Цыбульский Владимир Евгеньевич
Тройка,семерка,дама криминальная повесть

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Тройка, семерка, дама... Суета вокруг забытого Богом и людьми НИИ в центре Москвы. Лакомый кусок недвижимости. Забытые изобретения. Искушение пропадающих за ненужностью ученых. За их открытием охотятся дельцы и бандиты. Ученые торгуются, гибнут, пропадают. Всех спасает юный компьютерный гений. Книга вышла в издательстве "Авангард".

   цыбульский володя
  
   ТРОЙКА, СЕМЕРКА, ДАМА
  
   криминальная повесть
  
  
  
  
   ГЛАВА I
  
   1.
   Старенькая тридцать первая волга въехала во двор дома на задах Тверской в пяти минутах от Садового. Дом с изнанки был серого кирпича, двор в потеках февральской оттепели, в собачьих кучках, сломанных качелях, скамейках с пощипанными спинками, в заглохших намертво с осени машинах. Кое-где на заднем фасаде поблескивал белоснежный пластик окон из ПВХ отремонтированных под евростандарт квартир. Брезгливо кривились они на соседние обшарпанные переплеты, ржавые решетки балконов, мятые цинковые водосточные трубы. Среди припаркованных у подъездов машин искрился металлик удивленных иномарок: "Куда мы попали? Что за убожество?".
   Хозяин волги был такой же потертый и потрепанный как его машина - в прошлом патриаршая седая шевелюра, вальяжность и уверенность избранного, теперь - затасканная лоснящаяся дубленка, сморщенное личико в склеротических жилках, тусклый взгляд из-под разросшихся пегих бровей.
   Заметив на том месте перед подъездом, которое привык считать своим, чужую несвежую шестерку с поцарапанным крылом, недовольно поморщился: "Видят же, что место занято - нет, обязательно надо влезть. Для них, что ли, я чистил стоянку всю зиму?".
   Место отыскалось в дальнем конце двора возле мусорных баков. Проходя мимо шестерки, старик недовольно заглянул в окно, ткнулся взглядом в гладкую щеку молодого нахала, тупо смотревшего перед собой, почувствовал мгновенный холодок в груди, отвернулся, молча прошел мимо: что им скажешь, все равно не поймут, такие люди.
   Набрал код, замок пискнул и щелкнул, кто-то придержал за ним дверь и вошел следом.
   Соседи. Старик не любил соседей.
   Подошел и вызвал лифт, не оборачиваясь, поднялся на площадку к серым почтовым ящикам, полез за ключом и тут же почувствовал удар в поясницу, острую боль, скривился, повернулся, увидел парня, сидевшего в шестерке, не успел выкрикнуть: "За что?", не заметил кулака - вспыхнуло справа, хрустнуло в носу, как будто лицом со всего маху грохнулся об асфальт, слева под ребрами что-то взорвалось, глаза, с непонятной злобой смотревшие на него, стали гаснуть, падая плашмя вперед, старик вытянул руку. Кто-то чужой прохрипел за него: "Помоги..."
   Приняв этот жалкий жест за попытку сопротивления, парень чуть отступил, отбил руку, швырнул падающего на почтовые ящики и пошел обрабатывать короткими ударами как боксерскую грушу уже неживое тело старика.
   Какое-то время на полутемной площадке за спускавшимся лифтом слышались удары, пыхтенье, придушенный голос второго, так и не увиденного стариком:
   -По башке его, по башке!
   Потом падение, секундная жуткая пауза, хриплое: "Готов!", обвалом дробь кроссовок по ступеням. Входная железная дверь распахнулась, чуть не сбив с ног соседку старика по площадке, болезненную даму в пальто поверх ночной сорочки, выгуливавшую толстенького пуделька. Дама взвизгнула, пуделек залился стервозным лаем. Двое невысоких крепких в кожаных куртках захлопнулись дверцами жигулей, забуксовали в подтаявшем снеге, повиливая задом, машина тронулась, освобождая ненужное уже ему любимое место старика, и вылетела через арку на улицу.
   Через час перед подъездом белела скорая с равнодушным шофером, темно-синяя милицейская пятерка загораживала проезд вдоль дома. Жильцы на машинах подъезжали, чертыхались, парковались кто где, с досадой хлопали дверцами, пыхнув подфарниками, музыкальными щелчками включали сигнализацию, покосившись на скорую и милицию, никого ни о чем не спрашивая, пробирались к своим подъездам, краем уха уловив осуждающий ропот пенсионерок: " Убили..., за газетами поднялся ... Ох, ох!".
   Следователь ОВД посверкал мыльницей, снимая труп, присев на ступеньку, составил описание места преступления, изъятых под вздохи понятых соседок бумажника с тридцатью рублями и пропуском, связки ключей от машины, квартиры, почтового ящика. Послушал врача со скорой. Потом судмедэксперта.
   Смертельных травм на теле старика ни тот, ни другой не обнаружили. Многочисленные гематомы, ушибы, вывихнута челюсть... Выходило, вроде, отлежавшись и подлечившись, старик вполне еще мог бы выйти на работу.
   Ни на какую работу старик выйти уже не мог.
   -Испугался он, - просто объяснил доктор. - Шок, адреналин, резкое сокращение сердечной мышцы... Инфаркт, скорее всего.
   Следователь кивнул. Был он лет сорока, в легком китайском пуховичке и без шапки. Тонкая шея, бледное лицо с крупными залысинами, щеточка усов под острым носом и довольно противные тонкие полубачки. Сипловатый дискант. Фамилия - Руднев.
   Попросил доктора обождать, сержанта никого к трупу не подпускать, вместе с понятыми поднялся на третий этаж в квартиру старика. Зажигая и выключая свет, прошелся по комнатам, на кухне обнаружил посудный набор и в холодильнике запас продуктов вдовца. Ясно было, что кроме старика никто здесь давно уже не появлялся.
   В соседней квартире бился в истерике запертый в маленькой комнате толстенький пудель, свидетельница Щеглова в халате поверх ночной сорочки, задыхалась, прижимала руку к груди, долго перечисляла свои заболевания и симптомы близкого ухудшения, но от вежливого предложения пригласить врача со скорой поспешно отказалась и объяснила довольно ясно: соседа ее ждали двое. Она сразу заметила - машина их на том месте стояла, где обычно Николай Дмитриевич свою волгу ставит.
   Она с собакой гуляла, видела, как Николай Дмитриевич приехал. Потом прошел мимо этих, в жигулях, в подъезд. Ничего он им не говорил, а они тут же вылезли и тихонько за ним. В подъезд вместе вошли, а когда она подошла к дому, ее дверью чуть не убили. Эти двое. Такие стриженные, в куртках. Прыгнули в машину и уехали. Тошка чуть голос не сорвал, в подъезде сразу к почтовым ящикам потянул. Она поднялась и увидела - Николай Дмитриевич на полу лежит.
   Он здесь двадцать лет прожил. Какие у него враги? Он солидный человек. Руководитель института, доктор наук. Такая смерть!
   Руднев достал красную книжечку с полустертой золотой надписью "Удостоверение". Рядом с карточкой старика, еще моложавого и цветущего под типографской шапкой "Институт биофизических проблем" каллиграфической тушью выведено:
   "Николай Дмитриевич Тришин. Заместитель директора".
   Институт был рядом, через пару улиц - бело-голубое обшарпанное здание бывшего купеческого собрания. Облупившиеся колонны, узкие окна, побитый памятник архитектуры.
   Придется навестить.
  
   2.
   Вава просыпалась рано часов в шесть, и заснуть уже не могла. Как ни притворялась, не обманывала себя, что и не пытается заснуть - так лежит, полежит часик другой и встанет - сна не было. Одно мучение: и вставать в такую рань - тоска и лежать - тоска.
   Будила Ваву всякая ерунда - стук дождя о подоконник, заведенная машина во дворе, бумканье мусоровоза, опрокидывающего контейнер себе за спину, чавканье во сне Донки - вавиной большой беспородной, глуповатой и всегда голодной псины.
   Просыпаясь, Вава с ужасом ждала, что вот сейчас заскрипит дверь лифта или кто-нибудь опрокинет полное мусора ведро в мусоропровод и в трубе загрохочет, застучит, зазвенит, залязгает обвалом с четырнадцатого по первый этаж. Заснуть в таком ожидании было точно невозможно.
   Вава лежала с закрытыми глазами, перебирала свои неприятности и страхи - вчерашнюю задумчивость ее начальника Юрова, отклеившуюся подошву, вечную проблему ремонта квартиры (денег нет и не будет) и самые мелкие дела и неприятности в этом утреннем кошмаре превращались в каких-то чудовищ, от которых нечего было и думать укрыться в складках простыни, одеяла или под подушкой. В конце концов, Вава проваливалась в какой-то бред с огромной кляксой в углу, в которой скрывался паук, осьминог, вахтер, комар, очнувшись, ничего не помнила и чувствовала себя так, как будто не спала всю ночь.
   Утро в этот день было продолжением сумеречного кошмара - серенькое, февральское, промозглое с мокрым снегом и мелкими гадостями. На улице Донка как-то сразу умудрилась промокнуть, вымазаться в грязи, плелась сзади по осклизлым газонам вся в бычках, мятых пивных банках и рваных пакетах. Вава наступила в лужу сразу перед подъездом, теперь ступала осторожно только на сухое, поджимала пальцы на ноге и все без толку - носок и пятка колготки промокли, переодеться было не во что, хлюпать предстояло весь день.
   Мамы со скрежетом волокли на упирающихся санках тяжелых как булыжники малышей. Сумерки толпились в тумане - им никак не удавалось разойтись по углам двора и аркам. Напротив подъезда нахальничали две вороны: сидели рядышком на ветке, потом одна вдруг слетала, пробегала по верхушке сугроба и снова взлетала на ветку, на сугроб слетала ее подруга и медленно прохаживалась, вертя хвостом и головой, показывая: "Вот как надо". Вава улыбнулась: "Не забыть рассказать Рису".
   Дома Ваву ждал заговор зеркал. Обычно зеркала показывали разную Ваву: в прихожей - невысокую женщину без возраста с оригинальной неправильностью лица, в ванной - даму под сорок с пикантно вздернутым носиком, в спальне на первое место выходило все, что ниже шеи и к этому зеркалу Вава была особенно внимательна. Теперь зеркала, словно сговорившись, показывали Ваве все ее сорок, с мешочками под глазами, морщинками и общим выражением лица под названием "тетка", которое иногда так пугало Ваву в лицах сверстниц.
   Не проснувшийся Рис прошлепал босыми ногами на кухню, сладко потянул воду из кувшина, скосив сонный глаз на мать, изрек:
   -В больнице, морге и в такое утро все равны,- и ушел к себе в комнату пропахшую табаком и уставленную компьютерным железом, досыпать.
   Рис маленький, толстый, сутулый с наплывающими на узкие глаза щеками. Ему четырнадцать, он компьютерный гений, в школе учится кое-как, ночи напролет торчит в Интернете и подрабатывает в Интернет-кафе - ведет компьютерные курсы для малышни и любит поучить мать, как ей жить.
   Вава спохватилась, бросила кое-что на лицо и, хлюпая водой в сапоге, наступая на ремень сумки и роняя перчатки, помчалась к троллейбусу.
  
   В троллейбусе Ваву замели - обычная ее уловка - сунуть контролеру в нос мамино пенсионное удостоверение, сделав при этом старушечье лицо, на этот раз не сработала. Контролер - тупой жандарм из пенсионеров отобрал удостоверение и поволок Ваву в отделение милиции, на ходу читая злобную лекцию о преимуществах социализма.
   В отделении Вава долго сидела в полутемном коридоре перед закрытой дверью кабинета следователя, прислушивалась, но ничего не слышала - кабинет был пуст.
   Наконец, соседняя дверь распахнулась, суховатый человек, блеснув залысинами, вставил ключ, щелкнул замком, закрыл за собой дверь и только потом крикнул из кабинета: "Заходите!"
   На свету Вава разглядела щеточку усов под острым носом, худую шею, скверный костюм и полубачки. Зануда. Сейчас мораль читать начнет.
   Руднев раскрыл пенсионное удостоверение, перевел взгляд с маминой карточки на Вавину личность, отложил удостоверение, спросил:
   -Другие документы имеются?
   Вава порылась в сумочке, достала пропуск.
   -Здорово,- усмехнулся Руднев.- Вот прям таки с утра и "Институт биофизических проблем". Старший сотрудник патентного отдела Варвара Александровна Гладыш. Вы такого Николая Дмитриевича Тришина знали?
   -Почему знала,- удивилась Вава, неприязненно поглядывая на полубачки ("приказчик")- я и сейчас знаю. Тришин - заведует лабораторией и он замдиректора по производству.
   -А что это значит?
   -Оборудование, реактивы, хозяйство...
   -Площадями институтскими распоряжался?
   -В каком смысле?
   -Ну, там сдача в аренду фирмам за наличные. Почем метр-то сдаем?
   -Господи, да откуда мне знать? Я его вижу раз в полгода. На Восьмое марта и под Новый год. Он нас поздравляет. А что случилось-то?
   -Боюсь, больше не поздравит,- протянул Руднев, посмотрел в окно, раздумывая, решил сказать все-таки:- Убили Николая Дмитриевича.
   -Как это?
   -В подъезде. Напали двое, а у него сердце слабое. Умер на месте. Вы что, "Дорожный патруль" не смотрели вчера?
   -Да я его терпеть не могу - трупы, кровь, бомжи несчастные. И без того тошно. Как же так? Тришина... За что?
   -Пока не знаю. Может молодежь наркоманская. Хотя не похоже - денег при нем было - тридцать рублей. Да и те не взяли. Скорее всего, как говорят в "Патруле", из-за профессиональной деятельности.
   -Да какая там деятельность! Ой, простите...
   -Ничего, ничего, я слушаю.
   -Что вы хотите услышать? - Вава все не могла смириться с этими следовательскими полубачками. Вспомнилось слово "каптенармус".
   -Вы сказали - профессиональная деятельность. В смысле никакой деятельности,- напомнил Руднев.
   -Ничего я такого не говорила. Тришин из прежних, принципиальных. Ездил на старой волге, еще с тех времен. Жену похоронил лет пять назад. Жил один. Ходил в старой дубленке. Таким вообще ничего не нужно.
   -А кому нужно?
   "Нет, так дело не пойдет", - подумала Вава.
   -Вы меня что - допрашиваете?
   -Нет. Просто разговариваем.
   -Странный какой-то разговор.
   -Нормальный.
   -Вы все не так понимаете. Я работаю в патентном отделе. Сейчас, правда, это фирма патентная, но это неважно. Мы вообще на отшибе. С руководством общается наш начальник. Я там и бываю-то редко. А вы, сразу выводы... Вы вообще в институте-то были?
   -Вот как раз собирался. А тут вы с вашим пенсионным удостоверением. Простите, не вашим.
   -Послушайте... Вы бы отпустили меня. Я на работу опаздываю,- проныла давно приготовленное Вава.
   -Что? Начальник патентного отдела строгий? Боитесь без работы остаться?
   -Да не столько начальник, сколько его секретарша...
   -Понятно,- вздохнул Руднев, прошел взглядом по лицу, одежде, сапогам с надорванной молнией. Зарплата копеечная, ребенок, наверное. И мужа, скорее всего, нет. -Ладно. Пишите объяснение.
   -А это обязательно?
   -Послушайте, мадам Гладыш. Если бы вы просто ехали без билета и вас поймали - это административное нарушение и штраф. А вы совершили подлог, пытались ввести в заблуждение контролера. Очень похоже на мошенничество. Это - статья.
   -Какая?
   -Уголовная.
   -Вы что, посадите меня за то, что я без билета проехала?
   -Да никто вас сажать не собирается! Напишите объяснение и пойдете в свой патентный отдел. Или на фирму. Хотя это и неважно.
   Вава взяла протянутый ей лист желтой какой-то бумаги, ручку.
   -Что писать?
   -Ну, знаете... Я за вас еще сочинять должен. Сами выпутывайтесь.
   Помолчали. Руднев посмотрел на часы.
   -Ну, напишите что перепутали. Что решили, будто контролер требует ваше удостоверение. По ошибке сунули ему удостоверение матери. Свидетелей ведь все равно не было?
   -Не было,- подтвердила Вава, хотя весь троллейбус с удовольствием наблюдал, как казнил ее контролер.
   -Ну, вот и пишите.
   Вава написала. Руднев пробежал глазами объяснение, сунул в ящик стола.
   -И что теперь будет?
   -Ничего не будет. Понадобитесь - вызову. А сейчас идите, идите, у меня дел по горло. Или... Я сейчас в ваш Институт. Хотите - подвезу,- неожиданно для себя предложил Руднев.
   Вава представила, как ее подвозят и высаживают перед Институтом из милицейской машины.
   -Нет, знаете. Я уж как-нибудь сама. А если хотите проявить любезность - просто не вызывайте меня больше, ладно?
   Встала, повернулась, хлюпнув сапогом, и вышла.
   Руднев вытащил из ящика стола Вавино объяснение, протокол, составленный контролером, аккуратно подшил оба листочка в папку и снова убрал в стол.
  
   Ваве было противно и стыдно, а после известия о смерти Тришина как-то жутко даже. Правда теперь она могла не терзаться опозданием - каждый день, опаздывая, мучительно придумывала причину, а теперь причина была - дурацкая и настоящая. Впрочем, там сейчас не до нее. Все Тришина обсуждают.
   Хлопнув дверью, Вава провалилась в коммунальный подъезд с побитыми стенами, запахом кошек, борща и парового отопления. Коммуналки в подъезде давно расселили, и целый подъезд шестиэтажного дома передали в распоряжение Института в дополнение к старому, вместо нового здания, и здесь долго еще доживали свой век забытые институтские отделы, промышлявшие в свое время реферированием, статистикой, переводами, аналитикой, теорией, информацией и прочей псевдонаучной деятельностью, пока не осталась последняя, контора - Вавина. Из других отделов обнищавшие сотрудники давно разбежались, канцелярские столы и шкафы пылились взаперти.
   Фирма, на которой работала Вава, образовалась из патентного отдела Института, но об этом в Институте, похоже, мало кто знал. Просто начальник отдела Юров их как-то собрал, объявил, что поскольку денег на зарплату патентоведам у Института нет, им придется зарабатывать самим. Принято решение - все они становятся учредителями и акционерами общества "Патент и Авторское Право" (сокращенно "ПАП"), будут регистрировать товарные знаки и логотипы, заверять копирайты и выдавать патенты фирмам и частным лицам на их идеи, произведения и изобретения.
   Исполнительным директором фирмы Юров почему-то назначил свою секретаршу вертлявую Зюзюшку, которая очень быстро стала Зинаидой Павловной, покрикивала на сотрудников, мгновенно превращаясь в курилках и за чаем в прежнюю льстивую и скользкую Зюзюшку.
   Юрова с легкой руки Вавы стали называть теперь Папиком.
   В остальном в жизни конторы мало что изменилось. По-прежнему сотрудницы опаздывали каждый день на работу, подолгу курили и пили чай. На совещаниях говорили о низкой дисциплине. В кабинетах о низкой зарплате. Денег хронически не хватало - большую часть дохода тратила "на хозяйство" бойкая Зюзюшка, остальное шеф отдавал кому-то, чтоб их не трогали. Это шефа удручало, он все время дергал щекой и много пил.
   В общем, когда два дня назад Зюзюшка вдруг забегала по кабинетам с какими-то бланками о передаче сотрудницами акций Общества "ПАП" кому-то, в договор еще даже невписанному, тараторя о смене менеджемента и закручивании гаек, никто в подробности не вдавался и все все что надо подписали. Кроме Вавы, которая и сегодня забыла паспорт, а номер его, естественно, не помнила.
   -А-а, мы не ждали вас, а вы приперлися, - заорала Зюзюшка, завидев Ваву, и тут же, превратившись в Зинаиду, заморозила попытку Вавы ответить ей в тон: "Вы почему опаздываете? Паспорт принесли? Опять нет? Как хотите - сегодня последний день. Вы мне переоформление фирмы срываете. Пусть сын паспорт привозит, соседка, любовник - мне все равно. Кстати - вот приказ. Ознакомьтесь!". И, ткнув лакированным ногтем в листок на стене, крутанулась циркулем на острых каблуках, исчезла за дверью приемной - только мазок помады и клок ядовито рыжих крашенных волос чиркнули в полутьме и искры посыпались.
   " За систематические опоздания, нарушение дисциплины... срыв перерегистрации...штраф, последнее предупреждение..., вплоть до увольнения..." облепили строгости Зинаиды Вавину фамилию и внизу, смягчая, дрожащая подпись Папика.
   Вава вздохнула (никак не могла привыкнуть к мгновенным перевоплощениям Зюзюшки в Зинаиду и обратно) и поплелась на кухню готовить чай.
  
   Коммуналка, она и есть коммуналка - длинный коридор, комнатушки-кабинеты с пожелтевшими обоями за крашеными дверями, в туалете унитаз со ржавчиной, кухня в треснувшем кафеле, чахлые синие цветы на надгробье газовой плиты. Многочисленные ремонты из-за скупости Зюзюшки ничем кроме мусора, неразберихи, хамства бомжей и злостных алиментщиков, выдававших себя за строителей, не заканчивались.
   На кухне томно курила Маринка Киселева - Киса. Сложные отношения Кисы с мужем (историк не удел) и любовником ( темные дела, загородный дом, мерседес) скрашивали в последнее время женскому персоналу тягучие рабочие часы. Бабы Кисе не верили, считали, что она своего любовника выдумала, чтоб хоть как-то скрасить жизнь с неудачником-мужем, а Вава ей сочувствовала.
   Неделю назад Киса по большому секрету (строго-настрого запретил - чтоб на работе никто его не видел!) Ваве этого своего друга продемонстрировала. Через стекло кафушки Вава видела - черная блестящая машина, за рулем жуткий тип. Повернулся, щелчком выстрелил окурок в окно. Вава хорошо его разглядела: в возрасте уже, голова абсолютно лысая, нос и рот в кучку и два огромных, неподвижных прозрачных глаза под лысыми веками. Вава даже вздрогнула - неподвижные глаза смотрели прямо на нее и безо всякого выражения. Бровей на лице не было. Зато за ушами кучерявились темно-рыжие жесткие волосы.
   "Фаллос с глазами",- окрестила его тут же Вава и Кису пожалела.
   Киса плюхнулась на переднее сидение, чмокнула своего Фаллоса, и они укатили. Ваву чуть не стошнило.
   Киса, поправив желтый кренделек челки и выкатив на выдохе влажный карий глаз, начала как всегда без начала:
   -... и три длинноногие стервы, одна на шее у него висит, две в ногах валяются, а он сидит и на меня смотрит - вот так, мол, учти, стоит мне глазом моргнуть...
   -Хочешь сказать, он назначил тебе свидание и пригласил трех проституток? Он что - извращенец?- не удержалась Вава.
   -Да нет - такая демонстрация. - Намек - он мне нужен больше, чем я ему. Чтоб как собачка за ним бегала. У него вроде как очередь на это место стоит.
   -На это место,- повторила Вава, наливая заварку. На дне чашки отразилось это место с глазами.
   -А я повернулась и пошла. Он три дня крепился, потом встречает, как ни в чем не бывало, и по полной программе - цветы, китайский ресторан, ночной клуб, шампанское...
   -Слушай - зачем он тебе сдался? Ну и бросила бы его этим стервам!
   -Ему нужна порядочная. А мне...хоть какой-то свет. А то так всю жизнь проживешь,- Киса с тоской обвела взглядом кухню,- в дерьмовнике.
   -А-а, вот вы где! - влетела Зюзюшка (на этот раз секретаршей). Секретничаете? Ну-ка, дайте прикурить. Вава, ты не бойся, штраф - мера устрашения. Юров что-то нервничает. Паспорт подвезут тебе, бумагу подпишешь, я надавлю, он отстанет.
   Попили чаю, поговорили о гриппе, погоде и диете.
   Вава вдруг вспомнила:
   -Подождите, а про Тришина слышали?
   Зюзюшка с Кисой как-то сразу скисли.
   -Да уж все утро обсуждали,- нахмурилась Зинаида.
   -Интересно - кому понадобилось убивать нашего Тришина?- брякнула вдруг Киса.
   -С какой стати ты решила, что кто-то хотел его убить?- Строго спросила Зинаида. - Какие-нибудь приезжие из ближнего зарубежья. Подкараулили первого попавшегося в подъезде, стукнули по голове, деньги взяли и бежать.
   -А откуда ты знаешь, что в подъезде?- внимательно глядя на Зюзюшку, спросила Вава.
   -В "Дежурном патруле" показали и подъезд этот, и как Тришин там лежит. - Может, ты думаешь, я его убила?
   -Да нет...- смутилась Вава.
   -Спасибо! Говорю вам - так и было. Пьянь какая-нибудь подкараулила нашего Тришина. И любого может подкараулить.
   -Денег при нем было - тридцать рублей. Да и те не взяли,- тихо сказала Вава.
   -А вот интересно - откуда ты об этом знаешь?- вцепилась Зинаида.
   -От следователя.
   -Тебя что, к следователю вызывали? - испугалась Киса.- Всех что ли теперь будут вызывать?
   -Да нет, это произошло случайно. - Еду я в троллейбусе, как всегда без билета...
   Киса слушала, открыв рот. Зинаида - напряженно и с недоверием. Уточнила, какие вопросы следователь задавал. Холодно похвалила:
   -Ну вот, Гладыш, теперь у тебя свой человек в милиции появился. Можешь на всех на нас жаловаться! А вообще, не пора ли вам девочки поработать? В пять, кстати, у нас совещание по дисциплине. Пожалуйста, попрошу всех быть. А вам, Гладыш, приглашение персональное.
   До совещания Вава отвечала на звонки и принимала клиентов. Звонки были дурацкие, клиенты безумные. По телефону просили напечатать этикетки для водки, растаможить груз, оформить лицензию на торговлю зеленью в переходе и выпустить рекламный буклет. Приходили клиенты, по большей части ловкие бизнесмены, пытались зарегистрировать на свое имя товарный знак фирмы, чтобы легче было выпихнуть компаньонов из общего дела. Скорбный человек с недавно пересаженными на лысину волосами (они торчали у него из дырочек на голове, как у старых советских кукол) требовал закрепить за ним исключительное право употребления слова "пейджер", поскольку он первый опубликовал это слово в печати еще до перестройки.
   Дурацкие звонки раздавались один за другим. В конце концов, Вава не выдержала и на очередное треньканье аппарата вместо заученно мелодичного: "Фирма "ПАП" Патент и Авторское право. Чем мы можем вам помочь?" рявкнула диспетчером ЖЭКа:
   -Да!
   -Варвара Александровна?- уточнили на том конце.
   -Я.
   -Гладыш?
   -Ну, да. Простите, с кем я говорю?
   -Это не важно, Варвара Александровна, с кем вы говорите. Важно то, что я вам сейчас скажу.
   Голос неприятный, деревянный, неживой какой-то. Кто-то разыгрывает. Или хамит?
   -Кто это?
   -Слушайте меня внимательно, Варвара Александровна. В ближайшее время вам сделают одно очень выгодное предложение. Вы подумайте хорошенько. Предложение о-че-нь выгодное,- и трубку повесил, стервец.
   Видимо выражение лица у Вавы действительно было обалдевшим. Киса, взглянув на нее, испугалась.
   -Вава, что с тобой? Тебе плохо?
   -Нет, -сказала Вава.- Мне хорошо.
   Заглянула Зинаида:
   -Напоминаю - в пять - совещание. Приглашены наши партнеры. Явка обязательна. Гладыш - где паспорт? У тебя полтора часа осталось. Никаких оправданий я слушать не буду.
   -Удивительная все-таки манера у нашей Зюзюшки краситься,- съехидничала Вава,- Как бы ни наносила туш на ресницы, глаза всегда остаются злыми.
   Вава сняла трубку звонить Рису. Номер был занят намертво. Рис в Интернете - сколько раз просила днем телефон не занимать - мало ли что может понадобиться!
   Вава пододвинула бланк Договора о передаче акций в управление. Стандартный текст, набран на компьютере. Варвара Александровна Гладыш передает свои акции Общества "ПАП" в управление сроком на год. Дальше подчеркнутая пустота, незаполненный пропуск над Ф.И.О.
   Кому, собственно, она свои акции передает?
   Перевернула листок. Подписи и адреса сторон. Вавина фамилия, адрес ( сама его Зюзюшке диктовала), паспорт, серия - ждут заполнения. А рядом пустое линованное место. Кто и что сюда собирается вписать? И для чего Зюзюшка все это затеяла?
   Вава откинулась на спинку офисного кресла, покаталась задумчиво от стола к стене и обратно, глядя на сидящую за столом напротив Кису.
   -Что? - глазами спросила Киса.
   -А, ерунда,- сморщилась Вава.
   Действительно ерунда. Кому нужны эти акции. Какой в них толк?
   А, может быть, и нужны. Может и толк есть.
   Как сказал этот тип по телефону?"О-че-нь выгодное предложение..."
   Что он имел в виду?
  
   3.
   В вестибюле на тумбе под красным сукном выставлен был портрет Тришина в черной каемке с подклеенной строчкой "Скорбим о трагической гибели заместителя директора Института биофизических проблем Тришина Николая Дмитриевича", и лежала белая гвоздичка.
   -Оперативно работают,- отметил Руднев.- Местком тут еще не упразднили.
   Справился у гардеробщицы, поднялся в приемную - три кабинета одна секретарша, пожилая, густо накрашенная. Тяжелая доска с золотом перед солидной двойной дверью" А.Я.Черников. Директор", на двери напротив поскромнее и помельче "заместитель директора И.М.Старкова" и на двери рядом прямоугольничек пустой, выгоревший - табличку Тришина сняли.
   И тут оперативно сработано.
   -Из начальства кто на месте? - раскрыл Руднев корочки перед секретаршей.
   -Директор в командировке. А у Инессы Михайловны заседание похоронной комиссии, - вяло сообщила секретарша.
   -А вы доложите ей по селектору, что пришли из милиции,- без нажима посоветовал Руднев и садиться на стульчик ожидания не стал.
   Видимо похоронная комиссия все вопросы уже решила, потому что сразу после доклада о прибытии следователя стали расходиться - ученые дамы и мужчины (некоторые в белых халатах) покидали кабинет замдиректора, неодобрительно поглядывая на представителя правоохранительных органов: "Что ж вы... не уберегли нашего Тришина!"
   Инесса Михайловна - лет сорока, волосы подкрашены, гладко зачесаны и собранны в пучок. Слегка подсохшая фигура, лихорадочный румянец на щеках. В глазах стародевический восторг всегда готовый перейти в раздражение. С мужчинами Инесса Михайловна говорила так, как будто знала о них какую-то стыдную и смешную правду: невпопад улыбалась и опускала глаза.
   -Я вас слушаю,- подавив смешок, сказала Инесса Михайловна.
   -Нет, это я вас буду слушать. Если не возражаете, - Руднев, раскрыл блокнот, включил диктофон.- А вы ответите на кое-какие мои вопросы.
   -А что вас интересует?
   -Чем, собственно, занимался Тришин в Институте?
   -Не понимаю, - опустила глаза Инесса Михайловна.- На человека напали, избили до смерти. Какое имеет значение, где он работал и чем занимался?
   -Никакого. Если нападение - случайность.
   -А на Тришина напали не случайно.
   -Мы располагаем данными, Инесса Михайловна: преступники ждали именно Тришина.
   -Не понимаю. Кому понадобилось нападать на Николая Дмитриевича? Кому он мог мешать?
   -Очень точный вопрос: кому мог мешать Тришин?
   -Ничем таким, из-за чего нападают и избивают до смерти, ни Тришин, ни кто-нибудь другой у нас в Институте не занимался и не занимается,- покраснела Старкова.
   -Насколько я понимаю, убитый... гм - погибший - заведовал всем институтским хозяйством, оборудованием, реактивами, пло-ща-дями,- поднажал Руднев.
   -Не знаю, кто вас информировал, но я вижу вы понятия не имеете, что у нас происходит,- мгновенно раздражаясь отчеканила замдиректора.
   -Так просветите меня.
   -Поймите - мы занимаемся наукой,- Инесса Михайловна вынула ручку из мраморного стаканчика, постучала по столу, аккуратно положила перед собой.- Здесь покупать и продавать нечего. Никакого интереса для криминальных структур наше учреждение не представляет. Николай Дмитриевич был прежде всего крупным ученым. В последние годы ему приходилось много внимания уделять вопросам финансирования, обновления оборудования, укрепления материальной базы. Но делал он это исключительно по государственным каналам. И в рамках законности.
   Четко и ясно. Собирай Руднев свои монатки и отправляйся на поиски хулиганов.
   -Ну и как финансирование по государственным каналам?
   -Честно говоря - не важно,- смягчилась вдруг Инесса Михайловна.-Зарплаты низкие, многие не выдерживают, уходят. Здания ветшают. Часть направлений мы вообще вынуждены были прикрыть. Если бы не Александр Яковлевич...
   -Александр Яковлевич - это кто?
   -Наш директор, сын академика Черникова. У него обширные связи в научном мире, ему удалось организовать, ну что-то вроде гуманитарной помощи нашему Институту от ученых различных стран.
   -А в чем это выражается?
   -В поставках оборудования, реактивов. Правда оборудование это не всегда новое...,- Инесса улыбнулась и опустила глаза.- Но дареных лошадей, знаете ли, ругать не принято.
   -Когда можно будет побеседовать с Александром Яковлевичем?
   -Думаю что не скоро. Он сейчас в Голландии. Потом собирается в Швецию.
   Неплохо. Неплохо бы и тебе Руднев съездить куда-нибудь в Швецию. Засиделся ты в своем отделении. Совсем погряз. Можно даже сказать опустился - все проститутки да бандиты. А тут такая чистая наука. Только вот Тришина почему-то побили. И били, судя по всему профессионально и жестоко.
   -Скажите, отец Александра Яковлевича, академик Черников - он ведь был очень известен?
   -Величина мирового значения... Впрочем, я знаю на что вы намекаете.
   -Простите, я ни на что такое не намекал.
   -Перестаньте. Вы отлично знаете о чем я говорю.
   -А о чем вы говорите?
   -О кредите, который пять лет назад якобы выделили Институту, и который мы так и не получили. Прокуратура пыталась обвинить академика Черникова, в то время директора Института, ничего не доказала. Дело закрыли, кто-то в верхах перевел на свой счет миллионы. Академик Черников скончался от инфаркта.
   Вот так. Чистая наука. Никакого криминала. Кредит исчез. Пост директора передается по наследству.
   -В отсутствие нынешнего директора Черникова-младшего, кто его замещал?
   -Я замещала,- улыбнулась застенчиво Инесса.- И замещаю.
   -И вы никогда не предлагали Тришину поискать внебюджетных источников финансирования?
   -Что вы имеете в виду?
   -Ну устраиваются же как-то люди - сдают помещения, ищут спонсоров...
   -Может быть кто-то так и устраивается. Пускают к себе всяких торгашей, деньги получают наличными. Только по моим наблюдениям как правило деньги эти до сотрудников и науки не доходят. Тришин был принципиально против таких вещей. Я его в этом поддерживала.
   -Вы хотите сказать, что если кто-нибудь к вам придет и на вполне законных основаниях предложит финансовую помощь институту, вы от нее откажетесь?
   -На законных, наверное, не откажусь. Но почему-то до сих пор никто не приходил и не предлагал.
   Еще придут. Еще предложат.
   -Вы пока не определились с преемником Николая Дмитриевича? Кто это может быть?
   -Не знаю, - залилась румянцем Инесса.- По-моему это бестактный вопрос.
   -И тем не менее вам его придется решать.
   - Кто-нибудь из ведущих сотрудников. Я еще об этом не думала,- лицо Инессы все пошло бурыми пятнами.- Не всякий на такую работу согласится. Дайте нам хотя бы похоронить нашего товарища. И вообще, если у вас ко мне больше вопросов нет...
   -Да, пожалуй, что и нет,- Руднев захлопнул блокнот, встал, держа диктофон в руке.- Последний вопрос: вы не допускаете, что Тришин мог получить коммерческое предложение, финансовую помощь в обмен на какие-нибудь услуги и не поставить вас об этом в известность?
   -Теоретически такое возможно. Теоретически. Хотя Николай Дмитриевич был всегда со мной откровенен. Отношения у нас были доверительные. И скорее всего, если бы он такое предложение получил, он бы мне о нем сказал.
   -Но мог и не сказать. Просто не успеть.
   -Не знаю. Разве что не успел. Но он все равно бы отказался. Поверьте мне - я его слишком хорошо знала.
  
   Выглянуло солнце, с крыш потекло, воробьи загалдели - февраль лихорадило, у него открылся жар, в жару он стал похож на апрель.
   На секунду проваливаешься сквозь прореху времени, выскакиваешь и видишь - старшие классы, перемена, все вывалили без курток и шапок на улицу, а там - солнце, с крыш течет и ветер теплый, и хочется запрокинуть голову и орать в небо что попало.
   Руднев ничего такого делать не стал, просто побежал пободрее вместе с толпой граждан по московским улицам, думая о своем.
   Дрянное дело. Из ГУВД уже звонили, из прокуратуры тоже. Хорошо, если дело Тришина к себе возьмут - пусть повозятся. Хуже, если под особой контроль - недели две каждый день звонки, дерготня - время идет, где результаты, общественность волнуется, бандиты распоясались... Потом успокоятся, забудут на полгода, можно будет спокойно работать.
   Версий мало и это уже неплохо. Хуже, когда версий до фига, а в какую сторону идти - неизвестно.
   Случайность почти исключается. Почти.
   Скажем, Тришин случайно нарвался на пацанов, сделал им замечание (чего соседка просто не успела заметить), те догнали старого козла в подъезде. Хотели слегка поучить. Не рассчитали.
   В этом случае висяк почти наверняка. Двоих стриженных в куртках не найдешь, светлая шестерка с поцарапанным крылом - каждая вторая. Все - "накрылась премия в квартал".
   На всякий случай: запросить сведения о поцарапанных светлых шестерках в розыске - может где и засветилась. Справиться у участкового обо всех известных в районе стриженых пацанах.
   Ну, это версия так, для начальства и прессы. Мол чего пристали - от отморозков никто не застрахован. Они вроде маньяков: - вышли из толпы, стукнули по голове за три рубля или так, за здорово живешь, и снова в толпе исчезли.
   Очень удобно для следствия. Если бы отморозков не было, их следовало бы выдумать следствию.
   Скорее всего Тришина ждали, хотели припугнуть. Убивать не хотели - заказные дела так не делаются. Или делаются? Например, убийство, замаскированное под хулиганство. Сделано топорно (зачем во дворе торчали так долго у всех на виду?), но исключить нельзя. То есть Тришина все-таки хотели убрать. Он кому-то, как сказала Инесса Михайловна, мешал.
   Исключить родственников, наследников. Узнать кому достанется квартира, машина, если есть - дача. Это - самое простое, а может и самое верное. В таком случае остается только установить связь наследника с шестерочниками (тоже задачка). Дело можно считать раскрытым.
   Но это - вряд ли. Не такой ты везучий, Руднев, чтоб твои дела так легко раскрывались.
   Тришин мешал кому-то в Институте - это ясно.
   Он что-то узнал и пригрозил рассказать, прекратить, принять меры.
   Например, в одной из лабораторий под шумок стали производить наркотики (сериалов Руднев насмотрелся, сериалов!).
   Или - Тришин влез как-нибудь ненароком в дела Черникова и его покойного папаши (у миллионного исчезнувшего кредита, как у плутония - период полураспада двести лет, похоронить можно только в саргофаке).
   Или - подъезжают черные братья с юга:"Слюшай, дарагой, у тебя тут больница, все в белый халат ходят, давай мы под твоей крышей стоматологический кабнет откроем, наликом заплатим. Нэ хочешь, как хочешь, но подумай, а то совсем плохой станешь". А вечером, чтоб Тришину легче думалось, его встречают двое стриженных на шестерке.
   Нет, опять слишком просто. Я уж скорее в наркотики поверю.
   Ну, наркотики не наркотики, а скажем так: кто-то заключил договор в обход администрации на разработку какой-нибудь биофизической заразы - вещества там или прибора и с помощью даровой научной силы, на институтском оборудовании вовсю эту штуку разрабатывает. В случае реализации может получить тысяч двадцать. Дело к концу, все на мази, заказчик торопит, копытом землю роет, а тут заявляется Тришин и начинает орать. Ну его вечером и встречают двое стриженных, чтоб у него голос пропал.
   Мало вероятно, что они рассчитывали его заткнуть, припугнув. Старики бывают принципиальными и вредными. Терять им нечего, запугать трудно. Успокаиваются только в могиле.
   Значит все-таки спланированное убийство?
   Может все еще проще - институтские хоромы в центре города, тысячу метров можно сдать в аренду - никто и не заметит. Можно не одному арендатору, а целому десятку, по кусочкам. Это - от ста до трехсот тысяч долларов в год. Тришин сидит на этом богатстве - ни себе, ни Институту. Кто-то сообразил, решил Тришина подвинуть, сесть на его место.
   Но прежде чем к Тришину стриженных подсылать, он должен быть уверен, что место ему достанется.
   Инесса говорила, что о приемнике не думала, но почему-то при этом краснела и нервничала.
   Если не Инесса, то кто думал, кроме самого приемника? Может быть Черников? Может у преемника было что-то в запасе, чтобы Черников всерьез стал о нем подумывать, как о приемнике Тришина?
   Очень может быть.
   А начальству мы ничего такого рассказывать не станем. Для него хватит и двух отморозков, совершенно случайно напавших на старика-ученого.
   -А может быть их хватит и для меня,- вслух подумал Руднев.
  
   ГЛАВА II
  
   1.
   На совещании рядом с шефом сидели двое - один здоровенный дядька с коровьим лицом Дауна и второй - жилистый, и неприятно синеглазый.
   Скорбь Юрова была беспредельна - к подергиванию щекой добавилось подмигивание и заикание.
   -Сегодня мы будем го-о-о-ворить о-о дисциплине, - скривясь, заикаясь и подмигивая начал Папик. - Мы о-о-паздываем, очень много курим и говорим, очень мало приводим клиентов и денег. С клиентами разговариваем грубо. Не и-идем к ним навстречу. Они готовы нам платить. А мы им отказываем в пустяковой услуге.
   Ваве показалось, что при этих словах синеглазый коротко глянул в ее сторону.
   - Наши друзья, - Юров дернул щекой в сторону Дауна и синеглазого, - очень этим обеспокоены.
   "...деньги взял и ничего не сделал, - дышала Ваве в ухо шепотом Киса про мастера по стиральным машинам и в какой-то связи с визитом этих двоих. - Поковырялся, ушел, машина покрутилась и снова встала. Я диспетчеру позвонила, пожаловалась, она извинилась, сказала, что другого пришлют, а этого накажут, и действительно, другого прислали, все сделали, а у того, диспетчерша мне сказала, несчастье - кто-то отделал так, что он неделю в больнице отлеживался, и намекнула, что так теперь крыша наказывает плохих работников тех фирм, с которых деньги тянет".
   Синеглазый улыбаясь и покручивая головой, заговорил тихо, и Вава почему-то поверила, что так и есть - бандиты из их "крыши" занялись трудовой дисциплиной. Господи - утром контролер, потом следователь, Зюзюшка грозится, акции отбирают, теперь бандиты... Что им всем от меня надо-то?
   -Обстановка в городе напряженная,- сказал Синеглазый голосом участкового. - Все мы хотим нормально жить и работать. И не дергаться из-за своего имущества, родных и близких. А то ведь как бывает: пошел ребенок в школу и не вернулся, и разыскивает его потом милиция. Хорошо, если мальчик, а если девочка? Или возвращается с работы женщина, а ее хоп по голове и сумку вырывают. Хорошо, если сотрясение, а если перелом основания черепа? А бывает и того хуже: приходит человек с работы, поднимается за газетами и получает инфаркт без предупреждения.
   Сотрудницы - женщины Вавиного возраста, все вместе похожие на отцветающую клумбу маргариток, испуганно переглянулись.
   -Нет, у тех, кто хорошо работает, неприятностей не будет, мы об этом позаботимся, - улыбнулся синеглазый, а Даун вдруг заорал: - Только деньги надо приносить, старые с-с-с...ки... Клиентов не отшивать! Дисциплину подтянуть! Требования руководства исполнять! Всех касается!
   Юров мигнул сразу двумя глазами, а синеглазый с Дауном встали и пошли к выходу.
   Синеглазый пер по проходу прямо на Ваву, глядя на нее в упор. В последний момент посторонился, обогнул, а шедший следом Даун зацепился курткой за стул Вавы, подергался, оглянулся недоуменно, Вава вскочила, отцепила куртку, Даун ушел.
   Сотрудницы, сидели молча, смотрели на дергающегося Папика, потом стали потихоньку расходиться. В приемной они проходили мимо Зюзюшки, которая с самого прихода гостей вдруг снова сделалась секретаршей, в кабинет к шефу на совещание не зашла, и теперь провожала каждую с широко раскрытыми глазами и выражением: "Чего делается-то!" на лице.
   Вава сразу рванулась к телефону и набрала домашний номер. Трубку снял Рис.
   -Рис, это ты?
   -Разумеется, кто ж еще.
   -У тебя все в порядке?
   -А что может со мной случиться?
   -Ты куда-то собираешься?
   -В это время у меня обычно начинаются занятия с малышней, мама. И ты это отлично знаешь.
   -Рис, а ты не мог бы сегодня пропустить занятия?
   -Это почему же?
   -Понимаешь... Я тут кое-что узнала...
   -Что именно мама?
   -Обстановка в городе напряженная...
   -В каком смысле?
   -На людей нападают и вообще...
   -У тебя что, приступ заботы о сыне? Я все отлично знаю: с чужими не разговаривать, конфеты не принимать, на предложение подвезти отвечать отказом.
   -Да, ты послушай меня!
   -Мама. Я не знаю, что именно тебе стало известно. Но в любом случае я не собираюсь срывать занятия из-за твоих очередных фантазий. Пока.
   Вава посмотрела на Кису. Киса округлила глаза... Вошел Федотов.
  
   Федотов был научным сотрудником Института биофизических проблем, из которого вылупилась Вавина фирма, и по старой памяти забегал иногда "к девочкам из патентного". Последние полгода Вава переводила для него с французского и немецкого идиотские тексты про насосы и удобрения. Федотов обещал платить много и в валюте, но пока не заплатил ни копейки, а когда Вава собиралась с духом завести разговор о деньгах, доставал из кейса очередной текст, делал умоляющее лицо и говорил: "Вавочка, это срочно. К среде успеешь?"
   У Федотова была внешность потомка купца Калашникова: борцовские плечи, крутой лоб, курчавые волосы, румянец на выступающих скулах и благородная седина в бороде. Он был не дурак выпить, спеть хором под гитару и почитать дамам вслух любовную лирику. С женщинами держал себя так, как будто все они тайно влюблены в него, а он - не против, только времени пока не хватает. Действовало безотказно и половина женского персонала института помогала ему в различных его малонаучных предприятиях. В делах, впрочем, ему не очень-то везло, и потому за оказанные ему услуги рассчитывался он неохотно, больше полагаясь на обаяние.
   Войдя в кабинет, Федотов по обыкновению задумчиво и нежно провел ладонью по металлическим серым ящикам архива (патенты на изобретения сотрудников нескольких институтов за последние тридцать лет) и продекламировал:
   -Приветствую тебя, мой милый шкаф - гробница отечественной научной мысли!- и тут же полез к Кисе целоваться.
   -Да подожди ты,- отпихнула его Киса. - У нас тут такое творится!
   Киса, рассказала, что творится. Федотов слушал ее внимательно, без обычных своих ехидных замечаний и, как показалось Ваве, был этим рассказом раздосадован.
   Ах, как некстати, говорили глаза Федотова.
   -Чушь, - сказал Федотов, выслушав рассказ Кисы,  В первый раз слышу, чтобы крыша кого-то муштровала. Бред! Им проще разобраться с вашим шефом. Если это вообще не очередная афера вашей Зюзюшки.
   Хотя... В свете последних событий... Может получиться довольно скверно.
   -Это ты о чем?- спросила Вава.
   -Да так. Мысли вслух.
   -На Тришина намекаешь?
   -Да и Тришин тоже... Угораздило старика. К Инессе следователь приходил.
   -Вавин приятель, между прочим!- вставила Киса.
   -Вава, что за знакомства? - искренне удивился Федотов.
   -Чистая случайность, - отмахнулась Вава.
   -А знаете что, девочки,- предложил Федотов без обычного куража, довольно сдержанно.- Заканчивайте свои дела и приходите ко мне в банкетную. Там и отметим, кое-что, и поговорим.
   -Что уж тут отмечать,- вздохнула Вава.
   -Ну-ну... Не падайте духом, поручик Голицин. Выход всегда есть. И есть тот, кто его подскажет.
  
   2.
   Повозившись для виду, Вава с Кисой с интервалом в пять минут сделали по неразборчивой записи в журнале - по каким делам отправились за полчаса до окончания рабочего дня, и, удачно избежав встречи с Зинаидой (Зюзюшка осела после совещания в кабинете шефа и дверь закрыла на ключ), отправились в подвальную "банкетную" комнатку Федотова, прозванную так за белые медицинские банкетки, как нарочно распиханные по соседним пустующим комнатушкам.
   О паспорте Вава снова забыла, о Договоре и не думала вспоминать.
   Пробираться в Федотовскую банкетную нужно было длинными катакомбными коридорами, при тусклом свете зарешеченных ламп, под загипсованными трубами, мимо жирных черных корневищ электрокабелей, питающих офисно-ресторанную жизнь где-то там наверху. Лабиринт египетской пирамиды неизменно приводил к самой дальней потаенной комнатке, где вместо ожидаемой мумии юного бесполого фараона гуськом стояли желтые канцелярские столы военкоматского вида и стулья с истлевшей обивкой.
   Собирались на Федотовские застолья научные сотрудники и лаборанты из тех, что, как заведенные перегоняли целыми днями что-то в колбах и змеевиках, крутили на центрифугах и сушили в термостатах и те, кто давно уже бросил подобные занятия за копеечную зарплату, только числился в Институте и подрабатывал чем и как мог - частным извозом, разноской рекламных листовок, ремонтом ванных комнат, красной сборкой компьютеров, продажей путевок в зарубежные туры, гаданием и лечебным массажем. О подобной тяге к выживанию в обход науки ни Старкова, ни покойный Тришин то ли действительно не знали, то ли просто не хотели знать.
   Пили, видимо, с обеда.
   Помянули Тришина, погрустили и забыли. Потом воспрянули и воспарили.
   Табачный дым плотно висел в воздухе, окутывая пирующих, как простынями и те сидели с красными лицами, как будто только что вышли из парной. Блестели глаза, лоснились лбы и щеки, вскипали обиды и надежды, занималась заря ностальгии. Завлабы чувствовали себя, как членкоры, кандидаты, как доктора, лаборанты, как-будто их приняли в автосервис.
   Вава, втиснувшаяся поближе к Федотову, чувствовала себя не в своей тарелке:
   -Саш, а может и не время сейчас для веселья?
   -Почему? Самое время! Посмотри,- кивнул он на собравшихся.- Типичный пир во время чумы. И повод имеется - фирма буклет наш отпечатала про насосы и удобрения.
   Федотов выудил из-под тарелок буклет с замурзанной уже обложкой, картинкой насоса и готическим логотипом. Твоя работа - узнаешь?
   Вава признала свои переводы и возмутилась:
   -Федотов, у тебя совесть есть? Ты когда-нибудь мне что-нибудь заплатишь?
   -Потом, потом,- отмахнулся Федотов.- Нам с тобой о многом поговорить надо, Вава. Есть идея! - и Федотов то ли дурачась, то ли с намеком, нежно обнял Ваву, прижался к ней пламенеющей бородой и тут же влил в нее полный мерный стакан чего-то красненького, крепкого, настоянного по старой биофизической традиции на спирту.
   -Знаешь, кто это?- ткнул пальцем Федотов в сидящего напротив приземистого широкоплечего человека с поросшей коротким волосом круглой головой и зелеными кошачьими глазами.
   -Саша, ты что,- прохрипела обожженная спиртом Вава.- Это ж, Шуман. Что я Борю Шумана не знаю? Он, конечно, доктор и завлаб. И кучу всего в биополях нарыл. Но здесь, надеюсь, все равны?
   -Ничего ты, Вава, не знаешь,- зашептал хмельной Федотов, дыша Ваве в ухо.- Боря Шуман завтра станет замдиректора. Вот тогда наше нищенство и закончится. Тут таких дел наворочать можно! И тебе местечко под солнцем найдется.
   -Сашка подожди,- стряхнула руку Федотова Вава.- Ты что сейчас сказал? Тришина еще не похоронили, кто-то уже на его место целится? Может, ты и еще что-нибудь знаешь? Про то, как погиб Тришин, например?
   На секунду румяные щеки Федотова обесцветились, а глаза стали абсолютно трезвыми и какими-то безнадежными, но он тут же, словно снова захмелев, вскочил, покачнулся и, отсвечивая серебром в бороде и румянцем на скулах, провозгласил тост:
   -Господа, выпьем за насосы и удобрения! Как это близко и понятно. Сколько из нас здесь выкачали талантов и надежд. И все ушло в землю, в серые ящики патентного отдела! Но мы не удобрения! Мы плодородный слой, на котором взойдут ростки новых научных поколений. За то, кем мы были, и кем не желаем становиться!
   Пьющие зашумели, подхватили, прослезились.
   Вава хватанула разом снова наполненный Федотовым мерный стакан едва разбавленного и чуть подкрашенного клюквой спирта и тут же обо всем забыла и всех полюбила.
   Поплыли, поплыли... Хорош Борька Шуман с лицом пирата и кота. Говорят у него роман с Инессой. А тут погибай во цвете без любви. Смешная все-таки фамилия - Шуман. Что он композитор, что ли. Спой Шуман, не стыдись! Это кто кричит? Я что ли? Чего это Федотов меня жмет, что ему от меня нужно?
   Простите Шуман. Вы великий человек. Сегодня вы почти так же велики, как десять лет назад, когда ваши лаборанты смотрели вокруг так, будто у каждого в кармане здоровенный кусок философского камня.
   Сашка, рот не зажимай!
   Надежда, кандидатша, поет тоненько, жалостно. Бедненькая, косенькая - так ее никто замуж и не взял, а родить как я, не известно от кого не решилась.
   Киса - царица бала. На Маргариту похожа. Что-то я совсем пьяная... Еще стаканчик? "Стаканчики граненые, упали со сто-о-ла, упали и разбилися, разбилась жизнь мо-о-о-я..." Федотов красавец. Подлец, конечно. Что он там говорил, про мои новые возможности? Врал, наверное. Но даже, если не заплатит, все равно красавец. Куда он меня тянет? Сюрприз? Господи, как темно. Банкетка холодная! Что это он? Неужели? Ах, как давно этого не было! Ну-ка дай сюда... Жарко, жарко, жарко, жарко!..
   Вава очнулась в темноте, подтянула трусики с колготками, одернула юбку, поймала шуршащую бумажку на груди - конверт, выскользнула в тускло освещенный коридор. В банкетной вяло докрикивали: "И потихонечку катится трап от крыла, Вот уж и все ля-ля-ля расставаться пора..."
   Что это сейчас было? Господи, как в первые годы в Институте! Но тогда было лихо, сладко, стыдно и остро, рискованно, авантюрно, с надеждой на чудо. Каждый раз - как полет. И наплевать на падение. Теперь - какое там падение! Как пописать. А потом взяла и отрубилась.
   Тошнит, мутит, голова болит. Укачало по дороге в юность.
   Ну и черт с ней!
   Вава раскрыла конверт с жиденькой бумажкой.
   "Пятьсот рублей - это за полгода работы? Или за любовь? - хихикнула и всхлипнула одновременно. - За любовь больше платят - сволочь все-таки этот Федотов".
   Куда он, кстати, делся? Сидит, ждет меня со своим небом в алмазах. Думает - облагодетельствовал. Трахнул бабу, и она теперь на него всю жизнь ишачить будет. Фиг вам, Федотов.
   Кстати, может быть, это был и не Федотов. Может быть, это был Шуман.
   Может быть.
   Не помню.
   В полутьме коридора услышала удаляющиеся шаги. Свет лампы вспыхнул на желтой полированной лысине, зажег жесткие рыжие завитки за ушами. Голова Фаллоса исчезла за углом.
   Этот тут что делает? К Кисе приходил? Чего тогда прячется? Или у меня уже глюки пошли?
   Ваву качнуло и прижало к стенке.
   Все. Выбираться пора!
  
   Пальто обнаружила на себе, сумку вспомнила - оставила в офисе, стала выбираться потихоньку из подземелья.
   Перед их коммунальным подъездом стояла старенькая карета скорой помощи, похожая на белую кастрюлю с побитой эмалью. В тусклом свете кабины зеленело лицо давешнего Дауна или кого-то, очень похожего на дауна. За рулем и в белом халате он не казался таким страшным.
   -Никакой он не бандит, - рассудительно говорила себе Вава, поднимаясь по лестнице, - а просто шофер скорой, приехал по вызову. А утром это так был, розыгрыш. Кто кого, правда, разыгрывал - непонятно. И к кому сейчас приехала скорая? Ой!
   В приемной Папика два санитара и носилки подпирали стены. Через распахнутую дверь видно было - шеф лежал у себя в кабинете на полу головой на папке с финансовым отчетом и внимательно разглядывал потолок. За его столом Синеглазый в белом халате и очках, просматривал, пачку таких же точно листочков, как тот, что она до сих пор не заполнила.
   Синеглазый посмотрел на Ваву, и Ваве сразу стало холодно. Потом перевел взгляд на санитаров, и те откачнулись от стенки и подобрались. Потом обернулся и сделал знак кому-то в углу. Из-за вешалки вышла Зинаида, бледная, с красными пятнами под глазами.
   -Вам что? - сурово спросила Зинаида Павловна.
   -А ва-ва-ва...- тыкая пальцами в воздух, шефа, доктора, санитаров и куда-то вниз, в кастрюльную скорую и Дауна за рулем, залопотала Вава.
   -У Николая Петровича приступ.- нарезала фразы как ножницами Зинаида,- Скорую не дождешься. Наши друзья - медики. Они сделали укол. Николаю Петровичу лучше, но госпитализация необходима.
   Человек с неприятно синими глазами, не отрываясь, смотрел на Ваву. Зюзюшка все клацала своими ножницами:
   -На сегодня вы свободны. Завтра к десяти. С дисциплиной теперь будет строго. Опоздаете - уволю. Что встали? Я вас не задерживаю. Вы свободны.
   Синеглазый поднял руку, поманил Зюзюшку. Та наклонилась к самому его уху, застыла в неловкой позе. Он что-то, не глядя, спросил, выслушал ответ, снова спросил, послушал, кивнул, вяло отогнал Зюзюшку.
   -Будьте осторожны, - Варвара Александровна - вкрадчиво сказал Синеглазый. - Будьте осторожны. Скорая - она всегда опаздывает. Вам об этом любой следователь скажет, - санитары за Вавиной спиной дружно вздохнули.- Так что, будьте осторожны! И берегите сына.
   Не отрывая взгляда от синих глаз, Вава попятилась, повернулась, прошмыгнула мимо санитаров, выбежала из кабинета, не услышала, как Синеглазый коротко бросил Зинаиде: "Догони", едва успела заскочить к себе и подхватить сумку, у дверей столкнулась с поджидавшей Зюзюшкой.
   -Ничего не бойся, ничего никому не говори-горячо хлопотала Зюзюшка.- С шефом и со мной ничего не случится. И с тобой, и с твоим сыном, и с Кисой, и вообще ни с кем. Только никому ничего не говори и делай то, что тебе скажут!
   Вава оттолкнула Зюзюшку, скатилась по лестнице, поймала в спину бодрое: "Все будет в порядке!" и вылетела во двор. Даун стоял перед скорой. Скорая ослепила фарами выпрыгнувшую из подъезда Ваву. Вава зажмурилась. Даун сделал шаг к ней, подышал в лицо говяжьим запахом и отступил. Вава раскрыла глаза, увидела коровье лицо и вылетела сквозь проходной двор на улицу, повернула и почему-то рванула в противоположную сторону от метро.
   Нырнула в один переулок, перебежала другой и оказалась перед желтым зданием отдела внутренних дел. У подъезда сгрудились убогие милицейские москвичи и ВАЗики. Из двери с казенной красной вывеской вышел следователь Руднев. Вава в панике юркнула в ближайшее парадное, взбежала на площадку лестничной клетки, затаилась, прислушалась, подобралась бочком к окну.
   Руднев постоял, озираясь, глянул на парадное, посмотрел на темное окно, за которым скрывалась Вава, прикурил, осветив огоньком зажигалки щеточку усов и противные полубачки, втянув голову в плечи, подошел к милицейской пятерке, сел в машину и укатил.
  
   Вава прилепилась лбом к холодному стеклу, прерывисто вздохнула.
   Зачем я от него спряталась? Надо было всем ему рассказать. Он же следователь. Ходит, всех расспрашивает. Вот пусть и выяснит, кто эти двое и чего они к нашей конторе прицепились. Не все ж ему безбилетниц хватать.
   Погоди, погоди... Следователь? Как этот Синеглазый сказал? Можете спросить у своего следователя? Откуда он знает, что я была у следователя? Зюзюшка натрепалась? А если нет? Если сам Руднев обо мне рассказал? И предупредил - смотри, там есть такая Вава, если что, она ко мне сразу прибежит. А зачем Рудневу об этом говорить какому-то скользкому типу?
   Хлопнула входная дверь. Кто-то по лестнице поднимался к лифту.
   -Все,- прищемило Ваву.- Сейчас и меня, как Тришина...
   Чирикнула дверца лифта. Он заскрипел, забился в шахте и медленно пополз вверх. Как дверцы раскрылись, Вава не слышала. Она бежала по улице.
   У телефона-автомата притормозила, влезла под стеклянный колпак, впихнула карту в щель, услышала гудки и спокойный голос Риса:
   -Слушаю!
   -Рис - задохнулась Вава.- Ой... Рис!
   -Мама? Мам, что с тобой? Ты где?
   Тревожится обо мне... Господи, лишь бы с ним ничего не случилось.
   -Рис... Ох! У тебя все в порядке?
   -Мама, что с тобой? Ты уже третий раз меня об этом спрашиваешь.
   -Ты на работе был?
   -Был.
   -На улице перед домом к тебе никто не подходил?
   -Ну, разумеется. Кому я нужен.
   -Звонков странных не было?
   -Нет. Ма, ты, что с ума сошла?
   -Рис, милый, хороший, я тебя очень прошу - пока я не приеду, из дома не выходи, дверь никому не открывай, на звонки отвечай только на мои - три звонка, пауза, - это я.
   -Да, что случилось-то?
   -Рис, пожалуйста, сделай, как я прошу. И к окнам не подходи. Я скоро буду.
   Вава положила трубку, без сил постояла немного под стеклянным колпаком, успокаивая себя, побрела к метро.
  
   Желтки фонарей подрагивали на черном студне вечера. Оттепель давила сугробы, как прыщи, и они сочились маслянистой дрянью. По ледяным буграм тротуара, шаркая, шли прохожие. Вава поскользнулась, замахала руками, засеменила, зашаркала вместе со всеми к метро.
   -Господи, как грустно,- жаловалась сама себе Вава. - Февраль, достать чернил и плакать. Ему то чего было плакать? Чернил не мог достать? Зачем ему чернила? Зачем плакать, когда можешь говорить? Как сказала Зюзюшка? Ничего не говори, делай, что скажут, и никто тебя не тронет? Удивила! Мы всю жизнь, немые, ходим, плачем, никто нас не слышит.
   Из ресторана вышла дама в норке - соломенные волосы, печеное личико, острый носик, сердитые глаза. Оглянулась, недовольная, - молодой человек, виновато улыбаясь, подхватил ее под руку, распахнул дверцу машины, усадил, нежно прикрыл норкой острые коленки и пока заводил машину, выруливал на улицу, все оглядывался на спутницу заботливо и виновато.
   Ну почему одним все, а другим ничего? Почему? И это ничего тоже кому-то покою не дает. И его норовят отнять. Эх!
   Из метро еще раз позвонила Рису. Рис буркнул, чтоб скорее приезжала, что он не сошел с ума, но если ей так спокойнее, он готов лечь на пол и до ее приезда не вставать.
  
   В переходе прибило толпой к столику с тремя стаканчиками для игры в наперсток. Маленький кавказец с чебурашечьими глазами дотронулся до руки, сказал участливо: "Устала, да?"
   Вава дернулась, повернулась идти, кавказец придержал ее за рукав, попросил тихо, тоскливо:
   -Сыграй, а? Второй день здесь стою, никто не подходит, а ментам платить надо, хозяину деньги нести надо. Сыграй, а?"
   -Денег нет.
   -Почему нет? - удивился кавказец. - Есть. Только судьбы боишься. А от судьбы не уйдешь.
   ...очень выгодное предложение, вам сделают о-очень выгодное предложение,- деревянно поскрипело над ухом. Вава оглянулась. Она была одна.
   Вава вздохнула, достала конверт, вынула пятисотрублевку, положила на стол. Чебурашка встрепенулся, забарабанил свою считалочку, насчет "удачи, стаканчика, без обманчика...", быстро- быстро заскреб стаканчиками по столу. Рядом с Вавой выросли трое - солидный мужчина, баба с сеткой яблок и девица с прозрачным лицом.
   -Дама вы что, с ума сошли? - Поинтересовался солидный мужчина.
   -Милочка, он же тебя надует, глазом не моргнешь,- осудила баба.
   -А может ей повезет, - усмехнулась недобро девица.
   Вава ткнула в первый попавшийся стаканчик, только чтоб уйти поскорее. Чебурашка открыл. Солидный крякнул, баба засмеялась, девица щелкнула языком. Шарик выскользнул из-под стаканчика и покатился по столу.
   Кавказец вытаращил глаза, медленно достал из кармана пятьсот рублей, протянул Ваве. Вава ухватилась за край бумажки... Стояли, глядя, друг другу в глаза, держась за купюру. У кавказца опустились уши и глаза стали мохнатыми.
   -За тысячу три дам,- тихо сказал он, не выпуская денег из рук. - Только сыграй еще.
   -Берите деньги и уходите, - шепнул солидный.
   -А может, повезет. Где ты за пятьсот рублей три тысячи получишь, - это девица с потемневшим, но все еще прозрачным лицом.
   Баба с сеткой сказала: " Бегите, женщина".
   Движение в переходе остановилось. Задние напирали, спрашивая, что случилось. Ближние нависали, заглядывали снизу, сверху и сбоку, стараясь разглядеть лицо той, которой повезло.
   Вава отпустила купюру. Кавказец заработал руками над стаканчиками, но, как показалось Ваве, даже не двинул их с места. Тот с шариком так и остался посередине. Вава ткнула в него пальцем, уверенная, что там пусто. Шарик был там, а кавказец смахнул со стола вавины пятьсот, протянул ей стодолларовую купюру, тихонько оттолкнул от стола: "Иди и не оглядывайся".
   Вава попятилась, услышала над ухом неживой голос: "...очень выгодное предложение, вам сделают о-очень выгодное...". Солидный мужчина, баба с сеткой и девица встали плечо к плечу, закрыли кавказца и смотрели на Ваву внимательно, словно что-то от нее ожидая. Вава медленно продавила себя сквозь толпу и упала в метро, как в обморок.
   Обнаружила себя перед дверью собственной квартиры с пальцем на звонке. За дверью скреблась и скулила Донка, поспешно зашаркал шлепанцами Рис.
  
   -Рис,- вскрикнула Вава, попыталась обнять сына. Рис ловко увернулся.- Так, спокойно, ма. Держи себя в руках.
   Зашаркал на кухню, загремел чайником, полез в холодильник, крикнул из кухни:
   -С Донкой я гулял.
   Донка, неловко подпрыгивая, норовила лизнуть Ваву в лицо. Вава вздохнула свободно - дома все по-старому. Надолго ли? И как объяснишь Рису, что именно произошло и что грозит им, если она сама толком ничего не понимает. А объяснить надо: предупредить, предостеречь, оградить...
   Пила крепкий чай, обнимая пальцами горячую кружку, боль в затылке справа, давившая весь вечер после спирта, стихала. Рис сидел как всегда сгорбившись, заложив ладони между коленями, выжидательно глядя на мать.
   -Рис...- с натугой начала было Вава, и вдруг вспомнила: - А я сто долларов выиграла!
   -Во что?- опешил Рис.
   -Ну, в эти... в стаканчики... В смысле - в наперстки.
   -Т-ак,- протянул Рис.- Покажи.
   -Что?
   -Ну, сто долларов, которые ты в наперстки выиграла.
   -Не веришь? А зря,- Вава выскочила в прихожую, повозилась в сумке, торжественно, как красный диплом, вручила бумажку Рису.
   Рис с сомнением пошуршал бумажкой над ухом, посмотрел на свет, потер уголок, понюхал... Сощурил на Ваву узкие свои глаза:
   -Сколько ставила-то?
   -Пятьсот рублей, гонорар за перевод.
   -Поздравляю. Твой выигрыш, скорее всего фальшивка!
   -Да ты что?
   -Ну, это ерунда. Это я на компьютерном рынке кому-нибудь впарю...
   -Рис,- потянулась к баксам Вава,- не смей.... Если попадешься...
   -Расслабься, ма...- пряча купюру в карман, снисходительно улыбнулся Рис.- Эта бумажка вернется к тем, кто ее печатал. Так ты что, из-за этого такой переполох устроила? Ждала, что на меня нападут, как на родственника получившей выигрыша века? В заложники возьмут, чтоб ты фальшивую купюру вернула? Что случилось, ма?
   -Хорошо. Я расскажу. Но с условием - эти деньги ты никуда не понесешь и вернешь мне.
   - Если будешь настаивать - верну. Рассказывай.
   В пересказе вся история выглядела совсем нестрашно и довольно глупо. Слушая, Рис подпер щеки кулаками, не то, скучая и посмеиваясь про себя, не то соображая.
   -Ну и чего ты так переполошилась? - дослушав, спросил Рис.
   -Ты что, не понял? Они все знают - про меня, про тебя, про то, что я была у следователя...
   -Ну и что? Они же просто запугивали тебя.
   -С какой стати?
   -Да ни с какой! Чтоб сидела тихо, вкалывала с утра до вечера и куда не надо свой нос не совала. Для этого они и совещание свое идиотское устроили.
   - Но зачем им это нужно? Кто они вообще такие?
   -Да тебе-то какая разница? Может действительно бандиты, может так - аферисты, мелкая сволочь. Ясно - кто-то хочет прибрать вашу фирму к рукам. Тебе что за дело? Будешь работать, как работала, не понравится - уволишься, даже бандиты насильно держать не станут. Пойми - наезжают на тех, кто мешает. А ты кому можешь помешать?
   -Но я видела...
   -Что ты видела? Как твоего шефа на скорой увозят? А, может, ему действительно стало плохо, а клоуны эти на скорой подрабатывают, тогда что? Зюзюшка твоя перепугалась из-за шефа. К какому следователю ты пойдешь, с чем?
   -Ну, а Тришин...
   -Про Тришина ты вообще ничего не знаешь. Подкараулили в подъезде, трахнули по башке, помер - с кем не бывает? Имеют к этому отношение твои врачи-убийцы или нет - неизвестно. Скорая, насколько я понял, приехала, когда Тришин уже остыл. Если хочешь знать, единственная для тебя серьезная вещь во всем этом - твои акции.
   -Ну, вот, а говоришь нечего бояться.
   -Я сказал - серьезная. Я не сказал опасная. Бандюки эти в белых халатах или ничего про то, что ты доверенность на передачу акций не подписала, не знают или она им просто по фигу. Иначе тебя на этой же скорой сюда доставили, и ты оформленную доверенность им в зубах вынесла.
   -Ну, ты уж как-то совсем меня...
   -Да не я тебя, сами вы себя. Вы же пуганные, всего боитесь. Еще играть не сели, а проигрались в пух и прах. От страха.
   -А ты ничего не боишься.
   -Ничего не боятся только идиоты. Другие...- Рис покосился на мать, смягчил...- люди боятся всего - тоже знаешь... Разумный человек добывает информацию, взвешивает, определяет степень риска, оценивает противника, рассчитывает и только после этого делает ход. Он не всегда выигрывает. Но у него есть шанс.
   -Шанс получить по голове. Хорошо, что бы ты сделал на моем месте?
   -Ну, зачем это тебе,- заскучал Рис.
   -А все-таки?
   -Ну, постарался бы узнать, кому и зачем понадобились акции. Какую роль в этом играет ваша Зюзюшка. Смогут эти лихоимцы завладеть фирмой без твоих акций или в твоих руках решающий голос. Согласны они ждать или будут действовать жестко. Ну и так далее...
   -И что это дает?
   -Меня не смогут застать врасплох. Буду знать, кто и чего от меня хочет и к чему я должен быть готов. Могу я выдвигать условия или должен делать, что мне говорят.
   Делай, что тебе говорят, и все будет в порядке - кричала ей вслед Зюзюшка.
   -И ты мог бы выдвинуть условия?
   -Мог бы попытаться. В конце концов, какая разница кому платить - громилам или реальному скупщику акций? Но тебе я этого делать не советую.
   -А что советуешь?
   -Заполнить и подписать Договор и отдать его по первому требованию. Только не Зюзюшке.
   -А кому?
   -Тем, кто так Зюзюшку напугал.
   -А какая разница?
   -Полдня назад, может, и никакой. Ты была в толпе - какой с тебя спрос? Но ты промедлила и осталась одна. С этого момента ты - в игре. От тебя зависит, как сдвинется равновесие. Надо знать хотя бы - с кем ты играешь, какие ставки, кому на руку твой ход. Вслепую играть опасно. И надо знать - у кого козыри.
   -Бр-р-р,- затрясла головой Вава,- то-то я смотрю, ты все время со своим компьютером в карты режешься. - А может все обойдется?
   -Может быть,- хмыкнул Рис.- Но Договор ты все-таки заполни. И не делай ничего через силу. Поймешь, что легче отдать тому, кто первый спросит, так и сделай. В конце концов, есть еще и судьба.
   На слове "судьба" телефонный звонок тряхнул Ваву так, как будто она сунула пальцы в розетку. Ни за что не взяла бы трубку, но это значило, что ее возьмет Рис. Нехотя потащилась в прихожую, осторожно послушала.
   Стояла, слушала шорох, тишину, молчание.
   -Вава - это Федотов,- ожил вдруг телефон. - Ты куда пропала-то?
   -Ну, Федотов - ты даешь,- выдохнула Вава.
   -Ладно, ладно - я свинья. Но, откуда ж я мог знать, что тебя так развезет?
   -И ты...
   -Отвел тебя в соседний кабинет,- "и девушек наших ведут в кабинет",-пропело у Вавы ехидно в затылке,- дотащил до банкетки...
   -А дальше?
   -Вернулся к ребятам, а когда заглянул, тебя уже не было.
   -Да. А ты ничего не забыл?
   -Например?
   -Например... конверт с деньгами. Это плата - за что?
   -Не полная плата, а только часть. Ты что, совсем ничего не помнишь?
   -А что я должна помнить?
   -Да я ж еще за столом дал тебе конверт и предупредил, что только часть, остальное позже.
   Вот те на... А кто же меня... или я сама себя...
   Федотов терпеливо ждал, потом спросил:
   -А ты нормально добралась домой? По дороге ничего не случилось?
   -А что должно было случиться?
   -Да я так, вообще.
   Помолчали.
   -Ну ладно. Отдыхай. Может, завтра еще придется встретиться. И поосторожней там. (Где?). Пока!
   Вава положила трубку. Странно как-то: все обо всех сегодня заботятся. Я о Рисе, Федотов обо мне,... а Синеглазый о нас обо всех. Все друг друга предупреждают: "Будьте осторожны, как бы вас не убили!"
   Федотов - что это он? Никогда раньше не звонил. И почему он врет - я же точно помню - жарко... жарко... жарко... И что он там трепал насчет великих дел Бори Шумана на месте Тришина?
   -Кто звонил-то?- спросил из кухни Рис.
   -Да, ты его не знаешь - Федотов из Института.
   -Что хотел?
   -Спрашивал, не случилось ли чего со мной.
   -Да - вопрос дня. А знаешь, мать - шла бы ты спать. Ты сегодня явно перенапряглась.
   -А ты?
   - А я пока в Интернете посижу. Посижу и погляжу. Может, что и накопаю.
   Вава добралась до ванной, открутила и без того текущий кран, коротко глянула на жуткое лицо в зеркале (щеки посерели и впали, глаза покраснели и вылезли, волосы приляпались), разобрала постель, готовясь к долгому лежанию без сна, сбиванию ногами одеяла, перекладыванию подушки. Плюхнулась на диван и через минуту уже спала.
  
   2.
   Даже если бы Боря Шуман, проходя в тот вечер мимо, заметил, что дама, играющая в переходе метро в наперстки, сотрудница их Института и при том та самая, которая только что мгновенно напилась в банкетной у Федотова - он вряд ли обратил на нее внимание.
   Боря Шуман - он вообще замечал только тех, кто ему был полезен. И пока ему были полезны.
   Низкий рост - признак комплекса неполноценности, но Боря никакими комплексами не страдал. Он был здоров, как бык, три раза в неделю ходил в тренажерный зал, два раза в бассейн и когда, напрягал живот, через кожу проступали твердые булыжники пресса.
   В Университете Боря увлекался каратэ. Больших данов не собрал и пояс у него был не самый темный, но на татами с ним выходить не любили. Боря втягивал голову в плечи, высоко поднимал согнутые в локтях руки, смотрел сквозь противника неподвижно, равнодушно и дико, как кошка, и виртуозам техники становилось не по себе. Боря легко увертывался от ударов и, почуяв, неуверенность нападающего, срывался с места, работая руками и ногами, как мельница, перемалывал противника в труху.
   По жизни Боря шел, как по татами - легко уходя от ударов и разбивая препятствия ребром ладони. Университет с красным дипломом, аспирантура у академика Черникова. Кандидатская в двадцать пять, докторская в тридцать, лаборатория в тридцать пять.
   Боря занимался биополями. В лаборатории, обвешанные приборами и датчиками, в неоновом свете, под стеклянными колпаками росли тропические цветы, грелись в террариумах змеи и ящерицы, возились в клетках мыши и кролики, шуршали за сеткой гигантские черные тараканы, и пауки птицееды, распушив мохнатые лапы, набрасывались на маленьких крысят. Все это жило, размножалось, поедало друг друга, поставляя информацию об изменениях в своих биополях для Бориных исследований, статей и монографий.
   Научные идеи Бори не отличались оригинальностью, глубиной и изяществом. Но это его нисколько не смущало. Он обрушивал на ученых собратьев ураган данных, снабженных простыми, очевидными и грубыми выводами, и самые остроумные скептики вынуждены были отступать под таким напором. Очень скоро имя Шумана стало известно. Его часто приглашали на конференции и симпозиумы. Государственные и академические премии сами тянулись к нему. Членкоррство и замдиректорством отчетливо просматривались годам к сорока.
   Боря был равнодушен к комфорту и уюту, но любил женщин, которых брал все с теми же напором и энергией, работая как мельница и машина. Две бывшие борины жены, выбрались из-под этого чугунного пресса растерзанными и придушенными. Машина не притормозила и не остановилась. Они были выброшены на ходу. Боря продолжал любить без остановки девушек из метро в своей холостяцкой квартирке, пикантных импортных научных дам в мотелях и гостиницах, лаборанток и молоденьких сотрудниц на диване у себя в кабинете или прямо на лабораторном столе при свете неоновых ламп, в блеске тропической листвы, под любопытными взглядами змей и кроликов.
   Обрушилось все это вдруг, за каких-нибудь пять лет.
   Без импортных подкормок завяли тропические травы, протянули хвосты змеи, высохли пауки и тараканы. Оборудование ветшало, и заменить его было нечем. Молоденькие лаборантки и сотрудницы, победствовав без зарплаты, повыходили замуж за бизнесменов и бандитов, лишив Борю любви и помощи в сборе данных. Собирать стало нечего. Статьи, лишенные новых цифр не выходили. Имя Шумана зачадило и стало гаснуть.
   Здание, которое он строил всю жизнь, превратилось в развалину. Вклад в науку обесценился. Звание доктора наук можно было купить в переходе метро. Должность завлаба упала ниже места плиточника и штукатура. Автор статей и монографий зарабатывал меньше корректора.
   Боря чувствовал, как теряет былую мощь, напор и энергию. Любовная его машина застучала, забуксовала, а пару раз и вовсе не завелась. Партнерши все чаще уходили от него неудовлетворенными.
   Он мог бы эмигрировать в любую из трех стран по выбору и жить там в достатке, на вторых и третьих научных ролях. Но он уперся и остался. Он был уверен, что у него еще есть время. Он собирался вернуть и удвоить потерянное.
   После скандала с кредитами и смерти академика молодой директор Черников отбыл за границу, откуда подбрасывал жалкие подачки в виде гуманитарной научной помощи, проявляя, полное равнодушие к обнищавшим коллегам. Институт, со всеми его зданиями и лабораториями, оказался на попечении разваливающегося на глазах чудака Тришина и восторженной старой девы Старковой, которые никак не могли понять, что поезд ушел, судьба фундаментальной науки никого не волнует, от государства ждать нечего и деньги надо добывать самим и любыми способами.
   На все предложения Бори, как добыть денег на науку, Тришин только брезгливо морщился. Шуман решил заняться Старковой. Как женщиной.
   Сгоряча он чуть было все дело не испортил. Попер по привычке и тут же налетел грудью на острый угол сейфа. Старкова смотрела на него, улыбаясь и отводя глаза в сторону, но к сокровищам своим не пускала. Боря вспомнил, что ему-то от Старковой совсем другое нужно. И Старковой от него тоже.
   На последние деньги он покупал цветы, провожал Инессу Михайловну до дома, читал по дороге стихи и целомудренно отказывался от предложений подняться и выпить чаю. Он рассеянно кокетничал на глазах Инессы с институтскими дамами и с ее собственной пожилой секретаршей. Он пропадал на несколько дней у себя в лаборатории, не появлялся и не звонил, но каждый вечер, возвращаясь, домой Инесса Михайловна с грустной улыбкой обнаруживала перед дверью квартиры скромный букетик фиалок.
   Кое-чего поумневший Шуман добился. Но не многого.
   Инесса в очередном разговоре с заграничным Черниковым намекнула ему на обновление кадров, и тот сказал равнодушно: "Шуман? Почему бы и нет? На ваше усмотрение". Но увольнять Тришина отказалась наотрез - старик должен сам принять решение. Пусть дозреет. Давить на него я не вправе.
   Целый год Боря Шуман ждал, когда старик Тришин, наконец, созреет.
   Дождался. Тришин дозрел и отвалился.
   Правда, ему в этом помогли.
  
