~

Волосы гладила, сон наполняя мечтою
не просыпаться,
и сидя в кровати, играла
тёмными гребнями, после
затеяла вдруг улыбаться
будто улыбок таких
ей всегда до меня не хватало

 
Окна квадратные
странно блестели наружу
светом огня
электрической бронзовой грелки,
брызги огня
разъедали наружную стужу
и на часах
колдовали бездумные стрелки

 
Ветер гасил
как светильники, окна за нами,
колкие робкие
выли ветра на излёте
и при ходьбе
я ловил равновесье руками,
словно зависел
от их завывающей плоти
 
мой рыжеватый
изрезанный в полосы свитер
был непомерно велик,
я тонул в рукавах как в пучинах
тёплых течений,
и всё повторял: посмотрите,
сколько седин 
остаётся от ветра в мужчинах,

 
сколько морщин
добавляется каждым порывом
к лицам дублёным,
и хрипов к задумчивым песням -
словно мотив беззаботности неторопливым
кажется проще,
а ты в этом мире - безвестней.

 
Северный ветер,
пропитанный сном океана,
криками белых,
замёрзших над пропастью чаек
северный бредень
ветров бороздит постоянно
наши моря,
добывая на ужин печали.

 
Он, великан
в просолённом от брызгов треухе,
может обнять
до сухой, неотчётливой грусти
может до хруста
обнять, и сломать эти руки.
Может, обнимет, 
возможно, убьёт и отпустит.

 
Стол. На столе 
(я не пользуюсь больше стеклянной
лампой) подсвешник,
закрытая чёрная книга,
ложка, которой назначено быть оловянной
в свете свечи,
со стаканом хозяин-расстрига,
 
вдруг опоздавший
за новым падением мысли.
Стол, на столе
подбирают вчерашние крошки
гости усатые.
Стены - как-будто повисли
между тобой
и напевом весёлой гармошки
 
Из-за дверей
прорываются признаки жизни
в виде аккордов,
и слов, что знакомы с рожденья
в виде признательной скуки,
присущей великой отчизне
в виде алмаза, что в зеркале
чертит твоё отраженье
 
Сколько подумаешь, 
прежде чем скрыться из виду!
Сколько всего понапишешь
на ритмы избитых мелодий!
Словно сердца твои стёрты,
а ноги избиты
необходимостью с неба
писать, как всегда, о погоде.

...
...