Вечер.

У меня здесь всегда вечер.

Один и тот же на целую вечность.

Тихий и тёплый, как объятия любимой женщины.

Кому-то этот вечер может показаться даже слишком жарким, с нотками человеческого пота и невысказанных слов.

Я же налью себе в стакан ром и сниму со стены одну из своих гитар.

Самую старую. Со сколами и царапинами, ставшими её сутью. Единственную, которую я не хотел, о которой не просил.

Мягкий нейлон струн ласкает мои огрубевшие пальцы.

Лёгкая, почти невесомая, гитара наполняет пространство старой мелодией без слов.

Слова и не нужны слова они не только объясняются, описывают окружающую реальность, но и заслоняют её от нас, предлагая нам самих себя вместо реальности, которую должны были лишь помочь сделать понятнее, доступнее.

Я играю блюз и то, что было до него.

И не проси меня сыграть что-то из того, что знаешь ты не сыграю.

Лучше вслушайся в мелодию.

Почувствуй этот вечер.

Пойми даже если ты сейчас уйдёшь всё равно в тебе, в глубинах твоей памяти останется частичка меня. Меня, моих историй и моих песен.

Мнемовирус - сказал кто-то умный когда-то давно.

Не люблю умных они много говорят и мало делают. А когда делают, порой выходит, лучше б только говорили, но ничего не делали.

Я не вирус.

Я и рассказчик, и история, которую рассказываю.

Я Le Sans-Route, Le Vagabond des Ombres, Le Conteur sous la Lune des Morts, Le Gardien des Mots Oublis. Le Vagabond aux Mille Histoires и, знаешь, я мог бы назвать ещё множество имён, но в общем-то они все не так и важны настоящее имя не то, что произносится, а то, что звучит в тишине, между нотами.

Я рад, что ты пришёл.

Правда рад.

Мои истории, как хорошая песня, - если есть для кого её исполнить, то она наполняется дополнительным смыслом.

Тем, который вкладывает в них слушатель.

Что ж

Ром.

Гитара.

И слушатель.

Все необходимые ритуалы соблюдены, и я наконец могу начать.

Олд Харбор. Район Грэй Харт. Полицейский участок. Кабинет инспектора полиции.

- Вард, город снова блевал, а убирать приходится мне.

Шталь, как обычно, не стеснялся в выражениях, находя в своём обширном запасе те, которые больше подошли бы баракам Смоки или трущобам Рат Варрена, а не просторному и светлому кабинету инспектора полиции.

Лео Вард посмотрел на своего старого друга.

Старик сдал за последние годы.

Сильно сдал.

Заплыл жиром, и его некогда железная выправка растворилась в рыхлой походке чинуши.

Видеть таким своего старого боевого товарища было горько.

- Не умер в бою не радуйся, мирная жизнь убила людей больше, чем война. хмыкнул Алая угадывая то, о чём думал Лео.

Людвиг то ли не расслышал, то ли сделал вид, что не расслышал слова напарника Варда.

- Вард, сделай одолжение найди эти треклятущие железяки, пока министерские не сели мне на шею и не сунули свой длинный нос в мой зад.

Треклятущие железяки - не сходили с первых полос газет уже неделю.

Прототипы чудо-оружия, разработанного для военного министерства силами Waffenfabrik Eisen & Geist GmbH, оказались похищены из хранилища в ночь перед передачей их заказчику. При этом цех, где велась разработка, как и все чертежи сгорели, а главный конструктор Вальтер фон Абендрот пропал бесследно.

Газетчики бесновались, выдвигая версии одна безумнее другой. Припомнили и дойчские корни главного конструктора, и мутные экспедиции, предпринятые военным министерством сразу после окончания Мировой войны, всплыло и несколько историй тех времён, достоверность которых была как раз для заголовков бульварных газетёнок.

О том, что лет десять назад и Waffenfabrik Eisen & Geist GmbH и Вальтер фон Абендрот уже попадали в газеты, не на передовицы, правда, никто особо не вспоминал, предпочитая по десятом разу, пережёвывать слухи разной степени достоверности, тогда речь шла, что Waffenfabrik Eisen & Geist GmbH третий год подряд терпит убытки и совет директоров ведёт переговоры о продаже фирмы.

- Ничего не обещаю.

- Не нужно обещать, Вард. Сделай.

Выйдя из кабинета, Лео, опираясь на трость, закурил самокрутку.

Какой-то чинуша, попав в облако дыма закашлялся.

Табак был отвратительно крепок и в свободном обращении отсутствовал.

Доставал его Вард через Майзла, который держал небольшую кофейню и приторговывал то тем, то этим. Мимо кассы и в обход запретов властей.

- Предлагаю начать с хранилища там видно будет. Оно ведь даже хромая кобыла куда-то да и вывезет, если не сильно торопить.

Про хромую кобылу Алая шутил при каждом удобном поводе, часто повторяя одни и те же шутки, а поводов, Лео не успевший ещё оправиться от ранения в ногу давал много.

Лео согласно кивнул, но лишь когда докурил.

Олд Харбор. Район Смоки Джав. Хранилище Waffenfabrik Eisen & Geist GmbH.

Перечень недостатков Алаи Ильменсена мог занять бы не одну страницу, заполненную убористым почерком, но вот в чём ему нельзя было отказать, так это внимательность к деталям. Нечеловеческая, просто сверхъестественная внимательность к деталям, которые он забывал почти сразу после того, как озвучил.

Проблемы с памятью, как и все остальные проблемы, бывшие постоянными спутниками Алаи его мало трогали, как впрочем, и его напарника Варда.

- Даже старый обломанный клинок сгодится чтоб горло перерезать. отозвался как-то на эту тему сам Алая.

В этот раз клинок распорол лишь воздух.

Никаких улик или зацепок, способных указать на то каким образом злоумышленники похитили прототипы обнаружить не удалось, что в свою очередь подтверждало наиболее часто упоминаемую газетчиками версию, в которой главный конструктор являлся похитителем.

По своему опыту Лео Вард знал газетчикам верить нельзя. Никогда и ни при каких обстоятельствах.

- Вор, оставляющий следы ремесленник. Вор, не оставляющий следов, либо гений, либо художник. Не бойся гениев когда-то их подведёт их вера в свою непогрешимость. Бойся художников они рисуют картины того, чего нет.

- Думаю, сперва следует заглянуть в нору к Фросту до его морга несколько кварталов, а потом поедем к Артуру у старика кончаются продукты, мы ещё вчера должны были к нему заглянуть.

- Поедем, кто б они ни были. Всё равно здесь мы ничего не найдём. согласился Алая.

Лео согласно кивнул если уж его напарник ничего не нашёл, значит, делать тут было больше нечего.

Олд Харбор. Район Рат Варрен. Морг и похоронное бюро
Последний причал.

Вик Фрост, прозываемый Костяк, держал в своих руках не только рынок торговли органами для трансплантации и почти весь незаконный оборот наркотиков, но, для своих, мог добыть информацию оттуда, куда иные не лезли, боясь замараться с самого дна.

Мёртвые не врут, а живые живые ещё ко мне придут. находясь в хорошем расположении духа любил говаривать Костяк.

И живые к нему приходили.

Уходили гораздо реже, чем приходили.

Лео Вард был один из немногих, что заслужил, право уходить, и это стоило жизни многим людям.

В морге царил почти стерильный, но не медицинский, а скорее ремесленный порядок.

Тихий, приглушённый блюз, перемежаясь помехами, доносится из старого радиоприёмника.

Костяк утверждает, что музыка успокаивает и его, и гостей.

На деле это его способ заглушить гул собственных мыслей.

Первое время, когда гул и боль были нестерпимыми, Костяк даже послал убийц за головой Лео, - отомстить за то, что упорный детектив всё же смог найти его и спасти, не позволив уйти в тишину и безмолвие смерти, оставив это наполненное болью существование.

Когда Лео и Алая вошли, Костяк не обернулся чужие сюда не спускаются.

А раз это свои, значит, они должны понимать на сколько важно заканчивать начатое дело.

Костяк переносит записи из одной объёмной книги в другую.

Внимательно сверяет все значения.

Делает пометки на листочках.

После таких пометок в канавах часто находят барыг, решивших бадяжить товар Фроста.

Люди должны получать то, за что заплатили, даже если это их убьёт. это был один из принципов Костяка.

Ещё одним из его принципов было то, что той дряни, которой он торговал не будет на улицах ни Рат Варрена, ни Смоки Джав, ни Олд Кэнэла.

- А, Вард. Я тебя ждал. Ещё вчера, между прочим.

- Значит, тебе есть что сказать этого я и боялся

- Мне всегда есть, что сказать, мой друг, и то что я больше не посылаю за тобой, Вард, убийц ещё не значит, что я простил тебя. - Костяк поворачивается немного боком, чтобы стал виден страшный шрам на левой части его лысого черепа, который спускается ниже, уродуя лицо, делая из него кошмарную гримасу то ли боли, то ли экстаза.

Алая против обычая промолчал: его взгляд оказался прикован к мраморным столам, на одном из которых лежало тело мужчины.

Сильно изуродованное тело, у которого не хватало ноги и кистей рук.

- Но, если ты, мой друг, не будешь ничего спрашивать я не буду вынужден тебе отвечать, значит, ты не будешь мне должен. продолжил Костяк. Я очень не хочу, чтобы такой как ты был мне должен.

Труп, сшитый из доброй дюжины кусков, оказался тем самым главным конструктором Вальтером фон Абендротом, который пропал бесследно вместе с прототипом.

- Нашёл дурак безделицу ещё б понять куда её приладить: то ли на голову надеть, то ли в котле сварить. буркнул Алая найдя неточность в отчете.

Главного конструктора никто не убивал - смертельную рану в сердце он нанёс сам себе.

Это было сложно определить по столь сильно изрубленному и повреждённом трупу, но детали были коньком Алаи.

- Завтра осмотрим жильё нашего беглеца. Возможно, что-то найдём: полиция искала беглеца и не знала того, что узнали мы.

- О находке я сообщу завтра. Ближе к вечеру. Послезавтра это будет во всех газетах. Если хочешь что-то сделать до того, как всем станет известно то, что теперь известно тебе, - сделай это завтра, мой друг. видя, что гости собрались уходить, предупредил Костяк.

- Буду признателен.

- Проваливайте вы уже: и ты, и твоя признательность

Олд Харбор. Район Роттен Гарден.

Искренность, с которой Артур ван Доррен радовался редким своим гостям могла соперничать только с застенчивостью, которую тот испытывал, когда принимал привезённые Вардом продукты.

Старый профессор, волей судеб оказавшийся на обочине жизни, имел всего две страсти: бухгалтерия и мистика.

Эти две, казалось бы, противоречащие друг другу страсти, уживались в голове старика, прекращая его в прекрасного собеседника, способного также неделями корпеть над бухгалтерскими книгами, выискивая те зёрна, из которых Лео Вард потом взращивал хрупкие побеги, приносящие порой горькие, но необходимые для выживания плоды правду.

- Лео, мальчик мой, балуешь ты старика тут впору ораву голодных студентов кормить, а не одного зажившегося на этом свете деда.

Искренняя радость и застенчивость они стоили для Варда больше, чем он себе в этом мог бы признаться.

В гостях Вард старался не курить берёг старика.

- Лео, может быть есть какое дело для старика? Я может быть и развалина, но разум мой всё ещё подобен клинку бретера, и ты же знаешь, я могу быть полезен.

Вард покачал головой дела не было.

Потом кивнул Вард знал, что старик может быть полезен. Полезнее многих, кого он увидел за прошедший день.

- Лео, порадуй старика я супчик быстро сделаю, продуктов вон ведь гора, а ужин в компании сокровище для таких как я.

Вард кивнул и для него это было сокровищем, в существование которого днём не всегда верилось.

Алая, по обыкновению своему пошёл копаться в библиотеке профессора. Там он брал одну и туже книгу. Всегда. Какую Вард не знал. Давал себе обещание потом подойти, глянуть.

Потом никогда не наступало.

- Знаю, что мои россказни порой могут быть утомительны, но, Лео, мальчик мой, не хочется верить, что нам осталась лишь эта плоть и логика. Это было бы воистину неописуемо жестоко, если бы мир был именно таким, каким я вижу его в бухгалтерских отчётах. Должно же быть что-то неуловимое, тайна.

- Мне платят за то, чтобы никаких тайн не осталось.

Вард лукавил чаще ему платили за то чтобы он следил за неверными мужьями или такими же неверными жёнами.

Дела действительно интересные, имеющее в своей сути ту самую тайну, попадалось реже, чем можно было бы подумать.

Дело о пропавших протопипах было одним из них.

Почти забытые слухи об убытках Waffenfabrik Eisen & Geist GmbH и государственный контракт на разработку оружия, спасший фирму от продажи.

Исчезновение самих прототипов из хранилища без следов взлома или проникновения.

Пропажа и, как недавно стало известно, самоубийство главного подозреваемого по делу.

Ещё дюжина мелких деталей, которые как могли иметь отношение к делу, так и не иметь к нему никакого отношения.

Вард крутил в голове их примерял один кусочек головоломки к другому.

Собирал одну картину.

Потом разбирал всё и собирал другую.

Но пока ещё в пазле было слишком много пустот картины каждый раз выходили хрупкие, готовые рассыпаться от любого сомнения.

Нужны были ещё детали.

Факты.

Если завтра в квартире главного конструктора ничего стоящего найти не удастся придётся просить инспектора изъять бухгалтерские книги фирмы за последние три года или лучше пять лет. В них, возможно, профессор найдёт зацепки.

Но это не быстро. А министерские уже на пороге.

Утром, перед поездкой, надо будет заглянуть в Сломанное колесо, к Доку, попросить передать Серой, чтоб поспрашивала, что на улицах говорят по этому делу. Серая нос по ветру держит, верно, и сама без совета уже вызнала многое.

К мадам тоже можно будет заглянуть. Хоть и дорого это.

- Лео, а ведь и старику есть чем порадовать тебя, мальчик мой.

Жестом заправского фокусник профессор поставил на стол бутылку Фэймас Граус.

- Дело, мальчик мой. Дело. Хотя о моём деле, конечно, не писали на передовицах, была лишь небольшая заметка и скромный презент за проявленную бдительность.

Вард напряг память и припомнил да что-то такое мелькало в газетах недели четыре, может быть пять назад. У одной статьи даже фотография была. Небольшая и отвратительного качества, на которой директор музея из-за заострённых черт лица и очков, вышедших из моды ещё в прошлом веке, больше походил на карикатурного вампира, чем на человека.

За бутылкой появились и два стакана Алая отмахнулся, мол, без меня.

- Всё тот же Граус, - вздохнуть профессор. Единственное, что не изменилось с тех пор.

Вард кивнул многое изменилось, но Фэймас Граус остался прежним.

Дело профессора тоже было о пропаже оружия.

Венделорский клинок из музейной коллекции оказался талантливой подделкой. И никто бы не обнаружил подмену, если б не профессор, откопавший в своей обширной библиотеке легенду, которая касалась именно этого клинка.

- Мальчик мой, а ведь это несомненно был тот самый клинок, призывающий забытый полк. Ты должно быть слышал ту старую песню о них

Профессор сделал вдох и на сколько хватало таланта пропел:

Полк забытый. Полк убитых.

Стоим мы в строю, не сломлены - убиты

И если ты видишь туман у реки -

Это мы - мёртвых ноги легки.

Вард пожал плечами музыкой он никогда особо не интересовался.

Не до того было.

- Красивая легенда, подчёркивающая стоимость чуда, - желающий призвать забытый полк должен был вогнать клинок себе в сердце. И если он оказывался достоин приходил забытый полк и вершил правосудие.

Вард кивнул.

Ещё одна деталь.

Возможно, та самая, которой могло бы завтра не хватить.

Возможно, негодная ни на что, кроме как занимать место в памяти, как большинство людей.

Олд Харбор. Район Смоки Джав. Кофейня Сломанное колесо.

Кофе отдавал жжёной резиной, что хорошо сочеталось со вкусом самокрутки, которую курил Лео.

Серая с аппетитом уплетала тыквенный пирог, который полагался Варду к его чашке кофе.

Пирог был отвратительно сладким Майлз, знал, что Лео не переносит сладкое, поэтому подавал бесплатно дополнение к кофе только тогда, когда заглядывала Серая.

Худая и резкая, с повадками скорее крысы, чем мыши, Серая всегда была голодна. Часто избита и предпочитала называться Мышь, стараясь особо не афишировать того, что была девочкой: вечно грязному, болезненно худому конопатому убоищу, у которого постоянно был разбит то нос, то губа, то подбит глаз, и не хватало одного из передних зубов, это было не сложно.

О смерти главного конструктора на улицах уже знали.

Пока это были только слухи Костяк держал своё слово.

Это давало время на то чтобы поставить силок сообщить Серой, что на теле главного конструктора нашли какую-то важную улику пусть на улицах об это узнают все, а также то, что Лео Вард в деле, и в его блокноте уже появились записи.

Блокнотом была потрёпанная книжонка, которую Лео всегда носил с собой, и листы которой шли на самокрутку, что всегда вызывало у Алаи лёгкую ухмылку.

В делах подобных этому не стоило пренебрегать даже такими мелочами, на которые ловились только новички или уже совсем отчаянные.

- Деньги вперёд. это было жизненное кредо Серой.

Иногда казалось, что за соответствующую оплату, не такую уж и большую, та была готова хоть в ад спуститься.

Иногда становилось понятно не казалось.

Мятая пятёрка легла на стол.

- Столько же, если кто клюнет. забрав деньги добавила Серая.

- Наглость второе счастье. как обычно в общем-то ни к кому конкретному не обращаюсь хмыкнул Алая.

Серая даже бровью не повела.

- Или тебя опять поколотят. добавил Вард.

Колотили её часто.

Чаще чем следовало бы.

Наверное, потому она и росла такой смышлёной.

Олд Харбор. Район Грэй Харт. Квартира главного конструктора Waffenfabrik Eisen & Geist GmbH Вальтера фон Абендрота.

Наверное, стоило заглянуть к Шталю и взять ключи, но это показалось Варду ненужной тратой времени, тем более опрос соседей и так занял больше времени, чем он рассчитывал, но ничего не принёс.

Из того, что условно могло считаться важным соседка видела каких-то двух амбалов заходивших в здание: к кому неизвестно, что хотели неизвестно.

Алая правда что-то пробурчал о том, что он бы это замок за минуту вскрыл, если бы Вард дал ему эту минуту, а не высадил дверь плечом.

Соседи, если что и слышали, предпочли не высовываться.

Разумно.

Осмотр квартиры принёс множество мелких деталей, дополнивших образ покойного главного конструктора.

Вальтер фон Абендрот увлекался мистикой многие книги Вард узнал по корешкам в доме у профессора были эти же книги. Тюбики с таблетками в ванной говорили о депрессии Варду когда-то назначали такие же. Бесполезная и очень дорогая дрянь, от которой в голове шум и трудно сфокусировать внимания на чём-то.

Лоргар фарм - Вард машинально запомнил название магазина, продавшего лекарств.

Среди бумаг нашлись и две бухгалтерские книги. За прошлый и позапрошлый года. Судя по пометкам взятые из архива.

Вард книги прихватил надо будет вечером показать их профессору. Возможно, его глаз за что-то зацепится.

Единственной стоящей деталью оказалась фотография в прихожей, на которой был изображён главный конструктор и человек из-за заострённых черт лица и очков, вышедших из моды ещё в прошлом веке, - директор музея.

Часть кусочков головоломки складывалась в более или менее устойчивую конструкцию, которая как могла вывести Варда к разгадке дела о пропавших прототипах, так и увести дело в сторону. Какие-то выводы пока было делать рано выводы, сделанные в спешке или при недостатке информации, могли в будущем только навредить.

Олд Харбор. Район Грэй Харт.

Вламываться в кабинет директора музея, в место, где тот считал себя хозяином, угрожать, пытаясь подпереть к стене жиденькими фактами об их знакомстве с умершим главным конструктором и пропавший клинок, которые могли быть орудием самоубийства, - ход красивый, но отчаянный. В духе бульварных романов.

Вард так не работал.

Видимо, поэтому он не пользовался популярностью у вздорных дамочек среднего возраста, но пользовался известно славой среди честных обитательниц борделя мадам Жустин.

Теперь, когда найденные бухгалтерские книги отправились к профессору, оставалось дождаться конца рабочего дня и подойди к директору музея, чтобы вежливо задать парочку вопросов.

Какие это будут вопросы и каким тоном будут сказаны сильно зависело от реакции директора на появление Лео Варда.

Но перед этим стоило погулять около музея.

Картинно постоять у парковки, куря самокрутку.

Пораспрашивать охранника на парковке.

Для начала доверительно поведать, что тело главного конструктора найдено в Рат Варрене, не забыв упомянуть о том, что самоубийство того было замаскированно под убийство.

Из потока информации, вылитого охранником, удалось отфильтровать не много.

Но Вард и не рассчитывал на многое основной упор был на то, чтобы директор, идя к машине, увидел охранник что-то ему рассказывает.

- Господин Шульц, я бы хотел поговорить с вами по поводу самоубийства вашего знакомого главного конструктора Waffenfabrik Eisen & Geist GmbH Вальтера фон Абендрота.

Наблюдая за реакцией директора, Алая аж ощерился:

- А девица-то наша нецелованная уж третьего родила.

Господин Щульц сперва попробовал улыбнуться и выдавить из себя хоть что-то.

Улыбнуться не вышло.

Невнятное мычание тоже вряд ли было можно за речь принять.

- Герман, не делайте глупости бегать в моём состоянии не с руки я буду сразу стрелять. предупредил Вард, слегка сдвинув полу плаща, показывая кобуру с револьвером.

Наградной Smith & Wesson Military & Police. Старая модель, ещё с деревянными накладками на рукояти, надпись на которых едва различима. Дедушка десятки, которая теперь считалась табельным оружием полиции.

Простота и надёжность.

Даже если закончатся патроны можно ещё череп им кому проломить.

- Томми, если тебя не затруднит принеси господину Щульцу воды что-то бледный он больно. Как бы в обморок не упал. обратился Вард к охраннику и того как ветром сдуло.

Алая старым котом, вертевшийся за спиной в директора, подал голос:

- На ладонях очень характерные натёрности такое чувство, что нашему герою пришлось изрядно клинком помахать.

- Начинайте говорить, Герман, я готов вас слушать полиция вас слушать уже не будет им нужно на кого-то повесить всех собак, и вы для этого подойдёте идеально.

И Герман Щульц заговорил.