   Выждав, когда следователь покинет приемную, Старкова нажала кнопку селектора, сказала сухо:
   -Пригласите Бориса Михайловича ко мне.
   Намеки следователя были Инессе Михайловне неприятны.
   Догнать в подъезде, бить слабого, немощного. Бить, чтобы убить и занять место... Что-то темное, жуткое... Это темное, жуткое она почувствовала однажды, в самом начале, в Борисе. Испугалась. Потом прошло.
   Он сейчас войдет. Что она может сказать ему? Не вы ли виновны в смерти Тришина? Или: что вы почувствовали, когда узнали, что Тришина больше нет? Инесса Михайловна вдруг очень ясно представила, каким станет Борис, как только она подпишет приказ о его назначении.
   Боря вошел в кабинет Старковой, как на татами. Он не видел противника. Он чувствовал его. Перед ним сидела Инесса в птичьей своей позе, втянув голову в плечи. Решающая схватка. Не с Инессой, с кем-то другим, кто последние пять лет упорно пытался его уничтожить.
   -Вызывали, Инесса Михайловна?
   -Борис Михайлович, Борис Михайлович,- с упреком вздохнула Инесса.
   -В чем дело?
   Инесса опустила глаза и улыбнулась.
   -У меня только что был следователь.
   -Я знаю.
   -Спрашивал, думала ли я о кандидатуре на место Тришина.
   -И что вы ему сказали?
   -Я ему сказала, что этот вопрос сейчас... не уместен.
   -Но именно сейчас его нужно решить.
   -Следователь намекал, что тот, кто претендовал на место Тришина, мог иметь отношение к тому, что с ним случилось.
   Инесса очень тщательно подбирала слова.
   -Именно это он и должен был предположить.
   -Я сказала, что еще не думала о кандидатуре.
   -Понятно.
   -И что в Институте нет такого человека, который мог бы желать смерти Тришину.
   -Скорее всего, так оно и есть.
   -Борис...
   -Что?
   Инесса пыталась поймать взгляд Бори Шумана. Она смотрела прямо в сузившиеся его глаза. Они были зеленые и плоские. Борис смотрел на нее и не видел. Видел что-то такое у нее за спиной, что-то очень важное для него. Но к ней это не имело никакого отношения.
   Вот и все,- подумала Инесса, достала из ящика стола заготовленный приказ о назначении Бориса Михайловича Шумана заместителем директора Института, вписала сегодняшнее число, поставила подпись, протянула листок:
   -Ознакомьтесь.
   Борис прочитал, поднял глаза, увидел Старкову, хотел что-то сказать...
   -Только, пожалуйста, без пошлостей,- поморщилась Инесса.- Поставьте печать у секретаря. И постарайтесь в ближайшие дни кабинет рядом со мной не занимать. Дождитесь, пока мы Николая Дмитриевича похороним.
   Боря пожал плечами.
   Инесса Михайловна очень старалась вслед ему не смотреть.
  
   3.
   На втором курсе мединститута Паша Бабичев устроился на работу в морг Городской больницы.
   Сварливая его семья и милые коммунальные соседи остались в захолустном шахтерском поселке. Казалось - навсегда, но очень скоро выяснилось, что Паша сменил провинциальную коммуналку на столичную под названием "Общежитие".
   Только и всего.
   Точно также готовили всем скопом на общей кухне, чадя и воняя горящим маслом и луком на все комнаты, умывались ледяной водой из одного крана, не спуская воду, гадили в уборной, развешивали, где попало мокрое белье, стучали ранним утром башмаками в коридоре, тоскливо хлопали дверями, пили и орали по ночам.
   Год промучившись, Бабичев снял комнату у суровой старушки на Мосфильмовской, а деньги на комнату отправился зарабатывать в морг.
   Еще в анатомичке, ковыряясь с другими студентами в зафармалиненном трупе, препарируя по отдельности почерневшие и сморщенные руки и ноги, Паша никак не мог отделаться от мысли о сходстве. Улыбаясь, он поднимал свои синие глаза от жгутов мышц на шее трупа на тонкую шею смешливой сокурсницы, и у той сразу пропадала охота смеяться.
   Переворачивая трупную ногу и вычленяя очередной muscles, Павел видел при этом собственную ногу, ногу стоящего рядом и ту, что игриво выставила из-под юбки гладкое полушарие коленки утром на кожаном диванчике метро.
   Отгибая пинцетом темно-коричневую ушную раковину трупа, Бабичев переводил взгляд на розовое ушко под светлой прядью и улыбался, когда обладательница нежнейшей мочки начинала нервно теребить ее. Бабичев изо всех сил сжимал пинцетом ухо. Девица вскрикивала и убегала в туалет. Студенты испуганно хохотали.
   Смерть - полное отсутствие боли. Недостижимая мечта врача. Цель медицины.
   В морге Бабичев любил работать со свежими трупами. Глаза еще не ввалились, губы не растянулись в мертвой улыбке, мышцы не опали, волосы и ногти продолжали расти. Почти полное сходство с живыми. За исключением малости - покойники не боятся боли и смерти.
   Можно из всей силы ударить чем-нибудь тяжелым мертвого по животу - у него ни один мускул не дрогнет.
   Почему рыдают над умершими? Они - лучше живых. И им лучше, чем живым.
   Павел знал о своей нечувствительности к физической боли. С детства он привык считать эту свою особенность болезнью и немного стыдился ее. То, что он не такой как все раздражало его и заставляло испытывать неприязнь к сверстникам и взрослым. Крики боли, разбившего при падении нос, способны были привести Пашу в бешенство.
   В морге это свое отличие он оценил и полюбил. Стоя перед трупом, Паша на пробу выворачивал себе пальцы до полного вывиха и потом ставил на место. Синие пашины глаза при этом смеялись.
   Паша не боялся боли. Он был неуязвим, как покойник. Мертвецы стали ему еще ближе. Переворачивая их под ледяной струей из шланга, ломая руки, чтоб сложить их на груди, или подвязывая челюсти, он дружелюбно беседовал со своими подопечными. А когда обнаружил, что у многих из них во рту имеются золотые зубы и коронки, он, с хрустом выковыривая плоскогубцами зубное золото, подмигивал трупам и посмеивался. Они так умильно дергали головами, пока он отбирал ненужный им теперь драгметалл. Как живые! Но они ни о чем не жалели и ничего не боялись.
   Паша промышлял покойницким золотом больше года и ни разу не попался. Кто, в самом деле, будет заглядывать в рот мертвому родственнику? Или требовать удалить и отдать золотую коронку?
   Паша регулярно поил напарника и делился с директором морга, и на его старательство смотрели сквозь пальцы. Пока однажды, при прощальном поцелуе перед дочерью не открылся вдруг подвязанный платком рот покойной матери, и она с ужасом не увидела развороченную челюсть на месте вставленных недавно двух золотых зубов.
   Паше дали пять лет. Вполне сносную общагу он сменил на довольно невыносимую.
   В камере блатные устроили ему обычную проверку на петуховость - такое коллективное издевательство над новичком - запросишь пощады - тут же опустят. Паша стал отмахиваться. Его повалили, били головой об пол, ногами, потом прыгали на нем. Вместо крика и стонов, блатные слышали Пашин смех.
   Били Пашу долго, сломали руку, разбили нос, порвали губу, а он все смеялся, разбрызгивая кровававую слюну.
   Пашу подлечили в санчасти, вернули в барак. Больше его не трогали.
   Кличку Бабичеву дали - Паша Холодный.
   Паша и был тем человеком, который появился сегодня в ПАПе, и которого перепуганная Вава назвала Синеглазым.
  
   Юров платил Паше, чтоб его не трогали.
   Когда пошли первые деньги за патентные услуги, Юров занервничал. Он очень боялся, что к нему придут, станут требовать денег, ударят. Он сам стал искать крышу и вышел на Холодного по рекомендации приятеля из руководства одной рекламной газеты.
   Каждый месяц Юров передавал Холодному две тысячи долларов. Деньги забирал Даун (у блатных - Телок). Юрова не трогали, и иногда он ругал себя за то, что сам от страха влез под крышу. Он стал сильно пить. Напившись, придумывал, как он избавится от опеки Холодного, и ему становилось легче. Для начала Юров попытался снизить дань, ссылаясь на падение дохода и недовольство сотрудницами низкой оплатой их труда.
   Холодный выслушал пересказанные Телком жалобы Юрова и решил сам наведаться на фирму ПАП. Он появился на общем собрании, а, заметив на столе как нарочно на самом видном месте забытые Зюзюшкой бланки доверенностей на управление акциями, пришел вечером и увез Юрова на скорой к себе в загородный дом на разборку.
  
   К ночи подморозило, сухо похрустывал под ногами ледок на тропинке в саду, в черной редкой сетке яблонь билась мелкая грошовая луна, бледнели реденькие звезды.
   Сняв белые халаты, санитары превратились в пару набыченных шестерок, похожих друг на друга и на таких же братков из любой другой группировки - перекаченные, грузные, с надутыми лицами, тупым высокомерием в глазах и невозможностью повернуть голову из-за полного отсутствия шеи - на оклик они поворачивались сразу всем телом.
   Одного звали Ковш, другого Чугун, Паша их не различал, а Телок знал, что Ковш курит Кэмел, а Чугун любит "Клинское", и оба мечтают сменить отечественные восьмерки на подержанные БМВ и только ждут, когда Паша даст им денег и возможность такие тачки отработать.
   Телок сидел на бревнышке рядом с мангалом в саду, в крупном и влажном коровьем глазу его отражалась маленькая луна, подрагивая ноздрями, он втягивал сладкий запах шашлыка.
   Сглатывая слюну, Ковш то и дело нетерпеливо дергал шампуры.
   Чугун потягивал пиво и с интересом наблюдал за приготовлением мяса.
   -Да че ты его все крутишь, ты дай ему обжариться. Ты ж паришь, его.
   -Хочешь - жарь сам!- огрызнулся Ковш.
   -Жарь, Жора, Жарь,- поощрительно булькнул Чугун.- Учись, сынок. А то каждый раз твой шашлык мошонкой отдает.
   -Сам ты...- начал, было, Ковш, но раздумал.
   Сок с шипением капал на угли и чадил невидимым в темноте дымом.
   -И на кой хрен нам это переодевание,- подивился Ковш.- То в санитаров, то в ментов. Скоро в пожарных заставит переодеваться. А чего мудрить - зашли, стукнули, забрали, что надо...
   -Во-во,- отозвался Телок.- Зашли, стукнули, сели. Или пулю в башку получили. Вот потому-то твое дело и будет всю жизнь шестым.
   -Почему это?
   -Потому это,- передразнил Телок.- Потому что голова у человека не только для того, чтоб по ней били.
   -А для чего ж еще?- усмехнулся Ковш.
   -А этого че,- махнул Чугун бутылкой в сторону белевшей под навесом скорой, где лежал неподвижно на носилках Юров, - кончать будем?
   -Тебя не спросили,- лениво отозвался Телок.- Что Хозяин скажет, то и будешь делать.
   -Я бы кончил,- сказал Ковш.- Очень просто.
   -Тебе бы кончать только,- заметил Телок. Все трое засмеялись, промерзший в скорой Юров сжался, оскалил зубы и тихонько заскулил.
  
   Дом свой Холодный получил от немощного пенсионера-полковника в уплату за жизнь внука, семнадцатилетнего оболтуса. Мальчонка подрабатывал в автосервисе и как-то вечером с приятелем залез в роскошную ауди, оставленную утром здоровенным мужиком на диагностику и бесплатное обслуживание.
   Хотел прокатиться хоть раз в жизни, как человек.
   Далеко ребята не уехали - влетели в бордюр на Ленинградке, помяли колесный диск и поцарапали бампер.
   Ковш и Чугун (ауди была Пашина, а сервис - у него под крышей) обрабатывали парня недолго - он обмочился со страха и рассказал про деда пенсионера, который все отдаст за внука и подмосковный дом впридачу.
   Пацаны подъехали к полковнику в отставке и все ему объяснили - десять тысяч долларов за ущерб или можешь прямо сейчас попрощаться с внучком - он у нас в багажнике лежит. Пойдешь к ментам, и дочку твою порежем.
   Таких денег у деда не было. У деда был старый дом - бревенчатый сруб с верандой и газовым отоплением, старый яблоневый сад, огород и цветник, за которым после смерти жены дед ухаживал из последних сил.
   Собственный пашин нотариус все тут же и оформил. Парня выпустили, и он пулей рванул к электричке. Дед до вечера бродил по саду, брал в руки то тяпку, то ведро, то лопату, хватался за лейку, стоял под яблоней, похлопывая ее по стволу. Секатором срезал четыре розы, завернул в тряпку, сел в саду на потертую скамеечку, сидел, смотрел на дом.
   Чугун хотел розы у старика отобрать и дать ему по шее, чтоб чужое не хватал. Ковш вступился, сунул розы деду в руку, поднял его и легонько толкнул к калитке:
   -Ладно, дед, езжай домой. Чего уж там.
   Розы на следующий день дед отвез жене на кладбище. Через полгода и самого его дочка отвезла туда же, положила кувшинчик с пеплом под цементную плиту с портретами и надписями, возле которой дед любил посидеть на Пасху.
   Дом Холодный весь перестроил - снес веранду, поналепил комнат, спален и ванных под ломаной крышей. Гостиную обшил дубом, сложил камин, настелил паркет, соорудил барную стойку и поставил бильярд. Но сырой и прелый дух дедовой дачи выжить из дома оказалось ему не под силу.
  
   Плавали огрызки шашлыка в кетчупе, бычки скорчились в пепельницах, коньяк плескался в бутылках на донышке.
   Ковш отрыгнулся, Чугун шлепнул красным шаром по черному, Паша брезгливо поморщился.
   -Телок, приведи этого...
   Телок вогнал Юрова в гостиную пинками, бросил на стул и отвесил ему на всякий случай плюху.
   -Ты что делаешь, тварь,- тихо спросил Паша.  Кинуть меня захотел?
   -Я-я, ни-чего такого...- затряс губами Юров.
   -Что? Сявку разевать? Падаль, тварь, помойка! - хлестко и больно бил Юрова по лицу Паша, а тот только трясся и вжимался в спинку стула как в кресло на приеме у дантиста.- Это что такое, - тряс Паша доверенностями перед носом.- Кому ты за моей спиной фирму сплавляешь? Бежать решил сука? В кусты намылился...
   -Я-я-я...- скривился Юров.
   Телок сзади навалился, захватил шею, сдавил, Юров широко открыл рот, вывалил язык...
   -Пусти его, а то он стул перепачкает. Потом... Сначала пусть ответит, как он у братвы крысятничать решился.
   -Я-я-я... - задыхался Юров, пытался объяснить, слова толпились закупоренные криком и наружу не шли.
   -Дай ему...- брезгливо задрал губу Паша.- Да не по шее... Выпить дай...
   Телок надавил лапищей Юрову на щеки, вставил горлышко в рот, стекло стукнуло о зубы:
   -Пей, сука, пей...
   Юров захлебнулся, закашлялся, засипел.
   -Говори!
   -Я...я ничего не хотел... крысятничать. Меня Тришин, наш замдиректора вызвал, сказал, чтобы все... все сотрудники фирмы... переписали свои акции на институт.
   Паша с Телком переглянулись.
   -Как это?
   -Эксперимент, он сказал, не удался. Денег нет, а, значит, никакая самостоятельность не нужна. А на зарплату себе мы можем и в другом месте заработать. Нечего в институте коммерческие структуры разводить.
   -Какой эксперимент, что ты гонишь? Ты Генеральный директор! У кого контрольный пакет?
   -Ни у кого. Сорок пять процентов у Института... Остальное распределили между сотрудниками.- Коньяк подействовал. Юров чувствовал себя, как под стеклом - мог теперь говорить, но как-то глухо. Спешил объяснить, докричаться, чтоб только не били, не орали, не трясли, не трогали, не убили.- Поймите, вас это никак не коснется. Я как платил, так и буду платить.
   -Платить ты будешь в любом случае,- не глядя на Юрова, как само собой, отметил Холодный,- Даже если тебя завтра снимут с Генеральных и фирму твою закроют. Квартирой расплатишься за год вперед. Или головой.
   Паша взял пачку доверенностей, полистал...
   -А почему доверенности на управление акциями? Что с ними сделаешь-то?
   -Все что хотите,- засуетился Юров.- В сумме получается больше половины голосов. Можно принять любое решение: продать фирму, подарить. Тришин хотел таким способом нас просто ликвидировать.
   -Как генералка на машину что ли?- сообразил Телок.
   Юров затряс головой.
   -Ты хочешь сказать, что тот, кто оформит на себя эти доверенности - получит фирму?
   -В общем... да. Только тут одной не хватает.
   -Чьей?
   -Гладыш не подписала.
   -Гладыш...
   -Она как раз в кабинет вбежала, когда я... на носилках лежал,- деликатно напомнил Юров.
   Паша вспомнил - маленькая, встрепанная, птичий носик, глаза перепуганные. С удивлением посмотрел на Юрова.
   -Ты че, даже такую мышь задавить не можешь? Какой же ты на хрен директор?
   -Она ничего. Она не против. Она просто паспорт забыла.
   -Да она у тебя по следователям бегает! Мне твоя Зинаида сдуру сболтнула. Ты что, совсем не рубишь?
   -Не-не,- затряс головой Юров.- Она случайно. Ее в троллейбусе без билета поймали. Она по пенсионному удостоверению матери пыталась бесплатно проехать.
   -Ну, наука,- Паша стукнул себя по коленке. Телок, Ковш и Чугун заржали.- Жулье у вас в Институте, а?
   Юров хихикнул. Паша схватил его за волосы, тряхнул, так что зубы стукнули.
   -Не скалься! Разговор еще не кончен. Кто такой Тришин?
   -Наш замдиректора. Но его... Его ж убили вчера. Я думал это вы... знаете.
   -Замочили? - Паша глянул на Телка. Тот пожал плечами.
   -В подъезде напали. Двое. Били,- Юров покосился на Телка, - пока не умер.
   -А ты думал - мы только так - попугаем и отпустим? - улыбнулся Паша.- Давай, пиши адрес.
   -Чей?- с готовностью откликнулся Юров.
   -Этой своей, Гладыш.
   -Но,... но я не знаю. - Телок приподнял Юрова, встряхнул его. - Не бейте меня! Я, правда, не знаю, правда...
   -Ладно. Верю. Значит так: даю тебе два дня. Если хочешь, чтоб баба жива осталась - возьмешь доверенность у этой своей Гладыш. Иначе мы с ней сами разберемся.
   -Хорошо, хорошо. Я все сделаю. Как скажите...
   -И еще штраф заплатишь - пять штук баксов.
   -За что?
   -За что? - Паша встал, выхватил у Телка пушку из кожаной корзинки под мышкой, взвел курок, схватил Юрова за подбородок, воткнул ствол ему в щеку. - За что? За то, что ты скрыл от братвы, что у нее фирму отбирают! За то, что свалить хотел! За моральный ущерб, гнида! Ты понял, нет? Или тебе башку продырявить? Может, ты хочешь завтра нас своему начальству сдать? Может, ты ментам стучишь? Ты знаешь, что я могу с тобой сделать?
   Юров обмяк и завыл тонко, противно... Паша сунул ствол Телку.
   -Два дня, доверенность Гладыш и пять штук. Не принесешь или стукнешь кому, я из тебя все гавно выбью, понял? А потом - кончу. Понял? - Юров мелко затряс головой. - Телок. Выкинь эту падаль. Воняет!
   Телок вытащил Юрова за ворота, ткнул головой в сугроб. Юров полежал, растапливая снег лицом, куснул хрусткую морозную корку, не чувствуя руками жгучий холод, встал на четвереньки, пополз по дорожке вдоль кирпичного забора. Над ним по насыпи, тускло посвечивая на снег окнами, пронеслась электричка. Юров вскочил на ноги и, вторя воем электричке, побежал за ней к Москве.
   Сзади услышал утробный вой мотора. Рядом с тропинкой кто-то гнал на джипе, высвечивая фарами белые стволы берез. Юров оглянулся, ослепленный рванулся из последних сил и тут же растянулся плашмя на дорожке. Телок вылез из джипа, поднял за шиворот, запихнул под кресло, сверху утрамбовал ногой.
   Возил долго по каким-то колдобинам. Потом выбрался на дорогу, гнал по ней бешено. Выбросил Юрова на окраине Москвы недалеко от конечной станции метро.
  
  
   ГЛАВА III
  
   1.
   -Кто защитит женщину? Кто поможет ей одинокой, беспомощной?- думала Вава, проснувшись на следующее утро, лежа в поту и тревоге.- Рис умный и смелый, но он ребенок. Храбрость детства - игра с огнем в одно касание, до первой боли и первого страха. Не Рис, я его должна защищать. Кто защитит меня?
   Из отчаяния Ваву шарахнуло в злую смелость.
   -Ах, так? В угол загнали?- кричала она им всем сразу - следователям, Зюзюшке, синеглазым, даунам и кавказцу с чебурашьими глазами. - Раздавить нас решили? А вот фиг вам! Не доводите слабого до отчаяния. Дорого обойдется!
   Вскочила, с размаху ткнула ноги в тапочки, один на месте не обнаружила, волна смелости отхлынула, сменилась спокойной уверенностью. Вава заглянула под диван, достала тапок, пробежала по коридору, нырнула в ванной под душ.
   Теплая вода стекала по вавиной коже, гладила, ласкала и Вава стала гладить себя медленно по груди, вся отдаваясь тягучему водяному теплу и ласке, медленно подняла и поставила на край ванной ногу, застыла в эротической голливудской позе, почувствовала, как дрогнуло внизу под темной щеточкой волос. Смутилась и тут же фыркнула на себя - совсем себя забыла, рукой махнула, вот спьяну и вылезла фантазия - Федотов ласкает ее.
   "Жарко, жарко, жарко",- поддразнила себя, провела медленно рукой по животу, щекотнула пальцами между ног, ноготками пробежала, покалывая по ягодицам и бедрам. Почувствовала, как колени ослабли, зажмурилась, вздрогнула, прерывисто вздохнула.
   Вот дура - обругала себя и тут же вступилась - почему дура? Потому что любви хочу, не смотря ни на что? Отпор собралась дать, а сама совсем про другое думаю? Так я правильно думаю!
   Что мне - мышцы качать, пистолет добывать? Нет, наша сила в другом. И эта сила... эта сила,- вылезла из ванной, растерлась полотенцем, отступила от зеркала, выпрямилась, - эта сила... у меня еще, кажется, есть!
   В зеркале отразилось - шея приличной длины, не потерявшая форму грудь с маленькими коричневыми сосками, талия на месте, гладкие ноги. Вава развернулась, глубоко вдохнула, убедилась - живота нет. Чуть выпустила воздух, повернула лицо в профиль - живот почти незаметен, нос длинноват, но сойдет за оригинальный.
   -Ничего девочка,- ободряюще подмигнула. - Мы им еще покажем.
   По-вчерашнему спохватилась - что разглядываю, опоздаю ведь, и тут же рассмеялась в собственное зеркальное лицо - к черту!
   Будничные страхи потеряли смысл и силу. Опоздания, Зюзюшка, выговоры, тревоги - полная чушь! По сравнению с тем, что случилось и еще случится - ерунда все это!
   -Теперь все можно,- сказала себе Вава убежденно.
   Высушила и уложила волосы. Под плотной темно-русой их шапочкой черты лица стали нежнее и тоньше. Надела новое черное белье, черные колготки, достала голубые джинсы, натянула бежевый свитер, с лета отложенные белые кроссовки и не старую еще дутую зеленую куртку Риса. Накрасила ресницы, чуть подвела брови - больше никакого грима! Тихо ахнула перед зеркалом в прихожей - женщина без возраста с фигурой подростка и чуть шальным взглядом темно-серых глаз.
   Вот это да!
   Заскочила на кухню, выпила стакан сока, пробежала глазами записку Риса:
   "Ма! В сводках ГУВД бандиты, похожие на твоих, не упоминаются.
   Некто из вашего Института ведет очень интересную переписку.
   Как ты думаешь, кто такой Алекс?"
  
   Алекс, Алекс,- постукивали колеса на стыках в тоннеле метро. Кто такой Алекс? Что за переписка? Любит Рис эти игры. Юстас-Алексу помню, а кто из них кто, никогда понять не могла. Ладно, вечером разберемся,- шушукалась сама с собой Вава, отмечая длинный призывный взгляд мужика в очках, с портфелем на скамейке напротив.
   -Ага, зацепило,- перебьешься. Мы теперь возьмем другого - крепкого, с квадратной челюстью, нежными пальцами и хриплым страстным голосом. Настоящего мужчину.
   Если такие, конечно, остались.
   Вчерашняя Вава непременно отметила бы странное сходство мужика в очках при портфеле с тем, что давал ей советы, пока она играла в наперстки. И потом оглянулась бы, проверяя, куда делся этот, так пристально посмотревший на нее в вагоне. Вава сегодняшняя легко добежала до работы (не давиться же из-за одной остановки в троллейбусе!), до коммунального своего подъезда и даже не заметила пыхтевшего за ней чуть поодаль солидного с портфелем. Дядька остановился перед аркой, смотрел, как она пробегает двор, легко прыгает через лужу, скрывается за рыжей обкусанной дверью.
  
   Двери на площадку и в кабинеты распахнуты были настежь, коридор освещен, из кабинета в кабинет серыми птицами плавали испуганные сотрудницы, на полу разбросаны бумаги, выставлен у стены сломанный стул.
   -Что у нас тут, субботник?- заскочив в свой на двоих с Кисой кабинет, сострила Вава и присвистнула.
   Ящики из шкафов с архивами выворочены, со столов все скинуто на пол, Киса сидит, взлохматив желтую стружку волос, курит прямо на рабочем месте, стряхивая пепел в цветочный горшок.
   Нет, это не субботник. Что здесь было-то? Санэпиднадзор? Тараканов травили?
   -Так ограбили нас!- развела руками Киса.
   В кои то веки пришла Киса на работу пораньше и на тебе - двери на распашку, кресла перевернуты, ящики из столов выворочены, бумаги всюду разбросаны. Как после визита налоговой полиции. Что с Зюзюшкой и Папиком было, когда они все это утром увидели - не передать.
   Вава хихикнула недоверчиво:
   -А Папик здесь? Он... здоров?
   -Ну, очень уж здоровым его не назовешь: с похмелья и дергается весь. Ходил тут, за голову хватался. Трясется, как студень, ладошки на груди складывает, ноет - "Девочки, я вас умоляю, никому ни слова. Это бомжи, хулиганы. Я разберусь и приму меры". Зюзюша тоже присмирела. "Без паники, сохраняйте спокойствие. Приберемся и будем дальше работать!". А у самой глаза в разные стороны бегают и губы трясутся.
   Так. Значит ее, Ваву, вчера все-таки разыграли. Никакого приступа у Папика не было.
   -Да кому наша контора нужна? - возмутилась Вава.- Что у нас грабить? Сейф? Компьютеры?
   -В том то и дело, что ни сейф, ни компьютеры не тронули.
   -Так что же тогда? Личные веши? Сменную обувь? Старую косметику?
   -Судя по всему, им нужен был наш архив,- погрозила пальчиком Киса любимому шкафчику Федотова. Он стоял, бедный, вывалив пустые ящики, как повешенные декабристы свои длинные языки.
   -Архив?- открыла рот Вава - час от часу не легче,- погоди, погоди - ты хочешь сказать...
   -Ну да. Патенты, свидетельства об изобретениях...
   -Но кому это нужно? Сколько лет в ящиках лежало, никто не вспомнил даже. Может чайник какой-нибудь, маньяк, очередной изобретатель вечного двигателя?
   - Нет. На чайника не похоже. Все перевернули, а обчистили почему-то только один шкаф у нас в кабинете. Мы и не знали, что на сокровищах сидим.
   -Угу,- соображала Вава. Архив. Три мешка бумаги. Можно было вывести на обычной легковушке, не обязательно было скорую подгонять. - Значит, вот оно, что... Значит, вот зачем они приходили...
   -Да ладно, не темни,- вмешалась Киса. - Ты что-нибудь знаешь?
   -Ну, я знаю об этом... столько же, сколько и ты.
   -А мне, кажется, что ..., - начала было Киса, и вдруг заметила Вавины метаморфозы,- Погоди, погоди - а что это с тобой? Ты что, в парикмахерской была? Точно тебя омолодили...У тебя что - роман?
   -Почему роман? Просто - хорошее настроение... Не покинет больше нас!...- отбарабанила Вава.
   -Ну, да, рассказывай! Лучше скажи, куда ты вчера из банкетной делась? Федотов тебя куда-то пьяненькую потащил. А на следующий день ты заявляешься, танцуешь, поешь, в феврале в джинсах и кроссовках и говоришь что никакого романа нет. Ну, давай рассказывай,- подперев щеку, приготовилась слушать Киса.- Было?
   -Ну,... было,- не смогла удержаться Вава. А почему нет? Может и было. Не скажешь же Кисе, что она толком не помнит - было или нет или про конверт с деньгами. Нет уж!
   -Боже, как я тебе завидую,- вздохнула Киса.- Федотов, между прочим, давно на тебя глаз положил. Я все удивлялась - чего ты нос воротишь? Нормальный мужик, не то, что мой, козел... Ты знаешь, что он тут на днях отколол?
   И Киса принялась в который раз сочинять про извращенные фантазии своего Фаллоса.
   Вава слушала рассеянно, вполуха, кивая и поддакивая, попутно наводя порядок и размышляя потихоньку обо всем сразу.
   Федотов на меня глаз положил? Не замечала. Впрочем, то, что не замечала, не значит, что не положил. Кстати, он мне вчера звонил, волновался. Или так - дань вежливости и чтобы всех денег за работу не платить?
   Ладно, вернемся к нашим бандитам. Зачем им архив понадобился? Какой в нем толк? Или все же - архив так, для отвода глаз, а искали что-то другое?
   -Подожди, Кис, а ты точно знаешь, что больше ничего не пропало?
   -Да точно, точно. И Папик и Зюзюшка двадцать раз всем про это сказали. Да ты слушай дальше, про моего козленочка-то...
   Козленочка. Скорее уж козла - старого и лысого.
   Ну, то, что сказал Папик, еще ничего не значит. Зюзюшка вчера напряглась не понарошку. Не похожи они были на компанию, которая дурачится перед походом в ресторан. И потом, если эти медики липовые не бандиты, кто тут у нас шарил?
   Вава подошла к двери, осмотрела замок. Цел, но это ничего не значит. Во-первых, она не помнит, запирала вчера дверь или нет. Во-вторых, если запирала, все ключи перед входной дверью на доске висят. Бери, кто хочет.
   Зюзюшка тоже хороша. Бестолочь. Сразу видно бывшую секретаршу. Сколько раз кудахтала про охрану, даже самого лежалого вахтера не удосужилась нанять. А Папик, как крыша появилась, вообще способность думать потерял.
   -Кис, прости, пожалуйста, ты говорила, когда пришла, увидела входную дверь нараспашку. Они что же, замок взломали?
   -Пойди и посмотри. Тоже мне - следователь,- надулась Киса.
   -Да ладно, не злись. Я так просто.
   -А если просто... - наморщила лобик Киса.- Я, конечно, не приглядывалась, но, по-моему, замки и двери все целы. Фомкой здесь никто не орудовал - это точно. Хотя наши замки, по-моему, пальцем открыть можно. Ну, в общем, я ему и говорю: знаешь, что, милый...
   Нет, это точно не вчерашняя команда. Зачем бы Папику весь этот маскарад мог понадобиться? Спокойно зашел, отобрал патенты, какие нужно (кому? зачем?) и никто бы ни о чем не спросил. И незачем тащить десять ящиков бумаг. Разве только...
   Ну да! Сведения, о том, что именно ищут, были весьма приблизительны. И решили утащить побольше, а потом разбираться.
   Все-таки, как это было?
   Встав спиной к входной двери, Вава представила себе действия грабителей.
   Ящики столов выдвинуты, и бумаги из них выброшены. Явно для отвода глаз.
   Из шкафа, где хранился архив 90-ых, ящики выдвинуты все подряд и, судя по всему, тут даже ничего не искали.
   Точно также выворочены ящики шкафа с архивом восьмидесятых.
   Но ящики эти пусты.
   Что-то тут не так.
   Ну, да, конечно,- усмехнулась Вава.- Именно этот шкаф должен был быть в полном порядке. Только пуст. Ящики на роликах. И чтобы залезть в нижний, верхний нужно закрыть. Человек последовательно выдвигал и опустошал ящики, вынимая документы и, когда дошел до последнего, кроме него все остальные ящики должны были быть закрыты. А он обчистил шкаф, а потом выворотил пустые ящики наружу. Ему кретину сказали сделать так, чтоб было похоже на погром, он и сделал. Если, конечно, не шарил в архивах снизу вверх. Что тоже, кстати сказать, совершенно неестественно.
   Значит то, что они искали, было запатентовано в восьмидесятые. Как все-таки они определили в каком шкафу тот самый архив? Юров вечно ворчал, что в шкафах полный бардак, никогда ничего не найдешь, хоть бы бирки повесили. На самом деле никогда никто ничего и не искал. А эти вошли ночью, порылись тут и там и что нужно взяли.
   Методом тыка? Да нет. Скорее всего, знали заранее, где искать и то, что знали, пытались скрыть.
   Странно все-таки, что для виду не прихватили чего-нибудь посущественнее - компьютер там, телефонный аппарат.
   Хотя почему странно? Как раз не странно. Любая механическая штуковина, похищенная из офиса - улика. Даже если ее не продавать, а сразу на помойку выбросить. Найдут, прицепятся. Риск. А наши архивные бумажки похитителю были так дороги, что он просто не хотел из-за ерунды рисковать.
   Итого: из бывшего патентного отдела Института, а ныне коммерческой фирмы ПАП увели архив восьмидесятых годов, инсценировав при этом (и весьма непрофессионально) что-то вроде погрома и акта вандализма. Причем сделать это могли как люди с фирмы, так и злоумышленники со стороны. Например, другие, не работавшие в ПАПе, сотрудники Института. Или кто угодно, кто представлял себе какую ценность (боже мой - какую?) представляют эти бумажки, подтверждающие авторское право на то, что считалось открытием и изобретением в забытые восьмидесятые годы.
   В общем, итог довольно мизерный. Дедукция - она вроде мумие - помогает ото всех болячек, но ни черта не лечит. Я всегда знала, что Шерлок Холмс - обыкновенный шарлатан, вроде народного целителя, а все преступления раскрывал инспектор Лестрейд, потому что он посещал воскресную полицейскую школу и учился на одни пятерки.
   -Вава, Вава!- надрывалась без толку Киса.- Ты что, действительно влюбилась, ничего не слышишь?
   -А? Что?- вскинулась, как со сна Вава.
   -Я те-бя спра-ши-ваю,- по слогам разбила Киса.- Как сле-до-ва-тель. Ты сама-то сюда вечером, после банкетной, не заходила? Может, ты видела кого-то подозрительного, или слышала что-нибудь такое, что оказало бы следствию помощь в раскрытии этого гнусного преступления?
   -И заходила и видела, но...
   -Гладыш,- услышала она раздраженный голос Зинаиды.- Опять болтаете? Я вас вчера предупредила. Помните?
   Вава обернулась. Жирно накрашенные черным глаза смотрели на нее с необычной даже для Зинаиды неприязнью.
   -Да-да, Зинаида Павловна.- Я прекрасно помню, что и как вы мне вчера говорили!
   -Ладно. Как хотите... - устала вдруг Зюзюшка.- Идите, вас там Юров ждет.- И чтоб хоть как-то уколоть, заметила:- Что это ты вырядилась так... Не по сезону. Не поздновато в девочку играть?
   -Зинаида Павловна,- ласково парировала Вава.- А вы в зеркало на себя давно смотрели?
  
  
   Юров сидел за столом, с отвращением прихлебывая крепкий до черноты чай. Волосы, от постоянного хватания за голову всклокочены, глаза красные, губа припухла, сукровицей сочится.
   -Дверь закройте за собой,- тихо сказал Папик.
   Вава закрыла дверь, села напротив Папика поглядывая на разбитую губу. Бедный. Кто ж тебя так...
   Юров собирался с духом, кряхтел, постанывал. Он бы сейчас Ваве все-все рассказал - что тут делается, и почему ему так страшно, и отчего он даже выхода не ищет и не спасается, и почему так уверен, что ни выхода, ни спасения нет и быть не может. Но никому ничего Юров рассказать не мог. Он только выдавил с усилием:
   -Вы заполнили доверенность?
   -Да, но...
   -Принесите ее мне,- поморщился, как от боли Папик.
   -Но вы хотя бы объясните мне...- вспомнила Вава вчерашние наставления Риса.
   -Ничего объяснить вам я не могу. Да и не нужны здесь никакие объяснения. А вы просто отдайте мне доверенность, и на этом ваши приключения закончатся. И не лезьте вы во все это. Не надо!
   Вот так, Варвара Александровна,- говорил папиков тоскливый взгляд, пока сам Папик вертел в руках принесенную тут же Вавой доверенность, - попали мы с вами. Только вы еще, может быть, выберетесь, а я...
   Дверь в кабинет Юрова распахнулась, Борис Михайлович Шуман - свежий, энергичный вошел, не замечая Вавы, протянул Юрову руку:
   -Что это у вас тут - генеральная уборка? Поговорить надо.- Шагнул к креслу, по-прежнему не замечая Вавы. Так бы и сел, поверх, задницей. Поерзал бы, половинку одну приподнял, рукой из-под себя вытащил, швырнул в угол и уселся бы окончательно, плотно и бесповоротно, если бы Вава не сообразила убраться из-под этого асфальтового катка. Заметила, ретируясь к двери, как Юров поспешно сунул ее доверенность в стол.
   Не хочет, чтоб Шуман узнал про акции.
  
   -Ну что?- спросила Киса.- Что он тебе сказал?
   -Да то же, что и всем - не говорите никому ничего - не надо.
   -Да, слушаю вас!- заткнула Вава верещавший телефон.
   -Переходя улицу, Варвара Александровна,- вещала трубка вчерашним деревянным голосом,- посмотрите сначала налево, потом на право. А потом - назад.
   -Ах, это вы,- почти обрадовалась механическому собеседнику Вава.- Ну и где же ваше о-о-чень выгодное предложение? Сто фальшивых долларов что ли?
   -Смотрите, Варвара Александровна по сторонам. Предложение вам сделали. Вы просто не услышали. В следующий раз будьте внимательнее.
   Ну и отбой, разумеется. Навострился отрываться.
   Нет, с кем-то все это надо обсудить. Только не с Кисой. Мне и собственной бабской дури хватит.
   -Знаешь Киса, что-то воздуху мне тут мало. Пойду-ка я прогуляюсь. Может, к чаю чего принесу.
   -Ой, и я с тобой. Все равно работать невозможно!
   -Ну, Киса... - надула губы Вава...- ты что - не понимаешь?
   -Киса удивленно округлила глаза, сообразила, обрадовалась:
   -К Федотову что ли?
   -Угу.
   -Прямо днем?
   -А почему бы и нет!
   -Ух, ты! Ладно, иди. Я здесь. В случае чего - прикрою вас! Только уговор!
   -Какой?
   -Потом мне все расскажешь!
   -В подробностях и с деталями.- Пообещала Вава и подумала о том, что любовное вранье пора кончать - в два счета станешь такой же нелепой дурой, как Киса.
  
  
   2.
  
   Дело Тришина и не стояло и не двигалось, так - подпрыгивало на месте.
   Руководство, впрочем, действиями Руднева было довольно - с момента преступления прошло чуть больше суток, а результаты на лицо. Версии выдвинуты и отрабатываются, обнаружена машина, на которой нападавшие скрылись с места преступления, идет поиск преступников. А главное - все указывает на случайный характер преступления, что в худшем случае закончится только строгим советом усилить профилактику уличной преступности в районе и внушением средней степени суровости участковым.
   Чем больше Руднев влезал в дело Тришина, тем меньше ему этого хотелось.
   Судмедэксперт долго колдовал над телом старика, вскрыл все, что только возможно, но убедительного ответа на вопрос - был бы жив Тришин, если бы не обширный инфаркт, то есть хотели преступники лишить Тришина жизни или только избить и припугнуть, так и не дал. Получалось - каждая травма в отдельности не была смертельной, но все вместе, учитывая возраст и болевой шок, могли привести к летальному исходу и без инфаркта.
   Машину стриженые бросили через пару кварталов, на улочке рядом с метро, на котором, судя по всему, и отбыли в неизвестном направлении.
   То, что это - та самая шестерка, подтверждали показания соседки Тришина, свидетельницы Щегловой, которая, несмотря на всегда скверное самочувствие, очень хорошо запомнила и цвет машины, и повреждения на крыле и даже цифры номерного знака.
   Разумеется, шестерка была угнана накануне и как-то очень уж нахально. Ребята выследили хачика, который возил на машине товар по своим палаткам с оптового рынка, аккуратненько увели раздолбанный вазик прямо у него из-под носа и даже номера менять не стали, убежденные, что приезжий из дальнего зарубежья в милицию заявлять не станет.
   Пострадавший и в самом деле никому ни о чем не заявил, был удивлен, когда его доставили в отделение и после короткой проработки оперативниками на предмет причастности к совершению преступления, показали угнанную машину и пообещали в ближайшем будущем ее вернуть.
   Эксперты, работавшие с жигуленком, обнаружили массу отпечатков пальцев, ни один из которых в картотеке, естественно, не числился.
   Все это слишком смахивало на дилетантство, чтобы быть заказным убийством, совершенным профессионалами, устраивающими смерть клиента под видом несчастного случая.
   Работу по версии нападения из хулиганских побуждений можно было считать завершенной. Показания свидетельницы записаны, заключение судмедэксперта, протокол осмотра и опознания машины приобщены к делу. Составлены фотороботы предполагаемых преступников. В отделениях милиции появились ксерокопированные снимки стилизованных бандитских физиономий, похожих на всех сразу и ни на кого в отдельности, а более всего на "плохих парней" из комиксов.
   Для себя Руднев оставил две версии убийства - институтскую и семейную. Он решил поработать над ними месяц, другой. Все-таки интересно - кому мешал Тришин, и кто его убрал.
   Впрочем, дело было не в одном профессиональном интересе. Почему-то Руднев был уверен, что одним убийством Тришина дело не ограничится.
   В семейную версию Руднев верил мало, но не отбрасывал ее совсем.
   Как оказалось, Тришин был не совсем одинок. Имелся племянник, сын покойного брата, сорокалетний консультант фирмы по утилизации промышленных отходов, живший за городом в собственном доме. По свидетельству соседей года три назад он стал отчего-то очень внимателен к стареющему дяде, наезжал по выходным в гости, сиживал с ним на кухне и бурно его в чем-то убеждал. Потом визиты прекратились, причем расстались родственники не в лучших чувствах. Слышали через открытое окно (дело было в самом начале жаркого лета) что-то вроде "старого козла" или "идиота" и пожеланий "подохнуть в одиночестве", предложений подумать, кто "тебя старую сволочь, хоронить будет".
   Племянничек в выражениях не стеснялся.
   Но дело было давнее и больше ни племянника, ни его машину (иномарку весьма среднего класса) никто не видел.
   Если племянник выполнит обещание и не приедет на похороны, к нему придется ехать за город. Но с этим Руднев не спешил, полагая, что его очень скоро снова вызовут на место преступления. И место это окажется именно в Институте биофизических проблем. Или где-то поблизости.
  
   Со Старковой Руднев встретился снова на следующий день и с утра пораньше.
   Инесса Михайловна на этот раз глаз не прятала, стыдливо не улыбалась, а была естественна и грустна, как всякая немолодая уже, одинокая женщина.
   Она как-то сразу согласилась дать ключи от кабинета Тришина и позволила его осмотреть на предмет обнаружения сведений, способных пролить свет на обстоятельства смерти и т.д. ...
   Осмотр кабинета Тришина только подтвердил то, что и так уже было о Тришине известно - жил человек, ничему не удивлялся - разрешают тебе своим делом заниматься - и на том спасибо, не помогают - и ладно. Времена меняются - надо только уметь ждать.
   Бедность на рабочем месте бывшего замдиректора изумила видавшего всякие кабинеты Руднева. Стол какой-то ученический, обычный стул деревянный с протертой диванной обивкой, желтые шкафы без стекол с корешками реферативных журналов и томов монографий.
   Красный уголок при ЖЭКе. Вымпела победителя соцсоревнования явно не хватает.
   На столе стаканчик с карандашами, ежедневник, крупная чашка дулевского фарфора с аляповатыми цветами и черными заварочными разводами.
   Ежедневником Тришин не пользовался. Как открыл его, так на двадцатом числе января прошлого года и лежал он открытым. Две записи на странице сделал, судя по всему, совсем недавно. Первая - "Позвонить Черникову!!!" с тремя восклицательными знаками и вторая - "Юров, ПАП, разобраться" и дата "до 22 февраля".
   Не успел Тришин к сроку. Сегодня как раз двадцать второе.
   Копии приказов по производственным делам, неотправленные в бухгалтерию накладные на получение реактивов, чеки на мизерные суммы (оплата за краску, мешки с цементом - жалкие потуги на ремонт здания Института).
   Кто-то смотрел на эту благородную бедность человека на хлебном месте и тихо закипал - ни себе, ни людям. Потом вскипел, и Тришин испарился.
   В кабинет заглянула Инесса Михайловна, тихо встала в дверях, сложив руки на груди, пригорюнившись по бабьи, смотрела на стол и чашку Тришина.
   -А что такое ПАП,- Инесса Михайловна?- спросил Руднев и радости завхозная его физиономия с этими залысинами, щеточкой усов и сиплым голосом Инессе не доставила.
   -Фирма "Патент и Авторское Право" - единственная попытка Тришина создать на основе одного из подразделений института структуру, зарабатывающую деньги,- расшифровала Инесса и вспомнила, что ПАП был создан после постоянных наскоков на Тришина Бори Шумана по мотивам все тех же его упреков - раз денег не дают их надо самим зарабатывать. Правда сам Боря очень быстро к этой затее остыл, ворчал, что все делается не так, что его не спрашивают и пусть сами разбираются, а то все провалится, а вину на него свалят.
   -"Патент и Авторское Право" - это бывший патентный отдел Института?
   -Вижу, вы неплохо осведомлены.
   -И что же этот ПАП - надежд не оправдал?
   -Честно говоря - не знаю,- коротко глянув себе под ноги, улыбнулась Инесса.- По-моему Николай Дмитриевич был недоволен тем, как они работали.
   -А как они работали?
   -Ну, я точно не знаю... - протянула Старкова. - Он что-то говорил о том, что отдел потерял связь с Институтом, существует сам для себя и в таком виде нам вообще не нужен.
   -И собирался фирму ПАП прикрыть?
   -Может быть.
   -А этот ПАП, он ведь не в здании Института находится. Где-то на отшибе,- процитировал Ваву Руднев.
   -Вы и это знаете. Вставайте, покажу.
   Инесса Михайловна подошла к окну, Руднев повернулся на стуле.
   -Видите?- потыкала Инесса пальцем в стекло.- Вон то кирпичное здание. Боком выходит во двор. Крайний отсюда подъезд принадлежит Институту. Фирма ПАП на четвертом этаже. Директор - Юров Юрий Михайлович.
   Руднев отметил в книжечке, прощаясь, обещал заглянуть еще как-нибудь, высказал пожелание, познакомиться с новым замдиректора по производству.
   -Когда это можно будет сделать?
   -Думаю дня через два,- нахмурилась Инесса Михайловна и ничего уточнять не стала.
  
  
   В маленькой приемной Юрова следователь познакомился с его секретаршей, недружелюбной, ярко крашеной рыжей с алыми помадными губами.
   -К нему нельзя, он занят!- отмахнулась она от Руднева и забросала его короткими вопросами и предложениями.- Кто вы? По какому делу? Запатентовать что-нибудь хотите? Это к менеджерам. Любой кабинет по коридору. А директору сейчас не до посетителей. Завтра приходите!
   Руднев переждал эту словесную пальбу, не обращая внимания на протесты Зинаиды, шагнул к двери и столкнулся с выходившим из кабинета сердитым, крепким, с кошачьей физиономией. Едва успел посторониться - крепыш чуть не сбил с ног худощавого и легковесного следователя.
   Покинувший кабинет сильно расстроил директора ПАПа - он затравленно взглянул на Руднева, но даже возмутиться не посмел - кто это к нему лезет нахальный, незнакомый!
   Выслушав, залепетал:
   -Тришин? Причем тут я? Я ничего о смерти Тришина не знаю... Почему вы меня спрашиваете...
   Кто ж тебя так родимого напугал? Кто он, боровичок этот? И чего ты так дергаешься из-за Тришина, если он к тебе никакого отношения не имеет, что, на самом-то деле мягко выражаясь - полное вранье.
   Нет, успокоил следователь Юрова, он и не предполагает, что Юрий Михайлович имеет какое-то отношение к смерти Тришина. Просто в связи с расследованием знакомится с профессиональной деятельностью погибшего, связями, взаимоотношениями...
   -Какие отношения? Не было никаких отношений,- слабо запротестовал Юров.
   -Как же, Юрий Михайлович,- упрекнул следователь.- Ведь, если я не ошибаюсь, Тришин собирался вашу фирму прикрыть. Разве нет?
   -Ну что ж, ну собирался... Это его право. Институт нас организовал, Институт и распустить может, никто от этого ничего не потеряет.
   Вполне возможно,- согласился следователь. Но вполне возможно, что и нет. Кое-кто кое-что из-за этого может потерять.
   Дальше следователь стал задавать вопросы, от которых Юрову стало совсем худо. Выяснилось, что Руднев очень хорошо знает, как дела делаются, откуда что берется и как потом скрывается.
   Он очень быстро выяснил, что услуги патентной фирмы пользуются спросом: желающих защитить товарные знаки, логотипы и ноу-хау от конкурентов хватает. И платят за услуги ПАПа охотно и прилично. Наличными.
   Когда следователь спрашивал или комментировал с усмешечкой ответы Юрова, того не покидало ощущение, какое бывало у него в молодые годы, когда он, чтобы скрыть от жены запах спиртного после выпивки, жевал сухую чайную заварку. Она хрустела на зубах и не проглатывалась.
   -Ну вот, а вы говорите, никто ничего не потеряет,- радостно вздохнул Руднев.- Ваш Тришин, он что, совсем из ума выжил, такой выгодный бизнес прикрывать?
   -Нет, но денег действительно не было...-заволновался Юров.
   -А куда же они девались, Юрий Михайлович?
   Естественно, все съедали накладные расходы. Зарплаты сотрудникам (по штатному расписанию весьма скромные), расходные материалы, ремонт, оборудование, мебель - все сами оплачивали - у Института на это денег не было.
   Кабинет Юрия Михайловича от кабинета Тришина отличался разительно - подвесные потолки, светильники, новенькая офисная мебель, кожаный диван и кресла.
   -Но это же производственная необходимость,- запротестовал Юров.- К нам приходят люди с деньгами, которые с нищими просто не захотят иметь дело - сбегут к конкурентам.
   На вопросы о бухгалтерии Юров отвечал сбивчиво и нервно, и ответами своими Руднева не удивил.
   Бухгалтер в ПАПе был, как водится приходящий, всю наличность аккуратно оприходовали, пробивали через кассу, у налоговой инспекции претензий не было. Прибыли (по белому налу) также не наблюдалось.
   -Ну, вот что, Юрий Михайлович, - сухо оборвал Руднев.- Вы все это бросьте.
   -Что бросить?
   -Вот эти свои рассказы, о безденежье, отчетности, накладных расходах. Приберегите их для нового замдиректора. Это, кстати, не он сейчас к вам заходил?
   -А вы откуда знаете...
   Попал,- отметил Руднев. Стрельба наугад с завязанными глазами. На поражение.
   -А зовут его,- полез в записную книжку Руднев и получил то, что ожидал:
   -Шуман Борис Михайлович,- опередил его Юров.
   -Точно,- записал в книжечку Руднев и посетовал про себя: "Что ж вы Инесса Михайловна. Такая культурная женщина, а следствие водите за нос..."
   -Так вот. Меня эти все ваши белые версии не интересуют. И черные, кстати, тоже. Пока. Но я могу ими заинтересоваться. И прислать к вам коллег из отдела по экономическим преступлениям. И совсе-е-м другую проверку из налоговой инспекции. И если они начнут копать по-настоящему...
   -Пусть приходят,- держась из последних сил, сказал Юров.- У нас все в порядке...
   -Совсем не в порядке, Юрий Михайлович. И вы напрасно упорствуете. Вы же даже не знаете, что мне от вас нужно.
   -А что вам от меня нужно?- вскрикнул Юров.
   -Сами вы, я надеюсь, убийство Тришина не заказывали...
   -Да вы что! Да я....
   -Тихо, тихо. Я же сказал, не заказывали. И поэтому я хочу побеседовать с вашей крышей. Только не говорите мне, что у вас, ее нет. Она у вас есть. Вы это знаете. И я это знаю. Говорить мне ничего не надо. Вы просто напишите здесь на страничке,- Руднев подтолкнул записную книжку Юрову...
   -Что написать?
   -А все что хотите - мобильный телефон, кличку, приметы, адрес. А я уж сам разберусь.
   В щеку Юрова уперся ствол. Холодный поворачивал, его, орал: "Я из тебя все гавно выбью!". Телок, наваливался сзади, душил. Чугун и Ковш повалили на пол и били, били, били...
   -Нет,- твердо сказал Юров.- Я не знаю, о чем вы говорите!
   -Вы зря боитесь, Юрий Михайлович. Я ведь на ваших бандитов все равно выйду. И они все равно решат, что это вы их сдали. Только в этом случае я их разубеждать не стану. А вот если вы сейчас напишите мне телефончик, я сделаю так, что на вас они и не подумают даже. Потому что будут уверены наверняка, что знают, кто на них стукнул. Ну, так как?
   Юров сидел молча, и даже глаз на следователя не поднимал.
   -Понимаю. Понимаю и не настаиваю, - легко вдруг отступился Руднев.- Жаль, конечно, что вы не решаетесь оказать помощь следствию. Но понять я вас могу. Так что...
   Руднев вытащил из пластмассового ящичка на столе аккуратный прямоугольник белой бумаги для записок, быстро набросал что-то на нем, приложил палец к щеточке усов (тс-с!), пододвинул незаметно записку к Юрову. Тот, на этот раз быстро сообразив, что от него требуется, накрыл листок рукавом. Впервые за последние сутки ему померещилось, что он не один, что кто-то о нем беспокоится и предлагает помощь.
   -Но вы все-таки подумайте, Юрий Михайлович, вставая, показно протрубил Руднев.
   -И думать нечего,- смело глядя в глаза Рудневу, возразил Юров.- Мне нечего вам сказать.
   Руднев усмехнулся, протянул и пожал руку Юрову, губами изобразил "Гудбай" и вышел, довольно улыбаясь.
   Юров приоткрыл листок, прочитал мелким почерком написанное:
   "В случае предоставления информации завтра до 12.00 безопасность гарантирую. Звоните из телефона автомата по номеру..."
   -В случае предоставления - безопасность гарантируют, - с горечью и почти механически отметил Юров.
   А в случае непредоставления, гарантируют опасность.
   Ее мне сегодня все гарантируют.
   Руднев не сразу покинул ПАП.
   Прошел по кабинетам, отыскивая знакомое лицо.
   Смазливенькая, с прической в желтых стружках девица сказала ему, что Гладыш вышла, а когда будет на месте - неизвестно. Руднев оставил визитку с похожим на черного паучка двуглавым орлом.
   Попросил передать - как вернется, пусть позвонит.
   Это, кстати, в ее собственных интересах..
  
   3.
   -Ну а сама-то ты, что обо всем этом думаешь?- спросил Ваву Федотов, и глаза его темнели, и румянец алел над благородной сединой в бороде, курчавая прядь падала на мощный бугристый лоб.
   Вава потянулась к нему и представила, как мягко берет Сашу Федотова за руку, тянет к себе и опускает свое лицо в широкую и теплую ладонь.
   -И вот именно этого я сейчас делать и не буду, - строго напомнила себе Вава.- Как раз потому, что поняла - хочется. И Федотову, кажется, хочется того же самого. Причем с тех пор и сразу, как он увидел ее сегодня в отличной весенней форме. И даже рот озадаченно приоткрыл: "Вот это да! Неужели это Вава? Куда же я смотрел".
   Вава, Вава ты совсем такая, как была много лет назад, когда все мы, только из ВУЗов собрались буйной компанией под темными сводами бывшего купеческого собрания.
   Любовь не возвращается.
   У Вавы от этого откровенного мужского взгляда в груди екнуло, и она тут же себя приструнила. Ничего несерьезного больше не будет. С мимолетными романчиками пора кончать. И вот это она Саше Федотову обязательно даст понять. Может быть, все ее теперешние приключения и нужны-то для того, чтобы у нее хоть что-нибудь, наконец, получилось по-настоящему, - обещала и уговаривала себя Вава, погружаясь и пропадая в темных федотовских глазах, рассеянно и отрывисто делясь с ним своими недоумениями.
   -Если бы я знала, в какую сторону думать... Кому и зачем мог понадобиться архив восьмидесятых?
   -Не знаю. Ты же у нас патентовед.
   -Ну, какой я патентовед! Так - менеджер по продаже авторских прав кому угодно и на что угодно. Я и в отдел-то пришла всего три года назад. Представления не имею - что здесь творилось в восьмидесятые.
   -Ну да. Ты тогда пришла к нам сразу после Института, поработала года два и куда-то исчезла. Кстати, я все хотел тебя спросить: куда ты тогда исчезла?
   -Какое это теперь имеет значение?
   -Ну, а все-таки. Так горела. Дни и ночи в лаборатории,- Федотов усмехнулся.- Какие дни, какие ночи...
   Вот, вот,- особенно ночи, вспомнила Вава, покосилась подозрительно на Федотова.
   - Не знаю. Может, мне упорства не хватало, может таланта. Или романтики. Мне почему-то стало казаться, что вся эта наука - сплошная профанация. Заложить серию опытов, набрать в кучу цифр, обыграть их в статье, потом сунуть в кандидатскую и так год за годом, в сущности одно и тоже. Где тут открытие? При чем здесь истина? И так меня от всего этого замутило... Потом Рис родился. Посидела дома, подумала, занялась совсем другими делами.
   -И какие истины ты в этих делах открыла?- заинтересовался Федотов.
   -Что истин вообще нет. И смысла жизни тоже. Есть жизнь и ее надо жить.
   - А когда ты все это поняла - решила вернуться?
   -Ну, да. В родные стены. Так спокойнее.
   -Кто знает. Может покой нам и не снится,- положив бороду к себе на руки, выпятил губы Федотов, и Вава даже головой дернула, так близко ощутила прикосновение мягких пухлых губ.
   Нет, так дело не пойдет. Куда ж ты гонишь, родной. Так, как уже было с разными, по-разному и всегда одинаково, уже не будет. Теперь мне это не нужно.
   Федотов почувствовал, встряхнулся, снизил градус.
   -В восьмидесятые, Вава,- поучительно начал он,- тут у нас было довольно любопытно. В общем-то, ты все верно почувствовала - чиновничья наука, табель о рангах, пузатые доктора, кандидаты подхалимы, молодым не пробиться. Плюс нищета, всеобщий товарный дефицит. Нужна была хоть какая-то отдушина. Намек на признание. А тут новое веяние - связь науки с жизнью. Каждая лаборатория должна была выдвинуть рационализаторское предложение по своей теме. Типа - наука для нужд народного хозяйства. Ну, мэнэсы и развлекались - придумывали фундаментальному открытию какое-нибудь полезное применение - например, как чисто физическим способом извести всю пыль в комнате. Или какой-нибудь избирательно изолирующий материал - воду пропускает, а воздух нет. Космическую энергию утилизировали, магнитными полями горы двигали.
   -Саш, ты что, издеваешься?- поинтересовалась Вава.
   -Ну, не совсем. Понимаешь, начальником патентного уже тогда был этот ваш дубина, Юров. Он эту должность по комсомольской линии как-то высидел. Патенты и свидетельства выдавал, как справки в ЖЭКе. К нему и побежали молодые дарования, чтоб хоть как-то утвердиться. Свидетельство об авторском праве на стенку повесить. Сначала это было что-то вроде черного юмора, театра абсурда, прикола. Ну, а потом, народ увлекся. И очень может быть в порядке бреда придумал что-нибудь такое...
   -За чем теперь пошла охота?
   -Ну, в общем... да.
   -Фантастика!- пришла в восторг Вава.- И что бы это могло быть?
   -Понятия не имею,- честно признался Федотов.- Я то сам в этих играх не участвовал...
   -Ну да. Ты у академика Черникова работал,- вспомнила Вава.- А чем ты сам, кстати, занимался?
   -Ну, это сейчас не имеет никакого значения,- увернулся Федотов.
   -А все-таки.
   -В основном теоретической биофизикой.
   -Ах, да-да... Тебя еще, помнится, так ехидно ребята поддевали...
   -Наш Федот - теоретически Не тот,- процитировал Федотов.
   -Бедненький... тебе, наверное, обидно было?
   -Да ну, ерунда... Меня это не задевало. И вообще - академик на старости лет занимался довольно необычными, по тем, временам вещами...Мне было просто интересно с ним работать.
   -Например? Чем вы занимались?
   -Психической энергией, природой сознания...
   -Ух, ты! И ты не придумал ничего такого, к человеку прикладного?
   -У меня были другие задачи,- скромно опустил глаза Федотов.
   -А также цели и идеалы,- подхватила Вава.- Ладно, не буду. Значит, наши похитители вытащили эти липовые патенты, чтобы... что?
   -А вот это надо спросить у заказчика, который возможно и сам толком не знал, что он ищет.
   -Тогда зачем было всю эту бодягу затевать, рисковать... Ради чего?
   -Например, ради того, чтобы убедиться, что там ничего нет. Отрицательный результат, знаешь...
   Вава прикинула, покачала головой:
   -Нет, это было не научное любопытство. Люди на что-то рассчитывали. На что они могли рассчитывать? Разве по этим свидетельствам можно что-нибудь понять? Ты ж сам говорил, что Юров их как справки в ЖЭКе выдавал.
   -Ну не совсем справки... суть ноу-хау там формулировалась довольно точно.
   -И кто заказчик?
   -Да кто угодно. Может из тех, кто играл когда-то в эти псевдонаучные игры, а теперь подался в бизнес или уехал за границу. Может тот, кому кто-нибудь рассказал про этот архив и подкинул идею.
   -Хорошо, просмотрели они патенты, убедились, что в нашем Институте безвестный гений придумал что-нибудь, чтоб человек летал, как птица, и что дальше?
   -Найдут по свидетельству этого человека, выяснят, насколько все это серьезно и перспективно, вытрясут из него, все, что он знает, и продадут кому-нибудь, у кого есть мозги и деньги.
   -Это называется - вывоз наукоемких технологий?
   -Скорее уж торговля идеями. Слушай, Вавик,- снова обнаруживая темную и томную глубину взгляда, поинтересовался Федотов, и в голосе прибавилось волнующей хрипотцы и тайной ласки: - Скажи, а тебе-то зачем все это нужно?
   -Да, так,- засмеялась Вава смущенно.- Интересно. У людей жизнь - похищения, торговля идеями, расчеты, надежды. А ты думаешь, мне уже надеяться не на что?
   -Ну почему,- горячо вступился за надежду Федотов.- У тебя еще полно шансов. И может быть...
   Вава хотела ему еще рассказать насчет Юрова и дождаться предложения, которое, она знала, у Федотова вот-вот должно было сорваться с его древа желания (театр? ресторан? - на меньшее она не согласна!). Но тут зазвонил телефон, потом еще и еще раз - обрушились на Федотова его дела, дающие хлеб насущный.
   Вава окинула взглядом кабинетик Федотова, смежный с банкетной, где вчера пировали, заваленный образцами косметики, нереализованным герболайфом, проспектами каких-то приборов и реактивов, подумала, как, в сущности, далек теперь от всяких изобретений и открытий Саша Федотов. Зато хоть деньги пытается заработать.
   Привскочила, растрепала Федотовскую шевелюру, голову склонила, улыбнулась, шепнула "Звони, я буду ждать" и даже пропела что-то и пока она так танцевала и порхала на прощанье, Федотов, зажимая трубку, мычал: "Не уходи, подожди, я сейчас...", но Вава поняла - вот он, тот самый момент недоговоренности, недочувствованности, недоудовлетворенности, с которого как раз все и может начаться и, стараясь не растерять мелькнувшее, выскочила из кабинета и побежала, гулко стуча эхом по стенкам подземелья.
  
   -А тебя тут твой следователь спрашивал,- не добившись от Вавы сладких подробностей свидания с Федотовым, не без злорадства огорошила ее Киса.
   -Руднев?- удивилась Вава.- Что ему здесь понадобилось?
   -Откуда мне знать? Он к Папику приходил.
   -Когда?
   -Да вот только ты на свою секретную свиданку выскочила, смотрю, по коридору идет худой такой с усиками и полубачками, на гоголевского чиновника похож. У Юрова просидел почти час, сюда заглянул. Представился. Просил передать.
   Руднев, Руднев,- обзванивая фирмы с предложениями запатентовать все, что только захотите, и равнодушно выслушивая ехидные грубости секретарш, повторяла Вова.
   Руднев занимается делом Тришина. Зачем он приходил? Меня спрашивал...
   Значит, он считает, что то, что произошло с Тришиным может быть связано с ПАПом и со мной.
   Но ведь Тришина-то убили!
   Вот те на! Думала, отдала доверенность Попику и о бандитах можно забыть? А они опять здесь, совсем рядышком.
   Может быть, Руднев об исчезновении архива пронюхал? Связал с Тришиным? А меня с какого боку это касается?
   Позвоню Рудневу, да и спрошу,- решалась Вава, снимала трубку, набирала три первые цифры телефона с визитки и снова опускала трубку на рычаг.
   Нет, Папик ему ничего такого рассказать не мог. Ничего он знать не желает и потому ничего никому не скажет.
   И вообще, что я психую? Следователь ходит по отделам, расспрашивает про погибшего замдиректора. Все правильно - это его работа. Нужна я ему, пусть сам звонит, присылает повестку, объясняет.
   -И вообще, Варвара Александровна,- строго заметила она себе.- Если вы теперь будете из-за всякой ерунды дергаться, как дергались всю вашу жизнь, так ни с чем и останетесь. Все еще только начинается. Это ваш последний шанс хоть что-то изменить в своей жизни. Так что возьмите себя в руки. Сдаваться - было вашим любимым занятием. Пора менять профессию.
   После этого внушения звонок Риса Ваву и не удивил, и не переполошил, хотя раньше Рис сам никогда ей на работу не звонил.
   Все правильно. События развиваются.
   Рис не стал приставать с вопросами про Алекса. Просто поинтересовался, не случилось ли сегодня у них в Институте или на фирме чего-нибудь такого... необычного.
   -Что ты имеешь в виду?- настороженно переспросила Вава.
   -Ага,- удовлетворенно кивнул Рис.- Значит случилось. И говорить ты вслух об этом не можешь.
   -Ну, да.
   -А я попробую угадать,- веселился Рис.- Кто-то сделал что-то нелепое, необъяснимое, что ни в какие рамки не вмещается, так?
   -Ну, так.
   -Причем непонятно, кому и зачем это нужно.
   -Примерно.
   -И теперь все стоят на ушах и ничего понять не могут, правильно?
   -Ну, все,- потеряла терпение Вава.- Хватит меня разыгрывать. Мне сейчас не до этого. Говори, откуда ты все это узнал? Кто тебе сказал?
   -Никто мне ничего не говорил. Ты записку мою читала?
   -Ну, читала.
   -Читала и ничего не вычитала. Вообще интересные дела творятся в вашем Институте.
   -Рис, кончай щеки раздувать. Если узнал что, говори прямо. Нет - дома расскажешь.
   -Информация за информацию.
   -В каком смысле?
   -Ты мне расскажешь, что знаешь ты, я тебе - что я. Уговор?
   -Уговор, уговор. Жди. Скоро приеду.
   -И неплохо бы беседу нашу чем-нибудь вкусненьким смазать.
   -Ладно. Обжора.
   -Согласен, - одобрил Рис и повесил трубку.
  
   Деньги у Вавы были - едва вошла, Федотов, ошарашено глядя на помолодевшую вдруг Ваву, протянул ей конвертик, точь в точь вчерашний, но пухленький. Бормотал извинения, что не мог сразу, что надо было деньги поменять и еще что-то хвалебное и восторженное о ее работе и помощи.
   Вава кинула, не глядя, конвертик в сумку, отправляясь, домой достала, пересчитала - для нее вполне приличная сумма. Будет чем Риса побаловать.
   Проходя мимо того места в переходе, где вчера так участливо вытягивали у нее деньги, никого, естественно, из вчерашней компании уступчивых жуликов и бьющих на жалость фальшивомонетчиков не встретила. Там, где толпа обтекала взбалмошную искательницу счастья ("дураки люди!" и "лохам закон не писан") сегодня людской поток катился вольно, ничем не сдерживаемый - шарканье ног, нестройный говор, задевание друг друга и стен плечами.
   Вава спокойнее уже подумала о Федотове (может выйдет, может - нет, в крайнем случае, останется, как было, тоже неплохо), побултыхалась немного в тайнах архива, в густых неярких тенях прошлого. Они обступили ее, дразня картинками, звуками и запахами, высвечивая предметы и образы - полеты, озарения, извержения чувств.
   Федотов спросил - отчего она тогда сбежала из Института. Объяснила, что смогла, но все это было не то или не совсем то.
   После биофака пединститута (длинный нескончаемый бессвадебный
   девичник) жизнь под купеческими сводами ее поразила, закружила и понесла.
   Работа, конечно, - хотелось что-то кому-то доказать, достичь, отделаться от этого постоянного взгляда снизу вверх, на тех, кто знает, умеет, может. И это пенье душевное по утрам вне всякой зависимости от того, что там на дворе - промытое весеннее утро, хрустальные осенние заморозки, зимние лютые сумерки - жизнь прекрасна при любой погоде. И то, что творилось в лаборантских во время вечерних и ночных бдений - сладкое, греховное, под стихи и песни, под "горячий чай" (в крепко заваренный только что вскипевший чай доливался спирт, питье обжигало на вдохе, снимало все запреты, подхлестывало и раскрепощало) и вот уже руки тянутся, ласкают, снимают лишнее и даже места уединения искать не надо - кругом занимаются тем же самым.
   Не было ни видеокассет, ни эротики по всем каналам, ни девочек на Тверской и гульнувшему налево от законной жены партийцу все еще грозило товарищеское судилище.
   Но любовь уже была свободна, жадна, естественна и ненасытна.
   Для Вавы еще и неожиданна.
   То, что она привлекательна, желанна, кто-то хочет прикоснуться к ней, гладить, трогать, вздыхая от нетерпения, пробираться дальше, просить и настаивать, добиваться и хоть на краткий мог дрожать от счастья обладания ею, Вавой, каждый раз Ваву изумляло.
   Почему-то она была уверена в своей патологической непривлекательности. Слишком долго с ней только говорили, спорили, делились мыслями и переживаниями, ценили ее доброту и наивность и предлагали крепкую мужскую дружбу.
   Оказалось - все очень просто - в теплых институтских компаниях всегда есть крепкий горячий чай и желающие предложить тебе счастье на один миг - легкое, яркое, живое. И никакой нуды, проблем, вздыханий, надежд и обманов.
   Все честно и просто.
   И еще - Вава не умела отказывать. Если ее о чем-то просили или чего-то от нее хотели, она делилась собой щедро и без оглядки.
   Оглядываться приходилось в абортарии, в гинекологическом кресле, где стыд, боль и веселье от наркоза сливались в острое ядовитое питье.
   Презервативов научная любовь не признавала.
   Все постепенно выдыхалось, теряло цвет, вкус, неожиданность, надежду на чудо. И за два года выдохлось совсем. Она сказала Федотову про науку. Но дело было не только в ней. Свобода ночная стала казаться ей такой же ложной и выдуманной, как ее дневные пыхтенья за лабораторным столом. Какая ж это свобода, если нет выбора?
   И когда в очередной раз врач предупредил ее, что этот ребенок, девушка, у вас может быть последним, вы его убьете и останетесь на всю жизнь бездетной, Вава решила родить и уйти из Института.
   Так и сделала. И об отце не думала и не вспоминала.
   Их было много и не было ни одного. Потому что то, что они делали с Вавой, к ребенку не имело никакого отношения.
   Иногда ей хотелось... Просто представить, кто из тех на секунду страстных, любящих, никого, кроме нее не желавших и не видевших, нежных и восторженных, мог бы быть теперь рядом с ней, быть рядом с Рисом... Но делать себе это она запрещала. В конце концов, запрет окреп, стал таким непробиваемым, что Вава и сама поверила, что не было тут никакого отца, и Рис появился сам собой, непосредственно из ее тела, без мужского вмешательства.
   И сейчас, по дороге к Рису и в легких фантазиях о Федотове тот и другой никак не сближались - надежда на какие-то отношения со вторым, к первому никакого отношения не имела.
   После рождения Риса на многочисленных вавиных работах (музей, планетарий, зоопарк, научный журнал, школа, методкабинет, НИИ и даже Министерство) были у Вавы увлечения и быстротечные романы, и не стала она ни осторожнее, ни требовательнее и то, что называется "устроить жизнь" так и не сумела.
   Не только потому, что мало кто ценит то, что легко дается.
   Просто в доме уже жил один маленький мужчина, которому она была нужна. А как ввести туда второго, чтоб не обидеть первого, Вава не знала.
   А, может, и знать уже не хотела.
  
   Квартира вавина пребывала в постоянной разрухе - плитка в ванной и паркетины в комнатах выскакивали из своих гнезд и, клацая, норовили прыгнуть под ноги. Дверные ручки крутились во все стороны, замки не запирались, форточки не открывались. Обои отставали от стен, диван, на котором в гостиной спала Вава, однажды раскрывшись, в исходное положение вернуться отказался. Так и стоял навсегда разобранный.
   В комнате Риса все было как в ремонтной мастерской или телеателье. Выпотрошенные корпуса компьютеров и электронно-мозговая начинка разложены на столах, раскрытом секретере и полках. Клавиатуры, мыши, блоки питания валялись, где и как попало. Змеиные клубки шнуров и удлинителей стреноживали и валили на пол. Как Рис умудрялся в этом бедламе находить собственную кушетку, чтоб поспать на ней немного, оставалось для Вавы величайшей тайной.
   Прочно обосновавшуюся в комнатах, ванной и прихожей разруху Вава искусно декорировала комнатными цветами, сушеными травами, камышами в плетеных бутылях, подсолнухами в глиняных кувшинах и старыми афишами студенческих капустников. Получались весьма живописные развалины.
   Эстетика свалки.
   Склад декораций.
   Иллюстрация Вавиных утренних кошмаров.
   Кухня Вавы была выдержана в строгом дачном стиле: допотопная газовая плита, пузатый холодильник ЗИЛ, крашенный масляной краской разделочный столик с деревянной, как в нужнике, щеколдой, дощатый стол, скамья и табуреты, керосиновая лампа, чугунки и эмалированные кружки на полках. Над столом на длинном шнуре лампа с зеленым абажуром. На окнах - занавески в крупную соломенную клетку.
   Вава любила свою кухню, держала ее в чистоте, Рис не возражал и даже старался порядок в ней не нарушать и компьютерного своего железа здесь не раскладывать. Впрочем, может быть, он просто оберегал электронику от хлебных крошек и воды.
   Вава вскипятила чайник, выставила кружки, в плетенки разложила всякие печеные штучки, конфеты, порезала любимый сыр Риса в зеленой плесени и вафельный тортик, разложила в бабушкиной хрустальной вазе вымытые фрукты, оценила красоту и уют под висячей зеленой лампой, позвала Риса.
   Рис зашаркал по коридору, а Донка уже была тут как тут - положила умильную свою морду на стол рядом с вкусностями, распустила слюни. Вава хлопнула ее ложкой по лбу, сунула печенье, отогнала чавкать в угол.
   -Ну, мать!- вздохнул Рис, потер руки и тут же напихал в рот по куску из всего, что увидел, с трудом прошамкав: - Давай, выкладывай.
   -Прожуй сначала, обжора.
   -Давай, давай, не стесняйся. Что у вас там, в вашей конторе?
   -Нет уж. Сначала ты. Поешь и расскажешь.
   Не переставая жевать, Рис принес из кабинета листочки, положил текстом вниз, поинтересовался:
   -Слушай, а кто в вашем купеческом заведении компьютерами занимается?
   -Ну что ты спрашиваешь? Откуда мне знать?- с досадой на фанатеющего на глазах сына отмахнулась Вава.
   -Нет, я к тому, что комплектация вполне приличная и сеть проложена профессионально. Программное обеспечение, конечно, слабенькое и все довольно допотопное, но для общества алхимиков вполне сгодится. Только вот, тот, кто этим занимался, об информационной безопасности совсем не думал. В общем, все, что хранится в памяти ваших компьютеров и вся ваша электронная почта, входящая и исходящая, попадает теперь ко мне раньше, чем к тем, кому все это предназначено.
   -Ну, удивил! - возразила Вава, зная о хакерских способностях сына.- Я вообще не понимаю, как ты до сих пор не ограбил швейцарский банк.
   -Сам удивляюсь. Но сейчас не об этом,- важничал Рис.- В общем, кто-то использует институтское оборудование и оплаченное вами время в Интернете исключительно для личной переписки.
   -Тоже мне открытие. Да у нас все, что только можно, использовалось бы в личных целях. Просто использовать нечего.
   -Оказывается, есть чего. Как, например тебе вот это понравится,- с удовольствием выложил первый лист перед Вавой Рис.
   "Обратившись к третьим лицам, вы совершили ошибку. Есть первая жертва. Результатов нет, и не будет. Предупреждаю: попытаетесь обойти меня - останетесь ни с чем.
   Предлагаю вам немедленно отозвать своих людей и иметь дело только со мной.
   С уважением, Алекс".
   -О, Господи, Рис, куда это мы влезли?- запаниковала Вава.
   -Подожди пугаться, ма. Еще успеешь. Хочешь знать, что ответил таинственный господин на это угрожающее послание? На, читай.
   Во втором выведенном с компьютера письме Вава прочла:
   "Ув. Алекс! Советую вам добровольно передать мне все документы и информацию о приборе. Верните то, что вам не принадлежит, не рассчитывая на вознаграждение. В противном случае вас вычислят, и вы все расскажите моим людям. Как они работают - вы знаете".
   - Здорово, правда? Это их ночная переписка. В это время люди информационного спонсора, сложа руки, не сидели. Что-то они такое сделали, отчего Алекс просто на стенку полез. Вот его сегодняшнее письмо:
   "Вам было сделано очень выгодное предложение. Оно вас заинтересовало. Вам нужно было только подождать, пока я соберу недостающую информацию. Вы предпочли действовать сами. Итог: один человек погиб, в похищенных вами документах нет и не было никаких сведений о принципе работы прибора.
   Тем не менее, я все еще рассматриваю Вас, как потенциального покупателя. Исключительно из чувства патриотизма. Мои условия Вам известны ($ 100 000). Учитывая возможности прибора, цена весьма скромная. Однако предупреждаю: если ваши компаньоны прямо или косвенно будут мешать мне в моих поисках, я найду и способ остановить их деятельность, и более терпеливого партнера.
   С уважением, Алекс".
   Вава автоматически сунула подошедшей Донке кусок печенья.
   -О-очень выгодное предложение,- прочавкала благодарная Донка.
   -Сто тысяч долларов... - протянула пораженная Вава. - Что ж это такое, а Рис?
   -Именно это я и собирался у тебя спросить.
   -Но я сама ничего не понимаю.
   -Ага.
   -Да нет, правда! Какие-то идиоты залезли ночью к нам на фирму, уволокли полное собрание патентов и авторских свидетельств за десять лет и скрылись.
   -Так, уже ближе. А что в этих патентах?
   -Да нет там ничего! Федотов говорит, что все эти так называемые изобретения были что-то вроде грандиозной мистификации. Кто-то для галочки получал свидетельства о рацпредложениях, кто-то просто дурачился. Чистая формальность, вроде соцсоревнования.
   -Ну ладно, ты меня своей коммунистической байдой не пугай. Развлекались люди, говоришь? Ну, да, у вас тогда Интернета ведь не было. Федотов, это тот, что тебе вчера звонил? Он что с тобой в ПАПе работает?
   -Да нет, он сам по себе. Когда-то работал с академиком Черниковым. Говорит, занимался чистой теорией.
   -Ну, это мы проверим...
   -Так, Рис, я ка-те-го-ри-чески запрещаю тебе влезать в это дело,- вспылила Вава.- Это тебе не компьютерные стрелялки. Тут убивают по-настоящему. Завтра, между прочим, у нас гражданская панихида по доктору наук Николаю Дмитриевичу Тришину. Это про него тут пишут "первая жертва". Не хочу, чтобы второй был ты или я. Да за такие деньги... И не посмотрят - ребенок, женщина. Ты меня понял?
   -Понял, понял. Что ты расшумелась-то? Лучше скажи, что у тебя там с доверенностью?
   - Отдала я доверенность и этот вопрос закрыла.
   -Кому отдала-то?
   -Какая тебе разница? Юрову отдала. Пусть они там делят фирму, патенты, приборы, деньги. Нас это не касается. И вообще: я еще посмотрю, подумаю и уволюсь куда подальше из этой фирмы. Мне что нужно - тебя на ноги поставить, образование дать. А там - сам будешь разбираться, как тебе жить.
   -Для образования одного желания мало. Деньги нужны,- думая о чем-то своем, обронил Рис.
   -Рис,- напряглась Вава.- Рис, посмотри на меня, Рис!
   -Ну, что?
   -Рис, дай мне честное слово, что ты в это лезть не будешь. Ты меня слышишь?
   -Да, мама!
   -Что, да?
   -Даю честное слово.
   -Рис, пойми,- голос Вавы задрожал,- кроме тебя у меня никого больше нет. И... не будет.
   -Ну ладно, ма.... Ну не реви... ну, хватит. Я же сказал.... Ну, я понял, понял. Ну, хватит.
   Вава шмыгнула носом, вытерла глаза, стала собирать посуду. Рис зашаркал в кабинет. Донка загрустила в углу.
   -И сделай в кои-то веки уроки,- крикнула Рису вдогонку Вава.
   Подставляя чашки под тонкую струйку из крана, все для себя решила. Завтра пойдет к Юрову с заявлением об уходе. Пройдется по лабораториям, может хоть какая-то ставка есть. И начнет обзванивать знакомых. И с Федотовым придумывать больше ничего не будет. Нужна ему - сам придет.
   За две недели найдет себе что-нибудь тихое - без бандитов и надежд.
  
