~


Мне старость говорила повторять
из года в год слова ручной работы,
но и ручным словам не доверять,
когда луной тошнит до белой рвоты


на чёрно-синий снег. Она плела
какое-то враньё, моя старуха:
что жизнь длинна, и даль ещё светла,
и так врала, что покраснело ухо.
 

Она сказала: я же не держу
тебя в объятьях - выйти и уехать
легко - как тело доверять ножу
с плечей соскабливая розовую перхоть

 

рассветной мглы. 
           Она прошла со мной
на кухню, я достал вторую кружку,
и долго слушал в тишине ночной
её, как лучшую старинную подружку.

 
Морщины стали глубже на лице
под утро, и ещё длиннее
чем были вечером, и в розовом рубце
дороги
     облетевшие аллеи
 

казались мокрыми от выпавшего льда,
в нём люди падали, о что-то спотыкаясь,
но поднимались всё же, в никуда
шагая - чертыхаясь и сморкаясь.
 

"Я был ещё за полночь молодым" - 
подумалось - "и верил, и смеялся,
но ночь прошла, раздув холодный дым
над берегом,
        и только я остался.

 
Остался как портрет в своём окне,
написанный на отражённом свете
стекла, дрожащего в полуденном огне,
отреставрированном за ночь. 
                 В синем пледе


моей души, закутавшись, стою
и плоть с неё ногтями соскребаю,
кидая крошки в горло январю
как в воробьиную простуженную стаю."

...
...