Бруско Елена
Звездопад (1-я часть)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:

  
  
  
  
  
   Елена Бруско
  
  
  
  

З В Е З Д О П А Д

ДНЕВНИК

Лирические этюды, стихи, рассказы,

заметки на полях, цитаты, воспоминания, наброски

1991 - 2...

   Меня зовут Елена Бруско. Мое имя никому не известно, кроме моих родных, близких, друзей и знакомых. Я человек не публичный, не знаменитый и ничем не примечательный. Но, думаю, потребность самовыражения, какие бы свойства оно не проявляло и какие бы формы не приобретало при этом - естественная потребность души каждого человека, независимо от его званий и рангов, особенно человека творческого. И я в этом смысле не исключение. Для меня одним из таких свойств самовыражения является слово. В любой форме. В данном случае в форме дневника, который я рискнула вынести на суд читателей.
   Причиной написания этой книги стали дневниковые записи, сделанные мной в основном в 1991 - 1995 годах. Это был период необычайного духовного подъема в моей жизни. Мысли, идеи, впечатления от всего пережитого и переживаемого мною в то время, увиденного и услышанного, обрушивались на меня с невиданной ранее мне силой. Я не успевала записывать все, что приходило тогда мне в голову. И, если случались какие-то откровения, я понимала, что это не моя заслуга. Я верила в Бога и во всем полагалась на Его святую волю. Это был период очень трудных, но радостных для меня испытаний, период надежд, откровений, новой большой любви и безоговорочной веры в Бога.
   Мне жаль, что не все сохранилось из тех записей. В момент отчаяния я кое-что уничтожила, но кое-что все-таки осталось. Я это объясняю дальше в своей книге.
   Первыми моими благодарными читателями и строгими критиками были мои папа с мамой. Я тогда проводила рядом с ними много времени. И еще моя старшая крестница, с которой мы вместе окончили театральный институт. Долгое время я никому больше не показывала свой дневник, но постепенно, через годы, стала давать читать кое-что из написанного другим своим близким родным и друзьям. И один из моих театральных друзей предложил мне расширить тему, касающуюся моей собственной жизни, мотивируя это тем, что я все равно пишу не мемуары, а жизнь человеческой души. А это всегда интересно. Я поверила ему, и тогда к записям, сделанным в 90-е годы, прибавились воспоминания о себе и своих родных и близких, о своем детстве и юности, о взрослом и самостоятельном периоде жизни, о родном крае - так, как я это чувствую и вижу изнутри.
   Мой любимый писатель и поэт Иван Бунин говорил: "Дневник - одна из самых прекрасных литературных форм. Думаю, что в недалеком будущем эта форма вытеснит все прочие".
   Не знаю, вытеснит ли эта форма прочие формы, но думаю, она имеет полное право на существование.
   Я не очень задумывалась и задумываюсь о своих литературных данных, не мне об этом судить, но на основе вышеизложенных размышлений знаменитого писателя, все же взяла на себя смелость поделиться с другими людьми, то есть с вами, дорогие читатели, и своим душевным и духовным опытом, используя для этого "одну из самых прекрасных литературных форм".
  
  
  
   "Ты возжигаешь светильник мой, Господи. Бог мой просвещает тьму мою"
  
   Псалтырь царя Давида
   (Псалом 17)
  

Ч А С Т Ь I

  
   ЛЮБОВЬ
   Звездопад на стекле,
   Сонный луч на челе,
   Свет улыбки во сне,
   Лик святой на стене.
  
   Тихий шепот в лесу, -
   Я молитву несу.
   Луч коснулся Звезды, -
   В бесконечности - Ты.
  
   Осень 1991 г.
   Москва.
  
  
   Ты - моя боль,
   Ты - моя скорбь,
   Мой спутник в ночи.
   Ты никогда не будешь со мной, -
   Кричи - не кричи.
  
   Радость моя,
   Тайна моя,
   Ангел ночной,
   Светом зари меня не дразни.
   Заря - для другой.
  
   Осень 1991 г.
   Москва.
  
  
   Любимый,
   Я тебя не потревожу.
   Свет надежды - погашу.
   Под святым покровом ночи
   Эту жертву приношу.
  
   Осень 1991 г.
   Москва.
  
  

МОЛИТВА

  
   Сердце радостью пронзило, -
   Богородице, спаси!
   Грех прости. С Покровом Чистым
   Милость Сына принеси.
  
   Осень 1991 г.
   Москва.
  
  
   Все разбито...
   Спален окна
   В снег глядят
   Печальным взором.
  
   Все забыто.
   Все дороги
   Сходятся в одну, -
   Прямую.
   Что ведет
   Средь тьмы и мрака
   К свету Истины
   Святой.
  
   Там окончится мой путь,
   Там я сяду отдохнуть.
   Там меня мой Ангел Белый
   Отведет к Царю на суд.
  
   Январь 1993 г.
   Ночь перед Рождеством.
   Москва.
  
  
   Ночь поцеловала
   Спящую листву.
   Тихо вздрогнул месяц
   В бархатном саду.
  
   Ветка встрепенулась...
   И затихло все.
   Кто ж утешит сердце
   Бедное мое?
  
   Февраль 1994 г.
   Одесса.
  
  
   Мой рыцарь на белом коне,
   Ты снова со мной в моем сне
   Мчишь по небу в нежном сиянье.
   И звезд золотых кроткий путь
   Нам дарит минуты свиданья...
   Я глаз не могу разомкнуть.
  
   1994 г.
   Москва.
  
  
   Разлуки нет.
   И смерти нет.
   Но есть святая правда Жизни
   И Вечности. Взамен
   И смерти. И разлуке
   Взамен.
  
   1994 г.
   Одесса.
   "Я в одной папиной книге, - у него много старинных смешных книг, - прочла, какая красота должна быть у женщины... Там понимаешь, столько насказано, что всего не упомнишь; ну, конечно, черные, кипящие смолой глаза, - ей-Богу, так и написано: кипящие смолой! - черные, как ночь, ресницы, нежно играющий румянец, тонкий стан, длиннее обыкновенного руки, - понимаешь, длиннее обыкновенного! - маленькая ножка, в меру большая грудь, правильно округленная икра, колена цвета раковины, покатые плечи, - я многое почти наизусть выучила, так все это верно! - но главное знаешь ли что? - Легкое дыхание! А ведь оно у меня есть, - ты послушай, как я вздыхаю, - ведь правда есть?"

Ив. Бунин

"Легкое дыхание"

***

   Как-то прозрачно стало пробуждаться во мне однажды сознание того, что я тщетно пытаюсь устроиться в этом мире, который был для меня всегда таким любимым.
   Все мои попытки устроить свою жизнь разваливались, как карточный домик.
   Напрасно я пыталась жить "как все". Всякая новая попытка устройства быта, семьи, сколько-нибудь значительного заработка заканчивалась для меня очередной драмой. Душа стремилась высвободиться из этих обременительных для нее уз.
   Где-то внутри что-то тревожило меня, отзывалось глухой болью и... счастьем.
   Это "что-то" постепенно стало осознаваться как предчувствие неотвратимости собственной судьбы, предначертанности пути иного, не того, что я себе выстраивала.
   Интуиция плавно, без надрыва, подводила меня к осознанию своего долга и своего места в жизни.
   Зачем я пришла в этот мир?
   В чем мое предназначение?
   Рано или поздно каждый человек задает себе этот вопрос.
   Пришло время и мне задуматься над этим всерьез, не между прочим.

1993 г.

***

   Я родилась в воскресенье, на Пасху, весенним апрельским днем, а точнее вечером, в небольшом рабочем городке Артемовске Донецкой области (старинное название города - Бахмут), на Украине, близ берегов Донца, в краю древних степных курганов и подземных угольных шахт с наземными терриконами, заполнившими собой почти всю территорию современного Донбасса.
   Край, воспетый в "Слове" и с особенным чувством отраженный в одном из ранних рассказов Ивана Бунина.
   Память моя высвечивает фрагменты впечатлений, связанных со степными просторами, характерными для этой местности.
   Степь - одно из самых сильных и ярких впечатлений моего детства.
   Потом таким же сильным впечатлением стало море.
   Мы жили в городе. Мама и папа работали на заводе. Я ходила в детский сад.
   Но за городом, в близлежащем хуторе, раскинутом среди полей и степных холмов, жила моя бабушка, папина мама.
   Я хорошо помню дорогу к бабушкиному дому и то особенное чувство, когда после шумного города попадаешь во власть степной тишины с ее чарующей умиротворенностью и волнующей беспредельностью, где в жарком, застывшем от зноя воздухе "тают" едва заметные жаворонки и раздается монотонный треск кузнечиков.
   У бабушки была типичная украинская белая хата с соломенной крышей, с плетнем перед домом и кустами ярко цветущей мальвы под окном.
   За домом был сад. За садом - огород. А за огородом было мое излюбленное место.
   Там открывалась взору чудесная поляна, полная полевых цветов.
   Это была моя поляна.
   Я могла пропадать на ней целыми днями.
   Бабочки, кузнечики, стрекозы, цветы: васильки и ромашки, сухая трава и жаркое солнце - все восхищало меня и успокаивало. Наполняло мою детскую душу радостью.
   Все вокруг таило в себе жизненную силу и торжественный покой.
   Однажды, когда к бабушке приехали в гости ее дети и внуки, а мои двоюродные сестры, то бишь кузины, я стала уговаривать их пойти со мной на поляну.
   Я так хотела показать им ее!
   Мне хотелось, чтобы и они разделили со мной мою радость.
   Но никто не захотел идти туда со мной. И я побрела на свою поляну одна...
  
   "Зной, полный тяжелого смолистого аромата, неподвижно стоял под навесами сосен. Зато какая даль открывалась подо мною, как хороша была с этой высоты долина, темный бархат ее лесов, как сверкали разливы Донца в солнечном блеске, какою горячею жизнью юга дышало все кругом! То-то должно быть дико-радостно билось сердце какого-нибудь воина полков Игоревых, когда, выскочив на хрипящем коне на эту высь, повисал он над обрывом, среди могучей чащи сосен, убегающих вниз".

Ив. Бунин

"Святые горы"

   "Восшумела трава...
   От кибитки половецкой отдалились -
   и поскакал Игорь-князь
   в тростники горностаем,
   белым соколом на воду!..
   Пал на борза-коня,
   а спрыгнул с него серым волком
   и помчался к лугу Донца,
   полетел соколом под облаками,
   избивая гусей-лебедей
   к завтраку,
   и обеду
   и - ужину!.."
   "(Тут) сказал Донец:
   "О, Игорь-князь!
   А и не мало тебе хвалы,
   а Кончаку - злой досады,
   а Русской Земле - веселия!"
   Игорь - в ответ:
   "Дон ты мой!
   А и не мало тебе славы,
   кто лелеял Князя на волнах,
   постилал зеленую постель
   на серебряном своем бреге,
   одевал Князя
   тяжелыми туманами
   под сенью зелена древа,
   стерег его - гоголем на воде,
   чернидьями на струях,
   чайками на ветрах"

"Слово о полку Игореве"

  

***

   Как и многие представители моего поколения, я, к сожалению, не знаю своих корней. У меня нет информации о своих предках. Единственный человек - родная сестра дедушки, которая хоть что-то могла рассказать мне об этом, ушла из этой жизни прежде, чем я успела до нее доехать.
   Знаю только, что корни с обеих сторон - православные. И еще знаю, что у бабушки был свой дом, точнее у ее отца, нашего с сестрой прадеда, в котором она жила и трудилась вместе со своими братьями. Скорее всего, они были зажиточными крестьянами.
   Знаю, что бабушка сбежала из дома и против воли своего отца вышла замуж за нашего деда, своего возлюбленного, который был из бедной семьи. Она была очень красивой девушкой и к ней многие сватались. По словам папы, она отказала пятерым состоятельным женихам и вышла замуж по любви, хотя дедушка и был бедняком. Но надо сказать, бедняком очень талантливым. Он играл на скрипке, сам сочинял музыку, какое-то время служил регентом в церкви. Ребенком учился в духовной семинарии в Петербурге на Афонском подворье. У него был редкой красоты голос и поэтому его направили на учебу в Петербург. Он был участником Первой мировой войны и молодым солдатом вернулся с войны к бабушке.
   Умер дедушка накануне Второй мировой, в 1940 году, от кровоизлияния в мозг, которое было вызвано, согласно семейной легенде, слишком радостным волнением оттого, что он встретил старшего сына, дядю Сашу, папиного брата, прибывшего домой на побывку из артиллерийского училища.
   Это со стороны папы.
   Маминых родителей молодыми унесла война, оставив троих маленьких детей, старшей из которых, - маме, было 9 лет.
   Дедушка по маминой линии во время войны оставался в райцентре, в Донбассе, на подпольной работе, но был предан немцам местным полицаем и умер в немецком лагере от голода в 33 года.
   Бабушка, не пережив смерти любимого мужа, ушла вслед за ним, когда ей исполнилось 30 лет.
   Так мама рано осталась сиротой и воспитывалась в семье своего родного дяди, где кроме нее было еще четверо детей, а после ее ухода в самостоятельную жизнь родился и пятый ребенок.
   Теперь они все дружны между собой.
   Как впрочем, были дружны между собой и папа со своими двумя сестрами и старшим братом.
   Дружны и мы между собой, их дети. Хотя в последние годы видимся очень редко.
  
   Вообще у нас вся родня дружная. Дружная, большая и многонациональная. Кроме русских и украинцев в родне есть немцы, греки, венгры и унгуры.
   У меня одна родная сестра - Татьяна и очень много двоюродных и троюродных братьев и сестер, тетей и дядей, племянниц и племянников.
   Все они, как правило, живут на Украине, в разных ее регионах - на юге, на востоке, на западе.
   Одна сестра живет в Германии со своей немецкой семьей, другая сестра уехала с семьей жить в Грецию, третья - много лет прожила в Узбекистане и вернулась тоже с семьей обратно на Украину. Ее младшая дочь живет в Нижнем Новгороде. Остальные же все в основном живут на Украине.
   Насколько я знаю, в роду всегда были и штатские, и военные.
   Был один военный летчик, мамин родной дядя, дедушка Вася.
   Во время войны его самолет был сбит над Будапештом. Говорят, он искал смерти в бою. Дело в том, что от него ушла к тыловому работнику его первая жена, которую он очень любил. И это событие очень повлияло на его душевное состояние. Но все же он остался жив и его, раненого, выходила и подняла на ноги одна венгерская семья, после чего дедушка женился на дочери хозяина, в доме которого он оказался.
   Он привез свою новую жену с сыном в Советский Союз, на родину, в Донбасс, оставив с родственниками жены в Венгрии свою маленькую дочь. Здесь, в Донбассе, он и прожил всю свою оставшуюся жизнь.
   Другой военный - моряк. Это Жорик, - мамин родной младший брат. Он был всеобщим любимцем. Его любили все, кто встречался с ним хотя бы раз в жизни. Жорик погиб очень молодым, когда ему исполнилось всего 20 лет, во время службы на Черноморском флоте в Севастополе.
   Он был человеком кристальной честности и чистоты. Молодой юноша, красивый, стройный, высокий, с бездонно-серыми глазами и светло-русыми волосами.
   Как ни странно, во всем его облике, еще с детства, как будто, сквозило предощущение жертвенности, обреченности судьбы.
   После смерти своих родителей, Жорик в отличие от нашей мамы, рос с другой своей сестрой Ниной в детском доме.
   Говорят, он всегда бредил морем и рвался служить во флот.
   Он умер, когда мне было три года, и поэтому, наверное, я его почти не помню, хотя себя помню с того времени, как начала ползать. Но память о нем, которая всегда сохранялась и сохраняется до сих пор в нашей семье и среди родственников, сделала его очень близким мне человеком. Кроме того, я всегда ощущала с ним духовную связь.
   Еще один военный, офицер запаса, - папин старший брат, дядя Саша, тоже был очень светлым человеком и статным красавцем.
   Как и наш папа, он был человеком очень веселым, с тонким чувством юмора. У него всегда на всякий жизненный случай была припасена шутка. Как и папа, он нравился женщинам и, как папа, очень любил детей и с большим уважением относился к старикам. Его карманы всегда были набиты конфетами для детей, а душа открыта навстречу людям. Он был очень уважаемым человеком, очень добрым и всегда помогал своим родным и друзьям.
   Завидев его на дороге, я ребенком бросала все свои игры и мчалась к нему навстречу, на руки.
   Во время войны дядя Саша участвовал в штурме Берлина, его будущая жена, тетя Вера, на войне была снайпером, на ее счету одиннадцать фрицев, а их старшая дочь Аллочка вышла замуж за восточного немца и уехала жить в Германию, где до сих пор очень хорошо живет со своим мужем и двумя уже взрослыми сыновьями.
   Такие бывают перипетии судьбы.
   Еще один военный человек в нашей родне - Николай Иванович, муж маминой тети, был уже полковником в отставке, когда мы с ним встретились. До этого он долгое время после войны был комендантом г. Одессы и мог бы помочь нам с жильем в этом городе, когда мы там оказались, если бы мы обратились к нему сразу, как приехали в Одессу. Но мы встретились позже и, слава Богу, устроились сами: мама с папой выстроили чудесный домик в загородной зоне, на берегу моря, в небольшом селении, которое разрослось теперь в огромный поселок с курортной зоной.
   Остальные родственники, насколько мне известно, принадлежали и принадлежат к штатскому населению. Это - служащие, врачи, учителя, инженеры, шахтеры, рабочие и крестьяне. Позже к этим профессиям прибавились и другие профессии, связанные с художественным творчеством, научной деятельностью и малым и средним бизнесом. Но все они, мои родные, как правило, были и остаются музыкально одаренными, а в большинстве своем и музыкально образованными людьми.
   Все они мне очень дороги и я могла бы рассказать о каждом из них, потому что у каждого из них своя удивительная судьба, особенно у старших поколений. Но обо всех не расскажешь.
   А вот о своей бабушке, которую мне посчастливилось застать еще в этой жизни, - и в этом смысле мне повезло больше, чем моей сестре, потому что, когда родилась сестра, то уже не было ни дедушек, ни бабушек родных, - я хотела бы сказать несколько слов.
   Бабушка Фрося, папина мама, или Ефросиния Григорьевна, как все ее звали, потому что так она была записана в паспорте, на самом же деле в крещении Христина, в девичестве Корочанская, а в замужестве Бруско, была стройной женщиной с гибким станом, даже в старости. Черноволосая, с темно-карими глазами, с живым умом, мудрая и спокойная.
   Смуглый, черноглазый облик ее и спокойный нрав переняла от нее только одна ее дочь - Мария, наша тетя Маруся. Остальные ее дети: дядя Саша, тетя Надя и папа были больше похожи на своего рыжего, голубоглазого отца, нашего с Таней дедушку - и внешностью, и талантами, и неспокойным, несколько взбудораженным темпераментом. У папы только в зрелом возрасте проявилась бабушкина спокойная мудрость.
   Я проводила у бабушки довольно много времени, хотя жила в городе с мамой и папой. Они по очереди отвозили меня к ней в гости.
   Папа возил меня на велосипеде по узкой тропинке, расположенной между двумя глубокими рвами в открытом поле, в которые я постоянно боялась свалиться.
   Мама же отвозила меня на электричке. И, когда она спускалась с крутого пригорка от железнодорожной насыпи к бабушкиному дому, неся меня перед собой, бабушка выходила к нам навстречу и, перефразируя Тараса Шевченко, говорила маме: "Iде моя Катерина, за плечами торба, на руках дитина".
   Потом меня оставляли с бабушкой наедине и мы с ней садились за широкий стол в просторной комнате с низким потолком, небольшими оконцами и высокой кроватью. Она кормила меня несносным рыбьим жиром и сладким жидким гематогеном из тюбика, вкус которого я запомнила на всю жизнь.
   Однажды я проспала ужин - заснула раньше времени. А утром расстроилась из-за этого настолько сильно, что бабушке пришлось восстанавливать порядок вещей: занавешивать окна шторами и включать электричество, создавая иллюзию вечера, чтобы я могла сначала поужинать, а потом уже и позавтракать. Видимо, любовь к космическому порядку и желание следовать ему проявились у меня еще в детстве.
  

