Маленький червячок был очень похож на сухие палочки, упавшие в прошлом году с высокого дуба. Когда-то это были ветви, затем они высохли, обломались, рухнули, сорванные ветром или птицами, да так и остались лежать на земле. Прошла осень. Упавшие ветки обветрило, высушило. Зима истрепала их трескучим морозом. И когда весна растопила снег, некогда зеленые веточки превратились в серо-коричневый, невзрачный сушняк. Червячок ползал по нему и радовался, что есть хоть что-то в этом мире похожее на него. А если бы они еще и шевелились, двигались, то червячок давно бы причислил себя к их семейству. И только осознание того, что он все-таки является червяком, живым существом, а не усохшей веткой, позволяло ему не отождествлять себя с валежником, что, впрочем, совсем не мешало дружить с этими безжизненными существами. Червячок давно научился с ними разговаривать, а еще раньше - понимать.
Бывало вам: идешь по лесу и слышишь треск сучьев под ногами, - это стонут превратившиеся в хворост опавшие ветви. Стонут громко и жалостно. Замрешь на минуту, - треск продолжается. Это сучья предупреждают друг друга об опасности: кому хочется лишаться своих последних, пусть даже и засохших, наполовину покрытых мхом, а кое-где и подгнивших отростков. А вообще сучья не любят, когда люди ходят по ним. Пожалуйста тебе, - рядом тропинка. Иди и слушай, как мы потрескиваем, переговариваемся. Дыши себе на здоровье лесным свежим воздухом, наслаждайся божественными звуками природы. Ан-нет, им непременно надо забраться в самую непролазную чащу, пройти по поваленным деревьям, потоптаться по ветвям, - что-то сломать, на кого-то наступить...
Старый, когда-то рухнувший от старости ствол, потерявший ветви, остался таким же крепким, как и в молодости, но и он стонал и скрипел всякий раз, когда на него наступала нога человека.
Червячок выслушивал все их жалобы и как мог сочувствовал и поддерживал.
Жил червячок под старым пнем, в укромном темном углублении, куда редко проникал солнечный луч. На рассвете его будил треск сучьев. "Поиграй с нами", - звали они, и червячок, бросив все свои дела, мчался к трухлявому стволу, вокруг которого было наибольшее количество его друзей-сучьев с того самого, некогда высокого дуба, ставшего теперь сухостоем.
Игры протекали живо и интересно. Любимой игрой их было: "Фигура на месте замри", какую сильно любят и наши маленькие шалуны. По чьей-либо команде все замирали и старались какое-то время не шевелиться. В конце концов кто-то заразительно начинал скрипеть или смеяться, не выдерживая, тогда не сдерживались и остальные.
Маленький червячок всегда выигрывал, хотя был самым подвижным из своих приятелей. Это, однако, их не огорчало. - маленький червячок был действительно хорошим другом.
Кроме всего прочего он любил греться на солнышке. Выползет на коричневый лист, сольется с ним и греется.
В этом глухом месте весенние солнечные лучи были по-особому ласковыми, здесь всегда стояло затишье, редко когда веяло прохладой.
Однажды, когда солнышко чуть скрылось за облаками, но червячок еще ощущал тепло от нагретого листка, из-под влажной травы выполз огромный красный червяк.
- Прохлаждаешься?
- Нет, дяденька, греюсь.
- Хорошо, что признал. А то совсем перестал на червяка походить, сучок какой-то. Червяк должен быть красным, светиться алым светом и иметь прозрачную оболочку, а твой покров... Да и вообще, - что ты тут делаешь? Червяк должен жить под землей, в темноте, вдали от всякой суеты. Эти лесные звуки, - они так надоедливы, от них просто болит голова, а под землей сколько угодно покоя и тишины. Замкнись в себе, уйди в себя и увидишь, какой прекрасный откроешь мир, какое наслаждение...
- Но мне кажется, что себя нужно искать в других, - тех, кто тебя окружает.
- Послушай, друг мой, да ты профан. Поверь мне, опытному и умудренному в жизненных делах червю. Все что тебя окружает - это сучки́. Засохшие, гнилые, издающие лишь стоны, надеясь на твою жалость. Разве не видишь, - они только в глаза тебе рады, а в мыслях их такая же труха, как и в теле. Ты им нужен только потому, что в тебе они видят свою мечту: двигаться, шевелиться, короче - жить, а не существовать. Но все же, ты, как был, так и останешься для них червяком, всего лишь жалким, прыщавым червяком.
- Мне с ними хорошо. Никогда не чувствовал я такого отношения к себе. Поскрипывали иные толстые сучья, да разве могут они запретить нам радоваться свету и верить в дружбу?
- Пустяки, мой друг. Свет, солнце, воздух, - это не для нас. Наша жизнь - в земле. Там свежесть, дыхание, там наше спасение. Здесь только и думай, как бы не попасть в клюв какой-нибудь вороны или угодить под тяжелую ногу человека. Сучьям-то ничего: поскрипят, поскрипят, да успокоятся. А нам уж не быть...
Солнце показалось из-за облаков и осветило поляну, на которой находились наши знакомые. Старый червяк съежился и отполз в тень крупного сухого листа.
- Душно и невыносимо. Этот мир ужасен. Ужасен, как и все, что с ним связано.
- Но вы ведь тоже из этого мира!
- Я?! Из этого мира?! Ну уж нет! Только не это. И вообще, ты очень глуп. А мне к тому же некогда.
Старый червяк запыхтел и скрылся. Маленький червячок все ещё оставался некоторое время под странным впечатлением: чего надо было ворчливому червю? Солнышко припекало, и движения червячка становились вялыми. Но раздался треск сучьев, такой знакомый и зовущий, маленький червячок оживился, улыбнулся и пополз на зов, - жизнь звала его.