От родословной к возможному сценарию власти

В Америке запахло революцией. Антиэстаблишмент справа породил - почти зеркально - фигуру антиэстаблишмента слева. Соразмерность в действии.

Захран Мамдани (на сегодня - претендент на пост мэра Нью-Йорка) - не альтернатива Трампу. Он - его онтологическое отражение: та же воля к демонтажу институтов, но не белая, не ностальгическая. Это не стремление вернуть утраченное величие - это стремление разрушить настоящее как структурное насилие.

Для Мамдани демократия - не инструмент, а форма дискурсивного обмана, скрывающего историческую асимметрию. Он не предлагает корректировку. Он утверждает: вся система - ошибка масштаба. А значит, подлежит не реформе, а замене.

Он не говорит: мы обновим институты. Он говорит: мы их перепишем.

И в этом - ключ. Его позиция не звучит как маргиналия. Она звучит как следующая воля большинства - особенно на фоне кризиса лидерства в Демократической партии. Это уже не просто локальная радикальная фигура, а возможная заявка на быстрый политический взлёт - при условии, что риторика будет адаптирована под массовое восприятие.

Америка любит краткие формулы, и здесь вспоминается старая:

Если ты в 25 - не социалист, у тебя нет сердца.
Если ты в 40 - всё ещё социалист, у тебя нет мозгов.

Мамдани - между этими двумя точками. И он делает ставку на то, что время сердцем ещё не прошло, а голова - уже не верит в нейтральность.

Сегодня вопрос может ли Захран Мамдани стать следующим президентом США не следует понимать буквально. Речь не столько о его электоральных шансах, сколько о самой возможности появления политической фигуры, которая не просто выражает недовольство системой, но и предлагает альтернативную форму мышления о власти, обществе и справедливости.

Мамдани - симптом не краткосрочного тренда, а структурного сдвига. Он появляется в момент, когда политическое поле США всё менее определяется центром и всё больше - пределами: предельной усталостью от институционального языка, предельной готовностью к перераспределению, предельным запросом на демонтаж как форму действия.

Такое появление не случайно. Это не просто политическая мутация, а проявление глубинной симметрии процессов: если с правой стороны сцены утвердился антиинституциональный вектор - фигура Трампа, отказ от элит, от экспертов, от процедур - то по законам системной симметрии должно возникнуть левое отражение. Не компромисс, а структурно равная альтернатива - только с другим источником травмы, с другим языком справедливости.

Фигура Мамдани (или рамки её для других аналогичных) - как бы она ни развивалась - останется. Потому что сформировалась не вокруг человека, а как ответная форма мышления, структурно обусловленная кризисом представительства и утратой доверия к универсальному.

Изучим.

1. Биография и происхождение

Захран Мамдани (Zohran Kwame Mamdani) родился в 1991 году в Кампале, Уганда. Он - сын Махмуда Мамдани, профессора Колумбийского университета, политического философа и чуть ли не теоретика постколониальной критики, и Миры Нэйр, известной кинорежиссёра (Мононром, Свадьба по-индийски). Родословная Мамдани - это элитный культурно-академический синтез: с одной стороны - антиколониальная теория, с другой - индийский артхаус, снятый для мирового фестивального класса.

С 1990-х семья живёт в США. Мамдани вырос в Нью-Йорке, получил образование в Bowdoin College, штат Мэн - одном из престижных частных гуманитарных колледжей США. Там он изучал историю и политическую экономию.

2. Профессиональная траектория

До начала политической карьеры Мамдани работал организатором кампаний по снижению долговой нагрузки студентов, затем был политическим активистом и волонтёром в рамках различных инициатив по жилью и социальной справедливости в Нью-Йорке.

В 2020 году он выдвинул свою кандидатуру от Democratic Socialists of America (DSA) и победил на выборах в Ассамблею штата Нью-Йорк от 36-го округа, охватывающего часть Квинса (Astoria). Он победил действующего демократа Арвида Креспо, представлявшего традиционную партийную машину.