***

   После смерти бабушки, когда мне исполнилось пять лет, мы переехали жить в Одессу к папиной старшей сестре, тете Наде, которая жила там со своей семьей. Позже мы узнали, что там же живет и мамина тетя с двумя дочерьми и мужем-военным, о котором я уже говорила.
   В свое время папа обратил внимание на удивительную связь с этим городом всей нашей семьи. Дядя Саша, папин старший брат, был защитником города Одессы во время войны, тетя Маруся, папина старшая сестра, закончила уже после войны Одесский Государственный университет, тетя Надя, еще одна папина сестра, после Торчинского педучилища вышла замуж за одессита и переехала жить в Одессу, муж маминой тети, Зинаиды Никифоровны, Николай Иванович, был комендантом этого города, и, наконец, мы, по приглашению тети Нади, тоже переехали жить в Одессу и обосновались здесь уже основательно. Здесь родилась моя младшая сестра Татьяна, которая и теперь живет в этом городе со своей семьей, здесь прошли мое детство и юность.
  
   Когда меня привезли в этот чудесный, солнечный город, я поначалу очень боялась моря. Мои первые впечатления от моря были связаны с бушующей стихией, со штормом. Я помню шторм, когда волна покрывала весь берег до самого обрыва и, казалось, нигде на песке не было сухого места, на котором можно было бы укрыться от этой бушующей морской стихии.
   Мы с мамой стояли на пригорке, прижавшись к отвесной глиняной стене горы, на которой был расположен наш поселок. Мама кутала меня в полотенце, а я дрожала от холода, но больше от страха из-за папы, - боялась, как бы волна не унесла его в открытое море.
   Папа любил купаться в шторм. Он купался и плавал с таким восторгом, что я всякий раз переживала, как бы с ним чего не случилось, и успокаивалась только тогда, когда он возвращался на берег.
   После эта восторженность морем передалась и мне. Я не просто полюбила море. Море стало моей стихией. Море же сформировало и мой характер, и мой вкус к жизни.
   Я выросла на открытом пространстве: когда-то дикая степь, обожженная морскими ветрами, омываемая морской волной, пропитанная палящим солнцем и солеными лиманами.
   Это сочетание моря и степи особенно дорого мне.
   Один мой московский друг, влюбленный в горы, в ответ на мой слишком открытый, по его мнению темперамент, однажды сказал мне: "Горы отличаются от моря тем, что они молчат".
   Может быть и так.
   Но я знаю одно: сколько бы море не выплескивало всего наружу, оно всегда сохраняет свою глубину.
  

***

   Море и в самом деле редко бывает спокойным. Но и в состоянии покоя оно хранит динамику. Море - это порыв, взлет! Оно дает импульс к движению. У моря долго жить - трудно. Оно зовет, манит, будоражит - тревожит и радует одновременно. Манит далеко-далеко, в неизведанные дали.
   Море научило меня бесстрашию и воспитало мою волю.
  

***

  
   Мы, то есть наша семья: мама (дорогая сердцу мамочка, нежная, ласковая, мудрая, очень трудолюбивая, энергичная, всегда везде поспевающая и всем помогающая), папа (всегда любимый и любящий муж и отец, стройный, подтянутый, юморной, ироничный, работавший на нескольких предприятиях, а последнее время - инженером на одесском машиностроительном заводе "Продмаш", но из любви к музыке и шутке, неизменно выступавший в мужском вокальном самодеятельном ансамбле с песнями на городских площадках и даже в оперном театре и отдельными номерами с юмористическими рассказами в сборных концертах), я, еще ребенок, моя младшая сестра Танюша, которая родилась уже в Одессе, а позже и еще одна сестра, Маргарита, только двоюродная, которую мы сиротой взяли на воспитание, жили за городом в своем доме, на берегу моря, (естественно в доме всегда было полно народу - гостей, детей, - понятное дело - юг, море!) - там, где заканчивалась знаменитая Пересыпь и начинались городские дачи.
   Там размещался наш рыбацкий поселок со своим причалом и пляжем, со своим рыбколхозным хозяйством, восьмилетней школой (среднюю школу мы заканчивали в городе), клубом с художественной самодеятельностью, принимавшей самое активное участие в районных и городских смотрах (в которых мы, "юные таланты", с удовольствием выступали, и не только в смотрах, но и на одесском телевидении), летним кинотеатром и танцплощадкой, - излюбленным местом местной и приезжавшей на отдых молодежи, и со своей музыкальной школой, в которую мы с Татьяной, правда, в разное время, успешно поступили и потом также успешно вскоре бросили.
   По одну сторону поселка вдоль берега тянулись дачи, а по другую сторону - молодой лес на пригорке, а точнее - на горе.
   Внизу, под обрывом, шумело море.
   Однажды мы с мамой пошли в этот лес по грибы.
   Лес состоял, в основном, из молодых дубков и кустов боярышника и терна. Дальше - стройными рядами росли молодые сосны, которые мы, дети - ученики начальных классов нашей местной школы, сажали сами, своими руками.
   Теперь этот, когда-то юный лес, разросся в большой сосновый лес и в нем одно время, как говорили, можно было даже встретить косуль.
   Я никогда в своей жизни ни до, ни после, всерьез грибов не собирала. Это был единственный случай в моей жизни. Но случай чудесный. И потому запомнился.
   Мне тогда было не более 10 лет.
   Мы недолго бродили между деревьями. С нами была еще одна наша знакомая со своей дочерью, чуть поменьше, то есть помоложе меня.
   Все понемногу наполняли свои ведра грибами. И только у меня ведерко было пустым. Мама положила мне в него несколько грибов, чтобы я не расстраивалась.
   Я безнадежно разгребала палкой траву - нигде ничего мне не попадалось.
   И вдруг что-то случилось.
   Меня неожиданно потянуло в одну сторону, на то место, мимо которого прошла какая-то незнакомая женщина, ничего не заметив.
   Мои ушли вперед и тоже спокойно прошли мимо этого места. Меня же словно что-то толкнуло изнутри к нему.
   Я подошла - и увидела большой гриб. Я уже знала, что где один гриб, там должно быть и все семейство.
   Так оно и было.
   Я начала потихоньку разгребать траву и листья, - и вдруг - какое счастье! - увидела целую поляну грибов, теперь уже не помню каких именно. Но это было похоже в моем детском восприятии на какой-то сказочный сон. Я собирала эти удивительные грибы с такой радостью, что думала, у меня сердце выпрыгнет от счастья.
   Набрав с верхом свое ведерко, я позвала маму. Она тоже набрала ведро. Тогда мы позвали своих знакомых, - и они наполнили свои ведра грибами. И еще осталось на поляне.
   Веселые и радостные возвращались мы домой с полными ведрами грибов. А встречные прохожие удивлялись, что в нашем лесу так много грибов в эту пору.
   На самом же деле - просто удача. Счастливый случай. Чудесная поляна, чудесный солнечный день и чудесное настроение.
   Я почему-то вспомнила эту историю, когда читала Евангелие. Хотя прямой связи нашей истории с историей, рассказанной в Новом Завете, конечно, нет. Просто евангельский сюжет навеял мне это воспоминание.
   "Вошед в одну лодку,
   которая была Симонова,
   Он просил его отплыть
   несколько от берега, и
   сев, учил народ из лодки.
   Когда же перестал учить,
   сказал Симону: отплыви
   на глубину и закиньте
   сети свои для лова.
   Симон сказал Ему в
   ответ: Наставник!
   Мы трудились всю ночь
   и ничего не поймали:
   но по слову Твоему
   закину сеть.
   Сделавши это, они
   поймали великое множество
   рыбы, и даже сеть у них
   прорвалась.
   И дали знак това-
   рищам, находившимся
   на другой лодке, чтобы
   пришли помочь им;
   и пришли, и наполнили
   обе лодки, так что они
   начали тонуть.
   Увидев это, Симон Петр
   припал к коленам Иисуса
   и сказал: выйди от меня,
   Господи! потому что я
   человек грешный.
   Ибо ужас объял его
   и всех, бывших с ним,
   от этого лова рыб, ими
   пойманных..."
   (Ев. от Луки, гл.5, ст.3-9)
  

***

  
   Я росла, как уже говорила, на открытом морском просторе. И может быть поэтому не переношу замкнутого пространства.
   Атмосфера моего города для меня - это цвет белых акаций ранней весной, шум прибоя внизу с гомоном чаек над морем, пароходные гудки в тумане и запах осенних костров, горький запах хризантем, цветущих до самых заморозков, кисло-сладкий вкус спелого винограда и молочный вкус молодого грецкого ореха, Приморский бульвар с мокрыми от дождя асфальтовыми дорожками, памятник Пушкину и памятник Дюку де Ришелье на бульваре, оперный театр, узорчатые фонари, тускло освещающие вечерний город, опять гудки пароходов и разносящиеся по всему берегу голоса диспетчеров в порту, звонкие голоса детей - много детей.
  
   Каждый одессит в душе - поэт.
   Он поэтизирует свою жизнь: свой быт, свою среду, свою любовь и, конечно, свой любимый город.
   Истинный одессит - не пассивный наблюдатель в этой жизни. Он приветствует жизнь во всем ее многообразии и полноте и всегда отыщет свой неповторимый вариант. Или хотя бы сделает попытку. Ведь "главное - величие замысла", - как сказал поэт (И. Бродский).
  
   "Ты - одессит, Мишка, а это значит,
   Что не страшны тебе ни горе, ни беда.
   Ведь ты - моряк, Мишка, моряк не плачет
   И не теряет бодрость духа никогда".
  
   Эта песня всегда поддерживала и поддерживает меня в самые трудные минуты моей жизни.
  

***

  
   В детстве и в юности, а это было в советское время, Одесса мне казалась если не законодательницей, то уж точно просветительницей моды.
   Еще бы - южный порт!
   Через море дорога кораблям всегда открыта во все концы света. Моряки снабжали город заграничной продукцией. Одесский толчок был набит импортом. Кроме того, многие имели родственников за границей и постоянно привозили оттуда какой-нибудь товар. Как, к примеру, наша тетя Надя, которая каждый год ездила с семьей в Польшу, где у нее были родственники со стороны мужа, и привозила нам оттуда гостинцы.
   Поэтому люди в городе были не только красивы (а одесситы очень красивый народ), но и хорошо одеты. А на одесский толчок покупатели съезжались со всех концов нашей необъятной родины.
   Как известно, Одесса славится своей торговлей. И это, как заметила моя сестра Татьяна, не случайно. Ведь наряду с Касперовской иконой Богородицы - известной покровительницей Одессы с 1854 года, ее покровителем, оказывается, является также и святой Иоанн Сочавский, который при том же является и покровителем торговли.
   И в самом деле: одесский толчок, знаменитый одесский Привоз, кустарное производство, дореволюционная свободная экономическая зона Порто-Франко и контрабанда, сегодня новая торговая точка - "Седьмой километр". Легальная и нелегальная торговля в Одессе не прекращается.
   Но Одесса - не просто порт.
   Одесса - европейский город. Европейский по духу. Со своими традициями, среди которых европейская традиция преобладает, что особенно ярко выражено в архитектуре города. Может быть потому, что над его строительством наряду с русскими зодчими и русскими государственными деятелями трудились и иностранные зодчие, и иностранные деятели - правители города, состоявшие на службе у русских царей.
   В Одессе можно встретить уголки, напоминающие собой Францию, Англию, Грецию, Италию, Германию, Швейцарию. В архитектурном ансамбле города гармонично переплетаются между собой различные стили и направления, создавая один цельный, неповторимый и своеобразный его облик.
   Здесь удивительным образом сочетаются готика и античность, ренессанс и барокко, классицизм и модерн. А иногда сразу несколько этих стилей соединяются в каком-нибудь одном архитектурном творении.
   В Одессе очень много домов, представляющих собой уникальную архитектурную ценность. Можно перечислить некоторые из них, особенно любимые одесситами.
   Это прежде всего - здание оперного театра, построенное в конце XIX века, в котором по мнению специалистов причудливым образом переплелись два художественных стиля - венское барокко и итальянский ренессанс. Полукруглый фасад здания украшают балкончики-лоджии, напоминающие собой картины итальянских живописцев. У входа в театр - каменные изваяния муз сценического искусства. А вокруг всего здания установлены узорчатые фонари.
   Это также здание бывшей купеческой биржи (ныне Одесская филармония) с богатым декоративным убранством.
   Это и гостиница "Красная" на Пушкинской улице (бывший отель "Бристоль") - классическое здание с лепными балкончиками, античными портиками и кариатидами у входа. Здание также украшают узорчатые фонари.
   Это и гостиница "Лондонская" (в советское время гостиница "Одесса") на Приморском бульваре, - архитектурное творение, решенное, тоже по мнению специалистов, в лучших традициях итальянского Возрождения. Это и здание бывшего Английского клуба - там же, на том же бульваре, в котором сейчас находится музей морского флота, выполненное, по свидетельству искусствоведа А.Т.Ушакова, зодчим Торичелли в бело-голубой гамме - "расцветке всемирно известного фарфора фирмы Веджвуд, национальной гордости англичан", образцы которого, кстати, хранятся в одесском музее Западного и Восточного искусства. Это и небольшое здание, украшенное лепными узорами, в саду Пале-Рояль, и монументальное здание Одесского государственного университета имени Мечникова на улице Петра Великого, и здание Художественного музея на улице Короленко - бывший дворец польского магната Потоцкого, - типичный образец русской дворянской усадьбы, и классические здания жилых домов с декоративной отделкой, с лепными узорами, с атлантами и кариатидами на Приморском бульваре и других улицах города, и "крыши Монмартра" в центре города, и итальянские дворики и в центре, и на Пересыпи, и на Молдаванке, создающие атмосферу "одесского неореализма", и даже стилизованный средневековый замок над обрывом у моря в начале улицы Гоголя - пример гармоничного переплетения готического и романского стилей зодчества, - в котором в советское время находился дом народного творчества, а после перестройки разместился банк. Замок до сих пор называют Шахским дворцом, потому что по преданию в нем когда-то, в начале ХХ века жил, бежавший от революции в своей стране, персидский шах.
   И все эти дома в сочетании с коваными чугунными оградами, воротами и перилами, с мощеными мостовыми, с мраморными статуями и мраморными колодцами в тихих и шумных дворах, с изобилием южной буйной ярко-зеленой растительности создают неповторимый, жизнерадостный облик Одессы.
   И в этом смысле Одесса мне очень напоминает Петербург. Хотя в Петербурге и нет итальянских двориков, и красота его намного холоднее. Но оба города, оставаясь русскими по сути, насквозь пронизаны европейской культурой. Оба - портовые центры и построены примерно в одно и то же время с разницей в сто с лишним лет, когда европейская традиция с легкой руки Петра Великого прочно входила в русскую жизнь. Оба города похожи между собой и геометрически правильной застройкой улиц. Оба выстроены в местах, казалось бы, непригодных для жилья. Один - усилиями Петра I на болотах, другой - по указу Екатерины II на выжженной, пустынной, каменистой местности без леса. И, невзирая на это, один стал великолепнейшей российской столицей у северного моря, другой - у южного моря "лучшей жемчужиной в русской короне", как говорил об Одессе ее первый губернатор, французский герцог, состоявший на русской службе, Арман Эмануил де Ришелье.
   Москва же, которую я люблю не меньше, чем Одессу, кажется мне схожей по духу с Киевом. Здесь дух древней Руси, я бы даже сказала дух Византийства. Это два, несмотря на их внешний лоск и шелуху, древнерусских города с преобладанием русской православной культуры, корни которой, безусловно - в византийской культурной и духовной традиции.
   Но Одесса отличается от других городов еще и своим особенным, неповторимым колоритом, созданным как природными условиями: теплым мягким климатом, удивительным сочетанием степи и моря, зноя и влаги, сухой глины и жирного чернозема, сухой, выжженной на солнце травы и сочных душистых персиков и винограда, колючей и в то же время нежно цветущей растительности (воистину, одесситы превратили когда-то дикую степь в зеленый оазис!), как уникальностью городской архитектуры, так и людьми - многонациональным одесским населением, заряженным неистощимой энергией неповторимого врожденного одесского юмора и доброжелательности. Что ни говори, как бы ни был красив город с его достопримечательностями, главным его достоянием все же являются его обитатели, рожденные под жарким южным солнцем, - веселые, жизнерадостные и любвеобильные одесситы, подарившие миру невероятное количество великих талантов, гениев и героев.
   В пору моего детства город был похож на улей. Особенно в летний период, когда открывался курортный сезон. На пляжах, на рынках, на улицах, в порту, на вокзале - на суше и на море - буквально яблоку негде было упасть. И казался мне тогда огромным.
   Запоминались не только дома, улицы, площади, музеи, памятники культуры и архитектуры, большие городские фонтаны, бульвары и парки с аттракционами. Запоминались также и шумные одесские базары с нескончаемыми рядами черноморской рыбы и сочных южных фруктов, мелкие еврейские лавочки с кустарной продукцией, небольшие железные колонки с водой посреди улиц, бившие мелким фонтанчиком, небольшие тенистые многонаселенные дворики с множеством дверей, балконов и балкончиков, увитых диким виноградом, летние кинотеатры с вечерними киносеансами и концертами заезжих артистов под открытым небом.
   Запомнился железнодорожный вокзал, на котором мы каждое лето встречали наших гостей и с которого провожали их в разные города. Я любила вокзал, любила встречать и провожать поезда. У меня с детства была тяга к путешествиям, меня манила дорога.
   Запомнился порт, который был тогда еще в черте города, недалеко от центра, напротив Потемкинской лестницы, с белым Воронцовским маяком и множеством кораблей на рейде. Катера, на которых мы плавали, катаясь, от своего берега в порт, а позднее в выстроенный на его месте Морской вокзал, и обратно, бросая с кормы крошки хлеба летящим за нами чайкам.
   Запомнились одесские пляжи с большими яркими мячами, надувными матрасами, деревянными топчанами, каруселями, лодками и катамаранами, мороженым, семечками, вареными креветками и горой фруктов. И, конечно, - море с волнами, с крабами, с медузами и с разноцветными ракушками у берега, - в котором можно было плавать и кувыркаться до посинения. И мы, дети, загорелые, как шоколадки.
   Множество детей.
   В Одессе культ ребенка.
   Я помню, когда однажды, уже в студенческие годы, ко мне в гости приехала моя лучшая подруга-однокурсница с дочкой лет девяти-десяти, и мы, отдыхая на пляже Лузановка, проголодались, - нам открыли кафе, которое уже закончило свою работу, чтобы мы могли накормить голодного ребенка.
  
