные костяной заколкой, а сегодня свободно распущенные поверх парки. Женщина чуть щурилась, однако не пригибалась, подставляя лицо ветру. Она словно наслаждалась, ведь там, куда вел ее сын, не будет уже ничего, весь мир останется здесь, ее же ждет безвременье и небытие, пустота. Тело Скалани, замерзнув и превратившись в ледяную мумию, будет сидеть на каменной скамье в Круге Сидящих десятки, а то и сотни или даже тысячи зим среди других таких же мумий, но самой ее уже не будет. И для нее уже ничего не будет. Она исчезнет навсегда. Останется лишь память о прабабке в сердцах потомков, но когда-нибудь течение времени сотрет и ее.
Шли молча. Бурозуб плохо помнил отца, возможно, своей молчаливостью он уродился не столько в него, сколько в мать - Скалань тоже не отличалась особой разговорчивостью.
Дорога была известна обоим. Ни из их обиталища, ни из обиталищ других кланов никто не ходил к Кругу Сидящих - не потому, что существовал строгий запрет, просто не было смысла живым ходить туда, где сидят мертвые - но путь к этому месту знали все.
Мать и сын свернули на более рыхлый снег. Дорога уходила дальше, к Дымовой долине, им же предстояло подняться в горы. Бурозуб начал восхождение, по колено утопая в снегу. Временами ему приходилось буквально затаскивать Скалань, вцепившуюся в его руку, вверх по склону. Женщина еле передвигала ногами, высвобождаясь из рыхлой снежной массы и снова утопая, но следовала за сыном молча. Даже сквозь мех толстой парки Бурозуб чувствовал, как пальцы матери сжимают его руку. В ее состоянии совершать восхождение было очень непросто, наверняка боль, терзавшая женщину изнутри уже много недель, обострилась до предела, но Скалань не жаловалась. Впрочем, Бурозуб знал, что не услышит от матери ни стона, ни жалобы, даже если ей станет в сто раз хуже. Молчал и Бурозуб. Матери не нужны от него слова сочувствия, ей это ни к чему, она и так знает отношение к себе сына, иначе сейчас он не был бы с ней.
Сжимавшие заснеженную лощину скалы расступились и остались внизу, подъем вывел на карниз горного склона. Идти стало немного легче - ветер выдувал большую часть снега с открытых участков. Вскоре и вовсе обнажились каменные ступени. Наверное, лестница вела от подножия до самых ворот Круга Сидящих, но за многие зимы среди скал скопилось столько снега, что немалая ее часть превратилась просто в снежный склон.
Каменные ступени то выступали, то вновь скрывались под толстым слоем слежавшегося снега, дорога то оказывалась в окружении скал из камня и льда, то вновь выходила на карниз.
Начало темнеть, когда в громаде отвесной стены проступили очертания огромной арки. Приоткрытая створка ворот давно уже вмерзла в лед, наверное, сотни зим тому назад, снаружи ее подпирал большой сугроб, но щель была достаточная, чтобы мог пройти человек.
Скалань остановилась, потянула сына за руку, вынуждая остановиться и его.
- Дальше я пойду без тебя, - произнесла мать.
Бурозуб повернулся к ней. С минуту мать молча смотрела на сына, затем обняла. Бурозуб осторожно ответил на ее объятия. Он не привык к такому проявлению чувств со стороны матери. Он уже и не помнил, когда в последний раз Скалань обнимала его, вот так прижимала к груди. Наверное, такое было только в далеком детстве, еще до гибели отца.
Все время пути до этого места Бурозуб старался не думать о том, что произойдет здесь. Но сейчас мысли уже не отогнать, ясно - Скалань войдет в эти ворота и никогда не вернется, больше никто никогда не увидит ее живой, не услышит ее голос, не ощутит тепло ее рук. Ее не станет. Бурозуб чуть крепче прижал мать к себе, он не хотел ее отпускать. Знал, что придется, но не хотел.
- Пора, - произнесла Скалань.
Бурозуб заставил себя разжать объятия. Мать расстегнула костяные пуговицы, стянула парку и протянула ее сыну. Там, куда Скалань отправлялась, теплая одежда была не нужна, она уходила, чтобы замерзнуть в лед, а живым парка еще послужит.
Скалань поднялась к воротам. У самого входа она оглянулась, посмотрела на сына и улыбнулась.
- Вольного сна, - попрощался с матерью Бурозуб.
Скалань скрылась за створкой ворот. Слеза, скатившаяся по щеке Бурозуба, застыла на бороде ледяным кристалликом.
глава четвертая
Дымовой уступ был известен таким названием среди соседей потому, что днем и ночью к небу поднимались черные струйки от домашних очагов и ремесленных печей. Впрочем, любой скальный уступ, где жили люди, мог бы носить точно такое же название. Где были люди, там всегда курился дым - люди не могли выжить без огня в заснеженном и скованном вечными льдами мире. Тем не менее, название закрепилось именно за этим местом, где в своем обиталище проживали люди клана Дымов.
Сегодня здесь случилось достаточно значительное событие. Это случилось не в первый раз, не в десятый и даже не в сотый, такое периодически происходило столько, сколько жили люди, но все же не каждый день. В обиталище прибыли гости из клана Ледоломов: Громых, Бурозуб и Кремень. Самому младшему предстояло выбрать невесту из девушек клана Дымов, ту единственную женщину, что станет хранительницей их общего домашнего очага, с которой они вместе продолжат свой род.
Громых проявлял веселость и беззаботность. Кремень был уже не первым внуком, кого он сватал. К тому же, отличный повод лишний раз навестить друзей соседей. Да и вообще не в правилах этого шумного и жизнелюбивого человека было предаваться сомнениям и глубоким размышлениям. Он жил просто потому, что жив, потому что дышит, потому что испытывает желание есть, спать, любить свою женщину, родных и близких.
В полную противоположность дядьке Бурозуб был угрюм и мрачен. Впрочем, тех, кто хорошо его знал, это обстоятельство не могло бы удивить или обеспокоить - таким он был всегда. Бурозуб не волновался, ничто его не тяготило и не беспокоило, просто такой характер, растягивать губы в улыбке и изображать радушие только ради того, чтобы кому-то угодить, не было никакого желания. Да и необходимости такой для себя Бурозуб не видел. Каждый человек таков, каков он есть - если изображать из себя кого-то другого, это будет фальшь, а там, где есть обман, есть место злому умыслу. Бурозуб предпочитал оставаться самим собой, таким его знали люди всех окрестных обиталищ. Знали и уважали.
Лишь об одном сожалел Бурозуб, глядя на старшего сына. Сожалел, что Скалань не дожила до того дня, когда Кремень введет в свой дом молодую жену, не увидит своих правнуков. При жизни Скалань редко проявляла свои чувства, но Бурозуб был уверен - мать порадовалась бы за внука.
Уже много недель минуло с того дня, как Скалань ушла в Круг Сидящих, мягкая зима близилась к концу. Снежка вовсю ползала по дому и уже пыталась подняться на ноги. Жаль, что бабушка не увидит первые шаги внучки. Жизнь шла своим чередом, никто в доме лишний раз не заводил разговоров об ушедшей, но все чувствовали, насколько им не хватает Скалани. Особенно не хватало Бурозубу ее сейчас. Для своих сыновей он служил примером для подражания, к нему они шли за советом, он был той опорой, на которой держалась вся семья. И детям, и жене казалось, что глава семейства знает все, может справиться с любыми трудностями, но порой и ему не хватало совета мудрого родителя. Конечно, есть дядя Громых, заменивший Бурозубу отца, но все равно сейчас он хотел бы услышать мать. И Кремню сейчас был бы более полезен совет мудрой женщины.
