Аннотация: Боль потери, как голубой платочек Василисы на груди Архипа, вегда при нём. Но любовь и верность будто там, в этом платочке хранятся, рождая надежду, что жизнь ещё не кончется...
От села Андреевка до Донецка рукой подать, а до линии боевого соприкосновения на конец августа 2025 года чуть больше десятка километров. Однако мирным жителям пока возвращаться в свои родные места нельзя, да и некуда. От домов только развалины кирпичей, да рваное железо ворот и заборов. И лепестки на дорогах и в траве вовсе не ветром с дерева оторвало. Наступишь на такой лепесток - и ступню оторвало. Мины это такие противопехотные, запрещенные различными мировыми конвенциями. Только некоторая часть мирового сообщества, похоже, само куда-то не туда наступило. Да нет, не вляпалось, потому что тщательно выбирало и немалые деньги платило. Ну так, пахнет от этого не лучше, и отмыться не просто и не быстро. А кроме лепестков других взрывоопасных предметов хватает. То детская игрушка со смертоносной начинкой, то почти незаметная в траве проволочка-растяжка, тоже ничего хорошего не обещает.
Но дед Архип не ропщет, рассказывает, как оно было на самом деле. Да и перед кем тут роптать, когда перед ним две девчонки, по виду ровесницы его внучки? Однако вместо платьиц солдатские штаны и каски, из-под которых выбиваются непослушные пряди, у одной русые, и глаза голубые, у другой чёрные кудряшки и глаза цветом как спелые вишенки.
- Ты, значит, Оксанка - волонтёрка? - в ответ улыбнулись глазки-вишенки. - А ты Светлана, подружка её, выходит? - голубоглазка кивнула, и как-то уж больно внимательно стала присматриваться по сторонам.
- А за тетрадки спасибо. А то у нас учительница-то русского языка есть, повезло, в живых осталась. А подружка её... - и дед вдруг засуетился, глаза спрятал под кустами седых бровей, - а... а тетрадок - нет.
- Так и ни одного уцелевшего дома нет, - разгрузив привезённую гуманитарку, прищурив глазки-вишенки всматривалась в изрытый взрывами просёлок Оксана. - Вон, наши едут, я к ним присоседилась. А они, - кивнула на подружку и подъезжавшую машину, - тут инженерию разведку производят. Саперам работы - выше крыши.
- М... да, где только те крыши? - нахмурился дед.
- Не только сапёры. Еще военные следователи. Так что мне тоже работа есть... - улыбнулась Светлана.
- Нас теперь на два села и двадцати душ не наберётся. Но и детки, детки есть, пятеро, - кряхтел дед, аккуратно перекладывая в пакет тетрадки и цветные карандаши.
- Ничего, Архип Трофимыч, справимся! - и Светлана направилась в сторону машины.
- Стоп, стоп! Вы пока тут это... на месте ... вон мужики подъехали... а вы пока... тута... - вдруг засуетился дед. - Мне с ними пару слов перекинуться... - и дед заспешил к подъехавшей буханке, тоже под стать пейзажу: прострелена вдоль и поперёк, укреплённая листами железа, но вполне себе трудоспособная.
- Там такое дело, мужики, девушка погибшая, - кивнул в сторону остатков некогда кирпичной стены, - но может энти фашисты труп-то и заминировали. Ну я видел-то только начало... как они... это... а уж потом...
- Светлана Антоновна! - окликнул один из подъехавших, - вы за Федотычем...
- Не надо девчонке ту картину видеть... - волновался дед.
- Светлана Антоновна следователь. Не первый выезд с нами. А Федотыч опытный сапёр.
За остатками кирпичной кладки, некогда бывшей стеной дома, уткнувшись лицом в землю, лежала девушка. На затылке, среди размётанных русых прядей, запеклась кровь пулевого отверстия. Подол цветной юбки, отяжелевший от крови, лёгкое дуновение ветерка только чуть поднимало, не насмеливаясь обнажить весь ужас сотворённого нелюдьми.
Дед строгал собранные с соседних подворий разномастные доски, Оксана примеряла к ним синие плющевые шторы:
- Надо же чем-то оббить гроб, не на голых же деревяшках ей лежать.
- Архип Трофимыч, теперь мне вас опросить как свидетеля надо, - устроилась на положенную на два пенька дверь, Светлана.