   Конечно, я очень люблю свой город и всегда, как только могу, при первой возможности, стараюсь приехать в Одессу.
   Ведь слов из песни не выкинешь. Тем более в исполнении знаменитого одессита Леонида Утесова:
   "И каждой весною так тянет меня
   В Одессу - в мой солнечный город.
   У Черного моря"
   Да и что может быть лучше того, чтобы после долгой разлуки хотя бы на какое-то время снова вернуться домой, в свой отчий дом, на свой родной берег. Встретиться с родными и близкими, друзьями и знакомыми, с одноклассниками.
   Окунуться в море с головой и забыть обо всем на свете, оставив хотя бы на время свои московские проблемы. И, оттолкнувшись от берега, остаться на легких соленых волнах наедине с бездонным небом и теплым ласковым морем.
   Что может быть лучше и роднее маминых натруженных заботливых рук или папиной (когда он был еще жив) тонкой иронии и легкой изощренной шутки, развеивающей все невзгоды.
   Что может быть замечательнее маминого шикарного обеда с полной тарелкой ароматного украинского борща и полной миской не менее ароматных пирогов, начиненных всякой всячиной, а наипаче овощами и ягодами из собственного огорода. А кроме того небывалым разнообразием овощных и рыбных блюд и непременным к концу лета холодным сочным сладким арбузом после моря в жаркий солнечный день.
   Что может быть лучше и приятнее прогулки по родному городу под мелодичный бой часов на здании городской Думы, украшенной стройными белыми колоннами, с мелодией песни Тони об Одессе из оперетты Исаака Дунаевского "Белая акация". Или непонятно откуда вдруг взявшегося симфонического оркестра над морем на Приморском бульваре. Или оперного театра, окруженного причудливыми деревьями особого сорта карликовых акаций. Старинных узорчатых фонарей, затерявшихся среди зеленых ветвей этих акаций, каштанов и платанов. Живописных укромных уголков в центре города, открытых танцплощадок и вернисажа в городском саду.
   Что может быть прекраснее открытых уличных кафе с легкой закуской, чашкой крепкого ароматного кофе и сладким мороженым на Дерибасовской.
   Одним словом, как говорил все тот же Леонид Утесов: "Если бы Одесса была не самым лучшим городом в мире, разве я не любил бы ее? Может быть немножко меньше, но любил. А так как она все-таки самый лучший город, то сами понимаете..."
  

***

   Влюбляться я начала со школьной скамьи, с первого класса. Это были первые влюбленности. Но первое серьезное чувство, то, которое называют первой любовью, пришло ко мне в 12 лет.
   Я как-то сразу повзрослела.
   И как-будто вступила в какую-то новую пору своей юности, в какой-то новый круг неведомых мне чувств и отношений, который замкнулся только тогда, когда мне исполнилось 34 года.
   Первая и последняя истории этого круга, если так можно сказать, отразились в моих двух рассказах: "Дождь" и "Нечаянная радость".
   Марина Цветаева говорила: "Душа - это круг".
   Действительно, душа - круг. И жизнь циклична. Мы все время ходим по кругу, но только на разных уровнях нашего сознания и душевного и духовного опыта.
   Мой круг замкнулся.
   Словно я прошла круг каких-то испытаний любовью. Серьезных испытаний и горьких разочарований, взлетов и падений. Но это был не конец. Это было только начало. Начало нового пути, новой жизни, новой большой любви. Я еще не знала тогда, какое новое испытание было уготовано мне судьбой.
   Я, кажется, подошла, наконец-то, к чему-то самому главному.
   Я понимала, что теперь или все, или ничего. Или теперь, или никогда.
   И я не ошиблась.
   Произошел прорыв.
   Этому посвящено несколько моих стихотворений. Одно из них - "Любовь", написанное осенью 1991 года.
   Я тогда переживала разлуку с близким мне другом. Конец отношений. Мучительные страдания. Душа моя была больна и измучена.
   Мне снились тяжелые сны.
   Однажды я проснулась оттого, что мне не то приснилась, не то привиделась большая черная раненая птица, которая билась крылами о мою постель.
   Я всеми силами пыталась ей помочь, но ничего не могла сделать и только беспомощно стонала от боли, внезапно охватившей меня.
   Тогда я еще, конечно, не понимала, что произошло на самом деле. Понимала только одно - случилась беда. Но еще не знала, какая. Это открылось позже.
   А в ноябре...
   Я уже засыпала. Как вдруг... Словно Ангел коснулся меня своим крылом, так стало вдруг тепло и радостно. Я увидела свет. Душа моя согрелась и встрепенулась, исполнилась радостного чувства.
   Предчувствие меня не обмануло.
   Случилось непредвиденное и долгожданное.
   Это было похоже на чудо.
  
   "И ты пришел ко мне, как бы звездой ведом,
   По осени трагической ступая,
   В тот навсегда опустошенный дом,
   Откуда унеслась стихов сожженных стая"
   А. Ахматова
  
   "Я встала, чтобы отпереть возлюбленному моему, и с рук моих капала мирра, и с перстов моих мирра капала на ручки замка"
   "Песнь Песней"
  
   Тогда я написала свое первое стихотворение.
   Родились первые строчки. Я еще не знала, кто Он. Понимала только, что это Он. Как не зала, кто Он и тогда, когда слышала голос.
   Голос
   Я слышу чудеснейший в мире голос.
   Твой голос меня успокаивает.
   Твой голос дает мне надежду.
   Еще немного - и мы с тобой встретимся.
   Надолго. Навсегда.
   1991 г.
   Когда я об этом писала, я думала об одном человеке. Но прошло время и я поняла, что это было написано совсем о другом. Это было предвкушением встречи со своей судьбой.
   Так случилось и в этот раз, с этим стихотворением.
   Было предчувствие, предвкушение. И только через время все стало на свои места.
   Образ просиял и мне стало ясно, о ком идет речь.
   Я назвала стихотворение "Любовь".
  
   Любовь
   Звездопад на стекле,
   Сонный луч на челе,
   Свет улыбки во сне,
   Лик святой на стене.
  
   Тихий шепот в лесу, -
   Я молитву несу.
   Луч коснулся Звезды, -
   В бесконечности - Ты.
   Так я начала писать.
   Писать и молиться я начала почти одновременно.
   Любовь, молитва и слово слились для меня воедино, в одно целое нераздельное существование.
  

***

   Печаль ресниц, сияющих и черных,
   Алмазы слез обильных, непокорных,
   И вновь огонь небесных глаз,
   Счастливых, радостных, смиренных, -
   Все вспомню я... Но нет уж в мире нас
   Когда-то юных и блаженных!
  
   Откуда же являешься ты мне?
   Зачем же воскресаешь ты во сне,
   Несрочной прелестью сияя,
   И дивно повторяется восторг,
   Та встреча краткая, земная,
   Что Бог нам дал и тотчас вновь расторг?
   Ив. Бунин
  

***

   Дождь

"Та встреча краткая, земная..."

Ив. Бунин

   Дождь лил как из ведра и быстро разогнал купающихся. На берегу моря замелькали, закружили в мокром песке легкие летние платья, полотенца, купальники. Взмыли вверх и поплыли над головами дачников пестрые подстилки, представляя собой слабые укрытия от дождя.
   Я побежала по узкой и уже скользкой тропинке, ведущей по склону обрыва вверх на гору, в направление дома, - туда, где размещался наш рыбацкий поселок, окруженный с разных сторон городскими дачами, дикими абрикосовыми садами и колхозным виноградником, за которым далеко на север проступали в прозрачной голубой чистоте горизонта слабые очертания домов нового микрорайона.
   На краю обрыва, у самого моря, на месте старой разрушенной церкви, стояла новая чайная, известная в округе не только взрослым, но и детям - тем, что в ней летом с заднего двора продавали сладкую воздушную вату на палочке.
   Отсюда хорошо был виден весь берег южного залива.
   На противоположной стороне его, - там, где волна не сливается с горизонтом, - возвышался над морем в своем радостно-величественном великолепии барочных дворцов и парадных лестниц, древнегреческого архитектурного орнамента и декоративного убранства домов и парков, стройной композиции бульваров, открытых, залитых солнечным светом больших дворов и маленьких, увитых диким виноградом, тенистых двориков с мраморными колодцами, ажурными беседками, античными атлантами и кариатидами, - утопающий в зелени акаций, каштанов и французских платанов, шумный солнечный город.
   Внизу, у его подножия, сверкал по вечерам множеством огней на рейде большой южный порт с белоснежным Воронцовским маяком.
   По правую сторону от порта тянулся вдоль залива полукругом нестройный ряд многочисленных заводских труб - до большого городского пляжа на этой стороне - с парком белых акаций, каруселей и аттракционов. Отсюда чайки провожали ежедневно небольшие, переполненные отдыхающими катера обратно, в порт.
   Прямо под обрывом, внизу, виднелся причал с раскинутыми на песке сетями и перевернутыми лодками, с баркасами и небольшими сейнерами, привозившими на берег серебристую сардинку и камбалу.
   Справа от причала благоустраивалась местная туристическая база.
   А с левой его стороны - до края мыса, - за которым открывалась бесконечная, волнующая бирюзовая даль моря, - простирался пустынный, сохранявший еще свою девственную первозданность, берег, с отвесными обрывами красно-рыжих глиняных пород, заросшими у подножия млечно-зеленым кустарником дикой маслины и колючим терновником.
   Обычно летом весь берег оглашался счастливым, безудержно-восторженным гомоном шумной и пестрой толпы отдыхающих, сливавшимся с шумом прибоя и с таким же радостным гомоном чаек, перекрывавших порой своими пронзительными криками отдаленные голоса диспетчерских служб в порту.
   И только гудки пароходов, особенно явственные в туманную пору, могли тогда пробиться сквозь этот общий гвалт.
   Но в тот далекий день шум дождя поглотил на время все другие звуки моря.
  
   Я шагнула под карниз чайной.
   Волосы мои беспорядочно сбились и превратились в тугие и длинные нити, с которых стекали за ворот платья теплые дождевые струйки. Белое ситцевое платье было насквозь мокрым и прилипало к телу. Сквозь серую ливневую стену было видно, как мимо текли, размывая глину и углубляя расщелину в обрыве, потоки дождевой воды вниз, к морю. А в обратном направлении мелькали, разбивая пузыри в лужах, грязные голые пятки, большие и маленькие.
   Рядом со мной, вдоль старой облупленной стены, жались друг к другу мокрыми воробьями стайки малышей и подростков.
   Вдруг неожиданно, неправдоподобно близко, как удар молнии! - быстрый, пронзительный взгляд печальных серых глаз, любимое лицо, влажные темные волосы на загоревшем лбу.
   Я замерла.
   Какое-то время, которое длилось, казалось, целую вечность, мы стояли рядом, мокрые от дождя, загорелые, сияющие блеском сливающихся с морем синих глаз, счастливые летом и этой нечаянной встречей, начавшейся юностью, испытанием первой любви.
   Потом вместе вбежали в теплый июльский дождь.
   Весна 1994 г.
   Одесса.
  

***

   "Нечаянная радость"
   "Если встретимся в раю, в саду
   На какой-нибудь дорожке,
   Поклонюсь тебе я в ножки
   За любовь мою".
   Ив. Бунин
   Они встретились на лесной дороге, в подмосковном лагере, куда обычно в начале осени съезжались на полевые работы студенты.
   Лагерь размещался в лесу, недалеко от железнодорожной платформы.
   Вокруг плотной стеной стоял сосновый бор. А впереди, из ворот лагеря, дорога через железнодорожную насыпь вела прямо в поле.
   Погода в ту пору стояла ясная, солнечная - только-только вступало в свои права бабье лето.
   Когда однажды, возвращаясь на склоне дня вместе со всеми с поля, она увидела на дороге его далекий силуэт, - случилось непредвиденное.
   Они еще не были знакомы, хотя и учились вместе в одном институте, на одном и том же факультете, с той только разницей, что он уже заканчивал учебу, а она еще только начинала.
   Она видела его мельком на факультете среди других студентов, не придав, конечно, этому никакого значения.
   Но, когда здесь, в лагере, в связи с его приездом, впервые прозвучало его имя, - почему-то сразу вспомнила его образ, мгновенно догадавшись, о ком идет речь.
   И вот теперь, когда он шел ей навстречу, приветливо улыбаясь, по уже знакомой лесной дороге лагеря, - она неожиданно для себя самой вдруг бросилась к нему навстречу с такой необыкновенной легкостью, с такой искренней и восторженной радостью, словно все время здесь только и делала, что ждала его появления на этой самой дороге, и словно от этого его появления зависело все ее счастье.
   Он, в свою очередь, почему-то тоже очень обрадовался и даже слегка изумился ее нечаянному порыву, неожиданно поцеловал ее в разгоряченное лицо, и уже не оставлял ее без внимания во весь вечер.
   Не оставлял и потом.
   И все не сводил с нее своих блестящих черных глаз, всегда таивших в себе какую-то глубокую, невыразимую печаль.
   Словом, они встретились так, словно знали друг друга всегда, всю свою жизнь.
   Пять лет их счастливого знакомства пронеслись как один день. Они оба испытывали тайное восхищение друг другом, хотя никогда не говорили об этом вслух. Между ними никогда не было, присущих влюбленным, объяснений и признаний. У них для этого было слишком мало времени, да это было и не нужно. Их кратковременные, мгновенные и, как будто, случайные встречи были наполнены счастьем той редкой интимной близости, при которой слова не нужны и над которой не властны ни время, ни пространство.
   Казалось, их встреча могла произойти в любой точке земного шара, в любое время и в любом возрасте. И, наверное, произошло бы все то же самое, с той же легкостью и праздничностью, с какой только и возможно чудо любви.
   И все же все случилось так, как случилось, - в свое определенное время, в определенном месте, при определенных обстоятельствах. И имело свои конкретные сроки.
   И эта связь, казавшаяся обоим счастливой случайностью, неожиданно выявила однажды свою святую закономерность, осветив внутренним светом тайну их земной встречи, став поворотным моментом в судьбе обоих, и обозначив для каждого из них выбор собственного пути.
   Июль 1994 г.
   Одесса.
  

***

   Иногда мне кажется, что я прожила несколько жизней. Иногда, - что одну, но очень длинную. Столько в ней было всего: и хорошего, и плохого, и смешного, и трагического.
   Столько разных событий и историй, что ни в каком дневнике не хватит места, чтобы рассказать обо всем.
   Я могла бы сказать словами моей любимой Эдит Пиаф: "Все, чего я хочу, - чтобы прочитавший эту исповедь, которая, быть может, будет последней моей исповедью, прежде, чем закрыть ее, сказал обо мне, как о Марии Магдалине: "Ей можно многое простить, потому что она много любила".
   Но мой дневник 1991 - 1995 гг. - это не исповедь. Хотя исповедальная нота присутствует в любом лирическом рассказе.
   Мой дневник этих годов - это скорее поток сознания, желание познать себя и свое место в этой жизни, познать родных, близких, друзей, мир, природу, Бога, насколько это возможно. Это скорее вопросы, чем ответы, чувства, которые я испытывала, когда писала его, мысли, которые настигали меня с такой силой и скоростью, что я не успевала их все записывать. И, конечно, впечатления. Впечатления от жизни, от природы, от людей, с которыми сталкивала меня жизнь, от искусства и литературы. Мысли и высказывания художников, поэтов, актеров - людей, близких мне по духу, - и даже святых.
   Все то, чем жила моя душа в то время, когда я писала этот дневник.
   Может быть, самое трудное и прекрасное время в моей жизни. Во всяком случае так мне тогда казалось. Я и представить себе не могла, что впереди меня ожидало еще более тяжелое испытание.
   Спустя годы, я в момент отчаяния многое зачеркнула из того, что писала тогда. Теперь не разобрать. Но многое осталось.
   Я писала безостановочно в течение пяти лет. Писала, как жила, на одном дыхании.
   Писала на листочках. Никак не могла завести тетрадь.
   Теперь же мне хочется все переписать в тетрадь. Что-то может быть поправить, что-то дополнить.
   Поначалу я пыталась выстроить какую-то систему из своих записей. Что-то пришлось отредактировать, что-то написать заново, что-то оставить как есть, в чистом виде.
   Но дальше, я думаю, буду записывать по мере того, как листки попадаются под руку, без всякой системы.
   Впрочем, будет видно.
  

***

   "Я не жалею ни о чем"
   "Я вела ужасную жизнь, это правда. Но также - жизнь изумительную. Потому что прежде всего я любила ее - жизнь. И любила людей: моих возлюбленных, моих друзей, а также незнакомцев и незнакомок, составлявших мою публику, для которой я пела, часто превозмогая себя, для которой хотела умереть на сцене, допев свою последнюю песню...
   Я любила всех прохожих, которые узнавали и днем и ночью мою скромную фигуру, мою походку. Любила толпу, которая, я надеюсь, проводит меня в последний путь, потому что я так не люблю оставаться одна. Я боюсь одиночества, которое охватывает тебя на рассвете или с наступлением ночи, когда спрашиваешь себя, в чем же смысл жизни и зачем ты живешь...
   Все, чего я хочу, - чтобы прочитавший эту исповедь, которая, быть может, будет последней моей исповедью, прежде, чем закрыть ее, сказал обо мне, как о Марии Магдалине: "Ей можно многое простить, потому что она много любила".
   Эдит Пиаф
  

***

   Любовь...
   "1 Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я - медь звенящая или кимвал звучащий.
   2 Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви,- то я ничто.
   3 И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.
   4 Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится,
   5 не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла,
   6 не радуется неправде, а сорадуется истине;
   7 все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.
   8 Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.
   9 Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем;
   10 когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится.
   11 Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое.
   12 Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда позна'ю, подобно как я познан.
   13 А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше".

1 Кор. 13.