Кремень был сосредоточен, старался ничем не выдать волнение. Он знал, как все будет, давно был готов и хотел этого, но все же волновался. Увидит ли он в обиталище клана Дымов именно ту девушку, в которой почувствует родную душу, почувствует ли она то же самое, ответит ли взаимностью? И не обидит ли его выбор других девушек, или вообще всех, если никто не приглянется? В общем-то, не случится ничего страшного, это было обычным делом. Если здесь Кремень не сможет выбрать для себя будущую жену, сваты отправятся в обиталище другого клана. И все же Кремень очень опасался кого-либо обидеть, проявить откровенное пренебрежение. В родном обиталище у него было много подружек, случались и ссоры, но то были родственницы, которых знал с самого детства. Да и здесь он уже бывал не раз, как и в других кланах - соседи частенько навещали друг друга, в случае необходимости сообща брались за разработку новых шахт и каменоломен, вместе ходили на большую охоту, спускались в глубинные пещеры за припасами. И многие девушки уже возбуждали интерес парня именно как женщины. Но все равно сейчас все было по-другому. Сегодня он должен был смотреть на давних знакомых как на женщин, с одной из которых навсегда свяжет свою жизнь.
Гости завернули к дому Остроноса - его подворье находилось ближе всех. Через полчаса здесь уже собрались все главы семейств клана. Остальные мужчины клана продолжали заниматься своими делами - даже такое событие не являлось поводом прекращать работу, необходимую для блага семей. Если состоится свадьба, будет праздник, тогда соберутся все, а сейчас всего лишь сватовство, ничего такого, что намного отличалось бы от обычного визита добрых соседей.
Старики стояли во дворе, обмениваясь новостями с соседями из клана Ледоломов, делясь планами на будущее. Вернее от соседей общение по большей части поддерживал лишь Громых, Бурозуб был молчалив, как всегда, Кремню же было неудобно встревать в разговор старших.
Через некоторое время на двор Остроноса пришли несколько девушек. В семьях всех кланов не было в традиции, чтобы родители указывали детям, кого им следует выбирать в спутники для дальнейшей жизни. В обязанности отцов - договариваться между собой о свадебных хлопотах, а с кем жить и готовы ли они к такому шагу, дети решали самостоятельно. Делая только то, что говорят, живя по указаниям старших, не научишься самостоятельности и не сможешь выжить, если вдруг останешься без поддержки.
Кремень сам решил, что готов связать свою жизнь с женщиной, готов породить новую жизнь и воспитывать собственных детей. Громых и Бурозуб сопровождали парня на правах старших ближайших родственников, но свое мнение в вопросах выбора не навязывали. То, что сейчас на встречу с возможным женихом пришли девушки, означало, что и они также сами решили, что готовы. Однако их готовность вовсе не означала, что если выбор Кремня выпадет на кого-либо из них, девушка тут же ответит согласием.
Бурозуб кивнул сыну, тот приблизился к девушкам и остановился в нескольких шагах. Молодые просто стояли и смотрели друг на друга. Старшие продолжали свой разговор, не придавая особого значения происходящему. Во-первых, для них тут не было ничего необычного, во-вторых, ни к чему смущать молодежь в такой момент излишним вниманием.
Лишь один Бурозуб поглядывал в сторону молодых. И он, и Кремень знали всех пришедших девушек, не все были ровесницами Кремня, кто-то моложе его, кто-то чуть постарше. Не беда, если жена будет старше мужа, никаких четких правил и обычаев на этот счет не существовало. Скалань тоже была старше отца Бурозуба на пять зим, однако жили они с мужем душа в душу до самого дня его гибели, как о том рассказывал Громых.
Кремень стоял неподвижно, лишь взглядом переходя от одной девушки к другой. В памяти всплывало все, что знал о них с детства, все моменты их общения за все предшествующие визиты. Девушки так же оценивающе смотрели на парня. Им, как и ему, требовалось время, чтобы принять окончательное решение, понять, чего именно они хотят друг от друга и хотят ли вообще.
Кремень встретился глазами с Темнинкой. Девушка отличалась от подружек и даже от родных сестер и братьев чуть более смуглой кожей и черными глазами. Единственная из детей в мать пошла, которую ее отец Качан привел в свое время в обиталище из дальнего клана с края Торосов. Вспомнив отца Темнинки, Кремень внутренне удивился - слишком уж разными были ее родители. Качан получил свое имя за внешнюю неуклюжесть и необычную походку - передвигался он, при своих широченных плечах, слишком уж заметно покачиваясь из стороны в сторону, и даже когда стоял на месте, все равно переминался с ноги на ногу, покачиваясь всем корпусом. А вот жена его была стройна и грациозна, и лицом красива. Оно и к лучшему, что и обликом, и статью Темнинка пошла в мать. И ведь при всех внешних различиях мать девушки в свое время согласилась стать женой такого неуклюжего и несуразного обликом человека, каким всегда был ее отец.
Впрочем, собственные родители Кремня с первого взгляда тоже казались слишком уж разными, однако и им эти различия нисколько не мешали ни в жизни, ни в быту. Стало быть, сближает людей что-то совершенно другое. Прав отец, все люди разные, главное, чтобы два человека понимали друг друга.
Кремень и Темнинка смотрели друг другу в глаза. Казалось, это длится очень долго. Парень с трудом оторвал взгляд, посмотрел на другую девушку, потом на следующую. Когда вернулся к Темнинке, взгляды снова пересеклись.
Кремень шагнул вперед, приблизился к девушке, взял за руку и, по-прежнему не отрываясь взглядом от ее глаз, спросил:
- Пойдешь в мой дом?
- Пойду, - не задумываясь, ответила Темнинка.
Кремень улыбнулся. Он не ошибся в своем выборе. С Темнинкой они виделись раза четыре, и при каждой встрече всегда находили общий язык, еще с раннего детства.
Держась за руки, оба обернулись к старшим, те прекратили разговор.
- Мы будем вместе, - объявил Кремень.
Дед Темнинки взглянул на девушку и спросил:
- Ты что скажешь?
Темнинка улыбнулась:
- Я согласна.
Громых удовлетворенно крякнул, одобряя выбор внука. Бурозуб молча кивнул. Когда-то и он так же пришел в клан Ветроборов, где ждала его Сияна, так же протянул ей руку и она вложила свою ладонь в его.
Старики продолжили прерванный разговор, девушки обступили подругу и ее избранника, спеша не столько поздравить, сколько обменяться своими юношескими новостями. Будь для визита другой повод, Громых взял бы с собой всех своих внуков и даже внучек, чтобы пообщались со сверстниками из других кланов, но при сватовстве такая толпа молодежи была ни к чему, будут только мешать. Выпадет еще случай пообщаться, а то и познакомиться, если кто кого не знает, на свадьбе, где непременно встретятся все жители обиталищ обоих кланов.
