|
|
||
Постреализм | ||
ТЕПЛОВОЙ ШУМ
Максимилиан переезжает в квартиру, где уже кто-то есть. Формально - Лена. Фактически - её остатки: запах, вещи, следы на полу, обгоревшая розетка, чужой волос в сливе.
Они не договаривались жить вместе. Их встреча - сбой в графике, ошибка в системе заселения, невнятная запись в аренде. Но что-то в структуре этих стен - в щелях, в гудении труб, в слоистом сквозняке - будто притянуло их друг к другу, как если бы сама квартира захотела стать телом.
| (Контекст: утро после первой ночи. Максимилиан встал раньше, смотрит на Ленино обнажённое тело. Он пытается не смотреть. И всё же смотрит.) ГЛАВА 1: ВНУТРИ В такие моменты - где-то между 06:32 и чем-то, что только кажется временем, - ощущается особенно ясно, насколько всё дрожит. В воздухе. В складках простыней. В тебе. Солнечный прямоугольник медленно плывёт по полу, словно гигантская линза, скользящая по остатку сна. Ты следишь за ним взглядом, но смотришь не на свет, а на то, во что он врезается: изгиб ноги, беспорядок на полу, на спине Лены - ожог в форме размытого знака вопроса. Он старый, скорее всего, от сигареты. Почему вопрос? В этот момент - как раз тогда, когда тело другого становится не объектом желания, а фрагментом инфраструктуры - ты понимаешь, что телесность может быть антисексуальной. Почти пугающей. Это как наблюдать за работой метро сквозь стенку: ты слышишь ритм, вибрацию, треск - но не видишь поезда, только стены и их реакцию. И всё же именно эта реакция - и есть самое настоящее. Блядь. А потом она вскидывает голову - растрёпанная, мятая, с полуоткрытым ртом, как будто пыталась проглотить скомканный листик бумаги во сне, но не смогла. Говорит: - Ты чего на меня пялишься, как будто я тебя вчера трахала? А ты сидишь на краю кровати, в чужих трениках и носках с дыркой на пятке, и, вроде как, хочешь ответить что-то умное. Типа: "Я просто анализировал кинетический остаток взаимодействия наших нервных оболочек". Но вместо этого: - Хочешь воды? Она поворачивается на спину, раздвигая ноги так, как будто это вообще не её тело, а старая куртка, которую бросили на стул. Говорит: - Лучше кофе. С сигаретой. Или наоборот. Ты смотришь на неё, и у тебя всё пульсирует между ног. Даже не из-за неё - из-за того, как она не пытается быть. Она просто есть, как ссаный диван или плесень в ванной. Реальная. Без украшений. Настоящая. И в этот момент ты уже опять хочешь её. Потому что тело как будто не забыло, как оно сжималось под твоими руками. Она поднимается, сиськи у неё в татуировках, одна с какого-то угла кажется, как будто у неё там глаз, и этот глаз на тебя смотрит, прикинь. Она идёт в туалет, пердит по пути. А ты думаешь: господи, я снова влюбляюсь в невозможное. Голос - сзади: - Слушай, ты чё, ебаться не собираешься? Ты вздрагиваешь, как будто она застала тебя за дрочкой. - Или мне раздеться и встать между розетками? Она идёт на тебя. Растирает пяткой пыль по полу. Рука - на твоей шее. Вторая - сжимает твои яйца через треники. Не романтично. Уверенно. Как будто квартира ей разрешила. - Ты слышишь? - она шепчет в ухо. - Эта сука вибрирует. Вся. Ты не отвечаешь. Ты ничего не делаешь. Ты отдаёшься. Стиралка уже гудит. Ты даже не помнишь, кто её включил. Она садится сверху. Руки - на твоём лице. Волосы липнут ко лбу. Машина бьётся под вами, как будто хочет выплюнуть вас наружу. Ты в ней. Ты в квартире. Ты в чём-то третьем, неименуемом. Лена улыбается: - Ебись со мной, как будто я - эта ебаная труба. Ты трахаешь её. И