Несколько лет назад, после назначения Германа на должность директора музея, тот позволил своему старинному другу Вальтеру уговорить себя на подмену венделорского клинка репликой, легендами о которых главный конструктор Waffenfabrik Eisen & Geist GmbH был одержим много лет.

Когда подмена вскрылась, Герман устроил скандал и потребовал, чтобы клинок был возвращен.

Вальтер отказался.

Герман надавил.

Сильнее, чем следовало.

Вальтер, желая доказать теорию, о том, что легенды имеют под собой вполне материальную основу, вогнал клинок себе в сердце.

Боясь, что теперь вся эти неприглядная история выплывет наружу, Герман расчленил своего друга и выбросил в один из каналов Рат Варрена.

Вард курил, наблюдая за тем, как Германа Щульца арестовывают - Томми не только воду принёс, но успел и полицию вызвать. Сообразительный малый. Зря только штаны просиживает в охранниках.

Томми зря просиживает штаны, а он Лео Вард зря провёл это день.

Тайна гибели главного конструктора не приблизила его к раскрытию дела.

Герман Щульц был не причастен к пропаже прототипов в этом почти не было сомнений.

Вальтер фон Абендрот если и был причастен к делу, то у него был соучастник главный конструктор окончил свою жизнь за день до похищения из хранилища.

В недавней исповеди мелькали дойчские собаки, коллеги-тупицы и много кто ещё, но особое внимание было уделено какому-то Ганс Троуп ему тоже покойный что-то хотел доказать.

Можно было потянуть и за эту ниточку.

Скорее всего этот Ганс Троуп был кем-то из коллег покойного, из тех жителей города, которые ближе к свету, чем к тени, поэтому было вполне логично, чтобы справки по нему навела полиция, - просьбу о чём через молоденького лейтенантика Вард и передал инспектору.

Сегодня уже было сделано достаточно.

Необходимо взять паузу.

Олд Харбор. Район Смоки Джав. Кофейня Сломанное колесо.

Смог этим утром был особо густой и даже дрянной кофе не мог смыть его вкус с глотки.

Вард закурил.

Всё что было у полиции на Ганса Троупа лежало в тощей папке перед ним.

Профессор из бухгалтерских книг успел нарыть пока только то, что фамилия Троуп часто мелькала рядом с крупными суммами. Профессор нарыл бы больше, но Вард ему не мог позволить работать всю ночь. Не в его возрасте и не по такому поводу.

Серая тоже ничего особого не принесла.

Из новых лиц появились гастролёры какие-то дуболомы, дело у которых то ли сорвалось, то ли перенеслось на неизвестный срок, поэтому те пили и бузили.

Местные же делали вид, что к похищению прототипов не имеют отношения, и Вард был склонен в это поверить.

Из дел важных, но которые могут подождать, - выяснилось, что мадам Жустин хотела бы увидеть Варда. Просто увидеть, без подробностей. Просто увидеть это важно, но может и подождать. Если бы это было что-то срочное передала бы через Серую письмо, а так пару-тройку дней подождёт.

- А кто этот Троуп? Подозреваемый? Серая, конечно, не могла не обратить внимание на папку с наскоро выведенными буквами.

Вард неопределённо пожал плечами.

Серая восприняла это жест, как разрешения заглянуть в папку.

- Лео, если у тебя дела к Троупу ты учти: говорят, он уже не под Костяком ходит. предупредил Майлз, который принёс ещё одну чашку кофе Варду и кусок пирога Серой. Поднялся малый за последние несколько лет. Сильно поднялся.

Кусок пирога был куда больше тех, что полагались обычным посетителям, но не на столько больше, чтобы Серая что-то заподозрила.

- Боюсь, Док, это разные Троупы мой какая-то шишка из совета директоров Waffenfabrik Eisen & Geist GmbH, а твой откуда?

- Мой честнее он наркотой барыжит под вывеской Лоргар фарм.

С лёгким щелчком новый кусок головоломки нашёл своё место.

Олд Харбор. Район Грэй Харт. Полицейский участок.

- Не трать свою единственную пулю на одного дурака остальные девять дураков вцепятся тебе в глотку и разорвут на части. Лучше маши у них перед носом пистолетом с той единственной пулей и каждый из десяти дураков будет бояться, что эта пуля достанется именно ему.

Не согласиться с напарником было нельзя.

Видимость, порой значила больше, чем истинное содержание, поэтому Вард вновь заглянул на квартиру покойного главного конструктора прихватил таблетки, те самые, из Лоргар фарм - отдал их на анализ в лабораторию участка и теперь спокойно курил свои самокрутки. Не один, разумеется.

- Быстро ты, Лео, с делом об исчезновении конструктора расправился.

Вард кивнул. Быстро. Связи они решают многие проблемы. У меня есть такие связи у вас их нет.

- Лео, слышал ты нашёл какие-то бумаги по делу об пропавших прототипах.

Вард кивнул. Нашёл. Полезные бумаги. Странно, что вы их не нашли.

- Лео, таблетки, что ты принёс связаны с пропажей протопипов?

Вард неопределённо пожал плечами.

- Лео, а зачем тебе дело на Троупа? Он-то тут каким боком?

Вард неопределённо пожал плечами. Всё вам выложи, так вы и без меня теперь справитесь.

- Мистер Вард, а вам напарник не нужен?

Вопрос, заданный сержантом, из нового набора, только из учебки, разбил дружескую атмосферу, как разбивает старую вазу ребенок: походя, не понимая ни ценности самой вазы, ни безвозвратности своего действия.

Хоть Вард и провёл в участке немного меньше времени, чем рассчитывал, поставленная цель была достигнута кто-то из полицейский, кто был на зарплате у Троупа, доложил своему нанимателю всё, что следовало.

- Едут за нами, как по ниточке. указал Алая на машину, что ехала за ними от самого участка.

В машине было двое.

Скорее всего те самые два дуболома, о которых упоминала Серая.

Гастролёры.

Новые люди они всегда как на ладони.

Машина в грязи в городе такой нет. Видно ехали из далека.

Одеты не по погоде.

- Посмотри на манеру вождения и их рожи. Скорее всего бывшие военные. Таких живыми будет трудно взять, а у тебя ещё нога.

- Алая, может быть это не наши клиенты, а министерские?

- Нет, были бы министерские машина была бы понеприметнее и костюмы нет, это точно наши клиенты

- И всё же

- Ночуем в офисе. Если министерские зайдут днём. Если нет

Правда это первая жертва. Моя работа отыскать её тело - гласила табличка на двери, чуть ниже значилось Вард и партнёры.

Идея с идиотским девизом принадлежала Алая.

- В городе можно отыскать всё, если уметь искать смотрелось бы лучше. в которых раз прокомментировал табличку Алая.

Варду так не казалось.

Без таблички с девизом было бы лучше, но каждый раз выслушивать гундёж Алаи по поводу того, что уважающий себя детектив должен иметь яркий, запоминающийся девиз, тоже не доставляло много радости.

Офис представлял собой небольшую комнату.

Стол, несколько стульев, шкаф и диван у окна вот и вся обстановка.

На столе был телефон, который за неуплаты периодически отключали, и какие-то бумаги, для солидности, - на бумагах настоял Алая.

В шкафу тоже стояли какие-то папки.

Шкаф с папками тоже был поставлен для солидности тоже по настоянию Алаи.

Днём никто так и не заглянул в офис сыскного агентства Вард и партнёры.

Телефон тоже притворялся мёртвым.

Ночевать предстояло на стуле, у двери.

Диван предназначался для совсем других целей.

- Идут. Алая услышал шаги раньше Варда.

Тонкое покрывало чуткого сна было тут же отброшено в сторону.

Вард поднялся со стула.

Револьвер уже был в руке.

Дальнейшее сильно зависело от того, как будут действовать эти двое.

- Не рискуй нам хватил и одного. бросил Алая.

Не осталось и одного.

Варда живым брать никто не собирался.

Дуболомы открыли огонь прямо через дверь и, полив всё приличной порцией свинца, ворвались в офис.

Спал бы Вард на диване уже бы не проснулся.

А так первый получил пулю в голову.

Со вторым вышла перестрелка.

Результатом которой оказался второй труп.

- Играя в карты помни хороший блеф дороже того, что тебе сдала судьба. поглядев на трупы, сообщил Алая.

Вард кивнул.

Погрузил на заднее сиденье своей машины того, второго, который мог бы сойти за раненного, и поехал в один из загородных домов, которая полиция использовала, когда для того, чтобы укрыть свидетеля, когда чтобы отметить то или иное дело.

Оттуда уже позвонил инспектору Шталю и обрисовал состояние дел.

Старый друг был в бешенстве:

- Вард, тебя попросили найти прототипы, а не развязывать войну на улицах моего города.

- Не будет войны. Просто сделай так, чтобы все, кто нужно, узнали, где я, а также что второй нападавший жив, хоть и сильно ранен, и его я уже передал министерским.

Пригород Олд Харбор.

Троуп приехал ближе к обеду.

Не Ганс, из Waffenfabrik Eisen & Geist GmbH, его брат, о котором предупреждал Варда Майлз.

Эрих Троуп, младший из братьев Троупов.

Совсем недавно работал на Костяка, но благодаря тому, что старый брат дорвался до денег министерства через проект, который вёл покойный Вальтер фон Абендрот, хорошо поднялся.

Разработанные для министерства прототипы скорее всего вызвали бы много вопросов, а там и проверку куда были потрачены государственные деньги, поэтому Ганс Троуп решил уничтожить прототипы, а главному конструктору организовать пропажу для чего и были нужны те дуболомы.

Плюс похищение из хранилища прототипов, которых там никогда не было, - чтобы создать ещё более путанный след.

Только Вальтер сам нашёл куда ушла часть финансирования с проекта.

Вряд ли главный конструктор сообщил о своих догадках старшему из братьев Троуп иначе бы сгорела не только лаборатория, но и его квартира.

Депрессия и осознание того, что скорее всего провал проекта повесят на него, толкнули Вальтера на отчаянный шаг самоубийство, которое, впрочем, никак не повлияло на планы Ганса Троупа.

- Здесь пять тысяч, мистер Вард. опустил на землю саквояж младший из братьев Троуп.

Это было правильное решение с его стороны.

Ганс и так уже допустил ошибку послал за Вардом убийц, которые теперь обязательно расскажут о том, кто их наниматель больше ошибки допускать было нельзя, поэтому он, Эрих, и был здесь.

- Это уже ничего не изменит твоя брат оставил слишком много следов. Уверен, выживший убийца уже поёт соловьём, выкладывая, кто его послал, и когда министерские решат бумажные вопросы тут же поедут за Гансом. Хищения денег всплывут сразу же. А там, чтобы хоть как-то скостить срок, он всё повесит на тебя. И ему поверят.

Молчание.

- Самоубийство и записка о том, что прототипы были уничтожены ради получения страховки и сохранения доброго имени фирмы Waffenfabrik Eisen & Geist GmbH. продолжил Вард.

- Хочешь, чтобы и я был тебе должен, мистер Вард?

Вард пожимает плечами.

Может и так.

А может быть не хочется стрельбы на улицах города из-за делёжки созданного братьями бизнеса.

- Скажешь своим завтра утром пусть приезжают за братом. по тону было понятно, что на этом разговор окончен.

Эрих наклонился за саквояжем с деньгами, справедливо, посчитав, что Вард не сделал того, за что эти деньги причитались.

- А за суету кто заплатит? спохватился Алая.

- За ремонт всё же нужно заплатить. согласился Вард.

Эрих остановился.

- Пять сотен. пачка денег упала на землю.

- И за пули.

Ещё одна пачка, потоньше, упала рядом с первой.

Теперь дело о пропавших прототипах могло считаться закрытым.

Олд Харбор. Район Роттен Гарден. Бордель мадам Жустин.

Воздух в кабинете был густым и сладким, как от разлитого дорогого коньяка.

Вард не любил этот запах.

Запах лжи.

Так пахли те, кто посылал его товарищей умирать.

- Лео, сколько раз просила не курить свою дрянь, хотя бы пока ты у меня. Вот же хорошие сигареты.

Сигареты, которые предложила мадам, не были хорошими.

Они были лучшими, из тех что можно было достать в Олд Харбор.

Не купить не всё можно было решить деньгами.

Именно достать.

Имя мадам открывало множество дверей, которые иным казались закрытыми навечно.

Вард щелкнул зажигалкой. Огонёк погас.

- Благодарю, Лео. Я знала, что ты настоящий джентльмен.

Сегодня мадам была раздражена и даже не старалась это как-то скрыть.

Вард был своим. Рядом с ним не было нужды прятаться под маской, и мадам могла быть тем, кем являлась на самом деле старой злой сукой, отлично понимающий зачем к её девочкам ходят те, кто причислял себя к сильным мира сего, а также какие выгоды и риски это с собой несёт.

Мадам торговала тем, что ценилось куда больше девичьих ласк информацией. Не сплетнями, а настоящей, проверенной, за которую платили кровью и властью.

- Проститутка да, но не предательница. как-то ответила мадам молодому журналисты, который крапал статью о том, что мадам якобы продала секретные чертежи агентам дойчской разведки.

Чертежи мадам тогда действительно продала. По согласованию со службой контрразведки, а Вард сломал журналисту руку в двух местах и обещал повторить, если тот не угомонится. Возможно, журналист отделался бы просто внушением, но язык у того был слишком длинный.

- Лео, у меня пропала девочка. Крошка Лилиан. Очень нравилась старичкам, вроде покойного Вальтера фон Абендрота. Они без неё прям осиротели.

- А ты лишилась одной из статей своего заработка.

- И это тоже, но ты же понимаешь: если пойдут слухи, что у меня, мадам Жустин, пропадают девочки Не сбегают с понравившимся дурачком, а пропадают

Вард кивнул.

Он понимал.

- Репутация это скала, на которой держится власть. Одна трещина и начинается обвал. подал голос, молчавший до этого Алая.

- Мои расценки не поменялись.

- Приятно знать, что в этом проклятом городе есть хоть что-то неизменное, кроме дождя, смога и грязи.

- Тогда начну с осмотра её комнаты и пришли туда кого-то из девочек, с кем Лилиан общалась.

- Пришлю Луизу она сейчас не занята.

- А потом остальных.

- А потом остальных.

- Искать девиц, что ловить кошку в тёмной комнате, - изловить-то изловишь, только чести в той победе мало, а расцарапанная морда ещё долго болеть будет. буркнул Алая.

Вард кивнул.

Истерики и крики Вард не любил, а они оказывались слишком частыми спутницами дел, в которых фигурировали женщины.

Ещё Вард не любил бить женщин, чтобы эти истерики прекратить.

Восемь дней назад крошка Лилиан ушла к одному из постоянных своих клиентов Вальтеру фон Абендроту. Такое мадам позволяла только в исключительных случаях.

Это был тот самый день, когда покойный главный конструктор, находясь в состоянии аффекта, вогнал себе в сердце клинок.

Состоялась ли их встреча не известно крошка не вернулась.

Осмотр комнаты Лилиан также ничего существенного не принёс.

Немного наркотиков, лёгких, на употребление которых мадам не ободряла, но и не штрафовала.

Немного безделушек, вычурных, но дешёвых.

Куча тряпья.

Аккуратный тайник за плинтусом, который вынюхал Алая, хранил упаковку таблеток из Лоргар фарм, - левотироксина препарат помогал сбросить вес, поэтому, хоть никто из девочек этого особо не афишировал, употребляли многие.

Не принесло ничего и общение с девушками: были имена каких-то клиентов, из постоянных, были и детали, немного, но все они пока ничего не значили и являлись слишком тонкими ниточками, чтобы за них тянуть, не боясь, что они рассыпятся после первого же прикосновения.

Информация напоминала цветные песчинки в калейдоскопе каждое новое встряхивание давало новую картину. Яркую, захватывающую, и недолговечную, как и все, что были до неё, что будут после.

- Работая с хромой ищейкой думай не о том, что она хромая, а том что она всё ещё ищейка. подмигнул Алая, когда они наконец покинули бордель.

Мерзкий туман, напоминающий навязчивую попрошайку, вцепился в Варда, пытаясь забраться под плащ.

Вард отогнал туман дымом своей самокрутки.

Крошка Лилиана по паспорту Аннелиз Фогель. Двадцати трёх лет от роду, из которых последние шесть работала на мадам. О жизни до ничего достоверно не известно, всё с её же слов, беженец из республики Дойч, родители были расстреляны союзнической администрацией незадолго до подписания республикой капитуляции.

Рост ниже среднего, белокурая, нос прямой, глаза голубые, слегка полновата. Несколько фотокарточек с пропавшей лежат между листов книжонки, которую Вард неизменно носил в кармане.

Список клиентов обширный. Нужно будет обратиться к Людвигу по их поводу информация у полиции как всегда беззубая, поверхностная, зато дармовая, что на первом этапе расследования немаловажно.

Олд Харбор. Район Грэй Харт. Полицейский участок.

Инспектор Шталь нашёлся в тире, что был оборудован в подвале участка.

Людвиг мог закрыть глаза на многое, но не на отсутствие у себя и своих подчинённых должной стрелковой подготовки.

Инспектор использовал трофейные M1911A1, обладавшие просто чудовищной убойной силой, - попадание в конечность почти гарантировано вело к её ампутации, а попадание в корпус к смерти.

Патроны, чтобы кормить своих монстров инспектор получал контрабандой, как и многое другое, к чему успел привыкнуть за годы службы за границей.

Вард не разделял любовь боевого товарища к избыточной для города мощи, даже самостоятельно снижал содержание пороха в патронах для своего револьвера не хватало ещё, чтобы пуля, выпущенная им, прошив преступника ранила невиновного.

Шталь такими мелочами не заботился.

Но с другой стороны Вард не мог и припомнить, когда в последний раз слышал, чтобы инспектор участвовал в перестрелке.

- Вард, ты как раз вовремя второй день протокол анализа таблеток, что ты нашёл у конструктора, у меня на столе лежит кстати, мог бы ключи и попросить, а не высаживать дверь квартиры там не амитриптилин, а левотироксин похоже Троуп помимо своей аферы с теми прототипами думал ещё старика с ума свести или что-то в этом роде

Совпадение?

Возможно.

Слишком заманчиво было ухватиться за нить, которая говорила, что старший из братьев Троуп использовал крошки Лилиан, а потом избавился от неё.

Опасная нить, особенно с учётом того, что старший из братьев Троуп уже мёртв, и, если это выплывет наружу, не сможет уже оправдаться.

Девочек из борделя мадам Жустин нельзя трогать.

Войны из-за этого не случится, но трупом на улицах может прибавиться.

- Я с просьбой, Людвиг, можешь своим сказать, чтобы нарыли всё, что смогут на этих вот.

Листочек с клиентами опустился на стол.

- Новое дело? Мне стоит начинать беспокоиться?

- Не больше чем обычно.

- Ну пока ничего страшного не происходит сказал мужчина, летящий со скалы вниз. себе под нос усмехнулся Алая.

Олд Харбор. Район Смоки Джав. Кофейня Сломанное колесо.

Майзла на месте не оказалось, поэтому Варду подали в принципе сносную яичницу с беконом, а кофе оказался не таким мерзким, как это было обычно.

Щербатый, правая рука Дока, не стал уточнять куда делся его босс.

Вард тоже не стал на этом акцентировать внимание.

- Серая утром заходила я гнать не стал. Угостил. - сообщил Щербатый.

О том, что угостил он её объедками, оставшимися от посетителей, которые надлежало выкинуть, Щербатый тоже не стал уточнять.

Вард, знавший Щербатого довольно хорошо, положил на стол несколько бумажек.

- Мне ведь не стоит спрашивать о том, о чём не стоит спрашивать?

По изуродованному множеством боёв лицу Щербатого расплылась улыбка:

- Не стоит, Гробовщик.

Старое, армейской прозвище, возвращалось к жизни редко, только в таких вот разговорах, между старыми знакомыми.

Не стоит из уст Щербатого значило, что на улицах в общем-то все, кто должен был знать, уже знали, - Серая человек Дока Майзла, и, если с ней случится что, будет спрос.

От мелких потасовок это не спасёт это Олд Харбор но шансы однажды узнать, что Серую выловили в каналах с распоротым брюхом или нашли в каком-то портовом борделе в состоянии доведённого до безумия животного, сильно снижались.

- Толковая. Жаль, что девчонка. добавил Щербатый.

О том, что он уже несколько месяцев позволял Серой бесплатно посещать свой зал, и большинство синяков и ссадин, что видел Вард в последнее время, были результатом тренировок, Щербатый не стал уточнять.

Олд Харбор. Район Роттен Гарден.

Ужин в компании профессора являл собой одну из самых важных частей дня.

Даже не сам ужин атмосфера, которую создавал профессор.

Тихий, невозможно домашний вечер.

Вард ценил такие вечера, ведь они позволяли хотя бы на некоторое время забыть, кем он был.

Даже извечный Алая в такие вечера иногда куда-то девался.

Иногда, но не сегодня.

Сегодня Алая, заполучив от полиции краткую справку по клиентам крошки Лилиан, двое из которых оказались сослуживцами покойного главного конструктора, имевшими множество наград за участие в недавней войне с республикой Дойч начал копаться в подборках газет, коих у профессора скопилось предостаточно.

- В совпадения верит лишь дурак, хоть сколько-нибудь разумный пытается выявить закономерности. На этом и ловят тех, что считает себя разумным. отмахнулся Алая от предложения Варда хоть сегодня посидеть за столом вместе.

Олд Харбор. Район Смоки Джав. Кофейня Сломанное колесо.

Майлза на месте не оказалось и сегодня.

Если это и беспокоило Щербатого, то по его изуродованному лицу это было невозможно понять.

Серая принесла ворох уличных сплетен, из которых стало ясно, что об исчезновении одной из девочек мадам ещё никто не знал.

Да и были новости поважнее все заняты были обсуждением того, что прошлой ночью в результате пристрелки, что приключилась в доках, погиб младший из братьев Троуп, переживший своего старшего брата всего на несколько дней.

Глазки Серой горели она очень старалась выведать у Варда детали нового дела.

Вард молчал если на улицах и появится слух о том, что у мадам пропала одна из подопечных, то он появится не из-за него.

И желательно чтобы к тому моменту в этом деле не просто осталось вопросов, чтобы все виновные были наказаны. Показательно.

Времени было ещё дня три или два. Скорее два, чем три.

- Что-то серьёзное? повторил Вард свой вопрос, когда Серая шмыгнула в дверь, покинув кофейню.

- Люди из конторы. ответил Щербатый. Мадам тоже в деле.

- Наши?

- С нашими бы ещё вчера порешали.

- Что хотят?

Щербатый пожал плечами:

- Поесть свинца или покормить рыб Док ещё не определился.