  
   ГЛАВА IV
  
   1.
   Деваться Юрову было некуда.
   Руднев грозил проверкой и предлагал сдать бандитов.
   Шуман просидел час, требовал полного отчета, намекал, что знает про махинации с черным налом, обещал, если, не передадут акции не Институту даже, как хотел Тришин, а ему лично, обратиться в прокуратуру. Забрал учредительские документы, бухгалтерские отчеты и расценки на услуги фирмы. Предупредил, чтоб не вздумал заболеть или написать заявление об уходе - сбежать ему все равно не удастся. Сказал, чтобы завтра к утру была готова полная опись архива.
   Сбежать... Но куда бежать? К деду, в Смоленскую губернию, в деревню, откуда он двадцать с лишком лет назад приехал поступать на физфак МГУ (единственная безумная удавшееся его затея)? Неизвестно - жив ли дед. И ведь все равно найдут - не те, так другие. А в этой глуши с ним можно сделать, что угодно, некому и хоронить будет.
   Попал, попал, ты, Юров. Нет у тебя выхода.
   Думай, думай, думай!
   Хоть что-нибудь сдвинуть, чтоб вздохнуть можно было.
   Денег бы достать.
   Холодному заплатить и перевести все на него - вот тебе Шуман, вот Руднев, ты - крыша, давай разбирайся,- храбрился Юров.
   Денег нет и взять их не у кого.
   Попробовал утром заикнуться Маргарите - жене, менеджеру рекламного агентства, с которой давно уже жили в разных комнатах и жизнях, та с таким выражением протянула "Что-о-о-?", как будто он бомжом вылез из-за мусорного ящика. Плюнул, говорить ничего не стал.
   Сам не приберег, не скопил ни черта, за что Маргарита и язвила его в последних вялых забытых уже супружеских перелаях.
   Куда девались деньги?
   Зарплата, ремонты, вечная суета Зинаиды, обставлявшей и отделывавшей их "гнездышко", а на самом деле собственную квартиру, насевшей на него, сделавшей своим любовником три года назад, затолкавшей его в эту авантюру с ПАПом (ведь не хотел, упирался, уговаривал Тришина не делать этого, хотел уволиться, почему не сделал?).
   Думай, думай, думай.
   Сотрудницы давно разбежались по домам, только Зинаида сидит в приемной, непривычно сегодня тихая, ждет чего-то, что он решит, что делать будет.
   Понимает, что деваться ему некуда? А значит и ей. Куда она без него? Под этих бандитов? С ним разберутся, за нее примутся. Это она понимает?
   -Зина,- тихо позвал Юров. И та тут же появилась в дверях:
   -Звали, Юрий Михайлович?
   -Зина, я хотел попросить тебя...
   -Ну, конечно, - понимающе улыбнулась Зюзюшка. - Конечно, сейчас, сейчас...
   Повернула ключ в дверях, скинула туфли, переступила ногами, скомкала что-то прозрачное тягучее, бросила, не глядя на диван, подошла, улыбаясь, пристально глядя на него красивыми и злыми своими глазами...
   -Нет, Зина, не надо, не сейчас, помоги мне,- слабо запротестовал Юров.
   -Помогу, помогу, помогу...- не слушая, повернула сильными руками, выдвинула на кресле, расстегнула брюки, заворковала: - Что у нас тут? Ой, какой маленький, ой какой мягонький... А если так... - острым влажным язычком провела,- А так, а так, а шик, гу-гу, м-м...зашамкала, замычала, задышала носом...
   Юров почувствовал вдруг острое желание, забыл обо всем, закрыл глаза, дотянулся руками до жестких пластинок на мягком, упругом, Зинаида вздернула кофту, одним движением освободилась и отбросила лифчик, пальцы его направила к соскам, они затвердели, набухли, внизу все напряглось, Зинаида уперлась руками в ручки кресла, потянула в себя, вернула, запрыгала жадно, ритмично, Юров взглянул на нее на секунду, увидел ощерившийся рот, злые, ненавидящие глаза.
   Почувствовав острую, щекотную, пульсирующую боль, Юров вскрикнул, и Зинаида с размаху опустилась на него, закрыла ртом его вопль, забилась, вбивая в него его собственную изнемогшую, истекающую плоть.
   Юров так и остался сидеть, полулежа в кресле, едва дышал, с приспущенными брюками, стыдно влажный и мокрый внизу. Зинаида ловко и быстро оделась, скомкала, выбросила что-то в корзину, отперев дверь, скользнула в приемную, достала из сумки косметичку, глянула в зеркало.
   -Зина,- снова позвал ее, Юров.
   -Что?- просунула голову в дверь Зинаида.
   -Пойди сюда. Мне действительно твоя помощь нужна.
   -Что ж я еще могу сделать,- усмехнулась Зинаида Павловна.
   -Зина, - Юров вздохнул, выпрямился в кресле, поерзал, чувствуя растущую неловкость.  Мне деньги нужны.
   -Какие деньги? - вздернула удивленно ощипанную бровь Зина.
   -Бандитам, штраф. За то, что не сказал им про переоформление фирмы.
   -Много?
   - Пять тысяч долларов.
   -Где ж я тебе их возьму?
   -Не знаю. У тебя должны быть.
   -Ошибаешься, милый,- улыбнулась Зина,- денег у меня нет.
   -Ну, я не знаю,- заерзал Юров,- не может быть. Ведь ты забирала все. Ничего не оставляла, а теперь, когда я... Ну займи, продай что-нибудь. Если бы ты видела их вчера, если бы знала, что они со мной... делали...
   -Не знаю, и знать не хочу,- скривилась Зина.- Это твоя крыша, ты сам под нее влез, тебя никто не принуждал. Сколько ты им денег за два года передавал, ты считал? Наших общих, между прочим, денег.
   -Да ты что!- вскрикнул Юров.- Ты что, не понимаешь - когда они со мной разберутся, они за тебя примутся?
   -Понимаю, понимаю. Но это будет мое дело. Я уж найду способ от них отделаться.
   -Что ты говоришь, Зина. Неужели ты меня бросишь... В такую минуту?
   -Ой, только знаешь, давай без этого! Сколько я тебя тащила, учила... хватит! Сам выбирайся!
   -Но ведь меня же убьют. Ты что не понимаешь?
   -Понимаю. А вот ты, я вижу, так ничего и не понял. Это не совок, дорогой мой, это - бизнес. Я тебя что, силком в фирму тащила? Сам согласился. Сам кругом облажался, а теперь:"Зина, Зина?"
   Подошла, руки положила на стол, нависла над Юровым:
   -И вот тебе на прощанье, чтоб ты знал - это я твоему Холодному доверенности под нос сунула. И я ему намекнула, что ты хочешь фирму Институту сдать, чтоб от него отделаться. Понял? Чтоб он с тобой разобрался раз и навсегда. Знаешь где ты у меня сидишь со своим "Зина, Зина, что делать?" Да любой из этих бандитов лучше тебя, потому что они знают чего хотят и умеют это брать. А ты... Ты не то что не мужик... Ты так - недоразумение, ошибка природы. И учти - я тебе ничего не должна. За все расплатилась. Сегодня последний взнос был. Все!
   Оттолкнулась руками от стола, собрала вещички в приемной, накинула пальто, хлопнула дверью.
  
   Юров медленно встал, промокнул штанами спереди, дотащился до бара, постоял, выбрал коньяк, с бутылкой и хрустальным стаканом вернулся в кресло.
   -А вот это правильно,- услышал он одобрительное мужское.
   Напротив него сидел мужчина в шляпе, в коротенькой на одну пуговицу дубленке, с портфелем и в очках. Реденькая седая щетина на бледных щеках, любопытствующий блеск в глазах. Черт его знает кто такой - в нарукавниках и при калькуляторе - был бы бухгалтером, а в шляпе и с портфелем - смотритель парков и прудов, отставной кадровик, начальник стола находок в метро.
   -Что вам надо,- бессильно шевельнул губами Юров.
   -Плохи ваши дела, Юрий Михайлович,- посочувствовал смотритель.- Да не отвечайте, не надо, я же вижу, как вам скверно. Кажется - хуже некуда. Все предали, бросили. Но бывает, Юрий Михайлович и хуже.
   -Что вам нужно? - косясь на коньяк, повторил Юров.- Говорите и уходите.
   -Я скажу вам, что нам нужно, а вы пока... налейте себе. Я скажу, и сразу выпьете. Ведь это мы у вас изъяли архив, Юрий Михайлович.
   -Кто это - мы?
   -Да зачем это вам, Юрий Михайлович? Вам ведь сейчас все равно. Главное, что архив в хороших руках и принесет пользу людям. Кстати, мы вам скоро его вернем, в целости и сохранности. Кое-какую информацию отберем и вернем. Чтобы у вас еще больше неприятностей не было.
   -Куда уж больше, - наливая полстакана густого дубленого армянского коньяку, отозвался Юров.
   -Только вот архив у вас оказался почему-то неполным. Не хватает кое-каких документов. Судя по всему, исчезли они не случайно. Вы не могли бы нам подсказать, где они сейчас находятся?
   -Нигде, - сказал Юров и выпил залпом коньяк.
   -Ну, ну, полегче, полегче - ловко выдергивая бутылку и отодвигая ее на край стола, остановил его смотритель.- Что значит нигде?
   -А я их уничтожил. По распоряжению покойного академика Черникова.
   -Что вы такое говорите, Юрий Михайлович,- покачал шляпой смотритель...
   -Точно, точно. Можете не искать!- потянулся за бутылкой Юров, но тот ее придержал.
   -Все вы врете, Юров,- сурово заметил кадровик.- Покажите письменное распоряжение об уничтожении документов! Не покажете... Потому что нет у вас такого распоряжения. А без распоряжения вы никогда бы не решились.
   -Хотите - верьте. Не хотите - не верьте.- Юров встал подошел к бару, открыл другую бутылку, отхлебнул из горлышка.- А самое интересное, что вы сделать ничего не можете!
   -Мы можем,- возразил смотритель. Шляпа его ореховым опенком возвышалась над спинкой кресла.
   -Да ерунда это,- прихватив бутылку, потащился Юров к окну. Глянул сквозь мутное стекло в черный колодец. Внизу поблескивал оттаявший асфальт.- Что вы можете? Ничего вы не можете...
   -Мы могли бы помочь вам, - вкрадчиво поправили Юрова сзади.
   - Вы? Кому и когда вы помогали? Вам бы любой ценой получить то, что вам надо... А человек для вас... И предложения ваши я знаю. "Даем тебе..." Сколько, кстати, вы мне даете?
   -Дня два могли бы дать.
   -Вот, вот. Два дня. На большее вас не хватает.
   -Ну, смотрите, - насупился тот у Юрова за спиной.- Я вас предупредил. Мы ждем два дня. И учтите - вы имеете дело с профессионалами.
   Юров постоял у окна, разглядывая слабо освещенный пустой двор, норку арки на улицу, осевшие сугробы. Хлопнула подъездная дверь. Шляпник поднял воротник и, не оглядываясь, пошел со двора.
   Юров вернулся за стол, поставил бутылки рядышком. Налил в стакан из одной. Из другой добавил. Выпил медленно, не чувствуя ни вкуса, ни крепости. Открыл записную книжку, набрал номер, промычал что-то в трубку. На том конце не расслышали. Медленно по слогам повторил.
   Потянул коробку с листками для заметок. Положил два листочка рядышком и написал что-то, сверившись с записной книжкой, на одном. На другом сделал пометки. Достал из стола доверенность Вавы, подколол записку, другую бросил обратно в пластмассовый ящичек - обнаружит тот, кто будет внимательно осматривать стол.
   Заметил вдруг, что уровень коньяка в бутылках разный. Покачал головой, отлил из той, где оставалось больше, в стакан. Кивнул - теперь сравнялось. Со стаканом подошел к окну, повернул ручку, створки раскрылись. Юров лег животом на подоконник, держа стакан в руках перед глазами, медленно помогая себе локтями и животом, пододвинулся к краю. Двигался и прихлебывал из стакана.
   Свесился над черной сырой дырой двора, зацепившись носками ботинок за батарею. Разжал руки. Стакан блеснул и исчез без звука. "Там ничего нет,- сказал себе Юров.- Ни света, ни асфальта, ни боли".
   Вдруг, точно кто ударил его под коленки ребром ладони - ноги разом подогнулись, отцепились от батареи.
   Тело Юрова косо и бесшумно полетело вниз.
  
   Оранжевая роба трепетала на плечах дворника, как знамя на ветру. Рано утром он шел по переулку, останавливался, тюкал ломом по черному скользкому льду и двигался дальше.
   Зашел через арку во двор. Задрав голову, посмотрел на темные слепые окна и одно, открытое, освещенное, в четвертом этаже. Постоял, покурил, помочился в углу на водосточную трубу. Тюкая ломом, прошелся по тротуару. Возле подъезда долго отковыривал льдину, похожую на большую сахарную грязную голову, выросшую прямо под бетонным козырьком. Подцепил ломом, перевернул - черными пятнами крови в сугроб, асфальтовой изнанкой наружу. Откинул ногой осколки хрустального стакана. Передохнул и, не поднимая глаз к выглядывающим из-за кромки козырька кончикам мертвых пальцев, побрел на улицу стучать ломом по льду.
  
   Ночной кошмар приводил к Ваве странных, на себя непохожих, знакомых, неузнаваемых.
   В темноте шевельнулась Киса. Так, ничего живого, сгусток ночи, но Вава почему-то знала - это Киса. Она и не говорила ничего, а Вава чувствовала, что говорит, прислушалась:
   -И ты знаешь, кто им подсказал, что искать и где? Ни за что не догадаешься. Я и сама не догадывалась, пока он не пропал совсем...
   Донка завздыхала, заворчала в углу.
   Федотов выдвинул лицо в кружок света, улыбнулся одними малиновыми щеками, покачал курчавой головой.
   -Саша?- удивилась Вава.- А где же борода?
   -Совсем ты книжек не читаешь,- посочувствовал Федотов.- А в книжках есть ответы.
   Юров шел через двор и говорил по телефону:
   -А бумаги вы сожгите. Пока не поздно. Повторяю со-ж-ги-те. И ни о чем не беспокойтесь. Я за все ответил.
   Рис притащил монитор компьютера прямо к постели. Крикнул весело:
   -Смотри.
   Субтильная журналистка в черных слепых очочках допрашивала старика-атлета. Тот с достоинством отвечал, скручивая и распуская тугие жгуты шейных мышц, поворачивая к телекамере то мощный, загорелый с седым полулуньем стриженых волос затылок, то крепкое коричневое ухо, то улыбчивую морщину возле яркого глаза:
   -Таково действие этого прибора. Он просто помогает человеку полностью реализовать свою программу. Каждый из нас мог бы жить до ста семидесяти лет. А без прибора наша жизнь - одно недоразумение. Старая графиня была права.
  
   Наутро в очередной записке Риса Вава прочла:
   "Мама! Не пугайся!
   Это был не сон".
  
   2.
   Рыжую ничего-себе-секретаршу Юрова Шуман нагнал перед входом в подъезд ПАПовской конторы.
   Распахнул дверь, пропустил вперед, оценил тонкие щиколотки, крепкие лодыжки, прыгающую ямку под коленом кокетливо взбегавшей по ступенькам Зюзюшки.
   -На первых порах и ее можно использовать,- неясно подумал Шуман.
   Сопровождение дамы на лестнице и в коридоре носило все черты предстартового флирта - полуобороты, легкие кивки, поощрение в четверть улыбки. В приемной помощь в снимании пальто, легкое касание талии чуть ниже дозволенного, инспекция взглядом груди, губ и глаз.
   Ничего из этого не вышло. Открытая дверь в кабинет Юрова, две бутылки на столе и распахнутое окно заставили одну буркнуть: "Простите", другого протянуть: "Однако".
   Трам-трам-трам,- отбили каблуки Зинаиды шаги до стола,- трам-трам - до бара, - трам,- до распахнутого окна. Схватившись за ручку, Зина, прежде чем хлопнуть окном со всей злости, глянула зачем-то вниз.
   Увидев Юрова, распластанного на бетонном козырьке в позе скалолаза, в вытекшей из головы темной липкой луже, Зюзюшка не вскрикнула и не всплеснула руками, а только чуть присела, почувствовав разом тошноту, страх, досаду, брезгливость и желание понять, что же делать дальше.
   -Ат, черт, - выругался заглянувший Зине через плечо Шуман. Отодвинул ее, изучив полную и давнюю неподвижность тела, убедился, что сам теперь Юров никогда уже не двинется, что с ним не делай, окно оставил открытым, Зину подтолкнул к приемной: "Звоните".
   -Куда? В скорую?
   -Ну, причем тут скорая. В милицию, конечно. Они уж сами пришлют, кого нужно. И дверь прикройте за собой.
   Проследив за Зиной, Шуман подошел к столу, чуть откатил кресло к окну, просмотрел бумаги. Отобрал - доверенность Вавы с подколотой сверху запиской, верхний листок из пластмассового ящичка с номером мобильного телефона.
   Все уложил в еще приличный старомодный кожаный дипломат. Крутанул колесики замков - чтоб случайно не открылся, коротко и жестко побеседовал с одинокой секретаршей и ушел, не дожидаясь милиции.
  
   -Ну вот, Варвара Александровна, а говорите - на отшибе, а говорите - никак не связаны.- Укорял Руднев Ваву, а та прислушивалась сквозь прикрытое следователем окно, как во дворе, покрикивая друг на друга и ругаясь, милиционер и санитар спускают по приставной лестнице с козырька пристегнутое к носилкам тело Юрова. Все как в утренних бреднях - гулкие стуки, непонятные крики и желание одно - забыться хоть на полчаса перед выходом.
   -Да уж, на отшибе,- подавленно заметила Вава.- Хотя я не понимаю, что вы собственно имеете в виду? То, что случилось с Тришиным и с Юровым это... как-то связано?
   -Не знаю. Может, вы мне скажете?
   -Откуда мне знать?
   -Как это так получается,- недоумевал вслух Руднев,- начальник ваш в жутком состоянии, напивается у себя в кабинете, потом падает из окна, и никто ничего не видел, не слышал, сказать не может.
   -А если так оно и есть?
   -Может быть, может быть. Может быть, Юров сам выпал из окна. А может быть, ему помогли.
   -Вы что, думаете, что это было не самоубийство?
   -Да как вам сказать...- Руднев потряс спички в коробочке, вынул одну, чиркнул, закурил. Запах крепкий отечественный табак.- Посмертной записки нет. Следов борьбы тоже. Но, судя по количеству выпитого, спустить в окошко вашего начальника могли безо всяких усилий и сопротивления.
   Руднев был в костюме, светлой рубашке с открытым воротом и без галстука. Вава почему-то представила, как ходил следователь в молодые годы - тот же коричневый пиджак и под ним - синяя олимпийка. Наверное, любил играть в волейбол. И подача была низкая и сильная.
   Вава еще немного помолчала, и решила Рудневу ничего из того, что видела и знает не рассказывать.
   -Ну, так что, Варвара Александровна,- напомнил о себе Руднев.
   -Ничего я не знаю,- повторила Вава.
   -А мне почему-то кажется, что вы, Варвара Александровна, кое-что о происшедшем знаете. А говорить почему-то не хотите. Скрываете.
   -Ничего я не скрываю. Нечего мне скрывать.
   -Ну, как же. Двоих таких - один невысоких в коже, другой здоровенный с неумным лицом... Разве вы их никогда здесь не видели?
   Так. Проболтался кто-то. Зюзюшка, что ли? А ведь сама же затащила меня на кухню, зюзюшничала вовсю, умоляла, чтоб ничего следователю про сцену с белыми халатами не рассказывала, чтоб в соучастницы не попасть. Ну, ладно. Теперь каждый сам за себя.
   -Видела. Они к нам на собрание два дня назад приходили. Угрожали.
   -Угрожали?
   -Ну да. Если плохо работать будете, ждите неприятностей.
   -Каких же?
   -Подкараулят ночью или с ребенком что-нибудь случится...
   -А вам это не показалось... странным. Кто они вообще такие?
   -Не знаю. Папик... ой, простите... Юрий Михайлович сказал - это наши друзья.
   -Странные у вас все-таки друзья. Вы не находите?
   -Так это не у меня. Это у Юрия Михайловича были странные друзья. Я их после и не видела.
   -После чего?
   -Ну, после собрания. Встали, ушли, и больше я их не видела.
   -А зачем вы это сейчас сказали?
   -Что? - спохватилась Вава.
   -Ну, то, что вы их больше не видели?
   -Но я действительно их не видела!
   Цепкий. Чуть не поймал. Нет, про то, что они уложили Юрова на носилки, точно такие же, на каких его сейчас везут в морг, я говорить ему не стану.
   -Скажите, Варвара Александровна, - снова начал Руднев.- А больше ничего такого... необычного у вас здесь не произошло?
   -Не знаю. Смотря, что называть необычным.
   -Необычным, Варвара Александровна, называют то, что происходит не каждый день. И даже не раз в полгода.
   -Например?
   -Например, приходите вы на работу и видите...
   -Что?
   -Ну, там беспорядок, бумаги разбросаны, ящики стола выворочены...
   Так. Бабы наши и это растрепали. Скорее вспомнить, а то он меня в два счета в сообщники запишет. Вава-наводчица!
   -Ну да, залезли к нам ... когда же? Вчера! Какие-то придурки. Все перевернули, ничего не взяли. Юров сказал - бомжи, хулиганы, сами разберемся.
   -Сами разберемся. Вот и разобрались. Нет, не любите вы милицию.
   -Почему не люблю. Люблю. Каменскую люблю... Ни одной серии не пропускаю.
   -Я вам не про кино. Я про жизнь говорю,- хмыкнул Руднев.- Ну, хорошо. Перейдем к обстоятельствам гибели Юрова. Вы не заметили ничего странного в его поведении в последнее время? Может быть, он выглядел испуганным? Было похоже, что ему кто-то угрожает?
   -Да он последние два года был напуган до смерти. Заикался, дергался весь.
   -Чего же он боялся?
   -Опять вы меня спрашиваете?
   -Может быть этих... друзей?
   -Может быть этих. Может других каких-то. Юрий Михайлович мне не рассказывал.
   -Вы вчера говорили с Юровым?
   -О чем?
   -Варвара Александровна!
   -Говорила. Обычные рабочие дела - с какими фирмами работаю, какие перспективы...
   -И это все?
   -Все. Больше я его не видела.
   -Ладно,- набросав кое-что в протокол опроса свидетеля, вздохнул Руднев.- Ознакомьтесь, подпишите.
  
   Вот уж появления Риса на работе Вава никак не ожидала.
   Рис ввалился, отдуваясь, к ней в кабинет, важно кивнул Кисе и тут же был уведен Вавой на кухню.
   -Что случилось? - строго спросила Вава.
   -У меня-то, как раз, ничего,- совершенно спокойно ответил Рис.- А вот у вас, похоже, опять...
   -Рис, мы же договаривались. Вообще, почему ты не в школе? Ты считаешь, что если у меня на работе неприятности...
   -Ничего себе неприятности - скорая, милиция, труп над подъездом! На этот раз, кажется, Юров?
   -Юрий Михайлович просто выпал из окна в состоянии сильного алкогольного опьянения. Это - несчастный случай. И вообще - чего ты примчался? Опять по Интернету за мной следил? Между прочим, ты кое-что обещал.
   -Да, обещал,- рассеянно кивнул Рис.- Понимаешь, ма, не могу я тупо сидеть в школе, когда у тебя на работе такие вещи творятся.
   -Все!- Вава вскочила.- Подаю заявление об уходе.
   -Да подожди ты, ма,- схватил ее за руку Рис.- Сядь, пожалуйста. Куда ты собралась? Увольняться? А жить мы на что будем? На мои заработки? Или в наперстки каждый день играть? На вот, возьми,- Рис протянул Ваве плоскую трубочку мобильного телефона.
   -Это еще что такое?
   -Купил на твой выигрыш.
   -Так ты же говорил - бумажка фальшивая?
   -Для тебя фальшивая, а для других - нет.
   -Но ты ведь даже меня не спросил! Зачем мне мобильный телефон? Возьми его себе.
   -У меня один уже есть,- напомнил Рис.- И тебе пригодится. Всегда можно связаться с тем, кто вдали от городского телефона.
   -Например?
   -Например, с тем, кто ушел гулять с собаками и не вернулся. Держи. А что касается твоих планов на эти деньги - уверен, стоило тебе попытаться их обменять, у тебя бы их сразу изъяли. И еще обвинили бы в том, что ты доллары подделываешь. Возможно, тебя вообще таким образом подставить хотели.
   -А тебя не обвинили?
   -Я же тебя говорил, что верну это художество тем, кто таких как ты кидает.
   -Вернул?
   -Вернул. И взял кое-что в качестве компенсации. И еще сдача осталась.
   -Ладно уж - сдачу можешь оставить своему компьютеру. Но чтоб больше...
   -Понял!
  
   В подробности Рис решил не вдаваться.
   К чему, в самом деле, Ваве знать, как выглядел парень, придержавший его за куртку возле метро, спросивший грубо: "Мобила не нужна?".
   Рис повертел в руках дешевую биплюсовскую трубку, проверил, работает ли. Спросил - сколько?
   Парень явно нервничал, подгонял и озирался. Рис подробно допросил его о том, что за трубка, где документы и только потом - о цене.
   Парень запросил пятьдесят. Рис поднял его насмех. Лоха нашел - пятьдесят она в магазине новая стоит. Сошлись на двадцати.
   Со вздохом вернул трубку, сказав, что у парня все равно сдачи с сотни не будет. Тот хотел, было попереть, но раздумал. Переведя трехэтажный сленг на нормальный язык, Рис понял, что продавец краденых трубок, необходимой для сдачи суммой в рублях располагает. Рис еще раз попросил взглянуть на трубку, придирчиво нажимал кнопки, задавал дурацкие вопросы, потребовал показать деньги на сдачу, два раза пересчитать их на глазах у Риса, довел парня до полного исступления, так что когда сунул ему, наконец, свои сто долларов, тот и разглядывать их как следует не стал, сунул в карман и тут же испарился.
   Рис зашел в ближайший салон мобильной связи, прикупил зарядное устройство, биплюсовскую карточку и отправился к матери на работу. Очень ему хотелось выяснить кое-что прямо на месте.
   Возможная встреча с продавцом краденых трубок Риса не беспокоила. Такие ребята - они как пешки, ходить могут только вперед и назад. Достаточно знать о ходе по диагонали или буквой "Г", чтобы в два счета сбить их с толку.
  
   Заглянула Киса. С озабоченным лицом напомнила:
   -Панихида по Тришину в конференц-зале. Ты идешь?
   -Да, конечно, - хотя идти Ваве совсем не хотелось.- Рис, поезжай-ка ты домой. Нечего тебе здесь сделать.
   Рис сразу согласился и вызвался проводить Ваву до главного корпуса.
   Ему еще надо было уточнить кое-какие детали. Например: чем, собственно, занимался незадолго до смерти академик Черников?
  
  
   3.
   Из материалов, размещенных в Интернете, Рис выяснил, что до конца 80-ых академик Яков Наумович Черников был самым обычным академиком и директором Института. В интервью говорил о роли и будущем советской науки. В статьях и книгах писал о сугубо научных вещах. На политические темы не высказывался. Фантастическими заявлениями публику не шокировал.
   За два года до смерти академиком заинтересовался обозреватель одной массовой скандальной газеты, публиковавшей помимо материалов о звездных адюльтерах, убийствах и извращениях обширные обзоры всевозможных таинственных явлений - статьи о летающих предметах, домовых, жителях пещер, пришельцах, телепатических способностях динозавров и прочих занимательных штуках.
   Кто-то навел обозревателя на академика Черникова. Якобы он в тайне и тишине на развалинах науки открыл что-то такое, что даст возможность последнему дегенерату проникнуться теорией относительности, как блатными частушками. Мозг самого банального двуногого перестанет работать вхолостую. Физические и умственные способности увеличатся в десятки раз. Средняя продолжительность жизни составит сто пятьдесят лет. О врачах человек будет узнавать во втором веке после своего рождения.
   Журналист следовал за академиком неотступно в течение полугода, но академик поделиться своими секретами отказывался наотрез. Тем не менее, обозреватель умудрился опубликовать статью на газетный разворот под пошлейшим заголовком:"ТАЙНА АКАДЕМИКА ЧЕРНИКОВА" и броским выносом на первую полосу: "Нынешнее поколение доживет до 150 лет, утверждает академик Черников".
   В статье помимо всего прочего говорилось о том, что в основе изобретения Черникова три научных догадки, пришедшие ему в голову в разные годы и записанные на всякий случай в дневнике. Однажды он совершенно случайно сопоставил эти остроумные, но пустячные с его точки зрения, научные шутки, и в результате его осенило.
   В статье также упоминалось о принципе работы прибора, над которым успешно трудился академик. Что-то вроде адаптера космической энергии. Маленькая такая плоская коробочка, похожая на медальон. Вешается на шею на шнурке и карлик превращается в гиганта.
   После выхода статьи академик устроил жуткий скандал. Он требовал опровержения. Утверждал, что никакой корреспондент с ним не встречался и не беседовал. Что все, что говорится в статье, к его работе не имеет никакого отношения, а есть лишь плод воображения одного невежественного его сотрудника, давным-давно им от работы отстраненного. Грозил обратиться в суд, в правительство, разорить и закрыть газету.
   Видимо прежний авторитет Черникова во власти сохранил кое-какую силу. На редактора надавили, пригрозили, разъяснили и газета, храбрясь и огрызаясь, вынуждена была опубликовать злое и ехидное послание директора Института, сопроводив его коротким редакционным комментарием - мол, видимо мы, действительно раскопали что-то серьезное, раз уважаемый ученый так хорохорится.
   Через год разразился скандал с кредитами, выделенными Институту Правительством и бесследно исчезнувшими на счетах в швейцарском банке. Газеты перетирали историю во всех подробностях. Тот самый скандальный еженедельник, который вынужден был извиниться перед Черниковым, с нескрываемым злорадством в каждом номере давал отчет о расследовании обстоятельств дела, ссылаясь на некие компетентные источники в прокуратуре и правительстве. Статьи были полны ссылками на самих себя ("как мы утверждали год назад", "как отмечала наша газета", "как мы неоднократно предупреждали"), хотя никакой публикаций на тему научных финансовых махинаций в газете никогда не печаталось.
   После смерти академика (некролог в "Правде" - "Кто убил академика Черникова?") историю мгновенно и намертво забыли. Во всяком случае, за последние годы обратились к материалам о Черникове в Интернете не больше десятка случайных посетителей.
   Рис был один из этих немногих. Что-то так заинтересовало его в той давней мистификации бульварной газеты, что он разбудил Ваву среди ночи, тормошил ее вопросами и соображениями, пока не убедился, что разговаривает не с Вавой, а с кем-то из персонажей ее ночных кошмаров.
   Вопросы у Риса остались и настойчиво требовали выхода и действий.
  
   Кровавые брызги на снегу кто-то стыдливо присыпал ледяной крошкой, но ветер сдул ее, и выходившие из подъезда старались в эту сторону не смотреть.
   Вава как ни хоронилась от тягостных впечатлений, невольно зацепилась взглядом за темно-красные потеки на снегу. Тут же скользнула тень из окна четвертого этажа, и вздрогнул бетонный козырек от удара, и вздрогнула Вава, представив ослепительную вспышку в голове Юрова с мгновенной взорвавшей его чудовищной болью.
   Санитары увезли тело, накрытое серой, промокшей красным на месте лица, простыней.
   Синяя милицейская пятерка Руднева, вывернув колеса, стояла, приткнувшись к краю тротуара.
   Следователь. Опрашивает свидетелей, собирает улики, восстанавливает обстоятельства гибели. Что тут можно восстановить, когда и сам погибший, если бы мог теперь говорить, не сумел бы сам себе ответить на вопрос - как же так получилось, что молодой еще, здоровый и небезнадежный человек решается прыгнуть в темноту из окна?
   Или все-таки ему помогли выпрыгнуть?
   Шли вдвоем с Рисом под мутненьким московским небом на свидание к покойнику. Рис что-то хотел спросить и не решался.
   -Ладно,- разрешила Вава.- Выкладывай.
   И не удивилась вопросу:
   -Как умер академик Черников?
   О чем еще спрашивать теперь? О смерти.
   -Как умер? Как умирают старики - от усталости, от жизни, от обиды.
   -А точнее? В его смерти не было ничего странного?
   Вопрос Руднева - вы ничего не заметили необычного в жизни? А что вы называете необычным в смерти?
   -Я в это время в Институте не работала. Хотя кое-что слышала. Но это так - легенда...
   -А все-таки?
   -Вообще Черников был очень здоровым человеком. Выглядел как-то даже странно для своего возраста - налитые мышцы, шея как у борца, ни старческих веснушек, ни дряблой кожи, ни живота. Он так гордился своим здоровьем. Зимой ходил в майке и джинсах, мускулами играл, как мальчик.
   -А потом?
   -А потом вдруг за какой-то месяц превратился в самого дряхлого старика - сгорбился весь, точно сдули его. Головой тряс, шамкал, шаркал. Словно его подменили. Ему тут же и кличку придумали "Портрет Дориана Грея".
   -Так отчего он все-таки умер?
   -Я же сказала - от старости. Ни рака, ни инфаркта у него не было. Просто весь организм как-то очень быстро сносился, стерся, состарился. Всю жизнь выглядел моложе своего возраста, а умер от того, что оказался старше самого себя лет на двадцать.
   -То есть?
   -Ну, как-будто ему было не семьдесят пять, а лет под сто!
   У парадного стоял ритуальный автобус с приставленной красной крышкой гроба (половинка скорлупки, гроб - яйцо покойника, похороны - процедура обратного вылупления). Курили мужчины с озабоченными лицами, пузатились за их спинами надутые колонны, щурились узкие окна бывшего купеческого собрания.
   Господи, скоро маршрутку придется пускать - от Института до морга и обратно. Тришина привезли, Юрова увезли. Через два дня привезут Юрова. А увезут... кого?
   Проходя в подъезд, Вава опустила голову, Рис взял ее под руку - безутешная родственница опирается на сына. Ладно, пусть доведет ее до конференц-зала - есть хоть на кого опереться в трудную минуту.
   Поддерживая мать и ведя ее по коридору, Рис отметил про себя таблички рядом с раскрытой дверью в пустую приемную и на верхней - фамилию Черникова.
   -Вот здесь работал академик Черников, правда, мама?
   -Правда, правда,- подтвердила Вава.
   -А теперь кто работает?
   -Теперь никто не работает. Сын академика занял кабинет сразу после смерти отца, но и недели не просидел - уехал за границу.
   Рис довел Ваву до торжественно красного и черного, хвойного конференц-зала, погладил по плечу, шепнул: "Увидишь Федотова, спроси его про последнее открытие академика",- отпустил в шаркающую тьму к подсвеченному портрету и гробу.
  
   В зале бывшего купеческого собрания с паркетным полом, такими же, как при входе, толстыми колоннами и хорами для оркестра когда-то отплясывали просвещенные торговцы и скотопромышленники, выпивали на посошок перед отправкою в Соловки нэпманы-однодневки, громили отступников от истинной научной веры, планировали открытия к юбилеям, защищали диссертации для получения надбавки, спорили, рожали и казнили истины, растили и усмиряли таланты.
   Шумные эти многолюдные времена прошли - на гражданскую панихиду собралось три десятка нынешних и бывших сотрудников института, все больше преклонного возраста, которые помнили покойного молодым кандидатом и нестарым еще доктором.
   Пахло хвоей, свечами и тем ожиданием покойницкого запаха, которое помимо воли посещает любого, вошедшего в панихидный зал.
   После смерти Николай Дмитриевич не обрел былого величия - лицо еще больше осунулось, пожелтело, щеки ввалились, брови приподнялись вверх, сохранив на лице то удивление от столкновения с непонятной и беспричинной злобой, которое поразило старика на лестничной площадке, можно сказать, в самое сердце.
   Вава бросила взгляд на собравшихся. Киса губы распустила, сейчас заревет, Зюзюшка на остановке ждет автобуса, у Шумана все по минутам рассчитано, Инесса парит в высоких чувствах... Задержалась на секунду на господине, в коротенькой дубленке, со шляпой, прижатой к груди и скорбно свалившейся набок плохо выбритой физиономией (кто такой? где я его видела?),
   У гроба стоял незнакомый, высокий, прямой, лысеющий блондин с крючковатым носом и раздраженной щелью рта, неуловимо похожий на покойного. Оказывается, и у Тришина был родственник.
   Вава уперлась взглядом под ноги (взгляд опора, самоподдержка при полном отупении).
   Под вздохи, сморкания и тихий ропот (что с нами делают?) Инесса Старкова очень хорошо говорила о подвиге ученого, бескорыстном служении науке и столкновении доброго сердца с невежеством и жестокостью.
   Речь Шумана была полна энергии, обещаний и глухих угроз.
   Вава думала о Юрове. Нехорошо, наверное, при одном покойнике думать о другом, но думам над гробом не прикажешь.
   Вспомнила жалкое, просящее выражение лица, несмелую улыбку, указания с извинениями. Все подпрыгивал, тянулся повыше, сначала перед провинциальными родственниками, потом перед собой, потом ради жены и Зюзюшки. Запрыгнул не на свое место, держался из последних сил, бился в поисках выхода и нашел его в окне, в полете с четвертого этажа на бетонный козырек подъезда.
   Почему, зачем?
   Был бы преподавателем уездного училища или агрономом. Или его и там достали бы, толкали по лестнице вверх того, кто от рождения панически боится высоты?
   Руднев корил - что ж вы, человек рядом загибался, а у вас никто ничего не видел, никто ничего не знает.
   Правильно говорил. Только произойди завтра что-нибудь такое с самим Рудневым, тоже никто и ничего. А то, что Руднев в окно может прыгать и не станет, так окружающие и тут ни причем.
   В конце концов, человек всегда остается один.
   Всеми любимый один, и всеми обойденный - один.
   Умирающему в одиночестве и под слезные взгляды родных одинаково жутко и хочется повернуться лицом к стенке и завыть.
   Первому может быть меньше.
   Понимание всегда на размер меньше, чем нужно. Носить его также неловко, как скорбеть по погибшим. Единство вынужденных хоронить - в ожидании окончания ритуала. Вплоть до последней рюмки водки.
   Кто-нибудь еще хочет что-нибудь сказать?
   Никто ничего больше не хотел.
   Принесли крышку, накрыли гроб, четыре лаборанта подставили плечи - поплыл Тришин в красной плоскодонке к автобусу. Лаборанты были разного роста, и самый маленький все тянулся и привставал на цыпочки.
   Кто хотел, поехал в крематорий.
   Вава осталась.
   Еще в зале к ней подошел и встал за спиной Федотов. И сейчас он стоял у нее за спиной. Наклонился, спросил:
   -Через пару часов я освобожусь. Хочешь, провожу тебя домой?
   -Хочу, - согласилась Вава.
  
   Рис бродил по коридорам Института, а зачем и сам не знал. Что-то должно было подвернуться, что-то подсказать ему, где и что следует искать.
   По коридору навстречу шел румяный бородач. Посмотрел веселыми черными глазами, точно узнал, прошел мимо.
   Надо было у матери спросить, как Федотов выглядит! С ним бы поговорить. Он то может кое-что рассказать.
   -Опа!
   Дверь в приемную директорскую открыта и там - никого.
   Рис оглянулся. Коридор пуст. Естественно - все на панихиде.
   Если кабинет Черникова отперт - это тот самый шанс.
   Глупости. С чего бы это ему быть отпертым?
   Подошел тихо к двери бывшего кабинета академика, повернул ручку, потянул - дверь открылась
   Рису действительно повезло - утром Шуман попросил секретаря кабинет Черникова открыть, пробыл там с полчаса, а запереть за ним в предпанихидных хлопотах забыли.
   Недельное пребывание сына академика оставило кое-какие следы в виде комплекта мебели для босса - раскачивающегося кресла с высокой спинкой, стола со столешницей черного толстого стекла, с лампой на тонкой ножке, с набором ручек, скрепок, ножниц и прочей мелкой игровой канцелярщины в круглой бомбошке с пластмассовыми карманчиками.
   Новенькие компьютер, монитор и клавиатуру сынок прикупил, а подключить не удосужился - все стояло в нераспечатанных коробках за креслом.
   Рис обогнул стол, присел на корточки, осмотрел убранный в специальную тумбу компьютер академика - компаковскую машину, не новую но скорострельную и мощную, лучшую в своем поколении. Плоская черная коробка модема давала выход в Интернет. Ткнул штепселя в пилот, включил компьютер в режим ожидания и сам от ожидания слегка напрягся - ставил академик пароль, было ему что прятать от посторонних глаз?
   Ну, конечно! На экранчике монитора высветилось, запульсировало - "Система заблокирована, введите пароль!".
   А ты как думал? После всех газетных скандалов да чтоб еще и пароль не ставили. Ну, это ничего. Это мы еще, может быть, откроем...
   Рис погасил монитор, компьютер оставил включенным.
   Скользнул взглядом по академической стенке под орех.
   Пухлые научные тома, собрания сочинений классиков марксизма за пыльными стеклами...
   Внизу - ореховые дверцы. Стол академика очистили, и содержимое, скорее всего, свалили прямо сюда. Рис на четвереньках подполз к стенке, открыл дверцы одного отделения, другого... Папки с рукописями, статьи, наброски, чьи-то диссертации, старые журналы... Даже если бы было время разбирать все это, все равно бы Рис ничего не понял.
   В ближайшем к столу отделении обнаружил старые ручки и ластики, стопку чистой пожелтевшей бумаги, пустую подставку под перекидной календарь, приглашения на конференции и симпозиумы, потрепанный томик прозы Пушкина. Вот это точно принадлежало академику и ценности никакой не имело, потому и осталось нетронутым пылиться. Заметки, наброски последних статей, дневники, записные книжки, все это, возможно, какое-то время и лежало здесь. Но теперь не лежит. Ясно, что тот, кто охотится за наследием академика Черникова (если, конечно охотятся именно за ним!) тут уже побывал и все что можно выгреб.
   Щелкнул замок, как-будто кто нажал и отпустил дверную ручку. Рис обернулся, стоявшего за дверью не увидел - услышал удаляющиеся шаги. Захлопнул дверцы, томик Пушкина зачем-то сунул под куртку, тихо подобрался к входной двери, приоткрыл чуть-чуть, прислушался. В приемной вроде никого. И дальше - тихо.
   Рис, не открывая широко, протиснулся в дверь, на цыпочках пересек приемную, выглянул в коридор и тут же спрятался - двое в белых халатах, надев на собственные головы, торжественно несли красную крышку гроба.
   Рис посмотрел в спину странному бело-красному четвероногому, снова выглянул, убедился, что путь к лестнице свободен, вышел из укрытия и совершенно спокойно направился к выходу.
  
   ГЛАВА V
  
   1.
   Паша Холодный освободился в начале девяностых. Как раз под рынок.
   Собрал бригаду, бомбил коммерческие палатки, магазинчики, обменные пункты на окраине Москвы.
   Чувствовал, как горячо дышит в затылок братва, и обкладывают менты.
   Авторитеты делили Москву, отморозки хватали, что попало, и мочили всех подряд, оробевшие вначале менты наглели - сажали и требовали долю.
   Чтоб как-то продержаться, нужно было со всей своей бригадой прибиваться к крупной группировке, часть прибыли отдавать в общак - та же служба - подставляй голову за невысокую зарплату.
   Или искать что-то свое, что-то такое, чтоб ни с братками, ни с милицией не пересекаться. Что гарантировало бы при минимальном риске нормальный доход.
   Как-то перед светофором лох на черном пассате подрезал их джип, зажегся желтый, лох резко затормозил, Ковш едва успел осадить, выругался, процедил: "Ну, козел, держись!". Догнал, прижал к обочине, полез за бейсбольной битой, стекла гниде побить, тот с дуру вылез из машины, подошел сам с извинениями и Паша Бабичев сквозь тонированное стекло узнал Лешу Кибрина - бывшего сокурсника, московского сынка, заносчивого мальчика из профессорской тусовки, в которую Пашу с его провинциальными замашками и близко не пускали.
   Паша дал Кибрину как следует разглядеть Ковша с битой и бандитской рожей, оценить последствия, и, когда Ковш, шлепая битой о ладонь, навис над Лешей и у того поджилки затряслись от страха, опустил стекло, остановил Ковша, сказал тихо: "Круто ездишь, Леша. Так ведь и нарваться можно!".
   Кибрин, Пашу узнал сразу, вспомнил все, что говорили про его дела в морге и отсидку, перевел дух, развел руками, улыбнулся заискивающе:
   -Паша, здорово! Ну, повезло мне! А я как раз тебя вспоминал! Как ты, где, что не появляешься, наши собираются, про тебя вспоминают, может, встретимся, как-нибудь, посидим, поговорим? - понесло Кибрина со страху, и Паша пожалел, что остановил Ковша - надо было эту сволочь поучить, как следует.
   -Ладно,- сказал Паша.- Если я тебе нужен, давай встретимся конкретно. А так - чего трепаться?
   Кибрин оглянулся на Ковша, оценил джип, подумал немного, чуть пришел в себя и уже без паники, спросил:
   -Ты серьезно? Мог бы, в самом деле, помочь... Ну, в таких вот ситуациях... А то ведь сам понимаешь... время такое, что... А у меня дело свое.
   Паша удивился. Что Кибрин, не понимает что, ли? Сам под крышу лезет? Ну, лохи. Не могут, чтоб их не разводили.
   Договорились встретиться на следующий день по старой памяти в пельмешке на Пироговке.
   В троллейбусных переулках возле старого здания мединститута все осталось, как было - пыльные заводские корпуса, ДК завода "Каучук", длинные крашеные розовой и желтой краской невысокие и толстенькие кирпичные заборы, возле которых сохранились еще следы полосатых черно-белых будок, в которых некогда отсиживались, спасаясь от лихих людей, сонные бородатые будочники.
   За сталинскими домами над рекой сгрудились пряничные башенки Новодевичьего с красным веретеном колокольни и позолоченными лысинками собора, под железнодорожной насыпью студентки бегали по гаревым дорожкам стадиона за незрелым своим счастьем. Паша Холодный сидел с бывшим сокурсником в пельмешке, где даже кафель на полу остался прежним и буфетчица сохранила необъятные формы и крахмальную корону над пылающим лицом.
   Вечер воспоминаний не склеился - вспоминать было нечего.
   Поеживаясь и стараясь не глядеть в синие морозные глаза Бабичева, Леша Кибрин поделился: идет поголовное избавление новых русских от старых жен, а этих последних в надежде отбиться от длинноногих мужниных любовниц от лишнего веса. На чем Леша и сделал свой собственный бизнес, открыв кабинетик пластической хирургии.
   -Отрезаем по кусочку, каждый кусочек - триста долларов попробовал сострить Леша и осекся о кривую усмешку Паши.
   Нет, сидят они вполне прилично - при бывшей цековской поликлинике, охрана там, пропускной режим, все дела, - храбрился Кибрин, и все-таки человеку с деньгами (пусть и небольшими) в этом городе неуютно.
   Паша улыбнулся, покрутил головой, назвал цену.
   -В год? - уточнил Леша.
   -В месяц,- поправил Холодный.
   -Да ты что? Нет, это мне не потянуть. Я и сам столько не зарабатываю,- обиделся Кибрин.
   -Как хочешь,- равнодушно заметил Паша.- Но учти - спокойная жизнь стоит дорого.
   Дал Кибрину номер пейджера. На всякий случай. Мало ли что случится.
   На следующий день случилось: Леше пропороли все четыре колеса на его любимом пассате. Вечером подожгли дверь квартиры. Утром, когда выходил из лифта, получил чем-то тяжелым по голове.
   Потом ему позвонили домой и сказали что-то такое и так, что Леша Кибрин тут же отправил Паше на пейджер сообщение, только бы таких голосов больше не слышать.
  
   -Братва не там ищет,- решил Паша.
   Рынки, коммерческие палатки, магазинчики, обменники, рестораны, ночные клубы, девочки, автосервисы - пихаются на одном пятаке, мочат конкурентов за пару сотен баксов. А в городе - полно бывших студентов, научных сотрудников, врачей, преподавателей и у каждого, кто с головой и связями, свое маленькое дельце, неприметное, но денежное - рекламная газетка, строительно-ремонтная фирма, врачебный кабинет, издательство, проектная контора, салон макияжа, центр астрологических прогнозов и психологической помощи.
   Их никто не трогает. Но они боятся, что их тронут.
   Страх давний, со школы, когда чистеньких отличников поджидала курящая шпана за углом. Они выеживались друг перед другом, ходили в спортивные секции, занимались каратэ и ушу и продолжали бояться не столько того, что разобьют нос, не боли и даже не смерти, сколько вот этого шпанинского прищура, плевка сквозь зубы, дебильного гогота и всего, что за этим следует - животной злобы, способности бить всем скопом одного без остановки и жалости.
   Паша видел, что делают с такими на зоне. И сам делал это неоднократно, превращал мгновенно человека в собственные его кислые испражнения и заставлял вылизывать дерьмо языком, не испытывая при этом ни удовольствия, ни злорадства, просто для того, чтобы не оказаться на их месте. Хотя на их месте оказаться он не мог. Он был другой.
   Вот эти-то, благополучные, ухоженные, самолюбивые, умные, удачливые и будут ему платить, решил Паша.
   Плата за собственный страх.
   Клиентуру Паша подбирал тщательно, аккуратно и не без фантазии.
   Часть ее поставляли сами же клиенты. Вляпавшись в Пашину помощь, они хвалились перед друзьями связями в уголовном мире, тем, что вот бояться им теперь нечего - ни того, что машину угонят, ни того, что ребенка во дворе изобьют, жену в подъезде изнасилуют или квартиру обворуют. Есть, кому теперь за них разобраться.
   И эти умные, хваткие, энергичные, но порченные страхом люди тянулись к нему и заискивали, точно так, как льстили и подлизывались когда-то в школе к классному придурку и второгоднику, которого презирали и боялись.
   Но таких, кто приходил сам, вроде Юрова, Паше было мало.
   Он находил бескрышных хозяев интеллигентного бизнеса и у них вдруг появлялся распальцованный клиент с бритым затылком, тусклым взглядом и золотой цепью на бычей шее. И тут же интеллигента-одиночку подкарауливали приблатненные подростки (Паша вербовал их из малолетних наркоманов, и они за пару сотен рублей могли измордовать, кого угодно хоть до смерти), разбивали ему нос, ставили синяк под глазом, били стекла в машине и после второго или третьего случая, иногда побывав в милиции, оставив заявления и поняв, что никто его никогда не защитит, он обращался за помощью к собственному клиенту бандитского вида, но вроде бы и ничего, вроде бы вполне нормальному мужику.
   Мужик помогал и назначал цену.
   Тем, кому и на это духу не хватало - помогали старым дворовым способом. Прижатого к стене кодлой освобождала пара крепких ребят, случайно оказавшихся рядом. Спасенному предлагалась помощь и защита на будущее. Отказаться было просто невозможно.
   Когда человек понимал, куда он попал, было уже поздно.
   Дело верное и почти беспроигрышное.
   Бандиты этой мелочью не интересовались, и объясняться с хозяевами территорий Паше приходилось крайне редко. Если же такое случалось, Паша, убедившись, что имеет дело не с отморозками, а с людьми вполне авторитетными, на стрелки не являлся и сдавал своих клиентов легко, иногда продолжая по старому страху тянуть с них деньги. Но это было скорее исключение, случайность, которой Паша старался избежать в самом начале, при подборе клиентуры.
   Время от времени Холодный инсценировал наезды на своих клиентов, на их глазах жестко разбирался с обидчиками и после инцидента поднимал плату за безопасность.
   Охоту обратиться за избавлением от крыши к ментам, Паша отбивал, демонстрируя с помощью темно-синей пятерки с трафаретом "милиция" на дверце и одного из братков в милицейском прикиде свои якобы прямые связи с правоохранительными органами. Мол, стукните, все ко мне вернется, и я же с вами разберусь.
   Вывоз затосковавшего клиента за город на скорой среди бела дня и на глазах у сотрудников Пашей применялся в исключительных случаях, но действовал безотказно, лишний раз подтверждая подопечному: "Мы можем сделать с тобой, все, что захотим, и никто за тебя не вступится".
   Списанной скорой, кстати, с ними как-то расплатился за "разборку" с обидчиками тот же Леша Кибрин.
   Самому Леше не повезло. Он так и не научился ездить, и как-то, неумело перестраиваясь, задел крылом БМВ с солнцевской братвой. Перепуганный Леша предложил пацанам позвонить своей крыше, но по названному им номеру ответили, что никакой крыши тут нет, и чтоб больше не звонили. Братва озверела, разворотила лешин пассат, и самому ему досталось кастетом по голове.
   Через сутки Леша скончался в реанимации у Склифосовского.
  
   Когда двухдневный срок, данный Юрову на то, чтоб приготовить деньги и доверенность истек, Паша послал в ПАП Телка, дав ему указание - если всех денег Юров не собрал, взять то, что есть, дать отсрочку еще на пару дней, включить счетчик, но доверенность Гладыш выбить любыми способами. В крайнем случае, у нее самой.
   Если что не так, сообщить немедленно.
   Телок уехал и тут же вернулся к Паше за столик в маленьком пивбаре в Колобовском переулке позади Петровки. Любил Холодный это местечко. Приятно потягивать пиво и делать дела под самым носом у ментов.
   -Быстро,- отметил Паша.
   -Быстро-то быстро, - засопел Телок,- Только без толку.
   -Не понял.
   -Нет там никакого Юрова.
   -Сбежал что ли?
   -Сбежал. Туда, откуда не достанешь.
   -Хватит муму-то. Что там?
   -Трупешник Юрова там над подъездом висит, следователь шарит.
   -Замочили? Кто-то там топчется. Топчется и нам гадит. Поймать бы гниду.
   -Да никто не топчется. Сам он нажрался и выпрыгнул из окна со страху. Передавил ты Паша.
   -Ты чего? - удивился Паша. - Обсуждать меня вздумал? Смотри, Телок.
   -Да нет. Я не про то. Что теперь делать-то...
   Паша не ответил. Медленно отпил пива. Подумал.
   Телок заказал себе, закурил, дымил, пуская ловкие кольца, ждал. Паше он верил. Паша всегда что-нибудь придумает. Пусть и не авторитет, и не в законе, но башка у него варит, это точно. Разводить лохов на бабки каждый может. Но делать это так, чтоб никто ничего не знал, чтоб без базара с братвой и разборок с ментами - это только Паша Холодный придумать мог.
   -Ладно, сделаешь так,- решил Паша. - В ПАП не суйся - подождем, пока вонь утихнет. Позвони этой Зинке - да не отсюда - из машины. Скажи, что должок Юрова теперь за ней. Адрес Гладыш возьми. Пересядешь на пятерку - пусть тебе Ковш пригонит - отследишь Гладыш. Тряхни ее несильно - она баба трусливая, потечет сразу. Сынком припугни на всякий случай, чтоб молчала. Крайний срок - завтра утром доверенность должна быть у меня. Поедем к нотариусу, фирму на себя будем оформлять.
   -Здорово! - обрадовался Телок. - Ну, ты Паша... даешь!
   -Иди, иди,- отмахнулся Холодный.
  
   Паша чувствовал - на самом деле валить бы надо.
   Бросать этот ПАП, искать на замену что-то другое.
   Баба юровская - скользкая тварь. Доверенности ему подсунула, то есть шефа своего сдала. Значит и их сдать может.
   Институт... Завозился насчет своей фирмы, так просто не отдаст.
   Юрова замочили (не факт, что сам прыгнул из окна). Если не шпана какая-нибудь черная, значит, кто-то там топчется. Кто? Кому еще понадобился этот ПАП? Тверская рядом, люди там серьезные, мне с моими чудаками тягаться с ними...
   Ладно. Возьмем контрольный пакет, фирму оформим на бомжовый паспорт, Зинку уберем, поставим своего управляющего потолковее и не из блатных, там посмотрим.
   Чувствовал Паша, что горячо, и отвалить не мог. Каждая оставленная им фирма вызывала глухое раздражение братков. Вроде как Паша их кровное разбазаривает.
   Блатные, несмотря на все их понятия, та еще сволочь. Почувствуют слабину - сами могут его кончить или братве соседней сдадут. Очень просто, как говорит Ковш.
   Надо вылезать из всей этой хрени, становиться хозяином, нанимать толковых людей на работу, следить, чтоб не вздумали красть у него, держать в страхе и завязать со всей этой блатной парашей. Ковша с Чугуном убрать, Телка одного оставить. Если надо кого-нибудь пугнуть или отбиться - нанимать шестерок с одноразовой оплатой, как сезонных рабочих.
   Такой у Паши составился план, и начать он решил с ПАПа.
   Завел свою шарманку мобильник, Паша пикнул кнопочкой, услышал напористое:
   -Кто говорит?
   Отрубил сразу. По этому телефону может звонить только тот, кто знает, с кем разговаривает.
   Трубка снова заиграла, Паша включил, послушал:
   -Простите, я по этому телефону звоню вместо Юрова,- упорствовали на том конце.- Дело в том, что Юров погиб.
   -Кто вы? - не вступая в разговор, подал голос Паша.
   -Заместитель директора Института Биофизических проблем Шуман Борис Михайлович,- представился мужик с достоинством. - Вместо Тришина буду заниматься ПАПом.
   -А мне зачем это знать?
   -То, что должен был передать вам Юров - у меня,- Шуман выдержал паузу.- Надо бы встретиться, поговорить. Скажем завтра, часиков в двенадцать.
   -Если с тобой надо будет поговорить, тебя найдут,- отрубил Паша и дал отбой.
   Тут же набрал номер Телка.
   -Все в порядке, Паша!- загалдел Телок,- Зинка обоссалась сразу, деньги отдаст через три дня. Доверенность Гладышевой Юров куда-то дел, найти не может. И сама Гладыш у нее куда-то делась. Адрес и телефон у меня.
   -Вот что Телок. Учти - с этой Гладыш разобраться надо сегодня. Ты понял?
   -Понял, понял. Все будет в порядке.
   -Делай, что хочешь, возьми еще людей. Но чтоб доверенность у меня сегодня была!
   Поговорив с Телком, Паша тут же отключил трубку. Для экстренной связи была запасная мобила.
   Еще один клиент объявился - Шуман. Думает, подобрал мою доверенность и деньги, может мне условия ставить, козел!
  
   2.
   Ваву давно никто не провожал. Забыла, как это - когда тебя провожают.
   Полная изоляция двоих в самом людном месте, ниточки разговора вьются, притягивают, обрываются, отражения преследуют по пятам. Паузы легки или тяжелы, и по ним можно определить - нужны ли еще проводы?
   И еще - скорее бы доехать или об этом и не думаешь, и провожание пусть длится и длится.
   Давние проводы были полны невысказанных, но отмеченных подробностей - первым бледным светом фонарей, зеленью неба в ущелье улицы, теплым ветром метро, тающей снежинкой на реснице, промельком ламп в тоннелях, нелепым и смешным соседом, мельхиором поручней, лязгающими в зевоте ступенями эскалатора. Прыжки и раскачивания задней площадки автобуса, соло гармоники дверей, финал ударных в подъезде и эпилогом - щебет ключей от входной двери, брошенных в прихожей под зеркалом.
   Впрочем - когда все это было важно?
   Вот она - жизнь в тумане. На расстоянии вытянутой руки не видно ничего.
   А видно: кровь на снегу, навсегда удивленный Тришин, листочки чужих записок, безбородый Федотов жалеет, что книжек она больше не читает.
   Что это я - встряхнулась Вава. Вот же он Федотов. Идет по пятам. Провожатый.
   Вава остановилась, взяла Федотова под руку, примерилась и зашагала с длинноногим в ногу, подпрыгивая и поглядывая в бородатое не хмурое лицо из-под руки.
   -Ну, Саш. Чего молчишь-то?
   -Хороший у тебя сын, - вспомнил Федотов.- Любопытный молодой человек. На тебя не похож.
   -Да уж. И в этом тоже. Хотя были когда-то и мы любопытны. Жизнь как исчезновение любопытства к жизни.
   -Жизнь, как исчезновение жизни.
   Стоп. Дальше - тоска, сказала себе Вава. А Федотову:
   -Рису все интересно. Кстати, он просил меня узнать, чем занимался академик Черников в последние годы.
   -Здорово. Чего это он?
   -А, в самом деле, Саш. Ты должен знать,- заглянула в ночной кошмар Вава,- Было там что-то с каким-то открытием, прибором, продлением жизни человеческой до полного беспредела?
   -Ну да, конечно,- засмеялся Федотов.- Самое время вспомнить эту историю.
   -Какую историю?
   -А ты не знаешь?
   -Ну, давай, не томи, рассказывай.
   Федотов вытянул руку, остановил убойный мах стеклянной двери метро, полуобняв, провел Ваву к электронному турникету и, нависнув над ней на эскалаторе, зашептал в ухо.
   -Дело в том, что академик Черников под конец жизни заключил сделку с Дьяволом.
   -Замечательно,- одобрила Вава.- Уже смешно. В обмен на душу - вечная молодость. На самом деле Черников был евреем. Настоящая фамилия - Фаустштейн.
   -Тогда уж - Филдштейн,- посмеивался, дыша и щекоча бородой Вавино ухо, Федотов.- Платой за душу Черникова был открытый ему Нечистым способ многократного увеличения энергии биополя.
   Они стояли на станции, поезд поршнем давил ветер из тоннеля, толпа в порыве коллективного самоубийства подбиралась к краю платформы, Вава плавала в кареглазых волнах федотовского биополя.
   В вагоне их плотно прижали к двери и друг к другу. Вава положила ладони Федотову на грудь, потянула за бороду, шепнула в мягкие губы:
   -Хорошо врешь, Саша.
   -Ну,- обнимая Ваву, протянул Федотов.- Разве это вранье? Вот корреспонденту про Черникова я врал - это было вранье! Научно-фантастическое, двухсерийное. "Супербиостимулятор I и II".
   -Погоди,- превозмогая давление толпы, чуть отпрянула Вава.- Так это ты что ли все придумал?
   -Ну, я, - скромно потупился Саша Федотов.- Понимаешь, я к тому времени у Черникова уже не работал - старик всех разогнал и пыхтел над счастьем человечества один. И тут к нему повадился коррепондент-уфолог - летающие тарелки, привидения, все дела. Черников его погнал, и он пристал ко мне, как Буратино: "Открой мне Тайну Золотого Ключика Черникова!".
   -Ну и...
   -Ну, я сначала пытался его вразумить, потом обозлился, а потом мне стало весело, и я выдал такое, что у него глаза стали квадратными. Этот идиот накатал статью для своего еженедельника, старик на меня смертельно обиделся, добился опровержения и до самой смерти со мной не здоровался.
   -Только и всего?
   -Больше я ничего не знаю.
   -Что-то слишком просто, Саша,- нежно пролепетала Вава.- Архив наш - мистификация, прибор - выдумка. Бездна фантазии и два трупа. Не сходится.
   -В самом деле,- согласился Федотов.
   Вава провела пальчиком по прямому носу, чуть потрепала за кончик, прижала палец к пухлым губам. Вагон качнуло. Из черного стекла двери на Ваву смотрела молодая женщина с широко раскрытыми серыми глазами и птичьим носиком, положившая руки на грудь рыжебородого красавца с румяными щеками, улыбавшегося куда-то в пустоту.
   У лифта Федотов обнял ее, осторожно поцеловал в губы и шепнул:
   -Вавик, Вавик, ты мне дорог. Очень прошу тебя - если есть у тебя хоть что-нибудь, что имеет отношения ко всей этой фантастике - спрячь подальше. Или отвези в мое подземелье. Там его никто не найдет. А тебя все оставят в покое. Ладно?
   Вава зажмурилась, встала на цыпочки, потянулась губами... и упала в раскрытые объятья лифта.
   Выйдя из подъезда, Федотов миновал незамеченную Вавой синюю, очень похожую на милицейскую, пятерку. Двое в ней тупо попыхивали сигаретами (жаль Тришин уже никогда ничего не увидит - мог бы сравнить с теми - в белой шестерке). Саша передернул плечами. В машине загоготали.
   Вслед уходящему Федотову смотрел присевший на лавочку перед вавиным подъездом чуть полноватый мужчина в коротенькой дубленке и шляпе, надвинутой на глаза.
  
   Рис был в сквернейшем расположении духа - третий час бился над паролем в компьютере Черникова и все без толку.
   Можно было воткнуть программу, прогнать подряд слова из словарей, пока какое-нибудь не подойдет. Но это долго, ненадежно и слишком тупо. К тому же Черников мог поставить цифровой пароль или сочетание букв и цифр - тогда вообще пурга.
   На самом деле у человека есть в запасе не больше двух десятков слов и цифр, которые он, не задумываясь, ставит в ответ на предложение ввести пароль. Их можно вычислить, обработав побольше информации об авторе (год рождения его и ближайших родственников, город или деревня детства, год успеха, имя пассии из юности). Может и просто осенить - сядешь перед компьютером, настроишься на волну, и тебе вдруг что-то шепнет: "Юля", или 1956, или "чайка".
   Осеняли Риса всякие глупости. На все его попытки скормить компьютеру убогие свои фантазии тот, ухмыляясь, выбрасывал: "Ошибка. Попробуйте еще раз".
   Донка в соседней комнате вдруг вскочила, защелкала когтями по полу, завизжала, запрыгала в прихожей, мать со стуком скинула кроссовки, зашуршала, залепетала что-то умильное, крадучись прошла по коридору, обняла Риса сзади за плечи, чмокнула в макушку.
   -Черт, не дают работать, - отряхиваясь, как собака, насупился Рис.
   Вава отпустила, присела на кушетку, заложив, как сын, ладони между колен. Рис покосился подозрительно, отметил шальную улыбку и счастливые глаза.
   -Что это с тобой? Опять наперстки?
   -Да нет, так,- прикрыв ресницами сияние, потупилась Вава.
   -Я же вижу... Что-то случилось. Давно я тебя в таком состоянии.... Ну-ка, ну-ка: влюбилась что ли?
   -Да ладно, скажешь тоже,- слабо махнула ручкой Вава. - На себя посмотри. Опять чужие письма читаешь?
   -Да вот, пытаюсь вскрыть Черниковский компьютер,- с досадой повернулся к экрану Рис.- Ни черта не получается.
   -Напрасный труд. Мне Саша сказал, что это он все придумал, чтоб корреспондента разыграть.
   -Что, что? Опять розыгрыш? Кто такой этот Саша? Федотов что ли? Что он там придумал?
   -Да вот эту легенду про прибор Черникова, которой ты меня среди ночи будил. Это все Сашка Федотов сочинил, чтоб корреспондент от них отвязался. Так что ты спустя пять лет попался на старую байку. Сидишь тут, Черниковский компьютер вскрываешь. А там и нет ничего.
   -Так это Федотов что ли довел тебя до такого состояния,- догадался Рис, закидал деловитыми вопросами: - Объяснился уже? Цветов не дарил?
   -Цветов не дарил. Проводил до дому. Любопытный ты у меня Рис! Это даже Федотов заметил.
   -Интересно, где это он меня видел. Не припомню, чтоб нас знакомили.
   -Ты его не видел, а он тебя успел разглядеть. Заметил, что ты любопытный и на меня совсем не похож. Очень верно, между прочим.
   -Так, так... быстро у вас дело продвигается. Надеюсь, до свадьбы ты нас познакомишь?
   -Познакомлю, не волнуйся. Не понравится тебе, замуж не выйду.
   -Да мне то что - тебе он нужен, не мне. Ты мой принцип знаешь...
   -Знаю, знаю - делайте, что хотите только меня не трогайте. Ты еще табличку повесь.
   -Какую?
   -С трансофрматорной будки. "Не влезай - убьет!", называется.
   -Обязательно повешу. А что - дело действительно серьезно? У меня на пятнадцатом году появится отец, а у тебя муж?
   -О господи, какой же ты прагматичный. К каждой гайке тебе винт нужен. Может ведь человек просто помечтать?- сладко потянулась Вава.
   -Наверное, может, наверное, у меня просто нет воображения - снова срываясь в поиск пароля, процедил Рис, и заклацал клавишами-"розыгрыш?","шутка?","байка?", "Федотов?"...
   "Ошибка. Попробуйте еще раз".
   -Ладно, - вскочила Вава. - Пойду-ка я с Донкой прогуляюсь.
   -Пойди, пойди... И телефонную трубку не забудь - пробурчал Рис,- А то розыгрыш, говоришь, а у самой люди из окна выпадают.
   -А говоришь воображения нет,- отозвалась из прихожей Вава.
   -Бери, бери, чтоб я знал, где вы там гуляете. И с кем. И вот что еще, - Рис вышел в коридор, полез в карман куртки, достал маленький баллончик с красной крышечкой. - Положи в карман. На всякий случай.
   -Что это? Парфюм? Дезодорант? Куда тут нажимать?- завертела баллончик Вава.
   -Ты что! - схватил за руку Рис. - Ты когда-нибудь научишься по земле ходить? Или всю жизнь пролетаешь? Парфюм! Парфюм, от которого нюх отшибает, и слезы ручьями текут. Это ж газ слезоточивый. Его не нюхать надо, а в нос нападающему пускать. Вот сюда на пипочку нажмешь, насильник сразу закашляет. Поняла?
   -Да, сын,- сунув баллончик в карман куртки, улыбнулась Вава.- Ты у меня настоящий защитник. С тобой ничего не страшно.
   -Иди, иди. По сторонам там посматривай, - наставлял Рис Ваву.- Если что - жми на пипочку, беги и звони!
  
   Минут этак через сорок Рис услышал с улицы отчаянный крик Вавы: "Рис, Рис... Дверь!"
   Поморщился?: "Что там еще? Опять код на замке набрать не может".
   Выглянул в окно.
   От детского садика к подъездной двери, вопя на ходу, неслась Вава. Рядом с ней, чуть поотстав, скакала Донка. Справа, визжа колесами и слепя фарами, срывалась с места темно-синяя пятерка, нацеливаясь прямо на Ваву.
   Рис ринулся в прихожую, нажал кнопку открывания подъездной двери, выглянул на площадку.
   Внизу хлопнуло, затопало, застучало, запыхтело по лестнице, минуя лифт, и тут же Вава с Донкой внесли Риса в квартиру. Вбежав, Вава сразу навалилась спиной на дверь, задыхаясь, простонала:
   -Все! Звони в милицию!
  
   3.
   На институтскую панихиду Руднев опоздал. Отловил в коридоре ученого среднего возраста в прожженном кислотой халате, с длинными кривыми зубами и выпученными глазами и тот ему объяснил - все институтское руководство повезло Тришина в крематорий. На вопрос Руднева ответил: был там родственник какой-то, может и племянник, тоже поехал на собственной машине, а вернется ли снова сюда - это вряд ли, что ему теперь тут делать.
   Через три кольца пробок Руднев прорвался на своей пятерке на Внуковское шоссе, свернул на указателе, встал на площадке перед бетонным кубом с коваными дверями подле ритуального автобуса, старенькой институтской волги и несвежего бежевого Пежо.
   Сидя в машине и дожидаясь, когда медленно потянутся из траурных дверей официальные провожатые покойного, Руднев итожил известное, восстанавливал хронологию и приходил к неутешительным выводам.
   Три дня назад двое нападают на Тришина, решившего ликвидировать коммерческую фирму ПАП. На следующий день кто-то, очень похожий на крышу ПАПа, выступает с неясными угрозами перед сотрудниками. Директор Юров, судя по всему, этим визитом сильно напуган. По описанию эти двое никак не похожи на тех, кто напал на Тришина. Ночью кто-то забирается в офис и крадет архив бывшего патентного отдела.
   На следующий день Юров встречается с вновь назначенным на место Тришина замдиректора Шуманом (факт столь скорого назначения почему-то скрывается от следователя и.о. Директора Института Инессой Старковой). Сразу после посещения Шумана Руднев видел Юрова, нашел его перепуганным и подавленным, предложил сообщить информацию о тех, кто тянет деньги с фирмы, и получил отказ.
   После Руднева никто с Юровым не встречался. Последней покинула офис секретарь Зинаида Копелева. Очень она Рудневу не понравилась своей готовностью рассказывать все что угодно и тайной скрытностью. Утверждает, что Юрова вечером не видела - он заперся у себя в кабинете и нетрезвым голосом общался с ней через дверь.
   Труп Юрова обнаружили утром Шуман и Копелева. По результатам осмотра смерть наступила из-за травмы черепа, полученной при падении из окна четвертого этажа на бетонный козырек подъезда. Травм, нанесенных до падения, на теле не обнаружено.
   Неизвестно, был ли Юров перед смертью один в кабинете или там присутствовал кто-то еще.
   Все институтские что-то скрывают, чего-то недоговаривают. Гладыш, например. Что ей скрывать, чего бояться? А ведь знает что-то. И не говорит.
   Бывший директор ПАП вполне мог покончить с собой под давлением крыши (требовали возврата долга, угрожали семье).
   Связь смертей Тришина и Юрова возможна. Похищение же архива ни с чем увязать не удается. Тем не менее, смерть Юрова и архив как-то могут быть связаны.
   Возможный заказчик убийства Тришина в Институте - Шуман. Он же мог быть заинтересован в устранении Юрова (слишком много знал, слишком много брал, мешал прибрать фирму к рукам). По словам Копелевой, после того, как она обнаружила труп Юрова, Шуман выпроводил ее из кабинета и находился там один в течение, примерно, четверти часа (скрывал улики, что-то искал?).
   От встречи с племянником Тришина зависело, сможет ли Руднев исключить наследственный след в деле Тришина и целиком сосредоточиться на отработке версий внутри Института.
   ...Черные двери ритуального зала раскрылись. Потянулись к автобусу Шуман со Старковой и какие-то совсем ветхие и пожилые. К бежевому Пежо подошел лысеющий блондин с желчным выражением лица.
   -Если не ошибаюсь, вы - родственник покойного Тришина?
   -Что нужно?- раздраженно повернулся племянник.
   -Следователь Руднев. Веду дело об убийстве вашего дяди.
   -Ну, и ведите,- буркнул блондин и открыл дверцу.
   Руднев придержал:
   -Хотел бы задать вам несколько вопросов. Или вы предпочитаете приехать в отделение по повестке?
   -А это... надолго?- поняв, что от следователя так просто не отвяжешься, спросил блондин.
   -Как пойдет,- туманно ответил Руднев.- Пройдем в мою машину.
   Усаживаясь в пятерку, Руднев видел, как Шуман и Старкова остановились возле волги. Инесса Михайловна сказала что-то своему спутнику. Он внимательно посмотрел на милицейский вазик, распахнул дверь перед Инессой, помог ей устроиться, сам сел за руль, медленно выехал на шоссе и пристроился за похоронным автобусом.
   И вся компания отправилась в Институт на поминки. Если племянник небестолков и будет откровенен, я их еще сегодня там застану,- решил Руднев.
   -Так что вас интересует?- проявил нетерпение племянник.
   Лицо высохшее, под глазами мешки, желваки играют за ушами. Похоже, в последнее время вам не очень-то везло, э... Как вас?
   -Виктор Павлович Береза,- догадался племянник. Документы ваши можно посмотреть?
   Руднев раскрыл корочки, подержал перед глазами Виктора Павловича, кивнул в сторону мрачного агрегата за окном:
   -Тяжелая утрата? Для вас тем более, ведь вы стольким обязаны Николаю Дмитриевичу.
   -С чего вы взяли?- опешил Виктор Павлович.
   -Ну, как же - помог поступить в ВУЗ, потом с работой... Вы, кстати, какой заканчивали?
   -Химико-технологический,- на автомате ответил племяш и тут же вскипел: - Да вы что, издеваетесь?
   -Да бросьте, дело давнее,- подначивал Руднев, - Неужели доктор Тришин не помог единственному племяннику устроить судьбу?
   -Кто вам такое сказал? Да они с моим отцом из-за этого на всю жизнь поссорились.
   -Из-за чего?
   -Из-за того, что старый хр... кремень, мой дядя, наотрез отказал в протекции и при поступлении в ВУЗ, и при устройстве на работу. Все твердил - в науке каждый сам прокладывает себе дорогу. Потому я и попал в химико-технологический...
   -...что родственники в этих научных сферах были более сговорчивыми,- закончил за Виктора Павловича Руднев.
   -Ну, да,- усмехнулся племянник.- Как говорят теперь молодые - типа того.
   -А консультант по промышленным отходам... Он чем занимается?
   -Насколько я понимаю, вы пытаетесь выяснить, пересекалась ли моя профессиональная деятельность с работой дяди и его института,- уяснил, наконец, Виктор Павлович.- Так вот - ничего общего ни в профессиональном, ни простите, родственном плане у меня с дядей не было.
   -Как это?
   -Бывает, знаете ли. Чужие люди помогают. А родственники - отворачиваются.
   -А консультации нынче не в цене?- определив навскидку техническое состояние Пежо, спросил Руднев.
   -Опять мимо,- скривился родственник.- Вообще, кто вас там информирует?
   -Ну, ну. Не надо нервничать. Я ведь только спрашиваю.
   -Как раз в последнее время на мои профессиональные знания появился спрос.
   -Это с чем связано?
   -Иностранцы размещают в Подмосковье свои производства. А они - люди законопослушные, об экологии заботятся. Меня, как человека знакомого с нашей спецификой, приглашают, внимательно слушают и прилично платят.
   -А вот года три назад было совсем худо.
   -А это вы к чему?
   -И вы нацелились на квартирку старика. Так?
   -Мне нужны были деньги,- почему-то совершенно успокоившись, ответил Береза. - Я только что закончил строительство дома. Не бог весть что, не особняк какой-нибудь. Просто тепло и удобства не во дворе. Я всегда мечтал с семьей жить за городом. Дом-то я построил, но влез в долги. А тут дефолт, производству стало не до экологии. В общем, попал я...
   -И вы предложили дяде...
   -Да, предложил. Ведь он уже старик был, какая работа, зачем? А тут - комната в загородном доме, свежий воздух, бесплатный стол, уход, полное обеспечение...
   -А квартиру в центре Москвы продать и деньги вам отдать. Так?
   -Ну, да. Все по-честному, по-родственному. Но старик уперся, и ни в какую. "Рано, мол, меня хоронишь. Никогда приживалом не был и не буду". Ну, я побился, побился и отстал от него.
   -Как же вы: с долгами, без работы?
   -А я так кредиторам заявил - хотите деньги вернуть - ждите. Даже если убьете меня, ничего не получите - я такое завещание составил, что дом еще двадцать лет нельзя ни продать, ни обменять, ни подарить.
   -И что - согласились?
   -А что им было делать? Люди они вроде как интеллигентные. Не всякий ведь станет киллера нанимать. Это только в детективах просто: не отдаешь долг, к тебе сразу уголовника присылают. Согласились ждать. А через полгода я получил хорошее предложение и скоро с долгами расплатился начисто.
   -Последний вопрос: где вы были в вечер нападения на Тришина?
   -Дома. Жена и дочки подтвердят. Да! К нам тогда соседи заходили на огонек. Банька, шашлычки, вечером партия в преферанс. Приезжайте к нам в Немчиновку. Соседи - Ляпидевские. Подтвердят.
   В конце концов, не такая уж он и сволочь,- наблюдая, как садится в машину и отчаливает Виктор Павлович Береза,- думал следователь.- К дяде-то на похороны все-таки приехал. Да и к смерти его, скорее всего никакого отношения не имел.
   Хотя, конечно, не найди он вовремя работу...
   Выходит дело не в племяннике. Выходит все дело в этом ПАПе.
   В самом конце разговора Виктор Павлович вдруг вспомнил, что недели за две до нападения он, оказавшись по делам рядом с Институтом, решил нанести дяде примирительный визит. Так вот, встреча оказалась не совсем удачной. Но вовсе не из-за родственных обид.
   Когда Виктор Павлович вошел в кабинет, Тришину позвонили.
   Старик был просто вне себя. Кричал, что не позволит разбазаривать. Что и так все разворовали. Грозил обратиться куда следует.
   Речь шла о каком-то архиве.
  