слышишь: вентиль под ванной начинает свистеть. Тонко и рвано. Как будто срывается с резьбы. Не ровным звуком, а нервным всхлипом металла, будто труба тоже не выдерживает давления - и кончает паром. А потом ты ебешь её прямо на полу, среди бутылок, коробок и засохшего мандарина, который лежит под креслом и смотрит на вас, как умирающий святой. Лена ржёт над тем, как ты нюхаешь стены. Она говорит: "Ты ебёшь квартиру, или меня?" Её волосы в пыли, под ногтями чёрное, ногой она задевает включённый фен, и он гудит всё время, пока ты в ней, как будто озвучивает вибрации. Ты забываешь, как тебя зовут. Ты даже не знаешь, была ли у тебя когда-то фамилия. Оргазм как системный сбой. Отчёт о критической ошибке. Ты возвращаешься - как будто тебя выгрузили из программы. Потом ты один. Она - в душе, поёт "Love Me Two Times". Ты сидишь на полу, прислонившись к стиралке. В ушах - гул. В коленях - слабость. Ты ощущаешь - квартира теперь знает тебя изнутри. Позже, когда всё это растворится - кожа, запах, контакт, слова - останется только ощущение перегрузки. Как будто ты прослушал один и тот же трек 47 раз подряд, надеясь на новый смысл, и теперь не можешь распознать даже ритм. Это называется тепловой шум. Он возникает в любом проводнике, когда электроны начинают беспорядочно двигаться от температуры. Их никто не зовёт. Они просто бегут. Без команды. Без логики. Просто потому что горячо. Возможно, мы с Леной - два электронных шума в чужом канале. Она - как вспышка. Я - как схема, которая пытается понять, откуда она пришла. Лена спит. Или делает вид. Или просто снова погрузилась в тёплый шум. Ты смотришь на её позвоночник и представляешь, как по нему движется импульс. Один. Один-единственный. До тех пор, пока не исчезает. Ты куришь на балконе, в этих же носках. Слышишь, как внизу какой-то урод блюёт на тротуар. Смотришь на солнце, будто оно даст ответ. А оно - молчит. Ты думаешь: Ну и хуй с ним. Завтра снова её трахну. Или она меня. Какая, к чёрту, разница. ГЛАВА 2: ВНЕШНИЙ МИР Улица давит сразу. Как только дверь закрывается за спиной - воздух становится другим: жирным, липким, слишком насыщенным. Не хватает времени на восприятие - всё происходит одновременно. Плитка под ногами мокрая, хотя не было дождя. Лица идут волнами. У кого-то нос в крови, у кого-то - ухо с наушником в волосах. Все говорят. Или смотрят в телефоны. Или дышат слишком громко. Или просто есть. Ты не успеваешь настроиться на ритм. Лена идёт рядом - в прозрачной майке, без лифчика. Ты фиксируешь: ритм походки, угол бедра, как отскакивает браслет на её запястье. Пытаешься удержать её образ в сознании - в массивах шума он начинает распадаться. В толпе её легко спутать. Уже хочется что-то сказать - но пока ты формулируешь фразу, она уходит вперёд на три шага. Ты вспоминаешь структуру нейросетевого распознавания образов. Как быстро система теряет объект, если освещение меняется. Если угол съезжает. Если в фоне слишком много похожих паттернов. Ты теряешь лицо Лены. - Был у нас один тип, - говорит она, когда садится за стол. Стол липкий, кафе воняет омлетом и мокрыми ногами. Максимилиан напротив. Слишком ровно сел, слишком напряжённо держит вилку. - Панковский говнарь, мёртвый внутри, но ржал, как будто у него батарейка от вибратора. Мы с подругой однажды спьяну нарисовали ему хуй на лбу. Маркером. Потом он неделю ходил, не замечал. Говорил: "Все на меня смотрят с уважением". Она смеётся. Жует мяту. Облизывает палец. Смотрит, как он на неё смотрит. Медленно. Как