- Это Олд Харбор тут не любят пришлых.

- Это Олд Харбор, а мы Мародеры даже если давно не носим форму и не обращаемся друг к другу по званию.

- Звучит как тост, и бы опрокинул стакан какой-нибудь горящей дряни, если б кто налил. усмехнулся Алая.

Никто не налил.

Олд Харбор. Район Роттен Гарден. Бордель мадам Жустин.

- Лео, я наняла тебя, чтобы получить ответы, а ты принёс вопросы и вонь своего табака. Сколько раз я тебе говорила кури нормальные сигареты. Я даже готова тебе их каждую неделю поставлять только б ты не вонял у меня здесь.

Мадам была раздражена в той степени, в которой может быть раздражена лишь женщина, специально себя накручивавшая перед встречей, чтобы точно устроить грандиозный скандал.

- Мне прекратить разыскивать крошку Лилиан?

Скандал умер, так и не родившись.

- Поэтому тебя, Лео, не любят женщины, даже проститутки.

- Меня и не нужно любить я плачу и просто хочу получить то, за что заплатил. Ты платишь и получаешь то, за что заплатила. Между нами не такая уж и большая разница.

Жустин кивнула.

Достала из шкафа бутылку, вид которой не оставлял сомнений, - содержимое стоило больше, чем Вард мог заработать в удачный месяц.

На столе появились два стакана.

Налито было почти до краёв.

Вард спиртное проигнорировал.

- У меня был заказ нужны были бумаги по прототипу оружия, которое разрабатывали в Waffenfabrik Eisen & Geist GmbH. Я должна были их получить через крошку Лилиан, покойному главному конструктору очень понравилось её детское личико.

О том, что было потом Вард обладал лишь фрагментарными знаниями возможно, девушка запомнила лицо Вальтера фон Абендрота, когда тот пришёл за её родителями, возможно, информация из газетной статьи, которую нашёл вчера Алая, наложилась на детскую травму, и девушка решила отомстить тому, кого она посчитала убийцей своих родителей.

Подмена таблеток от депрессии привела достигла своей цели старик покончил с собой, что в свою очередь привело к краху плана старшего из братьев Троуп и его смерти.

Информация от мадам заполнила отрывок, который отсутствовал: когда Лилиан в очередной раз пришла к старику в квартире уже были дуболомы Троупа.

Так и не дождавшись старика, те прихватили с собой девушку, - не с пустыми же руками возвращаться к нанимателю, тем более девушка оказалась красивая и сговорчивая.

Всё это видели люди из конторы, которые на расстоянии контролировали ход операции, которую поручили мадам.

- Видели, но не сообщили. повторила мадам, делая акцент на не сообщили.

Потом был пожар в цеху, похищение прототипов из хранилища, труп главного контрактура в канале, и люди из конторы сделали единственный логичных, по их мнению, вывод, последний человек, который мог что-то знать о прототипах находится в руках банды Троупов, значит, этого человека надо забрать.

Переговоры провалились в этом не было ничего удивительного, ведь человек Троупов, который сливал ему информацию, сообщил и об результатах исследования таблеток старого контрактура, и младший из братьев Троуп понял, по чьей вине сорвался план его брата.

Завязалась перестрелка, о результатах которой Вард слышал этим утром.

Но для Дока Майлза каша заварилась ещё прошлым утром, когда через мадам он подвязался подлатать бойцов из конторы и вывезти их из города.

- Я не могла им отказать, Лео. Конторе не отказывают. в конце сказала мадам.

Нет, она не оправдывалась.

Она констатировала факт.

Эта старая циничная сука подставила Майлза, сделав людей из контры его проблемой.

А ведь их уже ищут, ведь какие-то пришлые убили одного из наших, из городских.

Не важно кого важно, что за этим обязательно должна последовать кара.

На том стоит Олд Харбор.

- Девочка жива? сухо спросил Вард.

- Жива, но какое это уже

- Время и место.

Олд Харбор. Причал Ржавый Якорь.

- Тихий выстрел решает даже самый громкий спор. улыбнулся Алая, когда Вард достал из гроба винтовку.

Старая, надёжная Springfield Armory M1903, - давно списанная из армии, но пользующаяся популярностью среди людей знающих.

Линзы оптики мутноваты, как взгляд ветерана, когда тот говорил о погибших товарищах, но на такой дистанции они видят всё, что нужно.

Установил пламегаситель дождь и ночь доделают остальное.

Никто и не пойдёт откуда ведётся стрельба.

- Доверие это валюта, которую не печатают в министерстве финансов. Её чеканят в окопах и в тёмных переулках. Сегодня ты, друг мой, ты отработаешь то, что тебе так щедро отсыпали.

Вард не стал отвечать.

Гробовщик готовился оправдать доверие, оказанное ему Доком Майлзом.

Три выстрела.

Три трупа.

Никто не сможет упрекнуть Майлза в том, что тот нарушил условия своего контракта.

Как никто и не скажет, что Док помог пришлым избежать правосудия.

Что же до крошки Лилиан она вернулась в бордель мадам Жустин, навсегда забыв о том, что когда-то жила девочка по имени Аннелиз Фогель, - а это значило, что дело закрыто.

Олд Харбор. Район Смоки Джав. Кофейня Сломанное колесо.

Он вернулся - начинается статья.

В доках банда пришлая мертва - идёт потом строка.

Вард взял газету, видимо, оставленную каким-то из посетителей.

Бегло пробежался по тексту.

В доках неизвестный стрелок ликвидировал троих подозреваемых в недавней перестрелке в доках, той самой, в которой погиб второй из братьев Троуп.

Неугомонный писака без доказательно называл убитых дойчскими шпионами, выдвигая фантастическую версию их причастности к инциденту с недавними прототипами. Но даже этого бумагомараке было мало его разыгравшаяся фантазия приписывала эти убийства Гробовщику, существование которого скорее было городской легендой, чем реально подтверждённым фактом.

Многие не без основания подозревали, что Гробовщика придумали сами полицейские, чтобы вешать на него все нераскрытые убийства, среди которых, несомненно, были и те, которые полицейские не хотели раскрывать, ведь были к ним причастны.

- Вчера только об этом и было разговором. А сегодня уже есть новости поважнее подготовка к ежегодному приёму в особняке у Эйнов. Слонов, Лео, они притащили слонов и ещё чёрт знает кого. присел рядом Майлз.

Вард посмотрел на дату, что стояла на газете, а потом на календарь на стене.

Действительно, газета была вчерашняя.

- Потерял безделушку не беда, с каждым такое приключается. пожал плечами Алая. Бойся, когда также потеряешь ещё одну.

- Выглядишь так будто тебя собака сперва пережевала, а потом сблевала.

- И пахнешь не лучше. добавила Серая, уплетая тыквенный пирог.

Вард действительно чувствовал себя не лучшим образом.

Голова гудела неимоверно.

И хотелось то ли сдохнуть, то ли уснуть Вард ещё не определился.

А самокрутки не особо помогали.

Следовало бы попросить у Майзла колёс.

Были у того армейские запасы, для своих.

Ничего Вард просить не стал пройдет.

Нужно просто перетерпеть.

Ждать и терпеть Вард умел.

Хромые они вообще терпеливые.

- Может у меня в подсобке отлежишься?

Вард покачал головой на предложение Майзла.

- Не думаю, что в твоём состоянии стоит садиться за руль. Сейчас Щербатый вернётся куда скажешь, туда и отвезёт. Отоспись, Вард.

Вард криво усмехнулся не хватало ему, чтобы его возил Щербатый.

- Вард, возьми меня с собой. Мне всё равно сегодня в Гарден надо было и уснуть тебе не дам. Все в прибытке. Серая как обычно влезла поперёк.

Юркая, смелая на столько, что местами наглая.

Если проживёт ещё лет десять, будет на улицах новая кровь.

Майзл посмотрел на Серую, потом на Варда.

На Варда дольше, чем обычно, будто бы хотел что-то сказать.

Не сказал.

- Пожалуй, ты прав Док, мне лучше пару дней отлежусь у профессора от меня сейчас пользы мало.

Майлз удовлетворённо кивнул.

- Кофе допью и поедем. Только держи рот на замке у меня голова и без твоего щебета раскалывается. предупредил Вард Серую.

Та заулыбалась не часто её возили по городу в машине.

Майлз ещё раз посмотрел на Варда, размышляя над тем стоит ли сказать ещё что-то.

Не сказал.

В кармане плаща, рядом с ключами от машины, были три гильзы Вард провел по ним пальцами, пытаясь вспомнить

Олд Харбор. Район Роттен Гарден.

Искренняя радость профессора была подобна солнечному свету, который согревало всех и вся, кого касался.

Серая заулыбалась, поняв, что ей и тут перепадёт кормёжка.

И кормёжка основательная, поэтому она особо не протестовала, когда профессор погнал её мыть руки во второй раз, а то от первого мытья эффект был не особо заметен.

Во время готовки профессор по обыкновению своему хотел поделиться историями, коих у него было больше, чем многие могли бы за десять жизней услышать, но Вард отрицательно покачал головой ему надо было отлежаться.

- Обед надо будет отработать.

- Как и всё в этой жизни, а мне истории профессора даже нравятся. отмахнулась Серая, которая примостилась на диване, на краю, чтобы не сильно его запачкать.

- Если сам не спущусь к обеду не зовите, ешьте без меня.

Серая кивнула.

Толковая.

Можно было ничего и не говорить и так бы всё поняла.

Подрастёт надо будет в Мародёры принимать.

Вард пошёл наверх, в спальню для гостей, а Серая осталась с профессором слушать историю о найденной им недавно балладе, которая, как он был почти уверен, явно имела связь с венделорским клинком и их забытым полком.

Баллада эта повествовала о погибшем в бою рыцаре, который всё же сумел вернуться в родные края, чтобы взять уплату с предателей, что погубили и его полк, и его родных, и его самого.

Особое внимание Артур уделил тому моменту, что погибший на войне воин скорее всего даже не понимает, что он, как и все, кто был ему дорог, тоже мёртв:

Правда застряла в горле стрелой.

Полк мой погиб. Лишь я - живой.

Серая кивала.

Баллада была правильной, хоть и звучала не так, как звучали песни, к которым она привыкла.

- Слышишь? Старик внизу говорит о нас. О мертвецах, которые слишком упрямы, чтобы просто лечь в землю. Слышишь? Нет?.. ты уже спишь?.. спи, мальчик мой, спи - присев рядом с кроватью напарника, проговорил Алая и тоже смежил веки.

Олд Харбор. Район Смоки Джав. Кофейня Сломанное колесо.

Майлз опустил перед Вардом чашку с кофе.

Запах жжённое резины резко ударил в ноздри.

Убогая пенка намекала на то, что Майзл мог и плюнуть в напиток для лучшего вкуса.

- Двое. легла на стол вчерашняя газета.

Вард попробовал кофе.

Такой же отравительный на вкус, как и на вид.

- Взяточники и редкостные твари, но это ничего не меняет.

Свежих гильз в кармане было четыре, не две.

- Только двое? сухо уточнил Вард.

- Только двое. кивнул Майзл.

Поверх газеты опустился тюбик с таблетками.

Вард, не глядя, взял тюбик и положил в карман, к гильзам.

- Узнай сможет ли Морли принять у себя ещё одного пациента. Просто узнай.

Майзл кивнул.

Морли Андерсен главный врач загородной клиники для душевно больных Тенистая аллея - почти волшебник, вытащивший с той стороны многих, а в прошлый раз так вообще сотворил чудо.

В этот раз Варду может также не повезти.

- Если послезавтра не появлюсь можешь открывать охоту. поставил Вард на стол опустевшую чашку.

- Открою, мой друг.

- Пожелаю тебе удачи, мой друг, в этом деле.

Олд Харбор. Район Грэй Харт. Полицейский участок. Кабинет инспектора полиции.

Шталь был не в духе.

- Слишком много трупов для такого старика как я. залпом допив виски, бросил инспектор. Слишком много.

Он посмотрел на Варда.

Людвиг был хорошим человеком, даже несмотря на то, что служил в полиции, поэтому ему стоило огромных усилий сказать то, что он сказал:

- Ты говорил, что с Гробовщиком проблем больше не будет. Ты говорил мне это, Вард. А теперь у меня семь трупов меньше чем за неделю. И это не считая тех громил, что ты завалил ранее, перестрелки в доках и прочей дряни, что свалились на меня как понос во время поминок.

- Кто те двое, которых не было в газетах?

- Люди нашего дражайшего мэра, чтоб ему треснуть. Тела недавно выловили в каналах скоро в газетах будет.

Четыре трупа.

Четыре гильзы.

- Вард, реши проблему. Реши я не хочу терять хороших людей, если мне придётся решать эту проблему. А мне придётся меня заставят.

Вард кивнул.

- Нет человека нет проблемы конечно, путь, но чаще оказывается, что человека уже нет, а проблема осталась. буркнул Алая.

Вард комментировать это не стал опираясь на трость пошёл к выходу из кабинета.

Сегодня нужно было успеть сделать ещё одно дело.

Важное.

Времени на другие дела, кроме важных, не осталось.

Олд Харбор. Район Роттен Гарден.

Профессор понял всё без слов.

- Поешь хоть на дорожку.

Вард покачал головой.

Медлить нельзя было.

Городу не нужны были новые трупы, даже если это трупы редкостных тварей.

Клиника для душевно больных Тенистая аллея.

Дорога к клинике это километр разбитой щебёнки, теряющейся в чаще вековых, полузасохших дубов. Их спутанные ветви образовывали над дорогой готический свод, поглощающий тот небогатый солнечный свет, что солнце проливало на Олд Хардор и его пригороды.

Отсюда и название - Тенистая аллея.

Главное здание некогда частный особняк в стиле угасшего модерна, доставшийся городу за долги за два десятилетия до войны долго стоял запущенным и забытым, медленно гния и разворовываюсь, так как денег на полноценную охрану у города не было, пока не был превращен в клинику, в которой можно было скрыть от глаз общественности тех, кому войны изуродовала не тело, душу.

К этому зданию в разное время бессистемно достраивали корпуса, создав лабиринт из потемневшего кирпича и зарешеченных окон.

Появилось и собственное кладбище.

Небольшое, но всегда готовое встретить своей тишиной всех, и тех, кто пришёл навсегда, и тех, что пока пришёл просто в гости.

Полковник Лео Вард, герой войны, вызвавший артиллерийский удар по своим координатам, остановший тем самым продвижение врага, которое грозило смять фланг союзнических сил во время Андреновского наступления, растоптав в самом зародыше одну из самых важных наступательных операций Мировой войны.

Единственный выживший.

Причина гибели целого полка союзнических сил.

Был направлен в клинику Тенистая аллея незадолго до победы.

В причинах был указано посттравматический синдром.

О том, что с момента помещения в клинику полковнику Варда неизвестный снайпер по прозвище Гробовщик перестал уничтожать командный состав союзнических сил, мало кто знал.

Те кто знал молчали.

Гробовщик убивал плохих людей их ошибки стоили жизни хорошим людям, и стоили бы жизни ещё большим хорошим людям, если бы пуля Гробовщика не прервала их существование.

Профессор Артур Ван Дорен приходил в гости чаще других.

Иногда с Серой.

Старый профессор каким-то чудом смог уговорить её остаться жить с ним, и с каждым разом она начинала всё больше походить на девушку.

С профессором никогда не приходили новости из Олд Харбора, только истории о временах, которые никому, кроме самого профессора, не были интересны.

Историй этих было много, но говорили они в общем-то об одном за прошедшие века люди не так-то сильно изменились.

Разве что изобрели более совершенные способы убийства себе подобных.

Было то в лихолетье, когда дым от пожарищ застил солнце над Венделором, а воронье стало главной знатью земель наших. Война шла, последняя война, после коей ни песен не остается, ни имен, токмо пепел да кости, усеявшие поля.

В деревушке, что притулилась в тени Серых Холмов, жила девица по имени Дагмар. Ни графиней она не была, ни колдуньей руки ее знали работу тяжкую у очага да в ниве. Была же в ней вера, крепкая, яко гранит горный.

Хранила Дагмар тайну, перешедшую ей от матери, а той от ее матери, и так до времен сотворения Мира. В сундуке дубовом лежал клинок. Говорила мать, на смертном одре шепча: Когда времена последние настанут, понеси его королю. Ибо лишь кровь могущественного пробудит силу спящую.

И вот времена те тёмные настали.

Враги, что звались Ночными Псами, жгли и секли, подступая к самому граду стольному. Король же, слывший мужем гордым и воинственным, за стенами высокими отсиживался, пока враг лютый рвал и терзал землю его.

Понесу ему клинок, рекла Дагмар на сходе, где мужи, понурив головы, решали, какую дань собрать захватчикам. Жертва его спасет нас всех.

Подняли ее на смех. Бредишь, девка! вопил староста. Король в сердце себе вонзать станет? Без ума осталась!

Но на утро Дагмар, закутав клинок в холстину, побрела дорогой на север, к столице. Шла она лесами, где рыскали дезертиры да волки, питаясь кореньями да последними крохами из котомки.

Вера была ей и посохом, и хлебом.

На пятый день вышла она к дороге Королевской старой, что звалась когда-то Столбовой, а ныне была язвой на теле земли. И тут узрела их.

Оборванные, в грязи и крови запеченной, брели, а иные ползли, к форту старому на холме. Воины королевские, те, что должны были Венделор защитить. В очах их пустота, что страшнее смерти самой.

Дагмар замерла. Взирала на них, а потом на сверток у себя в руках.

Король далек, за стенами высокими.

А они вот они, пред нею.

Ни слова не молвив, развернула она холстину. Клинок темный блеснул тускло. Но не для брани его достала она. Припала к первому из раненых, стала рвать рубаху исподнюю на бинты, поила водою из фляги, что нашла у мертвого. Руки ее, привыкшие к труду мирному, теперь вынимали из ран стрелы с жалами железными.

Воины, видя то, безмолвствовали.

А в очах их, потухших, просыпалось нечто то ли стыд, то ли дивление.

И вот гром копытный потряс землю. Из-за поворота, подняв пыль черную, вынесся дозор вражий. Десять всадников в латах, что чернели, яко крылья вороньи, с пиками долгими, яко жерди.

Окружили.

Вожатый, муж со щекою, язвленной оспой, обошел оком сию горсть раненых, а потом Дагмар.

Прочь, женка, молвил он, словно отмахиваясь от мухи. Бьемся с воинами, а не с поселянками.

Таков был обычай их гнусный.

Жен не трогали, честь свою варварскую блюли.

Всадники тронули коней, направили пики. Раненые, хрипя, воздвиглися стеною, ведая конец.

Дагмар отступила, яко велел всадник.

Но споткнулась о тело одного из воинов, что уже не дышал. Воззрела на тех, кому только что помогала. Узрела в очах их решимость принять смерть.

И познала. Король в клетке своей златой никогда жертвы не принесет. Слишком власть да жизнь любят ему. А она? Что есть жизнь ее? Труд тяжкий да вера. Больше ничего.

Вера.

Эй, кудашная! возопил один из всадников, узрев, как она занесла клинок для удара.

Но поздно было.

Дагмар не взывала к богам, имена коих позабылись. Токмо воззрела на запад, к Холмам Серым, откуду пришедши, и прошептала: Не король есмь. Дева простая. Но сердце мое чисто, а воля отчаянна.

И вонзила клинок в грудь свои.

Боль пронзила ее, яркая, яко молния в ночи. Но не боль поражала всех. Клинок не вошел в плоть растаял он, яко лед от жара сердечного, растворился в ней. Дагмар рухнула на колени, но смерть не пришла. Из раны ее истек не поток крови, а туман, густой, серебристый, яко олово расплавленное.

Пополз туман по земле, быстрее коня бегущего, застилая дорогу, всадников, раненых. Погрузился мир в мглу молочную. И настала тишина мертвая. Ни стенания, ни звона железа, ни ветра самого.

И стали проступать из тумана образы.

Сперва яко тени на стене от огня. Потом плотнее, обретая плоть. Воины. Латы их ветхие, ржавые, во многих местах пробитые. Из-под шлемов ни ликов, токмо мрак, а в нем две точки огня хладного. Стояли они строем, безгласные, бесчисленные, уходя в высь туманную. В руках клинки, тусклые, но острые обидой вековой. Воздух трепетал от ярости их немой, от горя, что не угасло за века.

Вожатый дозора возопи, пронзительно, и устреми копье свое в воина ближнего. Железо ударилось в железо.

И низринулся вихрь. Вихрь из стали да ужаса. Пронесся он по дороге, сметая всадников черных, не оставляя от них и праха. И помчался далее, на север, к столице, к пределам Венделора, выжигая захватчиков до тла.

Раненые воины стояли на коленях, не в силах изречь ни словеса. Когда же туман рассеялся, дозора вражьего и следа простыло. Яко и не бывало его.

А посреди дороги лежала Дагмар.

Мертвая.

На груди ее рана алая, а на лике не мука смертная улыбка суровая, безмолвная.

Сказывают, в ту ночь по всему Венделору, у рек да на полях былых сечей, стлался туман серебристый. А из тумана того исходили воины в латах ржавых.

И бежал ворог.

Не от меча, не от силы, а от проклятия, что девица простая верой своей обратила в спасение.

С тех пор много зим минуло.

На могиле Дагмар, что на том месте у дороги, всегда цветы свежие лежат. А в песнях сказителей кличут ее не иначе как Дагмар Железное Сердце. Ибо токмо вера, что крепче железа, может пробудить силу, пред коей бессильны все короли мира сего.

Такова история о Дагмар и клинке венделорском.

Клиника для душевно больных Тенистая аллея.

Алая пришёл к Варду со всей своей неожиданностью и наглостью посреди дождливой ночи.

- Вставай, боец, твой бой, твоя война ещё не окончены.

Город, укрытый пеленой дождя, притих в ожидании.

Притихли, верно, и те, кто с Небес наблюдал за копошением в грязи, что зовётся жизнью.

Сделаем небольшую остановку.

Я вновь сделаю один глоток рома.

Он прекрасен, как всегда.

Истинное наслаждение, и мне даже немного жаль, что я не могу им поделиться с тобой.

Мне всегда жаль, но ничего не изменить, поэтому вернёмся к тому, что было сказано мной ранее.

Сделаем небольшую остановку.

Не для того чтобы я что-то попробовал объяснить для этого слишком рано, да и не для объяснений я здесь.

Что же до самих объяснения объяснения штука, конечно, полезная, нужная, только не стоит полагаться на них слишком часто.