   Полдороги Боря Шуман все молчал, все ему казалось, что Инесса Михайловна совершенно отупела от участия в траурной церемонии и ни говорить, ни слушать просто не способна.
   Поговорить надо было.
   У Бори были серьезные планы. А Инесса как никак исполняет обязанности директора. И ждать он не мог.
   -Инесса Михайловна,- осторжно начал Шуман.- У меня все-таки сложилось впечатление, что вы на меня за что-то обижены.
   -Да нет, что вы, - быстро взглянув на Борю, опустив глаза и улыбнувшись, возразила Инесса.- Я ведь все понимаю...
   -Я все-таки скажу, - додавливал Боря.- Чтоб не было этого между нами. Как это ни странно, но к смерти Тришина я действительно никакого отношения не имею.
   -Я верю,- сгорбилась Инесса.- И, кстати, между нами ничего такого и не было.
   -Хорошо,- кивнул Боря.- Значит, мне показалось. Теперь о деле,- и сам поморщился - как будто смерть к делу не относится. Впрочем, хорошо бы так оно и было.- Я намерен в ближайшее же время вывести Институт из кризиса всеми доступными мне средствами.
   -А это что значит?
   -Я думаю, вы прекрасно понимаете, о чем идет речь.
   - Но все-таки... Хотелось бы знать.
   -Прежде всего, я намерен предложить вам сократить штат, закрыть неперспективные направления, перепрофилировать часть лабораторий на работу по контракту с заказчиком.
   -А как же наука?
   -Фундаментальные исследования будут вестись на деньги, заработанные по контрактам. Плюс поступления от коммерческой деятельности.
   -Это что такое?
   -Например, я собираюсь не закрывать, а развивать ПАП. И уже начал переговоры с инвесторами,- прозвучало красиво, но какая-то тень пробежала по лицу Шумана.
   -Делайте, что хотите,- поежилась Инесса Михайловна.- Помогать я вам не собираюсь, но и мешать не намерена. Даю вам полную свободу, а судить будем по результату. Полгода вам хватит?
   -На что?
   -На то, чтоб появились результаты.
   -Вполне.
   -Только, пожалуйста, Борис Михайлович,- как-то странно произнесла Старкова.- Будьте осмотрительны.
   Выдержав паузу, Борис Михайлович сказал:
   -Я вам очень признателен, Инесса Михайловна,- и, покосившись на ушедшую в себя Инессу, уточнил - За доверие.
  
   В бывшем тришинском кабинете Шуман снова разложил перед собой бумаги, взятые со стола Юрова - Доверенность на управление акциями, подписанная Гладыш с подколотой к ней запиской:" Зина! Передай это тому, кто ответит по телефону..." Дальше - номер мобильника.
   Другая записка была адресована следователю Рудневу. Очень коротенькая:
   "Клички - Паша Холодный, Телок, Чугун. Связывался с ними по номеру..." Указан тот же номер, что и на первой записке.
   Рыжая секретарша Юрова поморгала глазками и сказала, что все сотрудницы ПАП по распоряжению Юрова передали ему доверенности на управление своими акциями. Где остальные доверенности она не знает. Гладыш последней заполнила, поэтому ее доверенность и лежала на столе. Зачем и кому все это было нужно - она понятия не имеет.
   Скорее всего, Юрова вынуждали отдать фирму каким-то людям, у которых вместо имен клички, и которыми интересуется следователь.
   Возможно, эти люди и были причиной самоубийства Юрова.
   Самое очевидное - передать записки следователю. Пусть он с этими Холодными Чугунами и разбирается. Тем более что, скрывая подобные сведения, он, Шуман, препятствует проведению расследования, нарушает какую-то статью.
   Но самое очевидное решение не всегда означает верное. Верное для него, для Бори Шумана.
   Холодному и компании нужна фирма ПАП. Они ее почти получили. Не хватает только акций Гладыш. И эти акции у него (завтра же возьмет с собой Гладыш и оформит все у нотариуса). Если господам бандитам нужен ПАП, они могут его у Бори купить. Станут угрожать - он просто передаст записки Юрова следователю.
   Риск, конечно, есть. Но Боря решил рискнуть и позвонил по указанному Юровым номеру. Человек, ответивший на звонок, был не из приятных, нахамил и бросил трубку, но Борис Михайлович был к этому готов. Теперь они знают, что то, что они вымогали у Юрова, перешло, в другие руки. Значит, им придется обратиться к Боре. И тогда посмотрим, чья возьмет.
   Шуман несколько раз звонил Копелевой, требовал разыскать Гладыш, та куда-то пропала и Боря, узнав номер, стал звонить Гладыш домой - чтоб завтра была в девять у дверей нотариальной конторы.
   Домашний номер Гладыш был занят намертво. Борис Михайлович связался с телефонной станцией, но ему ответили, что телефон исправен, прервать разговор отказались и посоветовали дозваниваться самому.
   За этим занятием Бориса Михайловича и застал следователь Руднев, который Шуману не понравился сразу - убогий какой-то, серый, протокольная крыса, одни бумажки на уме. Где уж ему распутывать преступления - сидел бы в канцелярии, документы в папки подшивал.
   Скверно, если придется обратиться к нему за помощью. Но, в конце концов, что такое следователь отдела внутренних дел - так, пешка. Он, Боря, может связаться кое с кем и повыше.
   Тем более что этот Руднев, как и предупреждала Инесса Михайловна, считал Борю подозреваемым номер один по делу Тришина. О чем ему Борис Михайлович после первых же вопросов и заявил. И даже ход примитивных Рудневских мыслей воспроизвел.
   Сам себе в присутствии следователя задал вопрос - мог ли он организовать покушение на Тришина. И ответил утвердительно.
   Руднев, надо отдать ему должное, выслушал тихие издевательства Бориса Михайловича с совершенно невозмутимым видом.
   -Так напишите признание, укажите исполнителей и передадим дело в суд,- спокойно предложил он.- Чего резину-то тянуть.
   -Мог бы, не значит - совершил,- с сожалением вздохнул Боря.- А давайте лучше так: вы найдете исполнителей и если докажете мою связь с ними, я полностью в вашем распоряжении.
   -Ладно,- погладив свои довольно противные полубачки, согласился Руднев.- Исполнителей мы найдем. И если окажется, что вы как-то с ними связаны, тогда уж...
   -Да, тогда уж деться мне будет некуда,- с неопределенной иронией согласился Шуман.
   Как и полагается, контрольную фразу Руднев приготовил на прощанье. И фраза эта Шуману не понравилась.
   -После гибели Тришина и Юрова, вы теперь в ПАПе главный. Человек вы достаточно самоуверенный. А публика, которая крутится вокруг этой вашей фирмы, не из приятных. И вы, Борис Михайлович, чтоб вы ни думали и чего бы уже не натворили, законов ее не знаете. Так что, если к вам вдруг обратятся с какими-нибудь... предложениями, не стесняйтесь, звоните. Может быть, что-нибудь вместе придумаем.
   И карточку визитную с телефоном оставил.
   Шуман покрутил визитку в руках, переписал номер в записную книжку, набрал телефон Гладыш.
   Повезло. Боря услышал, наконец, долгожданные длинные гудки.
  
  
  
   ГЛАВА YI
  
   1.
   Обычный Вавин собачий прогулочный маршрут - вокруг детского садика по периметру забора во дворе. Бредут с Донкой, опустив головы, друг за другом по выбитой собачниками тропинке - вот и вся прогулка. Иногда Вава пробиралась через дыру в заборе в опустевший к вечеру детский сад, заходила в беседку, или садилась на качели, сидела, вяло перебирая обрывки мыслей и лоскутки воспоминаний, а Донка в это время топталась под окнами кухни в поисках объеденных кусочков хлеба и одной и той же косточки, очень старой и много раз обглоданной ей же самой.
   Сегодня как раз был такой день, когда хорошо посидеть, послушать, как хлюпает под качелями тающий снег, посмотреть в глаза недавних впечатлений, погладить их по спинке, пощекотать за ухом, перебирая попутно полустертые картинки прошлого - пустынная и жаркая Москва накануне выпускного вечера, плеск весел в Серебреном Бору, долгое зимнее катание в троллейбусе по пятнадцатому маршруту.
   Донка направилась на поиски кусочков. Вава пристроилась в углу на скамеечке в темном детсадовском павильоне, где укрывалась малышня от дождя, чуть сгорбилась, ладони заложила между колен, увидела склоненное над ней такое близкое лицо, и тут же черной тенью заслонило его чужое, невидное, противно сопящее и паскудный голос прервал ее:
   -Ну, чего расселась, другого места не нашла?
   -Да, я... - вскочила, оправдываясь Вава, но ее тут же грубо схватили за плечо, приподняли, прижали локтем к дощатой стенке, рука бесстыдно сунулась под куртку, больно сжала мягкое, беззащитное, нежное:
   -Ну-ка, что у нас там... а-а, есть еще кое-что...
   -Да, вы что, что вы... - задыхаясь, дрожа, сжимая колени, лепетала Вава, по-прежнему не видя ничего - ни фигуры, ни лица, одно черное пятно, как будто лампа вспыхнула, ослепила, погасла.
   -Ладно, Гладыш, - отпустили снизу,- этим мы потом займемся. А сейчас ты мне вынесешь бумаги, которые должна.
   -Да что... какие.... я все отдала,- хрипела пережатым горлом Вава.
   -Значит не все,- давя локтем, дышало черное, страшное,- Значит... А-а-а, сука!- отпрянул вдруг, взвыл, повалился навзничь нападавший, Вава рванулась к забору, на ходу заметив - кто-то полненький и плотный ловко юркнул и спрятался за стенкой павильончика.
   -Донка, Донка!- звала Вава, спиной чувствуя, как корчится на дощатом полу, силится подняться нападавший, и как бросившая кости и корочки Донка пристраивается рядом с ней, бегущей, что есть мочи.
   Нырнула в дырку рядом с воротами, поняла, что набрать код на подъезде не успеет, закричала тонко по бабьи, зовя Риса, услышала, как завизжала слева колесами машина, зажгла фары, рванулась к ней... В последний момент Вава увернулась, Донка взвизгнула, легкий удар, прыжок в приоткрытую дверь, куда, скуля и повизгивая, уже протискивается задетая крылом машины Донка. Изо всех сил хлопнула перед выскочившим из машины и погнавшимся за ней здоровенным железной дверью, тот заорал: "Открой!", забарабанил кулаками, но они с Донкой уже неслись по ступеням, и Рис, перепуганный, встречал на площадке.
  
   -Что ты делаешь?- упав в прихожей на калошницу и отдуваясь, спросила Вава, взявшегося за телефон Риса.
   -В милицию звоню, сама же просила.
   -Нет, подожди,- замотала головой Вава - Положи трубку.
   -Пожалуйста,- пожал плечами Рис.- Может, расскажешь, от кого ты бежала-то с такими воплями. И что это за машина за тобой гналась?
   -Сейчас, сейчас,- ощупывая бок побитой Донки, отдувалась Вава.
   Донка не дернулась, только дышала часто, и все норовила виновато лизнуть Вавину щеку. Слава Богу - переломов нет, ушиб только.
   -Я в павильоне сидела,- переведя дух, начала Вава.- Навалился на меня какой-то... идиот.
   -И ты в него из баллончика пшикнула! - обрадовался Рис.
   -Да какое там! Я от страха вообще обо всем забыла. Он сам завалился.
   -Как это? Пьяный что ли?
   -Ты знаешь,- вспомнила и удивилась Вава.- По-моему его сзади кто-то стукнул.
   -А как он выглядел?
   -Кто?
   -Ну, этот - идиот.
   -Представления не имею. Какое-то черное пятно, вместо лица,- вздрогнула и быстро сжала колени Вава.- Сволочь редкая.
   -А чего хотели-то?
   -По-моему это кто-то из Юровских дружков. Ну да. Видимо Юров им мою доверенность так и не отдал. И теперь они за меня принялись.
   -А эти - на синей пятерке?
   -Тоже дружки, наверное. Если только... У следователя, между прочим, синяя пятерка.
   -Ага. И он бандитов на ней по городу возит.
   -А почему бы и нет. Вообще, что делать-то?- спохватилась Вава.
   -Ничего. Сочиним сейчас новую доверенность, сунем ее этим бандитам, и все на этом кончится.
   -Боюсь, что нет.
   -Это почему же?
   -Он еще обещал со мной... кое-что сделать. А теперь, когда его кто-то стукнул, он вообще, наверное, злой как черт. Рис,- закрыла глаза Вава,- я боюсь.
   -Страх не исключает разумной деятельности,- сформулировал Рис.- Доверенность мы все-таки напишем. А если не отстанут, заявим в милицию.- И тут же деловито в зазвонивший телефон:- Я вас слушаю. Соединяю,- протянув Ваве трубку, тихо проинструктировал:- Если они - скажешь, чтоб через час забрали свою бумажку на лестнице.
   Звонил Шуман. Сделал несколько выговоров. Почему так долго занимаете телефон? Куда исчезли с рабочего места? Завтра чтоб были в девять у дверей нотариальной конторы. Ближайшая к Институту, знаете? Доверенность, которую вы отдали Юрову, надо заверить у нотариуса. Паспорт не забудьте.
   -Но Борис Михайлович... меня из-за этой доверенности чуть не убили.- Друзья эти, Юрия Михайловича. Але! Вы меня слышите?
   -Когда? - деловито уточнил Шуман.
   -Да только что. Во дворе!
   -Подождите,- остановил Ваву Борис Михайлович.
   Сидел в кабинете за столом, соображал.
   Вот, значит, как они решили. Без меня обойтись. Получается, все теперь от какой-то Гладыш зависит.
   -Вы... вот, что,- потянул Боря.- Никаких бумаг не подписывайте. Запритесь и никого в квартиру не пускайте.
   -Борис Михайлович, я тут одна с ребенком,- Рис удивленно поднял брови.- Я боюсь.
   -Бояться вам, Гладыш нечего,- веско заметил Шуман.- Вас просто запугивают. В крайнем случае, дадите им мой телефон. Скажите, что я ваш новый начальник, и все вопросы ко мне. Диктую номер - записывайте... Записали? Будут ломиться в квартиру, звоните мне, я сам вам наряд пришлю. И еще, завтра, не выходите из дома одна - договоритесь там с кем-нибудь из соседей. Как только оформим все у нотариуса, вас оставят в покое. Вы меня поняли?
   -Да, но как же...- начала оторопело Вава.
   -Я вас спрашиваю - вы меня поняли?
   -Я вас поняла, Борис Михайлович. Не волнуйтесь. Я все сделаю, как вы сказали.
   -Паспорт не забудьте.
  
   Скинув кроссовки, Вава подошла на цыпочках к входной двери, прижалась ухом, послушала.
   -Что случилось, ма?
   Вава сморщила гримасу "Тише ты!", затрясла рукой. На лестнице все было тихо.
   -Пойди, посмотри, машина во дворе еще стоит?- почему-то шепотом попросила Вава.
   Рис, несмотря на шипение за спиной "Да не высовывайся ты!", отдернул на кухне занавеску, прилип к стеклу, просмотрел в оба конца подъездную дорожку, тротуар, площадку со скамеечкой перед подъездом. Все было как обычно, пятерка бандитская не возвращалась.
   -Все чисто. Кто звонил-то?
   -Да Боря Шуман, новый замдиректора. Просил никаких бумаг не подписывать и завтра в девять быть у нотариуса. А если бандиты ломиться будут, - нервно хихикнула Вава,- звонить исключительно ему.
   -Хорошие у вас сотрудники. Заботливые, - одобрил Рис и напомнил:- А я предупреждал тебя - теперь ты в игре. И каждый тебя в свою сторону тянет.
   Вава вдруг почувствовала, что устала, что надоело все, и что там, где давили локтем горло и хватали рукой, ее, точно дрянью какой, запачкали и поняла, что если срочно не залезет в ванную, ее просто стошнит.
   Пока Вава отмокала в горячем и пенном, смывая всю эту мерзость, распуская все складочки и жилочки и потихоньку успокаиваясь, Рис просмотрел лестничную площадку через глазок, открыл дверь, прислушался к тишине пролетов и замершего в шахте лифта.
   Ключ повернул и оставил в замке, ручку зафиксировал.
   Дверь входная на штырях, железная, отмычку не вставишь, фомкой не подденешь, значит, с этой стороны опасаться нечего.
   На всякий случай пристроил над входом на площадке датчик движения (прикупил как-то на рынке дешевый китайский, дрянь, наверное, но на одну ночь сойдет), соединил со звонком. Если ночью кто подойдет к двери, звонок и Донка их разбудят.
   Второй датчик, соединенный со стосвечовой лампой, смонтировал на балконе. Не бог весть, какая защита, но если среди ночи вдруг вспыхнет в глаза, может остановить злоумышленника. Вплоть до разжимания рук и падения с отчаянным криком прямо в сугроб. Третий этаж, между прочим.
   Проверил окна соседей справа, слева и этажом выше - везде горел свет, и были люди. Вернулся в квартиру, послушал плескание и тихое пенье в ванной: "Ну вот, уже и поем. Значит все не так страшно", утащил телефон на кухню, набрал ноль два, попросил соединить с дежурным РУВД.
   -Дежурный по РУВД лейтенант такой-то. Слушаю вас,- голосом преподавателя по военной подготовке просипели в трубку, и на Риса сразу пахнуло сапогами, дешевым куревом, бранью, пивом, казарменным юмором, мужицким потом и похмельным томлением в ожидании конца смены.
   Рис назвал себя, адрес и сообщил, что только что на его мать во дворе дома напали, перепугали до смерти.
   -Изнасиловали? - деловито уточнил дежурный.
   Нет. Просто напали, угрожали. Мать вырвалась и убежала. А у самого подъезда ее чуть не сбила синяя пятерка жигули.
   -Что-то слишком много для первого раза, - проворчали в трубку.- Приметы нападавшего... Не разглядели? А чего вы от нас хотите?
   Рис ничего не хотел. Он спрашивал, что им делать, чтоб подобное не повторилось. И что - если повторится.
   -Что делать? По сторонам смотреть, когда по темной улице идешь. Ладно. Там патруль наш ездит. Скажу им, чтоб обратили внимание на темных личностей и машину. Синяя пятерка, говорите? А если повторится, попытайтесь рассмотреть нападавшего получше. Чтоб было, кого потом искать. Понятно?
   Рису все было понятно. Он только хотел уточнить, к кому завтра подойти,
   оставить заявление.
   Дежурный набрал полную грудь воздуха и медленно выпустил его через нос.
   -Приходите. Вам укажут.
   Замечательно! И последний вопрос - как вы сказали ваша фамилия? Рис записал. И еще узнал, что лейтенант такой-то только что заступил на смену. И будет дежурить всю ночь до девяти утра. Так что, если что-нибудь еще случится, Рис будет просить прислать наряд именно его. Теперь своего знакомого.
   Что Рису и требовалось Ваве доказать. Чтоб могла спать спокойно.
  
  
   2.
   За время отсутствия Риса в Интернете подморозило - ничего нового не проросло, все по-старому, как пять часов назад, когда Вава пришла, обалдевшая от последних надежд, и обняла его уж заодно за плечи.
   Теперь она ушла на свидание со своими ночными кошмарами, Донка чутко спит под входной дверью, датчик движения в ответ на качание берез под окнами зажигает и гасит стосвечовую лампу на балконе, как будто переговариваясь с кем-то во дворе и соседних домах, заодно предупреждая всех, кому это может прийти в голову: "Сюда не лезьте. Здесь не спят!".
   Проверил почту, убедился - новых сообщений нет. Рис ни от кого писем и не ждал, но известие о том, что в ящике его пусто, всегда протягивало легкую тень разочарования от монитора к Рису.
   И в почте Алекса тоже новых сообщений не было. Были только старые, полученные и отправленные сегодня днем и ближе к вечеру.
   Несостоявшиеся партнеры комментировали развитие событий.
   Алекс укорял и наставлял:
   "Последний ваш источник информации приказал долго жить. Похоже не без вашей же помощи. Теперь и вы знаете, как топорно работают ваши люди. Мне поиски они тоже не облегчили. Шансов все меньше. Но, если дадите мне неделю поработать спокойно, получите все что нужно для производства прибора.
   Условия те же.
   С ув. Алекс."
   На что клиент Алекса совершенно резонно отвечал:
   " Я окончательно убедился в том, что информации о приборе у вас нет, и не было. Возможно потому, что никакого прибора просто не существует.
   Убедительная просьба больше меня вашими фантазиями не беспокоить".
   Похоже, только эти двое и знают, что, собственно, происходит в Институте.
   Кто они такие?
   Алекс явно торчит там с утра до вечера. А вот второй...
   Может быть где угодно.
   Например, сидит себе в соседнем с Алексом кабинете. Люди его кругом шарят, а он шлет указания по телефону и электронной почте.
   А может он - через улицу - в министерстве, Госдуме или Кремле.
   Он может занимать номер люкс в пятизвездочном отеле где-нибудь в Швейцарии или Швеции.
   Гнать на машине по автобану из Мюнхена в Копенгаген, передав управление бортовому компьютеру.
   Или лететь на самолете из Нью-Йорка в Париж.
   В принципе засечь местоположение компьютера (а значит и его владельца) по мобильнику через спутник возможно. Но только не на этих дровах, собранных Рисом по задворкам компьютерных рынков.
   Ну и Бог с ними.
   В конце концов, если существует информация о некоем приборе стоимостью в $ 100 000, почему бы нам ее самим не добыть. А потом уж познакомимся с теми, кого это может интересовать.
   В ПАПе, где, судя по всему, эти старатели искали информацию и не факт, что нашли, у нас свой человек. Можно сказать, мама родная. Компьютер академика под рукой. И даже его любимая книжка.
   Рис повертел в руках томик Пушкина школьного издания 37-ого года. Из институтской библиотеки, между прочим. Картонный переплетик, желтая бумажка, звездочки сносок через слово. Пометки на полях, сделанные, судя по всему, не так давно, возможно самим академиком. Странные пометки - цифры какие-то, буквы латинские.
   Академик любил Пушкина. Что ж в этом странного?
   Кто не знает Любу?
   Любу знают все!
   И Пушкина все любят - дворники, уголовники, академики.
   У Черникова Пушкин был всегда под рукой и перед глазами. Чуть что - он за Пушкина. Например, надо ему придумать пароль, он открывает Пушкина и...
   Рис вызвал на экран картинку с компьютера академика, вписал в окошечко пароля первое, что прочел на обложке:
   -А.С.Пушкин...
   "Ошибка. Попробуйте еще раз..."
   -Арап Петра Великого...
   "Ошибка..."
   -Выстрел...Гробовщик...Метель...Дубровский...
   "Ошибка. Попробуйте..."
   Может быть имена героев?
   -Маша, Троекуров, Сильвио, Чекалинский, Графиня, Герман, Лиза...
   "Ошибка... Ошибка...Ошибка..."
   А если понятия, идеи, философия? Академик поверял Пушкиным свою алгебру. Например:
   -Смысл... Судьба...Рок...Смерть...Фатум...Народ...Мистика...
   "Ошибка... Ошибка... Ошибка..."
   А черт! Рис швырнул книжку так, что она улетела под монитор.
   С чего он вообще взял, что академик так уж любил Пушкина. Может эта книга вовсе и не его. Уборщица взяла для внука в библиотеке лет пятьдесят назад и на столе у академика забыла, пока протирала пыль в годы репрессий. А тот сунул машинально в стол, и там она пережила все колебания линии партии.
   Рис качнулся в кресле. Уперся коленками о край стола, руки закинул за голову - поза ожидания идеи. Мог так сидеть часами, покачиваясь и стукая коленками о край стола. На очередном качке взгляд упал на краешек обложки, осторожно вылезший из-под монитора. Четыре дурацкие буквы складывались в аббревиатуру названия издательства:
   ОГИЗ
   Профессор Преображенский выгибает спину и шипит, как кот. Радостно прыгает и лает Шариков. Рис, от нечего делать, лениво стучит четыре раза по клавишам. Нажимает "Энтер".
   Экран отсалютовал, сыграл туш и объявил амнистию.
   Рис прорвался сквозь пароль.
   Вот это да!
   Ай да Пушкин, ай да сукин Рис!
   Значит все-таки не уборщица, и не валялся. Значит, читал, думал, сверялся, черпал. И вот эти вот пометки действительно академика Черникова.
   Ладно, это мы запомним. А пока... что тут у нас?
   И Рис ринулся перетряхивать папки и шерстить документы в черниковском компьютере. Ни черта, надо сказать, в этих папках и документах не понимая - формулы, термины, темный лес.
   Открывал документы и папки и тут же закрывал их, не силясь и понять - что это, о чем, к чему, но с растущей уверенностью, что то, что ему нужно, называется просто и понятно. И к тому же как-то связано вот с этим томиком огизовского (любимое теперь слово) издания Пушкина.
   Он даже и не удивился, когда сначала проскочил, а потом вернулся к папке под грифом "ПИ", открыв которую, увидел нормальное человеческое название "ПИКОВЫЙ ИНТЕРЕС".
   Вот оно!
   Пробежал первые фразы, дочитал до конца и аж замычал от разочарования.
   Академик корчил рожи и показывал язык тому, кто без спросу влез в его компьютер. Он намекал, поддразнивал и издевался.
   Начало было многозначительным и туманным. Академик сам себе открывал сомнительные истины, то и дело поднимал палец к небу и глубокомысленно качал головой.
   Пушкин, оказывается, не смог избежать соблазна. Дама в названии рассказа - всего лишь дань публике. Правильно было бы назвать эту мистическую шутку "Пиковый интерес", что означает напрасные хлопоты или бессмысленный спор с судьбой.
   Герман был самоуверен и глуп. Получив от старой ведьмы три карты, он все на них и поставил. Он думал, что играет в карты с Чекалинским. А играл-то он с судьбой. Разные игры. Герман проиграл судьбе и сошел с ума.
   "Спустя почти двести лет,- писал академик,- и мне открылись мои три карты. Я был осторожен и предусмотрителен, потому что знал, с кем и во что играю. Итог был неутешителен: в карты я выиграл, судьбу проиграл.
   Напрасные хлопоты.
   Пиковый интерес.
   Желающему повторить партию придется снова пройти мой путь.
   Совет - угадав все три карты, не рассчитывайте на выигрыш.
   Вы и не знаете, что поставлено на кон".
   Далее перечислялись возможности энергобиостимулатора Черникова.
   Либо это была повторная мистификация, либо Федотов действительно кое-что знал о работах академика. Во всяком случае, сходство того, что прочел Рис у Черникова с трепатней журналиста на страницах таблоида, было значительным.
   Энергобиостимулятор не подгонял всех под одну высокую мерку. Он просто давал каждому возможность полностью реализовать свою биологическую программу.
   Все поднимались на три ступеньки выше.
   Бездарности становились одаренными, одаренные - талантами, таланты - гениями, гении - титанами.
   Кто умирал от рака в сорок лет, мог протянуть до восьмидесяти. Срок жизни долгожителей увеличивался вдвое.
   Над принципом работы прибора Рису пришлось немного попотеть. Но он все же допер - все дело было в энергии биополя. Прибор многократно усиливал ее за счет более полной утилизации организмом космической энергии. Все живое на Земле потихоньку использовало космос, но делало это крайне неэффективно - на мизерную долю процента. Энергобиостимулятор Черникова позволял усваивать энергию космоса процентов на десять-пятнадцать. Этого было вполне достаточно, чтобы жизнь на Земле полностью изменилась.
   Приводилось краткое описание устройства прибора, и тут уж академик оттянулся вовсю.
   Прибор состоял из трех узлов, которые в полном соответствии с маниакальной привязанностью к пушкинской даме, академик называл Тройкой, Семеркой и Тузом.
   В любовном томлении Черников ворковал с Тройкой. Она у него и маленькая, и манящая, и трепетная, и заботливая.
   "Не пренебрегайте малым,- поучал он, - ибо оно защищает".
   Семерка сравнивалась с щеголеватой укротительницей. Она играет со зверем, дразнит его острым язычком и заставляет прыгать сквозь горящий обруч одним лукавым взглядом.
   Туз Черникова не был толстопузым боссом. И на солнце он тоже не был похож. Скорее всего, это был туз пик, потому что Черников сравнивал его с воронкой и увеличительным стеклом.
   Так они и были изображены на принципиальной схеме прибора - узел Тройка в виде волнистой линии, Семерка - женский силуэт, узел Туз - воронка с линзой.
   В пояснение к схеме значилось: "Принцип монтажа: карты должны выпасть "кряду".
   -Ну и что это все значит?- спросил себя Рис и тут же вскочил - в прихожей зазвенел звонок, гавкнула со сна Донка - "сигнализация" сработала.
   Рис посмотрел на часы - четвертый час. Выглянул в коридор, шепотом прикрикнул на Донку. Прошел на цыпочках мимо гостиной, послушал - Вава спала. Ослепнув одним глазом, другим прижался к глазку. В стеклянной сфере кривились стены коридора. Дверь противоположной квартиры уезжала вдаль, справа в проеме лестницы трепетали чьи-то тени.
   -Вот черт, - отшатнулся от двери Рис. Потер лоб, снова осторожно подобрался к глазку. Картинка та же, но без теней. И звонок, и Донка молчат. Приложил ухо к двери, послушал - все тихо. На цыпочках пошел по коридору, обернулся - глазок горел яркой электрической звездой. В своем кабинетике Рис подобрался к окну, осторожно из-за занавески выглянул во двор. Скамейка перед подъездом пуста, потухшие машины вытянулись вдоль тротуара, в доме напротив горит одинокое окно.
   Рис снова присел за компьютер, просмотрел академические ребусы.
   В сущности, совершенно бредовая затея. Не факт вообще, что это писал академик. Тот же Федотов мог запросто пробраться в компьютер и сочинить всю эту ахинею - он у нас веселый дядька.
   Перед глазами у Риса запрыгали мелкие искры, голова стала тяжелой, лихорадило. Верный признак - пересидел, пора спать.
   Рис скопировал файл, выставил защиту понадежнее, вышел из Интернета и тут же на столе тихо звякнул телефон.
   -Кто это еще? - мгновенно, чтоб не проснулась мать, сорвал Рис трубку. Услышал деревянный тихий голос:
   -А я ведь вас предупреждал - смотрите по сторонам. Теперь же мой совет - читайте книжки между строк!
   -Идиот,- буркнул Рис и отключил аппарат.
   Сбросил кое-что из одежды, залез под плед и подушку. Повозился, затих, на провале в пропасть успел заметить - двое медленно поднимаются по лестнице, подходят к двери, стоят и слушают.
   -Я же дверь не закрыл! - ошпарило Риса.- Сейчас они повернут ручку, толкнут дверь и войдут! Скорей, скорей по коридору, успеть повернуть ключ в замке! Успеть, успеть, успеть.... Нет, не успеть - ноги в чугунах, не поднимаются, вон она, ручка, поворачивается, дверь подалась, они за дверью! И Донка спит, никто не отпугнет, и я прирос к полу. Остается только кричать!
   Низким утробным воем Рис попытался отогнать бандитов от двери и проснулся.
   Донка храпела во сне под дверью, звонок молчал, и лампа на балконе не горела.
   Рис зажег ночник, потянул из-под монитора книжку, снова лег, прочел пару строк (верный способ!), дождался, пока слова начнут слипаться, заметил на полях знаки - нарисованное нечто, очень похожее на песочные часы и цифры столбиком - те самые - три, семь, одиннадцать - тройка, семерка, туз - и, не уточняя, не начало ли это сна, выронил книгу из рук.
   ...Горел ночник, Пушкин упал на пол, вспыхнула лампа на балконе, погасло окно напротив. Во двор тихо въехала темно-синяя пятерка, запарковалась у подъезда и погасила габариты.
  
   -Рис, Рис... Да, Рис же,- дергала Вава сына из сна, как морковь с грядки, но Рис засел крепко.
   Вава как всегда проспала, времени до выхода, чтоб успеть к Шуману осталось пятнадцать минут, заметалась, как санки в бобслейском желобе - ванна, чуланчик туалетный, кухня - заварка из носика...
   Не пуская себя во вчера, выглянула, сама не зная зачем, в окно, увидела у подъезда ту самую синюю пятерку с трафареткой "милиция" на дверце.
   -Они. Точно они,- так и присела Вава на табурет.
   Рис открыл глаза сразу вдруг, как будто и не спал, спросил:
   -И что случилось?
   -Они вернулись,- шепнула Вава.- Где там твой дежурный лейтенант?
   Лейтенант еще не сменился, узнал Риса и не обрадовался:
   -Опять ты. Как мамочка поживает? Патруль из-за тебя всю ночь по дворам куролесил. Все темных личностей искали. Ни одной не нашли. Что на этот раз?
   Рис объяснил.
   - Синяя пятерка? Она еще и милицейская? Да пол московской милиции на таких ездит. Ты хочешь, чтоб мы их всех проверяли? Так что мальчик,- очень членораздельно заговорил лейтенант,- ты мне лучше больше не звони. Не то я тебя за телефонный терроризм привлеку. Понял? Тебе не милицию вызывать надо - а врача психиатра. С мамашей на пару. Все!
   -Ну что?
   -Приедут,- успокоил Рис мать. - Попозже.
   -Какой попозже? Я же опоздаю...
   -Ну, ты даешь!- восхитился Рис.- Где ж ты видела, чтоб милиция в пять минут на вызов приезжала и потом весь день у подъезда дежурила. Нет еще такой милиции!
   Хотя почему, собственно, нет?
   Есть такая милиция, и называется она - вневедомственная охрана. Приезжает в пять минут и дежурит целый день у подъезда. И Рис сам неоднократно это наблюдал, когда у соседей на их же собственной лестничной площадке срабатывала ни с того ни с сего сигнализация: тут же подваливали мужички в бронежилетках с автоматами. И дежурили полдня, потому что соседи круглый год жили за городом, и разыскать их сразу по телефону было не так-то просто. А пока хозяин квартиры не даст добро, снять наблюдение они не имеют права.
   Значит надо, чтобы сработала сигнализация в квартире напротив.
   Только и всего-то?
   -Спокойно, ма,- сказал Рис.- Кажется, к своему Шуману ты еще успеешь. И бандитов мы уберем отсюда надолго. Только ты мне, пожалуйста, не мешай. Сиди здесь и никуда не выходи.
   Прихватив маленькие кусачки, Рис выглянул на лестничную площадку, на цыпочках проскочил к приборному щитку, открыл, нашел телефонный провод, перекусил его, сымитировав, таким образом, проникновение в квартиру.
   Через семь с половиной минут Рис мог наблюдать из окна в кухне, как спешно убралась от подъезда синяя пятерка, и на ее место встали жигули шестой модели цвета морской волны без опознавательных знаков. Нехотя выгрузились из машины двое в полумилицейской форме, поправили лениво короткоствольные автоматы и направились к подъезду.
   -Все мать,- торжествуя, доложил Рис:- Путь свободен. Бандиты сюда еще долго не сунутся, охрана дома на сегодня гарантирована!
   -А как это...- зная способности сына, удивилась все же Вава.
   -Ну, тебе этого лучше не знать, чтоб совесть твоя могла спать спокойно.
   Пока Вава нервно боролась в прихожей с кроссовками, затягивая и распутывая узлы на шнурках, Рис делал ей короткие наставления
   -На улицах и в метро не зевай. Постарайся одной не оставаться. Шуману своему скажешь, если не отвадит от нас бандитов, ты им тоже дашь доверенность, и пусть сам потом с ними разбирается. Вот эта доверенность,- вынул Рис листки из файла.- Бланк я скачал из Интернета, все заполнил. Подпиши здесь. И вот здесь. Один экземпляр останется у меня, на случай, если эти идиоты решат меня похитить с целью получения бумажки.
   Вава поставила подпись, убрала документ в сумку, слушала, приоткрыв рот.
   -И еще...- Рис слегка замялся.- Я не знаю, что у вас там с Федотовым...
   -Рис,- слабо запротестовала Вава.
   -Все, все,- замахал руками Рис,- он замечательный, все будет прекрасно. Просто учти, что всему, что он там рассказывал про Черникова и прибор, верить нельзя. А в остальном он - лучше всех!
   Вава хотела что-то возразить, сказать, сделать, чтоб слегка освободиться от сыновней опеки, но спохватилась, что опаздывает и придется оправдываться перед Шуманом, вскочила, чмокнула сына, дунула ему в ухо "Спасибо".
   На площадке уныло топтались двое с автоматами. Увидев Ваву, потянулись к ней, та замахала руками - не знаю, не знаю, я опаздываю, услышала безнадежное: " А соседи ваши...", крикнула, скатываясь по лестнице: "На даче!".
  
  
   3.
   Все время, пока ждали очереди в нотариалке (Вава-таки опоздала, и народу набралось прилично) и потом, когда зашли к нотаирусу, и Боря Шуман веско задавал и отвечал на вопросы, просматривал документы, писал имя, отчество и фамилию полностью, тщательно сверял паспортные данные и следил, чтоб Гладыш не наделала ошибок, Ваву не покидало ощущение неуловимого сходства Бори с кем-то, давно знакомым и близким.
   Те же широкие плечи и приземистость, чуть раскосые зеленые глаза, и наплывающие снизу вверх щеки, и сосредоточенная медлительность в движениях, и отстраненность человека, знающего свою цель и умеющего ее добиваться...
   Долго сопротивлялась, пока не сдалась, и не признала, чтоб поскорее отделаться - ну похожи они с Рисом, похожи и хватит об этом!
   С попытками определить отца Риса Вава справлялась вполне успешно. Манией ее это не стало, но, что ж поделаешь, иногда прорывалось. Сегодня, с Борей Шуманом проскочила дальше, чем обычно. Вспомнила, например, что ночные бдения в ту неделю докатились до шумановской лаборатории и лица над кружками с горячим чаем плыли в венках из тропических цветов, и змеи поднимали головы, дразнили и нашептывали, пиликали сверчки, шуршали тараканы, и белые мыши всю ночь стояли столбиками на страже любви.
   Дальше, слава Богу, все было темно, и свет включать Вава не стала, зато сумела довольно твердо сказать на прощанье Боре, что если и теперь от нее не отстанут, то точно такую же доверенность она выдаст тем, кто ее преследует.
   -А это теперь не имеет значения,- ответил Шуман, и впервые посмотрел на Ваву не без интереса.
   На самом-то деле Вава хотела сказать совсем другое - предупредить Борю, чтоб не связывался с этими людьми, что это опасно и страшно, что они не такие как мы.
   Но сказала то, о чем просил ее Рис.
  
   В конторе Ваву ждали перемены - Зинаида Павловна обосновалась в кабинете Юрова, а на секретарском месте в приемной затаилась дальняя ее родственница - безгласная, тихая и серая, как уклейка, Ирка. И чрезвычайно любопытная - каждые полчаса вставала и проходила по коридору, заглядывая в кабинеты и на кухню. Постоит тихонько в дверях, точно соображая что-то, кивнет сама себе и дальше пойдет.
   -Мы теперь все у нее под колпаком,- пожаловалась Киса.- Щпионка Зюзюшкина!
   Киса сегодня была какая-то пришибленная, что-то с ней было не так, и Вава не сразу поняла, что вот уж полчаса они вместе, а приятельница ее словоохотливая молчит, в окно смотрит, кусает ручку и ни слова о своем разнузданном любовнике не говорит.
   Вава ни о чем и не спрашивала. Пятнадцать минут подождать, и Киса сама все расскажет.
   -Слушай, Вава...- начала, наконец, Киса, и тут же дверь приоткрылась, Ирка-уклейка бесшумно появилась в дверях, постояла тихо, словно что-то вспоминая, и пошла дальше.
   -Ладно,- сдалась кому-то Киса и поправила желтенькую прядку челки.- Пойдем курить на лестницу.
   На лестнице Киса затянулась, отвела, поддерживая под локоток, руку с сигаретой. Рука дрожала, и дым копился и выстреливал плотными клубочками, как будто кто невидимый пристроился за плечом Кисы и затягивался исподтишка ее сигареткой: "Пых-пых-пых."
   -Вав, только не смейся,- попросила притихшая Киса,- ты ничего такого необычного в последние дни не замечала?
   Необычного, соображала Вава. Необычного у нас тут, как грязи. Впору спросить и удивиться, если Вава заметила в последние дни хоть что-нибудь обычное. Что, собственно, имеется в виду?
   -Ну, у тебя не было такого чувства, как будто за тобой следят? Нет? Или вот, - звонки странные...
   -Что значит, странные?- вспомнила деревянный голос Вава.
   -Ну, звонят и слушают, точно проверяют, дома ты, или там сидишь на работе, или вышла куда-то?
   -А ты почему спрашиваешь?- вопросом отвела вопрос Вава.
   -...понимаешь, мне кажется, что меня... преследуют,- выдохнув, выкатила глаз Киса.- ...Дома, на улице, в метро, кто-то все время за мной наблюдает.
   Коллективная мания преследования. Запрещать мы этого не будем, но поощрять тоже ни к чему.
   -Вообще-то у меня бывает что-то в этом роде,- без особого энтузиазма согласилась Вава.- Но, я стараюсь на это внимания не обращать. И тебе, кстати, советую. А то так ведь и свихнуться не долго.
   -...нет, я боюсь другого, мне кажется, что это связано с исчезновением Олега...- медитировала Киса.
   Так, перевела на доступный язык Вава: Фаллос Кису бросил. Наконец-то. Итог городского романа.
   -Что значит - исчезновение?- попробовала уточнить Вава.
   -...ну, понимаешь, он пропал, совсем, не звонит, не появляется, на звонки не отвечает, ездила на квартиру, куда он меня,- запнулась Киса,- приглашал, там вообще никого нет.
   -Господи, Киса, опомнись,- попыталась остановить поток Вава.- Ну, отвалил мужик твой ненормальный, ну и черт с ним. Радоваться надо! И при чем тут слежка?
   -...соседи говорят, квартира эта пустая стоит больше года,- не слушая, бубнила Киса,- хозяева за границу уехали, но я ведь там была, не приснилось же мне все это?
   -Кис... А вообще все твои рассказы,- начала Вава,- Начет этого Олега, как он тебя изводит... Ты это все не придумала? Случайно.
   -Ну, да, да! - часто затягиваясь, кивала Киса. - Понимаешь, сначала я его придумала, чтоб не так тоскливо жить было. Но потом то он, действительно появился!
   -И что же у вас на самом деле было?
   -...да ничего такого-то как раз и не было,- призналась Киса.- Ну, встречал он меня пару раз (тогда я его тебе и показала, чтоб хоть ты поверила и не смеялась), цветы дарил, в ресторане один раз были, и вот на квартире этой шампанским меня угощал.
   -И как долго это продолжалось?
   -..недели три, а теперь он пропал, как будто я и его тоже придумала, и у меня такое чувство, что за мной следят, и мне страшно, и мне кажется, что все это как-то связано с Юровым и с исчезновением архива,- выпалила одним духом Киса.
   -Как это?- удивилась Вава.
   -А так. Знаешь, о чем Олег меня расспрашивал?
   -Неужели?..
   -Вот, вот. Про архив, про патенты, про изобретения. Хи-хи, ха-ха, да как вы там сидите, да опиши свой кабинет, своих подруг, представить хочу, каждую секундочку твою, да на что ты смотришь, да что справа и слева, и что это за шкаф металлический, и что в нем...
   -А ты?
   -А я, дура, и пела ему по заказу на любую тему.
   -И ты что, только сейчас сообразила, для чего тебя... использовали?
   -...только, только,- приложив руки к груди, поклялась Киса.- ...То есть я вспомнила, конечно, когда увидела все эти ящики перевернутые, про расспросы, но решила: так - совпадение, а теперь думаю - никакое это не совпадение, и следят за мной для того, чтобы...
   Дверь на площадку распахнулась. На пороге стояла Ирка. Постояла, помолчала и тихо исчезла в коридоре, оставив дверь нараспашку.
   Вава с Кисой гуськом потянулись к кабинету. По дороге Киса дошептала что-то Ваве. Та обернулась, посмотрела Кисе в лицо, челку подправила заботливо. Сказала строго:
   -И не думай даже! Хотели бы, давно так и сделали. Мерещится все...
   И закончила в кабинете тихо:
   -Никакой ты не свидетель.- И погромче,- Ничего не знаешь, ничего не видела, ничего никому не скажешь. Так ведь?
   -Ну, так,- затрясла головой Киса.
   -А значит, интереса для них больше не представляешь. Успокойся и забудь.
   -Да-а-а. Тебе легко говорить.
   -Мне? Мне - легко,- согласилась Вава.
  
   ГЛАВА YII
  
   1.
   Руднева в отделе не то, что не любили - просто не понимали его и сторонились.
   Он как-то прочно увяз в том времени, когда служба незаметно переходила в " крепкую мужскую дружбу", в холостяцкие встречи на субботнем волейболе в спортзале соседней школы, в долгие сидения за пивом на скамеечках Краснопресненских бань, в семейные поездки всем отделом за город на майские праздники, когда дым костерка сливается с зеленой березовой дымкой, земля влажная, воздух сырой и прелый, а блик солнца, пойманный в блаженно закрытые глаза, самый теплый в году.
   Все как-то получилось само собой. Те, с кем Руднев играл когда-то в волейбол и сиживал за пивом, разошлись - кто на повышение, кто на увольнение, Руднев же застрял в следователях ОВД. Новые люди подбирали под себя новые порядки и правила, каждый был сам за себя, нужно было уметь крутиться, делая служебное место хлебным, а в этом деле советчики и приятели вещь совершенно излишняя.
   И в рудневские времена, когда волокита была коллективным самооправданием, а не источником дохода, на черном хлебе службы попадались иногда кусочки сала, но это было скорее делом естественным, чем делом жизни.
   На благодарности и связях стоял мир, но он был непрочен и неустроен, как дача, которую Руднев возводил собственными силами, кажется, всю свою жизнь из добытых разными способами материалов и с помощью работников, подброшенных кем-то и когда-то в знак признательности.
   Вся эта игра во взаимоуважение по меркам новых людей, времен и порядка была сплошным дилетантством. Почему, например, можно принять пару кубов досок в благодарность за то, что, выяснив, что подозреваемый с убитым даже не был знаком, следователь отпускал его на все четыре стороны, но никак нельзя взять пару тысяч, и сделать так, чтобы находившийся в момент убийства рядом с убитым оказался именно в это время совсем в другом месте? Второе есть лишь следствие эволюции первого. Так чего ждать-то?
   Не надо называть вещи своими именами. Их просто надо делать, не заботясь о названиях. На Тверской, Манежной и в Охотном ряду люди давно поняли это и ворочали такими деньгами и делами, в тени которых поборы с проституток или закрывание и открывание глаз под шелест купюр - всего лишь безобидный бег трусцой по самому краю дорожки, на которой ставят рекорды бегуны-професионалы.
   Начальник ОВД майор Ковалев - флегматичный толстяк с пшеничными бровками на курносом круглом лице - в названиях и определениях и вовсе не был силен. Он и не удивлялся, и не посмеивался, когда на заседаниях местной Управы чиновники пытались понять, отчего же никак не удается усмирить мешающего спать мирным жителям владельца ночного клуба, или предотвратить незаконное строительство особняка во дворе школы, или убрать гаражи с газонов и теплоцентралей.
   Он спокойно дожидался своей очереди и подробно перечислял принятые им меры, и выражал готовность принять любые другие, каких от него потребует вышестоящее начальство.
   Глава Управы кивал и записывал, назначал новые сроки, вопрос считался заслушанным, каждый точно знал, что ему говорить и делать и сколько это стоит.
   Шума майор Ковалев не любил, а под шумом он подразумевал всякие демонстрации, взрывы, выстрелы, сопровождающиеся иногда появлением трупов и немедленными грозными звонками из ГУВД и прокуратуры.
   Поэтому, как только в расположенном на его территории Институте биофизических проблем обнаружился второй труп, Ковалев вызвал к себе Руднева, которого недолюбливал за подчеркнутый профессионализм и нежелание понимать, что на самом деле происходит, и от которого хотел и боялся избавиться.
   -Что это у тебя там,- надув губы и приподняв пшеничные бровки, выговорил он Рудневу.- Люди из окон вываливаются. Мне уже звонили.
   Руднев сразу заскучал и, пригладив тоненькие полубачки, объяснил, что работа ведется, что основная версия гибели Юрова - самоубийство на алкогольной почве, и что к концу недели он готов представить подробный отчет о состоянии дел по Институту.
   -Плохо,- поставил оценку Ковалев.- Нужны результаты. А результатов нет. Кто напал на этого твоего... - неизвестно. А теперь другой из того же Института из окна выпал. А почему и как это связано - непонятно. Чем ты там вообще занимаешься?
   -Работаем,- напомнил Руднев.
   -Значит, плохо работаете. Надо так работать, чтобы шуму не было. А у тебя за неделю два трупа,- снова напомнил Ковалев, как будто эти трупы Руднев сам устроил. - Чтоб к концу недели подозреваемые у меня были.
   -Разрешите идти?- вытянулся Руднев.
   "Подозреваемых ему... Мне бы и самому парочка подозреваемых не помешала", - думал Руднев, заходя к себе и косясь на прикрывшего тут же руками свои бумаги соседа по кабинету Колю Чаидзе.
   Несмотря на говорящую фамилию, происхождения Коля был темного, Кавказа никогда не видел, а в своей крови насчитывал до десятка национальных оттенков - бойких и пронырливых. Был он черняв, говорлив, всегда в духе, всегда готов рассказать анекдот и посмеяться, причем рассказывать не умел, а смеяться любил и смеялся громко, с наслаждением, широко раскрывая рот, и пышные черные вихры прыгали над темными восточными глазами и крупным носом - любимец дам, навязчивая душа компании.
   Коля - один из немногих старых сослуживцев Руднева, в былые времена обладавший удивительной способностью достать все, что угодно, давно должен был бы покинуть заштатное местечко следователя ОВД. Но Коля почему-то никуда не исчезал, ходил из кабинета в кабинет с утра до вечера, громко хохоча, рассказывая анекдоты и устраивая по старым связям свои и чужие дела так, как будто за окном в последние двадцать лет ничего не менялось.
   Он по-прежнему предлагал немногим желающим достать по сходной цене путевку в санаторий, подержанную машину, запчасть и мешок гречки, а также навести справки по интересующему вас делу в Генпрокуратуре, ФСБ или бандитской группировке, требуя за это неизменную плату в виде протекций, связей и услуг.
   Руднев старался у Коли не одалживаться, хотя имел у него неограниченный кредит - за все услуги и любую информацию расплачивался на год вперед недельной поездкой на рыбалку на озеро Селигер. В лодке и с удочкой Коля терял всю свою громогласность и словоохотливость, был тих и сосредоточен и потому особо ценил в старом своем компаньоне по рыбалке спокойный молчаливый нрав.
   -Ну что, прижимает тебя товарищ начальник?- сунув бумаги в стопку, поддразнил Коля.- И вот скажи - что бы ты без Чаидзе делал, а?
   Руднев просил Колю прокачать по своим каналам информацию об участниках нападения на Тришина. Собственные его возможности были весьма ограничены. Авторитеты с Тверской близко к себе и своим заведениям не подпускали. Оглядывались разве на ФСБ и Петровку, но и то через плечо. А чтобы сливать информацию какому-то там Рудневу из райотдела - это значит, самих себя не уважать!
   Информаторы Руднева из бомжей, местных алкоголиков, палаточников переулочных и владельцев дворовых забегаловок на все вопросы о нападении в подъезде на замдиректора Института совершенно искренне разводили руками - их приятели и клиенты вполне могли пришить человека за тридцатку. Но эту тридцатку они бы точно забрали. А этого, как его там, Тришина, убрала публика чистая, а кто такие и зачем это им понадобилось, это тебе гражданин следователь самому придется доискиваться.
   -Ну ладно Коля, не томи,- не желая поощрять тягу к меценатским лаврам Чаидзе, сказал Руднев.- Узнал чего, говори! Нет - я и подождать могу.
   -Ты- то можешь,- согласился Коля и ткнул пальцем в сторону кабинета Ковалева.- Он не может. Он, между прочим, давно на тебя глаз точит.
   -Знаю, знаю. Он бы выгнал меня, да боится. Кто ему дела тогда закрывать будет? Процент раскрываемости повышать?
   -И все-таки, если бы не Чаидзе...- сделал вид, что готов обидится, Коля, но вполне удовлетворился частыми кивками Руднева: "Да, да, да, знаю, помню, благодарен, ну что там у тебя" - торжественно объявил:
   -Люди авторитетные к нападению на твоего Тришина никакого отношения не имеют. Нет, ты руками не маши. Этой информации цены нет. Сколько ты сразу всего исключить-то можешь!- нахваливал свой товар по привычке Коля.
   -Ну ладно, спасибо тебе. То, что работали кустари-одиночки и беспредельщики, я и сам догадаться мог. Версию следа по пропавшим кредитам ты прокачивал?
   -Угу,- кивнул Коля.- Кредиты исчезли на уровне министерства и Управления делами Президента. Институтские людишки никакого отношения к ним не имели. Сын академика Черникова был под сильным подозрением. Но ему помогли отбыть в бессрочную командировку в иной научный мир. Вообще - мой тебе совет - покопай в Институте. Обычная коммунальная распря - ревность, зависть, подсиживание. Премию не поделили. Раньше они доносы друг на друга писали. Теперь бандитов нанимают.
   -Где?- только и спросил Руднев.
   -В каком смысле?- не понял Коля.
   -Вот ты решил убрать человека, чтобы сесть на его место. Ты доктор, завлаб, на зоне не был, знакомых бандитов у тебя, естественно, нет. Хочешь заказать старого идиота, который тебе мешает. Как найдешь исполнителей?
   -Обратись ко мне. Я тебе их в два счета найду.
   -А если я, совершенно случайно, не знаю такого Колю Чаидзе. Тогда как?
   -Тогда еще проще - идешь к ближайшему мусорному баку и
   нанимаешь бомжа.
   -Проверил - Тришина били люди молодые, тренированные и здоровые. Так что алкаши, опустившаяся уголовная мелкота, бомжи исключаются. Вообще, ты уверен, что действующий криминал тут ни причем?
   -Слюшай, о чем говоришь, а? зачем серьезным людям в эту научную лавочку лезть,- раскинув пальцы, фальшиво закосил Коля под однофамильцев с Кавказа.
   Руднев не улыбнулся.
   -Объясняю,- вздохнул Коля.- Я говорил с авторитетами. На их карте такой объект не значится. Старые развалины эти никого не интересуют. Если бы кто-то захотел взять их под снос и выстроить на этом месте казино или гостиницу, сначала действовали бы официально, через мэрию, а уж потом мочили несогласных. А денег, за которые убивают, там сроду не было.
   -А ПАП?
   -Слушай, Руднев, ты хочешь, чтоб люди меня уважать перестали, да? Я не хочу. Колю Чаидзе все знают, все уважают, потому что Коля понимает, что людей интересует.
   -А ПАП никого не интересует.
   -Серьезных людей нет. Смешно даже.
   -Но крыша-то у ПАПа была.
   -Дилетанты, - скривился Коля.- Я так поспрашивал, аккуратно, не шарит ли тут под самым носом больших людей мелочь всякая. Никто про таких, как ты описал - синеглазый там и второй этот, на корову похож - не слышал. И вообще, хочешь совет? Плюнь ты на это дело.
   -На него не плюнуть - его закрыть надо.
   -Ну что ты, мальчик что ли, не знаешь, как дела закрывают?
   -Знаю. Взять кого-нибудь за пьяную драку у кабака и повесить на него Тришина.
   -Так в чем же дело? Не пойму я тебя, Руднев. А, ладно. Я что обещал, сделал. Теперь - сам. Ты лучше посмотри, какие я поплавки достал. Игрушки!
   И Коля полез за своими игрушками и долго еще представлял, как кончится все это зимнее серое уродство со льдом и снегом, сядут они в лодку и поплывут вдоль берега туда, где окуни по килограмму из воды выпрыгивают.
   Как клюет окунь, Руднев, не забыл еще? Утро, вода гладкая, туман клочками, солнце показывает из-за леса кому-то свой красный шиш. Поплавки стоят, не шелохнутся, как часовые у мавзолея. Обернешься в лодку за какой-нибудь хреновиной, а глазом поплавок пасешь, потому как именно в этот момент он и оживает. И все равно запоздаешь на секунду, и увидишь только легкий кружок по воде и самую маковку уходящего вниз поплавка. Он уходит вдруг и там, в воде, бьется, как струна. И ты подсекаешь, и чувствуешь, как дрожит удилище в руке, и эту дрожь будешь вспоминать потом всю будущую зиму.
   -Господи,- думал Руднев, набирая телефон Лены Лизиной из Инспекции по делам несовершеннолетних, и почему человек чувствует себя человеком только неделю-две в году, на рыбалке, сажая цветы в саду, в новогоднюю ночь, за шашлыками в мае?
   Но, собираясь в гости к Лене Лизиной, Руднев сказал Коле совсем другое:
   -Помнишь, ты говорил, у тебя есть ветеран кгбешник. Тот, что отслеживает бывших работников московского Комитета? Может, спросишь - из их бывших никто Институтом не мог заинтересоваться?
   -Чаидзе спросит,- проснулся Коля.- Чаидзе никогда никому не отказывает.
   Без Чаидзе тут ничего бы не закрывалось и не открывалось.
  
  
   В Инспекцию по делам несовершеннолетних привела Руднева одна из ежевечерних перепалок с дочкой Светкой - двенадцать лет, короткая стрижка каждый месяц нового ядовитого цвета, любовь к малолетнему косноязычному футболисту, стая спартаковских фанов, жизнь проста, как стометровка - держись своих и бей чужих.
   Руднев знал, что только потерял дочь из вида, она заплыла за буек, она вернется, ведь он сам учил ее плавать. Но не бегать по берегу, не залезать на вышку и не кричать: " Вернись - там опасно!", он не мог.
   Он был отец, она - его дочь.
   -Поговори с ней,- устало сказала жена Рудневу.- Я совсем из сил выбилась.
   -А она совсем от рук отбилась, - кивнул Руднев.
   -Ну, вот видишь. Ты все понимаешь.
   Беседуя со Светкой, Руднев и сам чувствовал себя футболистом. Стучал себе мячом о стенку. И мяч почти всегда возвращался к нему. Если не перелетал через стенку.
   Светка лежала у себя в комнате на кушетке, уткнувшись в маленький телевизор, где прыгали и кричали фальшивыми голосами рисованные придурки.
   Руднев сел на край кушетки, посмотрел на придурков, подвинулся спиной к стене. Светка, не глядя, чуть подтянула ноги.
   Поговори. Легко сказать. Поговорить - это когда двое. А если один говорит, а другому на все наплевать - какой же это разговор?
   Руднев вздохнул и нехотя стукнул ногой по мячу.
   -Как в школе?
   -Нормально,- отскочил мячик.
   -Уроки сделала?
   -Нам не задали.
   -Опять?
   -Ну, что опять? Действительно не задали. Математичка заболела, географичка уволилась, а по русскому я еще на прошлой неделе все сделала.
   -И чем ты весь день занималась?
   -Да так, с ребятами.
   -Опять в футбол гоняла,- приподняв светкин острый локоть со свежей ссадиной, заметил Руднев.
   -Ну, па, больно,- дернулась Светка.
   -Ты же девочка,- ударил чуть сильней по мячику Руднев.- Почитала бы что-нибудь, в кино с подругами сходила...
   -Порисовала, полепила,- передразнила дочь.
   -Света!
   -Па, ты бы лучше не напоминал мне про девочку. Сейчас знаешь, какие девочки в двенадцать лет?
   -Я то знаю...- ответил Руднев.- Так вот, чтобы не стать такой и надо заниматься.
   Мяч перелетел через стенку. Руднев чувствовал, как поле уходит из-под ног.
   -Ну что это за жизнь? Футбол и телевизор. А еще поймать кого-нибудь из другой команды и метелить всем скопом.
   -Во-первых, я никого не метелила. А во-вторых, просто так никто никого не бьет... Знаешь, что твои любимые динамовцы с нашими девчонками сделали?
   -Могу себе представить,- покосился Руднев на дочь. Тонкая шея, руки-спички. Дать бы по шее сопливому футболисту, вытащить ее из этой компании. Но как? И что предложить взамен? Сказать, что мы были не такими и вот, что из нас вышло? Но мы были точно такими же, а что уж там из нас вышло, лучше не задумываться.
   -Все равно, учиться надо,- снова застучал в стенку Руднев.- В школе неинтересно, иди на компьютерные курсы, займись языком, танцами, наконец. Тебе еще жить и зарабатывать, между прочим, придется. На шее у родителей не отсидишься.
   -Ну, ладно, па. Заработать я и сейчас могу. Вон у нас, ребята...
   -Ну что ребята? Что они могут заработать?
   -Да уж как-нибудь побольше тебя.
   -Это на чем, же,- насторожился Руднев.- На драках, что ли?
   -Да необязательно на драках. Вон ребята рассказывали, есть такие - платят, за то, чтобы только припугнули того, кто им мешает. Работа на один вечер и по сто долларов каждому.
   -Это, какие ребята? И кого они уже пугали?
   -Угу. Так я тебе и сказала. Чтоб ты нашим весь бизнес поломал.
   Все. Пора принимать меры.
   Для начала - домашний арест на неделю. Никаких футболов, дворов и ребят. Школа и занятия дома. Телевизор на один час после уроков. С понедельника - дополнительные курсы.
   -И учти,- в полном вакууме трубил Руднев,- я тебя из отделения вытаскивать не буду. Может, посидишь ночку в КПЗ - одумаешься.
   -Ой, ты только меня ментами не пугай! С ними всегда договориться можно. Не то, что с родителями.
   -А у тебя родитель - как раз мент. Так что давай договоримся...
   От права на последнее родительское слово Руднев отказываться не собирался.
   -Значит опять все на меня,- подытожила в гостиной у телевизора жена.
   -Значит опять,- подтвердил Руднев.
   -А ты будешь контролировать с работы по телефону?
   -А я буду контролировать. Придумаешь что-нибудь получше, сделаю, как скажешь.
   И пошел курить на лестницу. А на следующий день попросил инспектора по делам несовершеннолетних Лену Лизину узнать, кто там из спартаковских фанов шестерок вербует.
   Разговор со Светкой был вечером. Как раз накануне нападения на Тришина.
  
   За свою жизнь Руднев повидал инспекторов по делам несовершеннолетних и пришел к выводу, что бывают они двух типов - толстые матроны похожие на директрис интерната для слабослышащих и старшие пионервожатые.
   Лизина была из пионервожатых - сухощавая и неутомимая хлопотунья, с мальчишеской стрижкой и вечно ломающимся голосом, видевшая в угрюмых и развязанных подростках из трудных семей то, чего никто кроме нее не видел, и чего, может быть, в них и не было на самом деле.
   Всех своих подопечных она знала и помнила по именам, вечно устраивала каких-то Сашек Кравцовых (отец сидит, мать пьет и гуляет) и Ирок Савиных (брат соседа порезал, отец мать прибил на глазах, изнасиловали в двенадцать лет в подъезде) в кружки, секции, интернаты, спецшколы, детприемники, сиротские приюты, откуда они очень быстро сбегали, и Лена Лизина их разыскивала и снова устраивала.
   Подростки смотрели на нее как на блаженную, издевались, обманывали, но Лизина этого как-будто и не замечала..
   Увидев Руднева, Лена принялась устраивать его судьбу на малом отрезке времени: поставила чайник, достала деревянные пряники, нашла похудевшим и постаревшим, уговаривала бросить курить, рекомендовала пластырь и таблетки.
   Сообщила Лена Рудневу немного (подростки в такие дела Лизину не посвящали - какая бы ни была - все равно ментура).
   Само предположение, что кто-то всерьез занялся вербовкой ребят среди футбольных фанатов для участия в бандитских разборках, казалось Лизиной сомнительным.
   Представление о фанатах, как о саранче под дустом - ошибочно. Агрессия их избирательна и обусловлена. Бьют, только сбившись в стаю и в основном фанов другого цвета. Матч необязателен, но желателен. Все-таки кто-то сначала должен стукнуть по мячику.
   В общем, Руднев понял - Лена что-то знает и темнит.
   -Лен,- сказал он Лизиной.- Обещаю - я твоих подростков не трону. Мне только нужно знать - трется возле них кто-нибудь из бандитов, и с какой целью. Все очень просто. Да или нет?
   -Ну, в общем,- поколебавшись, решилась нарушить верность беспризорному братству Лизина,- в общем, да! Но это ни о чем не говорит.
   Лена, поигрывая на самолюбии невротических юнцов, сумела выудить - время от времени появляются в фановских тусовках здоровенные дядьки, с пудом сала на загривке, в цепях и пальцах врастопыр. Никуда не лезут, фанов из себя не строят, ждут, чтоб разборка началась. В драку тоже не суются, стоят, наблюдают. Если их кто случайно заденет, срубают человека молча и продолжают наблюдения.
   Выбирают по каким-то своим мыслям того, кто нужен, ждут, когда пацан от команды отколется, потом подваливают с предложением - припугнуть, кого или избить, или маленький погром на рынке устроить.
   Как правило, обращаются только раз. Называют место, время и что сделать - колеса на машине пропороть, отметелить в подъезде, припугнуть. На все твердые расценки, платят аккуратно.
   Засечь их невозможно - ребята говорят - выныривают как из-под земли где-нибудь в метро, идут рядом с тобой по переходу, на ходу дают указания или платят за работу и тут же исчезают. Причем бандитского в них, кроме вида, ничего нет.
   -А это что значит?- уточнил Руднев.
   -Такое впечатление, что вербовщики эти в зоне никогда не были, а служили в десантных войсках.
  
   2.
   -Доктор наук, а тачка - полное фуфло,- заметил Ковш, наблюдая, как Шуман выбирается из обшарпанной волги, нехотя идет к черной карете Шевроле, силясь разглядеть хоть что-нибудь за намертво тонированными стеклами.
   -Расколется,- оценив походку и взгляд Шумана, приговорил Телок.
   -Да,- хмыкнул Паша.- У вас расколется.
   -Сотню ставлю,- подал голос Ковш.- Мы с Телком надавим - из него гавно и попрет. Десять минут. Можешь засечь.
   -Вы надавите,- напомнил Паша. - Давильщики.
   Ковш задышал. Телок тяжело перевалился с боку на бок, так что джип качнуло. Оба были злы после минувшей ночи и не прочь были эту злость на ком-нибудь сорвать.
   Утром Паша оттянулся на них по полной. Пришлось слушать. Чугун только зубы показал - Паша его сразу заткнул.
   -Чугун, ты крутым, что ли стал? - нарочито тонким голосом заметил Паша.- Давно ли? Как только баба тебя завалила, в крутые подался?
   -Да я что, знал, что за ней хахаль с элетрошокером ходит? - вскинулся Чугун.- Тебя бы ткнули в шею, я бы посмотрел.
   -А задницу подставлять не надо, чтоб не опустили. Забыл, как это делается? Или может - понравилось?
   -Ну, ты чего?- оглянулся на Телка с Ковшом за поддержкой Чугун.- Ты че гонишь-то?
   -Закрой пасть!- рявкнул Паша.- Вас там трое было. Вы у бабы бумажку сраную вытянуть не сумели.
   История ночная Паше очень не понравилась.
   Все трое - не мальчики, знают, как дела делаются, и Гладыш эту он видел - тетеха разведенная с сопляком на руках - щелкнешь пальцами - упадет ноги врозь, как скажут. И чтобы Чугун с Ковшом и Телок с такой не справились?
   Сначала кто-то вырубил Чугуна. Потом на лестнице сигнализация, какой вообще не бывает, сработала. Утром, откуда ни возьмись, понаехали менты.
   Ясно - сама Гладыш ни до чего такого додуматься не могла. Кто-то ходит за ней, предусмотрительный. Может быть, вот этот самый Шуман. Крепкий мужичок. На полдороги остановился, повернулся боком, стоит, ждет, чтоб к нему подошли. Не дергается, не суетится.
   И когда Паша позвонил, был спокоен, как будто точно знал, что позвонят ему. На стрелку приехал один, вроде он не то, что не боится, а и бояться ему нечего.
   Паша послал Чугуна к Гладыш, чтоб делал с ней, что хотел, а бумагу достал, а сам с Ковшом и Телком выехал на стрелку.
   Стрелку забили на Дмитровке, в самом начале, у поворота на Долгопрудный. Место стремное, трасса Президентская, кругом посты ГАИ, но дом рядом, Телок все проселки тут знает, в случае чего, растворится в поле, вынырнет, где не ждут, проберется задами за высокий забор, там можно отсидеться или рвануть под Талдом, где на болотах деревень брошенных полно, залечь можно надолго, глухо там, как в тайге, никто и не сунется.
   Ну, это так. На всякий дурацкий случай. К Шуману отношения не имеет.
   -Чего ждем-то?- Не выдержал Ковш.- Так и будем на него смотреть?
   -А ты не смотри,- не то посоветовал, не то дал указание Паша.
   Ковш приоткрыл дверцу, сплюнул через порог, привстал, морду поверх стекла высунув.
   -Ну что встал? Заходи, не бойся.
   Шуман на Ковша даже не взглянул. Головой круглой крутанул, сказал отчетливо:
   -Пусть ваш главный выйдет. Поговорим.
   -Да ты чего, не понял что ли,- рванулся, было, Ковш, но Паша осадил его коротко:- Успеешь!
   Чуть помедлив, распахнул дверцу, руки в карманы подошел к Шуману, мельком глянул в лицо, встал спиной к дороге боком к Шуману, молча смотрел в поле - пусть сам решает, что это значит.
   Но Шуман не говорил ничего, точно не заметил, что к нему подошли.
   -Ладно,- уступил еще Паша.- Побазарить хотел? Говори.
   -Как к вам обращаться?- справился Боря.
   -Да как хочешь. Что там от Юрова? Принес?
   -Погодите, погодите. Я все-таки хотел бы знать, с кем имею дело?
   -Узнаешь еще,- усмехнулся Паша.- Короче, ты, что ли теперь, вместо Юрова?
   -Я вижу, вы не совсем понимаете, что произошло.
   -Да? Может, ты мне объяснишь?
   -Я полагаю, вы собирались прибрать ПАП к рукам, но не успели. Вам не хватило акций Гладыш. Сегодня утром я эти акции переоформил на Институт. Теперь контрольный пакет у Института и я, как его представитель, могу вам предложить...
   -Так, - кивнул себе Паша.- Значит ты вместо Юрова. И платить нам теперь будешь ты. Сам запрягся. Так вот - для начала с тебя пять тысяч баксов - это долг юровский. Еще пять тысяч - штраф за то, что ты в мои дела сунулся. И каждый месяц ты мне будешь выплачивать как Юров по две тысячи. Ты меня понял?
   -У меня другое предложение,- сказал Шуман, и Паше показалось, что он тихо засмеялся.- Не я вам плачу десять сразу и по две ежемесячно, а вы мне выплачиваете сто тысяч. Можно в два приема.
   -Чего?- с Паши от удивления слетела вся его тактика, он повернулся, вытаращил глаза на Шумана, стал похож на Ковша, решающего - сразу дать в дребло или погодя, когда сам одумается.
   -Вы хотели сказать "За что",- поправил Боря.- Объясняю: я предлагаю вам купить у меня фирму ПАП с правом аренды помещений, в которых она в настоящее время находится. Это около тысячи квадратных метров. С учетом вполне реальных доходов от ПАП и стоимости аренды в центре Москвы - предложение очень выгодное. Советую вам его принять.
   -А если я откажусь?- Паша взял себя в руки и начал соображать.
   -Я найду другого покупателя.
   Паша знал: - стоит ему пальцем поманить - Телок тут же рванет джип с места, Ковш распахнет дверцу, сунет этого Шумана между кресел, потопчет его минут десять, потом наступит каблуком на горло и тогда, скучавший все это время Паша, заглянет в джип и скажет тихо скулящему под креслом Шуману то, что обычно говорят в таких случаях" Или ты мне платишь или я тебе, придурку сейчас глаза выдавлю. Ты еще, козел, мне условия решил ставить!". Можно еще добавить: "Если деньги к вечеру не принесешь, я из тебя и ПАП, и помещения и твою собственную квартиру выбью!"
   Но Паша ничего такого говорить и делать не стал, а, посмотрев Шуману в лицо, сказал спокойно:
   -Завтра в двенадцать.
   -Что в двенадцать?- не понял Боря.
   -Все документы, необходимые для совершения сделки, должны быть готовы завтра к двенадцати часам.
   -Не уверен, что успею,- удивляясь такому легкому согласию, попробовал потянуть Боря.
   -Твои проблемы. В течение часа тебе перезвонит мой нотариус, перечислит, какие бумаги должны быть. Завтра сиди на месте и жди нас. Подъедем, разберемся.
   -Паша,- окликнул уходящего Холодного Боря.- Деньги не забудь.
   Все получилось с точностью до наоборот - Шуман не торопясь, пошел и сел в свою раздолбанную волгу, а Паша озадаченно смотрел ему вслед.
   Завибрировал на груди мобильник. Паша откинул крышечку, услышал насморочный голос Чугуна:
   -Все! Доверенность Гладыш у меня, но эта сука...
   -Подробности не интересуют. Жди на даче,- отрезал Холодный и захлопнул Чугуна крышечкой.
   -Не понял,- возник в машине Ковш.- Ты чего этого лоха, отпустил что ли?
   -А тебе и не надо ничего понимать,- заткнул Ковша Паша и коротко бросил Телку.- Домой.
  
   3.
  
   Ирка тенью серенькой скользнула к Зинаиде в кабинет, доложила:
   -Во второй и третьей комнате работают, Гладыш и Киселева полчаса курили на лестнице и разговаривали.
   -О чем?
   -Я все не разобрала, слышно было плохо,- начала тут же оправдываться Ирка.- Говорили про какого-то знакомого Киселевой. Он куда-то исчез.
   -Ладно - свободна. И учти,- вставила Зина.- Слушать надо лучше. Тебе за это платят. А то в два счета вернешься домой на пособие.
   В приемной зазвонил телефон, Ирка испуганно замерла, звонки прекратились - тот, кому звонили, взял трубку в кабинете, минуя коммутатор.
   -Ну что растопырилась?- набросилась Зинаида на Ирку.- Упустила звонок? Я ж тебя предупреждала - ты трубку должны снимать первой и записывать, кто кому звонит, и о чем разговаривают! Марш на место!
   Ирка, часто кивая и пятясь, исчезла в приемной.
   -Идиотка,- ругнулась Зинаида.- И так всегда: те, кто на что-то способен - себе на уме. А кто дрожит и в рот смотрит, ни на что, кроме дрожания и смотрения не способен.
   Ладно. По крайней мере, все, что происходит в конторе, она, как и прежде, будет знать первой.
   Возможности автоматической телефонной станции Зина оценила еще в свою бытность секретаршей. Все линии сходились на аппарате в приемной. Очень удобно. Если сотрудник куда-то отлучился, клиент сможет оставить сообщение секретарю - кто звонил и кому. Было так задумано или нет, Зюзюшка не знала, только со своего аппарата, нажав кнопку любого номера, она преспокойно могла прослушивать все разговоры сотрудниц и Юрова, знать, кто кому звонит и зачем, что говорят о ней и о Юрове. Просвечивались и более серьезные вещи. Например, попытки менеджера за скромные комиссионные, дать клиенту дополнительную скидку.
   Очень удобно. Узнаешь скрытые мысли и поступки окружающих сразу, не дожидаясь, пока вызреет и дотянется до тебя развесистая и ветвистая плеть сплетни.
   Юрова всегда коробило от дотошной информированности Зинаиды, он гадливо морщился, узнавая от нее грязненькие подробности частной и служебной жизни сотрудниц, требовал, чтобы Зина открыла свои источники, и, не добившись признания, доносы Зинаиды в расчет не принимал, лишний раз убеждая своего исполнительного директора, что он, Юров, чистоплюй и баба и зря она с ним вообще связалась.
   Знала Зина куда больше, чем могли предположить сотрудницы, клиенты и Юров.
   Например, что Киса помешана на своем богатом любовнике, но готова в любой момент поднадуть фирму, чтобы заработать лишнюю тысячу рублей для своего бездельника мужа.
   Что Вава до сих пор ничего подобного не делала, но деньги ей нужны постоянно, потому что она одна кормит своего малолетнего и нахального сына.
   Что из четырех других менеджеров, две дамы лишний раз не нагнутся даже за сто долларов, а две готовы гнуться во все стороны бесплатно, лишь бы их не выгнали.
   Что главного их бандита зовут Паша - он человек умный и жестокий, а его заместитель - Леша Телок, просто здоровенный кусок мяса, готовый делать, что скажут тупо и добросовестно. И если ему скажут выбить из нее, Зины, пять тысяч долларов, он их выбьет.
   Что Юров что-то знал о том, кто и зачем вывез часть архива ПАПа, но, скорее всего соучастником кражи не был.
   Что Юров оставил какие-то заметки для следователя Руднева, но они исчезли до его появления и, скорее всего их увел Шуман.
   И что судьбой их архива интересуется ФСБ, о чем ей сообщил дядечка в коротенькой дубленке и шляпе, отозвавший Зинаиду Павловну после панихиды и настоятельно попросивший вспомнить, не знает ли она или кто-нибудь из ее сотрудниц, кому Юров давал на хранение какие-либо документы из архива ПАП.
   Дядечка, предъявивший удостоверение секретной службы, был в точно такой же шляпе, как тот, что просочился в кабинет Юрова, в тот самый вечер и сразу после того, как она с Юровым говорила в последний раз.
   Знала Зина достаточно, чтобы понять, что положение у нее сложное, а, может быть, и безнадежное.
   Бандиты с нее не слезут, пока не вытянут все, что им захочется.
   При Шумане с деньгами не очень-то разгуляешься, о чем он ее в короткой беседе над телом Юрова дал понять сразу.
   Фээсбэшники ради своих документов готовы тут все перевернуть вверх дном.
   Самое простое - уволиться пока до нее не добрался кто-нибудь из трех или все разом. При этом никаких гарантий, что ее оставят в покое, нет.
   Впрочем, был один план.
   Если получится все так, как она задумала, она разом избавится и от бандитов, и от Шумана и, возможно, станет хозяйкой фирмы.
   В случае неудачи потерять можно все, так что от нее просто ничего не останется.
   Найдут потом полуразложившееся тело где-нибудь в лесу, будут ковырять, заткнув нос ватными томпонами и сблевывая в сторону, потом сунут в морозилку, потом закопают где-нибудь под номером без имени и фамилии. Фу!
   Зину замутило от придуманной картинки. Достала флакончик с туалетной водой, пшыкнула на виски, растерла, достала сигарету, закурила, на листочке написала вразброс:
   -бандиты;
   -следователь;
   -Шуман;
   -ФСБ;
   Вооружила слова стрелками. На листочке сразу началась возня со смертельным исходом - на Шумана нападали с двух сторон, бандитов дырявил копьем следователь, ФСБ грозило следователю и Шуману.
   Зинаида сожгла бумажку на медленном огне, растерла ломкий черный лоскут в пепельнице, посидела над пеплом, словно чего-то ожидая.
   Ждать оставалось совсем недолго.
   Через десять минут Зинаида Павловна услышит не самый приятный голос с напоминанием о том, что она кое-что должна сделать, и первая из стрелок с соженной бумажки сорвется и полетит в цель.
  