   Так писал на заре христианской эры в своем Первом послании к коринфянам святой апостол Павел.
   То же говорил о любви, о вечной любви, святитель Тихон Задонский (XVIII в.): "Вера и надежда, - глаголет Златоуст святый, - когда веруемая и надеемая приидут, престает: любы же тогда наипаче возгорается и бывает зельнейшая". Ныне верные веруют, надеются и любят, но в будущем веце только будут любить. Увидят бо что веруют, получат чего надеются, и для того вера и надежда престанет, но любовь во веки не престанет. Ибо Бога будут видеть во веки".
   Сам Бог - Любовь.
   Поэтому Любовь никогда не престает и не престанет.
   Все мировые катастрофы и катаклизмы: стихийные бедствия, войны, пожары, наводнения, землетрясения, - совершаются не по вине Бога, а по грехам человеческим. Бог попускает всему этому быть для того, чтобы люди опомнились и, пройдя через горнило страданий и испытаний, покаялись и очистились от своих грехов. Потому что только через покаяние, через очищение от грехов возможен путь к вечному спасению. А Господь всем и каждому желает спасения для жизни вечной, и не только каждого человека, но и целые народы ведет ко спасению своим путем.
   В этом проявляется сила Божественной любви и благодати.
   Сам Бог - Любовь.
   И как Он не имеет ни начала, ни конца, - Он сам всему начало и конец ("Аз есмь Альфа и Омега, начало и конец" - говорит Иисус Христос), то и Любовь никогда не престает.
   Как Бог бесконечен, так и Любовь бесконечна.
   И разливается она щедро и на живую природу, и на все мироздание.
   А так как человек - частица этого мироздания, дитя природы, самое совершенное Божие творение, создан по образу и подобию Божию, то и он наделен этим удивительным свойством - любить.
   Это свойство - дар Бога человеку. И как всякий Божий дар, он дается даром.
   Но пренебрегать им нельзя.
   Любовь - это труд.
   И прежде всего она предполагает способность к самопожертвованию.
   Пример такой любви показал сам Господь.
   Бог так возлюбил людей, что ради нашего спасения отдал своего единственного Сына, Иисуса Христа, на заклание.
   И сам Иисус Христос, добровольно принеся себя в жертву, как послушный Агнец Божий, пройдя через все испытания: предательство, унижения, заушения, оклеветание, побои и саму крестную смерть, - принял на себя своей добровольной жертвой все грехи мира и открыл нам через эту жертву и свое воскресение из мертвых дорогу к вечному спасению, оставив на земле одну единственную заповедь - любить.
   "Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга.
   По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою".

Иоан. 13, 34-35.

   Когда фарисеи собрались вместе и один из них, искушая Христа, спросил Его:
   "Учитель! какая наибольшая заповедь в законе?
   Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим:
   сия есть первая и наибольшая заповедь;
   вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя;
   на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки".

Мат. 22, 36-40.

   И если ветхозаветные отношения между людьми строились в основном по принципу: "око за око, и зуб за зуб", то с приходом в мир Мессии, Иисуса Христа, в Новом Завете появляется новое учение, согласно которому отношения между людьми, по примеру отношения к людям самого Спасителя, должны строиться на любви и всепрощении.
   "Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб.
   А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую".

Мат. 5, 38-39.

   Эти слова не надо понимать буквально. Подставить другую щеку злому - не значит отдать себя на съедение и растерзание злу. Нет, наоборот, со злом надо бороться. Но только со злом, которое исходит от врага рода человеческого - диавола, а не с самим человеком, через которого это зло действует. Человеку же нужно воздавать не злом за зло, а любовью. Потому что только сила любви способна разрушить темные силы зла, связывающие человека.
   Сам Иисус Христос молился за своих распинателей, обращаясь к Отцу небесному: "Отче, прости им, ибо не знают, что делают". (Лук. 23, 34.)
   "Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего.
   А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас,
   да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных.
   Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари?
   И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники?
   Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный".

Мат. 5, 43-48.

   Однажды, уже заканчивая институт и прожив немалую жизнь в театре, что составляло тогда смысл моей жизни, я вдруг пришла к выводу, что единственное, что я умею делать в этой жизни по-настоящему - это любить.
   Я сказала об этом вслух одному своему студенческому другу, на что он ответил мне: "Это главное".
   В этом не было самовозношения. Просто я абсолютно искренне поделилась с другом своим открытием.
   И теперь, спустя годы, пройдя через целый ряд жизненных испытаний, взлетов и падений, совершив целый ряд ошибок, пережив и лишения, и потери, - я могу сказать то же самое. Главное в моей жизни - Любовь. Любовь - это единственное, что остается со мной по сей день, что согревает мою душу и еще горит в моей душе и что, как мне кажется, хоть как-то оправдывает мое существование.
   Я думаю, любовь не бывает первой или последней. Любовь одна. Она или есть, или ее нет. Если она есть, то просто в разных ситуациях она проявляет себя по-разному.
   Конечно, я всегда мечтала о большой и верной любви, мечтала встретить свою единственную любовь. И всегда думала, что я буду принадлежать одному мужчине. Но жизнь моя сложилась так, что у меня было слишком много мужчин. Я не имею в виду интимные или только лишь интимные отношения. Я имею в виду все истории, которые приключались со мной. И не потому, что я к этому стремилась. Просто так сложилась моя жизнь.
   В молодости, да и в зрелом возрасте, я пользовалась большим успехом у мужчин и сама всегда больше любила и люблю мужчин. Мне с ними почему-то легче и проще. И для меня всегда были важны отношения с ними.
   Может быть поэтому среди них у меня всегда было так много не только моих возлюбленных и поклонников, но и друзей.
   Как и всякой женщине, мне нужна мужская поддержка. И, как всякая женщина, я, естественно, мечтала о личном счастье и о своей семье. Но замуж я не спешила до поры, до времени. А когда созрела для этого, то всякий раз, как только появлялась такая возможность, все фатальным образом разрушалось. Я не знаю в чем дело, почему так всегда происходило. Иногда меня предавали, иногда я сама уходила. Но факт остается фактом.
   И, несмотря на то, что у меня все-таки было два мужа и немало предложений руки и сердца, создать свою семью по-настоящему мне так и не удалось.
   Может быть потому, что глубоко в подсознании главным для меня все-таки было не замужество, а любовь.
   Конечно я хотела иметь свою семью, своих детей. Но только с любимым человеком. В идеале так и должно быть. Но это не всегда совпадает. А для меня главным все же было и остается любить и быть любимой.
   Я не сама по себе такая. Это наследственное. Сколько я знаю в своем роду примеров, когда любовь ставилась во главу угла и в семейных отношениях, и в несемейных.
   Да и родители, мама с папой, прожили свою жизнь в любви и верности друг другу и нам, своим детям и внукам. Мама, слава Богу, и сейчас жива и по-прежнему хлопочет над нами, когда есть такая возможность.
   Жизнь моя сложилась так, что в основном все испытания у меня проходили и проходят через любовь. Вся она состоит из романтических историй и приключений. Но была и настоящая любовь. Слава Богу. Да она и сейчас есть.
   Я всегда верила и сейчас верю в идеальную любовь. И всегда к ней стремилась. И в конце концов получила то, что хотела. Слава Богу. Только я никогда не думала, что это может быть так...
   Но надо не только уметь принимать любовь, надо еще уметь ее сохранить. А это не всегда бывает легко сделать.
   Я не жалуюсь, нет. Мне грех жаловаться. Я считаю себя счастливым человеком. Бог столько дал мне всего и дает сейчас, что мне просто грех жаловаться. Как я с этим поступала и поступаю, это уже другой вопрос.
   Все дело в том, как мы умеем распорядиться всем тем, что Бог нам дает. И, если случается в жизни что-то не так, как хотелось бы, то причины всех бед нужно искать только в себе, и прежде всего в себе. Я всегда следовала и сейчас следую этому правилу.
   Но я по натуре оптимистка. Я верю, что из любого тупика всегда можно найти выход, если очень захотеть.
   И как после каждого взлета, как правило, следует падение (с каждым может случиться, от падений никто не застрахован), так после каждого падения (только при условии искреннего раскаяния) неизбежно следует возрождение и новый взлет.
   Все это - школа жизни. И из всего нужно извлекать уроки.
   Поэтому, чтобы ни случилось со мной в моей жизни, я всегда говорю: "Слава Богу за все". Что касается сцены, то я должна признаться, что долгое время я болела театром и посвятила ему многие годы своей жизни. Но любовь к мужчине, к своему возлюбленному, и любовь к театру у меня не всегда совпадали. То есть не всегда дело обходилось без проблем. И мне иногда приходилось жертвовать чем-то одним ради другого: или возлюбленным ради театра, или театром ради возлюбленного. В разные периоды это происходило по-разному.
   Так однажды из-за одного своего питерского друга, точнее сказать из-за нашей с ним непростой истории (любовь закружила нас на долгие годы, мы то сходились, то расходились), я бросила свою первую театральную студию в Ленинграде, а позже, уже в Москве из-за него же, потеряла возможность подготовки в театральный ВУЗ с педагогом по актерскому мастерству. А потом все же оставила этого же друга ради московской театральной студии.
   Но, наверное, не только из-за любви к театру. Просто там начались уже другие истории, я попала на новую волну, и новая любовь постепенно вытеснила прежнюю.
   Но, когда приходит настоящая любовь, когда двое становятся одним целым, тогда уже ни о каком выборе не может быть и речи. Тогда уже не рассуждаешь. Потому что остается только это единение двух сердец, и ты идешь за любимым на край света.
   Театр... С детства я мечтала стать актрисой. Другого пути я себе не представляла.
   Первой моей любовью в искусстве, еще дошкольной, был балет.
   Потом, конечно, проявилась любовь к кино, а потом уже и к драматическому театру. И то, и другое казалось мне чудом. А игра на сцене - таинством.
   Получить актерское образование - было тогда главной целью моей жизни.
   Но иногда я всерьез подумывала о профессии врача.
   Дело в том, что в детстве я много болела - у меня был порок сердца, - и поэтому много времени проводила в больнице. Одесская областная больница была для меня тогда почти что моим вторым домом. Там у меня были друзья и подруги, как дома и в школе (я всегда быстро сходилась с незнакомыми людьми). Там у нас был постоянный учитель, с которым мы делали уроки, занимались лепкой и выжиганием по дереву, гуляли по старому больничному парку, собирая каштаны и желуди и делая из них фигурки зверей и человечков, посещали местные катакомбы. Там у меня был друг, который дразнил и обижал меня, когда мы были маленькими, а потом, когда подросли - полюбил и стал защищать. Однажды, когда я в очередной раз попала в больницу, то узнала, что он умер, у него был сахарный диабет. И это было одним из ранних потрясений в моей жизни.
   Вообще в больнице, как и в жизни, я видела много чужих страданий и может быть поэтому всегда легче переносила свои. В больнице на моих глазах умирал мальчик немногим старше меня, а мне было тогда десять лет, - я видела последние минуты его жизни.
   В больнице я дружила не только со своими сверстниками и молодыми мамами маленьких детей, но и с врачами и медсестрами. Помогала дежурным сестрам раздавать лекарства больным и разносить градусники по палатам, чем была очень горда. Не удивительно поэтому, что когда я попадала в больницу, то у меня появлялось желание быть врачом. Но как только я оказывалась на свободе, то сразу же предавалась своей главной мечте об актерской профессии, которая в конце концов и победила.
   Была, правда, еще и любовь к спорту, хотя врачи не очень-то разрешали мне им заниматься, а иногда и просто запрещали. Но думаю, что благодаря тому, что я практически всегда была в спортивной форме, - бегала, прыгала, плавала, каталась на велосипеде, играла в спортивные игры, увлекалась спортивной гимнастикой, а, будучи взрослой, каталась на коньках, - я постепенно смогла закалить свое сердце.
   Я любила гимнастику, легкую атлетику, волейбол и баскетбол, но особенно фигурное катание.
   Я не пропускала ни одной телевизионной трансляции чемпионатов по фигурному катанию и, конечно, какое-то время мечтала быть еще и фигуристкой. Но в нашем городе снег и лед - большая редкость, а закрытого ледяного стадиона тогда еще не было. А, если бы и был, то неизвестно, могли бы родители заниматься мной или нет, ведь они работали целыми днями. А бабушки и дедушки у меня уже не было. Поэтому приходилось довольствоваться ледяными лужами во дворе, на которых я выделывала различные пируэты.
   Я, конечно, любила спорт и какое-то время занималась гимнастикой в школе. И считаю, что некоторые виды спорта, такие как художественная гимнастика и фигурное катание - это не только высочайшее мастерство спортсменов, но и искусство в спорте.
   И все же меня больше тянуло к искусству в чистом виде и особенно - к драматическому искусству.
   Я любила и кино, и театр, и музыку, и живопись. Но театр затмил все, тем более, что он вбирает в себя почти все эти виды искусств.
   Сколько спектаклей было просмотрено и пережито, сколько трудов и жертв положено на алтарь театрального искусства.
   К сцене я привыкала с детства. С детства я пела в хоре, вокальном ансамбле, танцевала, занималась гимнастикой.
   А, когда после окончания школы вырвалась из дома (для этого у меня было две причины: моя первая любовь - любимый мальчик, которого его родители увезли в Ленинград и которого я мечтала там найти, и мечта стать профессиональной актрисой), то сразу же поступила в молодежный театр-студию, сначала в Ленинграде, а потом и в Москве, куда я переехала уже на постоянное место жительства.
   Днем я работала на производстве (ничего не поделаешь, такая была система, всеобщая трудовая повинность), а вечерами пропадала в театре. В Ленинграде я работала на деревообрабатывающем заводе, а в Москве - в жилищно-эксплуатационной конторе. Я не очень-то люблю вспоминать свою рабочую биографию, хотя и в ней были свои приятные моменты. Но это была жизненная необходимость. Таким образом я зарабатывала себе на жизнь и таким образом я заработала себе квартиру в Москве. Там я встретила много замечательных людей и некоторые из них остались моими лучшими друзьями на всю жизнь. Там же я встретилась со своим первым мужем, хотя наш брачный союз и был недолговременным. Но главное - это то, что, невзирая на эту вынужденную работу, у меня было время и возможность заниматься любимым делом.
   В Ленинграде у меня еще было короткое возвращение к балету. Там я поступила в одну балетную студию при каком-то доме народного творчества, куда меня охотно взяли, несмотря на мой уже взрослый возраст, потому что обнаружили балетные данные. Но я там не осталась. Ни балет, ни коньки, которым я отдавала немало времени, не могли меня отвлечь от занятий в драматических студиях.
   Что я могу сказать об этих двух театрах, которые я очень любила и в которых мне посчастливилось работать?
   Они сыграли значительную роль в моей жизни, в формировании меня как личности и как актрисы.
   Это не были профессиональные театры в привычном понимании, но и самодеятельными их не назовешь.
   Это были два молодежных театра-студии со своим студийным духом творчества и своими внутренними студийными законами существования, созданные по образцу классических театральных студий. Творческие мастерские, пусть любительские, но созданные и взлелеянные профессиональными людьми.
  
   Руководителем и главным режиссером ленинградского театра или молодежного театра- клуба "Суббота", как он себя именовал, был, как ни парадоксально, театральный критик, известный театровед - специалист по творчеству Евгения Вахтангова, Ю.А. Смирнов-Несвицкий.
   В основу художественного принципа театра была положена импровизация - актерская и режиссерская. А благодаря ей - выход к зрителю, живое общение со зрительным залом.
   Поскольку я была очень пластичной, меня сначала взяли в группу пантомимы при театре, которую вела ведущая актриса театра "Лицедеи", первая жена В.Полунина, Галина. А потом постепенно стали вводить в спектакли театра, пока я не перешла в него окончательно. И так как мы обслуживали себя сами, то я отвечала за реквизит в некоторых спектаклях.
   Наряду с репетициями и выступлениями проходил учебный процесс.
   Актерское мастерство нам преподавал тогда еще молодой, начинающий, а ныне известный и маститый режиссер Кама Гинкас.
   Занятия по сценической речи и сценическому движению проходили в стенах ЛГИТМИКа с преподавателями этого института, что нас, конечно, очень окрыляло и вдохновляло.
   Еще мы занимались танцами и пантомимой.
   И хотя я играла небольшие роли в спектаклях театра, годы, проведенные на его сцене, не прошли для меня даром.
   Благодаря этому театру, да еще любви, уже взрослой, которая приключилась тогда со мной, а именно - встрече с одним моим питерским другом, о котором я уже упоминала (свою первую любовь я так и не нашла, а точнее не стала искать) и его влиянию на меня, я обрела внутреннюю свободу - сценическую и человеческую.
  
   Московский театр-студия - это особая страница в моей жизни.
   Здесь ко мне пришел успех. Здесь моя творческая и личная судьба переплелись, слились воедино.
   Руководитель театра и он же главный режиссер, стал моим вторым мужем, - гражданским мужем, как теперь принято говорить.
   Он не выполнил своих обещаний передо мной и потому остался только гражданским мужем.
   Но мне это было неважно. То есть неважно не то, что он не выполнил обещаний, а то, что мы были не расписаны.
   Хотя я и состояла со своим первым мужем в законном браке, относилась к этому безразлично. Регистрация брака для меня не имела большого значения. С некоторых пор для меня имело значение только венчание.
   Впрочем, именно это и было мне обещано моим возлюбленным режиссером. И еще многое другое. Но что случилось, то случилось.
   Он был для меня не только моим возлюбленным, но, и не смотря ни на что, был, как мне казалось, моим мужем и моим учителем.
   Он довольно долго ухаживал за мной и долго добивался моей взаимности. Но добившись своего, мог уже рассчитывать на мою преданность. Если я влюблялась, а влюблялась я постоянно, то отдавалась чувству целиком.
   Любовь поглощала все мое существование. Так повторялось от одной встречи к другой. Я увлекалась, разочаровывалась, увлекалась снова. И всякий раз мне казалось, что это навсегда, на всю жизнь. Но истории заканчивались, чувства остывали и вспыхивали с новой силой, а я все ждала встречи со своей единственной любовью, со своей второй половинкой и всегда верила и надеялась на встречу со своей судьбой.
   Дела мои в студии складывались по-разному. Я играла и репетировала главные роли в спектаклях театра, у меня было много друзей и поклонников и, несмотря ни на что, была своя семья. Но об этом знала только я и самые близкие люди. Со стороны все выглядело иначе.
   Я находилась в неопределенном положении непонятно какой подруги главного режиссера - не то жены, не то любовницы.
   Не могу сказать, чтобы такое положение меня устраивало. Оно делало меня мишенью для сплетен, с одной стороны, и служило поводом для глупой зависти, - с другой.
   Я невольно оказывалась в центре интриг.
   Как известно, в театре это нередкое явление.
   Мне не было никакого дела до общественного мнения, но оно, к сожалению, влияло на поведение моего мужа.
   Он не делал ничего для того, чтобы защитить и оградить меня от сплетен.
   Он очень талантливый человек и у него много достоинств. Но он часто предавал меня и сам давал повод для новых сплетен и еще обвинял меня в том, что будто бы я сама их собирала. Но, когда я, отчаявшись, уходила от него, то делал все, чтобы вернуть меня обратно.
   Меня спасало только любимое дело, поддержка родных и друзей и, конечно, любовь. А она была. И невзирая на все перипетии судьбы, друзья в театре нас называли Мастером и Маргаритой.
   В один и тот же год мы оба поступили в ГИТИС. Только он на режиссерский факультет, на курс Л.Е.Хейфеца и М.О.Кнебель, а я - на театроведческий факультет, на курс А.Г.Образацовой.
   Для него - это был второй институт после Московского института культуры, для меня - первый. (Хотя я в свое время и поступила в Ленинградский институт культуры, но учиться не стала).
   Постепенно я увлеклась театроведением, но мечты о сцене оставила не сразу. Еще долго я бредила сценой.
   И хотя я уже давно не думаю об этом, мне кажется, что актерская жилка во мне все же осталась до сих пор и до сих пор мне сняться сны, в которых я играю в театре и снимаюсь в кино.
   Наш театр назывался "Театр-студия эксцентрического актера "Мастерская", что говорило само за себя и, конечно, определяло принцип нашего творчества.
   В репертуаре театра были спектакли по пьесам Л.Петрушевской "Любовь", "Чинзано" и "Песни ХХ века", пьесе О.Михайловой "Безоблачное небо" о гражданской войне в Испании, два спектакля под названием "Прелюдия I" и "Прелюдия II", составленные из этюдов по актерскому мастерству. Шли репетиции спектакля по пьесе А.В.Сухово-Кобылина "Смерть Тарелкина" и велись переговоры о постановках "Дяди Вани" А.П.Чехова и "Мастера и Маргариты" М.А.Булгакова, где я должна была играть соответственно Елену Андреевну и Маргариту. Готовились к постановке другие спектакли других режиссеров. Само собой проводились занятия по актерскому мастерству, сценической речи и сценическому движению.
   Одним словом, работа шла полным ходом и жизнь шла своим чередом.
  
