|
|
||
"Голос, идущий по льду" |
![]() |
|||||
Голос, идущий по льду
| Я услышал её раньше, чем увидел. Это был не голос - скорее, пауза, которая дышит, пока не ступишь на лёд. Нью-Йорк был февральским, прозрачным, как ладонь, обернутая в целлофан одиночества. Я вышел на улицу в пять утра - ещё по петербургской привычке, а не по американскому расписанию. В такие часы никто не спрашивает, куда ты идёшь. Даже тело. Город ещё не включился. Асфальт под ногами скрипел, как замёрзшее бельё, не досказанное по телефону. Я шёл, потому что не знал, кого хочу - и это был лучший ориентир. Она стояла у заброшенного катка на Нижнем Ист-Сайде. Не ждала. Просто стояла. В пальто без запаха и с книгой в руке - как будто хотела, чтобы кто-то догадался, что она не из этого времени. Я не спросил, холодно ли. Она не спросила имя. - Ты слышишь? - спросила она. Я прислушался. И правда - лёд пел. Тонко, как игла в горле. Как если бы весь город лежал на хрустком слое тишины, и под ним шёл кто-то. Медленно. Не к тебе - мимо. Но след оставлял. Мы не пошли к ней. Отправились вглубь. Вглубь улицы, в которой не горели окна, вглубь тела, в котором больше не ждали прикосновений, но ещё помнили, как ждать. Она сняла перчатки и протянула мне апельсин. - Здесь нет ничего сексуального, - сказала она. - Только цитрус и предчувствие. Я чистил. Кожа апельсина тянулась, как струна. Сок вытекал на пальцы, как признание, от которого уже не отмыться. Когда мы вошли в её квартиру - я сразу понял: мы не будем раздеваться. Слишком очевидно. Она сидела, не раздеваясь, будто не собиралась остаться. И в этом был холод - не отрицание, а знание климата. Я смотрел, как сок стекает по её запястью, и вдруг вспомнил: в Петербурге весной бывает два ледохода. Первый - в марте, когда вскрывается Нева. Второй - позже, когда сходит лёд с Ладоги. Вода идёт дважды. Как будто память не может прорваться с первого раза. Так и она. Она просто села на пол. Ноги под себя. Свет - от лампы в чайнике. Тепло - от шепота под грудью. Я не касался. Я только смотрел. Как она ест апельсин. Медленно. Складывая дольки в рот, как воспоминания, которые ещё не были. Она сняла шарф. Не одежду - обёртку. Шея её была белой, как страх. Или доверие. - Ты можешь, - сказала она. - Но не спеши. Голос должен дойти до пятки. Я тронул её - в зоне между лопаткой и вопросом. Там, где тело уже не говорит, но ещё слышит. Мы не целовались. Мы дышали друг в друга. В ритме катка, который больше не заливают. Когда я вошёл в неё - она не изменилась в лице. Только глаза её ушли вглубь, как будто там кто-то шёл. По тонкому льду. Без спешки. Без цели. Но каждое движение отзывалось в ней, как гул от конька в февральской пустоте. Мы двигались медленно. Как перевёрнутый фильм. Где не конец, а начало звучит громче. Я вышел первым. Из неё - и из квартиры. Не потому что не хотел остаться. А потому что понял: голос, идущий по льду - не зовёт. Он идёт. Наутро я понял: под ногтями - цедра. А в груди - звук. Не её. Льда. Он всё ещё шёл.
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
|