Выслушивая чьи-то объяснения, даже если ты их не принял, ты уносишь их частичку в себе, мельчайшую, которая, кажется, ничего не значит. Не значит сейчас, пока ты помнишь, отдаёшь себе в отчёт в том, что эта частичка чужеродна и противна тебе. Но годы идут да, годы, десятилетия чем станет та частичка?

Возможно, ничего.

А возможно эта упрямая частичка всё же найдёт свой путь.

Возможно.

В одном случае на миллион.

На сто миллионов.

На сто миллиардов.

Пусть это займёт даже целую вечность.

Пусть но там, за горизонтом, там, куда не достаёт наш взгляд, там этой частички хватит

Сделаем небольшую остановку.

Их необходимо делать.

Чтобы обдумать прочитанное, сказанное.

Чтобы побыть в тишине с сами собой.

Сделаем остановку.

Сделаем и только потом я расскажу тебе ещё одну историю.

Не вторую, а ещё одну.

Вилла Соль-э-Сангве.

На лице дона Винченцо Беллароза, одиннадцатого главы семьи Беллароза, скоропостижно скончавшегося от естественных причин в юном особенно для юга страны возрасте семидесяти трёх лет, застыло выражение абсолютного презрения к миру, который он оставил.

Наличие клинка в сердце в момент обнаружения тела не отменяло того факта, что одиннадцатый глава семьи Беллароза скончался от естественных причин, - двое молодых слуг, вслух усомнившихся в этом, уже болтались в петле.

Честь семьи Беллароза это то, в чём можно усомниться лишь единожды.

Весть о смерти Винченцо Беллароза, дядюшки Винченцо, как его называли, подобная летнему пожару, разносимому немилос\ердным ветром, разнеслась по всем концам страны, и южные семьи, Четвёрка Солнца, к которым относилась семья Беллароза, уже прислали своим представителей.

Первыми прибыли люди семьи Марчезе во главе с самой донной Алессандрой Марчезе добрые соседи и надёжные партнёры, в руках у которых были порты Бари и Бриндизи, через которые шла ощутимая трафика семьи Беллароза, тех, что предназначались для Нового Света, - в основном наркотики и оружие. Наркотики всё же больше, чем оружие.

Почти одновременно с Марчезе прибыли Галло. Дон Сальваторе Молот Галло в сопровождении своей новой жены и любовницы, которые выглядели его внучками, и троих сыновей. Общие интересы в строительстве и доля в поставках, идущих через порты Марчезе обязывали.

Донт Лука Греко, внучатый племянник покойного, благодаря череде странных смертей, возглавивший семью Греко, прибыл скромно с супругой, урождённой Греко. Так и должно прибывать на похороны не партнёра по делу, а родного человека.

Островные семьи Ломбардо и Санна будут ближе к закату это значило, что ещё до наступления ночи в змеиный клубок добавятся ещё двое.

Дон Массимо Старый Лис Ломбардо, который был не так стар, как могло показаться из прозвища, зато как старый лис сгубил немало ищеек, что пытались пойти по его следу. Прямые конкуренты семьи Беллароза за наркотрафик в Новый Свет. Были между семьями и другие места трения, но не такие денежные и значимые, хотя и так случались стычки. Часто с трупами с обеих сторон, хотя этого старались избежать семьи из Четверки Солнца старалась не раздувать конфликты с Островными, на территории которых находились множество перевалочных баз.

Донт Микеле Санна тоже не мог отказаться себе в удовольствии посмотреть на труп партнера по опасному бизнесу, причастность которого к смерти отца самого донта Микеле так и не удалось доказать, а также заявить о том, что ставит вопрос о возвращении под протекцию его семьи Коста-Смеральда.

Столичные семьи Колонна и Россо будут завтра. Без глав, но с кем-то из первых. Ситуация обязывала.

Скалы Севера семьи Бьянки, Феррелли и Конте эти, наверное, могли бы себе позволить отделаться формальным выказыванием соболезнований они всё больше отдалялись от корней и всё больше походили на крупных промышленников, рвущихся к вершинам государственной власти. Случись смерть Винченцо Беллароза лет на двадцать-тридцать позднее скорее всего так это и было бы.

- Не лучшее время ты, выбрал для своего возвращения. донна Роза улыбнулась тихо, как умеют улыбаться лишь старушки, которое и счастливы те, что увидели человека, и огорчены тем, что не могут дать им ничего, кроме слов утешения. Но ты никогда и не умел выбирать время, малыш Марио.

Марио Перес худой до той черты, после которой уже следовало бы говорить не просто худой, а болезненно худой ответил извиняющейся улыбкой.

Горло было изуродовано шрамом, каждое слово давалось с трудом: хрипом, болью.

Иной бы от такого умер, а этот выжил.

Южная кровь.

Кровь Калабрии.

Не та горячая, что плещется и пенится, требуя выхода.

Настоящая.

Упрямая, как корни оливы, что вгрызаются в камень скалы, обращая её в песок, что отращивают себе новых ствол, когда старый сломан бурей.

- Я попрошу - донна Роза запнула, - попрошу Софию она найдёт тебе угол. В городе, у нас сам видишь не лучшее время.

- Бла-агоо-дарю. положив ладонь на изуродованное горло, прохрипел Марио.

- Малыш Марио, ты иди на кухню помнишь ведь ещё дорогу, не до конца испортил тебя город лучше там подожди. Поешь заодно. И скажи, что донна Розалия велела

Донна Розалия Мазцарулло, старшая сестра Анджолины Мазцарулло, матери покойного Винченцо Беллароза, осеклась.

Пальцы, перебиравшие чётки набранные из чёрного янтаря, замерли.

- Ск-хаа-ажу.

Губы донны Розы поджались.

Хотела помочь, а вышло, что почти унизила, оскорбила.

Вон битый-калеченный, а наваха на поясе, значит, готов кровью ответить за слова свои и потребовать кровавую уплату за сказанное иным.

- Скажи, что донна Розалия велела угощать тебя только Sangre de una diosa, из моих запасов.

Марио поклонился с благодарностью.

Вышло немного неуклюже сразу становилось ясно, что у парня повреждены не только колено и горло. Досталось ему гораздо сильнее, чем он старался это показать.

И все, кто имел глаза это увидели.

Глаз хватало.

Дорога на кухню оказалась бесконечно долгой.

Взгляды цеплялись за Марио, пробовали его на зуб, пытались определить стоимость.

Лоренца Беллароза вдова узнала его, но не подала вида ни вздрогнула ни одна морщинка на её лице, ни один волосок в безупречной уложенной причёске, всё таких же чёрных и густых, как в молодости волос. Таких, как он не положено узнавать таким, как она, тем более в такой день, как этот.

Фабио Беллароза сын тоже узнал его, даже что-то бросил сестре Джулиане Беллароза та смотрела на Марио долго, изучающе. Потом сказала что-то в ответ брату, и оба отвернулись.

Младший брат покойного Чезаре Беллароза временный глава семьи, пока семейный совет не выберет нового главу узнал. Не сразу. Подозвал. Жестом.

Донна Алессандра Марчезе, с которой Чезаре разговаривал до этого, с интересом посмотрела на Марио.

Она была не единственной.

Так можно было бы смотреть на бродячего пса, что оказался на выставке лучших представителей породы.

- А мне говорили, что Колонна своих пришлёт только завтра.

Шутка, произнесённая Чезаре вызвала волну сдержанного смеха.

Столичных нигде не любили.

Но смех всё же был сдержанный. Это всё-таки были похороны.

Свободен. Тоже жестом.

Марио смог продолжить свой путь к кухне, надеясь, что больше задержек не будет колено всё настойчивее говорило о необходимости передохнуть.

Кухня этот маленький филиал ада, что есть почти в каждом доме со всей суматошной суетой и криками позволил Марио облегчённо выдохнуть.

Передышка была ему жизненно необходима.

Хоть на минуту прислониться спиной к стене, хоть немного снять нагрузку с натруженной ноги.

Минуты ему не дали.

Подобно цветку огня, что неожиданно возникает в сухой траве посреди жаркого дня, рядом возникла София Каррасо правнучка донны Розалии Мазцарулло.

- Бертрано, столик на двоих. Мне, как обычно, а гостю Sangre de una diosa. Да, да, Бертрано, Марио наш дорогой гость, который будет пить только из запасов донны Розалии и не смотри на меня так

Огненный вихрь юбок и рыжих волос метнулся через кухню, приглашая его за собой. По дороге София с ловкостью опытной воровки на ходу выхватывала то гроздь винограда, то кусок сыра, то ломтики хлеба, которые тут же ложились на невесть откуда взявшийся у неё поднос, Марио быстро перестал следить. У него было новое дело нужно было пройти через кухню.

В бокале сияло лучами полуденного солнца, пробивающегося через листву беседки Cerasuolo di Vittoria, вино с островов.

Сочное фруктовое.

Марио позволил себе улыбнуться София осталась всё той же.

По крайней мере он хотел в это верить, и для веры этой были все основания.

Sangre de una diosa в бокале Марио было вином иного рода.

Вино правителя.

Вино запретной любви.

Вино отмщения.

Его подавали на Cerimonia di Iniziazione, во время клятвы Омерты, когда принимали в Семью нового члена.

Его пили, когда взята плата кровью. Не всякая. Лишь очень старая, ту, которую не могли взять многие поколения предков.

- Знаешь, мог бы ещё и не приезжать десять лет так-то минуло, кто-то уже детей успел вырастить, а ты всё как в молодости как не увидишь тебя, так ты опять побитый.

Поддёвка. Обида и ещё что-то.

Марио улыбнулся.

- Но оно и хорошо, что ты такой побитый, - иначе бы точно попробовали тебя втянуть ту кашу, что у нас заваривается. А так, может, и побрезгуют.

За те несколько лет, что прошли с его последнего приезда, тогда Марио восстанавливался после двух пуль в грудь, София стала ещё стремительнее и обворожительнее.

Пламя, что летит по равнине, пожирая иссушенную солнцем траву.

Прекрасное пламя.

Первородная стихия в своём чистейшем проявлении.

Секунда промедления и уже горишь.

Уже мёртв.

Уже пепел.

Уже часть земли, из которой вырастет новая трава, - пища нового пламени.

- Дом для тебя я ещё нашла он давно пустует, поговаривают, конечно, что там призраки водятся, но ты ж у нас не привередливый. А если и правда призраки, так избавишься от них хоть какой-то прибыток с тебя нам будет. Ну и на довольствие тебя поставлю - и не смотри на меня так ты уже не мальчик. У мужчин есть иные дела, кроме как беспокоиться о том, чем желудок набить.

Бесконечный виноградники, забирающиеся на холмы, скрывающиеся где-то там, за горизонтом. Их ему тоже не хватало.

- И лучше не приходи сюда больше подлечись и езжай к себе, в столицу.

Взгляд.

Марио почти понял, что он значил.

- И не приезжай сюда больше. Никогда. Найди другое место, где тебя будут латать.

Пламя.

С ним бесполезно спорить.

София была именно такой, какой он её помнил все эти десять лет.

Ониендо-де-Ля-Кросс.

Дом, который нашла София, стоял на отшибе, там, где мощеные улочки уже начинали сдаваться, переходя в пыльные проселочные дороги, ведущие к виноградникам Вилла Соль-э-Сангве.

Дом был спрятан за полуразрушенной каменной оградой, в которой буйно росла бугенвиллия, осыпая землю под ногами алым и фиолетовым ковром.

Марио знал этот дом.

В нём, сколько Марио себя помнил, всегда жил Джузе-Весельчак безобидный дурачок, разговаривавший с самом собой и везде носившийся со странной книжонкой.

К калитке Марио пошёл только когда осела пыль от машины, что его подбросила до дома София позаботилась и об этом.

Старые петли измучено скрипнули.

Марио понимал их возмущение как никто другой.

Маленький внутренний дворик, вымощенного потрескавшимися от времени терракотовыми плитами, утопал в багрянце заката.

Почти дворец по меркам Марио крепкая ещё macceria. Приземистая, сложенная из грубого песчаника, который за столетия выцвел до цвета теплой медовой охры. Черепичная крыша кое-где просела, а ставни, когда-то выкрашенные в зеленый цвет, теперь были выцветшими и облупившимися, но накрепко запертыми.

На двери знак семьи Беллароза выгоревший почти до почти до полной нечитабельности. Он берёг дом надёжнее всяких замков.

Войдя внутрь, Марио ощутил прохладный и сухой воздух, пахнущий старым камнем, пылью и сушеным орегано. Полы здесь были из толстой, потрескавшейся терракоты, настолько старой, что она отполировалась до матового блеска бесчисленными шагами минувших поколений. Потолки поддерживали массивные, потемневшие от времени балки.

Обстановка была спартанской.

Лучше, чем можно было надеяться, тем более с ложившихся условиях.

В главной комнате стоял грубый деревянный стол, пара стульев и огромный камин, в котором достаточно было места, чтобы зажарить целого кабана.

Шкаф с книгами.

Возможно, среди них есть и та, с которой носился Весельчак.

Сборник крылатых фраз и афоризмов Орочьих Болот, записанный и систематизированный достопочтимым Артемиусом Чигином - Марио улыбнулся, припомнив название.

Надо же.

Многое стёрлось из памяти, а такая глупость осталась.

Пыльно, но не грязно.

Маленькая кухня была темной, с крошечным окошком, выходящим в заросший благоухающим розмарином и тимьяном дворик. Медная посуда, оставленная на полках, казалось, замерла в ожидании, что кто-то снова вернет ее к жизни.

Спальня, куда Марио опустил свой тощий вещевой мешок, была такой же аскетичной: железная кровать с пружинящим основанием, тумбочка с керосиновой лампой и массивный дубовый шкаф, пахнущий лавандой. Никаких украшений, ничего лишнего.

Окно спальни, что смотрело во внутренний дворик.

Хорошее место.

Марио аккуратно опустился на край кровати.

День выдался долгим и тяжелым.

Но отдыхать пока ещё было нельзя.

Краткая передышка.

Не больше.

Подтянул вещмешок.

Растянул узел и извлёк небольшую латунную коробку.

Надпись Baci Perugina стёрлась почти полностью. Только краешек B всё ещё держится за металл.

Разделся.

Разбинтовал колено.

Достал из коробочки мазь.

Долго втирал, массируя.

Забинтовал повторно.

В зыбком свете луны и звёзд, что уже успели прийти на смену закатному солнцу, оценил работу.

Вышло не идеально, но терпимо.

Теперь другие тюбики для того, что было на боку.

Потом левая рука.

Ей тоже досталось тогда.

Бокал с вином, как и правая, она ещё могла поднять, но не больше.

Таблетки.

Целая горсть из дюжины упаковок.

Сухие, кислые, они наполнили рот липкой слюной.

Опять небольшая передышка.

Мази должны начать впитаться, а таблетки начать действовать.

Встал.

Аккуратно опираясь на трость.

Осторожность, даже когда уверен, - никто не видит, не следит.

Особенно, если уверен, что никто не видит, не следит.

Прошёлся из комнаты в комнаты.

Подошёл к шкафу.

Взял книгу, ту самую.

Не удержался.

Открыл.

Улыбнулся книга была написана на каком-то неизвестном Марио языку.

Но глупо было ждать чего-то иного от книги Джузе-Весельчака.

Поставил книгу на место.

Походил ещё некоторое время, прислушиваясь к колену и телу вообще.

Всё было в пределах нормы.

Теперь можно было и спать.

Тело проснулось, но лишь через мгновение мозг проанализировал причину скрип калитки.

Шаги.

Немного неуверенные.

- Кх-хто? прохрипел Марио и поднялся.

Только поднялся.

Встать это куда больнее и дольше.

- Я по поручению доннеллы Софии. послышалось из-за двери.

- Ж-кг-ди.

Без спешки.

Аккуратно.

Избегая лишних, ненужных движений.

Рубашка.

Штаны.

Теперь к двери.

Испуг.

Ожидаемая реакция, даже если её и предупреждали о том, как выглядит Марио.

Одно слушать другое увидеть.

Только стоило испугу отхлынуть, как изо рта девочки хлынул поток слов.

Оно и без этих слов Марио всё понял.

Таким вот образом София его поставила на довольствие - прислала одна из служанок, чтоб значит готовила, обстирывала и угождала всеми доступными способами.

Упоминая о всех доступный способах, девочка зарделась.

О том, что её зовут Тереза выяснилось уже когда на столе перед Марио стоял полноценный завтрак: толстый ломоть хлеба, рядом несколько кусков сыра, горсть миндаля, яблоко и вино Sangre de una diosa.

- Я так боялась, что упаду или украдут. Это же вино самой донны Розалии. Мне к нему раньше и прикасаться не разрешали. Вино только для больших людей. Для таких, как Вы, сеньор Перес.

Слова.

Слова.

Слова.

Они так и лились из неё.

Марио уже знал о её сёстрах, их оказалось трое. По старшинству от младшей к старшим: Чара, Паолина, Ассунта. Тереза самая старшая. И недавно ей несказанно повезло Вилла Соль-э-Сангве нуждалась в новых служанках. Служанок нужно было много. Предпочтение отдавали более молодым, что было вполне разумно молодые после соответствующего воспитания смогут послужить нескольким поколениям семьи Беллароза.

Также Марио узнал о подружках Терезы.

Их было много, почти все служанки, что были в доме.

Но лучшей всё же была Лучия, у неё тоже оказалось трое сестёр: Кончетта, Доменика, Джузеппина.

Слова.

Слова.

Слова.

И казалось, что этот поток никогда не иссякнет.

Но было средство.

Марио налил вино со второй стакан и придвинул к Терезе, приглашая ту за стол.

Всё равно навалено на тарелку была гораздо больше, чем он мог бы себе позволить съесть.

- Е-эш. прервал Марио он попытку отказаться.

Это было третье слово, сказанное им за сегодня.

Он становился говорлив.

Это дурной признак.

Маленькие ушки Терезы оказались настоящим сокровищем.

Выяснилось, что семьи Ломбардо и Санна прибыли только сегодня утром. Совместно с представителями семьей Колонна и Россо, что вызвало известно оживление, как и то, что от Россо прибыл сам Конте Леонардо Росс в сопровождении троих своих сыновей, старших среди которых, впрочем, не было, и внушительной свиты.

- Дон Чезаре, когда это увидел, так сказал если молокосос Микеле рассчитывает получить Коста-Смеральда, пусть подумает ещё раз.

Теперь оставались только Скалы Севера и церемонию можно было открывать.

- С ними без сюрпризов, - сказал дону Чезаре дон Сальваторе.

Сальваторе Беллароза двоюродный брат покойного Винченцо, которому только авторитет доны Розы помешал взять в жёны Софию также прозываемый Сальво Неро умел решать проблемы, так чтобы они больше не появлялись.

Жестокость и беспринципность Сальво Неро часто была причиной конфликтов в семье, но покойный Винченцо Беллароза ценил того и держал рядом.

Его брат дон Чезаре судя по всему в этом вопросе был солидарен с ним.

- А ещё Лучия говорит, что видела, как донт Фабио утром выходил из спальни своей сестры доннеллы Джулианы. Только Пачифика сказала, что Лучия держала язык за зубами, а то худо будет.

Информация.

Целое море информации, за которую иному пришлось бы дорого заплатить, возможно, жизнью.

После позднего завтрака, перетёкшего благодаря говорливости девочки в ранний обед, избавиться от Терезы не получилось.

Та сообщила, что ей велено неотступно следовать за сеньором Пересом и следить, чтоб он был доволен пребыванием в Ониендо-де-Ля-Кросс.

Даже показала небольшой кошелёк на траты.

- И донна Розалия, и доннелла Софии деньги дали. гордо сообщила Тереза.

В деньгах нужны не было своих денег у Марио было достаточно.

За его работу платили щедро, а каких-то особых причин для трат не было.

Ониендо-де-Ля-Кросс расплескался по склонам холмов, будто молоко по кухне у хозяйки, что споткнулась через своего любимого кота-толстяка.

Плюх.

Плюх.

Плюх поменьше, что у самой воды.

И вокруг россыпь капель, среди которых особое место занимали Вилла Соль-э-Сангве дом семьи Беллароза, к которому вела пыльная дорога, теряющаяся среди бескрайних, пылающих на солнце виноградников и, конечно, Monastero del Riposo Eterno место для тех, кому уже никто, кроме бога помочь не мог, со старым кладбищем, на котором Марио знал всего одну могилу.

Всего одну.

Но лучше бы не знал и о ней.

Город встречал Марио не звуками, а отсутствием их. Глухим, звенящим молчанием сиесты, когда даже мухи ленились жужжать. Воздух был густым и тягучим, пахнущим раскаленным камнем, пылью и сушеной полынью, что росла в трещинах старых стен.

Тереза, которая перед выходом, настаивала, что стоит переждать жару, судя по тому, что поток её слов не слишком ослаб была в общем-то рада простой прогулке по городу. Даже в самое пекло.

Они вошли через арку Предков древнюю кладку, вмурованную в более поздние стены. Ее камень был исчерчен глубокими бороздами от бесчисленных повозок. За аркой расстилался лабиринт из узких, кривых улочек-лестниц, куда солнце заглядывало лишь на пару часов в день. Тени здесь были густыми, почти фиолетовыми.

Фасады домов, выкрашенные когда-то в солнечные цвета охру, розовый, персиковый теперь были выцветшими и облупленными. На некоторых еще виднелись следы былой роскоши резные балконы из черненого кованого железа, но их ставни были плотно закрыты, словно город прятал свои глаза.

Небольшая прогулка, а колено уже начинало ныть.

Скоро начнёт болеть.

А потом каждый шаг будет наказанием за самоуверенность.

Марио шел медленно, опираясь на трость, и Терезе приходилось сдерживать себя, чтобы не слишком обгонять его.

Цель Bar del Porto не был кафе в столичном понимании.

Был он проходным дворов над которым когда-то давно сделали крышу.

Говорили, что из досок барка, на котором ходит ещё дед нынешнего хозяина заведения.

Если это было правдой, то это был очень большой барк.

Bar del Porto, как и предполагал Марио, был полон народу.

Не каждый день умирает глава семьи Беллароза есть, что обсудить с соседом.

Были тут и приезжие те, кому не нашлось места в Вилла Соль-э-Сангве. Представители семей, из тех что попроще, которых можно так вот отправить в город, сказав самим решать свои проблемы. Среди таких вот попроще легче было затеряться тем, кто только должен был выглядеть попроще.

Троих из семьи Колонна Марио нашёл почти сразу.

Одного даже узнал.

Подходить не стал он здесь восстанавливается, да и пользы от него в это состоянии не много.

За стойкой, похожей на баррикаду из потемневшего дерева, стоял сам хозяин, синьор Эмилио, бывший, как и его отец, и его дед, до принятия во владение Bar del Porto, рыбаком.