Бурозуб покинул подворье Остроноса и направился к дому Качана - предстояло еще договориться с будущим родственником о насущных заботах перед свадьбой. В ожидании того дня, Когда Кремень и Темнинка станут полноправной парой, им предстояло провести почти целую зиму, а за это время мужчины обеих семей возведут для молодых дом. Вернее, это будет не обособленный дом, а очередная пристройка к тому жилищу, в котором проживала вся семья Бурозуба.
Конечно, сейчас пустовала та часть дома, где жила Скалань, но она достанется Снежке, когда та подрастет, и останется за ней, пока дочка не выйдет замуж и не уйдет в другой клан. А сыновьям нужны новые жилища, пусть рядом с главой семьи, но отдельные - так заведено. Когда Бурозуба не станет, все его подворье перейдет по наследству к старшему сыну, тогда уже он станет главой собственной семьи, будет опекать своих детей и внуков, а если доживет, то и правнуков.
Камень для нового дома уже был готов, лежал в каменоломне. Бурозуб начал заготовку сразу после рождения Кремня, а продолжал уже с сыновьями. В семейном хранилище ждали своего часа запасы высушенного мха, добытого из глубинных пещер, и железные листы для кровли. Должно было хватить на жилища для обоих сыновей.
Бурозуб отлично знал, где находится подворье Качана, спрашивать дорогу необходимости не было. Бурозуб шагал по утоптанному снегу единственной улицы. Обиталище мало чем отличалось от обиталища Ледоломов. Издавна люди выбирали для поселения наиболее удобные места на горных террасах-уступах, защищенные скалами от ветров и от лавин, достаточно открытые солнцу и в меру просторные, чтобы было куда разрастаться семейным жилищам и всему обиталищу клана. Вдоль улицы, пролегавшей по самому краю широкого карниза, заснеженными холмами возвышались жилища, прилепившиеся тыльной стороной к почти отвесной стене скал.
Качан вышел навстречу гостю из гончарной мастерской, обтирая снегом испачканные в глине руки. С последней их встречи хозяин дома ничуть не изменился, был все так же крепок и широкоплеч, все так же переминался с ноги на ногу, а довольно-таки несимпатичная физиономия сияла широкой добродушной улыбкой.
- Никак уговорились? - предположил Качан, глядя на Бурозуба.
Тот молча кивнул. Прожитые зимы не меняли и его, красноречивее он не стал.
- Стало быть, породнимся, - удовлетворенно произнес Качан.
Ни против самого Бурозуба, ни против его сына Качан ничего не имел, знал их давно и был уверен - с дочерью в клане Ледоломов ничего худого не случится. Впрочем, даже если бы не разделял выбор дочери, возражать не стал бы - жизнь ее, ей и жить так, как считает нужным, Качан, как отец, сделал все, что от него зависело, чтобы Темнинка научилась самостоятельно принимать решения и отвечать за их последствия.
- Выходит, что так, - согласился Бурозуб.
- Тогда пойдем, - Качан кивком позвал гостя за собой в дом. - Обсудим.
глава пятая
Каменоломня была обширна - множество тоннелей и залов расходились в разные стороны от главной штольни. Многие поколения нескольких кланов добывали здесь камень для нужд своих семей. Зачастую большие шахты, рудники и каменоломни разрабатывались сразу несколькими кланами, такова была и эта.
В свете факелов Бурозуб с сыновьями и Качан со своим сыном Мелкоступом грузили каменные блоки на волокуши. Мелкоступ получил свое имя за то, что в раннем детстве передвигался исключительно мелкими приставными шажками. Похоже, странные особенности походки - это у них было семейной чертой. По мере взросления поступь парня изменилась и теперь ничем не отличалась от обычной походки почти любого взрослого человека, но имя осталось с ним навсегда.
- Ты чего замер? - спросил Кремень, заметив, что Мелкоступ смотрит куда-то в сторону.
- Там блестит, что-то, - указал Мелкоступ взмахом руки.
На дальней стене каменоломни и в самом деле что-то поблескивало, отражая свет факелов.
- Если сиян-камень, плохо дело, - озабоченно заметил Качан.
- Угу, - мрачно кивнул Бурозуб.
Никто точно не знал, чем конкретно является сиян-камень - он выглядел как самоцвет, но при этом был очень зависим от окружающей среды, а так же увеличивался в размерах со временем, словно живой организм. Все понимали - если сиян-камень появился здесь, значит, в каменоломню проник воздух из глубинных пещер и наверняка принес с собой мельчайшие, невидимые глазом, споры узорницы. Видимо, где-то появилась расщелина.
- Может не он, что-то другое, - подал робкую надежду остальным Тороп.
- Что, например? - спросил Качан.
Мальчишка пожал плечами:
- Не знаю, надо посмотреть.
- Пойдем поглядим, - произнес Бурозуб.
Он первым направился к блистающему светлячку, остальные последовали за ним.
С каждым шагом становилось все более понятно, что среди изрубленных кирками скал притаился вовсе не сиян-камень. Но что именно отражало свет факелов, было неясно.
Приблизившись вплотную, Бурозуб озадаченно хмыкнул.
- Не знаю, что за камень, - произнес он. - Но не сиян, уже хорошо.
- Дай-ка гляну, - Качан чуть оттеснил будущего родственника в сторону. - Не хрусталь, не кварц, не алмаз... Тоже не знаю.
- Это стекло, - убежденно заявил Тороп.
- Почем знаешь? - спросил Мелкоступ.
- Видал у деда Беляна одну штуку из стекла. От нумов осталась. Это искусственная штука, нумы сами стекло делали.
Тороп протиснулся ближе, провел пальцами по небольшой гладкой поверхности величиной с ладонь, отражавшей свет из неглубокой каменной ниши.
- Ну да, наверняка оно, - еще больше уверился мальчишка в своей правоте.
- Говоришь, нумский камень? - спросил юного всезнайку Качан. - Если нумы его сами делали, здесь-то оно откуда?
Тороп пожал плечами. Кремень в свою очередь коснулся стекла и произнес:
- Выковырнуть бы эту штуку, сковал бы Темнинке браслет с камушками к свадьбе.
- Дело, - одобрил Качан, - Женщинам украшения с блестяшками нравятся.
Он даже хлопнул будущего зятя по плечу - добрый муж будет для дочери, любыми ремеслами владеет.
- Попробуй, если хочешь, - не стал возражать Бурозуб.
Кремень принялся аккуратно сбивать киркой камень вокруг стеклянной поверхности, остальные вернулись к волокушам.
Ниша расширилась. Стекло, казавшееся небольшим вкраплением блестящего камня, на деле оказалось довольно широкой поверхностью. Решившись просто отколоть кусок, Кремень ударил посильнее. По стеклу пошла трещина, а в следующий миг часть стены распалась на части, обнажив темный провал. В лицо дохнуло холодом.
- Ого! - воскликнул Кремень от неожиданности.
Услышав его возглас, спутники тут же вернулись к парню.
- Все-таки проковырялся куда не надо, - недовольно проворчал Бурозуб.
Теперь уж точно открывшаяся пустота не могла сулить ничего хорошего, такие естественные тоннели всегда неизменно вели к глубинным пещерам.
- Погоди парня ругать, - ответил Бурозубу Качан. - Что-то тут не то.
Он сунул ладонь в темноту, пошевелил растопыренными пальцами и продолжал:
- Холод. Из пещер так не тянет. Тут что-то иное.