будто ищет глубокий смысл в её животе. - Ты думаешь, или ты здесь? Он моргает. Она кидает ему в лицо огрызок мяты. Он не реагирует. - Блядь, ты где живёшь? Внутри головы или между ног? Он чувствует - у него не хватает мощности. Перегрузка сенсоров. Шум. Запахи. Тактильные триггеры - скатерть липкая, пластик на сидении липкий, в подмышке жар. Он хочет ответить. Но речь не успевает за ощущениями. Она встаёт, валивается к нему на колени, лицо близко, как сцена в кино: - Слушай, я могу раздеться прямо здесь, насрать в пепельницу и уйти. И это будет честнее, чем твоя тишина. - Я... - Не "я". Не "мы". Не надо конструкции. Она целует его резко. Не из желания. Из злости. Из отсутствия другого способа достучаться. Поцелуй греет щёку. Во рту - мята и слюна. Он закрывает глаза. И больше не думает. На пару секунд - не думает. На улице стало ещё жарче. Воздух вязкий, как суп из кожного сала. Всё кажется ближе, чем на самом деле: машины, крики, стены, даже Лена - слишком близко. Она идёт вперёд, будто разрезает собой улицу. Он плетётся чуть сзади, почти не дышит. - Я не злюсь, - говорит она, не оборачиваясь. Он молчит. - Просто ты не реагируешь. Это пиздец как раздражает. Как будто у тебя внутри - не кишки, а база данных. Он хочет ответить, что это не так. Что он просто не успевает. Что в его голове тридцать одновременно включённых процессов, и ещё запах её пота, и светофор мигающий, и кто-то трёт по скрипке в переходе так, что хочется выйти из тела. Но он не говорит. Потому что она не ждёт. Она заходит в подворотню, тень не спасает - в ней душно, как в шкафу. Облокачивается на стену, достаёт сигарету. Закуривает. Потом смотрит на него - в упор. - Ты вообще зачем ко мне приехал? Он не знает, что ответить. Не может вспомнить точку входа - когда всё началось. Не было начала. Было ощущение, что он вписался в её след, как муха в липкую ленту. Она была - и он уже рядом. Уже втянут. Не понял когда. Он подходит ближе. Не прикасаясь. Просто стоит напротив. - У тебя губы трясутся, - говорит она. - Горло... пересохло. - Это не горло. Это ты не умеешь быть. Она тянется к нему, берёт за рубашку, дёргает на себя. Не поцелуй. Не ласка. Просто сдвиг. Механический. - Ты всё ещё думаешь? Он кивает. - Сильно? - Да. - Давай. Подумай сейчас. Прямо сейчас. Она ставит ногу между его ног, медленно давит коленом. Лоб в лоб. Сигарета в руке ещё тлеет, дым идёт вверх - между лицами. У него перехватывает дыхание. Она шепчет: - Если не выключишься - сломаю. Он чувствует, как внутри что-то начинает сползать. Не страх. Даже не возбуждение. А как будто рамка удерживания больше не держит. Он выдыхает. Закрывает глаза. <е думает. Она целует его. На этот раз - без ярости. Просто: язык, дыхание, стена в спину, жар в паху. Он тает, не зная, куда деть руки, как зваться, как быть. Внезапно всё это становится неважным. Из окна над ними кто-то орёт: "Сука, жареным воняет!" Они не смеются. Не разрываются. Просто замирают - губами, дыханием, в жаре, в бетонной тени, как в ране. Он говорит: - Мне страшно. Она отвечает: - Мне - скучно. И в этом есть контакт. ГЛАВА 3. СБОЙ И ОТКАТ Он сидит на полу, спина к стене, рубашка ещё пахнет её потом и улицей. Телефон в руке. Экран светится. Сообщение начинается с "я, наверное, не умею". Потом идёт длинный абзац про эмоциональную регуляцию, про темп контакта, про то, как их ритмы не совпадают, но могли бы. Он стирает половину. Потом дописывает новое. Уже без пунктуации. Потом возвращается к первому варианту. Потом - ничего не отправляет. Телефон гаснет. Он смотрит на себя в зеркале. Там не он. Там - персонаж, наблюдающий за собой. Раздражает. Хочется ударить стекло. Он ложится на кровать, но тело - натянуто. Пробует заснуть. Не может. Встаёт. Идёт в ванную. Включает воду. Льёт на руки. Потом - в трусах, с закрытыми глазами - мастурбирует, почти молча. Без фантазий. Без образов. Просто - чтоб отключить голову. После - ещё больше пустоты. Он лежит. Темно. Пахнет табаком и пылью. Он шепчет: - Я не держу. Я... не держу. В два сорок девять звонок в дверь. Один короткий. Он не сразу просыпается. Потом - почти в панике - подскакивает. Без рубашки, босиком, волосы спутаны. Она в лифте. Пьяная. Красная помада, разъехавшийся рукав. В руках бутылка вина, почти пустая. Она улыбается так, будто ему конец. - Ты думал, что всё? - говорит она и проходит мимо. Он не отвечает. Он не знает, что сейчас происходит. Это уже не она. И не он. Это что-то третье. Остаточная реакция от столкновения двух температур. Она ставит бутылку на пол. Подходит. Берёт его за ворот. Рвёт футболку. Прямо посередине. - Если ты ещё раз начнёшь анализировать, - шепчет она, - я тебя выебу сама. Свиньёй. В комбинезоне. Он смеётся. Нервно. И это - всё. Это его конец. Всё рушится. Она валит его на пол. Кладёт руку ему между ног. Вторая - в волосы. Он отвечает. Без мысли. Без центра. Всё - в действиях. Они трахаются жёстко, молча, как будто выбивают из друг друга электричество. Его спина бьётся о пыльный ламинат, она скользит, царапается, дышит, как будто в ней поселился демон. Никакой игры. Никаких слов. Только сцепление. Только сбой. Потом - тишина. Они лежат на полу. Пот, вино, слипшаяся простыня. Он дышит тяжело. Она уже спит. Полуоткрытый рот. Щека к полу. Он смотрит в потолок и впервые за всю ночь не пытается ничего понять. ГЛАВА 4. ПЕТЛЯ Он просыпается от жары. Не от её движения, не от звука, не от тревоги. Просто - от плотности воздуха. Он тяжёлый, как будто его можно налить в бутылку и выпить. Тело липкое, постель влажная, солнце щиплет лицо. Она рядом. Спиной. Голая. Волосы спутаны, лопатка торчит, плед сбился вниз. Её дыхание идёт не в такт. Он смотрит на позвоночник - он подрагивает. Как будто внутри неё что-то работает отдельно. Без разрешения. Он знает это утро. Оно уже было. Кажется. Или нет. Разницы нет. Всё выглядит так же. Всё происходит иначе. Он хочет встать, но тело не слушается. Не от слабости - от перегруза. Он перегрет. Не только телом - всем. Он лежит. Слушает гул из окна. Машины, вентиляция, капли. Слышит, как течёт вода в трубе. Кто-то у кого-то смывает что-то. Повтор. Её рука шевелится. Едва. Она что-то мямлит. Разворачивается, открывает глаза, смотрит на него. Несфокусировано. Медленно. - Ты здесь? - шепчет она. Не нежно. Просто - проверка. Он не отвечает. Кивает. Она кивает в ответ. Глаза закрываются. Всё. Она не требует ничего. Он проводит рукой по её животу. Тёплому, мокрому. Его ладонь прилипает. Он чувствует её, но не хочет ничего. Даже секса. Даже ласки. Он просто... фиксирует. Это не любовь. Не близость. Не утро. Это сбой, который снова повторился. Цикл. Кожа к коже. Жар на жар. Бессонница, секс, раздражение, молчание, жар, сбой, сближение. Петля. Он закрывает глаза. И слышит внутри себя гудение. Настоящее. Металлическое. Как в старой стиральной машине. Как в теле, которое не умеет выключаться. Тепловой шум. Вот и всё. Квартира не спит. Она держит всё: пот, крик, сливы, жар. Эта петля останется в ней. Даже когда они уйдут.
| ||