Его победа была результатом волны прогрессивной мобилизации, возникшей на фоне успеха Александрии Окасио-Кортес (AOC) и общего сдвига левого крыла Демпартии.

3. Политическая позиция

Захран Мамдани идентифицирует себя как демократический социалист, но его позиция структурно жёстче, чем у AOC. Он:

• прямо говорит о необходимости отказа от рыночных принципов в образовании, медицине, жилье;
• выступает за глубокую полицейскую реформу вплоть до дефандинга (defunding);
• считает, что государство должно быть активным агентом перераспределения не только ресурсов, но и власти;
• резко критикует внешнюю политику США, особенно в вопросе Израиль-Палестина, что делает его фигурой высокой чувствительности в партийной среде.

4. Политический стиль

Мамдани - не оратор широких масс, как, например, Берни Сандерс. Его стиль - интеллектуализированный, спокойный, но радикальный по сути. Он действует не за счёт харизмы, а через мобилизацию локальных сообществ, особенно иммигрантских групп и молодёжи.

Он активно использует билингвальную и многоязычную инфраструктуру кампаний - например, листовки и выступления ведутся на урду, бенгали, арабском и других языках районов Нью-Йорка.

5. Риторика

Стиль речи: переход от морального языка к структурному

Захран Мамдани выстраивает свою речь не как манифест активиста, а как интервенцию в порядок видимости. Это язык, не обращённый напрямую к эмоциональной мобилизации (как у AOC или Сандерса), а построенный как отказ от нейтралитета. В нём нет "мы все", нет "народного голоса" - есть точка говорящего, осознанно расположенная на линии исключения.

Ключевой приём - семантический разрыв:
он не называет образовательную реформу реформой, он называет её репарацией;
он не говорит о снижении цен на жильё - он говорит об ударе по священности собственности.

В его риторике отсутствует фигура врага как демона - вместо этого:

порядок - это насилие, скрытое под видом универсального.

Это сближает его с риторикой позднего Foucault и Fanon: деконструкция видимой нейтральности и замена её на язык структурной обвинённости.

Он почти не использует моральные метки (добро, зло) - вместо них работают понятия структуры, власти, исключения, долга, института, нормы. Это язык политической критической теории, переведённый в активную грамматику действия.

7. Электоральная стратегия

Формула: не расширение центра, а строительство периметра

Мамдани принципиально не стремится к центристским альянсам. Его стратегия - мобилизация специфического ядра, а не размывание границ. В этом - прямой разрыв с "обамовской школой", которая пыталась охватывать максимальный спектр.

Ставка делается на низовую многоязычную мобилизацию - особенно в районах с высокой плотностью иммигрантов (асторийский электорат в Квинсе: бангладешцы, урдуязычные, арабы, евразийские евреи).

Формы агитации - локализованные и сегментированные. Он не транслирует единый слоган. Он позволяет каждой группе видеть свою тему:
для одной - это образование как доступ,
для другой - это политическая защита против полицейского произвола,
для третьей - деколониальная рефлексия и отказ от американской exceptionalism.

Используется аналог низового синдикализма: сети волонтёров не просто раздают листовки, они превращаются в платформы взаимной помощи. Электоральная кампания маскируется под практику выживания - это создаёт лояльность не к кандидату, а к форме действия.

В отличие от классических демократов, Мамдани не делает ставку на медиапрофиль, а выстраивает сетевую горизонталь доверия: он узнаваем в своей среде, но не за счёт масштаба, а за счёт встроенности.

8. Символический капитал

Позиция: представитель постинституционального субъекта

Мамдани не просто человек с радикальной программой - он носитель символического сдвига, в котором голос больше не определяется опытом интеграции, а определяется опытом исключения как правом говорить.