   Учеба в ГИТИСе дала возможность прикоснуться к профессиональному театру.
   Я училась на курсе доктора искусствоведения, профессора Анны Георгиевны Образцовой, тогда заведующей кафедрой зарубежного театра, специалиста по английскому театру - творчеству двух его классиков: великого английского драматурга Бернарда Шоу и великого актера английской сцены - Гордона Крэга. Куратором нашего курса была очень талантливый театровед и специалист по французскому театру, кандидат искусствоведения, Баженова Людмила Ефимовна.
   Не все меня устраивало в системе нашего высшего образования. Я терпеть не могла общественные науки, этот бич советского образования. Мне не хватало индивидуальных занятий по специальности, некоторых теоретических основ, касающихся профессии. Что-то приходилось постигать самостоятельно.
   Но, в целом, я, конечно, была безумно счастлива, что учусь в этом институте.
   Педагоги были замечательные - профессора, специалисты по истории русского, советского и зарубежного театров, теории драмы, литературе, истории, философии, истории музыки и кино, истории изобразительного искусства и др. предметам, среди которых известнейший шекспировед, тогда кандидат искусствоведения, А.В.Бартошевич, крупнейший специалист по испанскому театру, кандидат искусствоведения В.Ю.Силюнас, специалист по русскому театру И.Б.Ростоцкий, известный театральный критик Б.Н.Любимов, крупнейший филолог, специалист по древнерусской литературе М.Я.Поляков и многие другие специалисты. Теперь некоторые из них получили докторские звания, все стали профессорами и по-прежнему преподают в этом институте или, как он теперь называется, Российской Академии театрального искусства (РАТИ).
   Мы, как могли, участвовали в театральной жизни страны: само собой смотрели множество спектаклей, премьер, проходили практику в театральных редакциях и театрах Москвы, совершали поездки к театральным подмосткам других городов, принимали участие в общесоюзных и международных театральных фестивалях и творческих встречах.
   Я проходила практику в редакции журнала "Театр" вместе со своими друзьями-однокурсниками, во МХАТе, в театре Моссовета, в театре на Таганке, в бытность там Анатолия Эфроса главным режиссером.
   А.В.Эфрос - мой самый любимый российский театральный режиссер. Я его считаю величайшим режиссером нашего времени.
   Это был гениальный художник, который мыслил и оперировал категориями вечности. Именно этим гений отличается от таланта.
   При всем многообразии великолепных театральных российских режиссеров, в какой-то мере он так и остался недосягаемым.
   Для меня Анатолий Эфрос в театре - то же, что Андрей Тарковский в кино.
   Это те вершины, по которым измеряется нравственный и духовный потенциал нашего общества.
   Не берусь судить, зачем и почему он решил возглавить Таганку, но, думаю, что это событие ускорило его уход из этой жизни.
   Театр на Таганке - это абсолютно другая эстетика, другая поэтика и другой способ существования актеров на сцене, чем в театре А.Эфроса.
   Театр на Таганке - это театр с ярко выраженной гражданской позицией, театр открытый, публицистичный, начинал, как площадной.
   Театр А.Эфроса - это театр утонченного лиризма, метафоричности, игры полутонов, глубокой философии жизни и открытого космоса.
   Не так-то просто актерам Таганки было подчиниться новым художественным принципам и не так-то просто новому художественному руководителю было, учитывая традиции старой Таганки, строить новый театр, новую Таганку.
   Но дело, конечно не только в этом. Ведь была же уже осуществлена постановка А.Эфроса чеховского "Вишневого сада" на сцене этого театра с его актерами, которая имела огромный успех у зрителей, хотя и не нравилась главному режиссеру театра Ю.Любимову. Но факт остается фактом.
   Все дело в том, что после отлучения Ю.П.Любимова от руководства театром на Таганке и лишения его советского гражданства высшими органами власти, приход А.В.Эфроса на должность главного режиссера этого театра воспринимался многими актерами театра как предательство первого, друга и соратника второго. Не все актеры стали работать с Эфросом.
   Об этом уже не раз говорилось, нет смысла повторять все заново.
   Наверное никто не знает точно, что руководило Анатолием Васильевичем в принятии такого решения, может быть желание поддержать осиротевший театр, может быть еще что-то. Но этот, я уверена, искренний порыв к подобному эксперименту привел его, к сожалению, в конце концов к трагическому финалу.
   Я стенографировала репетиции А.Эфроса по пьесе Т.Уильямса "Прекрасное воскресенье для пикника" с актрисами А.Вертинской, О.Яковлевой, А.Демидовой и З.Славиной, присутствовала на репетициях спектакля "Серсо" по пьесе В.Славкина в постановке А.Васильева с актерами Н.Андрейченко, А.Петренко, Л.Поляковой, Ю.Гребенщиковым в театре на Таганке (тогда А.Эфрос и А.Васильев много сотрудничали вместе и вместе вели актерско-режиссерский курс в ГИТИСе), на репетициях спектаклей в театре Моссовета с Сергеем Юрским, Н.Теняковой и другими актерами, на творческих встречах с тем же А.Эфросом и Н.Михалковым, брала интервью у режиссера Леонида Хейфеца и ведущей актрисы ленинградского Малого драматического театра Т.Шестаковой, ездила с курсом в творческие командировки в Ленинград и Ереван, с подругой-однокурсницей в творческую командировку в Кемерово, с другом-однокурсником на фестиваль пантомимы в Одессу, работала на международном театральном фестивале в Москве и многое-многое другое.
   В институте у меня была настоящая творческая удача: попытка научной работы - реконструкции спектакля испанского барокко, премьеры драмы Педро Кальдерона "Поклонение Кресту".
   Из студии я ушла. С мужем мы расстались. Но расстались наполовину.
   Пять лет мы прожили вместе одной семьей и еще пять лет встречались, несмотря на то, что у меня была своя жизнь, у него - своя. Кажется, мы не могли оторваться друг от друга.
   Друзья и подруги меня не понимали, тем более, что он продолжал предавать меня. Он женился на другой, но продолжал преследовать меня, искал со мной встреч. Ходил ко мне тайно, тайком, что было, конечно, очень унизительно для меня после того, что он мне обещал и что мне пришлось с ним пережить. В этих условиях я и написала свою самую удачную курсовую. Просто я с головой ушла в работу, что меня и спасло в какой-то мере. Что делать, я ничего не могла с собой поделать, пока спустя десять лет после нашего знакомства не почувствовала однажды внутреннюю свободу. Я поняла, что наши отношения закончились и что больше мы никогда не увидимся. Я освободилась от него окончательно. Освободилась внутренне раз и навсегда.
  

Разрыв

   1
   Не недели, не месяцы - годы
   Расставались. И вот наконец
   Холодок настоящей свободы
   И седой над висками венец.
   Больше нет ни измен, ни предательств,
   И до света не слушаешь ты,
   Как струится поток доказательств
   Несравненной моей правоты.
  
   2
   И, как всегда бывает в дни разрыва,
   К нам постучался призрак первых дней,
   И ворвалась серебряная ива
   Седым великолепием ветвей.
   Нам, исступленным, горьким и надменным,
   Не смеющим глаза поднять с земли,
   Запела птица голосом блаженным
   О том, как мы друг друга берегли.
  
   3. Последний тост
   Я пью за разоренный дом,
   За злую жизнь мою,
   За одиночество вдвоем,
   И за тебя я пью, -
   За ложь меня предавших губ,
   За мертвый холод глаз,
   За то, что мир жесток и груб,
   За то, что Бог не спас.
   А.Ахматова
  

***

  
   Когда я училась на последнем курсе института, в Москве проходил международный театральный фестиваль. Во время работы на фестивале я познакомилась с новым другом со сказочным именем Кай. Он приехал с немецким театром из Гамбурга.
   Кай, милый Кай.
   Высокий, стройный, волосы светло-русые, глаза серые, добрые. Я не сразу обратила на него внимание. Он же с первого момента нашего знакомства не покидал меня ни на минуту. Но очень скоро меня подкупили его искренность, открытость, доброта, внутреннее благородство и то неподдельное чувство ко мне, которое он буквально излучал всем своим видом.
   По вечерам, после спектаклей, мы встречались в Доме Актера, в ресторане. Днем я училась и работала на фестивале. А перед его отъездом мы гуляли по Москве, заходили в кафе, в ресторан гостиницы "Москва". На старом Арбате остановились возле ювелирного магазина. Он хотел подарить мне колечко на память, но я почему-то смутилась и он сделал мне другой подарок.
   Мы радовались нашей встрече, как дети. А когда расстались, меня, наконец, пронзило. Я вдруг поняла, что испытываю к нему глубокое чувство. Я недолго думала. Решение созрело очень быстро - я помчалась за ним в Питер, куда он уехал со своим театром на гастроли.
   Встретились мы там на улице: на углу Невского проспекта и Александровского садика возле Александринки, в которой разместился его театр на время гастролей.
   Была зима. Падал пушистый белый снег. На мне была большая, довольно тяжелая, светлая шуба.
   Но он подхватил меня на руки вместе с этой шубой и долго так не выпускал.
   Вечер и ночь до утра мы провели вместе у моей питерской подруги дома, в ее семье. Днем он улетел в Германию. Там его ждала его семья.
   В своем единственном письме ко мне, которое Кай отправил перед своим отъездом в Питер, а я получила его уже после своего возвращения оттуда, он мне писал:
   "Здравствуй, моя маленькая подружка.
   К сожалению я не могу так быстро пользоваться немецко-русским словарем и попросил перевести письмо нашего переводчика.
   Я не знаю с чего и начать, но все же попробую.
   В моей жизни не было такого, чтобы кто-нибудь за короткое время растревожил меня так сильно, как ты. Несмотря все же на комическое положение в понимании друг друга, в твоих взглядах я уловил чувство приближения друг к другу, которое я принял всерьез, и я не могу все это выразить в словах. Я должен молчать. Я думаю, я должен признаться, что ты мне нравишься, хотя я не имею на это права. Ты не должна понять это превратно. Я должен кое-что осмыслить.
   Но это, я думаю, не нужно тебе объяснять, так как ты понимаешь это также, как я. Во мне борются две стороны чувства против понятий и это уже немало.
   Моя подружка маленькая, я не могу себе представить, я тебя больше не увижу.
   О, мой Бог!!!
   Не сердись на меня, что я тебе не позвонил и не сообщил, где сейчас нахожусь, так как я думаю, ты приехала бы ко мне в Ленинград. Ты, кажется, собиралась приехать, не правда ли? Поверь, как мне было трудно на это решиться.
   Если бы ты приехала, наши отношения стали бы еще крепче. Я уверен, они стали бы более интимны, но это нехорошо для нас обоих, так как и затем снова разлука.
   Разлуку я уже один раз пережил, поверь мне, пожалуйста.
   Были прекрасны те часы, проведенные с тобой.
   Елена! В Гамбурге я надеюсь получить фотографии, снятые в Доме Актера, напишу письмо вместе с фотографиями.
   Я очень сожалею, но у меня в Ленинграде много работы, после спектакля очень мало времени свободного. Не грусти поэтому.
   Привет твоей сестре, пусть все будет хорошо у вас. Елена, будь здорова и прежде всего будь такой, какая ты есть.
   P.S. Мое сердце принадлежит тебе.
   Я буду рад получить ответ от тебя и лучше по-французски.
   Я целую тебя.
   Твой Кай."
  

***

   Ариус
   Молодой литовец, высокий, стройный, с гибким станом.
   Мелкие черты лица, - но приятный прибалтийский акцент.
   Честолюбив, - но очень нежен.
   Познакомились в поезде.
   Ехали в одном купе.
   Ночь провели в разговорах о смысле жизни, в бесконечных поцелуях и взаимных признаниях.
   Он сказал мне:
   _Ты похожа на мадонну.
   И еще сказал:
   _Я вылечу тебя от всех твоих страданий.
   _Откуда ты знаешь, что я страдала? - удивилась я.
   _Я все про тебя знаю.
   Утром мы расстались.
   Он вышел в Киеве. Я поехала дальше на юг.
   Он несколько раз просил мой адрес, но я почему-то дала только телефон.
   Больше я его никогда не видела

1992 г.

***

  
  
   Витя
   Очень хороший парень. Школьный друг. Учились вместе в одесской городской школе в старших классах (9-10 кл.)
   Одноклассник моей старшей двоюродной сестры Людмилы.
   Познакомились у нее на ее дне рождения.
   Некоторое время встречались.
   Потом я проводила его в армию.
   А когда осталась одна, наедине со своими чувствами, поняла, что первая любовь сильнее.
   И как позже Виктор жаловался моей сестре, написала ему в армию:
   "Одна снежинка еще не снег,
   Одна дождинка еще не дождь"
   После чего уехала в Питер искать свою первую любовь.
   После армии Виктор меня разыскивал, сначала в Питере, потом в Москве. Разыскал, сделал предложение, я отказала.
   Тогда он женился на моей соседке, поселившись рядом с моим домом в Одессе, как укор совести. А может быть, так совпало, не знаю.

***

   Кешка
   Тот самый питерский друг...
   С Кешкой мы познакомились в Питере, в общежитии, куда он пришел однажды со своим другом к нам с моей подругой Любой в гости специально для того, чтобы познакомиться со мной.
   Как-то, когда мы уже начали с ним встречаться, я выбежала к нему с крыльца общежития навстречу с такой искренней радостью, что он, как объяснял позднее, не мог не влюбиться.
   Кешка помог мне раскрепоститься, обрести внутреннюю свободу, почувствовать себя настоящей женщиной, девушкой, всегда любимой и всегда желанной.
   И несмотря на все это, я сбежала от него в Москву буквально из-под венца (накануне отъезда он выбил из меня согласие стать его женой), ничего не сказав ему и ничего не объяснив. Решила наказать его за один его проступок.
   Позднее, я, конечно, поняла на всю жизнь, что такие вещи нельзя делать ни в коем случае.
   Тем более, что я его любила.
   Я любила не только Кешку, но и его родителей. Они были людьми простыми, но внутренне интеллигентными. И любовь это была взаимной. Они тоже меня любили. И, как позднее рассказывал Кешка, когда я так внезапно уехала, кажется не столько переживали о том, что я причинила боль их родному сыну, сколько о том, что я уехала с высокой температурой.
   И все же Кешка разыскал меня в Москве.
   Как-то вечером я услышала шум колес машины за окном. Потом остановка. Потом шаги на лестнице, звонок в дверь. Я открываю и вижу: стоит участковый под козырек, а из-за его спины выглядывает знакомое радостное лицо.
   Мы провели вместе несколько замечательных счастливых дней в Москве. Гуляли вместе по городу, строили планы на будущее.
   Однажды так гуляя, мы купили в ГУМе алюминиевый тазик мне для стирки (надо же было как-то обустраиваться). И когда возвращались с этой покупкой домой через Тверской бульвар, Кешка вдруг плюхнулся в снег передо мной на колени на центральной аллее бульвара. Он опять просил меня стать его женой.
   Падал белый пушистый снег, Кешка стоял на коленях, рядом таз.
   Какой-то мужчина, проходя мимо, заметил: "Потрясающая картина".
   Потом с Центрального телеграфа мы звонили моим родителям в Одессу. Он и у них просил моей руки.
   Как-то так сложилось, что на Тверском бульваре мне было сделано три предложения руки и сердца.
   Одно из них я все же приняла.

***

   Санёк
   Один из моих первых московских поклонников. По натуре - авантюрист. Но добрый. С ним у меня было немало приключений.
   Встречались с ним еще до второй московской студии.
   Гуляли вместе по городу, по Патриаршим Прудам.
   На одном из высотных домов на Тверском бульваре сидели на крыше (в те времена можно было свободно забраться на крышу) и смотрели сверху на город, на Кремль.
   Саша тоже делал мне предложение на Тверском бульваре. Но я не решилась его принять, хотя он мне очень нравился и был мне близким человеком. Это было второе предложение, сделанное на Тверском.
   Третье сделал мой второй муж. Мы с ним долго сидели на скамейке тихим летним вечером и обсуждали подробности нашей совместной семейной жизни с нашими будущими детьми и с нашим театром.

***

   Андрей
   С Андреем мы встречались между моим первым и вторым мужем.
   Он был одним из ведущих актеров нашей московской студии. Высокий, стройный, красивый. Очень пластичный.
   Особенностью его пластики были его выразительные руки. Иногда руками, жестом он мог сказать больше, чем словами.
   Мы встречались у меня дома и в студии. Но больше всего я любила бегать к нему на свидания в театр на Малой Бронной, где он работал по трудовой книжке пожарным.
   С одной стороны можно было уединиться в его комнате для поцелуев. С другой - посмотреть спектакли театра.
   Его комната находилась наверху под крышей здания театра, где были установлены колосники для освещения сцены.
   Оттуда, сверху, мы и смотрели спектакли.
   Больше всего мне запомнился просмотр спектакля А.Эфроса "Месяц в деревне" по Тургеневу.
   Я к тому времени пересмотрела весь репертуар театра на Малой Бронной, а спектакли А.Эфроса по нескольку раз. Но смотреть спектакль сверху - это особенное ощущение, тем более рядом с любимым, каким был тогда для меня Андрей.