Бурозуб приблизился к пролому, втянул ноздрями воздух. Тянуло сырым холодным камнем, действительно ничего общего с влажным теплом глубинных пещер.
- Посмотрим? - спросил Тороп, уставившись на отца чуть ли не умоляющим взглядом.
Бурозуб и Качан переглянулись. Как ни крути, а проверить, куда именно открылся проход, все равно придется, если не сейчас, то уж потом-то точно. К тому же, если есть хоть какая-то опасность, что открывшаяся пустота соединяется с глубинными пещерами, брешь необходимо завалить, и медлить с этим не стоило.
- Посмотрим, - кивнул Бурозуб.
Он забрал у Кремня кирку и несколькими ударами сколол неровности, слегка расширив пролом. Камень поддавался легко, осыпаясь к ногам вперемешку с поблескивавшими осколками стекла. По словам Беляна, последние нумы исчезли тысячи зим тому назад, за столько времени горные породы могли сместиться как угодно, может быть, каменная стена образовалась в результате обвала, присыпавшего какую-то стеклянную преграду, созданную нумами. Даже слежавшись со временем, каменная стена не стала непреодолимым монолитом и достаточно легко поддавалась ударам кирки.
Подсвечивая себе факелом, Бурозуб первым протиснулся в брешь.
- Можно, - услышали спутники его приглушенный голос, донесшийся изнутри.
Тороп тут же проскользнул вслед за отцом, опередив всех. Качан рассмеялся и кивнул остальным парням. Сам он последним протиснулся в пролом, обдирая краями кожу парки на широченных плечах.
Пространство, в котором все они оказались, не было похоже на пещеру.
- Башня нумов, - завороженно произнес Тороп.
Перехватив направленные на него со всех сторон взгляды спутников, он оговорился:
- Ну, может, не башня, но построено точно нумами.
Сложно было не согласиться с его мнением. Пустота, в которую пролезли пятеро заготовщиков камня, и в самом деле не была ни естественной пещерой, ни гротом, вырубленным в скальном массиве каменотесами, это было самое настоящее внутреннее помещение какого-то искусственного строения, созданного если не нумами, то уж точно рукотворного. Стены представляли собой не скальные неровности и даже не кладку из каменных глыб, проложенных мхом и промазанных глиной, как в привычных людям жилищах, это были ровные шероховатые поверхности, влажные от впитавшейся влаги. Ковырнув носком сапога влажный слой трухи, устилавшей пол, Бурозуб обнаружил под ним такую же ровную поверхность. Свет факелов едва достигал высокого потолка, но и над головой угадывалась все та же ровная поверхность.
- Не разбредайтесь, - на всякий случай предупредил спутников Бурозуб. - Мало ли что.
Предупреждение главным образом касалось Торопа, слишком откровенно проявлявшего готовность устремиться в темноту и исследовать помещение хоть на ощупь.
Тем не менее, обследовать помещение было необходимо. Кто знает, куда могут вести пустоты в скальных массивах, такие лучше не оставлять без внимания, стоило убедиться в безопасности всей каменоломни, а в случае угрозы наглухо замуровать проход, чтобы не пострадали остальные каменотесы.
Подсвечивая себе путь факелами и осторожно продвигаясь вперед, пятеро людей осматривались по сторонам.
- Тут яма! - сообщил остальным Мелкоступ, первым заметив темнеющий квадратный провал в полу.
Все подошли ближе.
- Лаз, - определил Качан. - Вон лестница.
В темную глубину вели ступени. Качан и Бурозуб переглянулись.
- Я первый, - вызвался Качан. - Если меня выдержит, значит, и под вами не проломится.
И он, и Бурозуб уже видели в своей жизни древние сооружения нумов, скрытые в недрах гор, далеко не все они сохранились в надлежащем состоянии, иные их фрагменты даже рассыпались в прах от легкого прикосновения. Вот и здесь каменный пол хоть и держал, но не было никакой уверенности в его надежности. Влажная труха, в которой мягко утопали подошвы, явно свидетельствовала о том, что большая часть всего, что здесь находилось, давным-давно сгнила, вполне возможно, этот процесс коснулся и несущих опорных элементов.
Бурозуб молча всунул в ладонь Качана конец троса. Если лестница проломится под здоровяком, хотя бы не рухнет вниз и останется с целыми ногами, не придется потом поднимать наверх такую тушу и тащить на себе до саней.
Качан начал осторожно спускаться вниз, отблески пламени его факела отразились от толстых краев проема и тут же растворились в темноте нижнего помещения. Через некоторое время снизу послышался его голос:
- Можно!
Бурозуб предусмотрительно схватил Торопа за плечо, пропустив вперед Кремня и Мелкоступа. Лучше, чтобы предприимчивый и бесстрашный мальчишка находился в поле зрения.
Каменные ступени держались прочно, лестница спускалась вниз двумя длинными пролетами. На нижнем пролете сохранилась часть ограждения, но едва Кремень задел перила пальцем, они тут же осыпались ржавыми хлопьями.
Помещение внизу было таким же просторным, как и верхнее, только потолок чуть ниже - до него доставал свет факелов, расплываясь по ровной поверхности мерцающими сполохами. Здесь еще сохранились остовы каких-то приспособлений, возможно, остатков нумской мебели. Пока остальные обходили весь зал, Тороп внимательно разглядывал то, что еще не обратилось в прах. Долгое время он не решался чего-либо касаться, помня участь ограждения. Наконец один из предметов показался Торопу достаточно хорошо сохранившим прочность, мальчишка осторожно протянул руку. Ржавый каркас выдержал прикосновение. Более того, показалось, что он гораздо крепче, чем выглядит. Тороп нажал посильнее, конструкция и в самом деле оказалась прочной.
Обследуя другие конструкции, мальчишка обнаружил, что не все из них сохранили прочность, одна вообще рассыпалась, превратившись в пыль. Тороп догадался, что состоят они из разных материалов - если один металл полностью превратился в ржавчину, другой лишь слегка подвергся действию коррозии.
Между тем каменотесы обошли все помещение полностью. Строение казалось идеально квадратным, в отличие от жилищ людей с поверхности, складывавших стены своих построек кругом или овалом. Больше не обнаружилось никаких проходов, лишь наглухо заблокированная дверь из чуть тронутого ржавчиной неизвестного металла.
- Братишка! - окликнул Торопа Кремень. - Посмотри на это.
Тороп последовал на зов старшего брата. Кремень указал ему на останки какого-то пирамидального устройства высотой около метра, вершиной которому служила почерневшая изнутри большая стеклянная колба, похожая по форме на вытянувшуюся каплю воды. Большая часть наружных фрагментов превратилась в труху ржавых хлопьев и каких-то крошек.
- Это пластик, - опознал крошки Тороп, хотя никто его об этом не спрашивал. - Нумы делали из него предметы. Так Белян рассказывал. Очень долговечный материал.
- Долговечный? - недоуменно переспросил Мелкоступ.
Тороп пожал плечами
- Ну, слишком много зим прошло, даже он не выдержал.
- Нумы покинули наш мир тысячи зим назад, - подтвердил слова мальчишки Качан. - Удивительно, что вообще хоть что-то сохранилось.
Тороп погладил пальцами почерневшую стеклянную колбу. Из всех элементов конструкции она выглядела наиболее сохранившейся.