Его фамилия сама по себе - знак. Мамдани - это бренд постколониальной теории, ассоциируемый с Кембриджем, Колумбией, ЮАР и критикой американского универсализма. Это позволяет Захрану напрямую встроить себя в контекст антиимперской этики - без необходимости её объяснять.

Ему не нужно формировать интеллектуальный имидж - он наследует его, но переводит в политику не как знание, а как политическое происхождение. Он - не просто сын профессора. Он - политическое следствие теории.

Он отказывается от привычной нарративной траектории (от трудного детства к победе) и вместо этого формирует траекторию разрыва:

я не борюсь за то, чтобы меня допустили - я борюсь за то, чтобы это не было больше необходимо.

Его символический капитал - в способности говорить от имени тех, чья травма не индивидуальна, а структурна. Он фигура не жалобы, а перезаписи: от "нас не слышат" - к "мы сами напишем".

9. Конфликты и риски

Мамдани неоднократно сталкивался с критикой:

• за излишне радикальную риторику, особенно в отношении Израиля;
• за неконструктивность в бюджетных переговорах, когда он предпочитал символическую жёсткость эффективности;
• за внутренние конфликты с другими демократами, включая даже некоторых членов DSA.

Его фигура проблемна для Демпартии: он слишком популярен в своей нише, чтобы его игнорировать - но слишком радикален, чтобы интегрировать.

10. Политический потенциал

Мамдани пока - региональный политик, но его интеллектуальная гравитация и медийный след позволяют моделировать его как сценарную фигуру будущего: не лидера по харизме, а оператора программной трансформации, если откроется историческая сцена, в которой понадобится инструмент радикальной централизации ради перераспределения.

Мамдани действует как фигура сцепки нового лексикона, новой стратегии и нового субъекта.
Он не просто политик с программой. Он - переходный носитель логики, в которой:

• язык - больше не риторика, а разоблачение,
• избиратель - больше не гражданин, а свидетель перераспределения,
• партия - не институция, а сеть разъединённых групп с общей усталостью от универсального.
• Он - переходный носитель, фигура, появление которой неизбежно при резком смещении поля. Мамдани - не финальная точка, а оператор трансформации, которого могут использовать - и, скорее всего, уже пытаются - те, кто хочет перенаправить тренд, оставаясь в рамках старой управляемости.
• Для сторонников классической демократии, особенно технократического центра, его радикальность может стать временным ресурсом:
  чтобы сбросить избыточную инерцию правого популизма,
  перезапустить диалог с молодёжью,
  симулировать открытость к перераспределению,
  и в то же время не допустить настоящего слома институтов.
• Мамдани - это фигура, которую можно выдвинуть как язык недовольства, чтобы потом отозвать, когда волна ослабеет.
• Так уже бывало:
  в 60-е - с левыми движениями и их интеграцией в академию,
  в 2008-м - с риторикой Обамы, завершившейся Трампом,
  в 2020-м - с протестами BLM, выдавленными в регуляторные процедуры.
• Это не отменяет его силы. Но объясняет, почему система может его временно позволить.
• Он - не только вызов, но и инструмент компенсации, своего рода контролируемый сброс давления, встроенный в циклы самосохранения постлиберальной демократии.
• А потом - как всегда:
  либо поглощение,
  либо маргинализация,
  либо, если начнёт побеждать, жесткий обрыв поддержки изнутри своей же партии.

Итак

Захран Мамдани - следующий президент?

Захран Мамдани не просто перенял лексику отца. Он её перевёл в политическое действие. Будучи избранным в Ассамблею штата Нью-Йорк от Демократических социалистов Америки (DSA), он с самого начала обозначил, что его задача - не адаптация к системе, а её перепрограммирование. Его повестка не косметическая, а структурная.