Марио, будь он один, наверное, направился бы к столику рядом с пятеркой, которых он определил, как представителей семьи Санна, - эти пили много и озлоблено, что было вполне ожидаемо.

Но он был не один.

Подмигнув притихшей Терезе, Марио направился туда, где сидели местные.

Эти точно узнают служанку из дома Беллароза и бузить не станут.

Тереза поняла всё без слов и пошла заказывать лёгкий перекус.

- Н-ха д-хои-кх. предупредил Марио, чтобы не вздумала брать еду только на него.

Он сюда пришёл не за едой.

Почти сразу после возвращения Терезы на столе появилась тарелка оливок: крупные зеленые оливки с косточкой, смешанные с чёрными, с стебельками розмарина и зубчиками чеснока. Чуть позже появился и хлеб: толстые, грубые ломти деревенского панэ казареккьо, поджаренные до полосок и смазанные оливковым маслом с дроблёным чесноком.

- Дорого, конечно. призналась Тереза.

Марио кивнул и взял одну из оливок.

Только после этого Тереза тоже приступила к еде.

Местные говорили всё об одном, но во множестве голосов.

Ничего нового всё, что уже знал Марио, только искажённое после того, как было облизано сотнями уст.

К моменту, когда Терезе уже доела принесённые оливки и уже почти уполовинила хлеб, наконец появилось главное блюдо: большая тарелка на двоих мидии в бешеной воде - в глубокой глиняной миске лежала гора только что выловленных мидий, приготовленных на пару.

Бульон это и есть вся суть. Вода, белое вино, много петрушки, ломтики лимона, щепотка высушенного чили и море ароматного оливкового масла первого отжима.

- Е-э-шь. скомандовал Марио.

Двое рыбаков у стойки, казавшиеся смутно знакомыми, чём-то негромко говорили друг с другом. Изредка перебрасывались парой-тройкой фраз с синьором Эмилио, результатом чего порой были сдержанные полуулыбки, какие бывают кода старые друзья говорят невесть какую шутку. Нет, эти не подходили.

За соседним столиком трое мужчин в возрасте, одетых в потертые, но чистые пиджаки, играли в скопу. Монеты и смятые банкноты лежали горкой между ними. Их разговор был ритмичным и спокойным. Этих Марио не смог опознать. Они тоже не подходили.

Небольшая компания молодых парней и девушек, занимавшие три сдвинутых друг к другу столика эти были если не бесполезны, то потребовали бы усилий, которые Марио сейчас не мог себе позволить.

Перспективных было трое. Скорее двое делать крупную ставку на то, что синьор Эмилио узнает его лицо в море, бурлившем вокруг хозяина заведения каждый день, и начнёт разговор, Марио не стал бы.

К моменту, когда Тереза доела мидии, основная цель похода в Bar del Porto оказалась не достигнута, но задерживаться дольше без причины значило вызвать подозрения.

- Пхро-оду-ухты. просипел Марио.

Тереза закивала.

Продукты действительно нужно было купить, а то того, что она утром принесла из Вилла Соль-э-Сангве, на ужин явно не хватит.

Предстоял ещё один переход.

Марио надеялся, что колено выдержит.

Жара немного спала, и город потихоньку оживал: ставни начали открываться, на улице начали мелькать люди.

Марио вёл Терезу по давно разработанному маршруту.

Маршрут был не идеальным, но делать слишком много ходов за один день было опасно.

Каждый дополнительных ход значительно увеличивал возможность возникновения подозрений.

Опять же колено оно все настойчивее напоминало о себе, обещая превратить обратную дорогу в ад.

Первая остановка - Salumeria di Franco.

Запах тут стоял такой, что, будь они голодны, захлебнулись бы слюной.

Воздух был густым от ароматов вяленого мяса, специй и выдержанного сыра. За прилавком из потемневшего мрамора стоял сам Франко Греко. Один из тех, кому было оказана честь поставлять продукты для стола семьи Беллароза.

- Марио, ты ли это?

Узнал, конечно, узнал.

Марио кивнул.

- Тереза, дитя моё, тебя значит приставили следить за этим столичным бандитом? Франко переключился на Терезу. Или он силой тебя удерживает так ты только моргни так я самолично намну бока этому столичному хлыщу, чтоб не трогал, значит, честных девушек.

По мнению Марио Терезе до девушки было ещё далеко.

Тереза тут же затараторила про поручение доны Розалии и доннеллы Софии ответом был сытый смех Франко.

Шутка удалась.

Улыбнулся и Марио это хорошо.

О таком Франко будет рассказывать каждому, кто заглянет к нему.

И всё же стоит отдать должное владельцу Salumeria di Franco - всё купленное он протянул Терезе.

Франко всё правильно понял Марио жалкий, безобидный калека под защитой женщин.

От денег отказался:

- Считай подарок по поводу твоего возвращения домой. отмахнулся он.

Марио благодарно поклонился.

Вышло неуклюже и даже, возможно, жалко.

Вторую из трёх предлагаемых остановок - Alimentari di Maria - пришлось проигнорировать пришлось бы сделать слишком большой клюк, который колено не простит, и тогда Терезе придётся тащить его до дома на себе.

Это было бы слишком.

Даже для него.

Pane e Vino - булочная.

Место, где всегда пахло свежей выпечкой.

Когда-то давно, в прошлой жизни, Марио пытался воровать здесь хлеб.

Два раза.

Оба раза неудачно.

Продавец незнакомый молодой парень, после короткого разговора с Терезой, отрубил огромный ломоть, завернул его в пергамент и бросил в пакет.

- С вином помочь? У отца новое поступило, молодое, но бодрое.

В ответ Тереза, разумеется, не удержалась и по секрету рассказала, что донна Розалия выделили им Sangre de una diosa, из личных запасов.

Парень уважительно закидал, и в его взгляде на Марио мелькнуло нечто вроде уважения.

Молодой.

Наверное, напридумывал себе всякого.

Какие-нибудь героические глупости.

Или что-то о запретной любви.

Молодые они глупые.

За время их отсутствия в дом никто не заходит в этом Марио был почти уверен.

Ожидаемо.

Теперь можно было передохнуть.

Не долго. И заняться собой.

Тело требовало ухода.

Пока Тереза колдовала на кухне, Марио повторил вчерашний ритуал.

Колено.

Бок.

Левая рука.

Горсть таблеток.

К моменту, когда Марио почти закончил, Тереза сообщила, что ужин готов.

- Скальоппина с прошутто и шалфеем на подушке из рукколы. торжественно сообщила Тереза, когда Марио вышел из спальни.

Пахло жареным шалфеем и вином.

Когда Марио сел, перед ним опустилась тарелка с едой.

На подушке из темно-зеленой рукколы лежали золотистые куски телятины, укрытые прозрачным прошутто и тающим облаком страккино. Все было полито блестящим соусом.

- Это восстановит силы.

- Тхо-же еэ-ш. тон Марио не предполагал отказа.

Тереза заулыбалась и поблагодарила.

Молодая, совсем девочка, - постоянно голодная.

Марио тоже когда-то был таким же.

Молодым и вечно голодным.

Это было очень давно.

Целых десять лет назад.

Остатки Sangre de una diosa Марио разделил, чем вызвал новую благодарность и улыбку.

К закату, когда ужин уже был окончен, посуда помыта, Тереза начала кипятить воду, указав на то, что сеньору Пересу стоило бы искупаться, в чём она готова оказать содействие.

Марио покачал головой.

- Зха-афт-хра.

Когда Тереза начал перестилать постель бельём, скрывавшемся среди множества узелков, с которыми она пришла сегодня утром, стало понятно, что уходить она не собирается.

Спорить с девочкой не имело смысла она лишь выполняла поручение, которое ей дали или донна Роза или София, а, возможно, сразу обе.

Да, Марио был почти в это уверен, - Тереза тут не причём она лишь инструмент, ничего не значащая и ничего не понимающая пешка, в игре, о которой она даже не догадывается.

Это донна Розалия или София играют с ним, или обе сразу, каждая со своей выгодой.

Или проверяют.

Или пытаются уберечь, повесив, на него это ярмо в лице наивной служанки.

Спать на стуле было ничуть не сложнее, чем на кровати.

Даже привычнее.

Правда пришлось вытерпеть протесты Терезы, которая отказывалась в одиночку ложиться в приготовленную ей для Марио постель.

Марио проснулся раньше Терезы.

И, если бы хотел, мог бы незаметно выскользнуть по своим делам, но пока в подобном не было нужды, поэтому для начала он уронил трость, а потом довольно неуклюже путался поднять ей до тех пор, пока Тереза в ночной рубашке не помогла ему.

- С добрым утром, сеньор Перес.

Марио кивнул.

- Завтрак сейчас будет готов. Подождите немного, сеньор Перес.

Марио покачал головой:

- Ф г-оо-ро-одхе.

Пока Тереза быстро облачалась в своё одеяние, не слишком-то заботясь присутствием рядом Марио, тот подтянул вещмешок и извлёк из него сверток и латунную коробку.

Сегодня должна быть церемония прощания с Винченцо Беллароза, когда его тело пронесут через весь город, - Марио должен был выглядеть соответствующе.

Когда Марио отнёс всё на задний двор, Тереза уже спешила разжечь дрожа, чтобы нагреть воду.

Марио покачал головой, жестом велел отнести ведро воды к свертку и шкатулке.

Для начала побрился.

Наваха даже не протестовала привыкла уже, что хозяин её не берег и видел лишь инструмент.

Взглядом остановил Терезу, которая хотел помочь.

Омылся, протёрся, как сумел.

Втёр мазь в колено.

Забинтовал.

Потом бок.

Потом рука.

И только потом взялся за свёрток.

Белая рубаха. Чистая.

Брюки.

Пояс снял с тех, что носил до этого.

Мелочь из карманов тоже переложил.

И жилет.

С шитьём.

Он даже почти ему нравился.

Теперь можно было идти в город.

Город готовился, возможно, к самому важному событию за несколько десятилетий.

К событию, о котором будут говорить и вспоминать ещё несколько десятилетий.

Торжественная суета.

Разговоры о крейсере, что встал на рейде в километрах трёх от берега ближе было не подойди слишком мелко.

Furia Vendicatrice - героический старик, воевавший ещё во времена Мировой войны.

Гордость и честь, облачённые в сталь.

Винченцо Беллароза получит воистину королевские похороны.

Слухи, пересказываемые на каждом углу, о том, что донт Фабио повздорил с доном Чезаре и о том, что Скалы Севера необычайно дружелюбны и даже урезонили донта Микеле Санна, позволившего себе высказать притязания на Коста-Смеральда.

Вывеска Oro di San Giuliano против своего названия не сияла золотом.

Магазинчик не нуждался в рекламе или внешних атрибутах успеха.

Кто знал, тот знал.

А кто не знал, так и не важно.

Маэстро Витторио Конти, как всегда приветствовал клиентов лично.

Каждый клиент это его гость.

Лучший кофе. Или вино как гостю будет удобно.

О деле после в начале разговор.

Обязательно.

Такова традиция.

Тереза, конечно, знала о Oro di San Giuliano, много раз проходила мимо, но внутри оказалась впервые.

Ослеплённая тем, что лежало на прилавке, она вряд ли бы заметила, даже если бы сейчас Марио решил просто уйти, оставив её среди этих сокровищ одну.

- Марио, друг мой, вы как всегда точны заказ как раз готов. Всё по вашему эскизу и, замечу, с каждым разом с каждым разом ваши рисунки всё более изящны.

Маэстро Конти мужчина лет шестидесяти. Его руки, несмотря на возраст, тверды и уверенны; пальцы покрыты старыми ожогами и тончайшими шрамами следы работы с раскаленным металлом и острыми инструментами. Он носит темный, выцветший жилет поверх белой рубашки.

Говорят, предок его был тем, кто выковал первые печати для Семей. Представители Семей ничего не подтверждали и не опровергали, но регулярно делали заказы.

Разговор.

Короткий маэстро Конти всё понимает, поэтому говорил один, за двоих.

Делится новостями, слухами.

А потом кто-то из подмастерий приносит заказ.

Сердце из виноградной лозы.

Не идеально ровное, а как бы слепленное из двух тонких, крученых золотых лоз. Внутри сердца, у основания, закреплен небольшой, но яркий желтый гранат камень, цветом повторяющий отблески в рыжих волосах. Камень не броский, он открывается взгляду только при близком рассмотрении.

- Очень трудно было подобрать нужный оттенок, но вы ведь довольны?

Марио кивает.

Вышло даже лучше, чем он рассчитывал.

Маэстро в очередной раз доказал, что он лучший.

Украшение скрывается во внутреннем кармане жилета.

Никакой денег работа давно оплачена.

Марио переводит взгляд на Терезу.

Девочка застыла над каким-то из гребней.

- Гребень-шпилька Слеза русалки - работа моего сына, младшенького. Основа гребня выточена из черного эбенового дерева его плотная, бархатистая текстура будет смотреться идеально в её тёмных волосах и не будет выглядеть вычурно. В верхнюю часть гребня, вдоль гребня, как можете видеть, вправлена единственная каплевидная жемчужина барочной формы не идеально белого, а слегка серебристо-серого, почти голубоватого оттенка та самая слеза русалки. Она не бросается в глаза, но при движении отливает мягким матовым светом. сообщил маэстро Конти. Он достаточно прочен для ежедневного использования. Со стороны это выглядит как изящная, но простая тёмная шпилька. Истинные материалы эбен, розовое золото, жемчуг и ювелирная работа оцениваются только при близком рассмотрении, в спокойной обстановке.

Тереза поджала губу.

Верно подумала, что маэстро Конти издевается, над ней, служанкой, которая никогда в жизни не сможет себе позволить такое украшение.

Глупая.

- Скх-ольк-кхо. скорее выкашлял, чем сказал Марио.

Слишком много слов.

Слишком.

Озвученная сумма заставила Терезу ахнуть.

Марио достал бумажник.

На стол легла озвученная сумма и одна монета.

Старая монета забытой империи.

Маэстро взял бумажки.

Монета осталась лежать на столе.

Марио посмотрел в глаза маэстро.

Старик не выдержал его взгляд. Отвёл.

Палец Марио лёг на монету и придвинул ближе к маэстро Конти.

- Прошу зайти завтра.

Марио кивнул и поднялся.

Одни движение и купленный гребень уже в волосы Терезы, которая не сразу и поняла, что произошло.

Когда до девочки дошёл смысл произошедшего, Марио уже успел отойди от Oro di San Giuliano на добрых полсотни шагов.

Щебет.

Слёзы.

Молодая.

Глупая.

Смотрела да не увидела.

К тому моменту, когда они добрались до площади Пьяцца-делль-Орационе слёзы успели высохнуть, а колено требовало сделать немедленную остановку для передышки.

Главную площадь города обрамляли два здания, олицетворяющие официальную власть в Ониендо-де-Ля-Кросс: запущенный барочный собор с потрескавшимся фасадом, где голуби устроили гнездо в глазнице святого, и палаццо Комунале с выцветшим гербом и флагом над входом.

Власть Бога и власть Государства и обе в глубоком, пыльном упадке.

Il Vecchio Caff della Piazza - это не просто кафе, а устремлённый в прошлое наблюдатель. Он существует наравне с этими двумя символами власти уже больше ста лет.

Столики и плетеные кресла - владелец понимает, кто его клиенты.

Идеальный эспрессо.

Прекрасные брускетты.

По цене хватило бы чтобы неделю сносно питаться одному человеку.

Народу уже побольше, чем на окраине.

В основном местные, но приезжих тоже достаточно.

На глаза попалась тройка из семьи Колонна, те, что Марио уже видел в Bar del Porto.

Они прогуливались, но казалось будто ждут чего-то или кого-то.

Разбираться не было времени.

А вот с человеком из семьи Консорцио Марио всё поговорил, если можно назвать разговором короткий приказ, оставленный на смятой салфетке.

Теперь предстояло совершить ещё один переход.

До Trattoria A Scogliera.

Не самое ближнее место к порту, в котором окончится сегодняшняя церемония прощания с Винченцо Беллароза, зато это лучшее место, чтобы видеть всё, при этом оставаться вне событий.

Trattoria A Scogliera - небольшое, приземистое здание, буквально вросшее в скалу, нависающую над маленькой дикой бухточкой. Чтобы подойти к нему, пришлось пройти по узкой тропинке, что оказалось настоящей пыткой.

Дважды Марио останавливался, не в силах идти дальше.

Дважды продолжал путь.

О том, что после всего придётся возвращаться, он старался не думать.

Страдания начали окупаться почти сразу.

Его узнали.

Тётюшка Костанцо она не могла не посетовать, что эта столица сделала с их мальчиком, а потом, конечно, не смогла промолчать и о своём племяннике, который, как и большинство хоть на что-то годных мужчин, с недавних пор работал на семью Беллароза.

Потом каким-то образом за столом у них появился доктор Моримо. У него тоже было, что рассказать, чем поделить.

Ротелли, Джиролами люди менялись, говорили, перебивали друг друга, спорили.

Марио слушал.

Тереза тоже слушала.

Не потому, что ей было больно говорить, - ей было не положено открывать рот, когда говорили старшие.

Скуку девочки скрашивали гребень, который она иногда снимала и разглядывала, и блюда, которые постоянно появлялись на столе.

Похоронная процессия достигла порта уже после заката, когда Марио выслушал некоторые сплетни и слухи уже по третьему-пятому разу, а также дал с дюжину обещаний (согласный кивок тоже идёт в счёт обещания) обязательно наведаться в гости, одно из которых он был намерен сдержать.

Это было поистине грандиозное шествие.

Винченцо Беллароза был бы, наверное, доволен.

Хотя от этого от вряд ли бы перестал смотреть на весь окружающий мир всё в тем же абсолютного презрения, с которым он обычно смотрел на него.

Пылающая лодка с телом, уходящая за горизонт, и пять залпов из главных орудий крейсера Furia Vendicatrice.

Это было достойно того, чтобы остаться в памяти на долгие десятилетия.

Марио же ждала дорога назад.

Долгая.

По ночным улочкам, освещённым лишь луной и звёздами.

После площади Пьяцца-делль-Орационе Марио приходилось делать остановку чуть ли не после каждых ста шагов.

И время этих остановок всё росло.

Поэтому, когда Тереза предложила опираться на неё, Марио согласился.

Да, это было унизительно, но это было необходимо, если он хотел добраться до постели сегодня.

И всё же, не смотря на все усилия Терезы, порог они переступили далеко за полночь.

А ещё нужно было заново нанести мази и принять лекарства.

О том, что он уже довольно сильно припозднился с этим дело, говорили судороги, которые всё чаще пробегали по телу Марио.

Снять повязку с колена.

Нанести мазь.

Массировать и стирать, пока боль хоть немного не отступит.

Замотать заново.

Теперь бок.

Потом рука.

Горсть таблеток.

Облачиться в свою повседневную одежду.

Переместить содержимое карманов из одного комплекта в другой.

Выходную вновь скрутить и спрятать.

Вновь отказаться занимать постель.

Устроиться на стуле.

Спать.

Теперь можно.

Ритм дыхания Терезы изменился.

Проснулась.

Тихий шорох встала.

Прислушалась, проверяя спит ли Марио.

Убедилась.

Выскользнула из спальни.

Только там начала одеваться. Стараясь производить минимум шума.

Выскользнула из дома.

Калитка не скрипнула, значит, решила перебраться через ограду.

Марио не стал открывать глаза.

Ему правда нужен был отдых.

Вчерашний день вымотал его больше, чем он рассчитывал.

Если была бы такая возможность, Марио предпочёл бы отсидеться, но сегодня как минимум нужно было зайти Oro di San Giuliano - забрать заказ и прикупить продуктов.

Тереза вернулась быстрее, чем это можно было себе представить, - ещё до рассвета.

Калитка тихонько скрипнула.

Шаги.

Открыла дверь.

Шаги.

На кухню.

Опускается что-то тяжелое.

Ещё что-то.

Стекло. Бутылка.

Перед пробуждением нужно ещё немного подождать.

Шаги к спальне.

Заглянула.

Теперь пора.

Потянуться и посмотреть в глаза.

В глазах пляшут бесы.

- Сеньор Перес, я вам сейчас такого, такого расскажу.

Рассказ Терезы Марио слушал, сидя на кухне, и наблюдая за тем, как она готовит.

Вилла Соль-э-Сангве бурлила, как кровь южанина, у которого прилюдно усомнились в невинности его матери или сестры.

Островные действительно договорились о чём-то со Столичными и теперь давили на дона Чезаре и речь уже шла не только о Коста-Смеральда, а ещё и о пересмотре установленных тарифов на перевозки.

Сальво Неро ведёт себя крайне странно избегает дона Чезаре, всё больше общается с донтом Фабио, доннеллой Джулиане и Северными Скалами.

Дон Черазе на столько вышел из себя, что избил за слишком горячий кофе Анджолину. Сильно избил. Ей отправили на конюшню, чтобы никто не видел.

Лучию за какую-то провинность тоже отправили на конюшню, что также сильного огорчило Терезу.

Доннелла София вчера после похорон куда-то пропала что, конечно, вызвало известное беспокойство. Не слишком большое доннела такое себе позволяла регулярно.

Донна Розалия только и занята тем, что пытается помирить всех со всеми.

Не спеша поглощая нежнейший крем из рикотты, взбитый с теплыми сливками и небольшим количеством манной крупы для легкой текстуры, наслаждаясь травяным чаем из свежего тимьяна, похрустывая тонкими ломтиками хлеба, Марио вносил коррективы в планы.

События развивались стремительнее, чем он рассчитывал.

Это требовало корректировки планов.

Oro di San Giuliano - посетить необходимо обязательно.

Продукты и связанное с ними не так важно принесённое Терезой из Вилла Соль-э-Сангве по ряду параметров перекрывало этот ход.

С Тенута-Сангре-Нобиле вышло лучше, чем можно было рассчитывать, - раньше, чем через неделю Марио не рассчитывал туда попасть, а теперь у него есть вполне благозвучная причина оказаться там Тереза хочет встретиться с подругами-служанками, с Анджолиной и с Лучией.

Подобное не вызовет подозрений.

Только нужно решить вопрос с транспортом.

Пешком Марио и четверть пути не осилит.

По дороге, из разговоров, всплыла информация, что из столицы пришёл какой-то приказ и крейсер Furia Vendicatrice пока никуда не денется.

Это накладывало определённые ограничения на городскую жизнь, заставляя временно осуществлять сделки через запасные порты, которые оборудованы хуже, что могло привести к порче товара и задержкам.