- Я видел такие штуки, - сказал Мелкоступ, также разглядывая колбу. - Вон там.
Он указал в темноту и первым шагнул в указанном им направлении, разгоняя мрак светом факела. Тороп последовал за старшим приятелем.
Ржавый шкаф, указанный Мелкоступом, зиял дырами и казалось вот-вот развалится, тем не менее, держался. За сдвинутой в сторону дверцей пламя факела отразили два стеклянных сосуда. Тороп протянул обе руки, подхватил одну колбу и с некоторым усилием вытащил ее из ржавых объятий ячейки.
Колба оказалась очень увесистой, от неожиданности мальчишка чуть было не выронил свою добычу. Наверное, даже камень того же размера не был бы настолько тяжел. Кремень и Мелкоступ с неменьшим интересом разглядывали трофей в руках Торопа. Даже в физиономии Качана угадывалось любопытство. Он хоть уже и был наслышан о невероятной любознательности младшего сына Бурозуба и накопленном им не по возрасту значительном багаже ученых знаний, но своими глазами наблюдал впервые и явно жаждал увидеть, что будет делать мальчишка и чем все закончится. Лишь один Бурозуб выглядел хмурым, однако ничего не сказал. Они, конечно, здорово отвлеклись от работы, но если никто не возражает, пусть мальчишка поразвлекается.
Парни втроем осмотрели колбу. В нижней ее части имелись металлические выступы, практически не тронутые ржавчиной.
- Что за металл такой, - полюбопытствовал Качан, указав на колбу.
Тороп пожал плечами:
- Не знаю. Белян не говорил.
- А эта штука отличается от той, которая там, - заметил Кремень, кивком указав в сторону устройства с почерневшей колбой.
Стеклянный сосуд в руках Торопа действительно отличала полупрозрачность и золотистые отблески.
- Надо попробовать поменять, - предложил Тороп.
Он устремил взгляд на отца и спросил:
- Можно?
- Ты уже достаточно взрослый, чтобы решать самому, - произнес Бурозуб. - Если уверен, действуй.
Тороп слегка смутился. Бурозуб приучал своих сыновей к самостоятельности с ранних лет, им не требовалось разрешение или одобрение отца, они просто знали, что нужно делать и как. Но сейчас случай был не совсем обычный, требовавший не столько самостоятельности, сколько ответственности за последствия.
Тороп обвел всех взглядом и сказал:
- Я не знаю, что может случится. Если кто-то против, мы просто уйдем, не будем ничего делать.
Молодым явно не терпелось попробовать, Бурозуб промолчал, Качан ответил за всех:
- Если ничего не делать, так никогда и не узнаешь, что получится. Стояла ж эта штука там, пока не сгорела, вряд ли чего плохое будет. Давай, парень.
Все вернулись к устройству. Тороп переда свою ношу Мелкоступу, сам обеими руками ухватился за почерневшую колбу. Остатки наружных панелей устройства полностью осыпались, обнажив остов. Подобно каркасу, внутренности устройства сохранились вполне сносно. Не достигнув успеха, Тороп отступил на шаг и озадаченно хмыкнул.
- Не достается? - спросил Качан.
Тороп кивнул.
- Может, я попробую, - предложил мужчина.
- Нет, - остановил его Тороп. - Тут дело не в силе.
Он еще раз внимательно осмотрел металлические выступы на колбе, что держал Мелкоступ.
- А в чем? - спросил Кремень.
Тороп снова переключил все внимание на устройство.
- Здесь должен быть какой-то замок, - ответил он старшему брату. - Нужно только отыскать и понять, как его открыть. - Наверное, вот...
Он ухватился за какую-то скобу, потянул. Ничего не произошло.
- Уверен, что это то, что надо? - спросил Качан.
- Уверен, - убежденно отозвался Тороп. - Эта штука должна открыть защелку. Только заржавела, не поддается.
- Тогда теперь точно лучше мне попробовать, - решительно заявил Качан.
В скобу, где помещалась целиком ладонь мальчишки, здоровяк смог всунуть только два пальца. Качан потянул на себя, как показал ему Тороп. Скоба поддалась не сразу, но вот механизм скрипнул, что-то щелкнуло.
- Хватит, - остановил будущего родственника мальчишка. - Поломаешь.
Качан рассмеялся и отпустил скобу. Он был известен своей неимоверной силой далеко за пределами Дымового уступа, играючи сгибал металлический посох, в одиночку ворочал огромные глыбы камня и льда, пожалуй, и в самом деле мог бы легко сломать древнее устройство, просто покрепче сжав пальцы.
Тороп снова ухватился за почерневшую колбу, чуть раскачал и, наконец, выдернул ее из гнезда. Положив колбу на пол, он взял у Мелкоступа другой сосуд.
Наблюдая со стороны за действиями младшего сына, Бурозуб почти незаметно улыбался. Он, наверное, и сам не осознавал, что улыбается. Бурозуб абсолютно не понимал, что делает Тороп, чего он хочет добиться, но было приятно наблюдать за его уверенными действиями. Да, зачастую Бурозуб опасался за младшего сына, ему казалось, что мальчишка слишком безрассуден и азартен, что может привести к беде. Но так же Бурозуб понимал - его отпрыск слишком умен и знает гораздо больше не только сверстников, но и опытных стариков, а все страхи самого Бурозуба лишь от непонимания.
Тороп вставил новую колбу в освободившееся гнездо, толкнул скобу. Механизм запора, хоть и тяжело, со скрежетом, но поддался.
- И чего? - спросил Кремень, глядя на младшего брата.
Не произошло ровным счетом ничего.
- Здесь все давно сгнило, - произнес Качан. - Я бы очень удивился, если бы хоть что-то заработало.
- Да уж, - невесело согласился Тороп.
Тем не менее, он принялся снова осматривать все устройство, ощупывать каждый сохранившийся элемент. Если брат, Мелкоступ и Качан наблюдали за его действиями просто с любопытством, Бурозуб почему-то был уверен - сын добьется успеха. Он совершенно не представлял, что может произойти, если устройство нумов, над которым бился Тороп, вдруг заработает, и все равно казалось, что мальчишка на верном пути, еще чуть-чуть, и у него все получится.
Тороп потянул на себя ржавый рычаг, тот поддался со скрипом, что-то щелкнуло. Тороп тут же толкнул рычаг от себя - снова послышался щелчок, а сам рычаг отломился у основания.
Всем показалось, что сверкнула молния, настолько ослепительной была вспышка света. Свет тут же погас, но уже через секунду вспыхнул снова, моргнул еще пару раз, с устройства и откуда-то сверху посыпались искры, под потолком растеклась легкая пелена сизого дыма, запахло раскаленным металлом.
Кремень схватил младшего брата за плечи и оттащил назад, Мелкоступ и Качан отступили сами. Бурозуб не пошевелился. Происшествие, конечно, не совсем обычное, но инстинкт, не подводивший его никогда, молчал об опасности.
Источником света служили три больших прямоугольных плафона под потолком. Два из них, моргая и рассыпая снопы искр, очень скоро угасли, третий горел боле-мене ровно, заливая пространство под ним белым светом. По еще сохранившимся останкам различных конструкций то и дело проскальзывали ветвистые молнии, местами с треском рассыпались искры.
