Когда вырубается отопление, пациенты рассказывают правду быстрее. Так было и в тот день: здание на Спринг-стрит остыло к полудню, термостат не реагировал, и мои пятничные сеансы обнажились, как стеклянные витрины после обстрела. Она пришла последней. Села, как обычно - нога на ногу, руки в пальто, взгляд - между мной и стеной, где висела репродукция Лунного света на Сен-Луи.

- Кажется, я хочу нарушить границы, - сказала она. Я кивнул. В кабинете психоаналитика - это почти комплимент.

Она молчала. Молчание было не паузой, а телом - густым, дышащим, уставшим от собственного веса. Я не сказал ничего. Потому что иногда фраза - хуже прикосновения.

Когда сеанс закончился, она не ушла сразу. Осталась стоять у двери, будто выбирая не ручку, а реальность. И сказала:
- Я всё же сделаю это.
- Сделаете что?
- Побуду с вами немного вне контекста.

Тогда я должен был отказать. Напомнить о контракте, этике, анализе. Но в этот момент кто-то наверху хлопнул батареей, и всё - ушло в резонанс. Я сказал: Хорошо. Только чай уже не горячий.

Она подошла ближе. На ней было серое платье с расстёгнутой молнией - не потому, что хотела, а потому что устала её застёгивать. Мы сидели рядом. Я почувствовал запах кожи - не духов, не мыла, а то, что бывает под свитером, если его долго не снимать.

- Могу?
Она не спрашивала о прикосновении. Она спрашивала о времени. Я кивнул. Мы не говорили. Я слышал, как у неё дрожит дыхание - не от желания, а от напряжения, накопленного в словах, которые не сказаны.

Пальцы её коснулись моей шеи. Осторожно. Как будто я был не я, а персонаж, которого она боится перечитывать.

Я прижался к ней - не в поцелуе, а в тепле. Мы царапались шерстью, скользили лопатками, терялись в позах, которые даже йога не предлагала бы без иронии. Секс начался не с жеста, а с дрожи: она наклонилась, и я почувствовал, как её волосы говорят со мной старым языком, в котором тоска значила время, проведённое не с тем.

Мы двигались, как будто искали не оргазм, а пропущенный диалог. Слова были лишними. Близость случилась не из влечения. Из усталости. Из зимы. Из терапии, в которой оба запутались.

Она пришла первой. Я - чуть позже. Или не пришёл вовсе. Но обнял. Как обнимают ошибку, которую не хотят исправлять.

После - был чай. Остылый, как мы. Она сидела в кресле, где только что лежала. Держала чашку, будто не пила, а вспоминала.

- Я не хотела этого.
- Я тоже.
- Но вы не остановили.
- Вы не просили.
- Просьба - не всегда голосом.

Мы молчали. На ковролине осталась вмятина от её колен. Я не притронулся - исправить. Потому что это был след. Не тела. Случая.

Через неделю она отменила сеанс. Написала: Нам нужен перерыв. Внутренний. Я не ответил. Потому что в этом и была терапия - дать исчезнуть.

Спустя месяц мы пересеклись. В вагоне. Она держала книгу - Человек в поисках смысла. Я смотрел, как она перелистывает страницу.
- Вы выспались? - спросил я.
- А вы - проснулись?

Мы не обнялись. Не поговорили. Я вышел на остановку раньше. На перроне пахло кофе и печалью.

Вечером, открыв окно, я понял, что в кабинете всё ещё её запах. Тонкий, как отредактированная вина с намёком на Фрейда и школу, в которой уже не работает запрещение - и всё случается по ошибке.

Я сел в кресло, где она сидела. Под пальцами - вмятина. Не физическая. Временная.

Закрыл глаза. Услышал, как снова хлопает батарея. И вспомнил:

Она сказала: Побуду с вами немного вне контекста.
Но контекст - это и был я.
А потому - всё оказалось внутри.