- Так чего ж тут гуторить? Сам видал... - который раз чиркал трясущимися руками спичку дед Архип.
- Как её, голубушку, звать - величать не знаю. Но слышал вечерами они в ограде тихонько спивали:
- Ой, ты Галя, Галя молодая,
Обманули Галю - дребезжал старческим голосом дед Архип, пока не закашлялся.
- Галя, ни Галя, не скажу. Може просто песня нравилась... А в тот день пошёл я картошки подкапнуть. Ну, думаю, себе чуток и девчонок подкормлю. А у меня там, по картофельной ботве, окопчик на всякий пожарный выкопан.
- А ваша семья? - уточнила Светлана.
- Дети... уж и внуки наши выросли. Раньше бывало че, летом соберутся тут, - дед подтянулся, распрямился, - Василиса моя на трёх сковородах блины печь не успевала. А теперь... - и будто какой стержень сломался, сник Архип, - похоронил я свою голубушку Василису. В жизни-то всё Васёна да Васёна её звал. А жизнь наша длинная вроде... а прошла как кино посмотрел. Сороковой день уж прошёл, как один я тут кукую.
Дед перестал строгать импровизированную крышку гроба. Оксана порылась в сумке с красным крестом, накапала деду в кружку капель...
- Убили её, гады, фашиты недобитые... Как стояла в огороде, вроде и нигде никого в округе не видно было... А прилетело с неба! На одинокую старуху охотились! Кто другие, видать, не по зубам. Прости, Василиса, что не уберёг и вот старухой назвал... - допил остатки из кружки, кивнул: - подлей. Последний раз, когда держал Василису свою на руках... нёс её в гроб укладывать. - Дед с первого раза чиркнул спичкой, сделал глубокую затяжку, - вот я и пошёл, картошки подкапнуть, думал помянем с Галей... и подружкой её.
И не в силах больше сдерживаться, кашляя и размазывая слёзы толи от едкого дыма, толи от едкой душевной боли, которая сильнее любого дыма пробирает, дед Архип направился к воротам, протянул было руку к калитке, а... её там нет. И забора нет. Разнесло очередным обстрелом.
- Архип Трофимыч! Всех местных ребятишек только что вместе с родственниками эвакуировали. Не зачем вам тут одному оставаться, душу рвать... - убеждал Федотыч. - В эвакопункте работы невпроворот. А тут... отгоним нечесть подальше, а лучше уничтожим, вот тогда вернёмся и всё как положено обустроим. Ну и это... я там на могилке табличку обустроил... "Галя" - написал.
Но дед молчал.
- Значит так, в угоду этим гадам изведу себя! - вдруг сверкнула на деда глазами вишенками Оксана. - Думаешь, тем ребятишкам легче? Собирайся! Ты там нужен! И быстрее, нам возвращаться пора.
Дед вдруг засуетился, вытащил откуда-то из груды обломков рюкзак, вытряхнул из него рыбацкие принадлежности:
- ИнстрУмент прихвачу. Мало ли что кому подремонтировать... - обойдя пролом в стене, через невесть как державшуюся дверь вошёл в дом, снял со стены портрет, где он в гимнастёрке и девушка рядом приклонила к его плечу голову. Аккуратно достал из рамки снимок, свернул в трубочку, оторвал от стены кусок обоев, упаковал, чтоб не помялась. Осмотрелся и достал из почти уцелевшего ящика комода тонкий, воздушный голубой головной платок.
- Василиса его на праздники на шею повязывала, - положил за пазуху.
Вроде все расселись, буханка тронулась с места...
- Стойте! Стойте! Ах ты ж Ёшкин кот, - вон кинулся Архип. Опрометью вернулся в дом и как-то спокойно, неторопливо вынес белое льняное полотенце, вышитое по краям красным крестом. Так же неторопливо завернул в него небольшую иконку.
- Нас с Василисой теща, земля ей пухом, благословляла, а её её родители... - кивнул на дом, - эко, как разворотило. А угол, красный угол, где она висела, стоит, как ни в чём не бывало. Выходит, на ней держался...
- Дед, на ней весь Мир держится! Поехали что ли!? - торопился водитель. И УАЗИК запрыгал по разбитой дороге.