Снаружи послышался скрежет, не металлический, а словно массивный каменный пласт сползал по такой же каменной плите. Все почувствовали легкую вибрацию. Если бы не влажность, наверняка с потолка осыпалась бы пыль. Спустя несколько секунд все смолкло, лишь изредка потрескивали и рассыпали искры разряды молний.
Колба, которую установил Тороп, слабо светилась, внутри метался огонек, словно что-то живое.
- Гляди-ка, получилось, - удивился Качан.
- Знаешь, что это значит? - спросил Бурозуб Торопа, взглядом указав на светящуюся колбу.
- Она дает энергию, - ответил сын. - От нее работают машины нумов. Ну, работали когда-то. Наверное.
- И какая машина заработала сейчас? - снова спросил отец. - Знаешь?
Тороп энергично помотал головой.
- Может, и никакая, - вместо мальчишки сказал Качан. - Тут уж давным-давно все в труху сгнило. Ну, почти все.
Кремень посмотрел на то место, от которого отломился ржавый рычаг, и заметил:
- Похоже, эту штуку уже не выключить.
- Надо показать Беляну, - решил Бурозуб. - Может, он разберется, для чего все это. Ради такого старик вылезет из своей норы.
- Дельная мысль, - одобрил Качан.
Старого Беляна знали во многих кланах за пределами обиталища Ледоломов. Собственно, Белян и не жил в обиталище с остальными членами клана, его жилище располагалось в стороне от людей, в одной из немногих построек нумов, оставшихся на поверхности. Фасад постройки напоминал башню, подобную тем, что еще сохранились в глубинных пещерах, но большая ее часть представляла собой искусственный грот, вырубленный в скальном массиве. Именно поэтому жилище Беляна обычно называли пещерой или норой. Образ жизни старика, изучавшего древности ни для кого не являлся тайной, Беляна знали даже в очень дальних краях, ходили слухи, что ему известно почти все, особенно если дело касается нумов, исчезнувших тысячи зим назад.
- Давайте выбираться отсюда, - предложил Бурозуб.
- Согласен, - снова одобрил Качан.
Сыновья возражать отцам не стали - во-первых, спорить со старшими хоть и не противоречило укладу и традициям, все же считалось неуважением, во-вторых, ничего интереснее того, что уже успели увидеть, тут все равно уже не было.
Друг за другом все выбрались обратно наверх. Здесь тоже горел свет, изливавшийся с высокого потолка из двух сохранивших работоспособность плафонов. Не задерживаясь, все пятеро каменотесов покинули сооружение нумов, назначение которого так и не поняли, и вернулись в каменоломню.
глава шестая
Из-за поворота волной докатился грохот, все трое ощутили, как дрожит твердый слежавшийся снежный пласт под ногами. И без команды отца парни остановились, схватились за посохи. Неизвестно, откуда этот грохот, возможно, произошел обвал пустот в недрах, за которым может последовать сход лавины. Перед огромной массой снега, льда и камня, сметающей все на своем пути, у человека нет никаких шансов, но если лавина не столь значительна, можно попытаться удержаться на карнизе или хотя бы не переломаться, если снежная волна подхватит и понесет вниз по склону.
Сегодня Бурозуб с сыновьями возвращались из каменоломни втроем, у Качана и Мелкоступа нашлись неотложные дела дома. Свадьба свадьбой, но даже такое грядущее событие совсем не повод, чтобы забывать о более насущных потребностях семьи. В общем-то, большого числа помощников уже не требовалось - строительство близилось к завершению, стройматериалов требовалось уже не так много. Основная работа уже сделана - на расчищенной от снега площадке уложено каменное основание, стены пристройки к основному дому возведены почти до самого верха, осталось чуть-чуть, потом можно будет крыть крышу. Затем останется только сложить очаг и хорошенько просушить новое жилище. Ко второй четверти растущей зимы дом для молодой семьи должен был быть полностью готов.
Нагрузив сани каменными блоками, Бурозуб с сыновьями волокли их к обиталищу. Кремень и Тороп, впрягшись в постромки, тянули сани спереди, Бурозуб подталкивал сзади. Грохот и дрожь, сотрясшая горы, заставили их остановиться.
В последние дни вибрация чувствовалась слишком часто. Старый Белян считал, что это было связано с тем устройством, которое активировал Тороп. Старик провел в открытой каменотесами постройке нумов три дня, обследовал и всю каменоломню, но так и не смог установить, какой именно механизм древних нумов ожил, получив энергию с устройства. Но даже и без пояснений Беляна всем было ясно, что участившиеся тряски, обвалы и сдвиги ледово-снежных пластов связаны с какой-то ожившей машиной.
Отключить само устройство стало невозможно из-за поломки. Просто уничтожить его кирками Белян не позволил, опасаясь еще более серьезных последствий. Оставалось только ждать, когда иссякнет запас энергии в колбе. В конце концов, в предыдущей же энергия закончилась. Правда, на сколько времени хватит заряда, Белян сказать не мог.
Грохот утих, дрожь под ногами тоже очень быстро угасла. Бурозуб внимательным взглядом ощупал заснеженные склоны. Все было спокойно, никакого движения снежных пластов. Видимо, где-то совсем поблизости, возможно, прямо за поворотом, просто обвалилась стена наледи, наросшая за долгие зимы на отвесных скалах.
- Идем дальше, - сказал Бурозуб.
Сыновья снова схватились за постромки. Все трое продолжили свой путь. Отдохнут дома, под защитой надежных стен своего родового жилища. Обиталище расположено в таком удачном месте, что как бы сильно не содрогались горы, любая лавина, даже самая мощная, обходила его стороной. Не всем кланам выпадало счастье обзавестись местом обитания таким же безопасным - многие погибали под лавинами, иной раз не успевая даже проснуться, когда чудовищная масса снега и льда накрывала обиталища. Так лишился всей своей родни Рудовлас, муж Быстрицы. Клан Ледоломов принял осиротевшего бедолагу, всем обществом помогли возвести жилище, сестра Бурозуба стала ему женой.
Через некоторое время, Кремень скомандовал:
- Стой!
Сани снова остановились.
- Отец, смотри! - позвал Бурозуба Тороп.
Голос мальчишки звучал возбужденно. Младшего сына могло заинтересовать что угодно, Бурозуб это знал, но старший точно не стал бы останавливаться из-за пустяка.
Впереди действительно произошел обвал. Эта часть скального массива, защищенная от ветров и солнца за сотни зим накопила на своем склоне внушительный слой снега, спрессовавшийся до плотности льда. Сейчас многометровая толща распалась крупными глыбами, частично обрушившись вниз, частично перегородив дорогу, пролегавшую по карнизу.
Однако последствия обвала казались слишком уж необычными. Это не был привычный глазу сход спрессовавшихся снежных пластов или скопившейся за многие зимы наледи, отслоившейся от стены скал. В горном массиве чернел провал, словно что-то вытолкнуло снежную пробку из замурованной пещеры. А более всего необычным и удивительным было то, что из глубины провала струился белый свет, сияющий даже при свете дня.
Одной рукой удерживая за плечо младшего брата, слишком явно проявлявшего готовность устремиться вперед и рассмотреть поближе необычное явление во всех подробностях, Кремень оглянулся на отца и недоуменно спросил:
- Что это такое?
- Никогда ничего подобного не видел, - пробормотал Бурозуб, обойдя нагруженные сани и поравнявшись с сыновьями.