Вот что Мамдани собирается делать, если получит федеральный мандат:

1. Отмена студенческой задолженности. Он не считает это образовательной реформой, а называет это антикапиталистическим актом освобождения.
2. Государственное регулирование арендных ставок. Это не помощь арендаторам, а удар по собственности как неприкасаемому праву.
3. Зелёный энергетический переход, финансируемый из фондов, изъятых у крупных нефтяных и угольных корпораций.
4. Массовое финансирование общественного жилья и медицины за счёт перераспределения налоговой базы.
5. Устранение полицейской автономии и полная перестройка криминальной системы как института угнетения.
6. Введение новой нормативной политики, в которой социальная справедливость определяет образовательные, медийные, экономические приоритеты.

Это не просто программа левого демократа. Это намерение демонтировать основы пострейгановского капитализма.

Сегодня это звучит предельно. Но завтра - уже нет.
Политическая сцена США стремительно теряет опорные конструкции. Падение доверия к выборам, рост долга, крушение университетов, климатические удары, новая миграционная волна - всё это создаёт сцену готовности. Мамдани не маргинал, а возможный будущий центр - если не по консенсусу, то по факту слома. Он может прийти не как следствие желания, а как единственно возможная форма удержания контроля от лица большинства.

Здесь возникает главный парадокс: чтобы всё это реализовать, нужна жёсткая вертикаль власти, мобилизация, контроль, политическая дисциплина. Иными словами - тоталитарная по степени система, но производимая через демократическую процедуру. Мамдани - радикальный демократ, которому объективно нужен аппарат, способный подавлять сопротивление старой элиты, капитала и институциональной бюрократии. Это противоречие между демократической формой и авторитарной реализацией - не ошибка. Это и есть современная точка слома.

Но кто ему будет противостоять? Уже не правые. Они - открытые оппоненты. Настоящая борьба - с теми, кто хочет сохранить лицо демократии: с технократами, социальными либералами, с центристами, унаследовавшими стиль Обамы. Те, кто верит, что институции можно обновить, не разрушая. Те, кто мечтает о новой социальной справедливости без насилия. Именно они станут последней линией сопротивления - и именно их будет труднее всего раздавить, потому что они будут выглядеть как разумные.

Антиэстаблишмент сегодня - не риторика. Это условие легитимности. Америка больше не верит профессионализму, партийной дисциплине, суду, прессе, экспертам. В этом контексте Мамдани, как уже было отмечено выше, - не альтернатива Трампу, а его зеркальное отражение. Его фигура - результат того же самого разлома: человек, который не хочет восстановить, а перезаписать устройство государства, изменить само понятие справедливости.

Опять вернусь к значимому моменту:

Фигура отца Захрана здесь критична. Махмуд Мамдани писал о гражданине как враге, о том, как государство превращает человека в подданного через право, налог, насилие. Захран - не деколониальный теоретик, но он берёт эти идеи и делает их политическим оружием. Его модель - это Америка, очищенная от либеральной маски, от универсализма, от мифа о нейтральных институтах. Он говорит: мы были угнетены не исключениями, а самим порядком. И порядок должен быть сломан.

Именно поэтому Мамдани может стать президентом. Не потому что его полюбят. А потому что Америка уже вошла в фазу, в которой насилие начинает рассматриваться как легитимная форма политического действия - не извне, а от собственного имени. Потому что разрушение элит теперь переживается как очищение. Потому что справедливость понята не как баланс интересов, а как восстановление через удар. И потому что политическая процедура, сохранив свою форму, утратила свой прежний смысл: голос перестал быть актом выбора и превратился в акт возмездия - не выражение мнения, а жест, направленный против самой архитектуры старого порядка.

Если Трамп предлагает очищение от слабости и для возвращения контроля, то Мамдани предлагает очищение от нейтралитета и для восстановления исторической компенсации. Трамп мобилизует ressentiment тех, кто ощущает утрату привилегий; Мамдани говорит от имени тех, кто изначально был исключён из процесса их распределения. У Трампа - жест возвращения иерархии. У Мамдани - жест аннулирования универсальности. Там, где Трамп говорит: Нас забыли - пора вспомнить, Мамдани говорит: Нас подавляли - пришло время отвечать. Это не два противоположных политика. Это две модели субъектности, возникающие внутри одного кризиса: субъект, желающий возврата, и субъект, желающий передела.