***

   А эта история произошла много лет тому назад, когда мне только что исполнилось двадцать лет, а может чуть больше.
   Дело было летом.
   Мы ехали поездом "Одесса - Москва". Я и моя двоюродная сестра Людмила, которая тогда жила, да и теперь живет в Одессе, и с которой мы вместе росли и вместе почти одновременно (с разницей в один год) заканчивали одну и ту же одесскую школу, тоже имевшую свою продолжительную историю в моей жизни.
   Я в то время уже жила в Москве и возвращалась в Первопрестольную из очередного отпуска, который, конечно, проводила дома в Одессе, со своими родными и друзьями.
   Москва еще только становилась моим вторым домом.
   А Людмила ехала ко мне в гости, впервые знакомиться со столицей.
   Когда мы садились в поезд, к нам навстречу из вагона на перрон вышел высокий, красивый юноша. У него были ясные серо-голубые глаза, ровный правильной формы нос, красивой четкой формы губы и вьющиеся светло-русые волосы.
   Он посмотрел на меня с улыбкой, глаза наши встретились и я сразу поняла и почувствовала, что что-то должно произойти.
   Дорога оказалась довольно бойкой и веселой. С нами в купе нашего плацкартного вагона ехала шумная компания курсантов одесского мореходного училища. Ехали с гитарой, с песнями, как положено.
   Мы с сестрой, конечно, сразу оказались в центре их внимания.
   С одним из них Людмила завязала оживленное знакомство. А другой тщетно пытался добиться моего взаимного интереса и расположения. Я никак на него не реагировала, даже нервничала из-за его настойчивых ухаживаний за мной и это его очень злило.
   Мое внимание привлекал тот юноша, с которым мы встретились на ступеньках вагона.
   Он сидел на несколько купе дальше, на противоположной стороне и тоже все время наблюдал за мной и за нашей шумной компанией.
   Весь день пути мы с ним переглядывались, а вечером случилось непредвиденное.
   Оживленная жизнь вагона к вечеру постепенно стихала, все готовились ко сну. Я тоже легла.
   Вдруг в наше купе неожиданно быстро вошел мой таинственный незнакомец и присел ко мне на край постели.
   _Я сейчас выхожу, - сказал он тихо.
   _Как выходишь? - вскочила я с подушки.
   _Так выхожу. Пойдешь со мной?
   _Пойду, - ответила я.
   Он наклонился ко мне и неожиданно мы поцеловались. Так, словно мы были давно знакомы и словно были очень близкими людьми.
   _Завтра пойдем в ЗАГС и распишемся, - говорил он, улыбаясь.
   _Пойдем, - ответила я.
   Мы сидели в полутемном вагоне, долго целовались и тихо разговаривали.
   _Больше мы с тобой никогда не будем расставаться.
   _Никогда.
   Я не знаю, что могло бы произойти, если бы мы были одни. Но мы были не одни.
   Курсанты притихли. Сестра потеряла дар речи. А когда пришла в себя, то вместе со своим кавалером начали выяснять у моего нового друга, кто он, откуда и куда едет.
   Он им нехотя что-то отвечал, показывал свой студенческий билет, не выпуская моей руки из своих рук.
   Как выяснилось, ему было девятнадцать лет, он был студентом Одесского Водного института и ехал в гости к своей бабушке.
   Поезд остановился. Это была его станция. Ему нужно было выходить.
   _Пойдем, - повторил он настойчиво.
   _Я не могу, я еду не одна, мне надо на работу, - вдруг очнувшись, залепетала я в ответ.
   _Я пошел? - тихо проговорил он и продолжал сидеть, держа меня за руку.
   _Да, - ответила я, - иди. - И тоже держала его руку.
   _Я найду тебя. Я обязательно тебя найду.
   _Да, найдешь. Иди.
   _Я пошел. - И все продолжал сидеть.
   _Иди.
   В последнюю минуту он выскочил из вагона. А я тихо опустилась на подушку.
   Я не могла ни говорить ни с кем, ни видеть никого.
   И тут только до меня дошло, что я не оставила ему своих координат.
   Наверное, мы были так счастливы и так потрясены нашей встречей, что, кажется, совсем потеряли голову и даже забыли или просто не догадались обменяться адресами и телефонами.
   А поезд набирал скорость и продолжал свой путь дальше, на Москву.

01.07.07 г. Москва

***

   Я не могу рассказать в одной книге обо всех моих возлюбленных и друзьях. Друзьях, которых я очень люблю и с которыми меня связывают долгие годы дружбы, несмотря на то, что со многими из них контакты стали более редкими в силу их или моей занятости или каких-либо жизненных обстоятельств.
   О друзьях, которым я очень благодарна за взаимную любовь, участие и поддержку в разные периоды моей жизни.
   Скажу лишь о некоторых из них.
   Конечно, самые давние друзья - это школьные или дошкольные. Потом были студийные друзья и подруги. Больше всего друзей было в студенческие годы. Были друзья и по работе и просто по жизни.
   Но, если говорить о взрослой самостоятельной жизни, то, пожалуй, самая многолетняя дружба у меня сложилась с двумя моими самыми близкими по духу и по родству душ и, как выяснилось, самыми верными друзьями - Любой и Валерой.
   Так случилось, что встретились мы почти одновременно.
   Удивительна и сама история нашей встречи, и то, что мы оказались вместе рядом в одном большом городе, можно сказать, почти на одной и той же улице и в одном и том же дворе.
   С Любой мы были знакомы и дружны уже два года, прежде чем появился Валера в нашей жизни. Мы работали вместе на одном заводе и жили в одном рабочем общежитии, а впоследствии и в одной комнате в Ленинграде.
   Я все свое свободное время отдавала своему театру, а Люба занималась спортом. Она была спортсменка. Метала копье.
   Высокая, стройная, очень красивая девушка. (Что характерно, у меня все подруги красивые).
   Я уже поступила в Ленинградский институт культуры, а Люба в Ленинградский государственный университет на геофак, когда к нам в Питер приехал Валера.
   Он приехал повидаться и познакомиться именно с Любой, как подругой своего лучшего друга.
   Дело в том, что Валера учился в летном училище в Бугуруслане вместе с Любиным другом по бакинской спортивной секции, который был в Любу влюблен.
   В секции их было три школьных друга: Лешка, Павлик и Юра. И все трое были в Любу влюблены. Валера учился как раз с Юрой, или Юркой, как он его ласково называл.
   Во время одного из учебных вылетов Юра погиб. И Валера после его гибели решил проведать по возможности всех его родных и друзей.
   О Любе он был от Юры много наслышан, знал о его любви к ней и считал своим долгом во что бы то ни стало разыскать ее.
   Так он оказался в Питере.
   Там же мы все трое и встретились.
   Дело было под Новый год.
   Я в силу некоторых обстоятельств оставалась под праздник одна.
   Кешка, с которым я тогда встречалась, решил отпраздновать Новый год у своего друга в деревне. И поэтому я оказалась в новогоднюю ночь одна, а точнее в компании вместе с Любой и Валерой.
   Помню, нас кто-то пригласил, и мы ехали в гости, но заплутали и долго не могли найти нужный адрес. Когда поняли, что не поспеваем ко времени, решили встречать Новый год прямо на улице.
   Оказавшись в каком-то дворе нового питерского микрорайона, мы позвонили в первую попавшуюся квартиру на первом этаже, попросили у жильцов квартиры фужеры (что удивительно, нам не отказали), открыли шампанское и во дворе, под елкой, под бой курантов, доносившийся изо всех окон, встретили Новый год.
   Продолжение праздника было уже в общежитии, куда мы вскоре вернулись.
   Я плохо помню, как дальше развивались события. Но Валера не может забыть как я в ту ночь танцевала. Он это воспоминание несет через всю свою жизнь и постоянно мне об этом говорит.
   Я действительно любила танцевать и меня даже часто просили об этом.
   Танец был для меня освобождением.
   Но, если верить Валере, то это произвело на него такое сильное впечатление, что он с тех самых пор влюбился в меня и продолжает любить до сих пор. Я на эти его признания смотрю спокойно, потому что знаю, что у него есть любимая женщина и, кажется, не одна. Тем более, что я к нему отношусь по-дружески. Люблю его по-братски.
   После Питера наша жизнь сложилась так, что мы все втроем опять встретились уже в Москве и поселились все по соседству, в центре города, у Патриарших прудов.
   Любу я уговорила ехать со мной. Мы вместе приехали в Москву и устроились здесь на работу. Поэтому жили рядом, на соседних улицах.
   А Валера приехал по приглашению своей знакомой писательницы-журналистки Ирины Борисовны Триус, с которой он переписывался. И тоже поселился рядом, по соседству.
   В результате мы все оказались соседями. Валера с Любой на одной улице, а мы с Валерой в одном дворе.
   Летное училище Валерка бросил, точнее его отчислили за нарушение дисциплины.
   Работал он в Москве сначала в Метрострое, строил метро, потом окончил журфак Московского государственного университета (вечернее отделение). Много лет работал в Киноцентре в Музее Кино под руководством заслуженного деятеля кино, директора этого музея Наума Ихейлевича Клеймана.
   Родился Валера на Дальнем Востоке. Корни его на Урале. Но вырос он в Прибалтике, в Литве. Потому что отец у него был военным и был назначен туда по долгу службы. Валера очень любит Прибалтику, хорошо знает литовский язык, хорошо говорит по-литовски. Но главной его страстью были и остаются горы.
   Раньше он часто проводил время в горах Таджикистана. Там у него живет еще один его друг по летному училищу - Рустам, со своей семьей, женой и двумя дочерьми. Рустам все-таки стал летчиком. Там же Валера познакомился с Карлом Тимофеевичем, который жил отшельником в горах. У Карла Тимофеевича он и жил, когда ходил в горы. Помогал ему строить хижину из камней.
   На какое-то время жизнь нас троих разводила. У каждого были свои интересы в жизни и свои заботы. Потом снова свела.
   И так случилось, что в самые трудные периоды моей жизни, помимо моих родных, и Люба со своей семьей, и Валера, сначала вместе со своей возлюбленной Тоней, а потом по отдельности, оказывались рядом.
   Люба посвятила свою жизнь детям. У нее большая семья. Муж и пятеро детей. Живут они сейчас под Москвой, в Калужской области. В загородном доме, в г.Малоярославце, оборонном оплоте русских солдат в Отечественной войне 1812 года.
   Есть еще два дома в деревне. Недалеко от Оптиной пустыни.
   Там замечательные, живописные места. Заповедная зона - Угра. Лес, речка, луга, озера. На другом берегу реки - разрушенная усадьба князя Оболенского.
   Князь со своей семьей после революции эмигрировал из России за границу. Но остались построенный им стекольный завод, который функционирует и поныне, и бывшая его деревня с церковью.
   Один из потомков князя завещал похоронить его на родине. И случилось так, что он приехал погостить в родные места и здесь умер. Здесь, у церкви его и похоронили.
   Деревня разделена с усадьбой речкой Жиздрой.
   Любины два дома стоят в конце деревни на холме, несколько отрешенно.
   Место тихое, благодатное, как в скиту.
   Летом цветы благоухают, разнотравье, соловьи поют, аисты гнезда вьют, бьет ключевой родник.
   А главное, рядом одна из величайших православных святынь - Благословенная Оптина. Земля, прославленная святыми великими оптинскими старцами вместе со святым преподобным Амвросием Оптинским и пропитанная кровью трех оптинских новомученников нашего времени - иеромонаха Василия, инока Трофима и инока Ферапонта, положивших жизни свои за Христа.
   Святое место, куда ездили к старцам за ценным советом и благословением великие русские писатели Н.В. Гоголь и Ф.М. Достоевский.
   Друг и соратник Ив. Бунина и Ив. Шмелева, русский писатель-импрессионист Б.К. Зайцев оставил об Оптиной пустыни свои воспоминания.
   Валера же живет один. Хотя у него тоже есть дети. Но они живут в других семьях вместе со своими мамами.
   Мы с ним пока по-прежнему соседи, живем в одном дворе, с окнами друг напротив друга.
   Поэтому всегда, даже когда подолгу не общаемся, выглядываем из своего окна, как маяк в ночи, свет в противоположном окошке.
   Когда же нам троим выпадает возможность встретиться всем вместе, то, как правило, мы всегда вспоминаем нашу встречу в Питере во дворе под елкой с шампанским в Новый год.
   И не перестаем удивляться тому, как "пути Господни неисповедимы".
   Мы все трое, каждый своим путем пришли к вере.
   И, если раньше в наших отношениях были, может быть, какие-то разногласия и взаимные обиды, то теперь нам стало легче понимать друг друга, потому что несмотря на разность характеров и жизненных интересов, мы все же говорим на одном языке.
   А это главное.

Июль 2007 г.

Москва

***

   Хотя я в отличие от Валеры выросла на юге, но тоже очень люблю Прибалтику.
   Впервые с прибалтийскими республиками я познакомилась еще тогда, когда мы с Любой жили в Питере.
   Однажды мы с ней буквально сорвались со своих занятий и рванули в Таллинн. Получив зарплату и выйдя из заводской проходной, мы попали прямо на автовокзал, который находился рядом с нашим заводом. Я позвонила из автомата своему режиссеру и отпросилась у него с воскресной репетиции, а Люба отпросилась у своего тренера с тренировок. И мы поехали.
   Это был наш первый выезд на Запад, подаривший нам массу впечатлений, который не обошелся и без приключений.
   Немного позднее состоялись поездки и в Ригу, и в Вильнюс.
   С тех пор я бывала там неоднократно, возила туда и своих сестер, и своих подруг, как одесских, так и московских.
   А когда уже жила в Москве, главным образом в студенческие годы, то в особенно трудные и напряженные моменты своей жизни, когда мне было особенно грустно и тяжело, я бросала все свои дела, садилась в поезд и ехала в Таллинн. Или в другие две прибалтийские столицы. На выходные дни. Просто погулять, отключиться от своих проблем, придти в себя.
   Перемена обстановки, атмосфера этих старинных западных городов приводили меня в чувство, успокаивали, давали положительный заряд.
   Мне было там хорошо и уютно.
   Я любила все три прибалтийские столицы. И, если бы не Москва, я не раз подумывала о том, что могла бы там жить.
   Мне нравилось бродить по узким улочкам Риги и Таллинна, сидеть в уютных городских кафе, выбирать национальные сувениры в магазинах.
   Я всегда любила керамику, а этого там было в избытке и все это было очень красиво.
   Лучшим сувениром из Таллинна был, конечно, ликер "Вана Таллинн". А из Риги я привозила, помимо керамики, деревянные поделки, очень красивые декоративные узорные ароматизированные свечи и национальные домотканые коврики. Из Литвы - плетеные принадлежности и, конечно, янтарь, янтарные украшения.
   В Таллинне мне нравилось со смотровой площадки в верхней части города, называемой Вышгородом, смотреть на город, откуда открывалась чудесная панорама старинного города.
   Рядом со смотровой площадкой размещался исторический музей с крепостными стенами и с башней, в которой было очень уютное кафе с видом на город. Рядом - горсовет с национальным флагом и русский православный храм.
   За крепостными стенами старого города ходил городской транспорт во все отдаленные уголки Таллинна.
   В один из первых своих приездов я посетила с экскурсией эстонское кладбище, могилу Георга Отса.
   А сама я любила гулять по национальному зеленому парку Кадриорг.
   Когда я впервые там оказалась на прогулке, я вдруг ощутила знакомый и любимый с детства запах. Это был запах моря.
   Так по запаху я вышла к морю, на Балтийское побережье.
   Конечно, я уже видела Балтийское море в Питере, была на Финском заливе в Петергофе. И должна сказать, почувствовала разницу между южным и северным морем.
   Но все же море есть море.
   А в Вильнюсе меня особенно завораживала атмосфера, царившая вокруг старинного Вильнюсского университета.
   Там царил дух студенчества.
   И хотя при первом знакомстве с Москвой меня тоже захватил этот дух, но здесь, в Москве, это было по-другому. Это был русский дух, дух российского и международного студенчества. В Вильнюсе же был дух средневековья, дух западной средневековой ученой премудрости.
   А через городские ворота, ведущие в старый город, можно было зайти в стоявшую у входа часовню, где находилась икона Богородицы, которой поклонялись и православные, и католики.
   Рядом находился русский православный монастырь Святого Духа, в котором хранились мощи трех святых литовских мучеников.
   Я была тогда еще только на пути к воцерковлению и поэтому, к сожалению, не запомнила ни названия иконы, ни имена святых мучеников.
   Но благодать от святых икон и святых мощей, конечно, действовала и действует всегда.
   И на подсознательном уровне, интуитивно, я это ощущала.
   Это происходит независимо от нашего сознания.
   В институте у меня была близкая подруга - Оля Гракова. Я ее очень любила.
   Мы с ней были очень дружны, почти все свободное время проводили вместе и в институте, и дома, и у нее, и у меня, и с нашими семьями и вдвоем.
   Оля со своим мужем Юрой (он был в то время студентом режиссерского факультета на курсе Б. Голубовского) были живыми свидетелями и участниками моей семейной жизни с моим вторым мужем, нашей с ним любви, нашего расставания и моей последующей жизни со всеми ее историями на какое-то время. А я была свидетельницей и участницей их любви, их семейной жизни и их непростых отношений.
   С Олиной дочкой Катюшей у нас была любовь и взаимопонимание.
   Да и со всей остальной ее семьей: мамой, Инной Григорьевной, и папой Марком, русским эмигрантом в Америке, были хорошие теплые отношения.
   С Катюшей, с Инной Григорьевной и Юрой, мы были несколько дней на экскурсии в Каунасе. Были в музее Чурлениса. На нас с Катей его живопись произвела очень сильное впечатление. В его полотнах ощущение гармонии мира и космоса. Они не только живописны, но и музыкальны.
   С Катей мы заходили в католические храмы.
   Я люблю слушать орган, слушала орган в Рижском Домском соборе. Но благодати в католическом храме я не ощущаю. Я туда захожу как в музей.
   Но, когда я однажды попала в Ригу на католическую Пасху, это произвело на меня очень светлое впечатление. Это было очень красиво.
   Весь город был словно одет в пасхальные убранства. Цветы, цветные ленты, корзинки с подарками.
   Двери храмов были открыты. Повсюду туда-сюда сновали люди. Праздник из домов, из храмов выплескивался на улицы города и город буквально бурлил Пасхальной радостью.
   Это было тем более удивительно, что это было еще в советское время.
   В Прибалтике есть свой дух, своя атмосфера.
   Очень жаль, что наши отношения с этими государствами разрушились.
   Наши предки были умнее нас, когда заключали между собой союзные договора. Как это было между Литовским княжеством и Россией или Украиной и Россией.
   Россия была могущественной державой и многие народы, как известно, к примеру, народы Кавказа и так называемые малые народы, добровольно входили в ее состав и верой и правдой служили русскому царю.
   Я всегда переживала развал Союза. А отделение Украины от России - это моя особенная боль.
   Я думаю, что Украине и Белоруссии вообще нечего с Россией делить. Мы один народ. С Киева начиналась древняя Русь. Восточная Украина - тоже земли древней Руси. Крым отвоеван Федором Ушаковым у Турции во времена царствования Екатерины II. А Одесса и Измаил - это земли, открытые Суворовым. И принадлежавшие когда-то Российской империи. Как и некоторые земли Бессарабии.
   Но что теперь об этом говорить.
   Я очень надеюсь на то, что когда-нибудь разум возобладает над эмоциями.
   Я верю в возрождение России.
  