Он прищурился, присматриваясь к излучающей свет пещере.
- Давайте подойдем ближе и посмотрим, - предложил Тороп, от нетерпения чуть не пританцовывая на месте.
Вряд ли он устремился бы вперед, не получив одобрение отца, но все же Кремень на всякий случай покрепче ухватил младшего брата за плечи обеими руками. Когда любопытного Торопа охватывал исследовательский азарт, ожидать от него можно было всякого.
- Стойте на месте, - сказал Бурозуб.
Его слова прозвучали грозным приказом. Сыновья редко слышали от Бурозуба такой тон, оба поняли - отец обеспокоен. Тороп хоть и с явным нежеланием, но все же усмирил свой энтузиазм.
Свет изливался из пещеры ровно и бесшумно. Но вот свет моргнул, на его фоне проявилась тень. Вслед за этим послышалось легкое жужжание. Еще через несколько секунд из света вышло нечто.
Ладони Бурозуба легли на загривки обоих сыновей, он силой заставил мальчишек пригнуться, сам присел на корточки. То, что вышло из пещеры, напоминало большого паука глубинного мира, но явно имело искусственное происхождение. Это был какой-то механизм из металла, передвигавшийся на шести конечностях.
Механический паук остановился на самом краю заснеженного карниза, частично обвалившегося от обрушившихся на него снежных глыб. Из металлической поверхности механизма выдвинулись какие-то приспособления, одно из них развернулось широким веером, который принялся неспешно вращаться.
- Нумская штуковина? - тихо спросил младшего сына Бурозуб.
Если кто и мог знать о происхождении странного аппарата, так только Белян или Тороп. Но мальчишка лишь озадаченно пожал плечами, всем своим видом показывая, что не имеет ни малейшего понятия, что это такое.
Некоторое время ничего не происходило, затем свет, изливающийся из пещеры, вновь замерцал и оттуда вышел человек, за ним появились еще двое. Из-за странной одежды их можно было бы тоже принять за самодвижущиеся механизмы, но несомненно это были люди.
- Давайте-ко оба назад, - скомандовал сыновьям Бурозуб. - Не поднимайтесь.
Все трое почти ползком отступили назад и укрылись за санями. Бурозуб не знал, чего можно ожидать от незнакомцев, но рисковать своими сыновьями не собирался.
- Уходите за поворот и спускайтесь по склону, - приказал Бурозуб. - Пройдете низом за той грядой, к вечеру будете дома. Расскажите Громыху о том, что видели.
- А ты? - спросил Кремень.
- Я еще понаблюдаю, догоню вас позже.
- Догонишь? - недоверчиво переспросил Тороп.
- Идите, - сурово повторил Бурозуб и кивнул старшему сыну: - Присмотри за ним.
Кремень обхватил младшего брата за плечи и повлек за собой назад. Тороп не сопротивлялся, но поминутно оглядывался. Обоим братьям совсем не хотелось покидать отца, оставлять его наедине с неизвестностью, но перечить главе семейства они не привыкли. Во всех кланах детей чуть ли не с младенчества приучали к самостоятельности, каждый сам за себя принимал решение, не особо нуждаясь в чьих-либо распоряжениях, советах и одобрении. Но бывали моменты, когда приходилось считаться с мнением более старших и опытных, несмотря на внутренний протест.
Бурозуб взглядом проводил сыновей, убедился, что оба ушли, и снова перевел все свое внимание на незнакомцев.
Некоторое время неизвестные пришельцы стояли возле своего шестиногого аппарата, переговариваясь между собой. Со своего места Бурозуб видел их по пояс - обзору мешали глыбы спрессовавшегося снега, лежавшего на карнизе вокруг открывшегося входа в пещеру. Вот механический паук двинулся по кромке карниза в сторону Бурозуба, люди направились за ним. Бурозуб нахмурился: даже если он сейчас отступит еще дальше, груженые камнем сани ему не спрятать, а значит, незнакомцы поймут, что здесь кто-то есть. Кто такие эти люди и откуда здесь взялись, он не мог даже предположить, незнакомцы не были похожи на обычных жителей обиталищ разбросанных по замороженному миру кланов - таких одежд не шили нигде. Негласное правило, которое каждый усваивал еще в раннем детстве, когда у ребенка появлялась способность осмысливать происходящее в окружающем его мире, гласило - если не знаешь, чего ожидать от неизвестности, приготовься к худшему.
Бурозуб проверил, насколько легко достается топор из петли на поясе, взвесил в руке посох, прикидывая, как будет действовать в случае опасности. Если отойти подальше, незнакомцы обнаружат не только его следы, но и следы сыновей, и кто знает, за кем они пойдут?
Но далеко незнакомцы не продвинулись. Неизвестно, какая необходимость вынудила их двигаться по самой кромке карниза, возможно, просто хотели осмотреть получше простиравшиеся чуть ниже цепи холмов и лощины, наиболее полный вид на которые открывался именно оттуда. Это обстоятельство так же свидетельствовало о том, что люди чужаки в здешних краях - никто из местных обитателей не стал бы так рисковать, даже малые дети. Не выдержав веса троих людей и их механического спутника, кромка снежного пласта, выдвинувшегося далеко за пределы основания поддерживавшего его каменного карниза, обрушилась. Все произошло в одно мгновение - вот они двигались по направлению к саням Бурозуба, а вот уже никого нет. До ушей Бурозуба долетел звук крошащегося льда.
Быстрым шагом Бурозуб направился к месту обрушения. За несколько метров до цели он сбавил шаг, осторожно подобрался к самому краю. Как он и предположил по звуку, внизу оказался ледяной торос, о который и разбился шестиногий аппарат незнакомцев - особой прочностью он явно не отличался. Сами хозяева аппарата лежали тут же, Бурозуб разглядел двоих из них, оба не подавали никаких признаков жизни. Приличная высота, отвес, ледяные наросты внизу, торчащие острыми зубьями - все это оставляло слишком мало шансов для того, чтобы выжить при падении. Однако третьего их спутника Бурозуб не смог отыскать взглядом. Может быть, его завалило снегом и ледяной крошкой.
Чуть отступив, Бурозуб сделал еще несколько шагов по краю карниза до самого провала. Сначала он услышал сопение, а затем и увидел третьего незнакомца. Непонятно, как ему удалось удержаться, но человек висел на снежном разломе, нащупав руками какие-то упоры в жестком снегу. Он то и дело пытался вскарабкаться наверх, но не хватало ни сил, ни крепкой опоры, снег крошился под пальцами, осыпаясь за шиворот. Шлем, ранее придававший облику незнакомца очень необычный вид, слетел во время падения - когда тот задрал голову, Бурозуб увидел вполне обычное мужское лицо, только без бороды.
- Помоги! - прохрипел незнакомец.
Бурозуб отступил подальше, с размаху вогнал посох в плотный снег на треть, привязал к нему конец длинного троса, свитого из кожаных полос, другой конец намотал на ладонь, снова приблизился к обрыву, лег плашмя и протянул незнакомцу свободную руку. После недолгой возни Бурозубу удалось вытащить безбородого на поверхность. Не выпуская спасенного, Бурозуб оттащил его подальше от края. На снегу остался кровавый след.
Незнакомец приподнялся, сел на колени. Его одежда была разорвана на груди, лохмотья окрасились красным. От левой штанины также остались одни клочья, из рассеченной кожи на голени сочилась кровь.