  
  
  
   ГЛАВА VIII
  
   1.
   -Ну почему ты мне вчера не позвонила,- корил Ваву Федотов, к которому сбежала она под конец дня от нытья Кисы, шпионства Зюзюшки, конторской серости, которую даже посещение бандитов, ограбление и падение шефа из окна оказались не способны расцветить надолго.
   На улице ветер мгновенно высушил асфальт, покрасил его в серый цвет и мазал теперь снежной пылью, набрасывал белые штрихи и петли, тут же сдувал их и сеял новые.
   Ваву в осенней ее курточке, пока бежала к главному корпусу, продуло до озноба, почувствовала она себя немолодой идиоткой, вырядившейся не по сезону, бегающей по ветру и снегу без шапки, тут же захотелось в тепло, и чтобы кто-нибудь поругал заботливо и обнял, и обогрел. Даже пусть на красные окоченевшие руки подышит - глупо и банально, но очень хочется.
   -Почему, почему не позвонила... Сам должен понимать,- упрекнула Вава, но Федотов не понял, деловито отчитывал Ваву за безалаберность и легкомыслие, возмущался, отчего не рассказала про доверенность с самого начала, ругал Шумана - понятно, что люди для него мусор, но не до такой же степени.
   -Да ладно тебе, Саш,- загрустила Вава и почувствовала себя обманутой.- Ну, чего ты хочешь от людей? Сочувствие небезразмерно. А раз так, то без него проще.
   -Как, как? - переспросил Федотов.
   -Несчастны отвергающие иллюзию понимания,- поежилась Вава.
   -В каком смысле?
   -Ты замечал, как люди общаются? Точно дети - я тебе рассказываю, как было со мной, а ты мне расскажешь, как то же самое было с тобой. Никто никого не слышит, но все довольны. Кто хочет большего, тот сумасшедший и несчастен.
   -Э, да ты дрожишь вся. Замерзла что ли?- догадался, наконец, Федотов. Вышел из-за стола, подошел к белой медицинской кушетке, на которой, подтянув и обняв колени, тихонько раскачивалась Вава.- Ну-ка, подвинься.
   Навалился боком, неловко обнял, потянул к себе, поглаживая вавину щеку бородой.
   -Ну, Саш. Не надо,- закрылась, напрягла плечи, выдвинула локти, отвернула лицо Вава.
   -Почему не надо?- удивился Федотов.- Надо. А то ты так вообще все себе отморозишь. И станешь отмороженной.
   Потянул Ваву на себя, та подалась, подтаяла, уткнулась носом в Федотовский свитер, руку сунула ему за спину, другую положила на грудь, развернулась и прижалась всем телом, а Федотов гладил ее по спине, опускаясь, все ниже...
   ...Потом лежали на ставшей вдруг нестерпимо узкой кушетке, слегка одетые, Вава прижималась к Федотову, а Федотов сдерживался, чтобы не отодвинуться. Да и некуда было двигаться.
   Понятно, что произошло. Неясно, что из этого следует. Да и следует ли что-нибудь.
   -Как ты думаешь, Саш,- спросила Вава,- кончились, наконец, мои мытарства?
   -Не хочу тебя расстраивать,- осторожно двинулся Федотов,- но думаю, нет.
   -Это почему же?- удивилась Вава.
   -Ну, судя по тому, с какой силой ты притягиваешь всяких сволочей... - начал, было, Федотов.
   -На себя намекаете?
   -Ну, при чем тут я. А вот бандиты... И потом, те, кто попер ваш архив...Хорошо, если они нашли то, что искали. А если нет?
   -А если нет? - повторила Вава.
   -У Юрова спросить они уже ничего не могут. Значит, примутся за сотрудников. А начнут по дурацкой привычке с недотеп вроде тебя.
   -Но у меня-то им что искать?
   -А разве нечего?
   -Нечего.
   -Это ты сейчас так думаешь. А вот когда поймешь, что им от тебя понадобилось, тогда вспомни про мои советы и отвези, что бы там ни было ко мне.
   -Да что отвезти-то? - возмутилась Вава.
   -Ладно,- сел на кушетку Федотов.- Там видно будет.
   Вава тоже села, застегнулась, посмотрела на Федотова испуганно.
   -Саш. А ты ведь что-то знаешь про все эти дела. Правда.
   -Да ничего я не знаю,- смутился и полез к себе за стол Федотов.- Так предположения одни.
   -Предположения? Предположения...- нервно шнуровала кроссовки Вава.- Все предполагают. И мной располагают, как хотят. Предположения... Анекдоты рассказывают, легенды сочиняют, по телефону названивают. А на людей всякая мразь нападает и доводит их до истерики...
   -Да подожди, подожди, куда ты,- засмеялся Федотов.- Вот заполошная. Дай я хоть тебя провожу.
   -Вот что, Федотов,- ткнула Вава пальцем. - Ты за мной ходить не смей. И не звони мне. Посиди еще в своем подвале. А когда я найду это самое то, что никто из вас не знает что, я уж тебе так и быть сообщу. Первый узнаешь! Тебе ведь это самое от меня и нужно было? Ну, чего, покраснел? Не ты первый, не ты последний. Не переживай, милый. Мы уж как-нибудь сами управимся. Как до сих пор управлялись. Пока!
  
   Блуждая по коридорам подземелья в поисках выхода, Вава думала, что фраза: "Она не могла отделаться от ощущения, что все это с ней уже было, - " абсолютно идиотская, что ни один бабский роман без нее не обходится и что ощущения тут ни причем, а с ней действительно все это уже было, в этом самом подвале, на этой или соседней кушетке, и с этим же самым Федотовым.
   И с чего это она взяла, что у нее может быть по-другому?
   По-другому - у других, а у нее только так - или пятьсот рублей в конверте, или принеси то, не знаю что, или навалятся в павильоне детсадовском и сразу хватают.
   -Ой,- остановилась Вава под тусклой зарешеченной лампочкой и спиной почувствовала - кто-то там сзади в полутьме перегретой, тоннельной, резиновой, кабельной есть - крадется, сопит, ногами шаркает. И так хотелось обернуться, увидеть, что никого там нет, и так это было страшно - обернешься, а он стоит! Как во сне.
   Но обернуться Вава не успела.
   Кто-то цепко схватил сзади за шею, развернул, ткнул лицом в стену, ноги тычком колена раздвинул, просунул руку, сорвал пуговицу, распорол джинсы молнией, ловко сдернул, навалился хрипя:
   -Ты мне счас все отдашь... Ты мне, сука, надолго вчерашнюю встречу запомнишь...
   Вава вдавилась лбом в стену, задыхаясь, хватанула воздух рукой раз, другой, царапнула по краю куртки, почувствовала что-то в кармане, выхватила гладкий цилиндрик и когда тот, сзади, нагибая, повез ее лицом по стене и стал совать ей между ног свое мерзкое и твердое, вывернув руку за спину, надавила, потом еще и еще раз, и тот сзади завизжал, отпустил, грохнулся на колени, завыл: "Ты что ж делаешь, длядь!"
   Вава обернулась, со страхом и отвращением, как в осиное гнездо, сунула в лицо ползающему и воющему баллончик, выдавила долгую и длинную струю, выхватила из сумки доверенность, хлопнула листком по бритому затылку, кашляя и задыхаясь, на ходу поддергивая джинсы, засеменила по коридору, сразу сообразив, где выход.
   На улице вспомнила про мобильник, растирая слезы по щекам, давила на кнопки. Рис был дома, сказал, что все в порядке, чтоб скорее приезжала и не волновалась.
   Кажется, пока он был в школе, а Вава на работе, к ним в квартиру, кто-то влез.
  
   -Ма, ты только не волнуйся, все цело, ничего не взяли, компьютер на месте. И Донка жива и невредима, успокаивал Рис Ваву, с ужасом обозревавшую картину разгрома.
   -Господи, что здесь было?
   -Не знаю,- пожал плечами Рис.- Искали что-то.
   Обыск был бесцеремонный, дотошный и какой-то безумный.
   В туалете сняли крышку бачка.
   На кухне опрокинули столик, всю посуду аккуратно составили на пол, сняли полки и дверцы шкафчика с петель, пошуровали в холодильнике.
   В гостиной цветы вместе с землей вытащили из горшков, книги скинули с полок, камыши и сухие букетики выдернули из кувшинов. Телевизор отодвинули от окна, сняли подушки с раскрытого дивана, с антресолей стащили старые лыжи, журналы, и рассеяли по коридору серые томпончики пыли. Из шкафов вывалили одежду, из калошницы обувь. У Риса в комнате скинули матрас с кушетки, а вот в компьютерном его бардаке, судя по всему, завязли - где какая машина, причем здесь пустые корпуса, куда эти провода идут, не разобрали.
   -Хотели жесткий диск с компьютера снять,- засмеялся довольный Рис.
   -Сняли?- машинально спросила Вава.
   -Ага. Так я им и дал. Даже если бы полы вскрыли, все равно не нашли.
   Шатаясь и вяло перебирая лапами, подошла Донка. Ее чем-то опрыскали, и ничего она вспомнить не могла, как ни старалась.
   Натянув старые треники поверх джинсов, Вава принялась за уборку, рассеяно слушая возбужденного какого-то, ошалевшего от последних событий, на себя непохожего Риса.
   Вернувшись из школы, Рис обнаружил входную дверь чуть прикрытой и незапертой, сонную Донку на полу в прихожей и вот это вот безумие.
   Машина вневедомственной охраны давно снялась с места и укатила, и Рис позвонил в милицию.
   -На этот раз приехали они довольно быстро и даже вдвоем - участковый и следователь,- Рис попыхтел, закидывая подушки на диван, обнаружил в диванных свалявшихся комочках детский свой автомобильчик, припрятанный Донкой, и теперь лежал, отдыхая на подушках, подбрасывал и ловил автомобильчик и сообщал Ваве все новые подробности.
   Милиционеры вели себя как-то странно.
   Узнав, что денег в квартире не было, а техника, посуда и жалкие вавины украшения на месте, они переглянулись, участковый отправился изучать балконную дверь, а следователь входную. Балконная была заперта, а входная следователя чем-то расстроила. Он подозвал Риса и стал расспрашивать - а не забыли ли они утром запереть дверь, да не теряли ли ключи. Может, передали кому на время.
   Рис сказал, что ничего такого не было и намекнул, что дверь хоть и железная, но отечественная и подобрать к ней отмычку не составляет труда.
   -Рис,- ну что разлегся, помоги!- Вава сжав руками как гармонику штук восемь томов из собрания Льва Николаевича, привстав на цыпочки, тянулась с ними к верхней полке. Рис нырнул ей под руки, подставил ладони, выполнил любимое упражнение штангиста под названием "жим"
   Толстые, стуча обложками, падали на пол, как бутерброды - раскрытыми страницами вниз.
   -Ладно,- с досадой крякнула Вава.- Иди уж. Толку от тебя никакого.
   Рис, оценив привычку литераторов чуть что рассыпаться под нажимом, собрал книги стопочкой и стал подавать их Ваве по одной.
   -В общем менты посоветовали мне в детектива не играть, а когда узнали про вчерашнее нападение на тебя и мои звонки дежурному, почему-то очень обрадовались и устроили мне перекрестный допрос.
   -Чему уж тут радоваться,- двигая Толстого и выставляя перед ним по рождению и рангу Гоголя с Лермонтовым, тяжело дышала Вава.
   -Ты знаешь, по-моему, они меня подозревают, - приостановил конвейер Рис.
   -Ну ладно, Рис, кончай дурака валять. Давай сюда Пушкина.
   -Пушкина?- с удивлением посмотрел на пухлый том в руках Рис.- Нет, здесь-то Пушкин точно ни причем. Просто следователи наши решили, что я так над ними и тобой прикалываюсь. Мол, сам после школы разбросал вещи, вызвал милицию, чтоб только ты у меня дневник с двойками не спрашивала. В общем, они потрепались еще насчет поколения пепси и ушли. Сказали, чтоб ты сама к ним в отделение зашла. Если есть претензии.
   -Больше они ничего не хотели?
   - Еще на беседу с инспектором по делам несовершеннолетних тебя звали. Но я отказался.
   -Понятно,- присела на корточки и обхватила руками голову Вава.- Значит, надеяться нам и тут не на кого.
   -А где еще не на кого надеяться?- удивился Рис.
   -Неважно. Знаешь что, позвоню-ка я Шуману.
   И Вава пошла в коридор, а Рис остался в гостиной с Пушкиным в руках, шурша страницами, что-то отыскивая, вспоминая и соображая.
   Боря сидел на документах весь впопыхах и напрасных ожиданиях.
   -Все правильно, так они и должны были сделать. А теперь вас оставят в покое,- уверенно отмахивался он от вавиных жалоб, как стоматолог от тихого подвывания больного с претензиями: "Нерв удалили, а зуб еще больше болит - мочи нет!".
   Отбой. И больше не звоните.
   Все понятно. Что ж тут не понять. Раз Боря потерял к ней всякий интерес, значит, по его мнению, и бандитам она не может быть интересна.
   Железная логика.
   Ну и не будет Вава ничего про доверенность, отданную слезливому насильнику, Боре говорить.
   Телефон слабо звякнул.
   -Да Борис Михайлович!- обрадовалась Вава звонку, решив, что у Бори проснулась совесть, и он решил извиниться.
   -Да нет, Вав, это не Борис Михайлович, это я Киса,- теребя на том конце провода желтенький крендель челки, стоя посередине точно так же, как у Вавы, разоренной гостиной, поправила Киса. И предъявила претензии: - Ты говорила, я никому не нужна. Я, может, и нет. А вот в квартиру ко мне залезли.
   -Как и к тебе?
   -А к кому еще?- насторожилась Киса.
   -Ну, ко мне, разумеется,- обрадовалась, что не одна такая Вава. И деловито уточнила: - Что взяли?
   -...да в том-то и дело, что ничего, это Олег, это точно Олег,- ныла Киса.-...Не зря он меня расспрашивал, а потом исчез!
   -Киса успокойся. Возьми себя в руки,- голосом Бориса Михайловича энергично внушала приятельнице Вава.- Видимо, в конторе они ничего не нашли, теперь по квартирам сотрудниц шарят.
   -...да что они ищут-то? и что теперь делать? мой неврастеник тут на ушах стоит, кричит, что если бы он в магазин не вышел, его бы точно убили...
   -Успокой неврастеника. И сама успокойся.
   -...да, но что-то же делать надо,- не унималась Киса,- ты милицию вызывала?
   -Рис вызывал. Все без толку. Они ж его во всем и обвинили.
   -Как это?
   -А так. Раз ничего из квартиры не вынесли, значит, это Рис сам все подстроил. Чтоб я поменьше внимания на его успеваемость в школе обращала.
   Подошел Рис с квадратными глазами.
   -Господи, что еще?
   -Ма, ты у меня из комнаты книжку Пушкина случайно не брала?
   -Ты что, с ума сошел?- поинтересовалась Вава.- Во-первых, никакого Пушкина, кроме того, которого ты так на полку и не поставил, у нас нет. Во-вторых, зачем мне его у тебя брать.
   -А с кем ты говоришь?- кивнул на трубку Рис.
   -Да с Киселевой с работы. К ней тоже залезли.
   -Ага, понятно. - Не удивился Рис. - Ну говори, говори...
   Сказал и исчез в гостиной.
  
   Кое-как успокоив Кису, Вава заглянула к сыну - все-таки не выдержала ранимая психика ребенка - мало читавший Рис подвинулся вдруг на Пушкине.
   Рис стоял посередине комнаты с раскрытым томом в руках, тер лоб, щурился, вздыхал, нервно почесывался, бормотал себе под нос:
   -Тройка, семерка, туз, тройка, семерка, одиннадцать... А при чем тут песочные часы?
   -Рис, тебе что плохо, да?
   -Нет ма, мне отлично. Сейчас, сейчас, погоди... Скажи, песочные часы, ведь это знак времени, да?
   -Ну, наверное, может быть. А почему ты...
   -И они, правда, похожи на восьмерку?
   Все. Бред. Паранойя. Маниакально-депрессивный психоз.
   -Рис, милый, ты, пожалуйста, успокойся, не надо так нервничать...
   -Я в порядке ма. Я сейчас все тебе объясню. Скажи, тебя последнее время никто по телефону не разыгрывал странным таким голосом?
   Ну вот. И голоса уже слышит. Галлюцинации.
   -Меня? Меня нет...Ну-ка, посмотри на мой палец,- вспомнила Вава посещения кабинета невропатолога. Но до молотка дело не дошло.
   -Перестань, ма, - отмахнулся Рис. - Тебе должны были звонить и предлагать э... получше смотреть по сторонам. Ну, напрягись. Вспомнила?
   -Погоди, погоди... А ты откуда знаешь?
   -Потому что меня тут с тобой спутали и предложили внимательно читать книжки. Я так теперь понимаю не книжки вообще, а одну вполне конкретную, которую, кстати, у меня и увели.
   -Ты что, думаешь на фирму, к нам и к Кисе залезли ради какой-то книжки?
   -Да нет. Лезли совсем за другим. Книжку так прихватили, случайно. А знаешь, что они на самом деле искали и пока не нашли?
   -Думаю, теперь этого никто не узнает,- покачала головой Вава.
   -А я вот знаю. Ты говорила, у вас с фирмы украли патентный архив за десять лет. Так?
   -Ну да.
   -А хочешь, я скажу, за какие именно годы?
   -А разве я тебе не говорила?
   -В том-то и дело что - нет. А пропали у вас патенты...- Рис выдержал паузу и торжественно объявил,- ...с восьмидесятого по девяносто первый год. Правильно?
   -Правильно. Опять в Интернете выудил?
   -На этот раз нет. Книжечка мне одна помогла. Маленькая такая книжечка для пионеров и школьников. Пушкин, издательства ОГИЗ. Там один человек на полях пометки оставил.
   -Ох, Рис, не морочь мне голову, у нас столько дел еще,- оглядываясь на разоренную гостиную, возмутилась Вава.- Какая книжечка, какие пометки?
   -Дела в прокуратуре, а у нас тут так - делишки,- глупо сострил воспаривший Рис.- А пометки такие - восьмерка и три карты старой графини.
   -Ты что, бредишь?
   -Я то, как раз нет. Потому что я точно знаю - сведения, которые интересуют похитителей архивов, находятся среди патентов, выданных, (внимание!) в восемьдесят первом, восемьдесят седьмом и девяносто первом годах!
   -Ну и что?
   -А то, что эта часть архива исчезла до того, как к вам наведались охотники за изобретениями. А когда они это обнаружили, они решили...
   -...что эти документы хранятся у кого-то из сотрудников ПАП?
   -Умница ты моя,- похвалил Рис.- Весь вопрос теперь в том, у кого сейчас эти документы. Если только они еще существуют.
   -А почему бы им не существовать?- медленно, точно стараясь припомнить что-то, спросила Вава.
   -Да очень просто. Предположим, только предположим, что кто-то очень не хотел, чтобы информация об этих изобретениях попала в руки, так скажем, не тех людей. Допустим также, что этот кто-то сам или с ведома Юрова изъял, спрятал или просто сжег эти документы. Вот и...
   -Постой, постой...- вяло махнула рукой Вава.
   -Что? - насторожился Рис.- Что ты об этом знаешь? Ну, говори же, говори...
   -Да нет. Это бред. Не может быть, - мотала головой Вава.- Только этого нам не хватало!
   -Ну что? Что ты вспомнила? Да не тяни же, ма!
   -Помнишь, прошлой осенью, я упросила Юрова выделить нам институтский УАЗик, чтоб перевезти вещи с дачи?
   -Ну, да. Там еще были какой-то ящик, который я по твоей милости пер на чердак. Погоди, погоди. Ты хочешь сказать...
   -Нет, Рис. Я ничего не хочу сказать. Только Юров выделил мне этот УАЗик, которым меня потом Зюзюшка целый год попрекала, с одним условием.
   -Чтобы ты сожгла бумаги?
   -Ну, да. Говорит, эти документы по каким-то там причинам, должны быть утилизированы. И выбросить их нельзя. Только сжечь. Мол, не во дворе же костер разводить. Мы вам выделяем машину, а вы уж будьте любезны, Варвара Александровна. Я еще тогда подумала, что даром мне вообще ничего не достается.
   -И ты их спалила.
   -Да в том-то и дело, что нет. Мы тогда не успевали, шофер орал, что если будем возиться, уедет в город без нас, что он не нанялся тут дожидаться, пока мы костер разведем.
   -Так эти патенты-свидетельства, что, там и лежат?
   -Там и лежат.
   -Погоди, погоди. Повтори еще раз. Документы стоимостью в сотню тысяч долларов лежат у нас на чердаке, на даче в Шереметьевке?
   -Ну, лежат, лежат. Если, конечно, эти погромщики и туда не добрались.
   -Вот здорово! Ну, ма, ты даешь! Ну, просто "Пушкин - сукин сын!".
  
   2.
  
   В шестом классе Миша Логинов, сын хозяина десятка автомоек, назывался Михась, брил голову, оттопыривал пальцы, носил на костлявой шее золотую цепочку, прикармливал шестерок и держал в страхе свой, параллельные и старшие классы. В седьмом разогнал шестерок, попробовал наркоту и проститутку. В восьмом занялся спортом и бизнесом - посещал отцовский фитнес, шестерок сменил на охранников, давал всем желающим деньги в долг под проценты, скупал за копейки у отличников домашние работы и варианты контрольных и продавал их всем желающим (и нежелающим тоже) по цене завтрака, наладил и контролировал в школе рынок подержанных и краденных мобильников, велосипедов, скейтбордов и экстази.
   Ходил в костюме и галстуке, в лакированных ботинках на каблуке, носил фальшивый ролекс и улыбался, не разжимая губ. Звали его теперь просто Миша, но так осторожно и почтительно, что и Михась мог отдохнуть.
   Рис не был ни продавцом-отличником, ни покупателем, как-то, поморщившись, оживил шикарный ноутбук Миши, но от попыток включить его в бизнес в качестве менеджера по продаже компьютерных игр и обслуживанию техники, пожав плечами, отказался, за что был слегка помят охранниками Миши в туалете и после повторного отказа временно оставлен в покое.
   Когда Рис подошел к Мише на перемене, тот остановил шагнувшего к нему охранника из крупных одноклассников, опустив подбородок к груди, смотрел на Риса, не мигая исподлобья, что означало, должно быть, спокойно-уверенное: "Что, одумался? Давно бы так!"
   Выслушав предложение Риса, Миша, забыв про улыбку сквозь сжатые губы, слегка округлил глаза.
   -Ты чего, Гладыш? Ты знаешь, сколько это стоит? - Но, спохватившись, спросил холодно.- И какова же будет твоя цена?
   Рис просил у Миши напрокат его карманный компьютер на сутки и предлагал ему за это... десять долларов.
   -Десять долларов за машину, стоимость в полторы тысячи,- с интересом гладя на Риса, повторил Миша. Выдержал паузу, достал из сумки плоскую пластмассу благородного серого оттенка размером с журнал "Vogue", а когда брал деньги, жестко схватил Риса за руку повыше локтя, щипком потянул к себе, сказал на ухо:
   -Завтра в это же время вернешь машину. За опоздание штраф заплатишь - пятьдесят баксов. А если с машиной что случится - отдашь две с половиной штуки. А не то тобой и твоей семьей не эти ребята займутся, а папашины.
   Рис уложил ноутбук в китайский рюкзачок из плащовки, где уже лежал маленький сканер, впрягся в широкие лямки, а когда выпрямился, увидел спрессованную улыбку Миши и свое будущее, нарисованное одними губами:
   -Гладыш! А ведь я не шучу.
  
   Спорили до полуночи и после - Вава рвалась тут же ехать на дачу разводить костер, стаскивать с чердака коробку, бросать листочки гербовой бумаги и описания убийственных изобретений в огонь, следить, как вспыхивают они, ежатся и чернеют, и разбивать ломкие черные крылышки в мелкую траурную пыль березовой палочкой, подобранной на снегу.
   Рис был категорически против.
   Во-первых - опасно. За Вавой, наверняка, следят и в помертвевшем за зиму поселке могут сделать с архивом, а заодно и с ней, все что захотят. А, во-вторых, ну просто глупо уничтожать, то, что стоит огромных денег и вообще - не следует становиться на пути технического прогресса. Это как-то негуманно даже.
   Но Вава стояла на своем.
   Вспомнила вдруг - в ночь смерти Юрова слышала его голос. Думала, что во сне, но Рис нахмурился и подтвердил - звонил ей кто-то, поздно, она, не открывая глаз, послушала, помычала утвердительно, на том конце повторили и повесили трубку.
   Голос у Юрова был чужой, и он им спрашивал, сожгла ли она бумаги. Вава сказала "Да", и теперь это нужно было сделать, во что бы то ни стало - мертвым не лгут.
   В конце концов, Рису каким-то чудом удалось Ваве доказать, что если ехать на дачу, то именно ему и непременно без Вавы. А чтобы сердце матери было спокойно, он возьмет с собой кое-кого из одноклассников. Или - еще лучше: завтра физра, лыжи в парке, он подговорит ребят, навалятся разом на физкультурника и тому придется везти их всех за город в лес, дышать настоящим свежим воздухом. А самый близкий загородный лес - он в их родном дачном поселке - пять остановок на электричке и "Здравствуй, Дедушка Мороз!". А затащить всю компанию к нему на дачу согреться у костра и выпить по чашечке чаю - дело техники.
   Заодно и бумажки сжечь.
   Вава долго сопротивлялась и уступила со множеством "если" и обещанием звонить каждые полчаса и подтверждать собственную целость и невредимость. Рис отзвонился с вокзала, дал послушать Ваве шарканье и перекликание провинциалов у пригородных касс, соврал, что их тут много, целый класс и два учителя, выбрался на пустынный ледник платформы, побрел в одиночку к третьему вагону от головы, чтоб выйти, как заведено было Вавой, на дачной станции прямо напротив обкрошенных ступенек и расшатанного поручня лестницы.
   В подмороженном вагоне похрустывали скамейки, слепила колкая графика заиндевевших окон, нахохлившись, сунув красные носы под воротник, дремали ранние пьяные, похожие на вынырнувших из болота пингвинов.
   Рис продышал кружок в оконной льдине, опустил лицо в полынью, смотрел, как листают решетчатые железные придорожные столбы зимние подмосковные видики: белые проплешины полей, метелки кустарника, темные заборы и заброшенные, пустынные, скукоженные дачки, поснимавшие с себя на зиму вместе с листвой свои сады и огороды.
   Что их дача - как жизнь Гладышей - четыре сотки, частокол серый кариозный с выбитыми зубами штакетин, при матери вавиной грядки, смородина и школьные флоксы, при Ваве - лопухи и лебеда.
   Маленький одноэтажный домик, крашенный почерневшей темно-зеленой краской с верандочкой и печкой, на которой Вава помнила, а Рис не знал - когда-то стояла и сладко пахла керосинка, кипела пшенная каша.
   Комнатка: диван с пружинными подушками и валиками, стол, табурет и лавка, посудный шкаф со скрипучими дверцами и дребезжащими стеклами, всегда стучавшими Ваве на вылазки Риса за пряниками или конфетой накануне обеда.
   Что-то есть напрасное, какой-то обман в случайных посещениях летних дач зимой - как-будто все всматривался в детские воспоминания, видел двор, заросший сиренью, слышал крик в форточку: "Мальчики, домой!", и стук мяча на площадке за домом и трепет сушеного белья на веревке на ветру, и, наконец, попал случайно в этот двор и не узнал его - так все стерто десятками виденных позже дворов, так опошлился оригинал, пока писали с него всю жизнь по памяти картину.
   Рис подивился прозрачности зимних садов и тому, что поселок просматривается вглубь на три улицы, ногами разбил подтаявшую корку и разметал сугроб перед калиткой, протоптал рыхлую тропинку до веранды, по приставной лестнице залез на чердак, где обнаружил задвинутую мешками с банками и заваленную грязной непрозрачной пленкой картонную коробку с тремя папками и карандашными надписями тех самых годов на обложках.
   Зажег газ, поставил чайник, подключил ноутбук и сканер и перевел весь архив в сто страниц в электронную форму за каких-нибудь полчаса. Отсыревшая гербовая бумага горела скверно. Рис рвал патенты на тонкие полоски, они тлели медленно, вспыхивали, скручивались в маленьком костерке перед утонувшем в снегу крылечком в три потертые ступени, по которым взбегала когда-то маленькая Вава, и неуклюже скатывался маленький Рис, а теперь вот рядышком истлевали до черноты чьи-то давние шутки и надежды.
   -И все дела,- радовался Рис,- спеша по тропинке на станцию, топчась на месте и подпрыгивая в нетерпении, выжидая пока отползут от высоких черных ворот джип с тонированным стеклами и черная ауди - вот уж лет пять прятались эти машины за забором, выложенным под кремлевскую стенку, и так оставались для Риса лакированными ящиками на колесах - кто в них ездит и живет тут, ему было все равно. А вот если бы Вава была здесь и видела, как выскакивает из Шевроле Чугун, чтоб закрыть ворота, узнала в нем того, кто ползал перед ней, повизгивая, ослепленный в институтском подвальчике, а он узнал бы в Ваве ту самую, из-за которой дважды его всего за сутки опустили, и до станции тогда Вава бы просто не дошла.
   Паша прибрал ветеранскую дачку в том самом поселке, куда выезжали на лето Гладыши, первым делом обнес участок сплошным кирпичным забором и с соседями в разговоры и знакомства не вступал. От того и Рис с Вавой о новых дачниках, мимо которых ходили по дорожке на станцию и обратно, ничего не слыхали и, встретив в городе, не признали.
   Только одного Рис потом никак не мог понять - почему, выходя из метро, не одел он свой рюкзачок как следует в обе лямки. Тогда тот самый парень, у которого Рис сменял ворованный мобильник на фальшивую купюру, наскочивший на него в подземном переходе, радостно и зло заржавший, не сумел бы так легко сорвать у него с плеча рюкзачок, и, толкнув Риса на стену, не смог так проворно взбежать по лестнице и не пришлось бы Рису, бежать вслед, спотыкаться, падать, больно биться о ступени и стоять потом на улице, озираясь беспомощно в поисках похитителя.
   Парень исчез и унес рюкзачок, в котором были сканер и Мишин ноутбук стоимостью в полторы тысячи, вернуть который надо было завтра, не позднее двенадцати.
   Рис ощупал карманы куртки, достал последнее, что у него осталось - коробочку с диском, на который записаны были документы дачного архива.
   И диск и коробочка были целы.
  
  
   3.
   -Ну, что,- погромыхивая, откидывая большую курчавую голову, скаля крупные зубы, не то интересовался, не то подначивал, не то намекал Коля Чаидзе, встречая припозднившегося в этот день на работу Руднева. - Как дела у профессионала?
   Дела у Руднева шли из рук вон.
   Все новое, что он узнавал о том, что происходит в Институте, ни о чем не говорило, не связывалось, ничего не открывало и не проясняло.
   Люди, чем-то похожие на тех, что заходили в ПАП и напугали сотрудниц, вербовали подростков из футбольных фанатов для своих каких-то разборок. В инспекции по делам несовершеннолетних обещали выяснить, кто такие. Может быть, выяснят. Может это те самые, кого Руднев ищет. А может другие. Нитка слабая, к тому же не вдетая в иголку. Ничего ей не сошьешь.
   Из лаборатории сообщили - на нижнем белье Юрова обнаружены свежие следы его собственной любовной слизи. Значит, если Юров не страдал детским грехом и не развратничал по пьяному делу сам с собой, незадолго до смерти кто-то был с ним, кто помог ему освободиться от нахлынувшей страсти. И этот кто-то, скорее всего Зинаида Павловна Копелева - исполнительный директор ПАПа, твердившая упорно, что к Юрову в тот вечер она не заходила.
   Ну и что? Юров перед смертью поделился последним со своей любовницей. Она решила об этом не распространяться. О чем еще она молчит? Неизвестно. Можно, конечно, зацепить, но "что тут выловишь?", как говорит заядлый рыбак Коля Чаидзе.
   Коля давно хотел что-то сказать, но по обыкновению темнил и набивал себе цену.
   Руднев ждал.
   -Слушай, у тебя дача ведь на Истре?- начал Коля издалека.
   -Ну, допустим.
   -Там с районным начальством как? Все схвачено?
   -Да знаю, кое-кого.
   -Глава района, земельный комитет?
   -Не без этого.
   -Надо помочь одному человечку.
   -Какому?
   -Хорошему, хорошему и очень для тебя полезному.
   -А что человечку под Истрой надо?
   -Известно что - участок прикупить.
   -Ценой пониже, к реке поближе.
   -Точно.
   -Благодарность Главе администрации за его счет.
   -Само собой,- подхватил Коля.- Благодарность-то не у всех берут. Нужна рекомендация.
   -Рекомендация будет,- твердо сказал Руднев. - Иформация то хоть стоящая?
   -Информация стоящая,- хмыкнул Коля. - Тут работают люди Залипахина.
   -Кто такой Залипахин?
   -Олег Залипахин, бывший сотрудник нашего райотдела КГБ, гонял в свое время евреев и фарцовщиков на Пушкинской площади. Сейчас держит свою охранную конторку, сидит тихо, а копает глубоко, потому, как его бывшие подопечные с Пушкинской площади перебрались на Красную. Он и академика Черникова очень хорошо знал и сынка его, и в кридитах кое-что смыслит,- добавил многозначительно Коля.
   -Да ладно тебе,- поморщился Руднев. - Что, в самом деле... У тебя на этого Залипахина выходы есть?
   -Может быть, и есть. Но я тебе их не дам.
   -Это почему же?
   -А потому что ты, Руднев, останавливаться не умеешь.
   -А ты умеешь.
   -А я не такой везучий. Я в органах выжил по одной простой причине. Знаешь в чем мой секрет? Вовремя умею останавливаться.
   -И что это значит?
   -В данном случае вовремя остановиться - это сказать Рудневу кого надо искать. Но не сказать, как это надо делать.
   Руднев глянул на Колю Чаидзе, ущипнул себя за зародыш так и невыросшей бороды, наморщил губу с короткой щеточкой усов, поскучал в окно на подмокший фасад коммунальной развалюхи на той стороне улицы, вспомнил почему-то Светку с ее футболом и разодранным локтем, прикинул, кто может вывести на Залипахина. В общем, был у него такой человек. Руднев покосился на компаньона по рыбалке:
   -Что, так серьезно?
   -Серьезно. Я знаю, если решишь - полезешь. Так вот, я не хотел бы, если с тобой что случится, иметь к этому отношение. Скажут - Чаидзе знал и не предупредил.
   -Ладно. Будем считать, что предупредил. А отставник твой пусть не теряет надежды. Землицы мы ему добудем.
  
   Тут, естественно зазвонил телефон. Кто-то придушенным голосом, предлагал встретиться и выслушать его по делу Юрова. Говорил быстро, скороговоркой, задыхаясь, почти шепотом.
   -А погромче?- предложил Руднев.
   Тот не услышал. Прошептал что-то про скамейку в метро и пятнадцать минут до встречи и исчез из эфира.
   По дороге к метро, куда чертыхаясь, оскальзываясь и пошаркивая, семенил Руднев, его нагнал подросток неопределенного пола в вязаной шапочке на глаза, закутанный в шарф, с тощими бедрами, едва прикрытыми коротенькой курткой, в джинсах и сапогах с длинными носами и на шпильках. Носы и шпильки Руднев отметил не без интереса - как это они умудряются с таким тонким, острым и скользким на ногах удерживаться, и точно любопытством этим беззлобным подтолкнул подростка - тот вдруг мгновенно заскользил на месте, заметался, часто перебирая ногами, закачался, кренясь, цапнул руками воздух раз и другой, на третий вцепился в Юрова, продолжая вращать ногами, как циркулярная пила диском, крепче прижимаясь к Юрову, повисая на нем, медленно восстанавливая равновесие шпилек, тела, острых сапожных носов.
   Руднев и сам едва удержался на ногах во время бурного этого налета, буркнутым " простите" не удовлетворился, тем более что эквилибрист на льду как-то очень ловко прекратил судорожные, какие-то предчиховые вздрагивания в поисках опоры, едва почувствовав, что вот-вот рухнет вместе с Рудневым навзничь, легко отлепился от него и уверенно, с некоторой грацией даже, заскользил к метро.
   Руднев по инерции прокатился еще, подпрыгивая на ледяных буграх, глядя в спинку, шарфик и шапочку, исчезающие в толпе, понимая, что под белесой лампой на лакированной скамейке станции метро его никто не ждет, и что выманили его на улицу примитивно, грубо и непонятно за чем. Если, конечно...
   Опустив руку в карман пуховичка, Руднев без удивления извлек маленькую кассету из камеры видеонаблюдения, хмыкнул, поискал и не нашел в толпе щуплого своего доброжелателя, кивнул сам себе и вернулся в отдел искать по кабинетам, у кого может быть машинка для просмотра подкинутых ловкими подростками в сапожках на шпильках записей свидетельств по делам самоубийц.
   Поигрывая кассетой (палец в беленькой катушке крутит черную пластмассу, кассета на длинное ребро, покачалась на острие, хлопнулась на стол) Руднев ждал, когда освободится кабинет начальника, и он сможет познакомиться с содержимым вещдока или розыгрыша по делу Юрова. Тут и позвонила Лена Лизина и сказала: " Руднев, зайди ко мне на секунду, тут один молодой человек, твой знакомый рассказывает любопытные вещи".
   Пока Руднев поднимался в комиссию по делам несовершеннолетних, футбольный фанат, похититель мобильных телефонов и бой-френд дочки следователя Светки, сидел напротив Лены Лизиной, сгорбившись до состояния пятиклассника уличенного родителями в детском непристойном грехе. Перед Лизиной выложены были два мобильника и плоская пластмассовая книжка компьютера размером с номер журнала "Ровесник".
  
  
  
   ГЛАВА IX
  
   1.
   Охранник книжного супермаркета томился на контроле в ожидании звонка от случайного недотепы - все знают, что через контроль с книжкой под полой не проскочишь, но не все этому верят.
   Охранник был молод, жаден до открытий, книжек не любил, а любил погадать за вечерним пивом, как выберется из очередной пакости герой телебоевичка, предположения свои высказывал громко, уверенно и невпопад и потому пить с ним пиво и смотреть боевики не любили.
   И на работе он все поглядывал поверх монитора в зал, стараясь по виду покупателя, его походке, жестам и взглядам, угадать, прижмет ли он книжечку под курткой и пальто к груди, и как, шествуя рассеянно, наткнется на входную электронику, и будет объяснять собственное невнимание к материальной стороне жизни.
   Но и тут злоумышленника угадывал он редко, за полгода работы - ни разу, и тот, за кем он следил с тайным предвкушением, не тревожил электронных лучей, а попадались каждый раз другие, неугаданные им - не потертые старушки, не нахальные подростки и не ухоженные дамы, а те, кого он просто не замечал и между полок не видел, у кого не было ни лица, ни явного намерения, ни особых примет.
   -Так, а это что?- спросил себя охранник, и у него радостно екнуло и завозилось под ребром, а дыхание стало редким и частым, как у таксы, увидевшей вдруг кошку, спокойно сидящую в теплом подвальном окошке.
   Вошедшему точно было отчего-то неловко, он как бы подсмеивался над собой и похож был на взрослого, угодившего на детском празднике в самый центр дурацкого хоровода малышни или на дальнего родственника из провинции на столичной свадьбе, к которому отчего-то прицепился вдруг конферансье, тамада и массовик-затейник и чуть что для разрядки тащит неуклюжего, потеющего, свекольного от водки и смущения, то представлять египетскую мумию, забинтованную в полоски туалетной бумаги, то бегать и выпивать на перегонки с молодежью, то на тур вальса с толстой дамой, тяжелой и неповоротливой, как старое пианино, когда несут его съезжающие с квартиры по узкой лестнице пятиэтажки без лифта.
   Посетитель огляделся, точно отыскивая среди книголюбов знакомых, постоял, пожал плечами, хмыкнул, медленно побрел вдоль полок с поэзией и философией, останавливаясь, выдергивая пухлые томики с бублично-бараночными шрифтами на обложке, то, удивленно вскидывая брови, то, давясь беззвучным смехом.
   -Чему это он так радуется?- царапнуло охранника, и он решил с покупателя глаз не спускать.
   Что-то и в самом деле затевалось. Посетитель сыграл животом Моцарта, извлек из-за пазухи мобильник, придавил мелодию пальцем, послушал, с трубкой возле уха направился в отдел компьютерной литературы.
   А задерживаться там долго не стал: уточнил что-то коротко по телефону, отыскал пухлый том с синей жирной двойной галкой микрософт ворда, выдвинул, запустил руку поглубже, вроде как, отыскивая что-то припрятанное, книжку поставил на место и двинулся к выходу.
   Охранник подобрался в ожидании контрольного сигнала и даже перекрыл наполовину выход из белых пластмассовых воротец, и ладонь растопыренную двинул, чтобы упереться в грудь похитителя книжек, но тот беззвучно воротца миновал, вздернул руки, крутанул ехидно кистями как в еврейском танце, мол, что вы, что вы, ничего я не брал. Нужно было отступить, извиниться и клиента выпустить, поскольку машина никаких правонарушений не отметила, но ведь он сам, понимаете, сам видел, как клиент вытащил что-то с полки, сунул в карман и теперь пытается вынести из магазина, не оплатив!
   -Позвольте...- придержал охранник клиента.
   -В чем дело?- отозвался тот.
   -Нужно оплатить,- неуверенно заметил охранник.
   -Что оплатить?
   -То, что вы взяли с полки.
   -Я ничего такого у вас не брал,- веселился посетитель.
   -Но я же сам видел,- оглядываясь на кассира и старшего продавца, не сдавался охранник.
   -И что же,- с любопытством взглянул на охранника весельчак.- Обыскивать меня будете?
   -Если сами не отдадите - буду,- насупился охранник.
   -Митя, что у тебя там?- кричала поверх голов старший продавец, протискиваясь сквозь моментально притихших и сбившихся в кучу покупателей.
   -Да вот,- тыча пальцем в клиента, мычал Митя, а что сказать и сам не знал,- Да вы опустите руки-то,- чувствуя поднимавшийся смех в толпе, сказал подавленно Митя.- Что вы, в самом деле, тут...
   Покупатель же демонстративно расстегивал пальто, выкладывал на поручни контроля ключи, бумажник, перчатки, скомканный носовой платок, проездной в метро, сигареты, зажигалку, мобильник, делал все это демонстративно и медленно, перекрывая единственный выход из магазина и внимательно глядя не на охранника и спешащего к нему на помощь продавца, а туда, в тот самый раздел компьютерной литературы и на ту полку, с которой снимал только что микрософтный справочник.
   -Ты что, с ума сошел? Что ты людей хватаешь? У него же действительно ничего нет,- напустилась на охранника старший продавец.
   -Да я сам видел,- с шипением оправдывался охранник.
   -Что видел?
   -Как он взял это... и сунул в боковой карман.
   -Что это?- натянуто улыбаясь клиенту, вытряхивала из охранника старшая.
   Митя широко раскрыл глаза, а клиент демонстративно вынул из нагрудного кармана беленький конвертик, вытащил из него компьютерный диск, поднял его повыше, демонстрируя всем желающим, спросил, обращаясь к кому-то в зале: "Вы вот этим здесь торгуете?", потом включил распиливающую на все лады Моцарта трубку, кивнул кому-то в ответ на ехидную реплику, бросил короткий взгляд на те самые книжные полки, сгреб всю мелко звякнувшую дрянь в карман, и, не обращая более внимания на смущенного охранника и вскипавшую продавщицу, вышел на улицу.
   Покупатели, слегка разочарованные ложной поимкой книжного вора, потянулись мимо оскандалившегося Мити, проходили, скорбно глядя в пол, как мимо служебного покойника и только Рис, наблюдавший сцену на контроле сквозь плотные ряды томиков Марининой и Дашковой, поравнявшись с хранителем печатной продукции, наклонился к нему, опустившему голову на руки, и сказал негромко, но отчетливо: "А зря вы его отпустили".
   Деньги на покупку точно такого же ноутбука, какой он брал напрокат у неприятного своего одноклассника, теперь у него были - только что он обменял диск с записью вавиного архива на пачку долларов в конверте, который Алекс, следуя указаниям Риса по мобильнику, оставил под пухлым справочником, где накануне Рис припрятал свой диск.
   Только вот разглядеть, как следует Алекса (если это, конечно, был Алекс) ему так и не удалось.
   Например, есть ли у Алекса борода?
  
  
   Скрыть от Вавы историю с ноутбуком было легко - проницательная в пустяках, вроде отметок и прогулов, Вава давно не угадывала настроений сына и не подозревала, какие неприятности встречались на пути Риса, и как он учился с ними справляться. И теперь она сразу поверила всему, что рассказывал Рис - как они вывалили всей гурьбой из электрички, как шли через поселок мимо засыпанного снегом пруда, мимо таких белых прозрачных садов, мимо дачек по пояс в снегу - такой он странный зимой, их поселок... И Вава сразу представила себе - деревья за псивыми заборчиками похожи на венички вербы, какие продают старушки в весеннее воскресение у входа в метро и если вспомнить корзинку с тонкими торчащими из нее спутанными прутиками - сразу увидишь эти зимние дачные сады.
   По тропинке спустились в овраг, перешли ручей по мостику из двух досок, и видно было, как из-под кромки льда выглядывает темная стылая вода и под ней едва шевелится мягкая песчаная ладонь дна.
   На лыжи встали на краю поля - красные и белые шапочки с помпонами, рябые свитера, яркие куртки на белом снегу. Физрук пробивал дорогу, лыжники растянулись по лесу, перекрикивались, смеялись, объезжали поваленное дерево, спускались с визгом по склону в овраг, лыжная палка проваливается в снег, заваливаешься набок, рука по локоть уходит в сугроб, жжет между перчаткой и завернувшимся рукавом куртки.
   Кипятили чайник в маленьком промерзшем домике, хохоча и толкаясь, тянули онемевшие пальцы к газовой плите, нахохотали, надышали в комнатке и на верандочке тепло, и так было здорово, что досидели до сумерек, до зажженной одинокой лампочки под потолком на витом шнуре и подошедших вплотную к окнам синим сугробам и черным стволам старых яблонь.
   Так хорошо, так спокойно и ни тебе бандитов, ни Бори Шумана, ни следователя, ни Зюзюшки...
   -Постой, постой,- очнулась убаюканная Рисом Вава.- А как же бумаги... Ты их что - при всех жег?
   -Ну, разумеется, нет,- опомнился и Рис.
   -Но я надеюсь, ты их...
   -Да, да. И пепел по ветру развеял. И, между прочим, никто за мной не следил. Можешь считать - нас оставили в покое. Жаль, конечно, интересные варианты просматривались. Но... ты сама не захотела.
   -Захотела. И сейчас хочу, чтобы этот кошмар кончился. Не нужны мне ни деньги эти шальные, ни погони, ни обыски. Хочу жить, как все.
   -Это как же?
   -Бедно, но тихо.
   -И как - получается?
   -Пока не очень,- признала Вава и тут же выложила Рису порцию очередных своих переживаний, на этот раз связанных с Борей Шуманом.
   Рис слушал, кивал, смешливо или озабоченно поддакивал, переспрашивал, одобрял и успокаивал и Вава, если бы присмотрелась, легко заметила бы, что он в сущности ее совсем не слышит и думает о своем.
   -Нет, ты представляешь, каково ему?
   -Кому? - очнулся Рис.
   -Да Боре Шуману. Ты что, совсем меня не слушаешь?
   -Нет, почему же... Так что там с Шуманом?
   Боря Шуман позвонил Ваве в конце как-то странно тихого рабочего дня (ни Зюзюшка не дергала, ни Федотов не объявлялся, Киса отмалчивалась угрюмо, и на попытки Вавы обсудить вчерашние обыски реагировала вяло - а что здесь такого, ну взяли, да обыскали, по ошибке, ничего не нашли, теперь отстанут, и даже Ирка-уклейка в двери каждый час не торчала - так, заглянула пару раз) Боря позвонил, уточнил как-то придушенно, правда ли, что она выдала кому-то дубликат доверенности, оправданий ее выслушивать не стал, разговор прервался на полуслове и по номеру, который на днях так небрежно Борей был продиктован, никто не ответил.
   -Ну и что?- сравнодушничал Рис.
   -Ты знаешь, мне показалось, что Боря, когда спрашивал, был не один. Кто-то там рядом был и на Борю... давил. А я знаю - на Борю давить бесполезно. Он, ну... не сжимается, что ли. Так что если я что-то такое по голосу Бори почувствовала, значит, ему там совсем душно стало.
   -Да ладно тебе, ма... ничего твоему Шуману не сделается. Даже если он пересекся с нашими бандитами, опасаться ему, в общем-то, нечего.
   -Это почему же?
   -Да им выгоднее с ним договориться, чем убирать его.
   -Почему это выгоднее?
   -Потому что, если они избавятся от Шумана, ПАП этот для них будет потерян. Стоит им как-то проявиться, они тут же попадут в разработку. А с их прошлым и занятиями им это совсем ни к чему.
   Успокоив таким образом Ваву, Рис перебрался в свой компьютерный бедлам, и Вава в тот вечер больше его не видела и не слышала.
  
   2.
   "Завтра в двенадцать",- сказал Миша, и он не шутил.
   Какие шутки - ноутбук стоил тысячи полторы - по Вавиным с Рисом доходам целое состояние, которому свалиться на них было неоткуда. Даже если все (господи - что!?) продать, все равно таких денег... Остаются квартира и дачный участок, но это, знаете ли...
   Рис заметил, что мысли его упорно бегут по вавиному пути и встряхнулся.
   Что он, в самом деле: есть товар, есть покупатель и времени есть немного. Немного, но есть! Даже если он завтра к двенадцати не успеет - сутки у Миши выторговать можно - он сказал - пятьдесят за каждый день просрочки. Будут и пятьдесят и больше. Вот продаст он паповский архив и через день-два Мише представит точно такой же компьютер. Может даже лучше.
   Алекс откликнулся сразу, как будто тихо вошел в комнату, встал за спиной Риса и следил, как он набирает:
   -Продается информация о биоэнергостимуляторе. Срочно. Недорого.
   -Если можно, уточните - какого рода информацией вы располагаете?- спокойно переспросил Алекс.
   -Той самой,- отстучал Рис,- которой вам не хватает, и которую вы обещали своему партнеру добыть за неделю. Срок на исходе.
   -Предположим информацию у вас,- рассуждал Алекс.- Как я узнаю, что это то, чего мне не хватает?
   -Есть только один способ.
   -Какой?
   -Заплатить.
   -А о чем, собственно, речь?- опомнился Алекс.
   -О том, о том,- закивал Рис.
   -И все-таки. Хоть намекните. Ловля черных кошек в темных комнатах начинается с предположения, что и то и другое существует в принципе. Как насчет принципа?
   -В принципе, было три ящика бумаги.
   -И это все?
   -Поверьте, этого вполне достаточно.
   -А вы понимаете, что похищение архива госучреждения, с точки зрения закона, это...
   -Кто сказал "архив"? Я не говорил. А о законе лучше вообще не вспоминать: следствие весьма интересуют мотивы избиения до смерти ученых и падений из окна руководителей научных фирм.
   -Я к этому никакого отношения не имею.
   -А я не говорил, что имеете. Я написал - следствие интересует. Кстати о законе - три ящика бумаги были уничтожены по распоряжению академика.
   -Так что же вы предлагаете мне купить?
   -Дым.
   -Пытаетесь острить?
   -Простите, на поэзию потянуло. Как Пушкина.
   -Пушкин тут причем?
   -Действительно - ни причем. Едва ли он мог бы сравнить дым сгоревшей бумаги с электронной версией написанного на ней.
   -Так вы перевели архив в электронную версию?
   -Не важно, что именно я сделал. Важно, что у меня есть то, что вам нужно. Будете платить или нет?
   -Откуда мне знать, что в этих документах содержится какая-то информация о приборе?
   -Узнаете, когда заплатите. Но, наверное, что-то такое там есть. Иначе, зачем академику надо было эти бумаги уничтожать? Хотя будем справедливы - старик до последнего сомневался. Мучился - осчастливит прибор человечество или убьет его.
   -Сколько?
   -Полторы тысячи. Долларов.
   -Вы что с ума сошли?
   -Учитывая, сколько вы запросили за прибор, которого у вас к тому же нет, у вашего партнера, я действительно сошел с ума и потому прошу так мало. Но деньги мне нужны срочно.
   -Но у меня нет сейчас такой суммы.
   -В таком случае, я вынужден буду обратиться к вашему партнеру.
   -Он вам не заплатит.
   -Посмотрим.
   -Он опасный человек.
   -Возможно. Но вы же имеете с ним дело.
   -Почему я должен вам верить? Прежде чем платить, я хотел бы хоть что-нибудь увидеть.
   -Резонно. Так и быть - вы увидите все.
   -Действительно - отправьте мне архив, я его посмотрю и если товар стоящий - куплю.
   -Ага. Значит, деньги у вас есть?
   -Найдутся.
   -Замечательно! Сделаем так: завтра вы найдете конверт с дискетой там, где я вам укажу, и там же оставите конверт и в нем пятьсот (прописью) долларов.
   -Погодите - мы же договорились. За что я должен платить?
   -За просмотр. Пятьсот - цена просмотра. Полторы - цена материала.
   -Вы мне не доверяете?
   -Конечно.
   -А пятьсот рублей за просмотр вас не устроит?
   -Меня бы устроило. Мои обстоятельства - нет.
   -Возникли проблемы?
   -Вам они ни к чему.
   -Я должен подумать.
   -Не больше часа.
   -Ладно, согласен. Как вы себе это представляете. Что-нибудь из американского боевика. Встреча в баре? Или казино?
   -Все гораздо проще. Только вот что, Алекс...
   -Что?
   -Не вздумайте меня кинуть.
   -А вот пугать меня не надо.
   -А я вас не пугаю. Я предупреждаю: если что-то будет не так - информацией воспользоваться вы не сможете.
   -Не беспокойтесь. Все будет по-честному. Как в рекламе. Итак...
  
  
   Первая встреча всегда комом. Тем более, если человек слушать не умеет.
   Рис предупредил, Алекс не понял, кто ж тут виноват.
   То, что информацию на деньги надо менять в людном месте - это Рис сразу решил. И место такое имелось - у входа в метро вечно злая продавщица разнообразной прессы без лица и возраста сидела в углу разноцветной паутины из пестрых обложек лакированных журналов, уткнувшись в детективчик, и покупателей заранее ненавидела. Те подойдут, потопчутся нерешительно и ничего для просмотра спрашивать не станут, чтоб продавщицу не раздражать. Спросят программу ТВ на неделю, продавщица ткнет им, не глядя "ТВ парк" или "Семь дней", сдачу одной рукой отсчитает и дальше шуршит страничками будничных убийств и глянцевой любви.
   В самом углу лотка скучала правительственная газетка - никто ее никогда не спрашивал и в руки не брал, и хотя обновляли номер каждую неделю, судя по первой странице, кажется ни в газете, ни в мире ничего не менялось со времен первых доисторических выборов.
   Рис заранее пошуршал этой листовкой от власти, аккуратно подложил в стопку конверт с диском, прошелся вдоль витрин с цветами, булками, зажигалками и ремешками для часов, а когда вернулся, застал официозную газетку слегка помятой, а под ней вместо диска конверт с пятисотрублевкой - наследственная купюра Гладышей, цена их жизни и страданий.
   Рис не обиделся, не задергался, почему-то удовлетворенно хмыкнул и отправился в школу повидаться с Мишей, расплатиться с ним за отсрочку и ждать попутно, когда объявится Алекс с извинениями и объяснениями, как он впопыхах не понял и случайно перепутал курсы, виды и возможности валют.
   Узнав, что Рис вернуть ноутбук сегодня никак не может, Логинов повел себя как-то странно, как-будто они снова пятиклашки, идут после школы домой, и Рис выдернул у Мишки портфель и помчался с ним по улице (чего он, кстати, никогда не делал, но попробовать, может быть, и хотел бы), а Мишка легко догнал его, выбил портфель, шею обхватил руками "в замок" и начал медленно гнуть к земле под дружное гаканье детской толпы.
   И теперь Миша точно также схватил Риса за шею, Рис извивался и дергался, мягкой ладонью бил Логинова по плечу, попробовал ущипнуть его за ребро, но руки у Миши были твердые и давил он ими как машина, как пресс, под который загнали Риса для забавы или опыта проверить на прочность его шею, а когда Рис стал задыхаться, затих, махнув вяло рукой, заскреб подошвами по полу, оказалось, что выключатель сломался, остановить машину нет никакой возможности, все застыли в ужасе, у кого-то пискнуло от страха и предвкушения в горле, и, только перехватив случайно удивленный взгляд охранника, Логинов вдруг разжал руки, поймал выпавшего Риса за ворот, встряхнул, поставил на ноги, улыбнулся, не разжимая губ, вроде бы смущенно.
   -Так что ты там сделал с моим компьютером?- поинтересовался Миша, тяжело дыша. - Сломал... потерял... одолжил кому-нибудь?
   -Черт, ты мне чуть шею не свернул,- отдуваясь, покручивая головой и морщась, заметил Рис. - На вот возьми...
   -Что это?- брезгливо принимая пачку сторублевок, спросил Логинов.
   -Деньги за просрочку. Как договаривались,- взявшись ладонями за уши, Рис крепко покачал собственную голову, словно ставя ее на привычное место.
   -Какие деньги, где мой комп?- двинулся к Рису Миша.
   -Завтра получишь, - отозвался Рис.- В это же время. Ну, разумеется, если ты мне сейчас шею не свернешь. Тогда спрашивать будет не с кого.
   Охранники по знаку Миши отошли и то, что он сказал, слышал только Рис.
   -Не повезло тебе, Риска. У меня там была кое-какая информация. Если она попадет, куда не следует, или будет стерта, не завидую я тебе.
   Миша взялся за висевшую на шее на шнурке трубку, но телефон звонил у Риса. Не отвечая на звонок, Рис медленно отступил, подтянулся, сделал еще шажок и, стараясь не делать резких движений и не поворачиваться к противнику спиной, двинулся тихонько по коридору, совсем как человек, налетевший в лесу на свору сорвавшихся с цепи кавказцев, который думает о том только, как бы не спровоцировать резким движением вожака, припавшего на передние лапы, задравшего губу к носу, показавшего частые и острые передние зубы, чуть заголившего пару крупных кривых и желтых клыков.
   Глаз не сводя с Риса, Миша Логинов вдруг засмеялся, заржали следом охранники, попискивая, затряслись в робком смехе логиновские шестерки из параллельных классов, а Рис все пятился, не поворачиваясь спиной и не улыбаясь, и смех начал потихоньку умирать, смеющимся становилось жутковато, оттого что тот, кого чуть не придушили на глазах у всех, ни слова не говоря, так явно дает им понять, что они для него только стая сорвавшихся с цепи собак и разбегутся с визгом лаем и воем, стоит человеку нагнуться к земле и сделать вид, что он подбирает камень.
   Рис вдруг остановился, школьный коридор притих, звенел и дрожал мобильник в тишине. Рис повернулся, достал трубку из кармана, и все услышали спокойный его голос: Я вас слушаю".
   Давая на ходу короткие насмешливые указания Алексу о новой встрече, Рис как-будто тут же забыл о тех, у него за спиной. Хотя он очень хорошо разглядел и понял, что скрывалось за этой внезапной вспышкой Логинова. Там было действительно очень сильное чувство. И, как показалось Рису, чувство это было - страх.
   На самом деле Миша Логинов испугался, когда понял, что компьютер ему Рис может и не вернуть.
   Чего он так испугался?
  
   Свой номер мобильника Рис вписал в маленькое предисловие к паповскому архиву.
   Звучало оно примерно так:
   " Dear Alex!
   Поздравляю Вас - вы открыли файл и запустили программу уничтожения документов.
   Прежде чем вы познакомитесь с патентами на изобретения, от которых академик Черников почему-то хотел избавиться, и оцените их по достоинству в свете оговоренных выше сумм, знайте, что времени на принятие решения и оплату у вас ровно три часа. За это время вирус моего собственного изготовления сожрет всю информацию на этом диске. И не пытайтесь скопировать текст - в этом случае полетит все, что есть в вашем компьютере.
   Деньги мне нужны сегодня не позднее двух часов. Наберите этот номер мобильника, и вы узнаете, как вы сможете выкупить информацию для дальнейшего ее использования.
   Напоминаю - если я не досчитаюсь хоть одной купюры, архив Черникова будет потерян для Вас навсегда.
   Надеюсь, вы убедились, что это - не пустые угрозы.
   Впрочем, можете рискнуть".
   Алекс рисковать не стал.
   Он был в книжном супермаркете в то самое время, которое указал ему по мобильнику Рис. В конверте под справочником Микрософта было ровно полторы тысячи долларов и записка: "Пятьсот рублей - премия за находчивость".
  
   3.
  
   Боре Шуману было явно не по себе и это ему не нравилось.
   Когда-то мелкие пакости на пути, вроде недостатка информации, неизвестно откуда появившихся препятствий и помех - порождения зависти, интриг, нежелания делать так, как хотел Боря, только возбуждали его, заставляли подобраться и, как в спарринге, высоко подняв руки и втянув голову в плечи, двигаться напролом. Он не бился головой в стену. Он проходил сквозь нее, потому что ее не замечал. Он видел то, что за стенкой и просто шел к нему, не останавливаясь, не раздумывая, не пугая себя, как большинство коллег, предположениями вроде: "А что если..." И пакости рассеивались сами собой, слухи мелели и выдыхались, интриги обращались против тех, кто их затевал и те, кто мешал, пораженные бориной мощью, сами впрягались и начинали тянуть его к успеху.
   Получив замдиректорство, Боря снова ощутил себя на рельсах, толкнулся, провернул колеса, проскочил одну стрелку, другую и вот уже граница станции и впереди гладкий путь и наплевать, что вдруг зажегся красный - не до того, опоздание на годы, нагонять надо...
   Что-то разладилось в машине. Вдруг открылась способность замечать препятствия. Прикидывать и взвешивать. Беспокоиться о последствиях. Спрашивать себя и, не находя ответа, нервно прохаживаться по кабинету, постукивать пальцами по столу, подолгу смотреть в окно и даже думать о том, с кем бы посоветоваться.
   К двенадцати часам у Бори был готов пакет документов, по которому получалось, что он, как представитель Института и владелец акций Гладыш имеет право принять любое решение по фирме ПАП. Копия такого решения тоже была. И этим решением было решение о продаже ПАПа кому-то, чье имя и паспортные данные оставалось только вписать в пробелы продажной ведомости.
   В двенадцать никто не позвонил и не приехал.
   Борин поезд пыхтел и топтался в границах станции.
   Боря мог назначить бандитам срок для объявления - скажем сутки. Или двое. После чего навсегда вычеркнуть их из списка покупателей ПАП (запоздалый звонок, вопрос, холодное: "Простите, фирма уже продана, новый владелец РУБОП, связаться с ними можно по телефону такому-то"). Можно было продать фирму самому себе, за неделю-две разобраться, что же там происходит, заменить кое-кого из персонала (эту вот шлюховатую секретаршу, например) про бывшую крышу сообщить куда следует, пусть тому же следователю (Руднев, кажется), наладить поток прибыли на нужды Института и идти дальше...
   Черт, почему же они не звонят. Что он не так сделал? Ведь этот Паша явно был готов платить. Или нет? Что-то очень легко он согласился. А на что, собственно, он был согласен? Сказал - приготовьте все документы, подъедем, разберемся. Это, в каком смысле?
   Боря прошелся по бывшему Тришинскому кабинету (столик из красного уголка, облезлый стул и учительский книжный шкафик вынесли на задний двор, обстановку подновили, взяв кое-что из бориной лаборатории и из кабинета Черникова-младшего - ему вся эта обстановка едва ли понадобится), остановился у окна, остудил ладонь о стекло, за которым двор и косая тропинка в снегу и потянувшиеся по ней за продуктами в ближайший магазинчик "24 часа" остатки пожилых лаборанток.
   Зайти к Инессе? А что ей скажешь? Договорился продать ПАП с правом аренды помещений каким-то проходимцам, которые, похоже, Юрова запугали до смерти, а они куда-то пропали? Нет уж. С кем угодно, только не с Инессой. А с кем угодно?
   Боря покосился на телефонный аппарат. Молчит, сволочь. Может, отключили? Снял трубку, послушал. Гудок есть. Идиотская констатация - гудок есть, а разговора нет. Когда-то шутили - весь пар в гудок уходит. Глупо.
   Пойти в ПАП, поговорить с этой секретаршей? Она что-то знает про этого Пашу. Может быть связана как-то с ним. Что-то не так было, когда она обнаружила труп Юрова под окном. Вроде и растерялась, и истерила, но как-то не так, как будто... Ну, да - как-будто знала, что что-то подобное с Юровым должно было случиться. Что еще она знает?
   Боря ближе придвинулся к окну, поискал в соседнем доме окошки ПАПа (эти что ли?), заметил мелькнувший силуэт в освещенном проеме, отступил от окна, не то, чтобы испугался или оказался застигнутым врасплох за подглядыванием и нерешительностью... так, показалось на секунду, что из дома напротив наблюдает за ним кто-то. Та самая секретарша что ли?
   Нет, так дело не пойдет.
   Что-то надо делать. Куда-то идти. Куда? В лабораторию? Что там делать среди вымерших шкафов, столов, клеток и комнат?
   Грянул телефон. Звонила Вава, жаловалась, что кто-то залез к ней в квартиру, все разворотил. Что-то искали, а что - непонятно. Боря отмахнулся от нее легким внушением и сам как-будто пришел в себя. И даже удивился - что это он, в самом деле? Ну, передумал покупатель, денег вовремя не собрал или решил, что цена высока - тем лучше. Не объявится больше эта компания - ему же, Боре, выгода. За одну встречу удалось избавиться от крыши. Объявятся снова - тогда и будем решать.
   Боря чувствовал себя, как всякий здоровяк, у которого вдруг и в первый раз скакнуло давление - закружилась голова, в глазах потемнело, качнуло, шатнуло, не хватило воздуха и такая, знаете ли, слабость - руки не поднимешь, и ничего не хочется, и ничего не надо.
   Приступ прошел внезапно, как начался, и Боре захотелось вскочить, провести короткий бой с тенью и рвануть штангу килограммов в сто, чтобы убедить себя, что это не возраст, не болезнь, не старость, так, ерунда - минутная слабость, понервничал, переработал, плохо спал ночью, все уже прошло, он в порядке, сила есть и здоровье при нем.
   И на следующий день Боря Шуман с утра чувствовал знакомую упругость во всем теле, кровь кружила по сосудам, руки наливались силой, мышцы непроизвольно сокращались, хотелось сильно постукивать ребром ладони по краю стола, означая начатые и тут же с успехом завершенные дела, и когда зазвонил телефон и незнакомый голос с ленивым хамством поинтересовался: "Ну, че, надо бы встретиться, разобраться", Боря совершено спокойно ответил, что у него все в порядке, документы готовы, но что встречаться надо было вчера...
   -Значит так,- не слушая его и не возражая, напирали на Борю,- выйдешь сейчас, сядешь в свою волгу и поедешь за черным Шевроле. Мы тут в переулке.
   Если бы не вчерашний внезапный приступ нерешительности, ни в какую волгу Боря бы не сел и никуда не поехал, а добился бы, чтобы вся компания поднялась к нему в кабинет, а он принял бы их и заставил принять свои условия.
   Но хамский голос, нахальные требования, нежелание слушать, уверенность в том, что человека всегда можно заставить делать то, что ему не нужно, но нужно тебе, все то, чем когда-то отличался и сам Боря, показались ему вдруг той самой стенкой, через которую он должен пройти, чтобы стать самим собой.
   Стена была перед ним, и невозможно было ее ни обойти, ни перелезть, ни сделать подкоп, ни повернуть назад. Можно было только перестать чувствовать, ощущать острые и твердые грани, нужно было увидеть то, что за ней, то, что Боре теперь стало необходимым, и это был не ПАП, не деньги, не успех, не карьера, а что-то, может быть когда-то бывшее у Бори, а теперь им потерянное и забытое, а может быть то, чего никогда у него не было, но без чего, это он уже знал, никакого Бори Шумана быть уже не может.
   И он встал, свернул бумаги в трубочку и засунул их в прозрачный пластик файла, опустил туда же паспорт и ручку и все вместе забросил в дипломат, щелкнул замками, потушил лампу, в приемной постоял перед дверью в кабинет Инессы, решил не заходить и не прощаться, на предупредительное полувставание секретарши ("Что с вами, Борис Михайлович, вам плохо?") покачал головой, в последний раз окинул взглядом приемную, которую он так долго хотел и, наконец, сделал своей, и вышел.
  
  
   ГЛАВА X
  
   1.
  
   -Та-ак,- сказал себе Руднев, увидев Светкиного футболиста перед кучей мобильников и ноутбуком в кабинете Лены Лизиной.- Попался, голубчик.
   Злая радость тут же пшыкнув потухла, как сигарета под слюной на пальцах человека, не нашедшего пепельницу на приеме, куда попал он впервые и случайно, в жмущих ботинках, надеваемых только на юбилеи и похороны и в тесном галстуке, и теперь ему ничего не остается, как незаметно опустить окурок в карман и таскать его, и убегать от его вони весь вечер, пока не доберется он, наконец, до туалета, чтобы вытряхнуть эту гадость в унитаз, если, конечно, сам найдет к нему путь, потому что спросить, где этот самый чертов туалет, все равно ни у кого он не сможет.
   Подросток покосился на вошедшего, попробовал подобраться, выпрямиться и выбрать между" Помогите, помогите, это в первый раз, я случайно, больше не буду, только выпустите меня!" и "Давай, вытаскивай меня отсюда, а то я таких вещей этой шизанутой следовательше про твою дочку расскажу - мало не покажется!", но выбрать ничего не сумел и тут же снова осел на стуле.
   -Ну что тут у вас?- погладил ус Руднев, но дергать и теребить не стал, и даже руки сунул в карманы.
   -Да вот... - помедлила, вспоминая статью УК, Лизина.- Разбойное нападение с целью завладения чужой собственностью в виде мобильного телефона и компьютера, совершенное в одиночку и видимо не один раз.
   -Взяли с поличным?
   -Дэпээсники привезли. Сдернул трубку у девчонки рядом с вокзалом, а патрульная машина как раз мимо проезжала.
   -Ну и оформляй, как положено - дело открывай, свидетельские показания, вещдоки... Учить тебя что ли. Сколько ему светит?
   -Учитывая возраст и отсутствие смягчающих обстоятельств,- оценивающе разглядывая скукоженного фанатика, сползающего со стула без своего прежнего нахального "Здрасьте!" на лестничной клетке, где он сидел со Светкой в обнимку, и даже руки при виде Руднева не снимал, стервец, Лизина подытожила,- лет пять ему дадут.
   Парень тихо всхлипнул.
   -Чего так мало? - удивился Руднев.
   -Ну, возраст все-таки. Первый раз...
   -А если смягчающие найдутся?
   -Ну, мне-то их откуда взять?
   -А если кто поможет?
   Парень насторожился и чуть двинул задом по сиденью...
   -Кто же это?- посмеиваясь глазами, удивилась Лизина.- Разве вот следователь какой знакомый.
   -А у него такой есть? - с сомнением покосился на парня Руднев.
   -Да, говорит, есть.
   -Интересно. А что еще он говорит?
   -Говорит, дочка следователя - его подружка.
   -И как далеко зашли их отношения?
   -Да вроде как свадьба скоро.
   Парень заерзал на стуле, точно у него засвербило.
   -А папаша в курсе?
   -Теперь, наверное, в курсе.
   -Ну что ж,- не замечая более прыщавого фаната и собираясь уходить, сказал Руднев.- Желаю счастливого брака. И детишек побольше. Правда лет пять с этим придется подождать.
   -Слушай, Руднев,- перехватила его у двери Лизина.- Не знаю, что там у этого парня с твоей дочкой...
   -Да ей всего двенадцать, что у них может быть,- засипел в ответ Руднев.- И если только я узнаю... Я его за совращение малолетней...
   -Да он сам еще малолетний,- отмахнулась Лизина.- Остынь. Не было у них ничего, это он сдуру ляпнул. А парня жалко. Ты ведь хотел знать, кто из фанатов шестерок вербует. Вот и вытряхни это из него. Оформим, как добровольное содействие органам. Может, добьемся приговора с отсрочкой.
   Руднев посмотрел на раскисшего светкиного дружка, вспомнил, как мечтал дать ему по шее и вытащить Светку из этой компании, представил, как Светка, не дай Бог, начнет мотаться в СИЗО с передачами, понял, что может дочь окончательно потерять и пожалел, что замели этого придурка на их территории.
   -Ладно,- вздохнул Руднев.- Иди, перекуси чего-нибудь. А мы тут с твоим подопечным потолкуем.
  
  
   Как только Лизина вышла, мальчишка повертелся на стуле, подобрал ноги, руки сложил на груди, шумно вздохнул, голову свесил на бок, наискось по диагонали уставился в пол.
   Поза двоечника и хулигана на педсовете,- подумал Руднев. - Обрабатывайте меня, обрабатывайте, все равно ничего сделать не сможете. Только тут ты, дружок, ошибся.
   Лобик в две шишечки, соломенная челка, нос бульбочкой, глаза так глубоко запрятаны, что и не разглядишь какого цвета и размера. И что Светка в нем нашла? Раньше казался высокого роста, но и это растерял, как только крепко взяли его за это место. Дать бы ему по шее и вытолкать отсюда, так ведь он только этого и ждет. Нет, парень, это твой последний шанс хоть что-то понять, и я уж постараюсь, чтобы ты использовал его по полной.
   -Ну... Костя Литвиненко, - потянул к себе протокол допроса и прочел на нем имя Руднев (странно, он даже не знал, как этого свиненка зовут, на столько он ему был не интересен)...- Что скажешь?
   -А чего говорить-то?- набычился вдруг Костик.- Я уж все сказал. А она записала.
   -Действительно, что ты можешь сказать? "Шел мимо, гляжу, у девки мобила классная болтается. У нее есть, а у меня нет. Обидно. Ну и сдернул непроизвольно, чтоб не задавалась. Хотел вернуть, а тут менты налетели и повязали". Так что ли?
   Брови у парня удивленно поползли вверх.
   -А вы откуда знаете?
   Руднев положил перед собой телефончик постильнее, второй пристроил рядышком, подравнял.
   -А второй мобильник ты просто нашел.
   -Ага!- разинул радостно рот парень.
   -Сказать как?
   -Скажите.
   -А было это на последней вашей фанатской, как это у вас, "тусне"? Вы шли спокойно, никого не трогали, а тут динамовцы. Так?
   -Ну да. Махаловка началась...
   -...потом вы их погнали, потом они вас, потом менты налетели, все повалились, и когда ты рожей в асфальт въехал, ты этот мобильник и увидел прямо у носа, сунул в карман, чтобы не раздавили, а кому теперь его отдать не знаешь, не в бюро же находок его нести. Правильно?
   -Правильно,- засиял, как начищенный Костик.- А компьютер?
   -Ну, тут совсем просто. Ноутбук тебе одолжил кто-то из фанов, такой высокий, ходит в бейсболке, шарф у него длинный, на всю улицу можно растянуть. Как зовут, не знаешь, а кличка - "Хрен". Ты должен был посчитать ваши шансы на первое место, ты все сделал, а он вот уж неделю нигде не появляется и тебе приходится таскать эту штуковину с собой, что очень неудобно - того и гляди, отберут, чем ты тогда расплачиваться будешь?
   -Погодите, погодите,- встрепенулся Костя.- Вы ж протокол не читали. Откуда ж вы... Инспекторша, что ли разболтала?
   -Да я тут под дверью стоял и все слышал...
   -Как это?- не поверил Костя.
   -А так. Ваше вранье не меняется с тех времен, как Адам спер первое яблоко.
   -Так это ж правда,- напомнил Костик.
   -А мне это по тамбурину,- отсек Руднев.
   -Так вы же хотели мне помочь!- заерзал парень.
   -Да что ты? - удивился Руднев.  Уж если есть здесь человек, который хотел бы, чтобы ты сел на максимальный срок, то он перед тобой. Вот сейчас вернется Лизина, смягчающих обстоятельств не обнаружит и, как ни жаль ей тебя, лет пять общество будет от тебя отдыхать...
   -Да что я вам сделал?
   -Мне? Мне ты ничего сделать не можешь. В одиночку ты вообще никому ничего сделать не можешь. Только толпой, только кучей, стаей! Орать свои похабные частушки, бить витрины, поджигать машины, заставлять тех, кто под вашу шайку попадает, кричать, что вам вздумается...
   Чувствуя, что теряет контроль над собой, Руднев перегнулся через стол, задыхаясь, тыкал пальцем парню чуть не в лицо: "Ты у меня будешь сидеть, будешь..."
   Парень поднял руку, защищаясь, Руднев спохватился, процедил нехотя:
   -Если, конечно...
   -Что?- почему-то шепотом спросил парень.
   Руднев помедлил, протянул брезгливо, нехотя, с сожалением даже:
   -Ходят там у вас среди фанатов такие крутые ребята.
   -У нас крутых полно. Вы кого имеете в виду? - насторожился Костик.
   -Того, того,- закивал Руднев.- Кто в драки не лезет, наблюдает за вами, потом вербует из вашей сволочи на дело, расплачивается и исчезает. Знаешь таких?
   -Не-е...- закрутил головой Костик. - Даже если бы знал, вам не сказал.
   -А кому сказал бы?
   -Да никому.
   -Ну, смотри,- пожал плечами Руднев.- Мое дело предложить.
   Помолчали.
   -Ну, а если бы я вспомнил... - начал осторожно Костик и тут же спохватился... - Не про этих крутых, а про других.
   -А мне другие зачем?- не понял Руднев.
   -Ну, вас же интересуют молодежные преступные группировки?
   -Ты что-то о них знаешь?
   -Может быть, и знаю. Может быть, и мобильники эти и комп - это не просто недоумок какой-то одиночка, бегает и у всяких дур трубки срывает...
   -Ну-ну,- подтолкнул Руднев, - начал - говори!
   -Не... Так дело не пойдет,- начал выпрямляться, наконец, Костик. И совсем уж уверенно. - Мне сделка нужна. Ну, как в кино: я вам рассказываю, для кого мы таскаем мобильники, там аудиотехнику из машин, а вы снимаете с меня все обвинения.
   -В Америку, парень, захотел поиграть,- понял Руднев.- Хорошо. Будет тебе сделка.
   -Какая?
   -Сделка по-русски.
   -Это как?
   -А так. Ты мне сейчас выкладываешь про моих крутых. А Лизиной, про свою шайку и кто там заправляет.
   -И что?
   -Можешь быть свободен.
   -Что. Так просто?- не поверил Костик.
   -Просто. Информацию мы твою проверим. Компьютер и мобильники сам вернешь тем, у кого взял. И есть одно условие.
   -Какое условие?
   -Маленькое такое. Но тебе на всю жизнь хватит.  Руднев снова потянулся к Костику через стол.- Если я тебя увижу рядом со Светкой, или узнаю, что ты шляешься на ваши фановские сборища, или до меня дойдет, что ты опять трубочками занялся...
   -Посадите?
   -Зачем мне тебя тогда сажать?- удивился Руднев. - Просто те, кого ты мне сдашь, тут же об этом узнают. А для этих людей срока давности не существует.
   -А как же я из дела выйду? Вы всех возьмете, меня не тронете. Меня же сразу вычислят.
   -Не вычислят, не вычислят. Придумаем что-нибудь,- успокоил Руднев Костю и приготовился слушать.
  
   До видюшника в кабинете начальника добрался он часа через два. Вставил кассету из видекамеры в адаптер, который тут же отыскался у Коли Чаидзе, адаптер в магнитофон, просмотрел короткую запись. На экране Юров лежал на носилках в собственной приемной, какие то жлобы в белых халатах стояли тут же, кто-то с неприятно холодными глазами сидел за столом Юровской секретарши (пару раз он заглянул прямо в камеру, и лицо его было видно отчетливо). И был там еще кто-то на заднем плане - то локоть в кадр попадет, то плечо, но весь не показывался, точно знал этот человек, где установлена камера и что она снимает.
   Только эти кадры, попавшие Рудневу совершенно непонятно от кого и означавшие неизвестно что, и были хоть как-то связаны с делом Юрова. В том, что нарассказывал Рудневу Костя Литвиненко, может быть, и был какой-то смысл, но нужно это Рудневу или нет, определить он не мог.
   На всякий случай, попросил Лизину подержать Литвиненко пару часов в обезьяннике, взять подписку и ничего не говорить о том, будет делу дан ход или нет. А сам прыщавому фану сказал на прощанье такое, что вряд ли теперь услышит Руднев о нем от Светки, а уж увидит его, если только в кабинете Лизиной, куда в ближайшее время Руднев заходить не собирался.
   Тут Руднев явно поспешил - весь этот бред, который нес Костик в течение двух часов о том, кто и как вербует подростков для мелких грабежей на улицах к фанатам никакого отношения не имел, но с Юровым и Вавой во времени и пространстве был как-то связан, и доказательство этой связи лежало перед ним в маленькой коробочке импортного компьютера, что Руднев поймет, быть может, слишком поздно.
  
   2.
  