   Благодаря Валере мне посчастливилось побывать в небольшом латышском селении возле г.Нирзы.
   Мы были там вместе с Тоней и Рустамом с его женой и двумя дочками у Валериного друга Генки, который переехал туда со своей семьей, женой и двумя детьми, из Риги, когда началась перестройка и некоторые горожане переходили на натуральное хозяйство. Генка построил двухэтажный дом, завел свое хозяйство и когда мы приехали, строительство еще продолжалось.
   Помню, мы разгружали машину с кирпичами, и, как утверждает Валера, купались в шампанском, которое завез на фургоне какой-то Генкин друг.
   Я этого не помню.
   Я помню только как однажды, когда я была еще в студии, мы, студийцы, в основном девушки, действительно "купались" в шампанском.
   Мы тогда отмечали день рождения одного нашего актера в лесу на пленэре. Его звали Мисак. Он армянин. Тогда я уже была со своим вторым мужем и у меня была студийная подруга Люда Блинова. Мисак принес канистры с шампанским (он в дневное время работал на пивзаводе и у него была такая возможность), мы жарили на костре шашлыки и пили шампанское. Но шампанского было столько, что мы буквально им умывались и нас, девчонок, поливали им из канистр. И тогда, я помню, смеясь, говорила, что теперь я могу сказать, что в молодости купалась в шампанском.
   Где вы теперь, друзья-студийцы? Чем занимаетесь, чем живете?
   Лишь с некоторыми из них я поддерживаю отношения.
   Но ближе всех из студийных друзей мне сейчас Люда Блинова со своей семьей и Андрей Оводков.
   Нирза - небольшой латышский городок со старинной крепостью.
   С Тоней и Валерой мы втроем быстро его обошли, обследовали крепость и разорили местные магазины, накупив в городе деревянных поделок для дома и для кухни.
   А за городом - лес, озера.
   Ребята ездили на озеро. А я здесь пережила непередаваемое чувство восторга.
   Я проехала на Генкином велосипеде несколько километров от одного селения к другому по холмистым дорогам Латвии.
   И должна сказать, что на велосипеде были совсем другие ощущения, чем они были бы в машине.
   Может быть на наших необъятных российских просторах лучшее передвижение - автомобиль или запряженный лошадьми экипаж, а там, я думаю, сподручнее велосипед или бричка.
   Когда ты едешь по этим холмам через леса, через поля, мимо пастбищ и озер, и твое лицо обвевает ветер, а вокруг тебя живые пасторальные картинки, словно сошедшие с живописных полотен западноевропейских художников, и ручьи, и стоящие плотной стеной сосны, до которых на ходу можно дотронуться рукой - это совсем другие, особенные ощущения.
   Конечно, в доме, в кругу друзей, совсем другой отдых и другие впечатления, чем на экскурсии.
   Но разнообразие тоже хорошо.
  
   А позднее Валера отвез нас с Тоней в Литву, в Паневежис.
   Это тоже была незабываемая поездка, хотя и с грустным финалом.
   Грустным, потому что в конце поездки нам с Валерой пришлось выяснять отношения.
   Остановились мы в гостинице. Днем гуляли по городу, "купаясь" в снегу. Снег валил хлопьями, сугробы были с человеческий рост.
   Были в гостях в одной литовской семье. Вечером сидели в ресторане, завели новые знакомства.
   Но самое большое впечатление на нас с Тоней произвела встреча с отцом Станисловасом, монахом-францисканцем, с которым Валера был давно знаком и который был настоятелем католического храма в селении Побяржи, под Паневежисом.
   Мы были у него в храме на утренней службе и в его "имении". У него было два дома. Причем один дом был обит медью. Он сам его обивал. А в одном из залов была собрана коллекция колокольчиков, маленьких колоколов. Стена другого дома была украшена крестами.
   В Литве, как и в Испании, крест - национальное достояние, знак особого почитания и поклонения.
   В Испании кресты встречаются на дорогах, на перекрестках дорог, на возвышенностях.
   В Литве тоже есть целые поселения и собрания крестов на холмах.
   У о.Станисловаса была своя коллекция крестов, которую, как говорил Валера, ему собирали со всего мира, попросту дарили.
   О.Станисловас очень хорошо нас принял, был рад нашему приезду, проявил уважение к нашей вере, поблагодарил Валеру за то, что он нас с Тоней к нему привез и подарил нам с ней памятные подарки: двух небольших чеканных ангелов из меди и две национальные старинные литовские вышивки в рамочках.
   Мы тоже были очень благодарны ему за радушный прием. И благодарны Валере за эту поездку и за всю поездку в целом. Хотя нам в конце и пришлось выяснять отношения.
   Но со временем, с годами, я думаю, все становится на свои места.
   Но главное для меня - это все-таки то, что в Прибалтике произошла еще одна из самых знаменательных встреч в моей жизни - встреча с моим будущим духовным отцом. Но об этом позже.
   Надо сказать, что все три бывшие прибалтийские республики насколько схожи между собой, настолько и имеют свои особенности и свои едва уловимые различия.
   Просто удивительно, сколько на земле мест, уголков, просторов, открытых и закрытых пространств, где можно отдохнуть душой, насладиться природой, оценить красоту Божественного творения.
   Я помню Севастополь, белокаменный город на холмах, весь в розах. Тихие воды Днепра у подножия Владимирской горки в Киеве. Узкие западные улочки Львова с бренчащими трамваями. Древние камни и горные речки в предместьях Еревана: Гарни и Эчмиадзине. Лесные массивы и зеркальную гладь горных озер в Германии. Сказочные дубравы с прохладными ручьями и святыми источниками в Задонском лесу. Торговые ряды с огромными донскими крупными яблоками и такими же крупными донскими помидорами на холмистых улицах того же Задонска, небольшого русского провинциального городка в Липецкой области, с двумя монастырями, мужским и женским.
   Святые мощи киево-печерских старцев в древних пещерах Киево-Печерской Лавры.
   Сикстинскую мадонну в залах Дрезденской галереи, одного из крупнейших музеев мира.
   И многое-многое другое.

***В студенческие годы, как и до и после них, у меня было немало увлечений, серьезных и не очень серьезных, но была и еще одна любовь, которая растянулась на годы и которая тоже нашла свое отражение в моем дневнике, в частности, в рассказе "Нечаянная радость", стихах и других записях.

  

Молитва

   Сердце радостью пронзило, -
   Богородице, спаси!
   Грех прости. С Покровом Чистым
   Милость Сына принеси.
  

***

   Когда мы познакомились, над полем стояла Радуга.
   Радуга нас соединила с Небом. И любовь стала полетом.
   Как только мы опускаемся на землю, мы теряем друг друга и не можем найти.
   Но едва взлетев - мы уже вместе, мы - одно целое.
   Каждый раз, встретившись на земле, мы взлетаем снова.
   Невозможно охватить всего пространства любви, как невозможно измерить глубину нашего чувства.
   Любовь уносит нас так далеко, где уже никто не властен над нами, где только свет и покой.
   Мечта живет в другом измерении. Там она свободна и счастлива. Она разбивается о камни реальности.
   Здесь, на земле, душа страдает и ждет.
   1991 г.
  

***

  
   Моя душа больна тобой
   Давно "покоя сердце просит".
   И слезы тихие любви
   Осенняя гроза уносит.
   Осень 1991 г.
   Москва.
  

***

  
   Мне кажется, что наша история подошла к концу.
   Может быть это и к лучшему.
   Но я буду ждать тебя на том берегу.
   Мы встретимся с тобой на другом берегу, - новые.
   1991 г.
  

***

   Бывают времена, когда душа обнажается до предела.
  

***

  
   Я прощаю тебе всех твоих женщин, потому что они не твои.
  

***

   Ты хранишь меня от этого мира.
  

***

  
   Я жду тебя, но я не принадлежу тебе.
  

***

  
   Два уровня.
   Один нас соединяет. Другой разводит в разные стороны.
   Почему?
   Неужели один из них не может уступить место другому?
   Если им невозможно соединиться, то я предпочитаю первый.
   Потому что на этом уровне мы одно целое.
   Это правда?
   1991 г.
  

***

  
   Ты - моя боль,
   Ты - моя скорбь,
   Мой спутник в ночи.
   Ты никогда не будешь со мной, -
   Кричи - не кричи.
  
   Радость моя,
   Тайна моя,
   Ангел ночной.
   Светом зари меня не дразни.
   Заря - для другой.
  
   Осень 1991 г.
   Москва.
  

***

  
   Любимый,
   Я тебя не потревожу.
   Свет надежды - погашу.
   Под святым покровом ночи
   Эту жертву приношу.
  
   Осень 1991 г.
   Москва.
  

***

  
   Любовь. Счастье. Признание. Прощание. Начало.
   1991 г.

***

   Да, это было начало. Начало новой жизни, нового пути. Я это понимала.
   Я очень люблю театр. Настоящий театр - это праздник, порыв, вдохновение. Случается - откровение.
   Театр призван просвещать, пробуждать возвышенные чувства, воспитывать эстетический вкус. Как, конечно, и все искусство в целом.
   Но есть в театральном искусстве нечто такое, что отличает его от других видов искусств, скажем живописи, скульптуры, кино или художественной фотографии, где результатом творчества художника является произведение, запечатлевшее мгновение или сотканное из целой цепочки мгновений, которое мы можем наблюдать и переживать бесконечное количество раз, воспринимая его каждый раз по-новому, но которое все равно остается при этом одним и тем же произведением искусства.
   И если о живописи и о скульптуре можно говорить как об искусствах более пластичных и многогранных, чем чистая фиксация мгновения, то к кино и к фотографии это относится в большей степени.
   Андрей Тарковский считал, что кино фиксирует время. "Кинокадр - это фиксация времени" - говорил он. Я думаю, то же самое можно сказать и о фотографии. "А кинофильм - мозаика из времени". Этим собственно кино и дорого.
   Театр же - это всегда живой, все время изменяющийся и обновляющийся организм. В театре важна сиюминутность, неповторимость момента. Театр высвечивает мгновение, которое уже никогда и нигде не повторится в том виде, в каком оно было проявлено и воспринято в данный момент, в данном времени и в заданном пространстве. Потому что каждый новый спектакль - это уже другой спектакль, хотя и созданный по одному и тому же произведению. Это уже другой акт творчества. И прежде всего актерского творчества.
   Ведь именно актер несет в себе тот заряд творческой энергии, пусть и в рисунке заданной роли, но всякий раз по-новому, который способен пробудить в зрителе ответную реакцию на то, что происходит на сцене, будь то восторг или возмущение. Но это всегда живая реакция на живое действие.
   И все же мне пришлось оставить театр.
   Я, конечно, счастлива тем, что мне довелось в нем работать. Но судьба моя сложилась так, что я на какое-то время отошла от театра, выпала из театральной жизни.
  
   Не меньше, чем театр, я люблю кино.
   Но что касается работы в кино, то здесь мне повезло меньше, чем в театре. Точнее сказать, никак не повезло. У меня есть небольшой опыт работы статиста, что само по себе незначительно. Но я благодарна судьбе за встречу с очень интересными и талантливыми людьми: режиссерами и актерами - корифеями нашего кинематографа.
   Еще в начале своей "творческой деятельности", в далекой молодости я снялась крупным планом в эпизодах и массовых сценах в фильмах таких замечательных режиссеров, как А.Герман и С.Самсонов. У А.Германа - в фильме "20 дней без войны" по повести К.Симонова с исполнителем главной роли военкора Лопахина Ю.Никулиным на киностудии "Ленфильм", где также снимались Л.Гурченко, Л.Ахеджакова, А.Петренко и на "Мосфильме" - в картине Самсона Самсонова "Торговка и поэт" с Н.Андрейченко в главной роли.
   Была еще одна съемка на киностудии "Ленфильм" в каком-то проходном фильме, название которого я уже не помню. Помню только, что в нем говорилось о судьбе одного полярного летчика, которого играл С.Любшин, а его возлюбленную должна была играть М.Неелова.
   Во время съемок этого фильма я получила хвалебные отзывы съемочной группы. А в "20 днях без войны" Алексей Юрьевич Герман сам отобрал меня для съемок крупным планом в эпизод среди других претендентов. Но дальше этого дело не пошло. Эпизод не вошел в картину.
   А два других фильма я так и не увидела.
   Еще я получила приглашение на "Ленфильм" на съемки в фильме Ильи Авербаха "Объяснение в любви" с Юрием Богатыревым и Эвой Шикульской в главных ролях.
   Не знаю, как бы сложилась моя актерская жизнь, если бы я осталась на съемках этого фильма. Вдруг бы мне повезло и меня заметили бы. Меня охотно брали в картину, а в актерском отделе сказали, что мое лицо подходит для любой эпохи. Но я привела с собой подругу по театральной студии, у которой оказалось типичное современное лицо, из-за чего ее не взяли. И из солидарности с подругой я не стала сниматься в этом фильме, о чем потом очень жалела.
   Вообще я всегда мечтала о большой роли в кино. Мечтала о серьезной работе с Н.Михалковым. Я очень любила, да и сейчас люблю этого режиссера, любила его фильмы, его актеров, и, казалось, всю его группу. И, судя по тому, какую атмосферу он умел и, конечно, умеет до сих пор создавать в своих фильмах, я ясно представляла, какая атмосфера царила у него на съемочной площадке.
   Но этому не суждено было сбыться. Профессиональной актрисой я так и не стала. А если бы и стала, то неизвестно, попала бы к нему на съемки или нет.
   Я люблю кино и всегда мечтала сниматься в кино. Но это так и осталось моей несбыточной мечтой. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что многие несыгранные роли, о которых я мечтала, многие не воплощенные на сцене или на экране образы любимых героинь, словно вошли в плоть и кровь мою. Не говоря о внутренней связи со многими из них, мне пришлось прожить их жизни не на сцене или на экране, а в своей собственной жизни.
   Как и в других видах искусства и литературы, в кино у меня тоже есть свои любимые авторы. Это режиссеры - А.Тарковский, А.Сокуров, Ф.Феллини, И.Бергман, Л.Бунюэль. Еще я очень люблю фильмы М.Антониони, Боба Фосса, М.Формана, А.Германа и, конечно, Н.Михалкова. Мне нравятся фильмы Годара, Паоло Пазолини, Вима Вендерса, Хичкока, Отара Иоселиани, С.Параджанова, Кшиштофа Кесьлевского, все работы Э.Рязанова, созданные им в советский период, до перестройки, заканчивая "Жестоким романсом" и ранние фильмы М.Хуциева, некоторые работы Э.Климова и Л.Шепитько. С удовольствием смотрю в минуты отдыха фильмы Л.Гайдая и Г.Данелия. Такая разносторонняя палитра.
   Первым режиссером, который обратил мое внимание не только на актерские работы, но и на режиссуру, был А.Михалков-Кончаловский с его фильмом "Дворянское гнездо" по Тургеневу.
   В "Дворянском гнезде" меня (а я тогда была еще школьницей) завораживала атмосфера фильма, атмосфера любви, в которой пребывали главные герои, атмосфера старинной русской усадьбы, поражало тонкое построение психологических взаимоотношений героев, создание образов актерами.
   Все то, что позднее захватывало меня в фильмах Н.Михалкова.
   Я живо представляла себе ту атмосферу творчества, которая царила на съемочной площадке.
   А.Тарковский также говорил, что зритель воспринимает кинофильм как вторую реальность, отождествляя ее со своим собственным миром.
   Это очень точно сказано.
   В моей жизни кино, как и литература, играли исключительную роль. Многие кинофильмы для меня как для зрителя становились этапными, словно перекликаясь с тем, что происходило со мной в моей жизни.
  
   Еще одна опосредованная встреча с кино состоялась у меня уже после окончания института во время моей работы в рекламном агентстве "Мосфильм ТВ-Медиа" у друга-однокурсника, директора этой фирмы, где мне пришлось поработать с фильмотекой "Мосфильма".
   Агентство занималось тогда рекламой и кинопроизводством. Работа в нем оставила у меня самые лучшие воспоминания, как о практической деятельности, так и о людях, с которыми мне довелось там работать. Там царила особая атмосфера творчества, доверия, любви и доброжелательности. Высокий профессионализм сотрудников сочетался с духом студийного творчества, что очень мне напоминало нашу "Мастерскую". Людей разных профессий объединяло одно общее дело, которому они отдавали все свои силы. Возглавлял дело, да и сейчас возглавляет (теперь фирма выросла в солидную организацию, изменила профиль, и занимается театральной антрепризой), как я уже говорила, мой друг-однокурсник, человек очень умный, тонкий, чуткий и талантливый руководитель и организатор, одаренная творческая личность. Я его всегда высоко ценила, очень любила и люблю. И очень благодарна ему за все, что он для меня сделал.
   Но эта работа была несколько позже - в 1995-96 гг. А сразу после окончания института (1989 г.), я какое-то время работала еще по специальности на телевидении в редакции молодежных программ и на административной работе в сфере зарождавшегося тогда в стране отечественного шоу-бизнеса.
   Но вскоре все это закончилось самым неожиданным для меня образом.