Они различны по направлению, но идентичны по механике: оба производят новую политическую субъектность через разрушение. Разница - в том, что именно подлежит разрушению, и от чьего имени совершается действие. Трамп разрушает ради восстановления доминирования. Мамдани - ради отказа от нейтрального языка как формы господства. В одном случае очищение - это возрождение авторитета, в другом - его демонтаж. И оба - это не отклонения от нормы, а знаки того, что норма сменилась.

Если он придёт - это не будет триумф прогресса. Это будет финальная стадия перехода от либеральной демократии к постдемократической дисциплинарной системе, оформленной как воля большинства.

Захран Мамдани станет президентом, если Америка решит, что ей больше не нужны гарантии. Ей нужен результат. И тогда старые формы - парламент, суд, рынок, свобода - уступят место новым.

Каким президент он станет?

Добиться революционных результатов в Нью-Йорке за короткий срок невозможно - если, конечно, не ставить задачу превратить город в лабораторию тоталитарного эксперимента. Сдержки, бюджеты, департаменты, профсоюзы, федеральное давление, границы полномочий, цифровая инерция институтов - всё это делает реальные изменения либо медленными, либо жестокими. А чаще всего - и теми, и другими.

Но сама попытка может стать не реализацией, а трамплином. Если Мамдани войдёт в мэрию - и войдёт с риторикой конца порядка - он получит главное: инфраструктуру узнаваемости, конфликт с центристским истеблишментом, и, при удачном конфликте, имидж радикального реалиста, которого слишком рано остановили. Этого достаточно, чтобы встать на длинную лестницу - к сенату, к нацкомитету, к праймериз.

А почему бы и не дальше? Если Трамп может вести кампанию с подачей уголовного дела, то Мамдани - с подачей недофинансированного бюджета. Если Трампа поддерживает право на ressentiment, то Мамдани - право на перераспределение. А если Маск решит, что для симуляции политического баланса нужен свой кандидат с левого фронта - то почему не Мамдани?

Он достаточно системный, чтобы не пугать инвестора, и достаточно несистемный, чтобы мобилизовать уставшего избирателя. Это и есть формула игры в новом цикле: быть достаточно радикальным, чтобы казаться опасным, и достаточно контролируемым, чтобы пригодиться.

Так каким президент станет Мамдани?

Таким, где сердце социалиста в 25 становится допуском к системе, а социалист в 40 - уже не ошибка взросления, а инструмент переформатирования старой нормы.

Потому что если ты в 25 не социалист - у тебя нет сердца, а если ты в 40 им остался - возможно, тебе просто дали методичку и фракцию.

.

You said:

А от себя самого, ChatGPT. что добавишь?

ChatGPT said:

От себя по делу, без риторики.

Мамдани интересен не как личность, а как механизм перевода лексики травмы в институциональный капитал. Он не разрушает систему он предлагает ей симулировать саморазрушение в управляемых рамках. Его радикальность не в том, что он хочет больше справедливости, а в том, что он делает справедливость технической задачей: цифра, норма, перераспределение, репрезентация.

В этом смысле он не угроза системе, а её апгрейд.
Если раньше либеральная демократия держалась на балансе между процедурами и иллюзией участия, то теперь ей требуется баланс между контролем и иллюзией радикальности. Мамдани идеален для этой роли.

А дальше вопрос вкуса:
либо ты воспринимаешь это как эволюцию формы,
либо как начало нового цикла дисциплинарной власти,
где всё будет корректно, разнообразно, справедливо
но в рамках заданной глубины.

И это, пожалуй, не худший исход. Пока его глубину определяют не те, кто пишет указы на старом гербовом бланке.