   -Господи, бывает же так - и Зюзюшки иногда могут быть похожи на людей, - думала Вава, глядя на Зину, сидевшую так мило, по-домашнему, услужливой хозяйкой во главе стола с нарезкой, икрой и шампанским из ближайшего супермаркета, куда к вечеру отряжена была Ирка-уклейка, взвинченной, вихрем прошедшей по комнатам, заряженной каким-то истерическим радушием Зюзюшкой: " Ну, все, девчонки, хорош горбатиться, или мы не люди - праздник, праздник, девичник, начало новой жизни без мужиков, проводы 23 февраля, встреча 8 марта!"
   Даже привыкшие к мгновенным сменам настроений Зинаиды Павловны дамы, сидели поначалу плоские, как замороженная пица в СВ-печке и только после третьего бокала растаяли, подогрелись, забормотали, заскворчали, запузырились - косметика вспотела сырной испариной, вскипела туш на ресницах, вспухли в улыбках сморщенные, крашеные помидорные губы.
   До обеда Зинаида Павловна подвергла контору глубокой заморозке.
   Сотрудницы вызывались одна за другой в бывший юровский кабинет, где, отодвинув в сторону монитор и очистив стол от клавиатуры, сидела, раскачиваясь и покручиваясь на кожаном шарнирном кресле, Зинаида Павловна, а за спинкой кресла скрывалась невидимая миру Ирка-уклейка, снабжавшая Зинаиду по ходу беседы беспощадной информацией о скверной работе и дурных привычках каждой из работниц ПАПа.
   Пожилые девушки, втянув головы в плечи, выходили из кабинета с сырыми глазами, тихо ойкнув, бежали в туалет, на вопросы товарок трясли ладонями, ломаные пальцы крепко жали к вискам, давясь, совали валидол под язык и мелкую сладкую морозную гадость глицина за щечку.
   Кисе предъявлены были обвинения статьям по пяти, среди которых полная неспособность приводить новых клиентов, равнодушие к клиентам старым, игра со скидками в свою пользу и возможная работа на конкурентов. Ваву отчитали за постоянные опоздания, за то, что она шляется где-то в рабочее время, домашние дела интересуют ее больше работы и вообще - нет от нее конторе никаких доходов - одни расходы только. На обеих был наложен штраф и повешена угроза увольнения в течение месяца.
   И Киса, и Вава, которых перспектива отчисления из конторы должна была бы радовать возможностью освобождения от преследований и кошмаров, оказались, тем не менее, во власти всеобщего дамского психоза.
   -Да кто она такая, что она о себе вообразила, секретарша несчастная,- гоняя платочком красные пятна по щекам и растирая до черноты текущие глаза возмущалась Киса, как-будто не было для нее ничего важнее, чем доказать сейчас, что она работала изо всех сил и сделала все что могла, а теперь ее незаслуженно лишают честно заработанных денег.
   -Что она вообще понимает в нашем деле,- подхватывала Вава.- Она сама-то хоть одного клиента привела?
   -А указания дает,- ввернула Киса.
   Сотрудницы, набившиеся после разносов в кухню, жались по углам, сочувственно кивали и прерывисто вздыхали, но высказываться против нового начальства опасались и на свет не выходили.
   -И вообще,- авторитетно заявила Вава,- может быть, в наших услугах уже никто не нуждается. Что патентовать-то? Открытий настоящих нет, а жульничество патента не требует. Может, и архив-то наш поперли, чтобы в дутые оригиналы легче проскочить можно было.
   Сказав это, Вава поперхнулась, попыталась переглянуться с Кисой, но ей это не удалось - Киса затуманилась и отвернулась к окну.
   Весь день в хождениях на ковер и обратно они старательно избегали обсуждать недавние домашние погромы, втайне надеясь заговорить молчанием силы, с такой легкостью разметавшие их семейные очажки, мирки маленьких надежд и грустных иллюзий. Не называй по имени Бога и может он не заметит тебя и даст пожить еще чуть-чуть.
   В дверях неслышно появилась Ирка, постояла, глядя на увядшую разом клумбу сотрудниц и также тихо исчезла.
   Все разошлись по норкам, улитками в раковинах свернулись над телефонами и списками клиентов, в каковом трудовом порыве и застала их тихая укоризненная просьба все той же Ирки: "Зинаида Павловна просила не расходиться. Нас ожидает маленький праздник".
  
   Праздники, праздники - стук ножей и запах пирогов с теплых родительских кухонь, терпкий вкус токая под грудные всхлипы бардовских песен на студенческом девичнике, развязывающий фантазии чресел горячий любовный чай лабораторных посиделок и вот теперь жеманные зинаидины потуги сыграть в маленькую семейку Зюзи, где все любят друг друга и мамочку-начальницу с ее заботливыми строгостями.
   Зюзюшка то и дело провозглашала тосты, рифмуя "патенты" с "импотентами" и намекая на близкий расцвет общего дела после избавления от приставки мужского бессилия в руководстве ПАПа. С мест набирал силу льстивый хор кормящих женщин. Раскрасневшаяся Киса дважды взвизгнула: "Ой, девочки!". Вава с тоской оглядывалась на дверь, прикидывая, когда можно будет, пробормотав смущенно: " Я на минутку!" бочком, бочком пробраться к выходу, подхватив сумку и пальто, выскользнуть на лестницу и больше не возвращаться к тарелке, заляпанной остатками салата, вечно падающему пластмассовому стаканчику из-под шампанского, спертому воздуху корпоративного веселья.
   Но как тут выскочишь незамеченной, когда Ирка приклеилась к входной двери, и, кажется, глаз с нее не спускает, а Зюзюшка в самом начале вечеринки, крича что-то зло извинительное, усадила рядом с собой, лила шампанское в стаканчик через край, плескала ей коньяк в чашку с пепси-колой, куда Вава, пересохшая от всеобщего притворства, то и дело окунала губы, но ничего, кроме мути и тошноты не чувствовала.
   Зюзюшка с Кисой вдруг объединились в попытках ее растормошить, пощипывали намеками на коварство любви в их-то возрасте, пошептывались заговорщицки, тянули вразнобой вранье старинного романса, потом, оставив, наконец, Ваву, зачирикали вроде как о своем, о девичьем, для прочих ушей не предназначенном, но так, что Ваве почему-то все было отлично слышно. И когда она, воспользовавшись этим понарошечным уединением задружившихся ни с того ни с сего Кисы с Зюзюшкой, совсем уж собралась сбормотнуть свое "На минуточку!", вдруг услышала...
   -И говорит мне Инесса, - то и дело оглядываясь на Ваву, как будто секретики эти только от нее и надо скрывать, шептала Зюзюшка,- " что это вы там устроили у себя на фирме, " мол "для неслужебных отношений есть неслужебное время", дескать "совсем стыд потеряли"...
   -Так и сказала?- прикрыв рот ладошкой и демонстративно стараясь не смотреть на Ваву,- ахнула Киса. - А откуда же она знает?
   -Ну, мир-то не без добрых...- прыснула Зюзюшка.
   "Та-ак, - сказала себе Вава и пролила шампанское на скатерть,- Мир не без добрых людей, это точно. И как это так получается - в Институте полтора человека осталось, а то, что за бетонными стенами происходит и касается только двоих, тут же всем становится известно, как будто мы этим в вестибюле или столовой при свете прожекторов занимались.
   "Да нет у меня ничего с Федотовым! Чего вы так раскудайхтались-то!"- хотела крикнуть Вава, но вовремя спохватилась.
   -А у тебя точно с ним ничего не было?- засомневалась вдруг о ком-то Киса.
   -У меня-я-я? С ни-и-м?- протянула удивленно оскорбленная Зинаида.- Нет, он то меня сразу клеить стал, но я его тут же осадила. Я вообще не понимаю, что наши бабы в нем нашли - низенький, потный, самоуверенный, да еще к тому же озабоченный,- дала кому-то уничтожающую характеристику Зюзюшка.
   -Он что, сексуальный маньяк?
   -Что-то вроде. Во всяком случае, если мужик уверен, что любая только и ждет, когда он ей сунет, у него явно что-то не в порядке.
   -Что ж ты Инессе это не сказала?
   -Да жалко ее стало.
   -Почему?
   -Ну, ей-то точно никто не совал,- разошлась совсем Зюзюшка.
   -Ой, ну ты, скажешь!- отмахнулась стыдливо Киса.
   -Точно. А мне, если хочешь, это сексуальное рабство... - Зюзя развернула банан, сунула в рот, пальцем многозначительно постучала по длинному белому концу - вот где сидит!
   -Нет, а Инесса что?- смахнув упавшую на выкатившийся от любопытства карий глаз челку,- пытала Киса.
   -А что Инесса? Обычный приступ стародевического бешенства. Подняла панику - Боря Шуман пропал! В милицию уже бегала. Подумаешь, Боря Шуман пропал, с работы ушел в двенадцать, обещал скоро вернуться, на следующий день не появился и дома к телефону не подходит. А может у человека сексуальный запой!
   -Это как?
   -Ну, подцепил где-нибудь девочку молоденькую, и пока все в нее не сольет, что накоплено, не успокоится.
   -Да прекратите вы!- вскинулась вдруг Вава, так что затянувшие вдруг "Подмосковные вечера" сотрудницы разом притихли, но тут же, по знаку Зинаиды Павловны грянули "По рюмочке, по маленькой, налей, налей, налей..."
   -Что вы хотите этим сказать?- строго спросила Ваву Зинаида Павловна.
   -А то, что если Борис Михайлович пропал, это может означать только одно!
   -Что же?- холодно спросила Зина.
   -А то, что он у тех самых людей, которые Юрова довели до самоубийства. И вы это, Зинаида Павловна, отлично знаете.
   -Вы меня, как будто в чем-то обвиняете,- перешла вслед за Вавой на официальный тон Зюзюшка.
   -Да никого я не обвиняю. Все мы тут одинаковы. И по-хорошему всем бы нам следовало к Рудневу идти, прямо сейчас и рассказать...
   -Что?
   -Кто что знает. Может еще не поздно. Может Боре еще помочь можно.
   -Что касается следователя, то он, как раз, в курсе,- веско заметила Зинаида Павловна.- А вот вам, Гладыш, следовало бы быть осмотрительнее.
   -Это, в каком же смысле?
   -А в таком. Когда органы к вам обращаются за помощью, надо им помогать. И рассказывать все и сразу. Без утайки, а не подставлять под удар,- Зинаида многозначительно посмотрела на Кису и та кивнула,- своих близких.
   -Например?
   -Своего сына. Я уж не говорю о подруге.
   -Это вы о чем?
   -О разном. О судьбе пропавшего архива, например.
   -Архив... При чем тут архив? Меня о нем никто не спрашивал.
   -А если бы спросили?
   -Да нет никакого архива,- возмутилась Вава.- То, что не украли, я уничтожила по просьбе Юрова.
   -Боже мой, Вава,- обиделась тут же Киса.- Так ты все знала? Знала, за чем они охотятся? Знала и молчала? И мне не сказала?
   -Да забыла я про эти бумажки, пойми ты! Вылетело из головы. Но сейчас-то их точно нет. Сгорели и пепел по ветру развеян. И вообще - оставьте меня в покое. Что вы все с ума посходили?
   -Да мы-то оставим,- пожала плечами Зинаида.- Но вот если вас все-таки спросят - вы уж постарайтесь говорить правду. А то ведь как бывает - бумаги сгорели, а документы живут.
   - И при чем тут я?
   -Не знаю.- Поджала губы Зинаида и вдруг брякнула ни с того ни с сего:- Я только знаю, что все, кто так или иначе был связан с архивом, гибнут при загадочных обстоятельствах.
   -Как это?- ахнула Киса.
   -А так. Академик Черников, Юров...
   -Тришин, Шуман,- продолжила Вава.
   -А что?- не сдавалась Зюзюшка.- Тришин, не задолго до нападения, заходил к Юрову, и они о чем-то бурно говорили. Вполне возможно - о нашем архиве. А Шуман в замдиректоры проскочил - тут же затребовал у меня опись архивных документов.
   -Получил?- уточнила Вава.
   -Не успел.
   -Чует мое сердце, будут у нас еще проблемы из-за этих бумажек _ - запророчила Киса.- И кому понадобилось хранить их? Да еще в нашем с Вавой кабинете?
   -Все,- вспомнила вдруг и вскочила Вава.- Я на минуточку,- и, подвигая животом стулья с сотрудницами, пропихнулась вдоль стенки к выходу.
   Ирка пропустила Ваву, проследила за ней по коридору до хлопка входной двери, просемафорила Зинаиде Павловне нехитрой пантомимой - пальчиками-ножками пробежала по ладони - ушла Вава.
   Ну, ушла и ушла,- отмахнулась Зинаида. В конце концов, все, что от нее требовалось - припугнуть Ваву, заставить ее понервничать, если она что-то знает, недоговаривает... Этот странный типчик в шляпе и полперденчиковой дубленке на одной пуговице, что тихо просочился к ней в кабинет, просил только об этом. Зинаида Павловна выслушала его и вместо того, чтобы оборвать и вышвырнуть сразу, обещала помочь. Она то отлично его разглядела, когда столкнулась с ним тогда в дверях. В тот последний для Юрова вечер.
  
   -При загадочных обстоятельствах. Все кто интересовался архивом. Умерли,- разбивала зюзюшкину фразу на кусочки Вава и перекладывала их с места на место.- При загадочных. Все. А кто, собственно интересовался? Или имел отношение? Шуман интересовался фирмой. Доверенность у нее потребовал. Или ему тоже архив понадобился? А бандиты? Они про архив не знали, и потому живы, что ли? Или они тоже... А Федотов? Господи - Федотов!- увидела Вава.
   Саша Федотов сидел рядом с дубовой стойкой, далеко отставив локоть, высоко держал кружку с благородным ирландским пивом и смотрел на Ваву сияющими глазами сквозь тонированное стекло шикарного паба на Ямской.
   Стекло как-то странно удваивало детали и казалось, что Федотов держит в одной руке две кружки - гладкие, тяжелые, красные и с курчавой пеной, только одна кружка была перевернута, поблескивала ровным донышком вверх, а пена, не проливаясь, свисала ровной рыжей бахромой снизу. Приглядевшись, Вава увидела, что это вовсе не кружка пива, а лысый затылок с рыжей курчавостью вдоль шеи. Очень знакомый затылок. Голова чуть повернулась. Прозрачный глаз отразился в пиве Федотова. Вава узнала Фаллоса.
   -Значит, они все-таки знакомы,- поняла Вава.- Сидят тут, строят свои планы на наш счет. Архивом интересуются. Не знают, что бывает с теми, кто слишком интересуется архивами.
   Федотов смотрел на Ваву, не мигая. Локоть опускался, кружка оплывала, как свеча. Фаллос почувствовал что-то, но обернуться Федотов ему не дал - снова вскинул кружку, полыхнул румянцем на скулах, провозглашая тост за какие-то их общие успехи. Когда Фаллос, поморщившись и отодвинув Федотова, все же обернулся, Вавы в тонированном стекле уже не было.
  
   На бульваре Вава присела на скамейку с чугунной спинкой подле урны и заснеженного зимнего городка - обледеневшая песочница, замерзшие качели, пустая шершавая горка - детей растащили на санках по домам.
   - Конец цивилизации - это такие вот пустые детские городки,- подумала Вава и поежилась, постучала кроссовками, попробовала одернуть курточку сзади, чтоб прикрыть замерзающее место - не получилось, одергивать было нечего.- И что я все девочкой-то скачу полуголой по вымерзающим детским городкам. Пора менять девический прикид на длинное черное пальто балахоном, ватные сапоги, вязаный платок - национальную бабскую одежду.
   Подошел Федотов, обогнул скамейку, руки положил на спинку, бородой щекотнул Ваве щеку, задышал радостно запахом ирландского пива.
   -Это кто был?- не поворачивая головы, спросила Вава.
   -Так. Клиент один
   -Гад ты, оказывается, Саша Федотов.
   -Вполне возможно, - согласился Федотов, обошел скамейку, не вынимая рук из карманов, сел рядом с Вавой, поерзал, устраиваясь поуютнее, галантно навалился плечом на Ваву, сказал ласково,- Ничего ты, Вавка не поняла.
   Ваве вдруг захотелось просунуть руку под локоть Федотову, уткнуться лицом ему в плечо, потереться о бороду, снизу вверх заглянуть ему в глаза так, чтобы ему захотелось наклониться и поцеловать ее в губы. А потом бы они посидели еще немного, встали и пошли к себе домой.
   -Да где уж нам,- протянула Вава.- А помнишь, я тебе обещала?
   -Что?
   -Если найду, то, что все ищут, тебе первому сообщу.
   -Да? Ну и что же ты нашла?
   -А вот эту, пропавшую часть архива. Как же там,- потерла лоб Вава, вспоминая загадки Риса,- Ах да, как в "Пиковой даме" - тройка, семерка, туз.
   -Ну вот, началось,- вздохнул Федотов.  Ну, скажи, причем тут туз?
   -Да, в общем-то, ни при чем. Просто архив этот был за восемьдесят третий, восемьдесят седьмой и девяносто первый годы.
   -Здорово! - Искренне восхитился Федотов.- Это кто ж раскопал?
   -Ну, Рис, конечно.
   -Та-ак. Что он еще раскопал?
   -Больше ничего.
   -И где теперь этот архив искать?
   -Искать его бесполезно.
   -Это почему же?
   -Потому что его в природе больше не существует.
   -Куда ж он делся?
   -Уничтожен мною, согласно завещанию академика Черникова и предсмертной воли Юрова.
   -А как?
   -Что как?
   -Как он был уничтожен?
   -Ну, как бумагу уничтожают. Сожгли, конечно.
   -Сама сжигала?
   -Ну, не сама. Риса попросила, он съездил и сжег.
   - Ну, если не сама - значит, для тебя еще не все кончилось,- пожалел Кису Федотов.- А вообще... поговорила бы ты с Рисом.
   -О чем?
   -Действительно - о чем? Понимаешь - не детские это игры. А он этого никак понять не хочет.
   -Угу.
   -Ну, хочешь, я с ним поговорю?
   -Знаешь что, Федотов?- Поднялась Вава.- Оставил бы ты нас в покое. И этим своим, клиентам, передай то же самое - пусть оставят нас в покое. Архива больше не существуют. Ничего из того, что в нем хранилось, мы не видели и ничего об этих ваших тайнах не знаем. С нами вы только зря теряете время. И вообще, искать надо в другом месте!
   Забурчал мобильник. В крошечной Вавиной трубочке проснулся пропавший на несколько дней ласковый голос. Зашептал, как заведенный про то, что в последний раз ей делают хорошее предложение. Соглашаться надо.
   -Да,- крикнула в трубку и Федотову разом Вава.- А дальше будут предложения плохие? А не пошли бы вы все!
   -Нет, Вава,- вздохнул Федотов вслед убегающей тоскующей Ваве.- Ничего ты не поняла!
  
   -Ничего не поняла,- твердила Вава, забившись в уголок между поручнем скамейки и неоткрывающейся дверью вагона метро - до недавних времен самое безопасное место в мире, потому что здесь, кроме твоего собственного отражения в стекле никого больше нет и быть, не может.- Ничего не поняла, не понимаю, и, кажется, понимать уже не буду.
   В тридцать лет ума нет, и не будет. А тридцать минуло давно.
   Смеялась над Кисой, а сама? Кису Олег использовал, чтобы разузнать про архив. Попользовался и бросил, а она, дурочка, навертела под этого подонка целый сериал любовных историй на посмешище всему осиному бабскому гнезду. А сама-то? Как там Саша Федотов должен был весь внутри морщиться, наблюдая молодящуюся дуру, у которой ему только и надо-то было - разузнать кое-что по своим делишкам с клиентами.
   А вот зачем они это делают, кто-нибудь знает? Почему Федотов просто не спросил у нее про архив, про Юрова, про патенты? Боялся, что я сама начну секретами торговать? Или мужикам мало чтобы мы на них пахали, им еще нужно, чтобы мы непременно вели себя, как влюбленные дуры? Потому что иначе из них наружу попрет вся их истерия, неуверенность в себе, все их комплексы?
   Это у Саши-то Федотова комплексы?
   Ничего ты, Вава не поняла. И не понимаешь.
   С Рисом, например. На что там Федотов намекал? На какие игры? Значит, Рис снова все сделал по-своему? А что тут удивительного, он давно ведет с ней себя, как маленький мужик. В конце концов, мать всегда для сына остается влюбленной дурой.
   В сущности, единственного человека, который предлагал мне помощь, я сама же от себя и отогнала. Хотя и Рудневу от меня, скорее всего, кроме все той же информации, ничего не нужно было. Получил бы и тут же свалил.
   Всем нужна информация. Какое-то информационное сумасшествие.
   Не на кого рассчитывать. Да и не надо. Просто всем дурам надо держаться вместе, чтоб не так грустно было, когда тебя в очередной раз используют.
   А ближайшая ко мне дура - это Киса.
   Да, Киса. Чего это она вдруг с Зюзюшкой так задружилась? Если бы были чуть поумней, можно было подумать - они специально для меня весь вечер сегодня старалась. То ли вытянуть что-то хотели, то ли припугнуть.
   -Вот и верь после этого дурам,- думала Вава, поднимаясь из метро к очередному дурацкому звонку по мобильнику, который раззвонился что-то уж слишком, хотя никому свой номер, кроме Риса, Вава не давала, но, казалось, вся Москва его откуда-то уже знает.
   -Вава, Вава, ты где?- кричала Киса так близко, как будто пряталась в развалах газет и журналов у вечно недовольной продавщицы прессы на входе в метро.
   -Господи, ну что ты так кричишь?
   -Вава, ты где, Вава, где ты?- причитала Киса как ребенок, забытый родителями в ГУМе в скучнейшей секции портсигаров и перчаток.
   -Да из метро я вышла, домой иду. Что у вас там случилось? Зюзюшка из окна выпрыгнула?
   -Может быть. Не знаю. Приезжай скорее, меня тут заперли.
   -Кто запер. Ты где?
   -Да... на... работе я!- то пропадая, то появляясь снова, вопила перепуганная Киса.- Все ушли... по лестнице.... Меня... кто-то толкнул... Дверь...- Вава кружила на месте, ловя сигнал от исчезающей Кисы.- Скорее... бери машину... Железная дверь в подвал...
   Тут Киса совсем исчезла, а Вава заметалась между стеклянной дверью метро и краем тротуара, тряся трубкой, не зная, что теперь делать - возвращаться в метро, ловить машину - на какие шиши спрашивается?
   Вот тебе и солидарность всех дур.
   -Дама, вам куда ехать-то?- открутив с натугой стекло, перегнувшись с водительского места, спросил странно знакомый потертый мужичок неопределенного возраста в дурацкой шляпе, да еще сдвинутой лихо на затылок.
   -В центр мне. Только денег мало,- посмотрела свысока на хозяина допотопной красной копейки Вава.
   -Садитесь, дама,- толкая разболтанную переднюю дверцу, пригласил мужичок,- разберемся, как-нибудь.
   Вава оглянулась на вход в метро, продавщицу прессы с детективом в руках, маленькую, лениво любопытствующую толпу на автобусной остановке, захлопнула с лязгом так, что хозяин жигуленка скривился, как ушибленный, переднюю дверцу, с третьего рывка распахнула заднюю дверцу, влезла на потертый раскроившийся по швам желтый диванчик, сказала, кисло хихикнув над собственным барством: " В центр. На Тверскую. Институт там, знаете?"
   Мужичонка прихлопнул шляпу ладонью и рванул с места, не глядя в зеркала, так, что колонна перепачканных иномарок, растянувшаяся в медленной пробке, замерла и загудела, пропуская лоха и придурка, которому, судя по всему, терять было нечего.
   Машина точно потерять уже ничего не могла - приборный щиток разворочен, стрелка спидометра стоит на месте, кнопки подсветки выдернуты с мясом, а на месте магнитолы приклепан огромный будильник, отсчитывающий последние секунды механизма, предназначенного к списанию лет пять назад.
   Тормозила копейка одним колесом, и при этом всю ее уводило на встречную полосу, движок то и дело терял обороты, а если набирал их, остановить его уже не было сил, и потому копейка неслась скачками, как покусанный змеями верблюд.
   -Но мы-то не в пустыне!- вспомнила Вава, наблюдая, как в три прыжка приблизилась к ним опора моста, как дернулась она вдруг вправо, как отчаянно ослепил их фарами троллейбус, которому они летели влоб, и как в последний момент, проскочив под мостом и увернувшись от троллейбуса, они снова влетели в свой ряд и вдруг встали, как вкопанные на перекрестке, едва не проскочив на красный.
   - Ну, спасибо,- выдохнула Вава, дергая ручку замка и наваливаясь на дверцу, которая и не думала поддаваться,- дальше я сама дойду.
   -Да, не бойтесь, дама,- мы уже почти приехали,- не оборачиваясь, хохотнул водитель и тут же, не дожидаясь зеленого, скакнул перед носом вылетевшего на перекресток и едва не въехавшегосквозь дверцу в Ваву джипа.
   Безумный водила, не глядя на дорогу, прикуривал от газовой зажигалки, попрыгал по рядам, посматривая в зеркальце заднего вида, спросил вдруг:
   -Вас случайно никто не разыскивает?
   -Почему вы решили?- открыла глаза зажмурившая их еще на перекрестке, Вава.
   -Ну, мало ли там, муж или приятель. Может, он вам отдать что-нибудь забыл. Или спросить не успел. На синих жигулях,- снова справившись в зеркальце, уточнил владелец чуда неумирающей техники, снял шляпу, помахал ей перед приборным щитком, разгоняя поваливший вдруг из-под него дым.
   -На каких жигулях?- заскрипела диванчиком Вава, заглянула в заднее стекло, посмотрела по сторонам, ничего кроме летящих на них с возмущенным ревом бамперов, колес, слепящих фар не увидела.
   -Значит, менты,- констатировал водила, бросил шляпу на сиденье, нырнул под арку во двор, влетел в переулок и помчался, оставляя Тверскую где-то слева и сзади.
   -Да вы куда?- закричала Вава.
   -Не люблю я ментов,- точно в метро случайному соседу при виде патруля, нависшего над пьяным, сообщил мужичок и пошел петлять какими то проходными двориками и переулками так, что минут через пять Вава не могла сказать, где ее дом, институт, Кремль и дача.
   -Ну, все, приехали, - осадил вдруг дрожащую нервной дрожью, всхрапывающую и попискивающую свою машину человек, живущий поперек дорожных правил.
   -В каком смысле?- озираясь на незнакомые темные фасады узенького переулка, поинтересовалась Вава.
   -Ну, там Тверская,- махнул рукой автолюбитель. - Здесь где-то должен быть Институт. Вам какой нужен?
   -А вы разные знаете,- с трудом ориентируясь на местности, съехидничала все же Вава.
   -Да мы и сами, между прочим...- начал с обидой водитель, но Ваве было не до историй, о том, что ценили и как платили в былые времена - несильно соображая, через какой проходной дворик можно подобраться к подъезду, где билась запертая Киса, она совала в спину бывшему интеллигенту, подрабатывающему гонкой на выживание, мятые десятирублевки и, что есть силы, наваливалась плечом на дверь.
   -Маловато чего-то,- перебирая бумажки, засомневался водитель.
   -Мало? Да за такую езду не я вам, а вы мне платить должны!
   -За что это?
   -За моральный ущерб! Я тут с вами чуть не описалась от страха. Да как эта дверь открывается-то?
   -Эта? Эта у меня сроду не открывалась. Я уж и не знаю, как вы в нее залезли... Вы другую попробуйте. Да не так. Там ручка сломана, надо пальчиком подцепить, дайте я...
   Но Вава уже нащупала в темноте сломанный крючок, потянула за огрызок, вывалилась на проезжую часть и помчалась проходным двором к работе, а мужичок надел свою шляпу, руки положил на руль, подбородок на руки, брови поднял домиком, губы надул и головой покачал: "И это вот - работа? Да-а-а..."
  
   Дом стоял, как отселенный, на этаже паповском все окна были черны и пусты, на лестничной площадке через этаж светились две лампочки свечей на пять. Вава нырнула под козырек, край которого, казалось, только что цепляли неживые пальцы Юрова, тихо бочком зашла в подъезд, встала перед оцинкованной в мелких голубых звездах дверью в подвал.
   -Тут, что ли?- спросила себя Вава, хотела позвать Кису, но не позвала никого. Стояла на пороге, вдыхала, показавшиеся почему-то такими уютными и домашними запахи подъезда, парового отопления, паповской кухни и кошек. Надо было тронуть дверь, проверить - заперта ли, но Ваве и на это духу не хватало - почувствовала вдруг - вот она на пороге, перед дверью, один шаг - и она в какой-то другой жизни. В какой? И чего она опять лезет, куда не просят? Хотя, конечно, Киса...
   А может это просто - дурацкий розыгрыш? Перепились с Зюзюшкой, решили поиграть у нее на нервах. Забрались в подвал, пьяные дуры, юность девичью вспомнить, сидели на ступеньках с сигаретками и бутылкой портвейна, песни орали, потом решили Ваву вызвать таким вот оригинальным способом. И сейчас они там. Притаились за дверью, еле дышат, вот-вот выскочат из-за двери с дурацким: "Вав!", она завизжит, те захохочут, затормошат ее, сунут в руки стакан, сигарету в губы, обнимутся, споют, пригорюнятся.
   Что-то вздохнуло за дверью, Вава замерла, медленно-медленно придвинулась к звездной жести, дыханье задержала, и вдруг ее тряхнуло так, что голова стукнулась о дверь - это наверху едва слышно, а для Вавы, как будто внутри нее, взорвался, зазвонил в приемной у Зюзюшки телефон.
   -Фу, ты, господи...- опомнилась Вава, в последнее время отзывавшаяся дрожью на звук телефонного звонка, и увидела - между дверью и порожком тонюсенькая щель и оттуда - свет.
   Не раздумывая уже, Вава распахнула дверь в подвал и увидела в свете зарешеченной лампы длинную стрелку, нарисованную свежей губной помадой на стене. Стрелка звала ее вниз по ступеням, где за звуками бегущей по трубам воды сквозь метровый слой пыли и хитрые повороты подвального лабиринта шелестело эхо, повторявшее монотонно, скучно, безнадежно голосом автоответчика, диспетчера метро, вокзального справочника: " Вава, ты где,... Где ты, Вава... Вава, ты где..."
  
   3.
  
   Волгу Шумана обнаружили на тридцать пятом километре Рогачевского шоссе недалеко от озера Круглого, к которому так любят съезжаться летом окрестные дачники полежать в тростниках, посмотреть на небо, воду и чаек, помесить серый ил босыми ногами, постараться не замечать соседей с их машинами, пивом, полотенцами и детьми, чтобы разъехаться к вечеру слегка обгоревшими, нахваливать знакомым это удивительное экологически чистое место.
   Машина съехала на обочину в том самом месте, где с мая по август надменно-льстивый кавказец торговал пластмассовыми раскладными креслами, шезлонгами, пляжными зонтами и ведерками, а теперь рыхлым болотцем лежал снег и стояла похожая на серую облезлую щуку трехколесная институтская волга - от одного колеса сердобольные местные жители ее успели уже избавить.
   В салоне не было видно следов борьбы и крови, стоял запах табачного перегара, пепельница в дверце была забита окурками сигарет "Camel", на полу валялись бутылки из-под Клинского пива, хотя Боря Шуман не курил и пива такого не пил никогда.
   На заднем бампере и левом крыле заметны были круглые отверстия в сколах эмали. Металл пробит был беспорядочно и суетливо, как будто кто-то очень спешил, нервничал и все время промахивался, стреляя по колесам.
  
   Ехали по центру недолго и быстро.
   Черный с глухими окнами и горящими фарами Шевроле Тахо с урчанием раздвигал жигулиную толпу. Московские автомобильные обыватели, напуганные историями о том, как дырявят головы неуступчивыми водителям, спешили убраться с дороги джипа. Поискав глазами, кого же сопровождает охрана и не найдя ничего кроме инвалидной институтской коляски Шумана, народ усмехался ловкости шустрого лоха, но пристроиться за ним следом не спешил - мало ли что.
   Выехав на Петровку, Шевроле замигал поворотником у здания Москомимущества, свернул в переулок, обогнул здание МУРа ("Здрасьте,- поморщился Шуман,- оборотни в погонах?"), запарковался у пивного кабака под названием "Слоновий Х." с чем-то толстым, шершавым, морщинистым и мохнатым (неужели хобот?) повисшим над тяжелой дубовой дверью цвета темного пива. Стекло в Шевроле опустилось, кто-то, не показываясь, махнул рукой в сторону входа в пивняк и тут же наглухо задраил джип.
   Хозяева пивного ресторанчика развивали слоновью тему, как умели - столы на слоновьих ногах, кресла под слоновью кожу, на окнах как уши слона занавеси из серой морщинистой плащевки, с потолка свисают светильники в виде хоботов и хвостиков.
   В углу сидел давешний бандит, с которым говорили стоя на обочине и глядя в поле у поворота на Долгопрудный. Боря рассматривал его, подходя к столику с некоторым недоумением - щуплый, в кожаном пиджачке и водолазке, похож на выпускника провинциального ВУЗа, приехавшего в столицу поступать в аспирантуру. И шея худая, и нос острый, вот только глаза неприятно синие и рот тонкогубый кривится в убегающей улыбке.
   -Под самым носом у Петровки встречу назначил,- подумал Боря. - Значит, убирать меня пока не собирается. Если, конечно...
   Глядя прямо в синие холодные глаза, Боря медленно взялся за спинку кресла, отодвинул его, медленно сел, остановил подлетевшего официанта, которого Паша, поморщившись, собрался, было отправить за стойку, поинтересовался, что есть из бочкового немецкого, выбрал светлое Левинбрау, поставил дипломат между ног, руки положил на стол и не голосом, а морщинкой у глаз показал выжидательное: "Ну?"
   -Принесли?- ничего не меняя в своем лице, разве чуть улыбку потянув книзу, спросил Паша.
   -Деньги у вас с собой?- вернул назад Боря.
   -Деньги?- в самом деле удивился Паша.
   -У нас вроде сделка намечалась,- напомнил Шуман.
   -Ах, да-а. Вы хотели продать фирму за... сколько?
   -Сто тысяч. Долларов,- твердо сказал Боря.
   -Нет,- слегка качнулся Паша.
   -В каком смысле "нет"?
   -ПАП вы не продадите.
   -Отчего ж так?- отмечая пропавшую вдруг приблатненность речи своего несговорчивого клиента, спросил Боря.
   -Ну, потому что ПАП этот ваш - уже не ваш. Точнее никогда вашим не был.
   -Это как?- раскрылся от неожиданности Боря и тут же получил...
   -А так. Фирма - моя.
   -На каком основании?
   -На основании решения собрания акционеров. Большинством голосов.
   -Чьих?
   -Моих.
   -Но даже на основании этих ваших липовых доверенностей никакого большинства у вас нет. Считать не умеете?
   -Я то, как раз умею. А вам еще учиться надо.
   -Подождите... Вам не хватало акций Гладыш.
   -А теперь они - у меня.
   -И вы можете это доказать?
   -Ну, вам я доказывать ничего не буду. Можете позвонить своей Гладыш, она вам скажет.
   Вместо гонга принесли пиво. Боря отхлебнул из высокой кружки, аккуратно выровнял стеклянное донышко на плетеной фирменной подставке, отыскал на мобильнике телефон Гладыш, спросил, послушал, приподнял и снова поставил на подставочку кружку.
   -Зачем вы меня пригласили?- начал второй раунд Боря.
   -Поговорить,- без улыбки ответил Паша.
   -О чем?
   -Как жить будем. Если будем жить.
   -Вы все-таки не совсем понимаете свое положение,- подвинулся к столу Боря.- ПАП организовал Институт, сидит он на наших площадях, есть вполне законное решение о передаче контрольного пакета мне, как замдиректору Института. Так что вы с вашими бумажками, в любом суде...
   -А ты че, прокурор что ли? - напомнил, с кем имеет дело Паша.- Ну, ты даешь. Судом решил пугнуть.
   -Хорошо, как вы себе это представляете?- отступил для маневра Боря.
   -Да, в общем-то, просто,- снова пустил улыбочку, заинтелигентничал Паша.- Вы передаете мне все приготовленные документы, мы оформляем сделку, как положено, и вы забываете дорогу в этот ПАП. А мы - забываем про вас и ваш институт.
   -А если я не соглашусь?
   -Что ж, и в этом случае о вас очень скоро забудут.
   -Кто забудет?
   -Все. Поищут какое-то время, а потом забудут.
   -У меня другое предложение,- придвинул поближе дипломат Боря.- И тоже из мнемонической области.
   Паша чуть покривился, Боря выдержал досадливую паузу (глупость сказал), продолжил:
   -Вы и вся ваша... бригада навсегда забываете про институт, фирму, ее сотрудниц, про меня... вообще, про все. А я...
   -А вы?
   -А я не передаю материалы о вас на Петровку.
   -Много материалов?
   -Достаточно.
   -Ну, например.
   -Показания свидетелей о ваших визитах в ПАП, условия крышевания, которые вы мне предложили, видеозаписи наших бесед, номера ваших машин и телефонов.
   Боря говорил, а Паша сидел, как сидел, не меняясь в лице, с этой своей кривой улыбочкой, но Боре становилось как-то не по себе, он понимал, что совершил ошибку, в чем она не знал и пожалел, что на самом деле нет у него никаких материалов, и надежного места, где они припрятаны, и человека, который все это отнесет на Петровку, если с ним что-нибудь случится. Хотя если случится - какая ему разница, что будет потом?
   Скверно.
   -Кстати, если со мной что-нибудь случится... - начал на всякий случай Боря.
   -Знаю, знаю,- брезгливо поморщился Паша, положил руки на край стола, потянул затекшую спину, встал и направился к стойке бара, бросив на ходу без сожаления:
   -Значит, не договорились.
   Боря дотянул теплеющее пиво, отбил пальцами на столе вялую чечетку, расплатился с официантом.
   Надо было идти. Идти не хотелось.
   Там у входа была стена - бетонная, шершавая, лбом не прошибаемая. Пройти ее можно было только, если тебе видно что-то за ней, то очень важное и главное, что позволяет проходить сквозь стены, и что Боря потерял, нашел и вот теперь снова потерял, упустил, а без этого - куда идти?
  
   Все произошло очень быстро.
   Телок был за рулем, Ковш рядом с ним на переднем сидении, Чугун на заднем пристроился.
   Джипом они заперли эту задроченную волгу, а когда тот вышел и понял, что не выехать ему теперь, слегка напряглись - мог ведь рвануть по улице - лови его, когда кругом ментов полно.
   Тот встал перед дверью и стоит, на джип смотрит и вид такой обалделый, как будто волгу его любимую угнали. Ковш с Чугуном изготовились, в дверцы вцепились, как спецназовцы перед штурмом, а Телок сплюнул нервно и говорит:
   -Не рванет!
   А Ковш уже за ручку тянет:
   -Рванет - поздно будет.
   Но козел этот полным придурком оказался - подошел к джипу и в окошко постучался, чтобы выехать ему дали.
   Дальше все действительно быстро было. Телок аж взвыл от удовольствия.
   Ковш стекло опустил и мордой его о дверцу, а Чугун сбоку в шею ему шокер вставил, тот и пополз. Чугун сгреб его, чемоданчик подхватил, Ковшу сунул, самого под заднее сидение затолкал, а Телок заголосил, как ковбой недорезанный, джип вывел, и погнали.
   А тот, под сидением тихо лежал, до самого Пашиного дома.
   Паша сказал, чтобы выбили из него все дерьмо, а главное - где он заяву в ментуру держит. Но сильно не калечили - чтобы без больницы и на работу через пару дней выйти мог.
   И все было бы нормально.
   Если бы Ковш не перестарался.
  
   -Тяжелый ч-черт!
   Это тот, который сзади навалился, определил Боря Шуман, чувствуя гриппозную вялость во всем теле и звон в ушах. Чем это он меня?
   -А чего мы его тащим? - пыхтел кто-то другой над головой, прихватывая Борю для удобства и сдавливая ему шею. - Мог бы в машине полежать, пока мы пожрем.
   -Да заткнись ты,- огрызнулся первый.- Сказали тебе - чтоб не загнулся!
   -Сюда тащите, в кладовку,- подал голос третий и Боря, чуть приоткрыв глаз, разглядел снизу вверх перевернутую картинку гостиной - стол, бильярд, барная стойка, человек с коровьим лицом Дауна распахивает дверь, другой, заслоняя свет широкими плечами, пыхтит и рывками, как старый комод, подтаскивает его к порогу.
   -Да чего ты ему шею сдавил? Слышь, как захрипел, придушить хочешь?
   -Стоило бы. А то возись тут с ним. Куда его тут?
   -Бросай на пол. А он вообще, живой?
   -Проверим,- Боря вскрикнул от пинка сапогом в спину, застонал слегка, но глаз открывать не стал.
   -Живой. Очухается. Как раз пожрем, он и очухается. Тогда и поговорим.
   Дверь застекленную с легким дребезгом закрыли. Щелкнул замок, свет погас. Теперь братаны могли бы увидеть Борю, только если бы он встал во весь рост и подошел к двери. А Боря мог видеть все, что происходит в гостиной, если бы хватило сил сесть и прислониться к полкам кладовой.
   Силы у Бори еще были.
  
   Медленно подползти к стеллажу с банками, бутылками, крупами, запасами, опираясь на ладони, подтянутся вверх, выгибая спину, как гусеница-листовертка, всползти по стойке стеллажа, сесть, наконец, перевести дух.
   Гусеница. Из гусеницы получается куколка, из куколки вылетает бабочка. Это называется - жизненный цикл. Куда полетит бабочка моей души? Прямо на мороз. И там загнется.
   Бред.
   Боря тронул горящую метку на шее. Потер, поморщился. Чем это он меня? Током, наверное. Сволочь.
   Руки ноги, как ни странно, работали. Боря провел коротенький сеанс восточной гимнастики - каждую мышцу от пальцев ног до кончиков волос по нескольку раз напрячь и расслабить. Все действовало, и сила возвращалась с каким-то даже избытком. Надо запретить перед выходом на ринг совать пальцы в розетку. Новое в борьбе с допингом.
   В голове, как в компьютере после скачка напряжения - все смешалось и зависло, но на это наплевать. А вот будет ли пол на месте, если резко вскочить на ноги. Как это проверить?
   Боря опустил подбородок к груди и с силой откинул голову назад. Стеллажи накренились, норовя засыпать Борю банками и упаковками с пивом, из угла высунулась вешалка с куртками и комбинезонами, покривились у стойки какие-то совки с лопатами.
   Паршиво. Маневра он лишен начисто. Ни увернуться от удара, ни сделать обманное движение. С такой реакцией ты просто боксерская груша. По-японски - макивара. Даже хуже - та после удара отклоняется и тут же возвращается на место. А ты просто рухнешь, как мешок...
   Так что на голову не наплевать. Голова сейчас слабая, но по сравнению с тем, что у них - это единственное его преимущество.
   Главное, чтобы не ввалились всем скопом. Тогда его просто задавят. А вот если зайдет один... Посмотреть, что там этот придурок делает. Не очухался еще?
  
   -И все-таки бумер - это бумер,- выпив еще водки, хрустнув солененьким, подытожил Ковш и посмотрел на Чугуна.
   Возразить было нечего. Оба мечтали о бумерах, и говорить могли только о них.
   -Да,- сказал Чугун.- Я бы взял восьмую.
   -Восьмая?- скривился Ковш.- Восьмая - это бумер что ли?
   -А то нет?
   -Да это чушка спортивная для лоха с лопатником. Понапихали туда всякой дряни, придавили, резину валенком поставили. Смотрите люди, какая хрень у меня. БМВ называется!
   -А ты бы не взял?
   -Не-а.
   -А какую бы взял?
   -Нормальную пятеру.
   -Новую?
   -Я банкир что ли? И потом новая - полная гавно. Ручки эти зализанные, фары как у трешки. Бабская машина стала. Немцы - пидоры. Была тачка нормальная для пацанов, так они ее с производства сняли. Нет, я бы взял года девяносто пятого, девяносто шестого из-под немца - они аккуратные, суки, после них машина, как новая...Стекла бы затонировал в ноль. Диски поставил литые. Отполировал бы. Она бы у меня гладкая была...- Ковш ладонью провел по воздуху, как будто крыло погладил.
   Чугун зажмурился, тряхнул головой и выпил.
   -Ну, завелись, - сказал Телок, съевший все, что было на столе и не знавший, чем себя теперь занять.- Ни о чем другом говорить не могут. Автомобильный онанизм какой-то.
   -Да ладно тебе. Ты то о чем можешь говорить? О жратве только,- начал Ковш, но тут в кладовой что-то звякнуло, и Телок поднял руку.
   - Да чего ты дергаешься-то?- усмехнулся Ковш.- Ну, очухался он и что? Тоже мне говна пирога. Сейчас я его сюда приволоку. Будет чем заняться.
   -Сиди,- остановил Ковша Телок.- Чугун - глянь.
   Чугун рванул дверь, увидел того к полу приляпанного - ноги в каких-то портках садовых раскинул, кроссовки грязные на бок свалил, шапку на уши натянул - лежит мордой в пол.
   -Ну, чего разлегся, вставай, падаль!- шагнул через порог Чугун, нагнулся за шиворот взять, тряхнуть, на ноги поставить и тут же получил саперной лопаткой по шее.
   Чугун повалился на шумановского двойника, сооруженного Борей из садового тряпья, голова - банка компота в шумановской вязаной шапке. Ударам ребром ладони Боря сейчас не доверял, предпочел саперную лопатку, отыскавшуюся среди садового инвентаря, оставшегося еще от деда. Боря прятался в проеме рядом с дверью и рассчитал все верно по секундам - звякнул банкой, те за столом затихли, главный сказал: "Чугун, посмотри", Чугун шагнул, нагнулся, занесенная Борей лопатка описала классическую каратэшную кривую и врубилась в болевую точку повыше ключицы чуть сзади сонной артерии.
   Чугун, падая, лицом угодил прямо на банку в шапке - нос, губы, лоб расквасил, и потом его долго не могли привести в чувство.
   Боря выскочил из кладовой, не оборачиваясь, захлопнул дверь и ключ повернул.
   Гостиная качнулась, поплыла, Боря пошире расставил ноги, сделал резкий выдох, все потускнело, ушло. Остались только эти двое, перед ним, их он видел объемно и резко, как в цифровой записи.
   Телок встал и заслонил собой дорогу к двери. Ковш, сделав зверское лицо, и, крича что-то, рванулся к Боре, огибая стол слева, собираясь как видно влететь в Шумана всей своей тушей и раздавить его с ходу о дверь в кладовку.
   Тут уж голова ни при чем. Нужна реакция, а с ней у Бори и в самом деле было туго. Теннис, лапта, бейсбол. Мячик отбиваешь, даже если его не видишь. Не видишь, но чувствуешь. Не чувствуешь, а все равно бьешь куда нужно, мячик летит в край площадки, противник опускает руки, трибуны удовлетворенно крякают.
   Боря ушел вправо, черенок лопаты направил в пах летящему с ревом Ковшу, мячики ковшовы налетели прямо на круглую гладкую бульбочку на конце черенка. Ковш взвыл, рухнул, сложившись пополам, засунув руки между ног, сжимая чертову эту лопату, так что она торчала у него, как надгробный знак мужского достоинства.
   Боря отвлекся на секунду, не заметил, как Телок зашел справа, и даже не думая увернуться, оказался прямо в объятьях Телка и он только сжимал руки и давил, давил Борю, и лицо его не меняло всегда радостного своего дауновского выражения и казалось - двое встретились после долгой разлуки, обнялись и стоят, не в силах оторваться друг от друга.
   Боря бил Телка по ушам, рвал губу, дергал за волосы, давил пальцем на глаз, подцепив подбородок сцепленными в замок ладонями, попытался свернуть Телку шею, но только задыхался и слабел, а Телок все давил и давил и лицо его было добродушным, как у циркового медведя, когда он вдруг, в кои-то веки, разозлившись на надоевшего дрессировщика, возьмет его в охапку и начнет давить, и давит, и давит с совершенно спокойным и мирным выражением на морде, пока у дрессировщика ребра не затрещат и язык не вывалится изо рта, и сообразивший, наконец, что происходит, ассистент не выстрелит прямо у медвежьего уха.
   Чувствуя, как Боря слабеет, Телок приподнял его, сдавил посильнее, Боря, теряя сознание, вывернул правую ногу крючком, зацепил стопой за голень Телка, упираясь ему в грудь, приподнялся, пнул в коленную чашечку. Телок запрокинулся, и они грохнулись вдвоем на пол. Боря был сверху, Телок попытался перехватить Борю покрепче, чуть разжал руки, и этого оказалось достаточно - Боря заостренной крепкой ладонью коротко ткнул Телка в кадык, у того мгновенно перехватило дыхание, глаза стали закатываться, и Боре осталось только вскочить, броситься к двери и бежать, бежать отсюда, но в этот момент подвывавший и катавшийся по полу Ковш выдернул саперную лопатку, перехватил за черенок, на четвереньках подполз к обнявшимся на полу, высоко поднял лопату и ударил ей плашмя Борю по затылку. Потом еще и еще раз.
   Боли Боря не почувствовал. Только вспышку увидел - яркую, слепящую. Свет, обращенный в темноту мгновенно, без переходов и сумерек.
   Тьма в самом свете, под тоненькой его оболочкой. Лопается оболочка вспышки, и ты оказываешься в темноте и ничего не чувствуешь, и тебя нет.
   Но прежде чем темнота прорвалась и смыла Борю, он успел обернуться и увидеть контур той проклятой стенки, сквозь которую надо было ему пройти.
   Стенка была сзади.
   Он прошел сквозь нее.
   Дальше - пустота.
  
   Паша по виноватому бормотанью Телка понял все и даже орать не стал. Сказал только, чтобы не трогали ничего - пусть лежит, как лежит - он скоро будет, разберется.
   Так бывало у него - как будто в шторм: прыгаешь-прыгаешь через волны и только жуть веселая и взвизги девчонок, и мужественное молчание парней. И вот самая большая волна подойдет, нависнет над тобой, накроет, закрутит, потащит и тебе остается воздух задержать, вытянуться во весь рост и ждать, пока волна выкатится с тобой на берег, сама уйдет, а ты останешься лежать на камнях и решать, надо тебе снова лезть в воду или хватит уже.
   А запаникуешь, начнешь барахтаться, на ноги попытаешься встать - мордой дно пропашешь, и воды горькой наглотаешься.
   Теперь волна, кажется, совсем рядом, а, может, и накрыла его, просто он пока этого не знает. Но дыхание уже задержал, вытянулся во весь рост и приготовился ждать.
  
   -А этот свое отплавал.- Заметил Паша, присев на корточки рядом с Борей Шуманом, - вытянувшимся по направлению к двери на рывке, остановленном лопатой Ковша. Телок только чуть подвинул его, когда выбирался, а ладонь, с мертво сжатыми пальцами, которой Шуман ткнул Телка в шею так, что до сих пор тот сглотнуть не мог, так и осталась выброшена вперед по вождиному.
   Паша осторожно отвернул ворот бориной рубашки, проследил, как тек свернувшийся, застывший, запекшийся, ставший свекольного какого-то цвета кровавый ручеек. Кровь стекла по шее, пятном напитала рубашку, накапала маленькую лужицу на полу.
   -Почему крови так мало?- недовольно спросил Паша.- Вы что, затирали тут?
   -Да кто вытирал-то?- забубнил Телок.- Мы его не трогали. Как ты сказал. Сколько вытекло - все его.
   Паша раздвинул ставшие от крови жесткими, как иглы дикобраза, волосы, открыл рассеченную кожу. В рубце подрагивало темно-красное - как желе. Кости черепа вроде целы. Чего он загнулся-то?
   -Черт, да он живой!- закричал Паша, дотронувшись случайно до шеи Шумана и почувствовав тепло.
   -Вот это да... Вот мразь живучая...- обрадовался и обозлился разом Ковш.
   Паша нащупал с трудом пульс, повернул лицо Бори к свету и заглянул в зрачок, встал, отряхнул колени, сел к столу, налил коньяка в поднесенный Чугуном стакан...
   -Живой, но не жилец.
   -Как это?- удивился Чугун и стряхнул сукровицу с разбитого носа.
   -А так!- воткнул Паша.- В коме он.
   -И чего теперь?- не унимался Чугун.
   -А того,- он может в реанимации год пролежит, пока в себя придет.
   -Ну, вот еще,- подал голос Ковш. - Что его теперь - в реанимацию тащить? Или может сиделку нанять? Выкинуть его на мороз и все дела.
   -Да сидите уж,- отмахнулся Паша.- Вы свое дело сделали. Я вам что сказал? Выбить из него, где он компру на нас держит. А вы что сделали?
   -Да кто ж знал, что он такой здоровый?- искренне удивился Чугун.- То лежал дохляком, а то, как встал и пошел все крушить.
   -Ну да - это он тебя на банку мордой приложил или ты сам еднулся?- улыбнулся Паша так, что Чугун поежился.- Купиться на такую дешевку. А ты,- повернулся он к Ковшу.- Я ж знаю, как дело было. Бросился на него, как слепой бык на матадора и сам же яйцами на лопату налетел. Длять, втроем с мужиком справиться не могли...
   -Не, ну мы ж завалили его,- оправдался Ковш.
   -Завалили. И все дело испортили. Выходит, это он вас сделал, а не вы его. А знаете, почему он вас троих один обдолбал? Да потому что у него мозгов втрое больше, чем у каждого из вас со всей родней впридачу.
   -Да ты сам попробовал бы...- начал, было, Ковш, но Паша оборвал его.
   -Кончай базар. Делай, как я скажу.
   Сделали, как сказал Паша.
  
   У Телка все получилось классно.
   Как Паша сказал, так все и было и, когда Телок отчаливал на своем Шевроле от Мосфильмовских переулков, из которых только утром выезжал на раздолбанной волге в свой последний путь Боря Шуман, Телок не удержался, чтобы пару раз головой не крутануть: "Ну, Пашка!".
   Домашний адрес Шумана Паша отыскал в компьютерной базе ГАИ, ткнул Ковша с Телком в карту города, повозил их носом: "Вот здесь Мосфильмовская, вот поворот, здесь ГАИшники стоят, так объехать, вот тут дом Шумана. Телок, слушай, тебя касается - долго не крути там, машина у тебя приметная, постарайся подобраться вот к этому месту - между гаражами и детским садом. Тут дорожка к дому идет, место глухое. Осмотрись там, только быстро, бери этого козла в охапку, оттащи к забору, и там положи его примерно, так... как его тут Ковш положил. На всякий случай пристукни напоследок. Лучше кастетом. Один раз, но чтоб в черепе дыра была. Ты меня понял?
   -Контрольный стук,- ухмыльнулся Чугун. И спросил подозрительно:- А ты откуда все про этот дом знаешь? Ты что, жил там что ли?
   -Жил, жил. У одной старушки квартирку снимал, пока с придурками не связался.
   И дорожка была на месте и шла под горку, и гаражи, и детский садик, и прудик темнел в овраге и номер шумановкого дома подсвечивался - не ошибешься.
   Телок с одними габаритами подполз по обсыпанному песком асфальту к той самой дорожке, развернулся, огляделся.
   -Не наследи там,- строго предупредил Паша.
   Телку и тут повезло - за время оттепели снег на пустыре сошел, остался черный бугристый лед - гладкие скользкие шишки наплывали одна на другую, как будто кто наплавил под забором детского сада и возле гаражей свинца, лавы, вара, жженого сахара и накидал туда култышек, голяшек, коленных чашечек. На таком обледенелом - какие следы?
   Телок открыл дверцу, взял Шумана в охапку, отнес к забору. На пустырь выходил ряд окон с торца шумановского дома. Они были пусты и черны, только одно, наглухо зашторенное, светилось придушенным спальным светом.
   Тело Шумана, тяжелое и мягкое, все норовило выскользнуть из объятий Телка, откинуть руку, свесить голову. Телок вытянул Борю вдоль забора, руку вперед выдвинул, как там, на полу в пашином доме. До щеки дотронулся - теплая еще. Шапка вязанная на голову все не натягивалась, голова в сторону уходила.
   Телок, справился, наконец, с шапкой, достал кастет, резко с кхаком стукнул по голове, обтянутой вязаным. Хрустнуло, тело Бори дернулось и оплыло на лед. Телок сел в машину, поурчал мотором и отчалил, не переставая удивляться - как это Паша все так ловко придумал: одного их замдиректора замочили в подъезде, назначенного на его место - зашибли возле дома. Первая мокруха не их, значит и вторая им без разницы - пусть менты теперь голову ломают.
   Вот только Ковш куда-то пропал. Он должен был перегнать от пивняка волгу этого придурка и оставить где-то здесь, в переулках. Заглохла машина, человек бросил ее и пошел потихоньку домой, и тут его тормознули.
   Все правильно Паша рассчитал. Но волги этой гнилой Телок так и не увидел.
  
  
   У Чугуна саднило разбитые нос, лоб и губы, у Ковша жгло в паху, всю дорогу молчали, тянули пиво, прикупленное в шоссейном шалманчике, но и пиво не помогало. Оба были слишком злы, чтобы цепляться друг к другу.
   Чугун сделал музыку погромче. Гнали какую-то ферню. Ковш погонял по станциям, плюнул и вырубил ящик. Чугун покосился на Ковша и ничего не сказал: довез до пивняка, высадил, проскочил переулком на бульвар и уехал.
   Ковш влез в застывшую волгу, огляделся - сарай! Пока машина грелась, вытянул три бутылки пива, высадил полпачки кэмела и чуть не разбил штатный совковый приемник, который дребезжал, фонил и норовил сглотнуть по три куплета в каждой песне.
   Когда движок, наконец, прогрелся, Ковш погнал так, точно целью его было не поставить машину поближе к дому Шумана, а загнать насмерть.
   На съезде с третьего кольца стояли гаишники. Обычное сшибалово рублей на знаке "Stop". Водители спешили добраться поскорее домой, притормаживали слегка и выскакивали на главную дорогу. Тут их и ловили.
   -Ну, с меня вы хрен чего возьмете,- сказал Ковш. Остановился, как положено, переждал, выехал медленно за мерином, и не думавшим тормозить на Stop`е.
   Сытый мент, отсвечивая желтыми и белыми отражателями на дворницкой свой форме, мерседес пропустил, а в Ковша палкой ткнул так, что у него снова в паху заныло.
   Ковш выругался, притормозил, достал документы (доверенность нотариальная и техталлон из Пашиных запасов), смотрел в зеркальце, как ждет его сволочь ментовская.
   -Не дождешься! - решил Ковш. Так и сидел, пока ментяра не сообразил, что к нему не поползут на полусогнутых, и не пошел сам к развалюхе в вразвалочку.
   Тупой мент попался: пялился на карточку Ковша, как будто в первый раз права российские в руках держал. Ковш морду в окошко высунул - пусть сличает: права-то настоящие.
   Сам напросился на сухое, равнодушное, брошенное как бы и не ему, куда-то под колеса и в сторону:
   -Выйдите из машины.
   -Чего-о?
   -Из машины выйдите,- тихо повторил мент, автомат поправил и тут же из припаркованного милицейского форда полез второй.
   А у Ковша ствол под мышкой болтается и не любит он, когда ему автоматом в морду тычут. А тут еще яйца ноют так, как-будто их кто прищемил и не отпускает.
   В общем, сколько не тужился потом, Ковш так и не мог вспомнить, как он двинулся к дверце, вроде из машины вылезать, а сам выхватил ствол, пальнул в мента, дал по газам, развернулся, на ходу продырявил второго, тот, падая, дал очередь Ковшу по колесам, и не попал - щелкнуло по крылу и бамперу, а машина как-будто поняла что-то, скорость набрала мгновенно и вынесла Ковша мимо Дорогомиловки, и запетляла по городу, уходя от известного плана "Перехват".
   Кто только не уходил от этого плана. И Ковш ушел. Притерся рядом с фурой и проскочил пост на Ленинградке. И зря старался - на Ленинградке про план "Перехват" ничего и не слышали, а если слышали, то поняли как-то странно - перед сине-желтым стаканом поста было пусто, как под утро в новогоднюю ночь.
   Ковш пробрался проселочными дорогами на Рогачевку, ткнул машину в заснеженное болотце, пешком вернулся вдоль шоссе до ближайшего поселка, там проголосовал, как припозднившийся дачник, ездивший проверять сохранность любимых грядок. В кабине самосвала сидел, сунув нос в воротник, с мужиком за рулем разговор не поддерживал, доехал до Лобни, сунул водиле пятьдесят, спрыгнул на дорогу и заспешил вдоль железнодорожных путей, как-будто боялся опоздать на последнюю электричку, уходящую в город.
   .
  
   .
  
  
   ГЛАВА XI
  
   1.
   Славик Висляев назначил Рудневу встречу в громадном холле газетного комбината на улице Правды - в бывшем гнезде партийной прессы. Десять лет гнездо ветшало, редакции в прошлом центральных газет бедствовали, перебивались копеечными тиражами и арендной платой за помещения, сдаваемые коммерческой прессе, пока и вовсе не были вытеснены прибыльной бульварщиной, отделавшей здание по последней российской моде - пластик, фальшивый мрамор, мебель и стены из заменителей и точечные светильники кругом, как в европейской общественной уборной.
   Славика Руднев знал по совместной когда-то работе над криминальной колонкой в "Советской газете". Что-то вроде - "Из блокнота следователя". Руднев давал Славику уголовные дела перед отправкой их в суд. Висляев клепал из них гневные очерки, полные лишних деталей и проходной морали.
   Подписывали вдвоем. Руднев, по требованию начальства, скрывался под псевдонимом Дурнев.
   Начальство к сотрудничеству Руднева с прессой относилось сдержанно - с одной стороны поддержка позиции следствия в газете ЦК давала стопроцентный выигрыш в суде. С другой - от этой прессы всего можно было ожидать. Прочтет кто-нибудь наверху о раскрытом преступлении и вдруг задумается - а как такое у нас вообще становится возможным?
   Так что вскоре их совместную с Висляевым лавочку прикрыли. А режим взаимных услуг сохранился - то Висляев даст Рудневу наводку из своего блокнота. То Руднев Славику справку нужную предоставит.
   Когда Руднев под многозначительные намеки Коли Чаидзе вспомнил про человечка, который поможет ему выяснить, что там делает в Институте Залипахин и его люди - он Славика Висляева и имел в виду.
   Правда, надежд на то, что Славик поможет в чем-то разобраться, было мало.
   Висляев был из тех, для кого процесс важнее результата, кто за фактами не способен разглядеть смысла. Фактов он знал множество, и сыпались они из него, как из взятого за уши и перевернутого мешка картошка - с беспорядочным стуком и все вперемешку: крупные картофелины с дыню колхозницу и мелкий неуродившийся горох.
   Беспорядочным был Висляев человеком и не умел извлечь ни смысла из фактов для статьи, ни пользы лично для себя. В советские времена, когда информация вообще была лишней и вредной по самой своей природе, Славика вечно держали во внештатниках, брезгливо сторонясь его безумных увлеченных глаз и захлебывающейся речи. В новой прессе, где пикантные подробности жизни были в ходу и цене Славика выслушивали очень внимательно, охотно использовали факты, добытые им, но в штат не приглашали, предпочитая пользоваться его информацией даром, поскольку она все равно и так из него сыпалась. Иногда Висляева ставили соавтором, подбрасывали ему денег и аккредитацию в органы власти. Славику и этого было довольно.
  
  
   Вот и в холл на встречу с Рудневым, Висляев не спустился по мраморной лестнице как полноправный штатный сотрудник из пахнувших кофе и табаком редакционных кабинетов, а влетел с улицы в пальтишке не по росту, вязаной кепке, с торчащими из рукавов огромными красными замерзшими ладонями, которыми Славик во время беседы лихорадочно и неловко размахивал, норовя заехать в нос собеседнику, смахнуть пепельницу, календарь, стакан с ручками или чаем со стола.
   При виде Висляева Руднев встал с диванного кожзаменителя и при этом журнальный столик, выставленный в холле для удобства беседующих, пришелся ему по щиколотку, и он, длинный, торчал из-за этого столика, как цапля на мелководье.
   Руднев улыбнулся, от чего залысины его продвинулись к затылку, лоб стал выше, а усики подскочили к кончику носа. Висляев замахал руками, как крыльями, извиняясь за опоздание, кляня общественный московский транспорт, рассыпая подробности из жизни московской автобусной мафии.
   Руднев знал, что главное в беседе с Висляевым - помнить, для чего встретились, о чем говорим, куда едем, иначе Славик завезет в такие дебри, из которых долго потом будешь выбираться, вспоминая, как сюда попал и что видел по дороге.
   Остановка по требованию. Граждане не забывайте вещи, сумки, детей, родственников, а главное - куда и за чем вы едете.
   Обо всем этом Руднев вспомнил, поймав себя на том, что вот уж минут пять сидит, кивает, судорожно взмахивает рукой, издает какие-то "акающие" и "дапающие" звуки ("Начало фраз "А к чему ты это..." и "Да, подожди ты...", оборванные новыми никому ненужными подробностями из дремучих областей, к делу не имеющих никакого отношения...)
   Висляева несло.
   -Да они не занимаются уже давно машинами, водителями, ремонтом,- напирал Славик на Руднева, перетряхивая тему городских маршруток и коррупции в мэрии.- Зачем им это? Они просто торгуют маршрутами...
   -А к чему...- начинал Руднев.
   -К чему им эти маршрутки?- подхватывал Висляев, чему-то радуясь.- Маршрутки им как раз ни к чему! Им к чему маршруты. Улавливаешь разницу? Они сами себе продают лицензии на маршруты, а потом за взятки сдают их в аренду разным черным.
   -Да подожди... - спохватывался Руднев.
   -А я тебе объясняю,- захлебывался Висляев.- Там такие поборы идут... Черные, чтобы у них маршрут не отобрали, должны столько платить, что им уже не до ремонта машин.
   -А к чему ты...
   -А водители?- напирал Висляев.- Москвичу профессионалу нужно знаешь сколько платить? Вот они и нанимают отморозков молдавских, украинских, таджикских, а эти бандиты за лишний рубль будут ездить на красный и старушек давить, чем не попадя...
   -Да подожди!- уже кричал Руднев, и Висляев в объяснениях надсаживался, так что охранник на входе хмурился, поправлял портупею и делал вид, что вот-вот подойдет и о чем-нибудь спросит:
   -А знаешь кто у них главный мафиози? Ни за что не угадаешь. Ну..., ну... Да горголова наш, этот кругленький интеллигент-философ, на земского деятеля похож. Он на этих маршрутках себе состояние сколотил. У него поместье под Тверью, особняк на пару миллионов с вертолетной площадкой и кусок реки...
   -А Залипахин...- попробовал перевести стрелку Руднев.
   -А что Залипахин?- остановился, наконец, Висляев.
   -Что Залипахин делает в Институте биофизических проблем,- пробился, наконец, Руднев.
   -Залипахин... - на секунду замешкался Висляев, шевеля губами вхолостую, и было слышно, как что-то щелкнуло в его голове, открылся какой-то клапан, проскочила пара импульсов, и посыпалось с дробным ореховым стуком:- Олег Залипахин, бывший оперуполномоченный райотдела КГБ, курировал Институт на предмет диссидентства и невозвращенцев. Позже организовал посредническую контору - сводил желающих с людьми из администрации Президента. Оплата по твердым расценкам - встреча одна цена, подпись под указом другая, выделение денег из бюджета третья. Крышевал скандально известный кредит Институту. В последнее время явно сдает позиции молодым конкурентам. А что тебя собственно интересует? - вспомнил о следователе Висляев.
   -Ну, я же тебе говорил,- вздохнул Руднев.- Убийства...
   -Убийства? Ах, да... Замдиректора и этот, из патентной фирмы... Знаешь, - торжественно объявил Славик,- ничем порадовать тебя не могу.
   -То есть?
   -Ну, если тут замешан Залипахин, то эти смерти - только начало.
   -В каком смысле?- вспомнил пророчества майора Ковалева Руднев.
   -Да в прямом. Конкуренция у президентского корыта жесткая. Если тебя кинули, и ты не наказал, с тобой в следующий раз никто и разговаривать не будет.
   -Погоди, погоди, ты, о чем сейчас говоришь?
   -О Залипахине. Понимаешь, он кредит этот, институтский, устраивал для молодого Черникова за приличный откат человеку в администрации. А когда деньги были переведены на счета, Черников его кинул.
   -Кто кого?
   -Черников Залипахина. Нашел способ расплатиться непосредственно с человеком администрации. А долю Залипахина оставил себе.
   -И много там было?- чувствуя какую-то полную безнадегу, поинтересовался Руднев.
   -От пятисот тысяч до миллиона.
   -Да за такие деньги...
   -Вот-вот... Ты думаешь, почему эта история вообще выплыла тогда наружу?
   -Почему?
   -Все по тому же. Люди все дела побросали, смотрели, как Залипахин свои деньги возвращать будет. Там ведь группировок кормится, больше чем вокруг какого-нибудь оптового рынка. Или вокруг нефти. Работают все аккуратно, берегут здоровье друг друга. Один шаг против правил, и все приходит в движение. А в результате летят головы. Помнишь, как генпрокурора сняли?
   -Помню. А как...
   -Кстати та пленка с участием прокурора и баб была никакая не фальшивая. И лицо там было настоящее. А фишка вся знаешь, в чем была...
   -Да подожди...- снова заакал и запхакал Руднев.
   -Фишка там была в бабах. Знаешь, кто этих баб поставлял?
   -Залипахин!- ляпнул наобоум, чтобы вернуть, уходящего вдаль Висляева, Руднев.
   -Вот-вот,- неожиданно подтвердил Висляев.- В конце концов, прокурора сняли, всех этих лядей обнаружили с мешками на головах в полуразложившимся виде в разных концах города, Черников сбежал за границу, а Залипахин потерял деньги и репутацию.
   -И теперь пытается вернуть то и другое?
   -Ну, вроде того. Так что верь мне на слово - эти твои трупы - только начало. И если хочешь знать мое мнение,- веско добавил Висляев,- прибор тут вообще ни при чем.
   -Прибор? - опешил Руднев.
   -Ну, да. Биоэнергостимулятор Черникова. Ты, что, о нем ничего не знаешь?
   -Нет, я тоже думаю, что прибор к убийствам никакого отношения не имеет,- нашелся Руднев.
   -Ну, разумеется. - Кивнул Висляев.- Это ж все для виду.
   -Конечно,- поддакнул Руднев, зная по опыту, что информированность собеседника Висляева только заводит на новые подробности.
   -Вообще энергобиостимулятор - это такая грандиозная мистификация. Академик на старости лет решил пошутить - якобы он изобрел прибор для увеличения продолжительности жизни - биополя, всякая такая штука. В середине девяностых о нем слегка пошумели, потом эта история с кредитом, в результате которой академик скоропостижно скончался. О приборе забыли. И вот проходит какое-то время и начинается возня со смертельным исходом вокруг Института. Кто-то что-то делит или ищет. Райотдел,- Висляев как-то хитро глянул на Руднева,- пытается раскрыть дело, предлагает версии, а людей продолжают убивать. И все с большим намеком на то, что кто-то пытается выведать тайну прибора.
   -Не знаю...- возразил подавленно Руднев.- Мне пока никто ни на что не намекал.
   -Ну, намекнут еще. Или скажут в открытую. А если ты предложишь свою версию - там криминальные разборки, или интриги внутри Института и будешь на ней настаивать - дело у тебя вообще заберут. Хорошо еще самого не посадят, как это было с тем следователем по делу "Трех китов". Там, кстати, вся фишка была, знаешь в ком?- неожиданно оживился Висляев.- Ни за что не догадаешься! За всем этим стоял родной отечественный производитель мебели. Как только "Киты" стали вывозить беспошлинно импортную мебель в таких объемах...
   -Ой!- вскрикнул Руднев, как будто обжегся.
   -Ты чего?- очнулся Висляев.
   -Насколько я понимаю,- совершенно спокойно продолжил Руднев,- ты считаешь, что убийства в Институте организует Залипахин?
   -Именно так.
   -И делает он это, чтобы повесить их на младшего Черникова. Так?
   -Ну, да.
   -Чтобы таким образом заставить Черникова вернуть присвоенную долю и крепко ему насолить, ну, скажем, скомпрометировав его в глазах зарубежных ученых связями с русской мафией?
   -Да, да, да...- закивал Висляев, которого так и подмывало продолжить рассказ о "Трех китах".
   -А зачем такие сложности?- искренне удивился Руднев. - Не проще ли подослать киллера к Черникову и сделать все, как нормальные люди?
   Какое-то время Висляев внимательно смотрел на Руднева, ни слова не говоря и как-будто соображая, почему бы, в самом деле, не подослать к Черникову киллера.
   -Да не может Залипахин этого сделать!- возмутился, наконец, Висляев
   -Если ты хочешь сказать, что дело в загранице...- начал был Руднев и тут же был перебит:
   -Да нет, заграница тут ни причем. Кому она когда-нибудь мешала? Я ж тебе говорю - правила существуют, ограничения, запреты...
   -Например?
   -Например, вокруг Президента не должно быть никакой заказухи.
   -А как же они разбираются друг с другом?- искренне удивился Руднев.
   -Ну, разные могут быть способы. У человека можно отобрать бизнес, деньги, имущество, заставить уехать из страны, на худой конец посадить. Для таких темных лошадок, посредников, как Залипахин, например, самое страшное наказание - перекрыть доступ к кремлевским людям.
   -Что и было сделано?
   -Ну, в общем, да. И человек как-то сразу теряет силу, влияние, вес. Два-три года назад Залипахин был могучим человеком. У него была организация, финансы, люди из ФСБ на него работали. А после того, как он обломался с Черниковым, у него осталось-то два-три пенсионера из бывшего КГБ, ну может быть пара каких-нибудь отморозков.
   Руднев вспомнил стриженую пару, обработавшую Тришина.
   -Погоди, погоди, а как же убийства в Институте? Там запреты не действуют?
   -Ну вот,- огорчился почему-то Висляев. - Это ж мы, а то они. Мы то кого интересуем? Я, ты, какой-то следователь, какой-то журналист, какой-то ученый...
   -Ну, хорошо...А если, скажем,- начал было Руднев, но его перебил звонок по мобильному.
   Звонил Коля Чаидзе. Просил срочно приехать в райотдел.
   У Коли было две новости - хорошая (она же не очень) и очень плохая.
   Вчера около 23.00 передвижной пост ГАИ был обстрелян одним из тех типов с видеокассеты, которых Руднев объявил в розыск...
   И еще - в Институте новая мода - на исчезновения.
   Майор Ковалев очень хочет видеть следователя Руднева.
  
   2.
  
   Не любил Рис школу. Она его раздражала, как всякая бессмыслица.
   Коллективное безумие. Идиотская выдумка.
   Запирать в бетонной коробке три сотни детей и подростков, приставлять к ним выживших из ума старух и думать при этом, что так кого-то чему-то можно научить!
   Есть компьютеры и обучающие программы, но надо непременно собирать по сорок человек в классе, томящихся от безделья и ничего не желающих знать, тыкать указкой в карту, писать мелом на доске, задавать дурацкие вопросы, слушать ответы, подсмотренные в учебниках...
   И вся эта первородная масса по сорок пять минут, пыхтела, сопела, бродила на разных сроках созревания, чтобы по звонку срыгнуть в коридоры, носиться, орать, пожирать сникерсы и марсы, погружаться в вонь туалетов, гадить на глазах друг у друга, курить, мазаться косметикой, обмениваться ранним сексуальным опытом, пробовать наркотики, рисовать на стенах схемы половых актов, сплетничать, обижаться, злорадствовать, задираться, наваливаться кучей на одного, лгать, признаваться в любви, трусить, сквернословить, пить пиво, льстить, подлизываться, пренебрегать, хвастать, насмехаться и страдать от насмешек.
   Нездоровое место наша общеобразовательная школа.
   Платная привокзальная уборная куда здоровее. Там хоть все естественно.
   Как-то незаметно, Рис сумел добиться полной изоляции. Его не трогали. Оставили в покое. Не орали ему, завидя в коридоре: "Привет хакеру!". Не дразнили компьютерным гением. Не прыгали на спину и не стреляли жеваной бумагой в шею.
   Рису удалось выстроить вокруг себя если не стенку, то забор и самый тупой одноклассник, налетев на него, отставал, в конце концов, даже и не говоря себе "черт с ним", а, просто зная, что кругом полно беззаборных сверстников, с которыми всегда понятно, что делать.
   Рис помогал тупицам на контрольных, но делал это вовсе не потому, что ему не дано было нарушать правил стаи. Так, от нечего делать: обнаружив подброшенный листок с вопросом или задачей, он подтягивал его к себе, смотрел на него без интереса, набрасывал ответ или решение, равнодушно откладывал листок в сторону, а как уж исхитрится ждущий ответа получить его, Рису на самом деле было все равно.
   Может быть, одноклассники и принимали такую помощь сквозь зубы как откуп Риса, от каких бы то ни было отношений. Сам он ни о каких сделках не думал. И не беспокоился, насколько прочно установившееся равновесие.
   Когда Рис не смог вернуть Мише одолженный ноутбук, школьный народец замер в радостном ожидании. Рис получил отсрочку. Но должен был, наконец, стать как все.
  
   На зиму Мишин офис переезжал с улицы в здание школы на площадку перед спортзалом.
   На сложенных здесь штабелями рядах кресел (желтые фанерные откидные сиденья и спинки нанизаны на железные прутья, как осенние листья на стальную пику дворника), располагался кабинет самого Миши, приемная, отдел скупки подержанного и взятого на улицах, отдел продажи вторичных товаров, краденных мобильников и всяких веселых пакетиков.
   Вздыхали, томясь без дела, охранники, длинноногие десятиклассницы, подергивая нетерпеливо задиками, изображали секретарш, за открытыми дверями спортзала, позвякивая железом, потели, качаясь, боевики, старшеклассники подтягивались по одному и целыми тусовками - купить, продать, обменять, сдать, вернуть долг, получить, если в чем провинились, по шее.
   Появление Риса под конец рабочего дня Мишу удивило. Он не сдержался и крикнул через перила ему, поднимающемуся по лестнице, так, что вся публика разом притихла и из спортзала, отирая пот и отдуваясь, выглянули накачавшиеся до одури, боевики.
   -Ты зачем пришел, Рис? Времени у тебя до завтра, до двенадцати часов. Новой отсрочки я тебе не дам!
   Рис поднялся не спеша, минуя приемную, охранников и секретарш, протиснулся между рядами кресел, полиэтиленовый пакет поставил аккуратно на ручку кресла, перевел надорванный подъемом дух, сказал, скучая:
   -А мне отсрочка не нужна.
   -Вот как?- Миша переглянулся с охранниками, откинулся на спинку кресла, так, что весь ряд фанеры покачнулся.- Что ж, Рисик, это тебе дорого обойдется.
   -Что обойдется?- не понял Рис.
   -Отработать ноутбук.- Уточнил Миша.- Полторы штуки со всеми возможными услугами, которые я от тебя потребую, ты будешь отрабатывать до самого выпуска из школы. Если успеешь. Школа-то тебя отпустит. Я вот - вряд ли.
   Охранники и качки радостно раскрыли рты, чтобы заржать, но так и оставили их открытыми, когда Рис, пожав плечами, сказал:
   -Не понимаю, о чем ты говоришь. Я должен был вернуть ноутбук сегодня в двенадцать часов. За просрочку заплатить штраф. Штраф я заплатил и теперь возвращаю ноутбоук.
   -Ну ладно, не гони,- отмахнулся Миша, но руки со спинок убрал и вперед подался, отчего вся фанера под ним качнулась вперед.- Что это ты там возвращаешь?
   Рис открыл пакет, вынул компьютер, протянул Мише, то ли спрашивая, то ли утверждая:
   -Твой ноутбук.
   Миша повел себя как-то странно: взял компьютерную книжку, повертел ее в руках, кажется даже понюхал и попробовал на зуб и сказал, не глядя на Риса:
   -Это не мой.
   -Ноутбук "Тошиба", 2002 года производства, со встроенным модемом, кристаллическим экраном, микропроцессором, дополнительной памятью, программное обеспечение - последняя версия Микрософт,- отрекомендовал Рис.
   -Да не мой это комп!- упирался Миша, и охранники заволновались, а качки угрожающе задвигались.- У моего вот тут царапина была и тут. А этот - совсем новый. Ты что же это, а? Мой посеял, решил мне впарить какую-то лажу?
   -Царапины - ерунда,- спокойно возразил Рис.- Там и клавиатура как новенькая. Ты открой его, включи.
   -Да чего мне его включать-то. Я и так вижу, что не мой,- отпихнул Миша ноутбук, а Рис нажал что-то сбоку компьютера, крышка медленно открылась, на экране засветилась картинка последней модели Порша, выскочили значки папок на рабочем столе.
   -И картинка не моя! - почему-то обрадовался Миша.- У меня девка-менеджер голая была, а тут тачка какая-то навороченная!
   -Картинку можно поставить любую. В этом окошке кликни - и ставь на выбор. Тут и девка твоя. Поставить?
   -Да чего ты наворотил? Где мой архив, мои файлы?
   -Все тут. Вот твоя папка "Миша". Открываем... Вот, пожалуйста: ""бригады"..., "долги"... поставщики... доходы... сбыт..."
   -Ты что же это,- почти шепотом спросил Миша.- Рылся в моих папках?
   -Не трогал я твоих папок. Очень надо. Так картинки подновил,- ответил Рис и не соврал. Он действительно вытряхнул содержимое Мишкиного ноутбука на резервный диск. Так, на всякий случай. А, купив на рынке точно такую же, как мишкина, машину, просто переставил на него все, что было в похищенной тем парнем у входа в метро.
   Оказалось - тот самый случай.
   -Ладно, Риска,- не разжимая рта, выдавил по слову Миша.- Считай, открутился. Но если я узнаю, что в мой компьютер кто-то заглядывал или что ты меня кинул... смотри.
   И, чувствуя за спиной всегда готовую наброситься на давшего слабину свору, ручкой повелительно кивнул:
   -Пшел вон!
   Рис, спускаясь по лестнице, слышал наверху, над своей головой надсадный хрип:
   -Где этот Литвиненко? Где этот спец по мобильникам? В чьей он бригаде? Ты мне его подсунул? Ты говорил, что он сделал все как надо. А это что? Я этот ноутбук знаешь, куда тебе вместе с твоим Литвиненко забью?
   Костю Литвиненко Мишины мальчики отловили возле дома. Качки долго мяли его в углу спортзала, но Костя стоял на своем - он все сделал как надо: подкараулил Риса, сорвал с него рюкзачок с компьютером, вез в школу Мише, а по дороге на него навалились какие-то двое и рюкзачок отобрали, а кто такие и как выглядят, и как потом ноутбук снова к Рису попал, он не знает.
   О том, что на самом деле Мишин ноутбук со всеми сведениями о сети его подпольной торговли лежит преспокойно в отделении милиции у инспектора по делам несовершеннолетних Лизиной, Костя Литвиненко не рассказывал никому.
   Месяца через два мишкин отец, владелец десятка автомоек, проигрался в казино так, что должен был продать по дешевке свой бизнес и податься в бега. А к весне Мишу и самого привлекли, как наркодиллера. Братва школьная начала гадать, откуда у следователей полная информация о поставщиках и продавцах экстази и ворованных телефонов, но когда, не без помощи Миши из зоны вспомнили про Костю Литвиненко, он уже достиг призывного возраста и отправился служить на дальнее пограничье. Каким он был салагой неизвестно, а в дедах лютовал страшно, пока не оказался в наряде с замордованным им же самим молодым и не услышал, как тот, поотстав немного, передернул затвор.
  
