~


Чужой, но не бездомный:
ты пришёл из дома,
где воздух лижет руки,
ластится щенком,
и мир ночами тёмный,
рыжий, как солома
на красной глади луж
в другом, совсем другом

пространстве памяти.
На крышах полумесяц
следов оставил ворох,
резанных серпом,
февраль живёт в окне,
узором занавесясь
от настоящего,
и чувствует нутром,

как каждый новый день
всё дольше умирает,
и тянет по карнизам
пряжу изо льда,
всё длиньше нити света -
снег на них не тает
но скоро из берлоги
встанет суета

весенних странностей,
под снегом позабытых
подснежников, румян
и конопатых льдин
на узких реках,
в берега разлитых
от бешеных щедрот
весны, 
и от седин

зимы 
останется лишь тоненькая нитка
жемчужных бус 
на шее у такой любимой раньше -
просто от избытка 
любви, 
замешанной в рябиновый настой
тоски, и спирта бешеной свободы
и неподвластного обычному уму
желания укрыться в Непогоду
и там, в берлоге непогоды, никому

не выдавать ни капли слов, ни слога,
шептать как ветер,
и молчать как лес,
как зимняя застывшая дорога
по просеке - от ног и до небес.

Останется кокетливая слабость
влюблённой женщины,
которой всё равно
кого любить, когда зима рассталась
с последней грустью,
выпито вино
 
осеннего разлива, и придумать
нельзя ни слова, не родившись вновь -
какая разница тогда, кого в бреду мять
в объятиях, кому дарить любовь,
 
послушную лишь сердцу и погоде,
но никому - извне, из мишуры
случайных лиц, ей симпатичных вроде,
но позабывших правила игры:
 
любить до солнца, утром расставаться
с улыбкой лёгкой,
и уже во двор
спустившись, удивиться, рассмеяться 
тому, что весь вчерашний разговор,

все жаркие слова уже забыты,
и губы позабыли поцелуй,
и повторяют, словно текст молитвы,
изгибами потоки звонких струй

сырого воздуха,
и воздух, им послушный,
как лучший из любовников её,
срывает с шеи шарф любовей душный,
как самое ненужное старьё,

срывает всех мужчин с её постелей,
чтоб все слова по новой рассказать,
и новыми узорами на теле
абстракции безумств нарисовать -
 
в них утром просыпаешься однажды
с улыбкой - странной даже для себя
и больше не испытываешь жажды
любви, в которую играешь, не любя -

так коркой недоеденного хлеба
собака наедается порой
не замечая, что сапфиром небо
уже цветёт над старой конурой,

и можно впроголодь скитаться по задворкам,
и досыта дышать густой волной
предчувствия весны, а чёрствой коркой -
побрезговать.
Она была со мной

однажды, но тогда я был, а нынче
меня не стало - нынче я колдун
и ум мой в два зелёных пальца свищет,
и кто уверен в том, что это - ум?

И кто почувствует то пьяное веселье,
которым солнце делится со мной,
устроив в этом сердце новоселье,
и пьянствуя с красавицей-весной

заранее - за месяцы до сроков,
привычных прочим? Кто ещё как я 
умеет ранний вкус весенних соков
почувствовать, и яркий сок ручья

узнать в холодной плоти злых сугробов?
Вставай, засоня, девка, мы с тобой
пойдём с утра сдавать бутылки, чтобы
рассвет не встретить с трезвой головой!

Твоя причёска льётся по подушке
и скоро, знаю, на твоём носу
распустятся смешные конопушки,
и я тебе придумаю косу

из рыжего рассвета, и хрустящей
земли под каблуками, и стерплю
твоей любви - опять ненастоящей -
чуть кисловатый привкус, ведь пропащей
своей душой
одну тебя люблю.

...
...