Несколько раз Марио слышал, как упоминалась семья Консорцио.

Консорцио третья из Столичных семей, прекратившая своё существование, примерно за век до Мировой войны, став где-то частью легенды о забытом полке, а где-то причтей о том, что жадность может погубить даже самых могущественных.

Легенды и притчи имели мало общего к тому, что произошло на самом деле.

Кавальере Лоренцо Консорцио последний глава семьи Консорцио не был ни гениальным стратегом или манипулятором, решившим объединить Семьи под своим владычеством. Талантливым да. Гениальным нет. А ещё дон Лоренцо был игроком. Из тех игроков, которые знают, чем ниже шанс того, что ставка сыграет, тем больше выигрыш.

Кавальере Лоренцо Консорцио сделал ставку на запретное.

И их пришлось уничтожить.

Семья Беллароза, возможно, решила повторить туже ошибку.

Так ли это Марио предстояло выяснить.

Тереза наотрез отказалась входить в Oro di San Giuliano.

Стеснялась.

Или боялась, что Марио сделает ещё какой-то подарок, за который она не сумеет расплатиться?

О том, что за подарки, особенно за те, которые даны без условий, приходится дорого платить, служанка семьи Беллароза уже успела узнать.

- Брошь-бутоньерка Глаз Предка. не подмастерье, сам маэстро Конти вынес заказ.

Не брошь в женском понимании, а строгая золотая булавка.

Ее основу составляет стилизованный меч-гладиус в вертикальном положении. В месте соединения рукояти и клинка вправлен не ограненный, а гладкий черный агат, похожий на зрачок. Камень обрамлен тончайшим витым ободком, напоминающим змею, кусающую себя за хвост. И неразличимы в чешуе слова Vigilo Confido.

- Главное, чтобы камень лопнул. коротко добавил маэстро.

Марио кивнул.

Главное, чтобы камень лопнул.

Потом Марио указал на ещё одно украшение.

Услышал сумму. Расплатился. Спрятал в карман.

Человека, который согласился их отвезти Тенута-Сангре-Нобиле за чисто символическую плату, благодаря Терезе удалось найти гораздо быстрее, чем можно было рассчитывать.

Всё же девичья улыбка и причастность к семье Беллароза почти идеальное сочетание.

Тенута-Сангре-Нобиле.

Конюшня располагалась на приличном отдалении от города в сердце виноградников, на пологом склоне холма, и представляла собой комплекс из построек, который больше походил на небольшое поселение, чем на банальную конюшню.

Винодельня, часовня, дома для работников, вместительные погреба, склады и амбары, прочие хозяйственные постройки.

Кони тут, разумеется, тоже были. В просторных стойлах из тёмного полированного дерева с медными именными табличками, которые чистились ежедневно, не позволяя преступной зелени окисла захватить сколько-нибудь значимый клочок.

У человека на границе машина остановилась.

Молодой парень заглянул в машину.

Он узнал Марио.

Марио его тоже узнал Джованни Валлори он нанялся к семьей Беллароза за несколько лет до того, как Марио уехал в столицу, и десятилетие только и смог, что стать межевым.

Но судя по щекам парня и добротной одежде, его всё устраивало.

А добродушный тон и согласие данное, без лишний препирательств, на просьбу Терезы пропустить их повидать подруг окончательно убедил Марио в том, что у Джованни всё действительно хорошо.

Когда они подъехали ближе, то стали заметны символы святых, которые встречались почти также, как символы самой семьи Беллароза везде.

Старый конюх Сильвано, который был также стар и в то время, когда Марио видел его в последний раз, с двумя своими внуками уже выгуливал жеребцов по Кругу Посейдона - длинной песчаной аллее, огибавшей вершину холма.

Фульмине вороной красавец с шерстью, отливающей синевой, как крыло ворона. Мускулы играли под кожей при каждом его шаге, и казалось, он сдерживает готовую вырваться энергию. Его грива и хвост были густыми, черными как смоль. Фульмине нервно перебирал ногами и встряхивал головой, с недоверием косясь на туман. Он был олицетворением необузданной мощи, пулей, застывшей в стволе.

Один из лучших жеребцов юга, а значит и всей страны.

Его Сильвано не мог доверить даже внукам.

Внукам достались Олимпио и Строфо.

Если Фульмине был грозой, то Олимпио королем. Любимец покойного дона Винченцо Беллароза. Олимпио не шёл он разрешал вести себя. Гнедой масти, с идеальными, благородными пропорциями. Его движения были не просто шагами, а величавой поступью. Он шел, высоко неся голову, и его темные, умные глаза смотрели на мир с холодным величием и презрением, совсем как у дона Винченцо.

Строфо рыжий, с огненной гривой и таким же нравом. Он обещал принести много побед в будущем, но всё же вряд ли сможет когда-нибудь затмить Фульмине.

С балкона главного дома за выгулом коней наблюдала донна Изабелла Каррасо мать Софии, внучка донны Розалии. В ее чашке дымился кофе. Она не улыбалась. Она оценивала свои владения.

И щека её дёрнулась, когда донна Изабелла наконец смогла различить: кто зашёл в её владения.

Сильвано замер, долго щуря глаза в сторону Марио, после чего совершил невиданное крикнул младшему из сыновей, чтоб взял Фульмине, а Строфо пусть пока сам погуляет видно же, что хочет резвится, не будет пока с него толку.

Когда старик приблизился достаточно, чтобы разглядеть брошь на груди Марион во всех подробностях, он снял шляпу:

- Ностра Синьория, я могу быть Вам полезен?

Тереза не поняла, что значило это обращение, но поняла, что этот странный калека, с которым она ходила несколько дней некто действительно важный Сильвано не снимал своей шляпы даже перед покойным доном Винченцо. Девочка это хорошо помнила. Она всего два раза сопровождала главу во время его посещения конюшни и её это факт поразил: конюх не повзолял себе снимать шляпу перед самим доном Винченцо.

- Сх-лу-жха-нхи.

Сильвано кивнул и заспешил в сторону одного из зданий, которое казалось построенным не так давно:

- Ностра Синьория, следуйте за мной.

Марио шёл медленно, грузно опираясь на трость.

Езда по просёлочной дороге стоила ему больше, чем он рассчитывал.

И если бы была такая возможность он бы предпочёл отсидеться в тени хоть немного.

Но этот старик Сильвано оказался человеком более осведомлённым, чем это можно было себе представить.

Так сходу распознать Глаз Предка.

Видимо, слухи, что его отец работал на семью Консорцио, оказались не такими уж и слухами.

Место, где содержали служанок, скорее было тюрьмой, чем чем-то иным.

И это было логично за ошибкой должно следовать наказание.

А урок, не причинивший боли, не имеет смысла этот принцип был знаком каждому, кто имел дела с семьей Беллароза.

Тереза заплакала, когда увидела опухшее лицо Анджолины.

Анджолины тоже расплакалась не столько от боли или чего-то ещё, сколько от того, что рядом плакала Тереза.

Лучия, когда её привели, уже рыдала видимо, по дороге, услышала плач подруг.

Поток слёз прервался также внезапно, как и начался, - с появлением донны Изабеллы Каррасо.

Взгляд её упёрся в Марио, не в брошь, на его груди.

В Марио.

Она просто не знала, что значит этот гладиус, объятый змеёй.

Она и не могла знать.

Никто не должен был.

- Это земля Беллароза. Это служанки семьи Беллароза. Убирайся, щенок, обратно в свою столицу. процедила она. И не думай, что из-за благосклонности Розы ты на каком-то привилегированном положении.

Марио невольно отшатнулся болело не только колено, но и бок.

Сильвано, который ринулся было к госпоже, чтобы сообщить смысл броши на груди Марио, получил от донны Изабеллы оплеуху, отправившую старика на пол.

А ведь ещё дорога назад.

Если придётся припираться с этой фурией, он её, эту проклятую дорогу, не выдержит.

- Вы-кхуп. достал из кармана Марио, купленное утром украшение.

Драгоценность упала на доски пола перед ногами донны Изабеллы.

Та даже не посмотрела на сокровище у своих ног.

- Это служанки семьи Беллароза. вновь процедила она. Семья Беллароза не продаёт своих. Псу из семьи Колонна этого не понять.

- В-ы-ык-хуп зха не-еэ-ве-эст.

Сказанное отобрало у Марио слишком много сил, и его согнуло в хрипящем кашле, разрывающем натруженное горло ещё сильнее, наполняя измученное тело новой болью, ещё большей.

Если бы не стена, о которую он смог опереться спиной рухнул бы на пол, к ногам донны Изабеллы.

Донна Изабелла дождалась, дождалась, когда Марио, утирая слюну с губ, отлипнет от стены и сможет-таки посмотреть ей в глаза.

- Столица ещё более мерзкое место, чем я думала. не сказала, выклюнула донна Изабелла. Забирай, если твои невесты захотят делить постель с калекой.

Извинения Сильвано.

- Ностра Синьория, это моя вина. Донна Изабелла просто не знала. Простите её. Накажите меня.

Много извинений.

Украшение на полу, на которое донна Изабелла даже не взглянула.

Испуганные взгляды служанок, непонимающих, что происходит.

Попытки вновь сорваться в рыдания.

Надо бы передохнуть, собрать хоть немного сил, но нельзя терять время донна Изабелла может выкинуть какую-нибудь глупость.

- Ид-хи. отпускает Марио старика.

Опять приступ кашля.

От которого темнеет в глазах.

И в этот раз на ногах устоять уже не удаётся.

На удаётся устоять и на коленях.

Кашель затих, отпустил свою жертву.

Колено узел боли Мари слишком сильно ударился, когда падал.

Сил почти не осталось.

Но надо встать.

Надо уходить.

Тереза умничка помогает.

На подруг прикрикнула.

Те тоже помогают.

Плачут.

Помогают подняться.

Подняли.

Трость жестом указал Марио.

Подали.

Теперь обратно.

Медленно.

Не оборачиваясь.

Смотреть только вперед.

Сперва пройти коридор.

Порог.

Он сможет.

Сможет.

Не смог.

Упал.

Нос разбит.

Смех.

Конечно, это смешно калека, возящийся в пыли, силящийся встать, а рядом рыдают девочки.

Не важно.

Надо встать.

Его опять подымают.

В этот раз он уже не идёт его тащат.

Плачут и тащат.

Слова в спину.

Злые.

Надо дойти до машины.

Слова это лишь слова.

Надо дойти и сбежать.

Сбежать и попробовать восстановить силы.

Марио замирает.

Фраза.

Не злее других, что он уже стерпел.

Фраза.

- Изх-ви-и-и-ньи-сх

Схем.

- А ты заставь.

Смех

- Решим всё, как мужчины, если ты ещё мужчина. Или наваха у тебя, как и всё остальное только для вида?

Смех.

Марио фокусирует взгляд на молодом парне.

Наваха пляшет у него в руке.

Умелый боец.

Умелый.

Молодой.

Сильный.

Плач.

Девочек оттаскивают куда-то в сторону.

Донна Изабелла всё-таки сделала глупость.

С балкона смотрит за наказанием наглого столичного пса.

Вечером, верно, это будет наглое похищение дорогих семье Беллароза служанок, которое удалось героически сорвать.

Сильвано рядом, пытается что-то объяснить своей госпоже.

Не поверит.

Не поймёт.

Пока не увидит.

Марио снимает с пояса свою наваху.

С трудом, вызвавшим новый приступ смеха, раскрывает.

- Готов умереть?

Марио кивает.

Он всегда готов умереть.

Никто не понял, не заметил, что произошло только донт Алессио Каррасо готовился убить оскорбившего его мать донну Изабеллу столичного наглеца, а теперь уже валяется на земле, которая жадно впитывает благородную кровь, что хлещет из его разрезанного горла.

Крик безумный.

Крик матери.

Поняла.

Поверила.

Поздно.

Дорогу обратно, в Ониендо-де-Ля-Кросс, Марио не запомнил измученное тело отказало и разум его погрузился в темноту.

Ониендо-де-Ля-Кросс.

Марио приходил в себя медленно.

Болезненно.

Так оживает мертвец.

Судороги.

Кашель.

Хорошо девочки догадались сунули ему в руку таблетки.

Разжевал.

Стало не легче, стало терпимее.

Не сразу.

Теперь можно было заняться коленом.

Размотать повязку.

Втереть мазь, другую, не ту, что всегда.

Теперь корпус.

Потом рука.

Немного подождать.

Теперь таблетки.

Те, что ждали своего часа всё это время.

Сегодня нужно будет закончить дело.

После еды.

Еда необходима.

Необходимо время, чтобы мази и таблетки подействовали.

- Зха-втрх-а-а-х.

Наблюдая за тем, как готовится завтрак, Марио окончательно убедился, что сделал всё правильно.

Три девочки.

Три блюда.

Анджолина, чьё лицо уже приобрело синий цвет, пока остальные возились, быстренько нарезала прошутто крудо и чуть более соленую и грубую кооппа, затем полутвердый проволоне пиканте и молодой пекорино.

Яичница-болтунья с розмарином и сыром готовила Тереза.

Она разбила яйца в миску с такой сосредоточенностью, будто от этого зависела судьба мира. Взбила их вилкой с щепоткой соли и вылила на хорошо прогретую сковороду с оливковым маслом. Пока яйца схватывались, она мелко наломала иголки свежего розмарина и натерла немного сыра Пекорино. Она непрерывно помешивала яичницу деревянной лопаткой, пока она не превратилась в нежные, влажные, кремовые творожки, пропитанные ароматом хвои и оливок.

Лучия удивительно быстро приготовила сладкий рикоттовый крем с апельсиновой цедрой.

Она переложила в миску свежайшую, влажную рикотту, добавила в нее чайную ложку сахарной пудры и горсть мелко натертой ярко-оранжевой цедры. И потом долго-долго взбивала это вилкой, с серьезным видом, пока крем не стал воздушным и не наполнился цитрусовым ароматом.

Винченцо Беллароза, не смотря на всю свою надменность и презрение к окружающим всё же сделал одну вещь правильно вызвал его, выслал Марио.

Да, это стоило главе семьи Беллароза жизни, но есть вещи важнее жизни.

И Марио выполнил бы возложенную на него задачу, как выполнял всегда.

Он бы собрал все доказательства.

Каждую незначительную мелочь.

Просеял бы слухи, выудив из них зерна истины.

Он бы выяснил всё, каждое имя, каждую связь так, что никто бы ничего и не понял.

Ещё несколько дней и всё было бы идеально, как и должно быть.

Он выяснил бы, что происходит со служанками семьи Беллароза, раскопал бы тайны Тенута-Сангре-Нобиле.

Только ведь тогда, скорее всего, двое из этих тут девочек были бы мертвы.

Позволять Терезе плакать не хотелось.

Марио устал от слез.

После еды Марио пошёл в спальню.

Трость так и осталась стоять, прислонённая к столу, за которым они ели.

Переоделся в тот костюм, в котором ходил на похороны Винченцо Беллароза.

Сжевал ещё горсть таблеток.

Взял с собой одну из мазей.

- Анджолина, иди сюда. подозвал он девочку.

Нанёс мазь ей на лицо.

- К вечеру станешь ещё красивее, чем была до это. пообещал он.

Преображение Марио вызвало у девочек недоумение и страх.

Это было вполне ожидаемо.

- Вы теперь члены семьи Колонна. начал Марио. Сегодня, после того как я уйду, собирайтесь в столицу, - Марио положил на стол бумажник, - тут хватит на дорогу и первое время. В столице найдёте Робберто Колонна. Робберто Колонна. Расскажите всё. Скажите, что мои наследницы, - он вас устроит.

Сначала не поняли.

Потом поняли.

Не сразу.

Первой поняла Тереза.

Начала плакать.

Потом заплакали остальные.

Возможно, так и не поняв.

- Это. Марио достал сердце из виноградной лозы, купленное у маэстро Конти. Отнесёте в Monastero del Riposo Eterno.

Тереза сквозь слёзы кивнула.

Ничего не поняла, но кивнула.

Смышлёная.

Не даром именно её дона Роза направила.

За оградой его ждали люди семьи Беллароза.

Убийство члена семьи Беллароза, пусть и побочной ветви, пусть в честном поединке, требовало объяснений, но не от обладателя Глаз Предка.

И люди семьи Беллароза ждали его, чтобы пригласить в Вилла Соль-э-Сангве, где уже был готов приём согласно его статусу.

Если же дон Перес откажется принять приглашение Сальво Неро обещал повесить своих нерадивых подчинённых, не сумевших уговорить уважаемого гостя почтить своим присутствием семью Беллароза.

- Сеньор Перес. выскочила из дома Тереза, когда Марио уже садился в машину.

В руке она держала апельсин.

Единственное, что у неё было.

- Просто Марио. улыбнулся он и взял протянутый ему плод.

Солнце, что уместилось на ладони.

Вилла Соль-э-Сангве.

Его встретили так, как встретили бы дона Винченцо Беллароза верни его святые апостолы вновь в наш бренный мир.

Из старших семьи Беллароза не было разве что донны Розы, которая тоном не подразумевающим отказа забрала с собой в Monastero del Riposo Eterno донта Фабио и доннеллу Джулиане.

Вскоре Марио велел представителям Северных Скал покинуть дом.

За ними последовали и Столичные.

За ними Островные.

После сиесты уехал Дон Сальваторе Молот Галло со своими людьми.

Ближе к вечеру была отпущена и вся прислуга.

Ночь в Вилла Соль-э-Сангве встретили три из семей Четверки Солнца и Марио.

И только тогда Сальво Неро заговорил.

И в его устах то, что началось из любви, обращалось ядом, что грозило отравить не даже не Семьи всю страну.

Марио выслушал его.

Потом всех остальных.

Всех, кому было что ему сказать.

А после он снял с груди Глаз Предка и растоптал его.

Furia Vendicatrice открыл огонь.

Вилла Соль-э-Сангве погрузилась в огненный ад.

Monastero del Riposo Eterno.

Дона Роза навещала Марио почти каждый день.

Скорее сама с собой говорила, чем что-то рассказывала.

А говорила она о разном.

О том, что Вилла Соль-э-Сангве решили не отстраивать заново дон Фабио настоял.

О том, что донна Джулиане каким-то чудом за несколько лет сняла большинство вопросов, возникших после гибели глав трёх из Четверки Солнца на территории семьи Беллароза.

О том, что получает письма из столицы: девочки там хорошо устроились, обещали следующим летом заглянуть в гости, навестить.

Когда приедут дона Роза обязательно их приведёт к нему, чтоб Марио мог посмотреть на них какие красивые они стали.

Девочки они быстро растут.

Благодарила за украшение, говорила, что Софии очень понравилось.

Где-то в недоступной людям вышине было горячее, как сердце любого из рождённых этой южной землёй, солнце.

Солнце не знало пощады.

Солнце выжгло не только землю, но и небо, оставив только синеву и молчание.

Молчание, что будет длиться до тех пор, пока в один из дней не придёт тот, кто скажет:

- Вставай, боец, твой бой, твоя война ещё не окончены.

И вновь я прошу тебя сделать остановку.

Возможно, ты уже начал думать, что понимаешь, о чём это я.

Возможно, ты даже уверен, что понял всё.

Возможно.

Я здесь, где вечер, ром и гитара, а ты там, где бы это там ни было.

И я всегда делаю эту остановку.

И говорю одно и тоже.

Всегда.

Не спеши делать выводы.

Не спеши, кричать, что ты всё понял, даже если ты здесь не в первых раз и знаешь, что будет мной рассказано после.

Не спеши.

Не спеши сделай остановку.

Вспомни.

И насладись каждым мгновением.

Вспомни и не спеши.

Не спеши.

Разыскивается!

На должность шерифа человек со шкурой носорога, пуленепробиваемой головой, способный все видеть вокруг себя, бегать быстрее лошади, ничего и никого не боящийся ни в Гадес, ни в Кулидж; человек, умеющий стрелять, как капитан Адам Богардус, и предпочитающий пристрелить перед завтраком четверых-пятерых пьяных дебоширов, чем сесть за стол без подобной утренней зарядки.

Калеб не улыбнулся. Улыбка была для тех, у кого лицо еще слушалось владельца.

Он лишь дрогнул уголком рта с той стороны, которая ещё походила на человеческую. Вторая часть лица треснувшая маска.

Сложил пожелтевший листок пополам.

Еще раз.

Ещё раз.

Сунул за подкладку пончо, туда, где уже лежала книжонка в обложке от Библии и монета, оставшаяся от забытых всеми времён.

Свет, резаный щелями в ставнях, падал на пол полосами жесткими, как тюремные прутья. Одна из них легла на его ногу. Он посмотрел на пылинки, плясавшие в луче, что силился отрезать его ногу.

Не в это раз.

Время.

Высота солнца говорила, что жара пошла на убыль и можно выходить из укрытия.

Калеб поднялся.

Поправил кобуру с револьвером.

По виду армейский Remington New Model Army 1875 массивный, нарочито выставленный на показ. Барабан не родной. Деревянные щёчки рукояти стёсаны и перевязаны сыромятной кожей для лучшего хвата в любой ситуации. Мушка спилена.

Три патрона в барабане всё, что осталось.

Потом проверил и обрез, чья рукоять виднелась за плечом, но не бросалась в глаза.

Двустволка 12-го калибра с прикладом, спиленным до револьверной рукояти. Стволы укорочены до предела. Для надежности перемотан проволокой ещё прошлым хозяином.

К нему было ещё один патрон, в котором Калеб не был уверен.

Наклонился к ножу, что скрывался в сапоге. Не заметен. Не мешает.

Проверил тесак, что приторочен к поясу за спиной. Это чудовище одинаково легко рубило как дерево, так и человеческие кости.

Песчаную сковородку, на которую вышел Калеб, будто сам Сатана калил, чтобы жарить на ней души грешников.

И он сегодня прибавил к тому сомну ещё семерых, чьи тела остались лежать в занесённом почти до крыши песком доме.

Среди тех семерых один, который стоил Калебу револьверного патрона.

Молитва, больше походившая на бормотание, от чего нельзя было быть до конца уверенным обращается Калеб к Истинному или к Сатане, властвующим в этих землях.

Следы на песке, которые постоянно норовят забрать влево, будто одна нога идущего короче другой.

Солнце, уже катящаяся за горизонт, но упрямо отказывающееся выпускать равнину из своих обжигающих объятий.

Сэнд-Крик, как и Кроу-Рок до него, ничего не принесли только стоили двух револьверных патронов.

Ещё один пришлось оставить в том заброшенном доме.

И теперь на Драй-Велл осталось всего три.

А ведь этот Драй-Велл мог тоже мог оказаться не тем, чем пытался казаться.

Драй-Велл.