  
   Часов в девять примерно, Рис, загулявший на компьютерных сайтах, почувствовал, что ему что-то мешает.
   Остудив нахрапистого чайника, он, безо всякого удовольствия в пять минут объяснил ему, что последняя модель Мака - игрушка для пижонов и что за пару сотен долларов с помощью ста граммов железа и кое-каких программок он берется любую писишку предпоследнего поколения довести до маковской кондиции, и все это время чувствовал странный душевный зуд и желание встать и пройтись зачем-то по комнатам.
   Рис потянулся, сгрыз заусенец на пальце, скинул шлепанцы, вытянул и скрестил ноги, поскреб пальцами голову, закурил и тут же затушил сигарету и, в конце концов, плюнул, встал и прошелся по квартире - полутемным коридором, мимо совмещенной гостиной (она же библиотека, кабинет, вавина спальня), через прихожую к окну на кухне. Дальше идти было некуда.
   Рис постоял у окна, отыскал зачем-то окошко в доме напротив, которое светилось всю ту ночь, когда их квартиру штурмовали бандиты.
   В окне света не было.
   Рис оглянулся на молчащий телефон, достал трубку, проверил, нет ли звонков без ответа, покосился на Донку с вытянутой шеей и напряженными ушами наблюдавшей за ним.
   Взвесил трубку на руке, сунул в карман. Нет, сам он звонить матери не станет. Еще чего! Что за бред! Типично материно - гнать волну на пустом месте. Придумывать опасности и пугаться их. Причем заниматься этим, переходя дорогу на красный и не замечая несущегося на тебя самосвала. А если все-таки...
   Стоп! Это называется - процесс всеобщего овавления. Главное не пропустить начало. Какой смысл беспокоиться о том, кто никогда не приходит во время и готов свернуть с дороги ради пары пустяков?
   Чем в десятом часу ночи может заниматься мать, вместо того, чтобы хлопотать у плиты, пить чай, болтать по телефону или трепать книжки по искусству составления букетов? Да чем угодно!
   Например, кормить у метро бездомную собаку или расспрашивать приблудную кошку на окраине рынка о том, давно ли она в последний раз видела своих котят.
   Рассказывать старушке, торгующей сушеными грибами, о пользе настоя из крапивы и мази из зверобоя.
   Провожать домой случайную попутчицу с набитыми битком сумками, выслушивать ее проблемы с дочерью и внуком, сочувствовать, давать советы.
   Можно стоять заворожено перед ярко освещенной витриной, представляя, какая бы у нее могла быть жизнь вот в таком платье.
   Можно рассказывать сидящей на ветке вороне о том, какой талантливый у нее растет сын. А ворона-дура, будет крутить башкой, моргать черным глазом, потом каркнет и, недослушав, улетит.
   Рис снова достал трубку, набрал номер Вавы, сбросил его досадливо, натянул сапоги снегодавы, куртку взял в охапку, торопливо застегнул на шее подпрыгнувшей Донки ошейник.
   Сладкий дым бреда рассеивается рациональным поступком.
   С Донкой вечером гуляет мать. А раз ее нет, этим должен заняться Рис.
   Рациональный поступок.
   Все-таки.
  
   Взгляды на подъездную дорожку, во время прогулки с Донкой были вполне бесплодны, и воплотить в реальности ссутулившуюся фигуру Вавы, смотрящей себе под ноги, как в звездное небо, им оказалось не под силу.
  
   Телефон по-прежнему молчал, на часах было десять, в Интернете обнаружился Алекс.
   Дела у Алекса были никуда. Он по уши увяз в дурацких патентах и не понимал, за что он, собственно, платил Рису.
   Он не настаивал, не требовал, не угрожал.
   Алекс скорбел и сожалел. Он намекал на крупные неприятности, которые ожидают Риса и его близких. Он не предлагал Рису избавить его от этих неприятностей, потому что это было не в его силах.
   Алекс не терял надежды на то, что в купленном им архиве обнаружится хоть какая то связь с открытием академика. В противном случае он Рису не завидовал.
   Рису было скучно, как на контрольной. Этот вариант он уже решил и отодвинул листок в сторону. Пусть интересующийся ответом сам добывает его.
   -Чего вы от меня хотите? - спросил он Алекса.- Намека, доказательств, подсказки? И почему я должен вам помогать?
   Алекс тщательно подбирал слова. Он хотел о чем-то предупредить Риса, но не решался. В строчках угадывалась плохо скрытая искренность и тайная забота. Пацифистские мотивы набирали силу.
   Если Рис знает хоть один ход в игре академика, лучше сказать об этом Алексу, чем кому-то другому.
   -А есть и другие?- поинтересовался Рис.
   -Вот с ними бы я вам не советовал знакомиться.
   Рис посмотрел на часы и набрал номер Вавиного мобильника. Вежливый английский послал его куда подальше. Вава была вне пределов досягаемости. Рис ничего не знал об этих пределах и не хотел догадываться.
   -Ну, хорошо. А деньги?- не унимался Рис.
   Алекс вывернул карманы. Карманы были пусты. Получалось - он отдал последнее из личных сбережений. Покупку архива совершил на свой риск. Мог предложить долю в прибыли от реализации идеи прибора. Но сам бы на это не очень рассчитывал. Все равно незнакомство с теми другими стоит дороже.
   -Я подумаю,- пообещал Рис.
   -Боюсь - не успеете,- вздохнул Алекс.
  
   Стрелки схлопнулись на двенадцати. Вавин телефон обнаружил симптомы эхололии. Рис собрался уже звонить своему знакомому лейтенанту с приветами от сумасшедшей семейки и просьбой сказать несколько успокоительно нецензурных слов.
   Телефону стало стыдно и он, наконец, зазвонил.
   Незнакомец был бодр и энергичен. В принципе, ему все было понятно. Предстояло уточнить кое-какие детали.
   -Привет, Рис. Это Федотов.- Откуда он знает что я - Рис? - спросил себя Рис. Ответ - оттуда же, откуда я знаю, что он Федотов.- Ваву позови, пожалуйста.
   -Вавы нет дома,- откликнулся Рис, и голос его прозвучал, как в пустыне.
   -Странно, - сказал Федотов.
   -Ничего подобного!- запротестовал Рис.
   -Я расстался с ней в восемь на бульваре,- зачем-то объяснил Федотов. - А сейчас уже двенадцать.
   -Ну и что?
   -Странно,- повторил Федотов.
   Молчали, слушали, как звучит слово.
   -Во сколько ей не поздно перезвонить?- опомнился первым Федотов.
   -Звоните, когда хотите. Хоть до двух,- пожал плечами Рис.
   -Ты думаешь, она к этому времени вернется?
   -Думаю... да.
   -Хорошо бы,- сказал Федотов и простился. А Рис подумал, что Федотов, когда звонил, знал, что Вавы нет дома. Тогда зачем он звонил?
  
   В прихожей Донка залаяла, запрыгала, заскреблась в дверь.
   -Так,- обрадовался Рис. - Она еще и ключи посеяла. Ну, я сейчас ей...
   Рис распахнул дверь. Донка удивленно отпрянула и завыла. На пороге стоял низенький господинчик в куцей дубленке на одной пуговице, со скорбным выражением лица, в шляпе и с портфелем.
   -Вы кто? - опешил Рис.
   Господин жестом показал, что хочет войти, и покосился на Донку.
   -Ладно, входите. Она не кусается.
   Донка обиделась, прыгнула и попробовала прокусить портфель. Рис загнал собаку в кухню, закрыл дверь, обернулся. Посетитель стоял возле зеркала, прижимая шляпу к груди. Волосенки реденькие, височки зализанные, румяные щеки, щелка рта и глаза сухие. Тип не то жалкий, не то противный, портфель поставил на пол, протянул Рису зажатую в горсти записку.
   -Что это?- спросил Рис.
   Мухомор Мухоморыч потряс запиской в воздухе, словно говоря: "Прочтете - узнаете"
   Рис взял записку, прежде чем развернуть посмотрел подозрительно на пришельца:
   -Вы что, глухонемой?
   Тот только ручкой шевельнул - читайте.
   "Рис,- писала Вава.- сделай все так, как скажет тот, кто передаст тебе эту записку, и все будет в порядке".
   Ни подписи, ни привета.
   -Так, где вы ее держите? Почему она не позвонила?  набросился Рис на подателя записки и, разумеется, никаких ответов не получил. Господин надел шляпу, взял в руки портфель, выжидательно посмотрел на Риса, приглашая его на выход.
   Рис набрал на трубке вавин номер и услышал все ту же английскую песню недоступной девицы. Поднял глаза на посланца "других" и увидел настойчиво протянутую руку. В руку надо было положить свою трубку, одеться и идти.
   Делай, что тебе говорят и все будет в порядке.
   Хороши у них порядки.
   -Только учтите,- предупредил на всякий случай Рис. - Пока я мать не увижу, разговаривать я с вами не буду.
   Проситель закивал довольно энергично, и Рису даже послышалось что-то вроде: "Увидите, увидите, всех увидите".
  
   Из подъезда вышли, но никакой машины, ожидающей их, Рис не увидел.
   Сопровождающий поднял воротник дубленки, втянул голову в плечи, сгорбился и, не оглядываясь на Риса, затрусил к троллейбусной остановке.
   -Новое дело.- Сказал себе Рис.  Похищение на троллейбусе.
   В троллейбусе дядька сразу прошел вперед и сел на маленькое креслице за водителем.
   -Дурдом!- сказал себе Рис и остался на задней площадке, наблюдать за своим конвоиром, поглядывать в окошки, куда, собственно едем. Хотя едва ли троллейбус решил бы по такому случаю изменить маршрут.
   А ведь действительно странно - все открыто - ни тебе повязки на глаза, ни руки за спину. Почему они так уверены, что ничего скрывать не надо?
  
   -Фу ты, черт,- выругался Рис, едва поспевая за Мухоморычем, свернувшим в знакомый дворик.  Так это ж материна работа! У них, что тут теперь, штаб по раскрытию секретов академика Черникова? И расположен он...
   ...ну, естественно, в бывшем бомбоубежище,- комментировал сам себе Рис, а глухонемой конвоир распахнул обитую жестью дверь в подвал, откуда на Риса пахнуло спертым воздухом парового отопления с легкой отдушкой дорогих французских духов.
   -Что у вас там?- заглянул в подвал, порога пока не переступая, Рис.- Комитет по спасению отечественной науки? Тайное общество хранителей вечных истин? Клуб пришельцев?
   Человек в шляпе, с портфелем и в дубленке придерживал дверь, равнодушный, как зазывала ночного бара на рассвете перед закрытием заведения.
   -А вы как же?- поинтересовался Рис.- На стреме постоите или со мной спуститесь?
   Тот в шляпе махнул портфелем: "Проходи мол. Чего там!"
   Рис переступил порожек, глянул на стрелу, нарисованную помадой на стенке ("Вот еще игра - "Казаки-разбойники!" называется"), спустился на пару ступеней, оглянулся - Мухоморыч спускался за ним.
   -Ну, где тут ваши Вольные Каменщики?
   Сопровождающий неслышно шел за ним, включая и выключая свет, подсвечивая фонариком там, где забыли ввернуть лампочку.
   Шли то по кафелю, то по песку, то по колено в пыли. Поворачивали во все стороны. Один раз Рису даже показалось, что они завернули за угол и пошли к выходу. Время от времени дядька забегал вперед, придерживая портфель локтем и зажав фонарь подбородком, откручивал с натугой какое то допотопное колесо на железной в полруки толщиной двери, пыхтя, тащил ее на себя, но всякий раз пропускал Риса первым.
   Коридоры были полны ответвлений, ничем, кроме кромешной тьмы непримечательными.
   -Понятно, почему меня везли на троллейбусе,- думал Рис.  Сюда можно было и на метро доехать. И в подъезд войти с толпой народа. Зажатый рот, легкий толчок в спину, дверка из жести приоткрылась и захлопнулась, затащили тебя в один из боковых коридорчиков, и хрен кто найдет! Что там Том Сойер с индейцем Джо - их лабиринт по сравнению с этим все равно как станция метро "Парк культуры!".
   -Ну, вот и приемная,- сказал себе Рис.- За этой дверью главный их оккультист и заседает.
   В комнатке, заляпанной туалетным кафелем, прямо посередине стоял канцелярский стол по кличке "однотумбовый" с настольной лампой " В гостях у следователя" и стулом, подбитым обойным гвоздями. Мухомор Мухоморович при виде этого чиновничьего гнездышка начисто забыл о Рисе, плюхнулся на стул, включил лампу, достал из портфеля папку с надписью "Дело" и углубился в него, не снимая шляпы и дубленки.
   -Эй,- осторожно напомнил о себе Рис.- Я кажется, вам был зачем-то нужен?
   Канцелярский крысик только пальцем через плечо ткнул.
   За его спиной перед дверью, снятой с затонувшей субмарины (клепаные углы, сварные швы, темный иллюминатор, штурвал посередине) сидели, разбросав ноги по полу, спустив до уровня ширинки короткоствольные автоматы узи, двое рослых, похожих на раскормленных десантников, совершенно одуревших от вечного ожидания. Рис шагнул мимо них к двери. Списанные на землю десантники очнулись. Один, с головой, обритой по кругу и вытянутой, как регбистский мяч, не сгибая в колене, откинул ногу в сторону, перегородив Рису путь. Другой встал, вяло обыскал Риса (ленивое пошаривание и похлопывание ладонью по карманам, сопровождаемое тыканьем автоматным дулом под ребра), безо всяких усилий открыл субмариновскую дверь, за которой была еще одна, обитая клеенкой и запертая, впихнул Риса в этот тамбур и задвинул его сзади чугункой со штурвалом.
   Рис оказался зажат между двух дверей, как цветок между листьями книги.
   Ни фига себе гербарий!
   Минут пять подержали Риса в таком положении, дав ему остыть и подсохнуть, потом что-то пискнуло, щелкнуло, дверь перед Рисом подалась, он толкнул ее и света белого не увидел, а почувствовал открывшееся перед ним пространство неопределенной глубины, полное черной тьмы, а температуры и влажности приличной - здесь похоже сходились все подземные трубы, насыщая темноту запахами влажной известки, французских духов и женской истерики.
  
  
   3.
  
   Майор Ковалев дошел до состояния администравной свирепости, чреватого для подчиненных уже не замечаниями и предупреждениями, а выговорами вплоть до увольнения. Милая пшеничность бровок сгорала в багровости лица, наивная курносость тонула в морщинах гнева. Руднева встретило клокотание в фуражке, казарменный рев и начальственная паранойя чиновника в закачавшемся кресле.
   -Вы что... как... совсем там...- задохнулся Ковалев при виде Руднева, потянул за узел галстука, расправил погоны, набрал полную грудь воздуха. - Чем вы там занимаетесь, Руднев? Креном груши околачиваете? Лапшу на просушку развешиваете? Сначала у вас людей в Институте убивали, теперь они просто исчезать начали? А вы об этом, похоже, ничего не знаете. Вам не до этого? Вы работаете?
   В подобных ситуациях, Руднев знал, подчиненный должен уметь держать паузу. На прямые бессмысленные вопросы не отвечать, дать начальству выораться. Попытаться определить истинную причину разноса. Понять, что требуют от начальника и за что он должен отчитаться в течение суток.
   -Меня вызывают в Главк, спрашивают, что там у тебя... уважаемый, в Институте происходит, а я им, что должен говорить? Что у меня следователь тут супер профессионал за десять дней ничего нарыть не смог? Что он сам не в курсе? Так что ли?
   Руднев выкатил глаза, с усилием выжал пару капель пота на лбу, но дрожи в коленках вызвать не сумел.
   -Ну, что молчите?
   -Разрешите доложить?- обратился по форме Руднев.
   -Докладывайте,- спрыгнув на тон ниже (форма - великая вещь), буркнул Ковалев.
   -В настоящее время следствием отрабатывается версия гибели двух сотрудников Института в результате криминальных разборок. Подозреваемых четверо (предположительно занимавшихся крышеванием созданной при Институте коммерческой фирмы ПАП). Личность одного из них установлена. Это ранее судимый Павел Бабичев (кличка - Холодный). Подозреваемые объявлены в федеральный розыск. При попытке задержания одного из них постом ГИБДД, преступник ранил инспектора и скрылся. Введенный план "Перехват" результатов пока не дал. Ведется поиск преступников. Что касается исчезновений...
   -Да! Что там с исчезновениями людей?
   -По заявлению замдиректора Института Инессы Михайловны Старковой об исчезновении замдиректора Шумана проводится проверка. Запросили больницы, травмпункты и морги.
   -И каковы результаты?
   -Пока безрезультатно. Но...
   -Что, но?
   -Прошли всего сутки. Не исключено, что Шуман еще объявится сам. Знаете, как это бывает...
   -Знаю, знаю,- забрюзжал Ковалев.- Эти ваши объяснения "следствием установлено" там и прочее... приберегите для прессы. Меня интересуют факты, действия и результат.
   -Ясно. Разрешите доложить?- вытянулся снова Руднев.
   Ковалев покосился на следователя (не издевается ли?), бросил недовольно:
   -Докладывайте.
   -По описанию, преступник, скрывшийся при попытке задержания, управлял автомашиной "Волга".
   -Ну и что?
   -В последнее время на такой же "Волге" ездил Шуман (спасибо Коле Чаидзе - все-таки неоценимый человек - пока Руднев добирался от Висляева до райотдела, все выяснил и в пять минут накачал Руднева информацией). Вполне возможно, что эти факты связаны между собой и с тем, что Шуман не вышел на работу. Мы объявили машину Шумана в розыск. Работаем тесно с городским и областным ГИБДД. Думаю, к вечеру будут результаты. Разрешите идти?
   Руднев знал, что материала, для того, чтобы Ковалев прикрыл свою задницу перед начальством больше чем достаточно, и ничего, кроме "Идите. Но что б к вечеру отчет был на столе",- Ковалев сказать ему теперь не мог. Поэтому то, что он услышал, было для него полной неожиданностью.
   -Да погоди ты,- как-то тоскливо остановил его Ковалев.- Ты вот, Руднев, всегда так. Прешь как танк, и ничего вокруг не замечаешь.
   Руднев молчал и в самом деле озадаченный.
   -Вот ты нароешь сейчас, возьмешь даже этих своих уголовников,- осторожно продолжил Ковалев.- А дело то, может быть, совсем не в этом, не в криминале. Понимаешь?
   -Никак нет,- машинально отозвался Руднев по Уставу.
   -Да брось ты это,- пристыдил вдруг Ковалев.- Привыкли мы, понимаешь - чуть что, уголовников хватать. А вот, если пошире посмотреть...
   -Куда посмотреть?
   -Туда! ФСБ этим Институтом очень интересуется. Намекают...
   -На что?
   -На то, что тут дела не нашего ума.
   -Так пусть заберут дело себе!
   -А вот пока не хотят забирать. Вот тут и крутись.
   -Не понял, - швырнув Устав в угол, спросил просто Руднев.- Мне копать или не копать? У меня ведь и другие дела есть.
   -Не знаю, - мотнул головой Ковалев. - Не будешь копать, завтра вызовут, спросят, а мы с пустыми руками. А начнешь копать, на такое наткнешься, тоже по головке не погладят. Понял?
   -Ясно.- Затуманился Руднев.  Какие все-таки будут указания?
   -Работать надо интенсивно, аккуратно и без лишнего шума,- сформулировал Ковалев.- И быть готовым к самым неожиданным поворотам.
   -Понял. Разрешите идти?
   Ковалев (очень тихо):
   -Идите.
   И тут же вдогонку, во всю мощь и на весь райотдел:
   -И чтоб к вечеру у меня были результаты!
  
  
  
   ГЛАВА XII
  
   1.
  
   Зажурчало и закапало, в углу прерывисто вздохнули, там темнота сгустилась и застыла.
   -Давайте знакомиться,- обратился к темноте Рис.- Я - Борис Гладыш. А вы что такое?
   -Ой, Рис!- поднялась темнота, обняла Риса и оказалась Вавой.
   -Они и его сюда затащили,- всхлипнуло в углу голосом Кисы.
   -Рис, Рис, Рис...- обнимала, целовала, тормошила, плакала Вава.
   -Спокойно, ма,- как будто не в темноте и в подвале, а дома на кухне сказал Рис.- Объясните мне, как вы сюда попали, давно сидите, и чего они от вас хотят?
   -Да как ты-то сюда попал? Они тебе ничего не сделали? Ты здоров? У тебя ничего не болит?- причитал Вавин голос.
   -Я здоров, и мне никто ничего сделать не мог,- перехватив и отстранив, но, не отпуская вавины руки, сказал Рис.- Попал я сюда очень просто - на троллейбусе приехал.
   -На каком троллейбусе?- ахнула в темном углу Киса, решив, что вавина сына все-таки стукнули разок по голове, и у того слегка помутился рассудок.
   -На обычном, маршрут номер 47. Кстати очень удобно - от дома почти до самого Института. Без пересадок. И чего, ма, ты на метро ездишь?
   -Да как они вызвали тебя?
   -Твоей запиской.
   -Какой запиской?
   -Которую мне этот хорек в шляпе передал.
   -Я никакой записки не писала,- запротестовал вавин голос.
   -Как же не писала, когда я ее читал!
   -А как ты определил, что записка от меня?
   -По...- запнулся Рис, припоминая ровные четкие буквы в записке, - по почерку.
   -По почерку,- бормотала в отчаянии Вава,- да ты когда в последний раз мой почерк видел? Да неужели ты мог подумать, что я тебя вытащу под каких-то придурков, от которых еще неизвестно чего ждать?
   -Ой, да перестаньте вы!- заверещала в углу Киса.- Я здесь с ума схожу от темноты и страха, может, мы отсюда вообще никогда не выйдем, а вы тут начинаете семейные разборки, у кого какой почерк!
   -Да,- отозвалась Вава.- А по чьей милости мы здесь оказались?
   -Ну, я, я во всем виновата,- кричала Киса.- А что я могла сделать?
   -По сторонам смотреть надо было. А то увидела на лестнице двух мужиков, и рот раскрыла!
   -Да никого я не видела,- затихая, оправдывалась Киса.- Я же тебе объяснила - спускаюсь по лестнице после этой зюзюшкиной вечеринки, вдруг сзади на меня наваливаются какие-то громилы, рот зажимают, лапают, тащат куда-то вниз по лестнице. Я думала все - изнасилуют и убьют. А они сзади за шею схватили, давят, трубку суют, говорят: "Зови свою подругу, Ваву эту, а то прирежем". И один нож мне к горлу приставил. Я так испугалась! И сейчас боюсь. Ну, сделайте что-нибудь, меня от темноты с детства мутит, меня трясет всю, я сейчас описаюсь...
   -Вы что, так без света и сидите?- поинтересовался Рис.
   -Так и сидим,- призналась Вава.
   -А выключатель искали?
   -Да мы все стены обшарили,- вступила с подвывом Киса,- тут чугунки какие-то, я все колени разбила, папки с бумагами дурацкими и ни окон, ни выключателей. У входа какая-то коробка пластмассовая, но она ничего не включает!
   -Ой, что это!- вскрикнули Киса и Вава разом, заворожено глядя на крохотную яркую белую точку, вдруг вспыхнувшую в темноте, протянувшую пронзительный тонкий лучик, как-будто кто иголкой проткнул стенку черного мешка, в котором они все сидели, а снаружи - свет.
   -А это световод,- направляя яркий лучик и заставляя ойкать и жмуриться Ваву и Кису, отрекомендовал Рис.- Предназначен для разглядывания мелких деталей машин и человека. Применяется в криминалистике и медицине. Ну и некоторыми компьютерщиками. Мной, например.
   -Почему же они у тебя его не отобрали? Тебя что, не обыскивали? Ой, какой он маленький!- протягивая и, отдергивая руку, вскрикнула восхищенно Вава.
   -В том-то и дело, что маленький. И с виду - как карандаш!- сжав пальцами, крохотный свой фонарик поднял световод над головой Рис. Но фонарик только поставил светящуюся точку в потолке. И ничего не осветил.
   -Да? И надолго этого комариного прожектора хватит?- спросила Киса.
   -Не знаю,- направляя лучик по углам и стенам, задумчиво произнес Рис.- Аккумулятор я недавно зарядил. На ночь может и хватит. Та-ак. А это у нас что?
   Возле входной двери лучик высветил пластмассовую коробку переговорного устройства: маленький экран, две кнопки, микрофон, динамик. Рис понажимал кнопки, щелкнул по экрану пальцем...
   -Да мы пробовали уже,- безнадежно вздохнула Киса.- Не работает он.
   -Интересно все-таки - зачем мы им тут все понадобились?- ни к кому особенно не обращаясь, спросил Рис.
   Никто собственно и не ответил.
   Рис выключил свой световод. Но свет не исчез - он стал сумеречным и мягким, серым, мутноватым. Им светился экранчик переговорного устройства, как будто Рис включил его своим крохотным фонариком. Из динамика послышался шорох переворачиваемых страниц, скрип стула и легкое прокашливание, будто кто прочищал горло, готовясь произнести маленькую речь.
   -Прошу внимания,- начал голос из пластмассы и на экране явно обозначился затылок в шляпе. Давешний Рисов Мухомор сидел за столом спиной к камере, читал речь по бумажке и даже шляпу не снял, мерзавец.
   -Мы пригласили вас,- начал так, как начинают все чиновники в России с первой половины девятнадцатого века, дядька в шляпе,- поскольку вы имели отношение к архиву Института биофизических проблем, в котором, по нашим сведениям, имеются документы на изобретение академика Черникова. Речь идет о составных частях биоэнергостимулятора. Не скрою: выйдите вы отсюда или нет, зависит от того, сумеете ли вы определить патенты и свидетельства, с помощью которых можно воссоздать прибор. Подскажу - путь, которым двигался Борис Гладыш, представляется нам наиболее перспективным. Напомню - сотрудники вашего Института, к которым мы обращались за помощью, не сумели правильно оценить важность поставленной перед ними задачи и, к сожалению, мы ничего не смогли сделать, для того чтобы сохранить им жизнь. Предупреждаю: времени у вас совсем немного, а любые попытки выйти отсюда - только бесполезная его трата. Все необходимое для работы в камере..., то есть в кабинете - имеется. Это и есть, Варвара Александровна, то очень выгодное предложение, о котором вам так часто в последнее время говорили. Приступайте.
   Экран начал гаснуть. Киса с Вавой бросились к нему, толкаясь, нажимая беспорядочно кнопки, шлепая ладонями по пластмассе, крича разное:
   - Выпустите меня отсюда! - кричала Киса,- Я никакого архива не знаю! Я не знаю никакого прибора! Я никому ничего не скажу! Только выпустите меня! Я боюсь темноты! Я боюсь мышей! Я задыхаюсь! У меня клаустрофобия! Я хочу в туалет...
   -Риса, Риса отпустите,- кричала Вава.- Он же школьник, он ничем не может быть вам полезен, отпустите моего сына! Я знаю про биостимулятор! Я все вам расскажу, только Риса отпустите ради бога...
   И бросившись на дверь, женщины завыли, сползли на бетонный пол, обнялись и зарыдали.
   Рис выждал, пока плач обессилел, лишился голоса, перешел в прерывистые горькие вздохи и всхлипы, сказал спокойно, не повышая голоса:
   -Ты бы хоть свет зажег, зараза.
   Вспыхнула лампочка в решетке на стене, осветила: допотопную школьную парту с рыжей скамейкой и откидными крышками, заваленную папками с похищенными паповским архивом, стопку выведенных на принтере патентов из тех, что передал Рис Алексу, книжечку огизовского издания Пушкина, вырытого при обыске на квартире Вавы, стопку чистых листков, карандаши и шариковые ручки.
   Рис просмотрел все и, не поворачиваясь к двери, спросил:
   -А где компьютер, деревня? Это ж тебе не тридцать седьмой год! Ну, напишем мы признание в работе на японцев, про стимулятор свой ты все равно ничего не узнаешь. Без компьютера из этой бумаги, кроме огня, ничего не выжмешь.
   Проговаривая это, Рис достал незаметно зажигалку из кармана, почему-то неизъятую у него во время обыска, подпалил краешек папки, подождал, пока огонь разгорится так, чтобы его видно было отовсюду, но только не от закрытой его спиной двери, быстро притушил рукавом и дым тихонько развеял. Киса почуяла запах гари и собралась вопить о пожаре. Рис молча показал ей кулак.
   Динамик помолчал, потом хмуро заметил, не зажигая экрана:
   -На компьютер средств не отпущено. А вот грубить не надо. Жить захочешь, сообразишь. Там в папках - вся информация.
   Динамик отключился, срыгнув короткий гоготок десантуры.
  
   Через час Киса с Вавой по указанию Риса читали нараспев священные тексты из архива, отстукивая ритм крышками парты. Получалось что-то вроде рэпа на научно-популярные темы. Сам же Рис, в раздумье как бы, ходил от стены к стене, то и дело забираясь за какие-то чугунные железяки, приваренные к полу еще во времена Отечественной войны, поближе к толстым загипсованным трубам, протянутым через весь подвал и, стараясь не отстать от ваво-кисиных ритмов, рассеянно долбил в стенку железным костылем, обнаруженным в одном из темных углов.
   Место, где Рис долбил стену, было вне угла обзора видеокамеры, булавочный глазок которой Рис, после недолгих поисков, обнаружил по свежим следам цемента возле дверной коробки.
   Все время действа все трое курили, не затягиваясь, и камера наполнялась синим дымом, отчего, по расчету Риса изображение на мониторе в соседней комнате было довольно гадким. Вдобавок, всякий раз, проходя мимо глазка камеры, Рис незаметно, снизу вверх пшыкал на него Вавиным дезодорантом.
   Дальше действовали по сценарию, набросанному Рисом на листках бумаги и розданному Кисе с Вавой, как роли в рождественском капустнике (Киса согласилась на это от безвыходности, демонстративно идя на поводу вавиной сумасшедшей семейки; Вава же знала - если у них и был шанс каким-то чудом выбраться отсюда, он был только в голове и руках ее находчивого сына).
   Киса решительно захлопнула папку с патентами за 1985 год на страничке с описанием "Использования эффекта обратного осмоса в мембранных процессах для очистки канализационных труб", сказала громко в никуда уверенно и фальшиво, как героиня реального шоу:
   -Все! Вы как хотите, а я должна поспать иначе я завтра буду нечеловек!
   Вава отстранилась, кося глазом в шпаргалку, прочитала ремарку "Возражает" и тут же сымпровизировала:
   -Ты что с ума сошла? Какое завтра? Ты что не слышала - если мы не накопаем ничего для их стимулятора, нам не выйти отсюда.
   -Знаю, знаю, а что я могу сделать?- успешно входила в роль Киса.- Что будет завтра, никто не знает. А умереть без сна я могу прямо сейчас.
   -В чем дело?- бросив постукивать, отскребать и царапать в углу под трубами, подошел Рис.
   -Да вот Киса у нас...- кивнула Вава.
   -Что?
   -Говорит, если не уснет, умрет.
   -Это правда?- повернулся Борис к Кисе.
   -Она права,- ткнула Киса в подругу пальцем.
   -А где тут спать, Марина Александровна?- поинтересовался Рис.
   Киса, следуя указаниям сценария, оглянулась по сторонам и категорически заявила:
   -На полу я спать не буду, это точно. У меня остеохондроз, радикулит и... почки!
   -Ладно, пусть спит,- согласился Рис.- Толку от вас Марина Александровна все равно никакого...
   -Ну ладно тебе,- кажется, совсем не играя, презрительно сморщилась Киса.- Тоже мне - вундеркинд компьютерный. Хакер недозревший. Между прочим, если бы ты не лез, куда не следует, мы бы спали по домам в своих кроватях. А не торчали бы здесь над этими папками идиотскими...
   -Ладно. Спорить не буду,- слегка озадаченный натуральностью тона отдал свою реплику Кисе Рис, - Но... где ж нам вас положить? Разве что вот на эту парту?
   -А где мы тогда спать будем?- забеспокоилась Вава.
   - А мы спать не будем.- Репродукторным голосом отрапортовал Рис.- Разложим папки вот за этой партой на полу и продолжим.
   Дальше все было, как на представлениях "Обратная сторона фокуса".
   Киса устраивалась на парте, поджимала ноги, поворачивалась спиной к двери, наваливала на себя куртки и дубленки, так что получался тот самый ворох верхней одежды, на котором дремали онегинские лакеи, пока господа отплясывали мазурку и краковяк. Рис с Вавой складывали папки архивов под партой, так чтобы от двери не было видно, что происходит за этим могильником дохлых идей.
   Потом Киса тихонько соскользнула с парты, а всю дубленочно-курточную кучу оставила так, как будто под ней по-прежнему свернутым калачиком лежит еще очень симпатичная сотрудница с карими закрытыми глазами и пытается уснуть.
   -Ну и что теперь?- зашипела на Риса Киса.
   -Ползите туда, в угол. - Дал инструкцию Рис.- Там под трубами я разобрал стену. Лезьте в проход. Скорее!
   -Ну, вот еще! А если я застряну?
   -Не застрянете. Я проверил - раз я прохожу, вы и подавно пролезете.
   -А куда ведет этот поход?- трусила Киса - И как это ты стену разобрал? Отбойный молоток на батарейках случайно с собой оказался?
   - Потом, потом,- замахал руками Рис.- Лезьте в проход. Или вы хотите поближе с этими десантничками познакомиться?
   -Ну что ты, в самом деле, Киса,- зашептала Вава.- У нас есть шанс. Здесь терять нам нечего. Давай полезай!
   -А если они обнаружат, что мы ушли? Если они нас догонят, знаете, что они с нами сделают? Может, лучше останемся и найдем эти запчасти для стимулятора? Может, тогда они нас отпустят!
   -Марина Александровна,- взмолился Рис. - Неужели вы не поняли? Жизни нам осталось на сутки-двое. Независимо от того, найдем мы то, что им надо или нет, мы отсюда не выйдем никогда! Да и нет в этих бумагах того, что им нужно.
   -А где есть?- спросила зачем-то Киса.
   -Так - все,- решилась Вава.- Не хочешь лезть - оставайся. А мы с Рисом уходим. Где там проход?
   Рис показал куда ползти. Вава смешно подтягивая под себя ноги и выгибая спину, подлезла под трубы, проталкивая одно за другим - голову, руки, плечи, спину, живот и ноги, протащила себя сквозь стену.
   Киса только глаза пошире открыла.
   -Ну что, видели? Давайте. Давайте скорее. Они ведь могут что-нибудь заподозрить, зайти с проверкой. Вам что - жить надоело?- использовал последний аргумент Рис.
   Киса выглянула зачем-то из-за парты, посмотрела в сторону двери, тут же была дернута за кофту, прижата к полу и подпихнута к проходу сквозь стену.
   Последним уходил Рис. Он засунул за джинсы томик Пушкина (на память, что ли?), залез под трубы, лежа на животе, ногами вперед пропихнулся в проход, смахнул отбитую цементную крошку и пыль, заставил отверстие вынутыми из стены кирпичами так, чтобы ворвавшиеся поутру искатели научных идей подольше не могли сообразить, куда же заключенные подевались, и только после этого, пятясь задом, как отступающий крот, выполз в соседней подвальной комнате.
   Киса с Вавой в темноте запрыгали, забили беззвучно в ладоши, неслышно взвизгнули и повисли в восторге на Рисе, отыскав его в темноте новой темницы.
   -Тише, тише,- успокаивал расшалившихся дам Рис, зажигая зажигалку и твердя про себя:- Только бы не... только бы не...
   -Уф,- вздохнул Рис, увидев, что двери в этой комнате вообще нет, и что не комната это вовсе, а длинный коридор, конца которому пока не видно.
   -Тих-х-ха!- хыкнул на Ваву с Кисой Рис и те замерли, и в тишине явственно услышали металлический щелчок за спиной, шаги, и глухой возглас.
   -Они - бежим!- скомандовал Рис и рванул в темноту по коридору, увлекая за собой Ваву и вцепившуюся в нее Кису.
   Подгоняемые глухим матерным бубнежем бежали в темноте вслепую, как мыши летучие, до первой преграды, в которую и влепился с разбега выставленным вперед локтем Рис. Коротко взвыл, крутанулся на месте, стряхнул с себя задохнувшихся от бега в потемках женщин. Щелкнул зажигалкой, увидел точно такую же, как та, через которую их спустили в этот подвал, в жестяных звездах дверь, дернул за ручку, потом еще и еще раз и застонал от досады - дверь подавалась, тут же возвращалась назад, прыгал с той стороны вставленный в проушины и запертый здоровенный навесной замок.
   -Ой, как они нас будут бить,- тоненько заныла Киса, обхватила голову руками и присела корточки.- Я же говорила - не надо было никуда бежать!
   Рис сжал вавино плечо, та подхватила, поставила на ноги Кису, зажала ей рот.
   -Стойте здесь!- приказал Рис, включил фонарик, покалывая лучиком стены, быстро прошел коридором назад в поисках ниши или бокового хода - куда можно спрятаться. Стены коридора были гладкими, оштукатуренными и крашеными. На полу - ровно лежал кафель. Коридор этот вовсе не похож на подвал, подумал Рис. Это какой-то совсем другой коридор. Одно в нем плохо - скрыться здесь абсолютно негде.
   Рис сунулся к пролому в стене, возле которого он неосмотрительно обронил железный костыль, увидел показавшееся из норы темное матерящееся пятно. Кто-то натужно пытался продавить себя сквозь стену, пыхтел и отдувался, а попросту - застрял - голова пролезла, плечи не пускали.
   Рис вернулся к двери, с разбегу ударил в нее плечом, потом еще и еще раз, теряя силы и надежду, бился в дверь, та отзывалась звуками кровельного железа под любовной пляской сотни обезумевших кошек, бухал как в жестяной барабан с той стороны амбарный замок, дужку которого в палец толщиной, Рис сломать был не в силах.
   Хрустнуло в плече, засаднило, заломило, Рис обнял сам себя, через зубы всосал со свистом воздух, чтоб не вскрикнуть, не напугать еще больше и без того перепуганных Ваву и Кису.
   Все трое замерли, прислушиваясь, явственно различая там, в темноте, как сыпется штукатурка, и выскакивают кирпичи из стены под ударами здоровяков - спецназовцев, как со скребом и треском, царапаясь о рваный край проема, пролезает вслед за головой рука и плечо, как, повернувшись немного с последним усилием, пролезает здоровяк с головой, как дыня и регбистский мяч, встает на четвереньки, подтягивает автомат, распрямляется, наливаясь силой и злостью, делает первый тяжелый шаг в их сторону, потом еще и еще, переходит на бег, несется по коридору, поднимая над головой здоровенной ручищей автомат, как молоток...
   Сжались, сбились кучкой, головы прикрыли руками, как под готовой накрыть их лавиной.
   Сзади что-то щелкнуло, брякнуло по жести.
   Дверь распахнулась.
   В ярко освещенном дверном проеме стоял Федотов.
  
   2.
  
   Борю Шумана отыскали в горбольнице в Измайлово.
   При нем были права, по ним и определили, что человек, подобранный в мосфильмовских переулках с черепно-мозговой травмой, есть Борис Михайлович Шуман. И, когда из милиции позвонили, в травматологическом отделении подтвердили - у нас ваш Шуман. А на вопрос, можно ли подъехать, поговорить, отвечали сдержанно: "Подъезжайте. Если успеете". И: "Поговорите. Если сможете".
  
   Скорую вызвал пожелавший остаться неизвестным сосед Шумана, ставивший поздно ночью машину в гараж. Заметил человека на льду, вытянувшегося вдоль забора и руку выбросившего вперед. Набрал 03, сказал, чтоб приезжали.
  
   Врач скорой осмотрел Борю на месте и остался недоволен: черепно-мозговая и переохлаждение, а он еще дышит. Не одно так другое добьет его еще ночью. В морг бы - там без проблем. А тут звони, уговаривай, ори, доказывай, что обязаны принять больного по скорой.
   В Склифе, в Бурденке и Боткинской травма была забита битком - гололед, народ так и норовит поскользнуться, грохнуться навзничь, прокатиться в травму с переломом шейки бедра, тазобедренного сустава, выбитой коленной чашечкой, двойным переломом голени, трещиной в черепе или запястье...
   В двадцатой и пятьдесят четвертой вообще никто трубку не брал. Хорошо в Измайловской однокурсник дежурил. Тоже был не в восторге, но согласился - вези.
   Сказал еще: "С тебя бутылка". Но Шумана взял.
  
   Боре полагался специальный поддерживающий голову воротник, но где его взять-то. Лежи, как положили - на носилках все лучше, чем на льду под забором. Доктор на переднем сиденье пристроился поближе к печке, грелся, не спал, смотрел на пустые улицы, желтые фонари, редкие красные огни поздних машин. Хорошо в городе ночью - тихо, пусто. Вот так бы ехать и ехать. И никуда не приезжать.
   Медбрат, кутаясь в пальто под халатом, весь скорчился на сиденье рядом с носилками, лицо в воротник втянул и не видел, как Боря вдруг открыл глаза и смотрел, как тянутся по потолку микроавтобуса тени домов, проводов, деревьев.
  
   В приемном покое было пусто, гулко, нянечка-старуха, вздыхая, терла грязной тряпкой грязный коричневый кафель, подвыпивший санитар, почесывая голову под шапкой, бросал колкие словечки двум медсестрам, и они смеялись, отгоняя сон.
   Боря застонал, санитар вскочил со скамейки, подошел к каталке, изображая кого-то, наклонился озабоченно над Борей:
   -Что вы сказали, больной?
   Медсестры прыснули, санитар не улыбаясь, постучал легонько пальцем Борю в грудь:
   -Сердце бьется, а голова никуда!- брезгливо тронул ссохшиеся в крови волосы, поставил диагноз:- У вас, больной, мозговой прыщ! Его надо выдавить. Больно? Терпите, больной, терпите, медицина вам поможет!
   Сделал вид, что сдавит сейчас Боре голову ладонями, сестры запротестовали сквозь смех, Боря неожиданно открыл глаза, санитар отпрянул, отошел к притихшим девицам. Помолчав, не удержался:
   -Хочет.
   -Чего же он хочет?- подначивала молодая, толстая, в халате поверх двух кофт, сестра.
   -Жить хочет,- сказал санитар и полез за сигаретой.
  
   Разбуженный хирург дышал крепким перегаром, походил на автослесаря, работал привычно и споро.
   Срезал закостеневшие волосы, выбрил вокруг ран, глубоко вдохнув, промыл спиртом, присмотревшись медленно и удивленно покряхтывая, выпустил воздух из приоткрытого рта.
   Вместо предполагаемых ран на затылке у Бори он обнаружил два почти заживших рубца - один короткий от рваной и давленой раны, другой длиннее со вздутиями и полукружьями, как будто человека ударили кастетом. Но ударили-то, судя по рубцам, недели две назад. Откуда же свежая кровь на волосах? Что же он - две недели провалялся на льду без сознания и до сих пор жив?
   Проглядел листок, заполненный врачом скорой.
   Все правильно - обнаружен и осмотрен два часа назад, рваные раны головы, нанесенные тупым тяжелым предметом, возможно трещина в затылочной кости, гематомы, кровоизлияние в мозг. Без сознания.
   Бред какой-то.
   Или так - раны получил две недели назад, скажем, по пьяни, провалялся дома, к врачам не обращался, вышел к вечеру за пивком, а тут гематому и прорвало. Упал, снова головой приложился, рассек кожу, кровь потекла.
   Хирург еще раз взглянул на рубцы, поискал свежую ранку или царапину, откуда сочилась кровь, не нашел, пожал плечами, рубец залепил пластырем, на бланке больницы записал, что видел, дал указание следующей смене на рентген, поставил предположительный диагноз - кровоизлияние в мозг, как следствие черепно-мозговой травмы, подозвал сестру:
   -Везите.
   -Куда его, в реанимацию?
   Хирург проверил пульс. Сердце в норме.
   -Вообще без сознания, с таким диагнозом...- начал нерешительно.
   -Плохи мои, дела, доктор...- открыл глаза и очень четко и ясно сказал Борис Михайлович.
   -Как вы себя чувствуете?- спросил ошарешенно хирург.
   -Чувствую...- повторил Боря.- Чувствую нормально. Но не все.
   -Пальцами пошевелите... На правой... На левой... На ногах... Эту руку чувствуете? Нет? Ну, ничего отойдет. Везите его в обычную. И укол сделаете - чтоб спал, не вставал.
   Хирург стянул перчатки, руки вымыл, выключил свет в операционной, заперся у себя в кабинетике, посидел там, на больничной кушетке, посмотрел бутылку на свет - коньяка оставалось на четверть стакана. Сказал себе: "Не надо бы пить!", вылил остатки в стакан, сглотнул залпом, носом потянул воздух и лег спать.
  
   -Вас доктор просил зайти,- взглянув поверх конторки на следователя, в ответ на просьбу видеть больного Шумана, обронила сестра.
   Доктор был высок, моложав - пушок над губой никак не соглашался сойти за усы, румянец с пухлых щек согнать не удавалось, отутюженный халат, брюки и галстук солидности не прибавляли. Мелкие паузы да растяжки на "э" в речи - вот и все лесенки к авторитету, поднимающие над собственной молокососностью.
   -Хотели видеть меня, доктор?- поинтересовался Руднев.
   -Вы, э-э, следователь?
   -Да. Намерен побеседовать с больным Шуманом. Что вы можете сказать о его состоянии?
   -Пока ничего определенного...
   -До сих пор? Он в сознании? Говорить может?
   -С утра был в сознании, но... случай какой-то странный.
   -Что вы имеете в виду?
   -Понимаете, больной в сознании, провалов в памяти не наблюдается, но то, что он говорит, э-э-э, полностью опровергается клинической картиной.
   -Простите, доктор...
   -Со слов Шумана получается, что травмы головы он получил вчера вечером в результате нападения неких неизвестных.
   -Что ж тут странного? Скорее всего, так оно и было.
   -Не торопитесь,- возразил доктор и покраснел.- Ударили Шумана несколько раз, чем-то тяжелым и сильно. На рентгеновских снимках видны отслоившиеся с наружной поверхности кусочки затылочной кости, ушиб головного мозга и, предположительно, небольшая гематома. После таких ударов повреждения обычно несовместимы с жизнью, но в данном случае...
   -Череп у Бориса Михайловича оказался крепким?
   -И это, конечно, тоже, но... как бы вам сказать... Состояние ран на голове э-э-э полностью опровергает слова больного о том, что напали на него вчера.
   -Что вы хотите этим сказать?
   -Понимаете, внутренние повреждения и повреждения на коже головы одного происхождения. Человека ударили чем-то тяжелым по голове, рассекли кожу, отщепили кусочки кости от черепа, ушибли мозг - все так и было. Но не вчера.
   -А когда?
   -Самое раннее - десять дней назад.
   -Но это никак быть не могло, доктор. Шуман по свидетельству очевидцев был на работе позавчера до двенадцати часов дня, и никаких ран на голове у него не наблюдалось.
   -Это точно?
   -Абсолютно.
   -Но это совершенно невозможно!
   -Почему?
   -Получается, что раны затянулись вторичным натяжением с образованием рубцовой ткани за э-э-э каких нибудь пять-шесть часов. Такой скорости регенерации в природе просто не существует!
   -Постойте-постойте, это что-то я видел в кино: человеку режут кожу по живому, а она тут же прямо на глазах срастается. У киборгов там, пришельцев - так что ли?
   -Ну, не так быстро, но, в общем-то...
   -Так. Кроме того, что у Шумана оказалась крепкая голова, и очень быстро зарастают раны, больше вас в его состоянии ничего не беспокоит?
   -То есть?
   -Он в сознании, вменяем, не бредит?
   -Да вроде... Правда говорит он как-то необычно, как будто все время думает о чем-то, что-то пытается объяснить или вспомнить. Но это как раз совершенно естественно для посттравматического шока.
   -Не путает даты, часы, причины, следствия? Показаниям его можно доверять?
   -Если можно найти объяснение тому, как и почему некоторые процессы в организме человека идут со скоростью, превышающей обычную в десятки раз, тогда - да.
   -Ну, у меня здесь несколько иные задачи.
   -Понимаю,- приоткрыв рот, уставился на Руднева молоденький доктор.- Скажите, а чем, собственно э-э-э Борис Михайлович занимался в этом своем Институте?
   -Ну, сейчас, на сколько мне известно, он - замдиректора по производству...
   -Давно?
   -Не больше недели.
   -А научная деятельность Шумана...
   -Меня, честно говоря, мало интересует,- поднялся Руднев.
   -А стоило бы поинтересоваться,- забыв про румянец и моложавость, брякнул вдруг доктор.
   -С чего это?- удивился Руднев.
   -Это многое могло бы объяснить, между прочим.
   -Шуман где лежит? - поморщился Руднев.
   -Восьмая палата. По коридору направо. Я вас провожу,- подхватился с готовностью доктор, но Руднев от проводов отказался.
   Руднев вышел, а доктор развесил рентгеновские снимки на экране, разложил фотографии шумановских рубцов, снова удивленно вскинул брови, тряхнул головой, вскочил, сунул руки в карманы и зашагал из угла в угол по кабинету сам себе задавая совершенно очевидные вопросы и не находя на них никаких ответов, кроме самых фантастических.
  
   Борина койка была высока, стояла вдоль окна, так что Боря мог видеть сбитые в плоты серенькие крыши домов, плывущие меж сугробов к огромной черной полынье Измайловского парка, сходку корпусов гостиницы "Измайловская" возле метро, сунутый подмышку города стеклянный градусник бизнесцентра, по которому полз снизу вверх красный луч неяркого февральского солнца, брошенный из- под полы низких снежных облаков.
   Марля в сеточке с тесемками на голове Бори напоминала платки с узелками, какими прикрывали свои черные блестящие лысины отдыхающие в возрасте на черноморских пляжах иных времен. Боря, правда, под своей повязкой на отдыхающего никак не походил - бледное осунувшееся лицо, заострившийся нос, синяки под глазами - больной, да и только и еще неясно - выздоровит ли.
   Сбитый с толку доктор на всякий случай предупредил - с тем, что у вас в голове, лучше пока не вставать и по коридорам не расхаживать и даже на кровати не садиться. И Боря лежал, повернув лицо к окну - то ли дремал, то ли на город смотрел сверху вниз и на оклик Руднева: "Борис Михайлович!", обернулся не сразу, не улыбнулся, не кивнул, веками не дрогнул, - никак не дал понять, что он Руднева узнал.
   -Борис Михайлович, я следователь Руднев, мне нужно задать вам несколько вопросов.
   -Спрашивайте,- подал голос Боря.
   -Вы хорошо помните, что с вами произошло?
   -Я... прошел сквозь стену, - усмехнулся Шуман.
   -Можно и так сказать,- согласился Руднев. - На вас напали...- Их было...
   -Трое... нет четверо,- сосчитал Боря.
   -А что им от вас было надо?
   -ПАП.
   -Они хотели, чтобы вы им платили.
   -Они хотели ПАП.
   -Это было вымогательство, рэкет,- мягко подсказал Руднев.
   -Нет. Они хотели оформить на себя фирму.
   -А вы были против.
   Боря молча смотрел на Руднева.
   -И не рассчитали свои силы.
   Боря закрыл глаза.
   -Не хочу вас утомлять,- заторопился Руднев.- Мы их вычислили, ищем. Знаем, что главного их зовут Павел Бабичев. У нас есть фото. Мы их обязательно поймаем, и они понесут наказание за то, что с вами сделали.
   -Это... не важно.
   -Хм, ну как сказать,- возразил Руднев.- Один из них тяжело ранил инспектора ГИБДД. Смерти Тришина и Юрова, скорее всего их рук дело. Кто-то должен их остановить.
   -У них машина,- помедлив, начал Боря.- Джип - Шевроле Тахо. Госномер - три шестерки. Буквы А и О. Большой флаг на номере. Российский. Имен не знаю. Клички Телок, Чугун, Ковш.
   -А где они...- Руднев взглядом показал на борину повязку.
   -За город куда-то возили. Была встреча в пивной "Слоновий хобот". Рядом с Петровкой. Когда вышел - оглушили. Сунули в джип. Как везли - не помню. Накануне была встреча на Дмитровском шоссе. У поворота на Долгопрудный. Там надо искать.
   -Вы нам очень помогли,- вставая, похвалил Руднев.- Вот если бы сразу меня послушали... - Боря закрыл глаза, Руднев осекся, вспомнил вдруг Висляевский треп.- Последний вопрос: что вы знаете о приборе Черникова?
   Боря лежал с закрытыми глазами, молчал. Уснул, наверное. Впрочем, это к делу...
   -Ничего не знаю,- сказал вдруг Боря.
   -Но он существует,- воспрянул Руднев.
   -Думаю - нет.
   -А... существовал?
   -Возможно. Черников испытывал какую-то установку в моей лаборатории.
   -Вы ее видели?
   -Испытания были в выходные. Нам запрещалось заходить. Я был против.
   -И однажды нарушили запрет.
   -Вошел в бокс. Там работала установка. Ничего подобного я никогда не видел. Энергетика... приборы зашкаливало. Биоматериал с ума сошел. Был скандал. Черников грозил уволить. Больше у меня испытаний не проводил.
   -А прибор... установка... с ней, что стало?
   -Кажется, Черников ее уничтожил. И всю документацию. Перед смертью.
   -Доктор говорит - у вас фантастическая способность к регенерации. Это может быть связано с тем вашим... посещением.
   Шуман открыл глаза с чем-то похожим на смех.
   -Это было бы слишком просто. И лишало смысла.
   -Что?
   -Все.
   -Вы когда-нибудь пытались воспроизвести установку Черникова?
   -Зачем? Я верил в себя.
   -А теперь во что верите?
   -Не знаю. Надо искать.
   -Что ж - успехов вам,- бодро завершил Руднев и дальше, совсем уж лишнее:- Выздоравливайте, все образуется, и... найдется.
  
   В больничном коридоре столкнулся со Старковой.
   Не жеманничала, улыбочками не играла, взглядом под ноги не пряталась. Подошла, взяла за руку, спросила просто:
   -Как он?
   -Поправится,- со знанием дела заверил Руднев. - Вы там... помягче... - кивнул в сторону палаты.- И не обижайтесь. Человек в таком состоянии...
   -Да что вы?- горько усмехнулась Инесса.
   Собиралась с силами, потянула голову в плечи, потом выпрямилась, шагнула к дверям, быстро вернулась к Рудневу, отговорила впопыхах:
   -Вас там ищут... Ночью на ПАП было нападение... Страшный разгром. Директор Копелева пострадала. Поезжайте скорее!
   -А вы,... почему же не там?- удивился Руднев.
   -Теперь это неважно,- почти с Бориным новым выражением сказала Инесса.
   -А что важно?
   -Не знаю,... может быть...- Инесса Михайловна обернулась к палате, махнула Рудневу, как на прощанье.
  
   Увидела голову в марлевом платочке, повернутую к окну, подошла тихо, постояла со спины, не окликая.
   Осторожно доставала из пакета апельсины, пакетик сока, детектив и три гвоздички. Тихо вышла в туалет. Налила воду в банку, сунула цветы, поставила на тумбочку.
   Тихо-тихо села в ноги с краешку. Боря обернулся, смотрел молча.
   -Не узнал?
   -А ты узнала?
   Покачала головой, что, должно быть, означало "Надеюсь" или "Узнаю еще, как ты думаешь?"
   Больше и не говорили. Она тихо гладила одеяло и не мешала ему: Боря знал теперь, что жизнь, если останется, будет другой. В ней точно будет место плывущим домам, и солнцу из-под полы облаков, и может быть вот этой женщине и еще чему-то, что он узнает заново, а пока ему придется спускаться по лестнице времени, чтобы найти ту ступеньку, с которой начнется эта, другая его жизнь.
  
   3.
  
   И в самом деле - погром.
   Что-то страшное, животное, слепое буйствовало в комнатах ПАПа накануне вечером или ночью - крушило стулья и шкафы, разбивало компьютеры, било стекла в мониторах, ломало о колено клавиатуры, выдергивало и крушило телефонные аппараты и факсы. Фирма перед кем-то провинилась, не оправдала надежд, взбесила и была избита, переломана, уничтожена и восстановлению не подлежала.
   Пол в коридоре весь засыпан грязными пластиковыми стаканчиками и тарелками, засохшими хлебными корками, надкусанными огурцами, колбасными шкурками. Темнели зеленые дули бутылок из- под шампанского.
   В кабинете Копелевой дверца бара выдрана с мясом, представительский хрусталь растерт в крошево.
   Коньяк пили из горлышка, пустые бутылки наотмашь бросали в экран телевизора.
   Кресло опрокинули, со стола все разом сбросили на пол, полированную столешницу исцарапали и заляпали кровью и чем-то студенистым и клейким.
   -Вы на кухне посмотрите,- сдавленно посоветовал Рудневу так и не пришедший в себя сержант наряда, прибывшего на место преступления по вызову.
   И в кухне был тот же разгром - стол перевернут, стулья поломаны, чайный сервис перебит, чай и сахар рассыпаны по полу и хрустели под ногами, но попавший в кухню этого не замечал, пораженный куда более сильным зрелищем.
   Духовка в газовой плите была раскрыта, и в ней головой вперед лежала Зюзюзшка: стильный кремовый пиджачок задран, брючки, и все что под ними спущено к коленям, ноги раздвинуты широко и на них подсохшие уже потеки крови и того, похожего на клейстер, чем перепачкан был стол в кабинете. Заглянув в духовку, Руднев увидел вывернутую голову Зинаиды, с надетым на нее целлофановым пакетом и забитым в рот яблоком.
   Молоденький стажер Леша из школы милиции, приданный Рудневу для расследования дела Тришина, с трудом заполнял протокол описания места преступления, на труп Копелевой старался не смотреть, но уже дважды вскакивал, нырял в раковину, судорожно открывал кран и давился рвотой.
   -Ур-р-оды,- сдавленно прорычал за спиной Руднева судмедэксперт Женя Хохлов, очень похожий на Руднева - с такими же залысинами, худым лицом и острым носом, но без усов и полубаков. И еще с привычкой, говоря, причмокивать, как будто конфетку сосет.
   -Кажется, чмы, целое отделение из Сербского вырвалось на свободу, добежало до этой конторы и учинило погром,- прокомментировал Женя, циничный, как все судебные медики, но на этот раз, если не пораженный, то озадаченный.- А знаешь, как это было?
   -Ее притащили сюда уже мертвой,- разглядывая следы на полу, предположил Руднев.
   -Точно!- чмокнул Хохлов.- Эта орда ворвалась в контору, докатилась до кабинета. Смахнули все со стола, растянули ее, набросили пакет на голову и, пока один душил, остальные, сколько их тут было, кончали в нее.
   -А сколько их было?- поинтересовался Руднев.
   -Человек пять, не меньше,- бросив взгляд на заголенное зюзюшкино, перепачканное кровью и спермой, оценил Женя.
   -Нет, это не безумие,- думал вслух Руднев.- Это... какая-то демонстрация.
   -Может, чм, быть. Тебе виднее, ты ж, следователь. Только чтобы так демонстрировать, нужно быть не в себе. Сыграть, чм, невозможно. На такое способны только наркоманы, сумасшедшие, и религиозные фанатики. Коллективный психоз.
   -Фанатики? Что ж, вполне возможно,- согласился Руднев, бросил Леше стажеру:- Я в кабинете еще посмотрю, а вы запротоколируйте здесь все и снимки сделайте.
   - Вас там... персонал дожидается. Будете опрашивать?
   -Да. Разумеется. Проводите меня. А-а это что?
   Руднев вытянул из-под зюзюшкиной ноги зелененькую книжечку расписания движения пригородных поездов на Савеловском направлении.
   -Копелева что? За городом жила?
   Леша стажер пожал плечами.
   -А говоришь не демонстрация,- удовлетворенно кивнул Руднев. Сам себя остановил.- Стоп! Я тут еще видел...
   Добежал до кабинета, поднял с пола чек, посмотрел внимательно, коротко засмеялся, сказал, обращаясь к сержанту: - Нет, ты когда-нибудь видел такое?
   -Какое?- не понял сержант.
   -Чек. И не просто чек, а чек с бензоколонки.
   -Да он не один тут,- не понимая все же, что уж тут такого необычного, заметил сержант. - Вон их сколько под столом. И вот - за креслом.
   -А говоришь - не демонстрация. А тут под трупом расписание поездов Савеловской железной дороги и весь пол усыпан чеками с бензоколонки на Дмитровском шоссе!
   Сержанту самое время было спросить, с кем, собственно, Руднев сейчас разговаривал. Но он ничего спрашивать не стал.
   Проходя в соседнюю квартиру, отпертую, чтобы перепуганным сотрудницам ПАПа было где отвечать на вопросы следователя, пока на месте преступления орудует следственная бригада, Руднев задержался на лестничной площадке: дверь в ПАП закрыл и тут же приметил что-то крайне любопытное на стене.
   Стажер Леша заглянул через плечо, хмыкнул удивленно - Руднев замер перед самой банальной штукой - эмблемой команды Спартак - ромб, буква "С", все перечеркнуто.
   -Нет, ты видел это?- Постучал пальцем по эмблеме Руднев.
   -Что?- не понял стажер, долговязый и нескладный, как подросток. И к тому же рыжий.
   -Вот! Упорно тыкал пальцем в стену Руднев.
   -А что... Спартаковская эмблема. Вся Москва разрисована,- подозревая подвох, отвечал стажер, хлопая белесыми ресницами.
   -Вся, да не вся,- почему-то веселился Руднев.- Здесь буковка "С" не только в ромбе, но еще и в кружочке. А знаешь что такое "С" в кружочке? Это ж знак копирайта!
   -Ну и что? Знак авторского права,- проявил вдруг эрудицию стажер.- А эта контора авторским правом занимается. Кто-нибудь из сотрудников пририсовал к фанатской граффити, кружочек, только и всего.
   -А ты малый не дурак!- оценил помощника Руднев.- И был бы прав, если бы точно такую же настенную шутку я уже не повидал. А насчет того, когда и как она здесь появилась... Ну-ка вызови мне кого-нибудь из здешних патентоведов.
   Долговязому стажеру крохотная Ирка-уклейка доходила аккурат до подмышки. И так мелкая, а тут еще сжалась вся - первой сегодня на работу прибежала, в контору разгромленную вошла и добрела ошарашено до самой кухни. И там увидела...
   -Когда появилась, появилась... - не понимая, чего от нее хотят, повторяла Ирка растерянно,- Ой, я здесь недавно, я не понимаю, не помню,- схватилась пальчиками за виски, затрясла головкой, потом вдруг вспомнила:
   -Не было ее вчера!
   -Когда?
   -Когда я отсюда уходила!
   -Так. А кто в конторе-то оставался, когда вы уходили?
   -А-о-на одна - всхлипнула Ирка.
   -А вы кем здесь?
   -Секретаршей Копелевой. По-окойной. У нас вчера вечеринка была. Потом все разошлись, а я убралась и к Зинаиде Павловне заглянула. А она говорит - ты иди, а мне сейчас позвонили, у меня еще встреча, я сама все запру. А утром прихожу, и первое что увидела - вот эту эмблему. Думаю, хулиганы и сюда добрались. А потом дверь нараспашку и весь мусор, который вчера в мешки собрала - на полу. А потом вошла в кабинет... А потом на кухню...
   -Понятно, понятно,- в такт истерическим вдохам кивал Руднев, уточнил еще, могла ли Копелева ездить этой зимой в Шереметьевское, на что секретарша только глаза изумленно раскрыла и головой энергично тряхнула: "Нечего ей там было делать, в Москве у нее квартира". Руднев подтолкнул Ирку к стажеру, шепнул" Отведи, успокой", включил трубку, набрал номер Коли Чаидзе, сразу перекрыл обычный фонтан - "где ты бродишь, Ковалев с ума сошел, почему трубку отключаешь, Коля то, да Коля это..."
   -Я понял, что меня почти уволили. Стол мой еще на месте?
   -Стол на месте, но...
   -Открой правый верхний ящик стола, там пачка фотографий, возьми их.
   Коля по голосу Руднева понял, что дело серьезное, ну, как на рыбалке, когда тянешь леща в полтора кило и тот, кто рядом, без просьб и вопросов должен просто подставить подсачник, чтоб рыбина не ушла, и через секунду был у трубки с пачкой снимков с места убийства Тришина.
   -Там должен быть такой снимок - тело Тришина почти не видно, зато отчетливо видны надписи на стене под почтовыми ящиками. Нашел?
   -Сейчас, погоди... Есть такой снимок!
   -Там значок должен быть такой спартаковский...
   -Вижу.
   -Скажи, буква "С" на нем в кружочке?
   -Ну да...
   -Похоже на знак копирайта.
   -Ну, похоже.
   -Отлично. Все.
   -Все?
   -Ну, все, все. Ковалеву скажешь, что я иду по следу. К вечеру будут результаты.
   - Руднев ты что, с ума сошел?- спросил Коля, ответа не услышал и решил, что сосед его по кабинету подыскал себе, все-таки местечко тысячи на полторы в частном агентстве. А ему ничего не сказал.
  
   -Значит так,- итожил Руднев, сидя на подоконнике в соседней с ПАПом квартире и рассеянно выслушивая совершенно одинаковые, как и они сами, показания немногочисленных оставшихся в живых тусклых сотрудниц патентной фирмы.- Все обставлено, как месть стукачу. Опустили Зинаиду Павловну, придушили, яблоко в глотку забили. Как бы крыша узнала, что кто-то из фирмы донес ментам, и решила разобраться.
   Замечательно!
   А был ли стук? Может, и стука никакого не было?
   Руднев извинился перед зареванной теткой, расписывающей свои впечатления от того, как она пришла на работу и что увидела на кухне, вернулся в приемную, отыскал глазок видеокамеры, под столом маленький разбитый монитор и записывающее устройство. Разумеется пустое. Кассеты в нем не было. Погром не снимался. А вот визит крыши снимался именно на эту видеокамеру. И с этой пленки, переданной Рудневу кем-то, очень похожим на Копелевскую секретаршу (у нее, кстати, точно такие же шпильки на сапогах, как у того эквилибриста на льду) были сделаны снимки для розыска. В результате один из бандитов напоролся на патруль, затеял стрельбу, ранил инспектора и ушел.
   Хорошо.
   Теперь братва сидит у себя на дачке где-то по Дмитровке, наводит справки у знакомых ментов, узнает, что их действительно ищут пожарные с милицией и устраивают погром с мокрухой и изнасилованием именно на той фирме, где их подпалили? Лезут в город после того как ранили инспектора и замочили (как они думают) Шумана? Зачем? Чтобы счеты свести?
   Что они - сопляки отмороженные? Судя по Паше Бабичеву - вовсе нет.
   Одного этого было бы достаточно, чтобы увидеть разгуливающий по коридорам призрак подставы - пакостника, ябеды, прикольщика и мистификатора. А тут еще чеки с бензозаправки. То есть отследили, где люди заправляются по дороге в город, подъехали следом, запустили обе руки в коробку, куда бросают чеки, выдали этим завербованным фанатам, чтобы засеяли ими полы на месте погрома.
   Ну и расписание поездов, конечно. Сейчас вот открою, а там станция одна аккуратно так подчеркнута. Пожалуйте, менты, берите своих бандитов. Снимки у вас имеются. Марка машины и госномер есть. Запросите ГАИ, местный РУВД, участкового, на каком дачном участке такая машинка паркуется, вызывайте грузовичок с ОМОНОм и берите своих погромщиков и вешайте на них все свои висяки.
   Грубо, но всех устраивает.
   Это и плохо. Потому что неизвестно, что собственно устраивает тех, кто всю эту бригаду Паши Бабичева нам сдает и спихивает на них, заодно, два убийства, к которым они, судя по всему, никакого отношения не имеют.
   Тришина и Копелеву убрала одна команда и эта команда не Паши Бабичева, о чем мы и знать не должны были. Кто-то из придурков спартаковских оставил свое фирменное клеймо, по которому мы его вполне можем вычислить, а заодно и тех тренированных ребят, которые их нанимали. И их начальника. И, если Висляев прав, то мы даже заранее знаем, как фамилия начальника.
   Руднев открыл книжечку расписания. На всех страничках, что в Москву, что обратно была отмечена одна станция.
   Нас так упорно заманивают на эту станцию... Придется заехать в тихий, пустующий зимой дачный поселок. Просто так. Из чистого любопытства: с кем же и кто так упорно хочет нас познакомить?
   Выслушав последнюю тетку, Руднев позвал Иру секретаршу, уточнить - это все сотрудницы или кто-то еще может поделиться, как именно тошнит при виде трупа.
   Оказалось, две сотрудницы ни о чем таком рассказать не смогут. Потому что сегодня не вышли на работу. Вчера на вечеринке были, ушли одна раньше всех, другая позже, после нее только сама Ира уходила, а сегодня их никто не видел.
   -А домой им звонили?- вспомнив Шумана, поморщился Руднев.
   -Нет еще,- испугалась Ирка.
   -Ну, так звоните!
   У старой знакомой Руднева безбилетницы Варвары Александровны Гладыш дома трубку никто не брал. А вот у Марины Киселевой к телефону подошел муж и с сумасшедшим хихиканьем сообщил обеспокоенной сотруднице по работе, что супруга его дома не ночевала, потому что сбежала со своим любовником на его собственном мерседесе.
   Выслушав тихий отчет секретаря, сделанный, надо сказать, если не профессионально, то вполне привычно, Руднев вздохнул с облегчением. С Гладыш заминка, зато хоть у Киселевых как у людей - любовники, побеги.
   Перед уходом заглянул к своим, чтобы тщательнее все описывали и пальчики снимали.
   Труп Копелевой из газовки извлекли и отправили в морг (тоже ведь такой грубоватый намек - если вы думали, что Юров на себя руки наложил, то примерно также, как Зинаида Павловна - голову в духовку сунула, а газ включить забыла; по одной простой причине - мертвая была).
   Стажер пыхтел над протоколом в кабинете. По комнатам, перекликаясь, бродили эксперты.
   Ну что, ж,- сказал на прощанье Руднев.- Осторожно, двери закрываются. Следующая станция - Шереметьевская. Приготовьте табельное оружие и бронежилеты.
  
   Уже и совместное совещание с начальством из ГУВД и прокуратуры провели, и действия следственной бригады райотдела по докладу Руднева, были признаны "в принципе правильными, но недостаточными", уже и указание подключить все силы и ускорить работу следствия получены, а у Ковалева как сошлись пшеничные бровки над курносым его носом, так и не расходились и только вздрагивали гневно, когда цеплял он взглядом Руднева, прятавшегося за спиной Коли Чаидзе и лишь иногда по рассеянности, выглядывавшего из-за нее. В десятом часу, перебрав все схемы и меры, дав указания и поставив задачи, всех распустили по кабинетам, высшее начальство отбыло на дачи, а у Руднева звякнул на столе внутренний телефон - секретарша Ковалева приглашала следователя на беседу к майору.
   Ковалев сидел, уставившись в газетный листок и Рудневу, вошедшему, присаживаться не предложил, а Руднев приглашения и не ждал, прошел и сел за подставленный под массивный ковалевский стол маленький столик совещаний, за которым незрелые сотрудники чувствовали себя неуютно, осознавая всю глубину расстояния до начальственных высот.
   -Я вам сесть не разрешал,- не отрываясь от газеты и розовея, сдавленно сказал Ковалев.
   -Ну, так, разрешите,- предложил Руднев.
   -Та-а-к... Ты, что здесь... себе позволяете,- прорвало, наконец, Ковалева.- Встать! Смирно! Вы капитан милиции или кто? Вы, почему инструкции нарушаете?
   -Никак нет!- вскочив и вытянувшись, отрапортовал Руднев.
   -Что никак нет? Опять в клоуна играете? Вам для чего выдан мобильный телефон? Чтобы вы всегда были на связи. Чтоб могли информировать начальство о своих действиях. А вы что?
   -Что?
   -Это что за манера такая "Передайте Ковалеву, что я иду по следу?". Вы что, первый день в органах? Не знаете, как докладывать начальству?
   -Разрешите доложить?- пытаясь свернуть на привычное, уставился перед собой Руднев.
   -Не разрешаю,- одернул Ковалев и ткнул пальцем в газету.- Это что такое?
   -Газета.
   -Я знаю, что газета. Я спрашиваю, почему я узнаю подробности дела, которое вы ведете, из газет? Тут вот даже снимок с места преступления.
   -Но это же обычный фотомонтаж!- заметил Руднев.
   -Знаю, что фотомонтаж,- поправился Ковалев и тут же нашелся.- Но настоящих снимков пока нет. А в газете уже публикуют.
   -Разрешите...- Руднев потянулся за газетой, успел разглядеть шапку "Спецвыпуск", заголовок под снимком на первой полосе: "Убийство без проблем" и анонс, набранный крупно" В институте биофизических проблем убивают".
   -Не разрешаю,- припечатал прессу ладонью Ковалев.- Кто такой сын академика Черникова?
   -Сын академика Черникова,- усмехнулся Руднев.
   -Опять?
   -Докладываю: нынешний директор Института Александр Яковлевич Черников - действительно сын академика Якова Наумовича Черникова!
   -Я вас не об этом спрашиваю! Я спрашиваю, почему этот Черников не фигурирует в деле?
   -Потому что не фигурант. Пока.
   -Что значит "пока"? Здесь вот прямо намекают, что Черников возможный заказчик всех этих убийств в Институте. А вы его даже не допросили.
   -Ну, допросить его можно только через Интерпол - Черников за границей, и для такого допроса нужны очень веские основания.
   -Так найдите эти основания.
   -Ищем.
   -Плохо ищите.
   -Никак нет!
   -Опять?
   -Выйти на заказчика можно через исполнителей,- попробовал изменить тактику Руднев. - Так?
   -Ну, предположим.
   -Задержим исполнителей, поработаем с ними, установим связи с заказчиком и, если им окажется Черников - объявим его в международный розыск.
   -Так, а что с исполнителями и с убийством этой... Копелевой?
   -Я докладывал на совещании.
   -Доложите еще раз!
   -Докладываю: обнаруженные на месте преступления улики указывают на то, что убийство директора фирмы ПАП Копелевой совершено той же преступной группировкой, что проходит по делу об убийстве Тришина и похищения замдиректора Института Шумана.
   -Мотивы?
   -Месть за сотрудничество со следствием, выразившееся в предоставлении видеоматериалов, фиксирующий факт вымогательства денег у прежнего директора фирмы Юрова.
   -А что с членами этой преступной группировки?
   -Личности их установлены, ведется розыск.
   -Я уже третий день это слышу.
   -На основании улик, обнаруженных на месте преступления, а также по показаниям пострадавшего Бориса Шумана удалось установить примерное место пребывание подозреваемого Бабичева и его подельников.
   -Что за место?
   -Московская область, поселок Шереметьевский. Кстати там же, на Рогачевском шоссе областное ГИБДД обнаружило угнанную у Шумана волгу. Ту самую, в которой находился один из бандитов, ранивший инспектора.
   - Поселок Шереметьевский... А точнее?
   -Завтра утром я буду располагать полной информацией и просил бы вас дать разрешение на использование группы захвата.
   -Разрешаю.
   -Разрешите идти?
   -Погодите. Здесь вот еще говорится о некоем изобретении академика Черникова. Вы что-нибудь об этом знаете?
   -Данных, подтверждающих связь преступлений в Институте с так называемым энергобиостимулятором Черникова, пока не обнаружено.
   -А сам этот... стимулятор?
   -Образец и документы по информации сотрудников Института были уничтожены самим академиком. Но версия отрабатывается.
   -Вот ты Руднев эту версию отрабатывай, отрабатывай. Эта версия очень кое-кого интересует. И, между прочим, многое объясняет. И вот пресса об этом тоже здорово пишет.
   -Разрешите прочесть?
   -Читай, читай. Счастье твое, что спецвыпуск этот только что вышел, и начальство его еще не видело. А то завалили бы нас вопросами. Или чем похуже.
   Руднев пробежал заметку под размытым снимком.
   Газета смаковала подробности ночного убийства в Институте. Кто-то неплохо информировал журналюг. То, что не из его бригады, Руднев мог ручаться. Тогда кто же?
   Статейка, впрочем, получилась отвратная. Что-то среднее между отчетом патологоанатома, откровениями сексопатолога, заметками проктолога и рекламой эротических услуг с элементами садомазохизма. Авторы, если сами не были душевнобольными, на таковых явно рассчитывали.
   В конце заметки газета сбивалась на какой-то хвастливо подмигивающий тон. Напоминала, что она первая обратила внимание общественности на открытие академика Черникова, за что и подверглась гонениям властей. И вот теперь из хорошо информированных источников редакции стало известно, что серия таинственных смертей в Институте связана именно с охотой за документацией на прибор академика, который Черников перед смертью по необъясненным пока причинам решил уничтожить.
   "Парадоксально, но факт,- вписывал редактор в заметку сумасшедших репортеров строки с покушением на анализ,- установка, способная продлить жизнь русского человека и дать ему возможность реализовать себя, сеет смерть в самом центре России, в пяти минутах ходьбы от Тверской. Судя по всему, все это не случайно и является частью продуманного плана по подрыву здоровья и благосостояния российского народа. Редакция располагает сведениями, прямо указывающими на причастность к преступлениям в Институте, сына академика Черникова, который при поддержке правительственных чиновников до сих пор числится на посту директора Института, хотя этот пост он использовал только для того, чтобы скрыться за границей с миллионным кредитом, отпущенным на развитие российской науки. И вот теперь сын академика пытается вывезти из России уникальную научную разработку, которая по праву должна принадлежать всему российскому народу. Что ж, для псевдоученого, человека ненавидящего свою Родину, это вполне закономерный шаг. Естественный вопрос - кто еще от этого выигрывает? Кто и когда положит конец бесчинствам людей, торгующих природными и интеллектуальными ресурсами некогда великой державы?"
   Газета называлась "Русская жизнь".
   Осетринка с душком.
   -Интересно, все-таки, - думал Руднев, - что у них за "информированные источники"? Похоже эти источники знакомы с источниками Висляева очень коротко. Знают друг друга в лицо. Если только лицо это не одно и тоже. Во всяком случае, организованная утечка информации, так сказать, "на лицо". Так-ак, а это что за лицо?- тормознул себя Руднев, вглядываясь в "снимок с места преступления..."
   Снимок на первой полосе был размыт, снят без вспышки, по-любительски, скверной камерой, но на нем вполне можно было разглядеть женщину в позе босховых уродов, искушающих св. Иеронима, с лицом, зажатым в целлофан, с голыми ляжками и ягодицами, испачканными какой-то дрянью.
   -Фью-фью,- присвистнул Руднев.- Вот это да!
   -Что такое?- насторожился Ковалев.
   -Нет, так, показалось,- поправился Руднев.- Разрешите идти?
   -Идите,- разрешил Ковалев, подтягивая к себе газету и склоняясь над снимком.
   - А газетку...
   -В киоске купите!
  
  
   То, что заметил Руднев на фото, точно ни в какие рамки не лезло.
   Судя по некоторым деталям, никакой это не фотомонтаж. Снимок был настоящий. С места преступления. И заснят на нем был труп Копелевой, и в том самом положении, в каком обнаружили его сначала сотрудницы, а потом следственная бригада. Но только не на кухне головой в газовой плите. А на столе в кабинете. А это могло означать только одно: фотографировали труп сразу после убийства. Сначала сделали снимок, а потом перетащили тело на кухню.
   Снимал и отправлял в редакцию снимок тот, кто п р и с у т с т в о в а л при убийстве.
  
  
   ГЛАВА XIII
  
   1.
  