***

   Осенью 1991 года я получила благословение от старца, своего будущего духовного отца, на уход в монастырь. И жизнь моя коренным образом переменилась, повернулась на 360 градусов.
   Такой поворот в судьбе только на первый взгляд может показаться неожиданным и неправдоподобным.
   На самом же деле - это был мой путь, вполне естественный и закономерный.
   К тому времени обстоятельства моей жизни сложились так, что это был для меня, если, может быть, и не единственный, то единственно верный выход. Но я об этом еще не знала и потому была ошарашена и сопротивлялась этому, как могла. Не так-то просто было расстаться со всем, что было любимо в миру, тем более, что у меня были другие планы. Я мечтала снова обрести свой дом, семью, детей. И вдруг...
   Но постепенно все становилось на свои места. Приходило осознание своего долга и своего места в этой жизни.
   Мне только что минуло 33 года. Возраст Христа. И для меня он не прошел незамеченным. Постепенно происходил перелом в моей жизни. Я все больше сосредотачивала свое внимание на внутренней ее стороне. Происходило осознание пройденного пути. Поиски смысла жизни. Я испытывала боль за все, что происходило вокруг.
   Только что закончился августовский путч 1991 года. Я не сразу поняла, что произошло. Подруга отвела меня к стенам "Белого дома". Но, когда я там оказалась и до меня дошел смысл происходящего, то осталась там уже на все последующие дни.
   Смерть молодых ребят: Дмитрия Комаря, Владимира Усова и Ильи Кричевского (чтобы там сейчас не говорили об этом, а я считаю - героическая смерть), потрясла меня до глубины души. Я в очередной раз подумала о том, что смерть, как и жизнь, должна быть достойной.
   Правда несколько позже, еще больше меня потрясла гибель И.Талькова. Когда я ближе познакомилась с его творчеством, мне сразу стало понятно, за что и почему его убили. Но это отдельная история.
   К сожалению, для многих Игорь так и остался непонятым. Но для тех, кто его хорошо знал, кто был знаком с его творчеством, он был и остается примером. Примером мужества, чести, благородства и достоинства. Люди верили ему, шли за ним. И не только молодежь, но и люди пожилого возраста. Его голос был голосом правды на фоне беззакония, творящегося вокруг, его слово было наполнено болью за родную истерзанную землю, а душа исполнена любовью к людям и верой в Высший Разум. Игорь верил в Бога и не скрывал этого. Он был православным человеком, преданным христианином, и не просто христианином, а Христовым воином. Он был истинным борцом за Правду, добро и справедливость. За что и пострадал. К сожалению, это еще не удивительно в наше время и в нашей стране.
   Я считаю, что Игорь - тоже одна из тех вершин, по которым измеряется нравственный и духовный потенциал нашего общества.
   Так совпало, что августовские события, резко изменившие политическую ситуацию в стране, произошли в тот момент, когда я переживала определенное внутреннее состояние. И они как бы наложились на это мое состояние и обострили его.
   Я не могла больше жить по-прежнему, переступая через себя. Я знала, что это такое. Один раз я уже это сделала.
   Поэтому от некоторых предложений, поступивших в то время, мне пришлось отказаться. Я ушла с работы. Надо было выбирать. Идти на сделки со своей совестью я не могла и не хотела. А если бы я оставалась на прежнем месте, то приходилось бы делать и это.
   Я сознательно отказалась от перспективы делать карьеру, предпочтя ей занятие творчеством в чистом виде. Я тогда еще не знала, что мне предстоит сделать совсем другой выбор.
   Я давно верила в Бога. Но в то время мое обращение к Богу стало более серьезным. А внутреннее состояние таким, что я начала искать уединения. Меня утомляли шумные компании, бессмысленное веселье, весь этот вздор, похожий на пир во время чумы: грандиозные шоу на фоне нищенствующего народа и политических драк, светские склоки, вся та склочная и порнографическая грязь, которая хлынула с экранов телевизоров и со страниц газет и журналов, повальные увлечения магами, экстрасенсами, лжецелителями и лжепророками в лице западных "миссионеров", бешеная гонка за деньгами, когда все на продажу - и совесть, и родина: алчность, ложь, беззаконие, царившие вокруг, массовые отъезды из страны.
   Поистине "Родина моя, ты сошла с ума" (И.Тальков).
   Победа демократических сил после путча давала надежду на изменение положения, преобразование жизни, но и она не оправдала себя до конца, улучшив в чем-то ситуацию, но не изменив ее до конца.
   Надо было что-то делать, искать какой-то выход.
   Белые церкви с золотыми куполами, эти маленькие "твердыни Вселенныя" (иеромонах Роман), как острова в океане, как белые корабли в бушующем море людской стихии, становились для многих тихим пристанищем, той отдушиной, которая согревала, укрепляла веру, давала надежду.
   Я понимала, что, если мы опять повернемся к Богу, то все изменится, как это было уже не раз в нашей русской истории. Потому что только в Боге - Свет, Правда, Истина. Бог - живой источник всей нашей жизни. Ведь весь культурный и религиозный опыт нашей многовековой истории что-то да значит. И общее состояние общества зависит от участия каждого человека в его возрождении.
   Я уже знала, что молитва к Богу - сильнейшее оружие в борьбе со злом и путь ко спасению. А послушание (конечно, послушание Богу) выше поста и молитвы.
   Постепенно благословение старца я начинала воспринимать как единственно возможную реальность, касающуюся моей дальнейшей жизни.
   Уход в монастырь давал возможность уединения, которого я искала и отрыва от суетного мира ради спасения своей души и своих близких.
   Послужить Богу и людям ради их спасения было бы для меня счастьем.
   Тем более, что истинное монашество - это бескровная жертва Богу во имя спасения не только своих близких, но и всего мира от вечной гибели.
   И постепенно я пришла к пониманию того, что это мой путь, мое призвание. Тем более, что вскоре открылась основная причина такого поворота событий в моей жизни.

***

   Одновременно с благословением на монастырь, примерно в то же самое время у меня произошло еще одно событие - произошел переворот в моей личной жизни.
   Я, наконец, встретила любовь, о которой мечтала всю свою жизнь, встретила свою вторую половинку и одиночество, которое я испытывала почти всегда, несмотря на то, что со мной всегда был рядом какой-нибудь мужчина (меня словно передавали с рук на руки), - это одиночество оставило меня. Я ясно поняла и ощутила всем своим существом, что я не одна в этом мире и, наконец, обрела внутренний покой и гармонию.
  

Моя

"Песнь Песней"

   "Мы же, милый, только души
   У предела света"
   Анна Ахматова
   Когда мы встречаемся, я теряю ощущение времени. Все словно замирает в мире. Время останавливается, пространство размыкается, и я уже не вполне понимаю, что со мной происходит. Чувствую только тихую радость, покой и гармонию. Удивительное проникновение друг в друга, счастливое слияние твоей и своей души в одну. Слияние с миром, природой, - так, как будто растворяешься в Вечности.
   Все отступает. Остается только эта бесконечная радость единения, душа обретает состояние полета, - словно находишься в невесомости.
   "Благослови, душе моя, Господа..."
   Конечно, это всего-навсего мгновения, счастливые мгновения, принадлежащие Вечности. И достаются они слишком дорогой ценой. Но ради них стоит жить.
   Собственно, это и есть моя жизнь. И Счастье. И Любовь.
   "Благослови, душе моя, Господа,
   и не забывай всех воздаяний Его."
  

1994 г.

Москва.

  
   Но это необычная история любви. Трагизм ее заключался в невозможности, неосуществимости земного счастья. Радость встречи и боль разлуки существовали здесь одновременно. Счастье и горе переплелись между собой. Таинственность невстречи ознаменовала собой тайну нашей встречи.
  
   Первая песенка
   Таинственной невстречи
   Пустынны торжества,
   Несказанные речи,
   Безмолвные слова.
   Нескрещенные взгляды
   Не знают, где им лечь.
   И только слезы рады,
   Что можно долго течь.
   Шиповник Подмосковья,
   Увы! при чем-то тут...
   И это все любовью бессмертной назовут.
   А.Ахматова
  
   Во сне
   Черную и прочную разлуку
   Я несу с тобою наравне.
   Что ж ты плачешь? Дай мне лучше руку,
   Обещай опять прийти во сне.
   Мне с тобою как горе с горою...
   Мне с тобой на свете встречи нет.
   Только б ты полночною порою
   Через звезды мне прислал привет.
   А.Ахматова
  
   Другая песенка
   Несказанные речи
   Я больше не твержу,
   Но в память той невстречи
   Шиповник посажу.
  
   Как сияло там и пело
   Нашей встречи чудо,
   Я вернуться не хотела
   Никуда оттуда.
   Горькой было мне усладой
   Счастье вместо долга,
   Говорила с кем не надо,
   Говорила долго.
   Пусть влюбленных страсти душат,
   Требуя ответа,
   Мы же, милый, только души
   У предела света.
   А.Ахматова
  
   Анна Ахматова говорила, что еще никто не сказал, что разлуки нет. Может быть и так. Но я это испытала на собственном опыте. Испытала то, что разлуки нет. И что любовь побеждает смерть. Настоящая любовь.
   Любовь дает нам силы перенести любые испытания.
  
   Разлуки нет.
   И смерти нет.
   Но есть святая правда Жизни.
   И Вечности. Взамен
   И смерти. И разлуке
   Взамен.
   1994 г.
   Одесса.
  
   Он вошел в мою жизнь неожиданно для меня, ярко и отчаянно, как гром среди ясного неба. Вошел сразу и навсегда, осветив своим внутренним светом все, что происходило с нами и вокруг нас. То, что тогда случилось со мной, было для меня не просто потрясением. Это было откровение. Я увидела в этом Божий Промысл.
   Я не сразу смогла осознать, что произошло. Но, когда постепенно все становилось на свои места, я начала понимать, что это была не случайная встреча. Она была подготовлена всем ходом развития нашей с ним жизни, его и моей.
   Вся моя предыдущая жизнь со всеми ее радостями и горестями, взлетами и падениями, светлыми праздниками и мучительными страданиями была лишь прелюдией, тщательной подготовкой к этой главной встрече, к этому новому испытанию новой любовью, к испытанию жизнью и смертью.
   Я не берусь судить, что за всем этим стоит. Один Бог знает, что все это значит. Сейчас я уже мало что понимаю. Но тогда и эта встреча, и эта любовь действительно стали одним из главных откровений в моей жизни.
   С этого момента для меня начался новый отсчет времени.
  
   На пороге белом рая,
   Оглянувшись, крикнул: "Жду!"
   Завещал мне, умирая,
   Благостность и нищету.
  
   И когда прозрачно небо,
   Видит, крыльями звеня,
   Как делюсь я коркой хлеба
   С тем, кто просит у меня.
  
   А когда, как после битвы,
   Облака плывут в крови,
   Слышит он мои молитвы,
   И слова моей любви.
   А.Ахматова
   Мой рыцарь на белом коне,
   Ты снова со мной в моем сне
   Мчишь по небу в нежном сиянье.
   И звезд золотых кроткий путь
   Нам дарит минуты свиданья...
   Я глаз не могу разомкнуть.
   Мне дороги эти минуты,
   Мне дороги эти пути,
   Когда в синем небе при встрече
   Меня ты несешь впереди.
   Нам птицы поют свои гимны,
   А звезды слагают стихи
   О том, чтобы жили мы вечно,
   О том, чтоб любовь берегли.
   1994 г.
   Москва
  
   Но вместе с радостью нового счастливого единения пришло другое одиночество. Одиночество среди людей. Причем людей близких и даже родных. Так совпало, что одновременно с этим новым испытанием у меня уже было благословение на монастырь. А может быть и не совпало. Может это и было основной причиной того, что я должна была уйти в него. Внутренней причиной. Ведь монашество - это не просто образ жизни и не просто особый социальный статус. Монашество - это состояние души. Причем состояние покаянное. А покаяние у меня на тот момент было таким, каким, может быть, никогда больше не было. И новое испытание новой любовью только усиливало это состояние. Я словно потеряла связь с внешним миром. Люди не понимали меня. А я не могла им объяснить до конца, что со мной произошло. А если и пыталась объяснить, то неизбежно сталкивалась с непониманием.
   Круг друзей сузился до единиц. Я искала уединения, пыталась уйти от людей. За ворота монастыря и своего дома, как одесского, когда я там бывала, так и московского, выходить не хотелось. Я словно потеряла ориентацию в этом мире, точнее, в миру. Разучилась справляться с привычными делами. То, что раньше было для меня обычным занятием, стало неподъемным грузом. Мирские заботы перестали волновать меня. Мне стало трудно перемещаться в пространстве, кроме некоторых конкретных маршрутов. Одновременно происходила перестройка всего организма. Я не могла больше воспринимать мясные продукты. А постепенно - и вино.
   Но происходила не только внешняя перестройка, то есть уход от внешнего мира - главным образом происходила внутренняя перестройка.
   Я стала понимать тех монахов, для которых мир и космос открывались в келии, в уединении, через горячую молитву к Богу.
   И я могла бы сказать словами Черубины де Габриак: "Мне больно от людей, от их громкого голоса. Душа моя уже надела схиму".
   Я переживала испытание, с которым мне не так-то просто было справиться. И я, как никогда, нуждалась в поддержке.
   Я искала поддержку в близких мне людях, но, как правило, контакта не происходило, за редким исключением, и я опять уходила в себя.
   Я никого не виню. Да и некого винить. Это действительно трудно понять, если не переживешь этого сам. Тем более, что дорога моя была уже определена.
   И чем больше я искала уединения и уходила от людей, тем больше ощущала связь с Богом. Чем больше уходила от этого мира, тем явственнее проступала другая реальность, связь с другим миром, скрытым от людского глаза и казавшимся ему нереальным.
   Молитва к Богу стала для меня моим естественным состоянием, поддержкой в трудную минуту и моим единственным утешением в этой жизни.
   И все же я была счастлива. Потому что, как говорила М. Цветаева, моя "душа сбылась".
   Вера... К вере в Бога я приходила постепенно, через русскую культуру, через культуру православную.
   Корни в нашей семье, в нашем роду, как я уже говорила, - православные. Но в советское время в большинстве своем знания о Боге не передавались по наследству. И хотя внешне в семье соблюдались некоторые христианские обычаи и традиции, истинная вера в Бога была утрачена. Поэтому к Богу я шла своим путем.
   В 18 лет, уже в Питере, будучи в студии и познакомившись там с творчеством Ивана Бунина, я, благодаря ему, узнала, что любовь не заканчивается в этой жизни, а продолжается за гробом. А это значит, что и душа не умирает.
   Может быть тогда я впервые задумалась о Вечности.
   Я не помню, когда именно я впервые переступила порог храма, не считая, конечно, своего крещения (а крестили меня сразу после рождения, еще во младенчестве), но ведь это было еще неосознанно. Я заходила в храм и в Киеве, и в Ленинграде, и, наверное, в Одессе, я уже не помню. Но это тоже было неосознанно.
   Когда же я переехала жить в Москву, а было мне тогда 20 лет, я стала ходить в храм довольно часто. И это был уже осознанный шаг. И до перехода в храм Большого Вознесения у Никитских ворот, прихожанкой которого я являюсь уже многие годы, с начала его возрождения, я посещала храм Воскресения Словущего в Брюсовом переулке.
   В этом храме было тогда средоточие московской интеллигенции. Там на клиросе пел консерваторский хор. А окормлял храм заведующий издательским отделом Московской патриархии, ныне покойный, митрополит Волоколамский и Юрьевский, Питирим.
   Самые светлые воспоминания об этом храме связаны у меня со временем конца 80-х годов, когда там служили три священника: протоирей Артемий (Владимиров), протоирей Геннадий (Огрызков) и протоирей Владимир (Ригин).
   Это были молодые, образованные священники, вокруг которых любила собираться молодежь. Впоследствии все трое получили свои приходы. И теперь, как и тогда, они очень любимы москвичами.
   Отца Геннадия уже нет с нами, светлая ему память. Отец Артемий часто выступает со своими проповедями на радио и в печати, издает книги. Я бываю у него в его храме Всех святых у метро "Красносельская". Отца Владимира я иногда встречаю на городском кладбище, на могиле Игоря Талькова, - он там служит панихиду в дни его памяти.
   Так совпало, что с переходом этих священников на новые места, я тоже перешла в другой храм - храм Большого Вознесения у Никитских ворот. И, наверное, это не случайно. Ведь обычно идешь туда, куда ведет тебя твоя душа.
   Храм Вознесения Господня у Никитских ворот (Большое Вознесение) (архитекторы М.Казаков, Ф.Шестаков, затем О.Бове) знаменит тем, что в нем в 1831 году венчалась великая пара: А.С.Пушкин и Н.Н.Гончарова. А для верующего человека он еще дорог и тем, что с ним связана жизнь новопрославленного святого, святителя Тихона, Патриарха Московского, принявшего архипастырьское служение в самый трудный период в истории Русской Православной церкви, да и всей России - в годы октябрьской революции и гражданской войны в начале ХХ века.
   Именно в грозное время 1917 года, после почти 200-летнего перерыва, было восстановлено Патриаршество на Руси. И сколь скорбным был этот путь для Патриарха и Русской церкви, как и для всего русского народа, в годы лихолетия, мы уже знаем из истории.
   5 апреля 1925 года (ст.ст.), накануне Благовещения, во время Великого Поста. Патриарх Тихон отслужил свою последнюю литургию в нашем храме перед своей блаженной кончиной в самый праздник Благовещения.
   Судьба Большого Вознесения тесно связана незримыми узами с судьбами выдающихся людей нашего отечества - священнослужителей, государственных деятелей, деятелей культуры и искусства: писателей, художников, артистов, среди которых имена М.С.Щепкина, Ф.И.Шаляпина, М.Н.Ермоловой.
   А в октябре-ноябре 1917 года, как сказано в специальной брошюре, посвященной Большому Вознесению, храм стал свидетелем трагических событий - ожесточенных боев между отрядами боевиков и юнкеров, проходивших на Никитском бульваре. И уже 13 ноября (ст.ст.) того же года состоялось отпевание первых жертв этой кровавой междоусобицы.
   Вот что в брошюре говорится об этом. Вспоминает митрополит Евлогий: "Большевики хоронили "своих" без отпевания, в красных гробах, на Красной площади. А родители павших защитников Временного Правительства обратились к Собору с просьбой об отпевании и погребении их сыновей. Накануне, 12-го ноября, Патриарх сказал, что в храме Вознесения будут отпевать юнкеров. "Вы бы съездили", - обратился он ко мне.
   Помню тяжелую картину этого отпевания. Рядами стоят открытые гробы... Весь храм заставлен ими, только в середине проход. А в гробах покоятся, - словно срезанные цветы, - молодые, красивые, только что расцветающие жизни: юнкера, студенты... У дорогих останков толпятся матери, сестры, невесты... много венков, много цветов... Невиданная, трагическая картина".
   В 1931 году храм был закрыт и поруган, как и многие другие храмы и монастыри в те годы. В 1935 году была разрушена относящаяся к храму шатровая колокольня XVII века.
   Но в сентябре 1990 года он был заново рожден для новой жизни. Событие это ознаменовалось многотысячным крестным ходом, двигавшемся от стен Кремля к "Большому Вознесению" и возглавляемым Святейшим Патриархом Московским и Всея Руси Алексием II.
   С этого дня началось возрождение храма. Зазвучала молитва, начались восстановительные работы.
   Сейчас Большое Вознесение живет своей полной жизнью.
   Произведены внутренние отделочные работы. Почти полностью восстановлены стенные росписи и детали декоративного убранства. Практически заново построена и освящена колокольня. А главное, возродилась духовная жизнь храма. Ежедневно возносится молитва к Богу за мир и благоденствие в нашем отечестве и во всем мире, служится Литургия и прочие церковные службы. Священнослужители в нашем храме замечательные, высокодуховные и высокообразованные - все: и священники, и диаконы, и алтарники. На клиросе поет не менее замечательный консерваторский хор, даже два хора. Да и весь причет церковный заслуживает пристального внимания. А возглавляет храм его настоятель, протоирей Владимир Диваков, заведующий канцелярией Московской Патриархии и благочинный церквей Центрального округа г. Москвы.
   Как когда-то в храме Воскресения Словущего, так и у нас, теперь любит собираться интеллигенция, среди которой деятели культуры, знаменитые артисты. Много молодежи и детей, что очень радует. При храме действует детская Воскресная школа.
   Одним словом, я очень люблю наш храм. Он стал мне родным. И по возможности я стараюсь как-нибудь помочь ему, чем могу. Я очень благодарна людям, которые в нем работают. В один из самых трудных моментов моей жизни они меня очень поддержали, да и сейчас поддерживают.
   А раньше, в 1984 - 1985 году, будучи еще на первом курсе института, я неожиданно оказалась в монастыре под Ригой, в Пустыньке, расположенной в лесу, неподалеку от небольшого латышского городка Елгавы, в Спасо-Преображенской женской обители, настоятелем которой был тогда архимандрит Петр (Кучер), тот самый старец, благословивший меня на монастырь и ставший впоследствии моим духовным отцом.
   С этого момента и благодаря этой встрече началось мое возрождение, если так можно сказать, и мое духовное пробуждение.

2005 г.

Москва

   "Храм Вознесения Господня" Изд. малого предприятия "Кедр"
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   83
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"