~

Ночую в открытке,
курю сигарету за раз,
купаюсь в берлогах медвежьих,
как в масляных лужах,
и думаю только о том, чтоб огонь не погас,
чтоб свечи остались гореть
в новогоднюю стужу.
 
Сугробы безмолвны,
безмолвны и все берега
позёмка поёт им, а слышится только былое -
как церковь на звоны 
рассыпалась, словно пурга
разбила стекло, и закрасила белым обои.
 
Воскресни - поют
голоса из квадратных оград
под куполом низким -
простившись с манящим угаром,
далёкий уют
той мечты, что одела наряд
чужбины, раздай беднякам
по рукам - без сомнений, задаром.
 
Избавиться просто
от кружев мечтаний: смотри
и думай о том лишь, 
что видится подслеповатой
душе: вот причал, над причалом горят фонари,
и дымом клубится
рассвет над оранжевой хатой.
 
Из тёмных углов
раздаются обрывки молитв,
и лики истёртые 
силятся взглядом печальным
достать до зрачков
многоликих изменчивых кривд, -
но где их найти,
если звон над водой обручальным
 
пронзительным криком
сплетает все русла в одно?
Где взяться неправде, 
когда горизонт бесконечен?
Он плавно впадает
в отмытое за ночь окно,
и плавит в окне занавешенном
тёплые свечи.

Блестит беспредельный,
блестит молчаливый простор:
в такой бы простор лошадям,
измочаленным долгим галопом,
чтоб сердце домчать
до далёких серебряных гор
по звонко поющим
блестящим полуденным тропам.
 
Такому раздолью
ни церкви сырой колдовство,
ни старые гимны молитв
не помогут впотьмах затеряться.
Звенит под копытами солнца,
бьёт в колокола рождество
слепящей равнины,
и люди под солнцем искрятся.

...
...