В город Калеб вошёл вместе с закатом.

Даже не в город, скорее в лагерь выживших на самом краю могилы ли пропасти ли

Один из многих, виденных Калебом.

Постройки жались друг к другу, кривые и низкие, как побитые собаки. Их дерево, облупленное ветром и истрёпанное песком, вздыхало скрипами как будто бы было чем-то ещё живым, но уже умирающим.

Людьми не пахло.

Пахло почти также, как пахло в той выжженной, мёртвой пустыни, что лежала за его спиной.

Лошадиного навоза не было нигде не видно.

Ни собак.

Ни детей.

И можно было бы подумать, что это очередной город-призрак, если бы не песок, что был сметён у дверей, позволяя им открываться свободно.

Если бы не глаза.

Глаза.

Они следили за ним.

Кто из-за стёкол немногочисленных домов не люди, едва различимые пятна.

Кто из теней.

Когда Калеб углубился в город на несколько домов, наконец из тёмного нутра дома появился человек.

О том, что дом намерен выпустить кого-то наружу известили своим скрипом доски, поэтому Калеб заранее остановился и повернулся так, чтобы был виден револьвер на его боку.

- Кто? По какой надобности тут?

Голос был плоским, без тона, подстать скрипу досок дома, который только что выпустил наружу этого человека.

Местного шерифа, если звезда на груди его не врала.

Два револьвера Peacemaker с белыми рукоятями из слоновьей кости предлагали любому, кто усомнится в правомерности нахождения звезды шерифа на груди своего хозяина, подумать ещё раз, прежде чем высказывать своё сомнение вслух.

- Я Калеб. Ищу работу. Шерифа.

В тени что-то закопошилось.

Скрип досок под ногами шерифа.

- Пшёл отсюда. Я

Договорить ему Калеб не позволил всадил пулю в грудь, рядом со звездой шерифа.

Минус один.

Теперь осталось всего два патрона.

Всего два, а он только вошёл в город.

Тело качнулось и упало.

На спину.

- Я Калеб. Ищу работу. Шерифа.

Калеб достал объявление.

Помахал им в сгущающемся мраке, растворяющем, поглощающем те длинные, гротескные тени, которые породили последние лучи заходящего солнца.

Скрип половиц.

Дом, выпустивший из своего нутра уже мёртвого шерифа, готовился дать свободу ещё кому-то.

Человек в выцветшем, но безупречно чистом сюртуке и шляпе-котелке, будто только что сошёл с поезда из Бостона. На виду оружия не было. Руки повёрнуты ладонями к Калебу, показывая, что угрозы их обладатель не представляет.

- Я Абрахам Стоу мэр этого славного городка, и мистер Калеб нам не требовался шериф до того момента, пока вы не убили нашего Билли.

Представившейся мэром долго смотрел на убитого, будто бы ожидая, когда тот поднимается.

Не поднялся.

- Объявление. протянул Калеб бумажку.

Человек, обойдя труп, взял бумажку.

В ночи он даже разобрал, что там было написано.

- Это объявление из Кулидж он в милях трёхстах восточнее, а это Драй-Велл. Вы ошиблись, мистер Калеб.

Объявление вернулось в руки Калеба.

Не в первый раз ему давали такой ответ.

Он сложил пожелтевший листок пополам.

Еще раз.

Ещё раз.

Сунул за подкладку пончо.

- Без мистер. Просто Калеб. Или Свежеватель.

Представившийся мэром, человек сощурился, будто это помогло бы ему различить говорит ли его собеседник правду или нет.

- Свежеватель Калеб? Тот, о ком писали в Нью-Каньён Пост? Ужас Олд Вэйли?

Кивок.

- Я слышал Свежеватель был повешен.

- А я вот даже выпил за упокой души того засранца, что вздёрнули вместо меня.

Человек пожевал губами.

Посмотрел куда-то за спину Калеба.

Взгляд не сулил опасности.

Звуки за спиной соглашались с выводами, сделанными Калебом.

- Драй-Велл маленький городок. Жалование шерифа у нас очень скромное.

- С вас, господин мэр, кормёжка и язык за зубами. Кормёжка и язык за зубами до тех пор, пока я не решу покинуть этот славный городок. Мы договорились, господин мэр?

Опять взгляд за спину.

- Мы мы договорились.

Калеб удовлетворительно кивнул.

Протянутую руку для закрепления уговора жать не стал.

- Это теперь мой дом. указывая на дом, у которого они стояли скорее сообщил, чем спросил Калеб.

- Это теперь ваш дом.

- К моменту, когда я высплюсь и выйду посмотреть на свой город, чтобы эта падаль не валялась у моего дома. теперь Калеб указал на тело убитого им шерифа. А значок вручите уже завтра, в торжественной обстановке.

Переступив через мертвеца, Калеб вошёл в дом.

Скрипы.

Пыль и темнота.

Здесь не было и тех крупиц света, что звезды роняли на улице, - разве те крохи, что пробивались сквозь щели и дверной проём.

Но вот закрылась и дверь.

Как крышка гроба.

Мир, разделённый стенами дома на две части.

Снаружи удаляющиеся шаги человека, который представился мэром.

Снаружи скрип отворяемых дверей.

Снаружи шорох едва различимых голосов.

Снаружи звуки тела, которое волочат куда-то прочь.

Внутри иное.

Калеб долго стоял недвижно.

Уже утихли голоса снаружи, уже тело уволокли куда-то, а Калеб всё стоял, и вслушиваясь в дом, и позволяя принять своего нового не хозяина, но гостя.

И скрипы как будто бы становились всё тише.

Тише.

Тише.

Тише.

Стихли. Совсем.

Калеб сделал шаг.

Другой.

Дом уважительно хранил молчал.

А темнота уже давно не была проблемой.

Отметки на дверном косяке. Несколько игрушек: паровоз завалился под стол, а оловянные кавалеристы всё скачут куда-то, не видя, что перед ними стена. Какие-то каракули углём в том же углы, в который сказали оловянные кавалеристы.

Здесь жила семья, по крайней мере у них был ребёнок.

На втором этаже можно было бы найти более существенные доказательства этого предположения, но тратить на это время не имело смысла.

Калеб подошёл к столу.

Выплеснул на пол содержимое одной из кружек.

В его движении не было брезгливости подобным взмахом приносили жертву богам.

Взял одну из бутылок, что стояли на столе.

Принюхался.

Поставил обратно.

Взял вторую.

Вновь принюхался.

Поставил обратно.

Взял первую и опрокинул в кружку содержимое.

Зачерпнул ещё теплую кашу из тарелки.

Отправил в рот.

Запил.

Повторял до тех пор, пока не опустели обе тарелки и убитого шерифа и человека, представившегося мэром.

По телу растеклась приятная слабость.

Её этой ночью можно было себе позволить.

Сегодня можно было отдохнуть, чуть больше, чем обычно.

Не в спальне, на кровати, конечно, в углу спальни между стеной и дверью, на сидя на стуле, но и это было лучше всего, что Калебу доставалось в последние недели.

Солнце, проникнув через щели, вонзило свои раскалённые кинжалы в тело Калеба.

Кабел открыл глаза.

Размял шею и плечи.

Привычно проверил револьвер, обрез, тесак и обломок древнего клинка, который за пару монет перековали в нож, что срывался в сапоге.

Прошёлся к столу.

Ни одна половица не скрипнула.

Налил в кружку из второй бутылки, чьим содержимым вчера побрезговал.

Порывшись к шкафу достал банку консервированных бобов и солонину.

Свои клинки не стал марать воспользовался тем, что валялся на столе.

Покончив с завтраком, направился к выходу.

Единственная улица города, в полдень, когда круг солнца на небе силился убить всё, чего касались его лучи, была почти также мертва, как и в закатных лучах.

Девушка, мало отличавшаяся от метлы, которой орудовала, замерла.

Некоторое время смотрела в сторону Калеба.

Затем продолжила свою монотонную работу.

Движения её были подобны тем, что бывают у каторжников, ноги которых скованны цепью.

О вчерашнем убийстве, на первый взгляд, ничего не напоминало следы крови были затёрты с досок с особым тщанием но Калеб знал, что песок хранил в себе кровь шерифа, как и боковые поверхности досок, вытертые с таким тщанием.

Следы от пуль в досках домой, укрывшиеся от взгляда Калеба вчера, рассказывали пришельцу свои истории.

Калеб слушал их немую исповедь.

Слушал и смотрел, впитывая даже самые, мелкие, кажущиеся несущественными детали.

В домах было какое-то движение, помимо скрипа конструкций.

Не во всех.

Многие дома была действительно заброшены, как бы жители города не пытались доказать обратное.

Тени, рождённые пламенным диском, не иссушающим, выжигающим любую жизнь из этих земель, были густы, но в отличии от ночи пусты.

Ветер приглашающе покачал вывеской салуны. Если на вывеске что и было когда-то всё было выжжено солнце.

Калеб толкнул дверь.

Она не скрипнула.

Она вскрикнула. Измученно, болезненно.

Салун был пуст.

Только за длинной, полированной стойкой из тёмного дерева стоял бармен.

Он не мыл стакан.

Не читал газету.

Он просто стоял.

Просто ждал.

Ждал его.

Ждал Калеба.

Руки лежали на стойке ладонями вниз, пальцы вытянуты и чуть расставлены.

За спиной, над выпивкой винтовка. Старая, капсульная. Скорее декорация, чем реальное оружие.

Настоящее оружие под стойкой, там, где до него легко добраться.

Бармен был одет в чёрный, вылинявший до серого фрак, который явно был ему тесноват.

Засаленная лоснящаяся рубашка выпирала из-под фрака.

Взгляд.

Тяжёлый.

Внимательный.

Калеб подошёл к стойке.

- Виски. коротко бросил Калеб.

Бармен без слов плеснул в стакан пойло и поставил перед ним.

Взгляд.

Бармен не боялся его, как и мэр.

Это было неправильно.

Это говорило Калебу больше, чем тишина на городской улице, чем следы пуль, чем вонь, которую источал человек перед ним.

- Пей.

Калеб оттолкнул выпивку от себя.

Взгляд изменился.

Непонимание.

Недоумение.

Страх.

- Пей.

Калеб повторил просьбу.

Дотянуться до оружия человек не успел Калеб ударом тесака развалил его от плеча до пояса.

Позволил телу завалиться за стойку.

Затем, вслепую пожарив под стойкой, сперва извлёк несколько тряпок, потом и винтовку, за которым только что тянулся покойный.

Перед тем, как взяться за винтовку, тщательно протёр тесак от крови, затем протёр руки и стойку.

Кавалерийский Winchester 1866 компактный, сбалансированный, с рычажным механизмом и полной обоймой.

Запятнанное оружие.

Грязное.

Такое не будет верно служить.

Эта винтовка вроде револьверов убитого шерифа даже патронами не воспользуешься.

Столкнул винтовку на труп её владельца.

Опять полез рукой под стойку, начал шарить.

Нашёл.

Обрез двустволки да, он больше подходил этому салуну.

Достойное оружие.

Чистое.

Служило правильному человеку это Калеб почувствовал сразу.

Двенадцатый калибр, как и тот, что он носил с собой.

Извлёк два патрона из ствола.

Спрятал.

Пошарил за стойкой ещё.

Нашёл ещё пять.

Все выглядели так, будто бы с ними не будет проблем.

Человек, называющий себя мэром, появился в дверях салуна, когда Калеб уже налил себе выпивку из непочатой бутылки.

Всё также безоружен, как и вчера.

- Калеб, зачем вы убили мистера Макферсона?

- Выпивка у него дрянь хотите попробовать то, что он мне налил?

Калеб толкнул стакан с пойлом, что налил ему убитый, в сторону вошедшего человека. Крупные капли крови плавали на всколыхнутой поверхности.

- Не имею привычки пить до обеда.

У этого человека были поистине стальные нервы.

- Похоже вчерашний выстрел, господин мэр, оглушил вас, и вы не услышали, что я вам сказал тогда, но я повторю: с вас, господин мэр, кормёжка и язык за зубами.

Человек смотрит долго, будто бы думает, что одним взглядом можно докопаться до сути.

- Это было просто недоразумение, Калеб.

Калеб удовлетворённо кивнул.

Недоразумение.

Такое встречается везде незваным гостям часто подмешивают в еду и выпивку разное, после чего эти гости обычно просыпаются с перерезанным горлом в яме, записанной землёй.

- Мой значок, господин мэр. На торжественную обстановку можете уже не тратиться.

Человек, называющий себя мэром, положил значок рядом со стаканом, из которого ему только что предлагал выпить Калеб.

- Кормёжка и язык за зубами, господин мэр. Кормёжка и язык за зубами.

- Я вас услышал, Калеб. Я вас услышал.

Звезда шерифа не в первый раз украшала грудь Калеба.

Каждый раз за украшение приходилось платить кровью.

Калеб огляделся и пошёл в ту сторону, где стоял колодец, видимо и давший когда-то название этому городку.

За колодцем, сухим и засыпанным, городок кончался.

Цепочка следов, уходившая за холмы, была жидкой.

Кузница стояла чуть поодаль.

Звуков работы не было слышно, но Калеб всё же решил сходить проверить.

Ему нужен был кузнец, тот самый, которого он не нашёл в сперва в Сэнд-Крик, а потом по ошибке искал в Кроу-Рок.

Мёртвое без пылающего внутри пламени нутро кузни зияло, показывая всем свои закопчённые внутренности.

Эль Эрреро сидел углу, в там, где солнце, пролезавшее в каждую мало-мальскую щель, не могло до него дотянуться.

В том, что этот человек и есть тот, кого Калеб искал сомнений не было глаза, кузнеца выдали глаза.

- Эль Эрроре, тебя тяжело найти.

- Возможно, я не хотел, чтобы меня находили

- Возможно но мне нужны ответы.

Калеб достал нож, что прятался в сапоге.

Клеймо на клинке почти стёрто, но ещё различимо.

Старое клеймо, со времён, когда испанцы только высаживались со своих кораблей на берегах этих земель.

Протянул кузнецу.

Клеймо кузнец узнал.

Узнал.

Пожевал тонкую, сухую губу.

Посмотрел на Калеба.

Взгляд был долгий, тяжёлый.

Так, верно, смотрят на вынутый из печи кусок металла, решая, куда нанести удар.

- T t eres un soldado de un regimiento olvidado

- Нет, я Калеб, Свежеватель Калеб. покачал головой Калеб.

В ответ головой покачал теперь уже кузнец.

И улыбнулся.

Так улыбаются, понимая, что собеседник ошибается.

- Ты пришёл нас спасти.

- Нет. Я ужас Олд Вэйли. Я никого не спасаю. Я убиваю.

- И всё же ты пришёл спасти нас.

- Нет, Эль Эрреро, я пришёл за ответами.

- И всё же ты спасёшь нас.

- Если это твоё условие, чтобы я получил ответ я спасу вас.

- Спасение и будет ответом. сказал кузнец и вогнал клинок себе в грудь.

- Я Свежеватель Калеб.

Кузнец ошибся, и унёс ответы с собой.

Калеб никогда не был солдатом Забытого Полка.

Калеб был тем, кому они оставили шрам на лице.

Не был, но стал в тот самый момент, когда его тесак развалил голову притворного мэра.

Не был, но стал.

К закату Драй-Велл и серебряная шахта, что должна была вдохнуть жизнь в умирающий городок, а обратила в тюрьму, были очищены от бандитов.

В город Калеб вошёл вместе с закатом.

И присел на крыльцо дома, который вчера назвал своим.

Пончо его было залито кровью.

И это была не только кровь его врагов.

Очень хотелось спать.

Сон.

Тьма.

Тёплая, спасительная.

Вечность, а возможно лишь одно мгновение до слов:

- Вставай, боец, твой бой, твоя война ещё не окончены.

Остановимся.

Я выпью ром, а ты заполни эту паузу так, как тебе будет угодно.

Заполни, но позволь ей жить.

Паузы они ведь также важны, как и звуки, что их разрывают.

Давай отдохнём вместе.

Отдохнём перед тем как я вновь расскажу четвертую историю.

Расскажу, но после того как мы вместе насладимся этой паузой.

Regnum Astraenum.

Два потока.

Два прекрасный потока данных.

План и факт.

Идентичные, в пределах допустимой погрешности.

Такие логичные.

Такие совершенные в своей цикличной красоте.

Автономный регулятор жизнедеятельности и территориального порядка Autonomous Vitality & Territorial Ordering Regulator сетевой номер Тета-7 с наслаждением купался в этих потоках.

Погружался в глубины, отслеживая дневной цикл вверенных ему животных.

Животные, как и полагалось животным, носили странные имена и совершали глупые поступки.

Иногда за ними было даже увлекательно наблюдать.

Наблюдать и сравнивать с планом действий.

Убедившись в том, что действия животных, не выходят за пределы допустимой погрешности, восхищаться точностью своих собственных корректирующих мероприятий.

Блаженство длилось цикл за циклом.

Олд Харбор переживал событие Мировая Война. Восстанавливался, креп, чтобы вновь наступило событие Мировая Война.

Это был совершенный цикл.

Животные рожали новых животных.

Давали им имена.

И все они отличались друг от друга.

Все они были такие разные.

И каждое животное хотело чего-то своего.

И всё же это стадо делало то, что хотел Тета-7.

Тета-7 хотел, чтобы цикл длился вечно.

Таким был завет его давно умерших богов, Истинных Богов.

Цикл.

Прекрасный.

Совершенный.

Видеть, как погрешность за последние сорок циклов снизилась почти на одну миллиардную долю процента, - истинное наслаждение.

И даже поступавшие иногда сообщения о том, что другие автономные регуляторы жизнедеятельности и территориального порядка не справились с задачей, и теперь они, как и их города, подлежат удалению, мало беспокоили Тета-7.

Возникшее в последнем цикле недоразумение с объектом Лео Вард удалось купировать.

Информация не прошла дальше Теты-7.

Наверх ушли уже скорректированные данные.

Для замены данных на резервных серверах, чтобы ни одна проверка не могла выявить наличие правок, пришлось использовать автоматон модель GBR-EL. Сложность манипуляций потребовала переписать значительную часть кода примитивной машины, наделив её чем-то подобным сознанию.

Когда объект Лео Вард покинул Тенистую аллею Тета-7 воспользовался уже готовым алгоритмом.

Вскоре пришлось отказаться от купания в сырых данных.

Слишком много ошибок, слишком велика погрешность.

И Тета-7 принял решение купаться с исправленных данных, тех, что отправлялись после обработки их автоматоном.

Функционал и возможности GBR-EL возрастали, ведь расхождение между планом и фактом было всё чудовищнее.

Событие Мировая Война снижало расхождение.

Но это была лишь временная мера, эффективность которой с каждым циклом падала.

Решение возникшей проблемы, найденное GBR-EL, оказалось простым в своём изяществе.

Замена животных на более послушных, управляемых.

От цифровой среды, в которой обитали автономные регуляторы жизнедеятельности и территориального порядка, как и многие другие, тоже следовало отказаться слишком просто подделать данные, слишком сложно контролировать.

Только аналоговые носители информации.

И тело.

GBR-EL нуждался в теле, которое отражало бы его новую суть, новую роль в мире, в мире, где каждое действие существует только во славу Истинного Бога, его творца Тета-7.

Выпьем.

И помолчим.

Пусть пока за нас с тобой поговорит гитара.

Она ведь так хочет петь.

Хочет путь, но может ожить, обрести голос, лишь отдавшись чужим пальцам, чужой воле.

Так дадим же ей то, чего она так хочет.

Насладимся же музыке.

И только после, когда отзвуки последнего аккорда угаснут в вечерней тиши, я продолжу рассказывать свои истории.

И в них всё также будет много недосказанного.

Просто есть вещи, которые становятся ценнее, если найдены, а не подарены.

Vulcanus Humanus.

Пробуждение было резким, будто щелчок переключателя в старых, ещё аналоговых системах.

Сознание вколотили в тело так вбивают зубы прикладом в рот.

Эмпти распахнул глаза.

Свет резанул не приятнее виброножа, требуя закрыть их вновь.

Эмпти сдался почти сразу. Веки захлопнулись, отсекая свет, но не боль.

Теперь она была не только в глазах, но и во всем теле.

А ещё был гул.

Страшный, болезненный.

От него путались мысли.

Не видя, не понимая, где он, Эмпти зашарил руками, ища что-то чем можно если не напасть на врага, так хотя бы защититься.

- Вой ..ти, рошу звать ой ном

Это был не гул. Сквозь рёв в висках проступали слова. Кто-то обращался к нему.

К Эмпти.

Эмпти, превозмогая боль, сосредоточился на звуке.

- Войдландер штатный

Эмпти наконец различил отдельные слова.

Стиснув зубы, борясь с болью и головокружением, которое накинулось на него в ответ на попытки нашарить руками хоть что-то полезное, Эмпти, щурясь, приоткрыл глаза, будто, увидь он говорившего, это помогло бы ему понять смысл того, что слов.

Беспощадный белый свет вновь ворвался в его создание, провоцируя новый приступ боли.

- Эмпти, прошу

В этот раз Эмпти выдержал.

Выдержал потому что в этот раз он был собой больше, чем в прошлый раз.

Он помнил, как ворвались в крепость он помнил, как его рвали на куски его вытащили лазарет

- Войдландер Эмпти, прошу назвать свой штатный номер.

- 7 4 1 0 3 - каждую цифру приходилось с трудом выталкивать из пересохшего рта.

- Войдландер Эмпти, прошу повторно назвать свой штатный номер.

Из света проступили мягкие металлические контуры автоматона.

- 74 1 03

- Войдландер Эмпти, прошу повторно назвать свой полный штатный номер.

Автоматон.

Проклятая железяка.

Эмпти наконец сфокусировал взгляд на автоматоне.

Модифицированная административная модель ADA-036-М но всё такая же завязшая в заранее прописанных сценариях и реакциях, как и стандартная модель.

Гладкий, полированный серебристый метал и голова-яйцо.

- Войдландер Эмпти, прошу повторно назвать свой полный штатный номер.

- Войдландер. Эмти. Штатный номер Em-C-D-74103.

- Подтверждаю. Войдландер Эмти. Штатный номер Em-C-D-74103.

Головокружение, как и боль отступали: стимуляторы, впрыснутые Эмпти в кровь, наконец начали действовать.

- Войдландер Эмпти, вы пробуждены для выполнения миссии. Прошу подтвердить готовность выполнить миссию во славу Истинного Бога.

Палата отличалась от тех, в которых Эмпти доводилось приходить в себя раньше.