- Ты откуда тут взялся? - прохрипел незнакомый человек, тяжело дыша.
- Домой иду, - просто ответил Бурозуб.
Незнакомец вскинулся, на его лице Бурозуб увидел крайнее изумление.
- Ты меня понимаешь?! - воскликнул безбородый. - Ты разговариваешь?!
Бурозуб пожал плечами, не понимая причину такого удивления.
- Конечно, - произнес он. - Ты тоже разговариваешь.
Лично он в ситуации не видел ничего необычного - два человека разговаривают, что в этом такого?
Незнакомец опустил взгляд на свою грудь и стиснул зубы. Кровь сочилась из многочисленных ранок и, смешиваясь с растаявшим снегом, тут же превращалась в красную ледяную корку на обрывках одежды. Он потянулся к правому карману на своих штанах, достал оттуда блестящий продолговатый предмет цилиндрической формы величиной с ладонь и коротким замахом ударил себя по бедру раненой ноги так, словно всаживал нож. Бурозуб услышал короткий шипящий звук, после чего безбородый незнакомец содрогнулся, обхватил себя за плечи и повалился набок.
Бурозуб ухватил его за шиворот, вгляделся в лицо. Человек был без сознания. Бурозуб наскоро осмотрел травмы незнакомца, - никаких серьезных ранений, порезы хоть и довольно глубокие и в большом количестве, но не смертельные, не сравнить с ударом лапы ревуна. Собственно, кровь и не сочилась так уж обильно, возможно, как-то подействовала та блестящая штуковина, которой воспользовался незнакомец. Видимо, человек напоролся на множество ледяных осколков, торчащих из снежного разлома, они и не позволили ему соскользнуть вниз. Скорее всего, сознание незнакомец потерял не от потери крови, а от перенапряжения, еще и замерз. Одежда безбородого хоть из тонкого, неизвестного Бурозубу, материала, но похоже, что теплая, по крайней мере никто из троих людей, появившихся из пещеры, ранее не проявлял чувствительности к холоду. Сейчас, когда одежда безбородого наполовину превратилась в лохмотья, защитить от холода она уже точно не могла.
Оставив незнакомца на снегу, Бурозуб выдернул свой посох и вернулся к саням. Поддевая каменные блоки посохом, он сбросил весь груз у самой стены покрытых льдом скал - позже вернется с сыновьями и заберет. Незнакомец вряд ли в состоянии добраться до обиталища пешком, проще довезти его на санях, но тащить еще и полный груз камня в одиночку слишком тяжело, это небезопасно на узких переходах и займет слишком много времени, а у раненного человека его может быть не так уж много в запасе, следовало поторопиться.
Бурозуб перетащил опустевшие сани через снежные завалы, образовавшиеся вокруг пещеры, из которой вышли незнакомцы и их механический паук, затем вернулся к спасенному человеку. Свет, изливавшийся из пещеры, уже погас, сейчас было видно, что никакой пещеры и нет, просто неглубокая ниша, внутри которой металлическая арка, а за ней стена камня. В другое время Бурозуб обязательно проверил бы, что это такое, сейчас же было не до того.
Незнакомец лежал неподвижно. Бурозуб схватил его за плечи и встряхнул:
- Эй, ты! Живой?
Человек очнулся. Разлепив веки, он посмотрел на Бурозуба мутным взглядом, попробовал пошевелиться и сжал зубы.
- Как ты? - спросил Бурозуб, еще раз встряхнув незнакомца и не позволяя ему отключиться. - Идти можешь.
- Конечно, - хрипло отозвался тот.
Снова стиснув зубы, он попробовал подняться, но тут же взгляд затуманился еще больше, а тело обмякло. Не тратя больше времени на разговоры, Бурозуб схватил незнакомца за шиворот и поволок к саням. Тот больше не издавал ни звука.
Бурозуб отвязал от скобы саней свернутую в рулон шкуру ревуна, раскатал ее по днищу, затем уложил бородатого незнакомца. Края шкуры он завернул, спеленав человека так, что наружу торчал только нос. Путь предстоял неблизкий, без дополнительного укрытия в своей разодранной одежде незнакомец точно может замерзнуть.
Окончив все приготовления, Бурозуб потормошил безбородого:
- Эй, ты! Слышишь меня?
- Слышу, - отозвался тот тихо, едва шевеля губами.
- Постарайся оставаться в сознании, - потребовал Бурозуб. - Делай, что хочешь, но не теряй сознание, иначе не проснешься.
Впрягшись в постромки, Бурозуб потащил сани вперед. Он продвигался так быстро, как только мог. Поминутно оглядываясь, он окликал незнакомца и скорее угадывал, чем слышал, что тот отзывается.
- Как тебя зовут? - спросил Бурозуб. - Откуда ты? Расскажи.
Что отвечал незнакомец, он не слышал. В общем-то, это было и неважно. Пусть говорит что угодно, хоть песни поет, лишь бы оставался в сознании. Если выживет, расскажет заново.
На полпути Бурозуб остановился, подошел к незнакомцу. Тот все же отключился, снова привести его в чувство Бурозуб не смог. Однако пульс на шее прощупывался, человек был еще жив. Бурозуб стянул с себя парку, накрыл ею своего подопечного и снова потянул сани.
День выдался не особо морозный, но без верхней одежды холод чувствовался весьма ощутимо. Даже находясь в обиталище, люди редко выходили из своих жилищ без меховых одежд, а уж оказаться в таком виде на открытом пространстве точно никто бы не рискнул. Но сейчас Бурозуб предпочел позаботиться о том, кто нуждался в утеплении больше него. Так было принято: если кто-то попал в беду, ему оказывали помощь, и неважно, член он того же клана или чужой человек.
Над Бурозубом заклубилось легкое облачко пара. Бесконечный холод заснеженного и закованного в лед мира мог сгубить любого человека, но только не его, по крайней мере не очень скоро. Никто из соплеменников не знал, чем обусловлена такая способность организма Бурозуба, не знал о том и он сам, но холод он переносил гораздо легче, чем все остальные.
Тем не менее, постепенно холод начинал пробирать и его. Но Бурозуб продолжал тянуть сани, шаг за шагом продвигаясь все дальше. До обиталища оставалось еще около четверти пути, когда впереди показалась большая группа людей. Завидев Бурозуба, они прибавили шаг, чуть ли не бегом устремившись навстречу. Бурозуб узнал Громыха, Хрипца, Хвата, Рудовласа, своих сыновей, еще нескольких соплеменников.
- Что тут? - спросил Громых, оказавшись рядом.
Остальные обступили сани, с любопытством разглядывая лежавшего в них человека.
- Один из них, - ответил Бурозуб. - Ему нужно тепло. Давайте его ко мне.
- Сам как? - спросил Громых, с сомнением окинув племянника взглядом.
Как и всем, ему была известна необычная способность Бурозуба, но невозможно было не заметить, что тот уже изрядно закоченел.
- Дойду, - заверил дядю Бурозуб.
Судя по взгляду, слова Бурозуба Громыха не очень-то убедили. Без сомнений, старик в любой момент был готов скинуть свою парку и защитить племянника от холода, впрочем, как и любой из соплеменников.
Мужчины окружили сани, ухватились со всех сторон и быстро потащили к обиталищу.