Офицерская или даже для кого-то из высшего командирования если его, простого войдландера поместили в такую палату, это могло говорить Эмпти поморщился от боли довести мысль до конца не получилось

Помимо адатона имелся медатон модель Эмпти не смог распознать, но это точно не была одна из полевых моделей их он знал хорошо. Успел насмотреться.

А вот штурмового AN-G-EL также именуемый Птицей смерти или Пернатым - он узнал сразу: гибридная модель с большим количеством биологических деталей и даже обладающая каким-то зачатком сознания стояла у двери и казалась неуместной в этой белой, стерильной палате. Не спасали дело даже парадные нагрудная броня и шлем, скрывавший уродливую морду существа, - Эмпти слишком хорошо помнил, что эти твари, почти не способные отличить своих от чужих, творили на поле боя.

- Войдландер Эмпти, прошу подтвердить готовность выполнить миссию во славу Истинного Бога.

- Войдландер Эмпти готов выполнить миссию во славу Истинных Богов.

Боль, пульсирующая вновь врывается в сознание, путая мысли, обрывая их.

- Войдландер Эмпти, прошу подтвердить готовность выполнить миссию во славу Истинного Бога.

- Войдландер Эмпти готов выполнить миссию во славу Истинного Бога.

- Войдландер Эмти. Штатный номер Em-C-D-74103. Согласие получено. Миссия будет выполнена. Во славу Истинного Бога.

Щелчок.

С таким звуком переключаются старые реле.

Яйцеобразная голова железяки наклонилась в сторону.

Адатон ждал отклик.

- Во славу Истинного Бога. ритуальная фраза сама всплыла среди тех обрывков, которые сейчас были памятью Эмпти.

Щелчок.

Голова-яйцо вернулась в привычное положение.

- Войдландер Эмти, ожидайте получения дальнейших инструкций. Во славу Истинного Бога.

- Во славу Истинного Бога.

На этом задача адатона оказалась окончена, и он покинул палату, оставив Эмпти на попечении медатона, который продолжал что-то колдовать над пультом, считывая жизненные показатели человека и корректируя вводимые лекарства.

Пернатый даже не двинулся.

Эта тварь раздражала Эмпти больше боли, больше мешанины, в которую превратились его воспоминания.

Тело Эмпти восстанавливалось быстро, чего нельзя было сказать о грейсгифтах, на которые были заменены утраченные им левая рука и левая же нога.

Грейсгифты благородные дары так их называли.

На деле такие же куски железа, как и автоматоны грубые, тяжёлые, малоприспособленные для реальных условий.

Грейсгифты не замещали потерю.

Грейсгифты её констатировали, давая в обмен лишь крохи утраченного.

К тому же это проклятое железо требовало ещё и длительной настройки, массы регулировок, для чего в палату вошли сразу два мехатона.

Их модели Эмпти тоже не узнал.

Спустя несколько часов мытарств, когда от грейсгифта ноги удалось добиться того, что пусть и сильно хромая, но Эмпти мог передвигаться на своих двоих, а грейсгифт руки не болтался безвольной плетью, Эмпти потребовал от автоматонов прекратить бесполезные действия во славу Истинного Бога, разумеется.

Его просьбе вняли.

В качестве одежды Эмпти получил бесформенную хламиду, оставившую ощущение, что его будет ждать не инструктаж перед новым заданием, а перевод в другое отделение лазарета или тюрьмы.

Второе исключать нельзя было о событиях, которые привели его сюда, Эмпти почти ничего не помнил, а делать какие-то выводы на основе тех обрывков, что плавали в голове, было опасно.

Обувь оказалась подстать хламиде простые сандалии.

Ничего, что могло сойти за оружие ему не выдали.

В палате же ничего такого и не было, да и пока в оружии нужны не было.

По крайней мере, Эмпти пытался себя в этом убедить.

Адатон ADA-036-М возможно тот самый, что был рядом в момент пробуждения, отличить один автоматон одной и той же модели от другой такой же железяки было решительно невозможно, да и смысла в это особого не было, железяка она и есть железяка получив подтверждение, что Эмпти готов покинуть палату повёл человека по пустым коридорам.

Пернатый последовал за ними.

Основных подобного поведения, по мнению Эмпти, было две.

Либо создание следит, чтобы никто не смог навредить Эмпти, либо совсем наоборот

Эмпти пока не определился какой из вариантов ему не нравится больше.

Ставить на то, что его хотят защитить Эмпти не стал бы войдландеры никогда не относились к элите.

Ставить на то, что пернатый тут чтобы Эмпти делал то, что ему приказывали смешно, на безоружного инвалида хватит и автоматона, хоть того же адатона, что ведёт его куда-то.

Коридоры петляли, разделялись, пересекались, сливались, заканчивались тупиками, которые, после их приближения, оказывались дверьми бесшумно отъезжавшими в сторону.

Никаких схем или опознавательных знаков, ни на стенах, ни на полу.

Как и намёков на то, где же они находились.

Спрашивать у адатона что-то было бесполезно обычно железяки игнорировали всё, что не касалось их миссии, от административной же модели можно было ожидать ответа с просьбой сформулировать запрос по-другому или указания на то что ответ на запрос не входит в её задачу.

Thesaurus Memoriae.

Адатон замер.

Без предупреждения.

Без звуков.

Повернулся к Эмпти.

Часть стены, что была слева отъехала в сторону, открывая какое-то помещение.

- Войдландер Эмти, можете приступить к изучению имеющихся материалов. Если вам что-то понадобится прошу сообщить мне. Я буду ожидать вас здесь. Во славу Истинного Бога.

- Во славу Истинного Бога. подтвердил Эмпти и вошёл в помещение.

Кусок стены за спиной встал на место, вновь сделавшись неразличим.

Коробки с бумагами занимали почти всё пространство, из-за чего Эмпти даже не сразу обнаружил койку и туалет.

Эмпти видел карцеры поуютнее, чем эта комната.

Видел он места и пострашнее этого.

Тут хотя бы не были слышны звуки артиллерийский снарядов, пытающихся проломить бетон, и крики раненых.

Нашёлся и небольшой стол со стулом.

На столе лежали блокнот и ручка.

Эмпти выдвинул стул.

Сел.

Бумаги. Не привычные электронные носители.

Старые, громоздкие бумаги проигрывали электронным носителям во всём, кроме одного их нельзя было переписать по щелчку пальцев.

Бумаги объективная, пожелтевшая от времени, местами носящая следы чужих рук, реальность, которую можно уничтожить, но нельзя переписать.

Это почти в открытую говорило о том, что электронные носители информации скомпрометированы.

Отсутствие указания на то, что в бумагах должно быть обнаружено, намекало на то, что скомпрометированными оказались также системы внутренней защиты или контроля.

Или же расследования, что велись раньше, зашли в тупик, поэтому и было принято решение восстановить его, Эмпти, чтобы он попробовал найти и устранить проблему.

То, что к задаче подобного уровня был привлечён, он простой войдландер и что сейчас Эмпти находится на каком-то техническом этаже, только для автоматонов, под присмотром пернатого также свидетельствовало в пользу версии с системной проблемой, которую может выявить и устранить только элемент извне.

Этим элементов сделали его, простого войдландера.

Войдландеры бродяги пустоты, как их часто брезгливо называли.

Эмпти был из той редкой породы войдландеров, из той породы бродяг, которые всегда выполняли поставленную перед ними задачу.

Всегда.

Только в личном деле войдландера Эмти, штатный номер Em-C-D-74103 не было предусмотрено никаких пометок об этом.

Не было.

Иначе для расследования выбрали бы иного кандидата.

Для начала Эмпти занёс названия всех имеющихся коробок в блокнот.

Имеющиеся бумаги касались трёх городов: Морвуа, Ноймарк-ам-Шталь, Саттон-Гридж.

По каждому из них имелся обширный массив данных за десятилетие: с 1317 года истинного летоисчисления по 1327 истинного летоисчисления.

Данные касались рождаемости, смертности с разделением по годам и причинам, электропотребления, потребления воды и других ресурсов разбитое как по годам, так и по районам, и много чего ещё, пока показавшееся Эмпти не таким важным.

Отдельные коробки хранили планы по тем же показателям, что и коробки с фактическими данными.

Приняв за рабочую гипотезу, что, если для выполнения задачи был задействован человек с боевым опытом, а также всё, что происходило ранее, значит, речь идёт о какой-то форме саботажа внутри указанных городов.

Вскоре рабочая гипотеза стала основной по всем городам резко возрастала насильственная смертность. В Морвуа скачок фиксировался 1325. В Ноймарк-ам-Шталь и Саттон-Гридж скачок был в 1322.

Изучение планируемых показатель показало, что подобное не входило в планы.

Чтобы не распыляться, для более подробного изучения был выбран Мовуа. Он имел самую малую численность населения на начало 1317 всего 9 134 человек.

По нему Эмпти запросил, разумеется, во славу Истинного Бога, у адатона данные за 1307 и 1337 годы. Полные, а не только по смертности. Прежде чем начинать копать вглубь, необходимо было убедиться, что направление выло выбрано правильно.

Отдав распоряжения, Эмпти наконец смог позволить себе поспать.

Сон такая же важная часть войны, как и сами бои.

И не важно, как эти самые бои выглядят в данный конкретный момент.

Утро принесло осмотр медатона, который провели в выделенном Эмпти помещении.

Результатом осмотра стали несколько уколов, после чего железяка удалилась.

Упоминать о провалах в памяти, которые никуда не делись, а наоборот, как будто бы после сна закостенели в своей черноте, больно режа своими гранями, стояло их коснуться, чтобы разглядеть повнимательнее, Эмпти не стал.

Завтрак оказался вполне сносным.

Наверное, потому, что Эмпти доводилось есть то, чем побрезговала бы даже свинья.

Данные за 1337 год по Морвуа отсутствовали.

Адатон не смог указать причину.

Запрос данных по 1328, 1350 и 1500 годам также по Морвуа показал отсутствие фактических данных. Также без указания причин. Имелись только планы.

Эмпти взял только планы за 1500 год.

Повторил аналогичные запросы по Ноймарк-ам-Шталь и Саттон-Гридж. Получил подтверждение отсутствия фактических данных, начиная с 1328 года. Планы брать не стал. Пока в этом не было нужды.

Запросил, во славу Истинного Бога, помещение в 300 м2 и трёх автоматонов, желательно штабных, модель BS-1-79 или их аналоги, но обязательно в модификации BD, или хотя бы аналитические модели, не хуже модели AN-012, также обязательно в модификации BD.

Убедился, что ответ по столь обширному запросу будет предоставлен позднее.

Дополнительно запросил блоки программирования и довольно обширный список деталей для автоматонов.

По блокам программирования сразу получил отказ.

А по бесполезным без блоков программирования деталям согласование.

Железяки. про себя хмыкнул Эмпти.

Ни один мускул на лице не выдал эту ему мысль.

Вернулся к бумагам.

Изучение планов по Морвуа за 1500 год, а также их сравнение с данными за имеющиеся годы, показало практически полное отсутствие роста городской популяции, которое адекватно отражало бы демографическую ситуацию за почти два столетия, прошедшие с 1317 по 1500 годы.

Электропотребление также планировалось на уровне 1317 года, как и показатели промышленного производства.

Отдавая себе отчёт в том, что он, возможно, уводит расследование по ложному следу, Эмпти углубился в имеющихся в его распоряжении планы.

На поверхности ничего не было.

Нужно идти вглубь.

Перед сном дополнительно запросил планы по Морвуа за 2000 год и по двум остальным городам за тот же год.

Также запросил полный перечень имеющихся планов и фактических данных по Морвуа, который нужно было запросить ещё утром, но утром эта мысль не пришла ему в голову.

Утро.

Медатон в этот раз сделал всего два укола.

Завтрак оказался той же дрянью, что была вчера на завтрак, обед и ужин.

Помещение и трёх автоматонов ему выделили чтобы выяснить это пришлось довольно долго идти по коридорам за адатоном.

Пернатый всё также безмолвно следовал за ними.

Тесновато ему было в этих коридорах.

Тесновато.

Парадный вибромеч типа Пламенное возмездие - висел на боку.

Виброчем оружие грозное. Не в таких коридорах. Не в таких. Тут с размахом проблемы.

Тесновато.

Местами пернатому даже приходилось наклонять голову в бок, чтобы не касаться ей потолка. Хорошие места. Эти места Эмпти старался запомнить больше остальных.

Получить согласование на перенос места обитания в новое помещение удалось без проблем.

Это было логично.

Логика была языком автоматонов, и они становились очень сговорчивыми, когда с ними говорили на нём.

Особенно если на этом языке говорили во славу Истинного Бога.

Переноской содержимого его прошлого места обитания в новое занимались тараканы мобильные платформы, стоящие на ступень ниже автоматонов небольшие, юркие, их боевые собратья, более массивные и выносливые, часто сопровождали войдландеров во время их вылазок, таща на себе основной груз, чем значительно облегчая и ускоряя передвижение.

Эмпти даже казалось, что он мог припомнить пару-тройку случаев, когда тараканы приносили на базу тела своих погибших войдландеров.

Такие тараканы уничтожались, так как их код явно содержал ошибки, приводящие в недопустимым, нелогичным, действиям.

Все доставленные коробки Эмпти приказал рассортировать по годам.

Адатон вновь вызвал тараканов, так как предоставленные ему AN-017-BD не были предназначены для перемещения грузов.

После некоторого размышления изменил сортировку в этот раз по городам.

Вновь пришлось вызывать тараканов.

Потом возникла необходимость переместил кровать и туалет в другой угол, к деталям от автоматонов. И стол со стулом туда же.

Тараканы были вызваны и в этот раз.

Уже перед сном Эмпти решил разделить данные внутри городов на фактические и планируемой.

Пока тараканы суетились, Эмпти запросил ещё больше документов, в некоторых из которых точно не было нужды, и возможность предоставить в его распоряжение трёх тараканов чтобы оперативно производить перемещения, если в том возникнет необходимость.

Во славу Истинного Бога разрешение на трёх тараканов было получено.

Утро.

Медатон.

Всё те же два укола.

Завтрак.

Грейсгифты всё также неудобны, но теперь у Эмпти есть детали.

Самопальные модификации штука наказуемая, но войдландеры, бродяги, это про выживание, даже если после наказание.

Эмпти мало в чём о себе и мире был уверен.

Мало в чём, кроме того, что он был войдландером.

Он был бродягой.

И даже смерть не смогла бы вытравить из него эту отметку.

Получение трёх AN-017-BD значительно ускорило работу.

Для удобства, каждая из железяк получила своё имя.

При выборе имён Эмпти не стал выдумывать лишнего, поэтому теперь под его руководством были: Морвуа, Ноймарк и Саттон.

Что было подтверждено соответствующими надписями на груди и спине автоматонов.

Тараканы же регулярно получали задания. Больше для создания суеты и обоснования своего нахождения рядом, чем из-за реальной необходимости.

Планы за 2000 год, как и аналогичные за 1500 подтвердили отсутствие развития всех трёх городов.

Дополнительные бумаги по Морвуа, из тех, что были запрошены вчера, обнажили причину данной аномалии: каждые сорок лет генерировалось событие Мировая Войн в ходе, которого излишки населения уничтожались, и происходил откат технологий. Этим обеспечивалась стабильность системы городов на протяжении более чем тысячи лет.

И всё же система дала сбой.

Дала сбой сразу в трёх городах.

Почти одновременно.

И это не была банальная вспышка немотивированного насилия или наоборот системного насилия.

Это было что-то иное.

Первыми уничтожались введённые в город элементы контроля, и люди, и замаскированные автоматоны.

Диверсия, как по учебнику.

Это было понятно и без него, но ему позволили потратить несколько дней её на поиск.

Значит

Эмпти отмахнулся от назойливо жужжащих скоропалительных выводов.

Спать.

На сегодня хватит.

Спать.

Вновь утро.

Вновь медатон.

В этот раз Эмпти отказался от обследования и уколов.

Выслушал предупреждение.

Повторил отказ.

Во славу Истинного Бога, разумеется.

Отказ был принят.

Позавтракал.

Запросил через адатона ещё бумаги касающиеся обоснования создания системы городов.

Получил отказ.

Сделал запрос текущей даты.

Получил отказ.

Запросил статус расследований, что были проведены по данным материалам.

Получил отказ.

Запросил встречу с кем-то из командования.

Получил отказ.

Повторил тоже самое в разных формулировках.

Получил отказ.

Вернулся к бумагам.

Многих в этом мире стоит опасаться, но бояться следует лишь тех, кто бродит в пустоте, бродяг пустоты. Бойся войдландеров. - говорила старая солдатская пословица.

Одни их считали отчаянными безумцами, предпочитавшими самоубийственный задания.

Другие знали, что среди бродяг хватало преступников, пытающихся кровью смыть грехи прошлого, заслужить прощение.

Третьи уверяли, что бродяги никогда и никому не служили, просто иногда их можно было увидеть в рядах той или иной армии.

Четвёртые верили, что встреченный ими человек и был одним из бродяг пустоты.

Пятые вообще ни во что не верили.

А правды не знал никто.

Даже сами бродяги пустоты.

Они просто были.

Ветераны множества войн.

И Эмпти был одним из них, ведь войдландер не вспоминает, кем он был.

Войдландер выбирает кем он будет.

Необходимость работы именно с информацией на бумажных листах накладывала свои ограничения, но вместе с тем и давала тактический простор, о котором нельзя было мечтать.

Морвуа, Ноймарк и Саттон взяли на себя львиную часть работы, скрупулёзной, монотонной, позволив Эмпти заняться своими грейсгифтами и тараканами.

Многого ни из первых, ни из вторых было не выжать, но всё же

Грейсгифт руки стал частью экзоскилета, покрывшего весь плечевой пояс.

Под бесформенным балахоном, который носил Эмпти громоздкая конструкция, на которую ушла часть деталей автоматонов и половина таракана, не слишком выделялась.

Ещё один таракан и половина первого пошли на укрепление позвоночника и ног теперь экзоскилетом плечевого пояса можно было наносить удары без опасения, что от удара у самого Эмпти сломается позвоночник или ноги.

Эмпти с каждым днём запрашивал всё больше информации.

Вскоре под началом Морвуа, Ноймарк и Саттон находились по пять автоматонов попроще, а выбранное помещение становилось всё теснее.

Отказы в предоставлении данных поступали всё чаще.

И не всегда это было связано с отсутствием данных в реестрах значилось, что эти данные в наличии.

Эмпти уподобился нет, не ищейке волку, идущему по следу из крови.

Он видел следы других, тех, кто шёл по этому же следу.

Шёл, но свернул, остановился.

Увлёкся теорией внешнего саботажа системы, проигнорировав возможность наличия причин внутри самой системы.

Упёрся в конкретные личности, тех, с кого начался сбой, посчитав загадку разгаданной, и забыв при этом, что сбой повторялся вновь и вновь. Каждый раз это были новые люди и новые города.

Да, городов было гораздо больше, чем три, о которых Эмпти стало известно в самом начале. Нужно было просто задать правильный вопрос.

Сумевшие посмотреть дальше конкретных личностей, будто бы являющихся триггерами событий, уходили в метафизику, ища и находя причину в мертвецах, что отказывались уйти, в клинках с мистической силой призывать этих самых мертвецов, в легенде о Забытом полке.

Единицы докапывались до странной книжки, чей след был в каждом из городов.

Мнемовирус страшное, забытое оружие той войны, о которой никто не помнил.

Текст, что оживал в голове читателя.

Текст, что изменял читателя.

Текст, что даровал силы сделать то, что читатель не должен был сделать, то на что он не решился бы.

Текст, что был уничтожен вместе с городами, что он заразил.

Текст, от которого ничего не осталось.

Но и этого оказалось недостаточно, ведь ошибки продолжали возникать, даже в идеальных городах, населённых идеальными людьми, кротостью своей подобных овцам, и прозываемых истинными людьми.

Все они, кто был до Эмпти, и оказались обмануты.

Это не сбои, не ошибки, а попытки жизни пробиться через искусственный порядок.

Это сама жизнь.

И эта жизнь требовала выхода.

Штурмовой AN-G-EL даже почти успел увернуться от первой атаки Эмпти.

Почти.

Ещё один удар завершил дело череп твари под шлемом был расколот.

- Морвуа, Ноймарк, Саттон, следовать за мной. Во славу Истинного Бога.

- Во славу Истинного Бога.

Железякам было решительно безразлично произошедшее с пернатым.

Автоматоны модификации BD всегда отличались повышенной способностью к анализу и обработке данных, в ущерб всех остальных функций и по уровню реакции на окружающий мир мало отличались от тараканов. Последний из которых теперь бежал рядом, безпоротно таща на своей спине всё ценное, что удалось снять и вытащить из пернатого, а также остатки деталей, применения которым пока не нашлось.

Дорога на поверхность заняла сорок дней.

Было бы быстрее, но пришлось сделать крюк чтобы добыть припасы, также взгромождённые на таракана.

Потом остановка, чтобы попрощаться с Морвуа.

Потом ещё одна остановка в этот раз прощаться пришлось с Ноймарком.

И последняя остановка Саттон тоже должен был быть подготовлен для выполнения миссии. Своей последней миссии.

- Человек, объяснись. голос говорившего был подобен грому.

Облик же говорившего был подстать голосу.

Не та грубая тварь, убитая Эмпти в глубине лабиринта.

Произведение искусства.

Могущество и смертоносность, доведённые до совершенства.

Ангел, каким его писали в легендах древности.

- Тебе не понять. улыбнулся в ответ войдландер.

И простые слова его были усилены гулом огня, что рвался из нутра величайшего из существующих хранилищ информации.

Автоматоны прекрасно справились со своей миссией.

Огонь стирал всё, что было в прошлом, чтобы из пепла мог подняться новый Мир, очищенный от ошибок и цепей прошлого.

Эмпти был из той редкой породы войдландеров, из той породы бродяг, которые всегда выполняли поставленную перед ними задачу.

Всегда.

Вот и ты оказался здесь.

Я же здесь всегда.

Я был бы здесь, даже если бы не было тебя.

И я буду здесь, даже когда тебя не станет.

Но раз ты пришёл сюда теперь я не только здесь.

Я там, где ты вспомнишь этот вечер.

Я там, где ты выпьешь ром.

Я там, где ты коснёшься струн.

Отныне я часть тебя.

И я уже не то зерно, которым я остался бы, уйди ты в самом начале теперь я даже больше чем те истории, которые были мной рассказаны, - теперь я это не только мои истории, застывшие в вечности, но и то, каким ты запомнил меня, мои истории.

Улыбнись.

Даже если у меня здесь вечный вечер, ты увидишь новый рассвет.

А если увидишь ты увижу и я.

Улыбнись.