   Вава, Киса и Рис разом ввалились в распахнувшуюся дверь, Федотов, как-то очень быстро сообразил, что происходит, пропустил беглецов, дверь захлопнул и дужку замка успел в скобы просунуть за секунду до того, как озверевший спецназовец ухватился за ручку и дернул на себя так, что замок чуть не вылетел, и Федотов только чудом каким то умудрился поймать его и защелкнуть.
   -Быстро, по коридору,- увлекая за собой всю перепуганную троицу, скомандовал Федотов, а Киса повисла у него на руке и заныла "ой, они сейчас дверь вышибут, ой, что они с нами сделают!"
   -Дверь не вышибут,- весело поблескивая глазами и отсвечивая румянцем на выбритых поверх бороды скулах, возразил на бегу Саша Федотов.- Быстрее, быстрее!
   Грохотало сзади, дверь кривилась и морщилась, но не поддавалась. Завернули за угол, нырнули в боковой коридорчик, заскочили в чуланчик, опрокинули какие-то ведра и щетки, припустили снова по коридору. Федотов задержался, щелкнул дважды замками, запирая двери в чуланчик, нагнал, подтолкнул в какой-то проем, за угол, в дверь и все четверо оказались рядом с любимой банкетной в маленьком кабинетике Федотова.
   Действительно - чудо.
   Первой пришла в себя Вава.
   -Саш, а ты, собственно, что тут делаешь,- и, взглянув на часы,- в четыре утра?
   -Ну вот, я их спасаю, а они...- растянув всплывшие из бороды губы, как бы обиделся Федотов.- Вы-то что здесь делаете? Две женщины,- покосился на усевшегося без приглашения за компьютер Риса,- с ребенком. И еще какие-то громилы с автоматами. Вы что тут, в пинбол играли? Войнушка в катакомбах?
   -Долго рассказывать,- не отводя взгляда, упорствовала Вава.- А все-таки - как ты тут оказался?
   -Что - некстати?
   -Нет, как раз кстати. Слишком даже. Точно под дверью дожидался.
   -Он еще вчера тебе звонил, ма. До двух часов ночи,- не отрываясь от компьютера, сфискалил Рис.
   -Ну вот. Да все ж элементарно - заработался допоздна, прилег поспать, проснулся от шума, пошел посмотреть...
   -И ключ от замка прихватил.
   -Нет, за ключом я потом сбегал, когда понял, что спасать вас надо.
   -Тихо!- строго скомандовала Вава.
   Все прислушались. И ничего не услышали.
   -Как же это ты, Саша, шум на таком расстоянии услышал?- спросила Вава.
   Федотов послушал, кивнул.
   -Действительно, сейчас шума неслышно. Скверно.
   -Что ты имеешь в виду?- с опаской спросила Киса.
   -А то, что ребята эти бросили долбить дверь и ищут другого способа до вас добраться. И очень скоро его найдут. Так что если вы не хотите с ними познакомиться поближе...
   -Не хотим!- вскрикнула Киса.
   -Давайте-ка выбираться отсюда. Только быстро!
   -Куда выбираться-то? - спросила Вава.
   -Не куда, а откуда,- поправил Федотов. - Для начала из Института. А там посмотрим.
   -Но ведь мы... - развела руками Вава, оглядывая свои джинсики, кисины платьишко, рисин свитерок...
   -Да, одеты вы не по сезону, это точно. Не буду спрашивать, в каком гардеробе вас раздели. Пока придется воспользоваться этим,- Федотов открыл шкаф, достал три синие телогрейки и шапку с ушами.
   -Господи, что это?- прыснула, встряхнула телогрейку, выкатила карий глаз на Федотова Киса.
   -А что?- не понял Саша Федотов, губы из бороды высвободил, улыбнулся.- Отличная одежда. Мы в ней в холодильнике работали. Когда работа была. Очень тепло. Фасон, а ля рус, не стареет со времен наполеоновских походов. Ну, все, все одевайтесь и дуем отсюда.
   Кисе на плечики накинул, Ваву, обняв, запахнул, Рису бросил на подхват: - Вам молодой человек, приглашение нужно?
   Рис, не глядя, по очереди совал руки в рукава, открывая и закрывая файлы в Федотовском компьютере, просматривая между делом почтовый архив.
   -Эй,- заметил Федотов манипуляции Риса.- А тайна переписки? Это ж, как его, перлюстрация! Запрещено законом.
   -Ладно, ладно,- торопила Киса,- потом будешь воспитывать. Где тут выход?
  
   Федотовский красный старенький Гольф ремнем генератора завизжал, глушителем запурчал, завелся с пол-оборота, затарахтел, в салоне запахло бензином.
   -Мы первые,- рванув с буксами с места от Института в переулок через свободный выезд, отметил Федотов.
   И вовремя - едва успели проскочить перед набыченной, обвешанной фонарями Паджерой, подъезжавшей от ПАПа с явным намерением перекрыть им дорогу.
   -А теперь, пристегните ремни, и... держись,- перекрикивая рев глушителя, посоветовал Федотов и сделал что-то такое, от чего Гольфа точно кто подхватил сзади и с нарастающей силой понес по переулку.
   Паджера включила штук шесть фар, сверкнула белым огнем под радиатором, запульсировала красной и синей мигалками, скакнула и погнала за Гольфом.
   -Да как же мы от них уйдем?- наваливаясь сзади, мешала Федотову Киса.- Ты посмотри, какой у них монстр! А еще автоматы...
   Федтов и не думал отвечать - перелетел улицу, свернул в переулок, ловко запарковался между двух девяток, прикинувшись жигулями, заглушил мотор, потушил фары. Скомандовал:
   -Ложись,- Ваву сидящую рядом сунул под приборный щиток, Рис сзади сдернул под кресло озиравшуюся Кису. Дура Паджера, слепя фарами, моргая красно-синим, пронеслась мимо.
   Федотов выждал, завелся, аккуратно высунул нос, преследователей не увидел, развернулся, погнал к Бутырскому валу. У церкви вдруг резко свернул, выскочил на тротуар, пробрался на цыпочках за троллейбусом и там спрятался. Вовремя - спецназовцы сообразили, что их надули, моргая огнями, как новогодняя елка, проскочили на Бутырский, понеслись к Савеловскому вокзалу.
   Федотов вздохнул с облегчением, не торопясь, вырулил на Ямские, прошмыгнул мимо казино, издательства и циркового училища, нырнул под Масловку и исчез в лабиринте улочек возле Ленинградского рынка, в котором терялись даже матерые московские таксисты.
   -Ну, и куда теперь,- не спеша пробираясь на север поинтересовался у пассажиров Федотов.
   -Ой! Мне бы домой. У меня там муж с ума сходит.
   -Так. Какие еще будут предложения?- поинтересовался Федотов.
   -Ну, нам бы тоже поспать не мешало,- странно взглянула Вава на Федотова, шеей ощущая поспешную нежную тяжесть его руки, так ловко спасавшей ее только что от преследователей.
   -Так. А что юное дарование скажет?
   -Нельзя нам сейчас домой возвращаться,- скучая, сказал Рис.
   -И мне?- удивилась Киса.
   -И вам!- отрезал Рис.
   -А чего ты тут раскомандовался? Думаешь, мы все еще в подвале сидим? Нет уж. Нас Федотов спас. Саш, не слушай ты юного гения. Вези меня домой.
   -Так, значит, это Рис вас до той двери довел...- догадался Федотов.- А до этого вас, где держали?
   -Да в камере какой-то. С монитором.- За Кису ответила Вава.- Саш, а скажи теперь - давно ты знаешь, что у ПАПа с Институтом общий подвал?
   -Давно. Очень давно. Давным-давно,- поиграл словами Федотов и спросил.- Как же вам из этой камеры выбраться удалось?
   -Ну что, ну Рис там стенку ковырял,- отмахнулась Киса. И, вспомнив, хихикнула:- А нас заставил документы из архива вслух читать и в такт крышкой парты стучать.
   -Саш, ты все-таки объясни, почему домой-то нельзя?- не отставала Вава.
   -Сейчас объясню... Так, значит, они архив и не похищали. В подвал стащили и все. Перетряхнули. Ничего не нашли. Потом вас загнали, чтобы сами искали. А потом, независимо от того нашли или нет, оставили бы вас там без пищи и воды и вас бы обнаружили...
   -Когда?- испуганно спросила Вава.
   -Может через месяц. Может к весне. Но не раньше чем в вашей этой камере трубу прорвало бы. Не пойму только, как это Рис сообразил, где стенку надо долбить. Они ведь там все капитальные. Полметровые.
   -Да просто сообразил,- кутаясь в телогрейку и, задремывая, бормотал Рис.- Пока этот Мухоморыч вел меня коридорами, я заметил, что под всеми трубами в стене ниша такая есть, чтобы если прорвет, можно было подлезть и заварить. А в этой камере под трубой было замуровано. А штукатурка еще сырая. Значит, накануне наскоро чем-то заложили для вида, и раствор еще не схватился - в подвале-то сырость. Стукнул раз. Оно и отвалилось.
   -А ты наблюдателен,- похвалил Федотов.
   -Не без этого,- согласился Рис.- А вот по домам нам точно нельзя. Там нас уже поджидают.
   Помолчали.
   -И куда же нам теперь?- спросила Вава.- Может, пустишь нас, Федотов, переночевать?
   -А моего адреса, думаешь, у них нет?
   -Ну, я не знаю,- надулась Киса.- Домой нельзя. В Институт нельзя. Куда ж податься? В милицию что ли?
   -А что милиция,- вспомнила недавнее Вава.- В камере подержат и выпустят. И все с начала.
   -Надо из города выбираться. А там придумаем что-нибудь. Вав, у тебя ведь дача где-то рядом?
   -Дача. Тоже сказал. Домик садовый. Неотапливаемый.
   -А Рис, кажется, там был только что,- напомнил Федотов.- Бумаги жег. Может, согрелся домик-то? Как Рис?
   -Вы и это знаете,- не удивился Рис.- Ваша кличка случайно не Алекс?
   -Нет, Рис, Я не шпион. Так что начет домика?
   -Ну, если газ и обогреватель включить,- прикинул Рис,- согреться можно. Объем-то маленький.
   -Ладно, Вава. Считай, ты нас на пикник пригласила. Как ехать-то? Если поближе?
   -По Дмитровке.- откликнулась Вава.
   -А, если подальше?
   -По Ленинградке.
   -Значит, поедем по Волокаламке,- тронул с места и, поглядывая в зеркала, осторожно повел машину Федотов.
  
   Рис с Федотовым чистили дорожку, Киса с Вавой, греясь у газа, готовили чай и резали колбасу с булками, прикупленными в ларьке у железнодорожного переезда. С вечера снег прошел, на иголках боярышника клочками свисал, как хлопок из коробочек, мочало на березах превратил во что-то свадебное, набился в подмышки дубу, в яблоневые впадины, цеплял за пальцы липы и клены.
   Тихо было.
   Даже самолеты не летали.
   Пили чай с бутербродами, почему-то необыкновенно вкусными, глядя на свечку, пели, "... неистов и упрям, гори огонь, гори...". Киса грустно смотрела в себя, Вава нежно на Федотова, Федотов поглядывал по сторонам, Рис смотрел в чашку с чаем.
   -И что мы теперь будем делать?- за всех спросила Киса.
   -Что делать, что делать. Спать укладываться,- сказал Федотов.
   -А как?- оглянулась кругом Вава.
   -Женщины на диване. Мы с молодым человеком на кухне под газовой плитой. Раскладушки какие-нибудь имеются?
   -Раскладушек нет. Есть надувные матрасы и спальники. Там,- ткнула Вава пальцем в потолок.- На чердаке.
   Рис придерживал табуретку на стуле, Федотов забирался по этой шаткой пирамиде на чердак, скрипел там и чертыхался, сбрасывал из темноты лежалые матрасы, тяжелые сырые спальники.
   Потом они с Рисом на кухне, кругля щеки, дули в пластмассовые свистки матрасов, как шотландцы, играющие на волынках, а Вава, сидя возле неубранного стола, смотрела на них сквозь приоткрытую дверь, а когда мальчики угомонились, легла на диван, рядом с посапывающей Кисой, долго не могла заснуть, ворочалась и вздыхала.
   Какой могла бы быть жизнь!
  
   Рис проснулся вдруг, и, казалось, не спал вовсе. Полежал немного. За окном темно, а в кухне - синие сумерки от горящего газа. Высвободился наполовину из спальника, сигареты достал из кармана, подполз и прислонился спиной к плите, руку закинув назад, нашарил спички, баночку консервную-пепельницу взял, прислонил к груди.
   Зажег спичку, прикурил, увидел сидящего напротив также по пояс в спальнике недовылупившегося Федотова.
   -Не спится,- заметил Федотов.
   Рис молча затянулся, аккуратно соскреб пепел в баночку.
   -Ты все понимашь?- спросил зачем-то Федотов.
   -Думаю, да,- прищурившись совсем по-взрослому, ответил Рис.
   -А вот интересно, все-таки, что ты понимаешь?
   -Они нас уберут.
   -Как?
   -Да все равно - как. Может всех вместе - накроют в этом вот домике, потом подожгут. Спишут на неосторожное обращение с огнем.
   -А если бы мы откопали?
   -Что?
   -Ну, то, что им нужно?
   -А вы что знаете об этом?
   -Почти все.
   -Про биоэнергостимулятор?
   -Да.
   -Про то, что описание было спрятано в архиве?
   -И это тоже.
   -Про то, что из ПАПА эта часть архива была вывезена?
   -Да. Как ты понимаешь, я эти подвальные ходы не вчера изучал.
   -Пробирались подземельем и рылись в шкафах ПАПа по ночам?
   -Может быть.
   -Потом поняли, что кто-то папки с нужными годами уже вывез?
   -Ну, да.
   -А откуда знали, что не сожгли, не продали, не употребили как-нибудь?
   -Да так... Предполагал.
   -Почему прямо не спросили?
   -Решил подождать.
   -Подождали?
   -Даже слишком.
   -А вы вообще, на чьей стороне, Саша Федотов?
   -Ладно. Не хами. Сначала был на своей.
   -А теперь?
   -А теперь у нас одна сторона. Меня я думаю, тоже, оставлять им ни к чему.
   -А выход все-таки есть.
   -Есть,- согласился Федотов.
   -Какой?
   -А ты подумай.
   -Да чего тут думать. Мы им нужны в том случае, и пока они надеются получить от нас документацию на прибор. Если у нас документов нет - нас убирают, как ненужных свидетелей и тех, кто знает, какую ценность представляет изобретение Черникова. А как только мы передаем им документы, нас убирают, чтобы больше мы их никому не передали.
   -Все правильно. И в ответе задачки...
   -Мы перестаем их интересовать, как только они узнают, что документами, а лучше всеми правами на их использование владеет некое третье лицо.
   -И лицо это находится вне пределов их досягаемости.
   -Лучше всего за границей.
   -Браво,- протянул Федотов Рису руку.- Тот нехотя сжал горячие пальцы.
   -А что толку радоваться-то, если мы не знаем даже, в какую сторону к этой третьей стороне идти напомнил,- Рис.
   -А если знаем?
   -А мы знаем?
   -Предположим.
   -А время?
   -На поиск документов?
   -Нет, на их передачу и чтобы до этих наших придурков дошло, что суетиться им больше незачем.
   -На передачу третьему лицу - полчаса. А чтобы до придурков дошло - дня хватит.- Весело блеснул глазами под красный огонек рисовой затяжки Федотов.- Только вот зачем спрашивать, если описание узлов прибора для нас навсегда утеряно.
   -Ну, это, как сказать,- улыбнулся в сумерках Рис.
  
   2.
  
   В редакции газеты "Про жизнь" Рудневу вежливо объяснили, что он напрасно тратит время. Свое и чужое.
   Источники информации редакция открывает только по требованию суда, а до суда еще далеко и подавать в него должен не следователь, а Черников. Если, конечно, он с чем-то не согласен.
   А что касается снимка - что он и откуда - тут история обыкновенная, хотя и темная.
   Позвонили по телефону, сказали, чтоб забрали с вахты иллюстрации к материалу в номер. Спустились, увидели конверт с дискетой, вставили в компьютер, открыли, увидели классный снимок.
   Мороз по коже. Как раз на первую полосу спецвыпуска.
   А что, со снимком что-нибудь не так? Следователь не знает, откуда он взялся? Но ведь на нем та самая убитая в том самом Институте? Так чего же вы от нас хотите?
   Руднев хотел увидеть конверт и дискету.
   Увидел - обычный конверт, желтый, канцелярский, с надписью в углу ровным почерком: "Снимок к статье об убийстве в Институте".
   Дискета обычная, черная, без надписей.
   Вы хотите конверт и дискету изъять? Приобщить к делу? Может быть, снимок сделали убийцы? Может быть там отпечатки пальцев? Расскажите, расскажите - это будет крайне интересно нашим читателям.
   Ах, таков поря-я-ядок! Не спорим. Хотя могли бы.
   Мы не хотим оказать помощь следствию? С чего вы решили? Мы же не скрыли то, что стало нам известно - ни от следствия, ни от общественности. И тайну следствия при этом не раскрыли. Поскольку эти тайны следствию, похоже, были не известны.
   Руднев восхитился вежливым этим хамством, побеседовал на прощание с вахтером.
   Вахтер ни про конверт с дискетой, ни про то, как выглядел тот, кто принес его, не знал.
   -Да тут все время конверты носят. Те, что из редакции свои кладут, а те, что с улицы - свои. Потом каждый другого конверты забирают и раходятся.
  
   В контору к Залипахину Рудневу было идти не с чем и не зачем.
   Что он мог предъявить?
   Рассказы о вербовке футбольных фанатов?
   Статью в газете?
   Висляевские байки?
   Версию о том, что Бабичев никак не мог быть причастен к убийству Копелевой?
   Бред, чушь и детский лепет.
   Вот он весь в этом, Руднев: на вечер намечается ответственейшая операция по захвату Бабичева и компании в их загородном доме, надо бы съездить в Шереметьевский, посмотреть на месте, как и что, а он даже стажеру это делать запретил. Наказал с участковым поселковым связаться, узнать, где дом Бабичева и есть ли там кто, но на участок не лезть, у дома не маячить, об исполнении доложить.
   А сам поехал в контору к Залипахину. Только потому, что чувствовал - надо съездить. И именно сейчас. Потом может быть поздно и вообще ни к чему.
  
   Под фирму Залипахин оборудовал бывший пункт приема вторсырья - зелененький стеклянный кубик с крылечком, залом и небольшим складом. Раньше тут принимали макулатуру и выдавали в обмен уцененный текстиль и томики Дрюона, а теперь на окнах висели темные шторы, а рядом со стеклянной под жалюзи дверью табличка со странным названием "ЗАО "КОНТОРА". Безо всяких разъяснений.
   Судя по всему "охранная и юридическая фирма" (так в справочнике) Залипахина никого не охраняла и не консультировала, а занималась, черт знает чем, и особенно этого не скрывала - ни решеток на окнах, ни брони на стеклах, ни телекамер, ни охранников - крылечко, дверь приоткрытая - заходите кому нужно.
   А не нужно - никому.
   Руднев зашел.
   Несколько длинных столов (пластик-под металлик), лампы дневного света, стулья на колесиках, пара компьютеров и телефонов, шкафы для документов - обстановка лишь отдаленно напоминающая не то бухгалтерию, не то морг.
   В просторном зальце приема вторсырья (даже перегородок не поставили - все вместе сидели) было пусто, только смутно знакомый господинчик, не снимая куцей дубленки и шляпы, сидел за одним из столов, держа в руках стакан тонкого стекла в алюминиевом подстаканнике, с жиденьким горячим чаем.
   -Можно?- от двери спросил Руднев.
   -Смотря зачем,- охотно, но недружелюбно откликнулся старичок, похожий на ночного сторожа из бывших военных, и шумно потянул в себя горячую свою бурду.
   -Да я вот к Залипахину,- Руднев, так же, не снимая пуховичка своего китайского, прошел и сел без приглашения за один из столов.
   Старичок покосился, подув, глотнул кипятка, переспросил, как не расслышал:
   -К кому?
   -К начальнику вашему, Залипахину.
   -А вы этому Залипахину кем будете?
   Странный вопрос. Как-будто старичок о Залипахине первый раз слышал, а Руднев, напротив, в родственники или знакомые к нему набивается. Тем более странный, что Руднев на ходу уже решил представиться бывшим залипахинским сослуживцем. Мол, в органах познакомились.
   -Да, собственно, никем,- разглядывая то, что на столах, шкафах и на стенах и не находя, за что уцепиться, отвечал Руднев.- Я даже не совсем уверен, что это тот Залипахин.
   -А ваш он - кто?- снова непонятно спросил служитель Конторы.
   -А мой раньше в органах служил. В райотделе КГБ. Мы с ним вместе диссидентов, помнится, гоняли. А вас, простите, как зовут?
   - А вас?
   -Меня Руднев.
   -Ага,- так и не назвавшись, неопределенно откликнулся служитель.- Ну, так что ж вы хотели?
   -Да так, поговорить, вспомнить старое...- уставившись на пачку желтых канцелярских конвертов под локтем отставника, ответил Руднев.
   -А Олег Ивановича не будет сегодня.
   -Какого Олега Ивановича?- не понял Руднев. Спохватился поздно: - Залипахина?
   -Залипахина, Залипахина,- закивал так и не представившийся,- И не Олег Иванович он вовсе, а Павлович,- занудил вдруг господинчик, - и никогда вы с ним вместе не работали, потому что служили все эти годы в райотделе УВД и к КГБ никакого отношения не имели.
   -Здорово!- засмеялся Руднев, подкатил стул на колесиках к столу занятного собеседника, сел, локоть на пачку конвертов положил, подбородком в ладонь уперся.- Про меня вы много знаете. Про себя рассказывайте теперь.
   -А что рассказывать,- глотнул снова из стакана.- Фамилия Русов. Имя отчество - Михал Матвеич. Служу здесь в Конторе. Биография моя вам ни к чему, потому что к делу вашему я отношения не имею.
   -К какому делу?
   -Вы, Руднев, следователь,- напомнил Михал Матвеич.- Ведете дело об убийствах в Институте биофизических проблем. А мы к этому делу никакого отношения не имеем.
   -Как же не имеете?- возразил Руднев, разглядывая теперь на столе серебряный фотоаппаратик (нет, чтобы из него сделали тот самый кадр, такого не бывает, а все-таки любопытно, единственная зацепка- конверт и снимок и здесь точно такой же конверт и фотоаппарат). - Вы вот знаете, например, что я веду это дело. Откуда? И зачем вам этим интересоваться?
   - Сбор информации - наша работа,- горделиво возразил Михал Матвеич.
   -Работа. Понятно. Какую еще информацию вы собрали по этому делу?
   -О чем?
   -О фирме ПАП, например? Или о работе академика Черникова? Или о... футбольных фанатах?
   -Нет, мы ничем таким не занимаемся,- насупился Русов.
   -Да? А чем же, черт возьми, вы занимаетесь? На самом-то деле?
   -Согласно лицензии - охранными и юридическими услугами.
   -Отлично! Тогда окажите мне услугу,- полез в сумку, достал ручку и бланк Руднев.
   -Какую?
   -Я выпишу Залипахину повестку,- положив бланк на стопку конвертов, объяснил Руднев,- А вы ему передадите. Вот здесь на корешечке напишите,- передавая ручку и удерживая листок на конвертах, продиктовал Руднев: " Повестку для О. П. Залипахина получил. Число. Подпись". Отлично. Это, - отрывая повестку вам. А это (корешок с образцом почерка Михал Матвеича) мне. И вот этот конвертик (за который Михал Михалыч подержался, пока расписывался) тоже мне,- пряча конверт с корешком в сумку, улыбнулся Руднев.
   -Думаете - поможет?- снова обхватывая стакан с подстаканником, кивнул в сторону сумки Матвеич.
   -А чем черт не шутит?
   -Черт. Черт шутит, это точно. Шуточки у него знаете такие... На когда вы Олега Павловича вызываете?
   -Там в повестке написано.
   -На завтра на три часа... Завтра, завтра... Завтра, может, будет уже и поздно,- опять непонятно заговорил Русов.- Может сегодня все-таки?
   -Нет,- твердо сказал Руднев.- Сегодня я не могу.
   -Как же. Ответственная операция,- усмехнулся Михал Матвеич.- Что ж - желаю успеха.
   -В чем?- на всякий случай уточнил Руднев.
   -В поимке бандитов.
  
   Не слишком ли много они знают, в самом деле?- закрывая стеклянную дверь, спускаясь по ступенькам, спрашивал себя Руднев.- Для обычных совпадений что-то слишком.
   Отошел, с тротуара посмотрел на зашторенные стекла. Шторы не шелохнулись.
   Не хотелось так уходить Рудневу. Что-то он еще мог тут узнать.
   Завернул за угол, зашел Конторе с тыла, со стороны складского помещеньица и тут же наткнулся. На ту самую спартаковскую эмблему с копирайтом. Аккуратно так по трафарету выведена красным аэрозолем. На фундаменте под задним крылечком. Несколько раз. Как-будто кто тренировался.
   Руднев поднялся по ступенькам к белой двери черного хода. Потянул за ручку. Дверь открылась. Руднев вошел, постоял, разглядывая странный склад, отчасти на костюмерную похожий.
   Несколько комплектов полной омоновской формы с бронежилетами и шлемами.
   Черные резиновые дубинки.
   Коробки с охранными устройствами - экранчики, динамики, видеокамеры, так хорошо знакомые теперь Кисе и Ваве.
   Ну, это - понятно. А вот дальше...
   Две рясы поповские, лохмотья бомжатницкие, строительный инструмент, мешок цементной смеси. Пластмассовый бак с прутьями арматуры, цепями, дубинками. Рокеровские кожаные косухи, штаны и сапоги. Фанатовские шарфы и флаги динамовские, спартаковские и прочие... Знамена со свастикой и серпами с молотом. Какие-то свернутые лозунги красные. Бутыли плетеные не то с кислотой, не то с керосином.
   Дверка за всем этим дурацким маскарадом отворилась, выглянул давешний Михал Матвеич Русов. Стоял, смотрел, не узнавая, ждал чего-то.
   Руднев ни слова не говоря, повернулся и вышел.
  
  
  
   3.
  
   -Да с чего ты в него палить-то стал?- не унимался Телок, давя на Ковша, а тот сидел за столом, набычившись, голову опустив, глядя исподлобья, отвечал коротко и упрямо, точно и вправду лбом в стену стукал.
   -Сказал уже. Мент узнал меня, навел калаша. Сказал, чтоб вылезал из машины. Я вынул ствол. И завалил.
   -Да как же он тебя узнал? Что, в камере вместе сидели?
   -По карточке узнал.
   -По какой?
   -На правах.
   -Ладно,- подумав, согласился Телок.- Сюда ты зачем пришел? Ментов решил на нас навести?
   -Ну, ты... Полегче,- напрягся Ковш.- Сказал же: не было за мной никого.
   -А машина на Рогачевке?- оглянулся на Пашу Телок.- А мужик, который тебя подвозил? Да они нас в два счета вычислят и заявятся сюда с ОМОНОМ - ты об этом подумал?
   -Да чего базарить-то,- влез Чугун.- Сдал нас Ковш. Шкуру свою спасал.
   Ковш ждать не стал, вскочил, с грохотом пихнув стул, попятился, спиной к стойке барной прислонился, ствол выхватил, посветлевшими глазами смотрел на Ковша, на Пашу, на Чугуна.
   -Ну, давай, давай... Я вас, придурков, предупредить хотел. В розыске мы. Кто-то стукнул. У них снимки всех ваших едальников. Разбегаться надо.
   -Убери ствол, Ковш,- не оборачиваясь, сказал Паша.- Телок заткнись. Чугун закройся. Тут не базарить, решать надо.
   -Вот ты и решай,- опустил ствол Ковш.
   -Я решу. А ты за спиной не маячь там. Сядь. Сядь, я сказал!- чуть повысил голос Паша. Ковш, все так же чуть пригнувшись, не опуская лица, поднял стул, волоком подтащил, сунул ствол подмышку, сел подальше от края стола так, чтобы, если что - успеть первым.
   Паша поднялся, подошел к бильярдному столу, покатал ладонью черный шар по зеленому сукну. Поднял, взвесил на ладони - гладкий, тяжелый, с огоньком отраженной лампы на боку, на крымскую мокрую гальку похожий. Что-то долго на этот раз тащит его волна и на берег не выбрасывает. А воздуху уже нет. Совсем.
   Оглянулся на братков. Те смотрели на него, выжидая, готовые сцепиться друг с другом, с Пашей, с ментами,- все равно. Улыбнулся, представив, как взорвутся одутловатые их рожи, если прямо сейчас он решит проблему в три выстрела.
   Неплохо бы.
   -Решать вместе будем,- начал Паша.- В розыске мы или нет, разбежаться придется.
   Телок уставился на Пашу обалдело, спросил:
   -Так все и бросить, да?
   -Бросать не будем. На месяц врассыпную, а там посмотрим. Пока менты не нагрянули. - В упор посмотрел на Ковша,- или сами не... перегрызлись.
   -А дело-то как?- не успокаивался Телок.- Сегодня срок. Мы эти бабки лохам подарим?
   -Чтобы бабки лохам не дарить и дело не заваливать, нужно сегодня же до вечера объехать все точки.
   -А в чем проблема? - удивился Ковш.- Телок, да мы с Чугуном на Шевроле, объедем и к вечеру - бабки.
   Тут даже Чугун врубился.
   -Ты чего гонишь, Ковш. Совсем что ли на голову ослаб?
   -А чего?- не понял Ковш.
   -Они же тебя во всей Москве и области разыскивают. Ты ж мента грохнул.
   -Так они волгу ищут, дудила. А я про джип говорю.
   -Кончай базар,- напомнил, кто хозяин Паша.- Значит так: Ковшу сейчас в город нельзя. Ему вообще лучше за ворота не выходить. Поедет Чугун.
   -На чем поедет-то?- спросил Чугун.
   -На чем?- улыбнулся Паша.- На электричке.
   -Ты че?- оглянулся на братков Чугун.- Че я мужик что ли, на электричках ездить?
   -Надо будет - пешком пойдешь,- холодно заметил Паша.
   -Это с каких?- не понял Чугун.- Я вчера на пятерке ездил, меня не тормозили. Телок вон вообще на джипе гонял - ничего.
   -А про Шумана ты забыл?- перебросил черный шар из руки в руку Паша.
   -Про какого Шумана?
   -Про того, которого вы всей оравой тут завалили.
   -Так его ж Телок скинул.
   -Скинул. Скинул... Только если его заява, как он обещал, теперь в милиции лежит - там нас уже знают и в лицо, и по номерам машин.
   -А на вокзале, думаешь, меня не остановят?
   -Ну, рожа у тебя, конечно, нормальная, бандитская,- Ковш нехотя гоготнул.- Но на кавказца ты не похож. Таких там полэлектрички вывалится.
   -А чего я один-то?- начал соображать Чугун. - Давай Телка со мной. А иначе...
   Паша вдруг, как бы случайно шар выронил, все трое, куда упал, глянули, и, еще глаз не подняли, у Чугуна вплотную к шее нож был прижат (понтярство дешевое, но Паша знал - за такие штуки только и уважают):
   -А иначе, что, Чугун?
   -Ничего,- застыл, как будто стрихнина глотнул, Чугун.- Я только спросить хотел.
   Паша ножик убрал, разрешил:
   -Спрашивай.
   -Обычно ж вдвоем по точкам ездили.
   -Телок мне здесь нужен,- объяснил Паша. И наклонившись к Чугуну поближе, но так чтобы все слышали:- если менты нагрянут, будет хоть с кем отбиваться.
  
  
  
  
   ГЛАВА XIV
  
   1.
   -Значит, ты все знал,- догадался, наконец, Федотов.- Я так и думал.
   - Да ничего я пока не знаю. Так... есть одно предположение,- скромничал Рис.- Насчет ключа.
   -Какого ключа?
   -Которым академик запирал свои шкафы. Дверцы-то в них разные. А вот замок вполне мог быть стандартным - один на все. Тогда и ключ подойдет.
   -И что ты этим ключом уже что-нибудь открыл?
   -А как я, по вашему, догадался, в каких архивных годах надо искать те самые патенты?
   -Какие года, какие патенты?- вдруг поглупел Федотов.
   -Те самые, которые вы, Алекс, у меня выкупили, и в которых без моей помощи так ничего и не нашли.
   -Не понимаю, почему ты упорно называешь меня Алексом,- недоумевал Федотов. - Я лично, ничего у тебя не выкупал.
   -Ладно, вы не Алекс, и ничего у меня не покупали. Так даже лучше. Тогда давайте сразу оговорим условия.
   -Условия?
   -Ну, вы же не бесплатно будете передавать информацию этому вашему третьему лицу.
   -Ах, как я люблю этих Гладышей,- зажмурился в сумерках Федотов.- Фантазеры, романтики... За ними Паджеры со спезназом по всему городу бегают, а они замки воздушные строят.
   -Пусть так, я - романтик. Для вас же лучше. Потому что, как романтик, беру всего пятьдесят процентов.
   -Пятьдесят? Романтику?
   -Был бы практик - взял бы восемьдесят.
   -Ну, пятьдесят, так пятьдесят,- согласился Федотов и тут же оговорил:- Если клиент заплатит.
   -Да, забыл вас предупредить.
   -О чем?
   -Новое поколение Гладышей имеет одну особенность. Я вот, например, терпеть не могу, когда меня кидают.
   -А если все-таки кидают, ты... что делаешь?
   -Ничего. Только в результате тот, кто думает, что кинул меня, сам оказывается ни с чем.
   -И как ты это "ничего" устраиваешь?
   -Алекса увидите, спросите, он расскажет.
   -Верю. Так что за ключ?- поднеся часы к лицу и газу, покачал курчавой головой Федотов.
   -Да вот он,- извлек откуда-то из спальника книжку с пожелтевшими страницами Рис.
   -Что это? Пушкин? Это с какой же стати? Ах, да, мне Вава что-то такое говорила: "Тройка, семерка, туз? " "Пиковая дама"? Пушкин - наше все, в том числе и биоэнергостимулятор Черникова? И где тут...
   - Там - пометки на полях.
   -А откуда у тебя эта книга?
   -Из кабинета академика.
   -Господи - ты и туда залез? Когда ж ты успел?
   -Пока вы все на панихиде топтались. Правда, эти подпольные наши исследователи книжку у меня выкрали, но кое-что я на полях успел разглядеть.
   -Как же она у тебя снова оказалась?
   -Судьба!
   -Ну и где тут у Пушкина академик меток понаставил? Впрочем, не надо. Сам знаю,- листал Федотов, развернувшись боком к газовой плите томик ОГИЗа.  Ну, разумеется - "Пиковая дама". А как же иначе. Старик с ума сходил от нее. Называл мистической вещью и откровением. Что он тут наотмечал... Господи - так просто? - Ахнул Федотов, раскрытые страницы к бороде прижал, засмеялся без звука. - Я всегда подозревал, что Яков Наумыч к концу жизни был ближе к детству. Солдатики, секретики, стеклышки, блестящие штучки, Пушкин вот...И что - тройкой, семеркой, тузом он хотел засекретить свое открытие?
   -Но вы-то вот не догадались,- вступился за академика Рис.
   -Да откуда ж я знал,- где искать?
   -В том-то и дело. Для этого надо было до папки "Пиковый интерес" дорыться...
   -А это ты где нарыл?
   -В компьютере академика.
   -Ты и там побывал? Нет, ты не Гладыш, ты другой... Постой, но я ведь там все перетряхнул. Не было там такой папки.
   -Не было,- подтвердил Рис.- Академик стер. Но не все. Одну копию он невзначай забросил в какую-то шальную директорию. А я там на нее и наткнулся.
   -Случайно?
   -Ну, я же говорю - судьба.
   -И где теперь эта папка?- между прочим, спросил Федотов.
   -А вот,- достал Рис дискетку все из того же спальника.
   -Ты что, всегда ее с собой носишь? И даже спишь с ней?
   -Не угадали: всегда ношу, а вот сегодня как раз не взял. Знал, к кому иду.
   -А откуда ж она тут взялась?
   -Ну, я почему-то думал, что она еще понадобится, и что до своего компьютера я нескоро доберусь... И пока вы там у себя Кису и матушку мою в телогрейки укутывали...
   -Зашел с моего компьютера на свой и скачал?
   -Так и было,- подтвердил Рис.- И теперь остается доехать до ближайшего Интернеткафе, загрузить дискету, включить поисковую программу... А сейчас, давайте-ка спать, Саша Федотов.
   Рис мягко упал на бок и, сокращаясь и вытягиваясь, пополз к своему матрасику.
   -Нет, не давайте,- ухватил Федотов Риса за спальник.
   -Бросьте Федтов,- сонно бормотал Рис.- Тут во всем поселке не то, что компьютера - телевизора включенного ни у кого нет. И лампочки электрической. Разве что керосиновую поискать...
   Федотов Риса отпустил, вылез из спальника, накинул куртку, добежал до машины, вернувшись, спросил шепотом, но громко:
   -Розетка где тут у вас?
  
   Стонали в комнатке пружины старого дивана, Киса, уткнувшись лицом в подушку, целовалась с кем-то во сне, Вава подрагивала ножкой, от кого-то убегая, в кухне за неплотно прикрытой дверью при свете газового пламени двое, стоя на коленях, склонились над серым экранчиком допотопного, похожего на арифмометр, электронно-счетного устройства, оказавшегося, как нельзя, кстати, в багажнике Федотовского Гольфа.
   Экран расчерчен был на клетки, в них летали цифры, как на морде однорукого бандита. Рис дергал гладкой мышью, как ручкой игрального автомата, но в графах, где все должно было совпасть, ни черта не совпадало. Не выпрыгивали разом три банана, сыпался какой-то компот из сухофруктов, а Рис все дергал и дергал досадливо мышку, и только зря просаживал драгоценное время.
   -Ладно. Может, все-таки объяснишь, чем мы сейчас занимаемся,- оторвался, наконец, от экрана Федотов.
   -Да я же говорил - программа поисковая у вас доисторическая,- досадовал Рис.- Или может вирус?
   -А если не программа, и не вирус... На что ты все-таки рассчитывал? В чем секрет золотого ключика?
   -Да!- бросил мышку Рис и уставился на экран.- Чушь, конечно. Глупость. Идиотизм пеленочный. Два раза парашютист в одну яму не падает. Это точно!
   -А ты что думал?
   -Ну, я думал, что тройка, семерка, туз - это не только архивные года, но и подсказка, как найти те самые три составляющие стимулятора.
   -Ну и...
   -Вот у меня три поля,- объяснял скорее себе, чем Федотову, Рис.- На первом информация из архива. Полная. Без исключения. Массив. На второе ввожу те самые карточные цифры...
   -Тройку, семерку, одиннадцать?
   -Ну да. Сначала, положим, ввожу тройку. Включаю поисковую программу. Она должна отобрать все патенты, в которых встречается тройка (в номере, в тексте, в дате - неважно).
   -Дальше,- торопил Федотов.
   -А дальше программа выбирает патенты с тройкой и подключается третье поле, на которое заведена информация из описания узла в папке "Пиковый интерес". Тот патент, в котором больше всего слов совпадает с описанием и есть - узел стимулятора.
   -Логично,- одобрил Федотов.- А что получается?
   -Чушь получается!
   -А точнее?
   -А точнее полная лажа! Получается, что все три карты, то есть цифры, есть буквально во всех патентах!
   -Не может быть!
   -Я тоже так думаю. Но вот смотрите сами...
   Рис привел все на экране в исходную позицию, вывел на старт, нажал "Энтер", экран погас, часики песочные запрыгали, скрывая от нескромных глаз работу машины, таблица вспыхнула снова, и все на ней осталось без изменения, ничего компьютер не выбрал из сотни свидетельств, что оформили в патентном отделе в те самые года. А слова из черниковских описаний " тройки, семерки, туза" встречались чуть не в каждом втором патенте, что тоже задачу поиска одного единственного не облегчало.
   -А, может, тут совсем другое?
   -Что другое?- не понял Рис.
   -Ну, шифр, код, тайнопись.
   -Например?
   -Например, в этом вот описании тройки - "Не пренебрегайте малым..." Ведь это какая-то перевернутая цитата из Евангелия. Погоди, погоди, как это "Кто соблазнит малых сих..." Или что-то в этом роде.
   -Ну и что?
   -А дальше просто - номер главы Нового Завета и номер стиха совпадает с номером патента - вот тебе и узел "Тройка".
   -Просто, да не просто. Это называется "метод тыка". Нужна идея. Причем не моя и не ваша. Идея Черникова. Вот какая у него была идея?
   -Откуда мне знать?
   -Ну, вы же с ним работали, не я. Вообще, зачем ему все это понадобилось, а? Чего он метался, от чего шарахался, в чем сомневался? Ведь нет же никакой логики. Если он действительно сделал глобальное открытие, способное изменить историю человечества, чего он испугался?
   -Вот этого и испугался.
   -Чего?
   -Изменить историю. Того, что человечество окажется к такому подарку не готово. И правильно боялся - все попытки осчастливить нас всем скопом приводили к таким гадостям... В конце концов, этот самый стимулятор будет продлевать жизнь сильным и укорачивать слабым, начнется какой-нибудь всемирный шантаж имеющих доступ к вечности против лишенных его. Дальше все скучно и банально и тысячу раз уже было описано.
   -Тогда почему он действительно не уничтожил все подчистую? Зачем эти следы, свидетельства, шифры, игры?
   -Ну, так страшно все-таки - а вдруг это наш какой-нибудь там последний шанс? Завтра в очередной раз встанет вопрос - вымирать нам всем от новой чумы, или есть спасение и спасение это в стимуляторе Черникова. А от него и следов не осталось. Мучился, мучился академик и решил - прибор уничтожить, самому лишиться источника чудодейственной энергии и в два счета состариться, но оставить тайну и намеки, как раскрыть ее. Чтоб человечеству было чем заняться на досуге.
   -Что-то вроде небоскребов ацтеков и каменных болванов с острова Пасхи?
   -Вот-вот. И мы с тобой - первая экспедиция за новым лохнесским чудовищем.
   -Тогда дело наше тухлое. Нам ведь не чудовище нужно, а описание прибора, чтобы нас озверевшие от тоски по роскошной жизни соотечественники не придушили.
   -Или карта в страну чудес с первой отрытой ямой и золотым дублоном на дне в подтверждение того, что сокровище было. И искать его стоит.
   -Значит, чем больше мы нароем, тем больше шансов заинтересовать вашего клиента и отбить охоту у всякой десантуры гоняться за нами?
   -Ну, да только пока,- Федотов звонко щелкнул по экрану,- шансы эти на нуле. Предъявить-то нам нечего. Твои тройка, семерка, туз, оказывается, торчат во всех ста патентах и ничего не подсказывают. А это значит...
   -А это, значит,... Что-то ведь это значит,- замедитировал Рис.- Что это значит? Что это может значить? Ну, конечно,- вскрикнул Рис. - Это значит, что мы на верном пути!
   -Ты что, Рис, на газу перегрелся? Может тебе свежего воздуха пора глотнуть?- озаботился Федотов.
   -Д а нет, вы не понимаете,- рвался объяснить Рис.- То, что три, семь одиннадцать встречаются во всех этих свидетельствах, говорит только об одном - это не случайно! Случайно так просто не бывает.
   -А значит...
   -Значит, Черников насовал во все свидетельства под тем или иным предлогом тройки и семерки. Как директор он вполне мог это сделать. А вот те патенты, которые ему были нужны, пометил еще каким-то способом.
   -И каким же?
   -Да, действительно. Это ничего не дает. Вернулись к тому, с чего начали. А с чего мы начали? Начали мы с "Пиковой дамы". Тушите свет ложитесь спать... - бормотал Рис, сомнамбулически извлекая из недр машины программу карточного пасьянса и начиная ловко тасовать колоду и перекладывать карты с места на место.
   -Подождите...- почуял вдруг что-то такое Рис.- А во что они играли?
   -Кто?
   -Ну, эти, гусары пушкинские - Чекалинский, Герман и компания...
   -Да в игру какую-то... Штос, что ли. Мне как-то Черников объяснял правила...
   -Что,- заорал Рис,- получил ощутимый тычок в бок и перешел на задыхающийся шепот.- Вас Черников обучал игре из "Пиковой дамы"? Что ж вы молчали-то? Ну, говорите - какие там правила?
   -Да, самые простые,- успокаивал Федотов разошедшегося ни с того ни с сего Риса.- Две колоды карт - одна у банкомета, одна у игрока. Игрок выбирает карту, кладет ее рубашкой вверх. Банкомет начинает метать свою колоду - карту направо, карту налево. Если выбранная игроком карта ложится налево - он выиграл. Никаких мозгов - чистое везение. Чет-нечет, орел или решка, пан или пропал. Вот покер, например, или преф - другое дело.
   -Погодите, как там у этого артиллериста карты ложились?
   -У Германа-то... Налево легла тройка, и Герман выиграл.
   -А направо?
   -Не помню - валет что ли? Да что тут думать - у тебя ответ в руках. Возьми и прочти. Иногда в книжках и тексты полезно читать, не одни только пометки,- не удержался Федотов.
   Рис залистал лихорадочно, нашел место, прочел вслух:"Направо легла девятка, налево тройка". Пробормотал:"Девятка! Первая цифра - девятка...". Что-то быстро набрал в задании, снова нажал "Энтер", закрутились песчаные часики, компьютер согнал все с экрана, задумался и снова вывесил таблицы. Те же самые. Без малейшего изменения. Догадка Риса ничего не дала.
   -Ну вот, видишь,- упрекнул зачем-то Федотов.
   -Все правильно, все правильно... - спорил с очевидным Рис.- Только чего-то не хватает.
   Снова схватился за книгу, пробежал глазами, вернулся на страничку раньше, читал, шевеля губами:
   "-Идет!- сказал Герман, надписав мелом куш над своею картою.
   -Сколько-с? - спросил, прищуриваясь, банкомет...
   -Сорок семь тысяч,- отвечал Герман".
   -Ага! Нашел! Вот оно! Сорок семь тысяч, потом девятка, которая легла направо, потом тройка!- восклицая беспорядочно, менял что-то в задании машине Рис, снова давил клавишу ввода, сжал руками экран и прямо-таки впрыгнул в него глазами.
   Картинка открылась беззвучно, но, казалось, в воздухе что-то лопнуло. Рис с Федотовым разом подпрыгнули и стукнули ладонями один по спальнику, другой по полу, точно болельщики, у которых на глазах любимая команда засадила, наконец, шайбу в ворота противника.
   -Йех!- сказали Рис с Федотовым.
   На экране в окошке поиска выскочил один единственный патент за номером...
   -Сорок семь тысяч девяносто три,- хором прочитали и дальше, отталкивая друг друга от экрана и перебивая, читали, что свидетельство об изобретении выдано такому-то (забытая фамилия, может, и человека-то такого никогда не было) на устройство, именуемое ЭНЕРГЕТИЧЕСКИМ ФИЛЬТРОМ, принцип действия - выделение из всех возможных энергетических потоков только энергий космического происхождения... схема устройства... рекомендуемые области применения "космические исследования, медицина, геронтология, футурология и (уж совсем в насмешку) философия!"
   Сбивала с толку фраза в описании этой самой "тройки" Черниковым": Не пренебрегайте малым, ибо оно защищает!"
   -Кого защищает?- спросил Федотов у компьютера.
   -И от чего?- спросил Рис Федотова.
   Компьютер молчал.
   -А какая разница,- в нетерпении отмахнулся от собственного вопроса Рис.- Фильтр - он, конечно же, защищает. Одно пропускает, другое задерживает. И, кстати, по техническому описанию видно, что эту штуку большой никак не назовешь.
   -Дальше, дальше...- торопил Федотов, выхватил книжку у Риса, прочитал:
   "Чекалинский стал метать. Валет выпал направо, семерка налево".
   -Валет,- это даже я знаю, это - два очка,- лихорадочно считал Рис,- Два... Семь... Герман удвоил ставку... Номер этого патента  Девяносто четыре тысячи двадцать семь!
   Под этим номером значился не больше не меньше, как ПРЕОБРАЗОВАТЕЛЬ КОСМИЧЕСКОЙ ЭНЕРГИИ. По описанию Черникова - щеголеватая укротительница, играет со зверем и укрощает его. Ну, разумеется, это - преобразователь энергии, что ж еще?
   Номер туза был 188 311 (совместными усилиями вспомнили, что дама оценивается в три очка). Под этим номером выдан был патент на изобретение УСИЛИТЕЛЯ ЭНЕРГИИ ВНЕЗЕМНОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ. На схеме эта штука действительно походила на воронку. Академик над сравнением долго не мучился.
   -Все правильно,- убежденно сказал Федотов.- Тройка, семерка, туз. Три карты старой графини. Принцип монтажа - три карты должны выпасть кряду. Значит - фильтр, преобразователь и усилитель монтируются в цепочку, как паровозик с вагонами. Даже если все это полный бред, товар есть. Завтра к вечеру все мировые агентства начнут трещать о сенсационном открытии каких-нибудь шведских или голландских ученых, в результате которых и прочая, и прочая...
   -И нас оставят в покое?- как-то устало и слегка разочарованно уточнил Рис.
   -Наверняка. Если, конечно... Ладно. Ложись-ка ты спать. А я тут все оформлю, запишу, и завтра отвезу. Главное - проследи, чтобы дамы наши не бродили по поселку, природой восторгались потише и домика этого уютного не покидали. Да и самому тебе лучше не высовываться.
   -А то, что?- с трудом удерживая глаза открытыми, спросил Рис.
   -Ничего, ничего. Все будет в порядке,- заботливо укладывая и пакуя в спальник, тихо уговаривал Федотов Риса.
  
   Рис проснулся поздно. За окном разливался разбавленный чем-то сереньким неяркий солнечный свет. В домике было тихо.
   -Куда они все подевались? - спросил Рис, вылез из спальника, заглянул в комнату.
   Одеяла и подушки аккуратно сложены на диване, со стола убрано и накрыто заново на одного - кружка, ложка, горячий чайник, порезанные остатки вчерашних булок и колбасы. Приложена записка от Вавы: "Завтракай сам. Мы ушли в магазин. Целую, Ма."
   На подоконнике прочитанная и брошенная записка Федотова:
   "Милые дамы, я - в город. Скоро вернусь и привезу вам вольную. Убедительная просьба из дома не выходить, в окнах не маячить, признаков жизни не подавать". И приписка" Не будите Риса. Мы с ним всю ночь искали выход. Кажется, нашли".
   Так. Федотов просит не высовываться. Мать с Кисой бодро маршируют в магазин.
   Все логично и каждый по-своему прав.
   Перекусив на скорую руку, Рис сбегал в деревянную будочку, именуемую на местном диалекте "хитрым домиком", скрасил пребывание там выкуренной сигареткой, вышел, огляделся, взялся за лопату, подчистить присыпанные ночью дорожки - чего уж теперь таиться, когда мать с подругой тащат сумки с едой от самой станции, не таясь и не скрываясь.
   Свежий снег подтаивал и лип на лопату, в потемневшем мочале берез обезумевшая синица пронзительным телетиньканьем призывала весну. Рис часто останавливался, запрокинувшись, пытался отыскать раскричавшуюся птицу и, сам на себя удивляясь, начинал дышать глубоко сырым талым воздухом и ждать чего-то нового и замечательного, чего на самом деле не бывает.
   Отбросив снег от крыльца, Рис заглянул за дом - он здесь глухой стеной выходил к глухому двухметровому соседскому забору, снег не падал в эту щель, защищенную свесом крыши, там, в полутьме видны были пожухлые лопухи и воспрявшие листики и травинки и прорытый за зиму собаками лаз, чтоб короче было бегать друг к другу в гости и всем месте по помойкам, к магазинчику за подачками, облаивать редких прохожих, справляться о настроениях знакомых сук.
   -А вот и мы!- услышал за спиной свежее дыхание и постукивание о крыльцо женских ног, сбивающих снег с каблучков.
   -Перекусил? И отлично. Скоро обедать будем,- сообщила Вава, обернулась на калитку, посмотрела, нехотя вошла вслед за Кисой в дом.
   И потом, пока варила пельмени, резала хлеб и накрывала на стол, все поглядывала в окно, так что Киса не выдержала и сказала с досадой:
   -...ну что, ну что ты тоскуешь, думаешь, он вернется тебя освобождать?
   -Не меня, а нас,- поправила Вава.
   -...как же, вернется он, вернется, если и вернется, то уж точно не один.
   -А с кем?- улыбнулась тревожно Вава.
   -...Вава да ты совсем, дурочка, что ли?- после ночных поцелуев во сне Киса явно была не в духе. - Ты подумай, с какой это стати Федотов нас спасать стал?
   -С какой? - спросила Вава в надежде ответа не получить.
   Напрасно. Киса уж постаралась. Быстренько объяснила Ваве, почему во всей этой истории мужики так интересуются мечтательными дамами в возрасте.
   -...и Федотов там под дверью торчал не случайно, и от этих на джипе мы слишком легко ушли, и сюда он нас завез не просто так.
   -А как?
   -...чтобы с нашей помощью добраться до этой их машины, ты спроси у своего сына - какой они нам с Федотовым выход приготовили, не обрадуешься!
   Вава вспомнила вдруг Федотова за стеклом паба и отвратительную макушку Фаллоса рядом с пивной кружкой. Но ведь Федотов тогда явно отвел глаза этому Кисину любовнику. Значит, он и тогда хотел Ваву от чего-то уберечь. Или...
   -Это правда Рис?- непонятно спросила Вава.
   -Насчет Федотова? Не знаю,- Рис погонял скользкий пельмень по тарелке, вспоминая прошедшую ночь, как говорил с ним Федотов, и сначала не давал, а потом заботливо укладывал его спать, просил не выходить из дома и быть осторожными. Похоже, было на заботу, но о чем именно заботился Федотов, сказать было трудно.
   -Тогда чего мы тут дожидаемся?- упавшим голосом спросила Вава.- Не все ли равно, куда за тобой придут. А у нас дома Донка не гуляна с вечера.
   -А ты позвони ему и спроси сама, чего нам ждать, - предложил неожиданно Рис.
   -Да я телефона его мобильного не знаю,- сникла Вава и вспомнила: - И трубку у меня отобрали в подвале.
   -И у меня,- спохватился Рис.- Мы тпеерь без связи.
   -А у меня...- начала было Киса.
   -Что?-нсторожился Рис.
   -Нет, ничего,- спохватилась Киса.
   Рис оглянулся на мать.
   Вава смотрела в окно, прикрывая ладонью рот, но глаза, лоб и все, что видно было из лица, выдавало ее. Рис и Киса разом повернулись к окну.
   От калитки вдоль заборчика шел к дому Федотов.
   -Так вот же он,- вскрикнула Киса и тут же осеклась.
   Шел Федотов как-то странно - кренясь набок, прихрамывая, придерживая на груди куртку с разорванной молнией, прикрывая воротником бороду с чем-то темным текущем из носа по усам, капающим под ноги.
   За распахнутой калиткой виднелся капот красного Гольфа, и было еще что-то за ним, чего из домика разглядеть никак было нельзя, но о чем Федотов отлично знал, что он чувствовал спиной и затылком, и что в любой момент могло остановить его на пути к Ваве, Кисе и Рису.
  
  
   2.
   Омоновцы, жилистые, как марафонцы, в касках, похожих на половинки кокосовых орехов, обернутых в ткань цвета хаки, грузились в автофургон - серая жестянка на раме ГАЗа с табличкой "люди", тот же автозак, в каком возят бандитов на суд.
   Командир омоновцев - лейтенант только из Чечни, невозмутимый и грузный, в комбинезоне и вязаном шлеме с прорезями для глаз и рта, покачивая плечами и автоматом, подошел к Рудневу, уточнил, скольких брать будем и, узнав, что всего-то четверых да в загородном доме, не бравируя, удивился:
   -А чего нас так много-то?
   Руднев пожал плечами:
   -А у вас меньше взвода в помощь не дают.
   И предупредил - поселок маленький, зимой почти нежилой, каждая собака на учете - главное не засветиться - пусть загонят машину в какую-нибудь щель и не вылезают до приказа.
   -Темно уже будет,- кивнул лейтенант.- Встанем где-нибудь за сараем, тихо подойдем и накроем. Только дом покажи.
   Руднев протянул лейтенанту план поселковых участков с отметкой на участке Бабичева и поэтажный план дома - расторопный участковый выудил из земельного комитета и БТИ вместе с другими прочими под видом плановой проверки безопасности эксплуатации газового хозяйства. И переслал.
   -Я вперед поеду. А вы за мной минут через двадцать. Чтоб не толкаться там.
   -Добро,- сказал, что умел, лейтенант и полез в кабину ГАЗа.
   Стажера Лешу Руднев отправил своим ходом, не светясь посмотреть, встретить их на краю поселка. С собой в машину взял судмедэксперта Женю Хохлова (как-будто знал, что понадобится) и, поморщившись, напросившегося зачем-то Колю Чаидзе.
   -Хочу посмотреть, как Руднев бандитов голыми руками берет,- громыхал Коля, заматываясь в бронежилет, запихивая жесткие кудри под каску.
   Вообще Коля ничего такого, что может кончиться стрельбой, не любил и всячески от таких операций отлынивал. А тут сам вызвался. По дружбе. Значит, будет всю дорогу острить и себя нахваливать, а приедут на место - из машины не вылезет, зато после, когда все кончится, неделю будет ходить по кабинетам и петь сотрудникам, как они с Рудневым лихо всю эту операцию провернули, хотя без него, честно говоря, ничего бы не вышло.
  
   Въехали в поселок. На перекрестке от щита объявлений упала длинная тень, Леша стажер, сложившись впополам, залез на заднее сидение, подвинул осторожно Колю Чаидзе, тот немузыкально засмеялся:
   -Замерз, студент.
   -Там они,- шмыгнув носом, сказал стажер в зеркальце Рудневу.
   -Чем занимаются?- поинтересовался Руднев.
   -А черт его знает!- как-то нервно и неуверенно ответил Леша.- Машины стоят, свет во всех окнах горит.
   -Видел кого-нибудь?
   -Там шторы на окнах,- оправдывался Леша. - И... Тихо как-то.
   -Ну, а что они должны,- влез Коля,- песни петь, что ли?
   -Ладно,- сказал Руднев.- Встретишь ОМОН, доложишь мне, проводишь. Близко пусть не встают. Ну, куда тут?
   -По переулку, направо, второй дом. Там джип и пятерка жигули во дворе.
  
   Руднев прошел нахоженной дорожкой мимо Пашиного забора - высокого, сложенного из кирпичей, с кремлевскими зубчиками на макушке и железными тяжелыми воротами.
   Это - на улицу. А с боков от соседей - частокол из железных прутьев - тонких, прочных и прозрачных и сквозь них отлично видно и дом с апельсиновым светом сквозь шторы, и машины стоящие гуськом - Шевроле, жигули и почему-то автобус скорой помощи, засыпанный в сугроб.
   -Ну да, конечно,- вспомнил Руднев заснятую на охранную камеру сцену и бандитов, под медбратьев.- Скорая здесь не для больных.
   Все тихо и дома соседей пустуют.
   Бандиты их не ждут. Как сказал лейтенант - подойдем и накроем.
   А ведь прав Леша стажер. Тихо слишком. Не так тут что-то. А что не так - непонятно.
   Например, и слева и справа от кремлевской стены Бабичева у соседей - обычный гнилой штакетник. Он разобран, сквозь него свежие цепочки следов тянутся вдоль железной Пашкиной ограды.
   Что за тропинки? Кто их оставил? И к чему они здесь?
   Рация затрещала, стажер безо всяких позывных взмолился:
   -Але, але, ответьте мне!
   -Ну, что там?- отозвался Руднев.
   -Прибыл ОМОН.
   -Хорошо. Пусть лейтенант возьмет человек десять-двенадцать и сделает все быстро, как обещал.
  
   Стажера Руднев отослал в конец кирпичного забора. Сказал, чтоб не высовывался. Сам встал за березой у другого края кремлевской стены, смотрел сквозь железные прутья сбоку и отлично видел, как все было.
   Омоновцы действовали слаженно, как на учениях - зашли с двух сторон, подстраховывая друг друга, перемахнули через железную ограду, окружили дом. Потом разом, по сигналу лейтенанта, рванули дверь, ломанулись в окна, прорвались на первый этаж, и тут же все стихло - ни криков, ни выстрелов, ни звона стекла, ни грохота опрокидываемой мебели.
   Жуть какая-то. Точно их всех усыпили разом. В верхних этажах мелькнул луч фонаря, свет вспыхнул в окнах и вскоре погас и снова - ни движения.
   Руднев вышел из-за дерева, достал своего макарова, посмотрел на него и положил обратно в карман.
   Вынул рацию, нажал кнопку вызова.
   -Здесь Чаидзе. Что у тебя, Руднев?- заорал в ухо Коля.
   Не отвечая, Руднев дал отбой.
   Дверь в доме распахнулась, вышел лейтенант. Снял вязаную свою рожу с дырками глазами и разорванным ртом, присел на ступеньку, достал сигарету, не спеша, прикурил. Крикнул в темноту:
   -Следователь, где ты там? Заходи.
   Руднев нехотя полез сквозь штакетник. Леша стажер окликнул его от ворот.
   -Тут открыто.
   Через дверцу в воротах, почему-то незапертую, зашли на участок. Командир омоновцев, курил на ступеньках и, не говоря ни слова, только пальцем большим за спину себе ткнул - идите, полюбуйтесь.
   Ущерба большого от штурма не было - так пару окон омонвцы снесли, от того и стекла на полу насыпаны. Хрустели они неприятно. И еще - запах какой-то едкой дряни.
   В гостиной за столом сидели трое. Все в одинаковых позах - в руках стволы, а головы запрокинуты, как будто каждый пытался разглядеть, что у него под задней ножкой стула не самым удобным способом.
   У Паши Холодного глаза, синие и мертвые, были открыты. Он улыбался, как будто вспоминая самое последнее и приятное - как вошла пуля в пашино, не чувствующее боли тело и он, наконец, что-то почувствовал.
   Ковш и Телок, застигнутые выстрелами врасплох, только руки разбросали и были хоть и очень свежими, но обычными трупами быков.
   На столе поверх закусок разбросаны были папки с наклейками "Архив патентного отдела Института за такой-то год".
   Леша стажер вытянул длинную шею, хлопнул глазами без ресниц:
   -Они что, из-за этих папок перестрелялись?
   Омоновцы разбрелись по дому, как по музею, разглядывали бутылки, охотничьи трофеи на стенах, бильярд и камин.
   Командир с порога доложил, спросил, посоветовал:
   - Мы дом проверили - все чисто. С этими,- кивнул на трупы,- тебе самому разбираться. Мы свободны?
   -Скажи, лейтенант, вы спецсредства применяли?- потянув носом, спросил Руднев.
   -В том-то и дело, что нет. А тут за версту то ли черемухой, то ли еще какой-то дрянью несет.
   -Хочешь сказать, их сначала усыпили, потом постреляли из их же стволов?
   -Не знаю,- пожал плечами командир омоновцев.- Но похоже на то. Так мы нужны тебе еще?
   -Здесь трое. А должно быть четверо,- ни к кому не обращаясь, сказал Руднев. Омоновца попросил: - Пусть твои не трогают ничего. - Стажеру строго: - За мной иди.
   Вышел на улицу, воздуха слегка подмороженного без всяких примесей глотнул, достал макарова, курок взвел, осторожно пошел вдоль дома.
   Чистое снежное полотно рвали цепочки следов от железного частокола к дому. Так бежали штурмующие. А вот там что?
   Руднев подошел поближе к забору. Поперек спезназовских тропинок шел одиночный след вглубь участка. Кто-то крался здесь тихо-тихо, оглядываясь на дом, потом припустил скачками, перемахнул на соседний участок, побежал, увязая в снегу, падая и снова вскакивая. И было это совсем недавно.
   Руднев показал след стажеру, вернулся в дом, подозвал лейтенанта.
   -Возьми своих бойцов. Там следок один есть. Пройдитесь по нему. Если кто есть на конце - возьмите. Аккуратнее - наверняка вооружен. Там стажер мой - он покажет. Только вперед вас пусть не суется.
   -Кто ж его вперед пустит,- успокоил лейтенант, и что-то такое показал своим, что они разом поднялись и исчезли.
   В рацию давно уж надрывался Коля Чаидзе, укоряя Руднева, что не держит его в курсе. Руднев ответил - просил передать Хохлову, чтобы машину подогнал к дому, зашел, и чемоданчик судмедэксперта прихватил.
   -А я?- возмутился Коля.
   -Ну и ты заходи.
  
   -Ну, Руднев, ты молодец! - заорал, войдя в гостиную, Коля. - Перебил всех бандитов без суда и следствия и конец делу. Санитар леса. Чаидзе уважает.
   -Сядь, Коля, посиди,- показал Руднев Коле место на высоком табурете у барной стойки.- Тебе от туда все хорошо будет видно. Женя, посмотри - время и причину смерти, а главное, в каком они состоянии были, когда... в них стреляли.
   -В каком, чм, смысле?- не понял судмедэксперт.
   -Ну, вообще,- неопределенно пошевелил пальцами Руднев.- Могли ли сопротивляться, понимали, что происходит, сами в состоянии были стрелять или как.
   -То есть, были ли они в сознании?
   -И это тоже.
   -Вот Руднев, всегда ты так,- осудил приятеля Коля.- Другой бы радовался, что подозреваемые друг друга постреляли и дело закрыть можно. А он все копает, копает. Я ж тебе говорил - в нашем деле - главное вовремя остановиться.
   -Ладно,- согласился Руднев, развязал тесемки на одной из папок, полистал свидетельства на изобретение какой-то научной мути.- Учту. Вот еще немножко покопаю, потом зарою и успокоюсь.
   Рация захрипела и заойкала. Стажер Леша вызывал Руднева. Сообщил, что преследуемый, судя по всему, дошел до садового домика, тут, недалеко, через три участка и в нем укрылся. Рядом с домиком обнаружен неизвестный в камуфляже без сознания. И тут беспорядочное сквозь хрип и вой старенькой рации аханье, пыхтенье, вскрики - то, что называется "шум борьбы".
   -Эй стажер,- напомнил о себе Руднев.- Леша, что там у вас?
   Рация отключилась.
   Руднев огляделся. Коля Чаидзе сидел, подбоченясь, на высоком табурете, ноги на приставочке, шлем под мышкой.
   -Коля, у тебя оружие табельное с собой?
   Чаидзе вытащил откуда-то сзади пистолет, перехватил за ствол, протянул Рудневу:
   -У Чаидзе всегда найдется дополнительный боекомплект для друга. Только зачем он тебе,- кивнув в сторону Паши и компании,- они ведь стрелять не будут.
   -Они не все тут собрались,- слегка напряг Колю Руднев.- Один ушел. Омоновцы его обложили тут рядышком. Но ты держи все-таки оружие наготове.
   Коля тут же соскочил с табурета, зашел за стойку, пистолет выложил перед собой.
   Судмедэксперт хлопотал над трупом Телка, как официант над перебравшим клиентом, и на слова следователя не реагировал.
   Руднев шагнул к лестнице на второй этаж.
   -Ты куда?- тут же спросил Коля.
   -Я - наверх. - Спокойно объяснил Руднев.- Посмотреть, как омоновцы берут их дружка.
   -О! И я с тобой.- Обрадовался Коля.- Люблю посмотреть, как захватывают.
   -А как же принцип?- спросил насмешливо Руднев.
   -Какой принцип?
   -Вовремя останавливаться.
   -А ты думаешь что...
   -Самое время,- подтвердил Руднев и взбежал на второй этаж.
   Там он осмотрелся, прикидывая, в какую сторону бежали Леша и омоновцы, толкнул дверь, увидел комнату, заставленную кроватью, платяной шкаф у стены, незашторенное окно. Света не зажигая, шагнул в спальню, плечом, ухом, краем глаза почувствовал что-то сбоку, пистолет выхватил, повернулся, наставил на большое темное, нависшее над ним. Тут же понял - неживое, неподвижное, на фигуру человека только похожее. Присмотрелся - чучело медведя с подносом - на него выставляли бутылки со стаканами, когда, напарившись в сауне и нагулявшись внизу, тащили наверх по койкам лядей, чтобы, опроставшись по первой можно было выпить и приготовиться ко второй.
   Поспешил дух перевести Руднев - раз в год и незаряженное ружье стреляет и чучело грызется. Только к окошку шагнул, посмотреть, что там при захвате со стажером стряслось, кто-то щелкнул, взводя курок, и сказал тихо:
   -Брось пистолет, Руднев. И руки подними.
  
   3.
  
   Чугун шел сквозь пустую электричку с бутылкой пива в руке и полными карманами денег, увидел парочку сопливую - она глазастая в белой шапочке с помпоном, он - нагловатый, с подбритыми височками и длинным языком, проходя, заметил, как екнуло у парня, вернулся, улыбнулся по хамски, девку задом к стене прижал - она только пискнула, а парень ручонку к лицу поднял, не девку, морду свою наперед защищая.
   Чугун, с парня глаз не сводя, девке сунул лапищу под куртку, грудку тощую сжал, парень оглянулся, ища помощи, и тут же получил:
   -Смотри гнида, как я твою телку сейчас у тебя на глазах чпокну.
   У парня губы затряслись, брови страдальчески поднялись,
   захныкал:
   -Не надо...
   С самого утра Чугуну надо было кого-нибудь от души размазать, ну хоть бы эту парочку, напоследок подвернувшуюся, и кошелка старая, что перебиралась из другого вагона, не помешала бы - хоть у них вдруг голоса прорвались бы, и они закричали, но Чугун вспомнил про деньги, про Ковша, который завалился на собственном нахрапе и все дело их похерил, сжал напоследок девкину звизденку, затянутую в джинсы, парню пивка в штаны плеснул:
   -Обоссался... ну и вали отсюда. И шлюшку свою прихвати.
   Парень встал, девка затряслась мелко - оба свалили.
   Чугун глотнул холодненького, ногу на скамейку протянул, а тут и мент катится - молоденький, розовый от мороза, лох в форме. Чугун ногу хотел убрать, шапку на глаза потянуть, но как заклинило - хлебнул внаглую из бутылки, руку сунул под куртку, к стволу поближе и на мента уставился. С другой стороны - чего терять-то? Все равно в бега.
   И первокурсник этот из ментовской школы все понял - дернулся, было, вспомнил, что не при исполнении, сделал вид, что, в общем, все нормально, отдыхает гражданин, и прошел мимо, отвернувшись.
   -Лохи только силу понимают,- вспомнил Пашу Чугун.- Чувствуют силу, мочатся под себя и делают, что скажешь. А стоит отпустить - наглеют.
   Как все эти директора сервисов, держатели конторок, лавочек, забегаловок, зубных кабинетиков, всегда льстивые, угодливые, конвертики с деньгами протягивающие, сегодня точно почувствовали, что у бригады проблемы - здоровались сквозь зубы, смотрели косо, деньги отдавали, как последние и взаймы.
   А деньги хорошие.
   Чугун кожей почувствовал пачки в карманах, в конвертики расфасованные. Десять штук. Тут тебе и бумер нормальный и хата съемная на полгода. Соскочить бы с такими деньгами, свое дело открыть.
   И думать нельзя. Если кто узнает, что ты общак скрысятничал, не те так другие придушат, колодку в глотку забьют.
   Не то, что мрамора - креста на могиле не поставят.
   И хоронить нечего будет.
  
   Чугун дверцу в воротах толкнул, на участок зашел, и тут же прыгнул за джип, спрятался.
   Прижался к пухлому шипованному колесу спиной, пистолет достал, подержал на груди, как свечку, прополз между машинами и забором, медленно-медленно приподнялся, из-за скорой выглянул.
   В окнах свет, над крыльцом фонарь горит, дверь входная отлично видна.
   А перед дверью трое в камуфляже, в вязаных шлемах, с автоматами узи, подобрались как, на старте, до трех досчитают и ломанутся в дом.
   И двое еще, таких же по углам дома - прикрывают.
   -Е-ма-е!- Чугун сам себя сдернул вниз, сунул за колесо, держа пушку наготове, самым краешком глаза из-за бампера глянул.
   Те на крыльце разыграли в одно касание - двое дверь рванули, третий, как шары в кегельбане, две какие-то штуки в гостиную катанул, и тут же за шторами без звука вспыхнуло так, что Чугуну как будто шапку кто до воротника натянул - темнотища, ни черта не видно. И не видел Чугун, как трое, натянув носатые резиновые маски со стеклянными глазами, ворвались в гостиную полную желтого газа, и Чугун услышал выстрелы, которыми парни в камуфляже, разоружив обездвиженных Пашу, Телка и Ковша, добили из их же собственных стволов.
   Потом кто-то вышел на крыльцо, сказал, как отчитался: "Чисто" и двое, натянув резиновые маски, тоже вошли в дом.
   Дверь оставили на распашку, шторы раздвинули и окна растворили. Прозревший Чугун, подтянувшись, увидел из-за скорой ярко освещенную внутренность гостиной, барную стойку, лестницу на второй этаж, зеленое сукно бильярда и сидящих за накрытым столом, запрокинувших головы назад до отказа Пашу, Телка и Ковша.
   Те в камуфляже деловито разбрасывали по столу какие-то папки с бумагами - вроде Паша с пацанами открывали заседание, а один с торчащей из-под маски лысой макушкой в рыжих курчавинах, из глубины комнаты смотрел в окно, как будто Чугуну прямо в лицо заглядывал.
   Чугун пригнулся, дернулся к воротам, понял, что через раскрытую дверь его отлично будет видно тем в доме, пригнувшись, почти касаясь руками земли, побежал, поклевывая носом снег, петушиной побежкой к соседскому забору. Не в силах обернуться, чтобы проверить, действительно, те в камуфляже, соскочили с крыльца и догоняют его или кажется только, перемахнул через забор, споткнулся, врылся в снег, вскочил, свернул вбок мимо темной одноэтажной дачки, переполз через сетку рабицу, потом снова и снова, ломая штакетник, петляя по участкам, уходил вглубь поселка.
   Далеко не ушел.
   Через три участка выскочил на чищеную дорожку, добежал до сортира дачного, влез туда, крючок накинул, сел на нары с дыркой. Те протопали, перекликаясь, связались с кем-то по рации, получили указание и исчезли.
   Чугун сидел над очком, курил, смотрел в щель между досками. Наконец, решился, вылез, дошел по дорожке до садового домика, с освещенными маленькими окошками, дверь домика открылась, на крылечко преспокойно вышел точно такой же, как те, в камуфляже.
   Чугун, ни слова не говоря, снес мужика, тот и понять ничего не успел, отрубился, получив от Чугуна мощный удар по голове, тот самый, фирменный, убойный, за который и получил он свое прозвище на зоне.
   Сдернув узи с плеча отрубившегося, Чугун тело снегом припорошил и, не зная, куда теперь, с автоматом в руках заглянул в домик.
   На кухоньке горел газ, и там было пусто. В комнате вокруг обогревателя, со связанными руками сидели две бабы, пацан и мужик бородатый.
   Увидев Чугуна с автоматом, вскрикнули, глаза зажмурили, руками связанными как по команде головы закрыли.
   Но Чугун успел разглядеть - баба-то одна - старая знакомая. Та самая, которая поливала его слезогонкой в подвале.
   Гладыш ее фамилия - вспомнил Чугун.
  
  
  
   ГЛАВА XV
  
   1.
  
   -Саш, ну как ты?- заботливо спросила Вава, глядя на Федотова, какой он большой и беспомощной, с разбитым носом и губами, запекшимися в бороде, и ей хотелось обнять его и погладить, как ребенка, но руки у них теперь были связаны заскочившими в домик вслед за Федотовым парнями в пятнистой форме, один из которых маячил теперь под окнами, вроде часового.
   -Терпимо,- сморщил бугристый свой лоб Федотов, точно вот-вот придумает что-то спасительное, но ничего не придумал, сказал только, покачиваясь взад вперед, как еврей на молитве: - Выбираться как-то отсюда надо.
   -Безвыходных положений, Саша не бывает,- ласково сказала Вава.
   -Ну да, вяло отозвался Федотов.- Безвыходные - это когда ни один из выходов не подходит.
   А что подумал - не сказал.
   -Значит, надо выбрать самый неподходящий и по нему выбираться,- попытался сострить Рис.- Только хорошо бы при этом знать - что собственно происходит.
   -... вы так и будете философствовать, вам может быть тут нравится, вы, наверное, решили пожить немножко по-семейному,- как всегда без запятых забормотала Киса,- а у меня, между прочим, муж есть, он там с ума сходит, вообразил черт те что, я его знаю. Я говорила - надо было раньше выбираться, не ждать этого Федотова - он если и приедет, то со всей бандой. Вот и приехал.
   -А, в самом деле,- спросил Рис.- Как они на вас вышли? И где? Вообще, что, собственно, произошло?
   -Ну, вычислить Вавину дачку, труда им не составило. Она ведь на Гладыш записана, так Вава?
   -Ну, да. На маму. А фамилия у нас - одна,- загрустила Вава.
   -Правильно,- кивнул Федотов. - Вот они по базе данных какого-нибудь земельного комитета нас и нашли. Хотя, честно говоря, я думал, что суток двое у нас в запасе есть. Оперативно сработали. Даже слишком.
   -Вы это о чем?- заинтересовался Рис.
   -Они меня на шоссе тормознули,- заерзал, вспоминая, Федотов.- Ехали на встречу на своем джипе, увидели, развернулись, догнали, к обочине прижали, и... навалились.- Федотов, поморщившись, сглотнул.- Только мне показалось потом... по их разговору, что они вовсе не за нами сюда ехали. Были у них какие-то свои дела. А на меня случайно наскочили. Если, конечно, не сообщил им кто-нибудь, где мы находимся.
   -...кто же это сообщил, кто мог им сообщить, вы на кого это намекаете тут, Федотов,- занервничала почему-то Киса,- некому кроме вас было этим бандитам ничего сообщать, вот вы им и сообщили, а они вас для виду побили и снова к нам посадили.
   -Ну почему же некому,- вступилась за Федотова Вава.- У тебя, например, в банде - свой человек. Этот твой, Фаллос. То есть Олег.
   -Это какой Олег?- спросил Федотов.
   -Кисина любвь - такой, лысый весь, розовой кожей обтянут, а глаза рыбьи,- набросала портрет Вава. - И волосы такие, сзади на шее...
   -Рыжие? На... penis похож?- все также покачиваясь взад и вперед, уточнил Федотов.
   -Точно. Да ты ведь знаешь его. Я тебя с ним видела в пабе на Тверской,- обрадовалась чему-то Вава.
   -... ну вот, они знакомы, я так и думала, а он еще намекает - кто сообщил, кто сообщил.
   -А действительно, Саш, откуда ты его знаешь? И о чем вы тогда говорили?
   Федотов вздохнул.
   -Знаете что, Федотов, - произнес Рис.- Расскажите-ка вы все, что знаете.
   -Про что?
   -А вот про эту историю. Кто тут чего ищет, причем здесь прибор, почему народ гибнет, кто за кем бегает и что скрывает. И про Алекса не забудьте.
   -Долгая история,- снова вздохнул Федотов.- А времени у нас, судя по всему, совсем немного.
   -Судя почему?- встрепенулась Киса.
   -А вы покороче,- настаивал Рис.
   -Примерно полгода назад, я получил по электронной почте странное письмо, - начал Федотов.- Писал человек, хорошо информированный о том, что происходит в Институте.
   -Почему вы так решили?
   -Он знал, что мое сотрудничество с академиком ограничивалось чисто теоретическими вопросами, что к его опытам я доступа не имел и потому относился к ним скептически, ну и так далее. В письме прямо говорилось, что в бывшем патентном отделе Института, в кабинете академика и в его компьютере можно найти все, что нужно для восстановления прибора, дальнейших его испытаний и привлечения финансов на нужды Института. А вскоре я получил конфиденциальное предложение от молодого Черникова, заняться розысками и попытаться восстановить биостимулятор. Но уже не в интересах Института. А в его собственных.
   -И тоже бесплатно.
   -Ну, разумеется, нет.
   -И вы согласились.
   -Я.... не отказался, хотя во всю эту затею не верил и, честно говоря, и сейчас-то не очень верю. В общем, я предпринял кое-какие шаги. Толком ничего не нашел и собирался писать Черникову в эту его заграницу, что никакого прибора нет и не было, как вдруг он сам прислал мне довольно сухое письмо, в котором отказывался от моих услуг в довольно угрюмой форме. Я понял, что в нашу переписку кто-то влез и этот "кто-то" предложил Черникову решить проблему своими средствами.
   -Вы его вычислили и связались с ним?
   -Ну, да.
   -Зачем?
   -Во-первых, я понял, о каких тут деньгах идет речь, а во вторых...
   -Достаточно во-первых.
   -Нет, но мне действительно небезразличны средства, которыми эти люди пользовались. И после гибели Тришина...
   -А зачем его было убирать?
   -Не знаю. Может, старику что-то стало известно, может, ему прямо предложили деньги за информацию, он возмутился, и его убрали, чтобы шум не поднимал.
   -Ваш электронный псевдоним - Алекс?
   -Ну,... В общем,- замялся Федотов.- Да.
   -Так это, значит, я с вами...- смущенно начал Рис.
   -Переписывались вы со мной,- подхватил Федотов.- То, что вы молоды, я предполагал. Но что вы - сын Вавы, догадался не сразу.
   -А когда догадались?
   -Во время передачи денег. Очень уж по-мальчишески все это было придумано, и выследить вас не составило труда.
   -Вы хотели меня кинуть,- напомнил Рис.
   -Я хотел вас... Испытать.
   До этого момента Вава с Кисой следили за беседой Риса и Федотова, как за скачущим от игрока к игроку пингпонговым шариком.
   -Стойте, стойте,- поймала шарик Вава.- Какие деньги, кто кому передавал? Рис, ты с Федотова деньги получал? За что? И куда они потом девались?
   -Ой, ма, перестань, - покривился Рис.- Деньги мне нужны были, чтобы вернуть ноутбук, который я взял у одноклассника.
   -Ну и вернул бы ноутбук. Причем тут деньги?
   -Ну, не мог я вернуть.
   -Почему?
   -Отняли на улице.
   -Да, но почему ты должен был платить, я не понимаю? Сказал бы мне, я сходила бы к родителям этого мальчика и все им объяснила.
   Рис вздохнул и попробовал развести руками.
   Но руки были связаны.
   -И ты что, попросил денег у Федотова?- изумилась в свою очередь Киса.- А он тебе их дал?
   -Рис!- укорила Вава.- Как же ты мог?
   -Да ни у кого я ничего не просил!- почти закричал Рис. - Я продал Алексу кое-какую информацию по этому делу, чтобы решить свои проблемы. Откуда ж я знал, что Алекс - Федотов. Хотя, конечно, подозревал. Кстати, я не сильно вас напряг суммой?
   -Да, нет. Кое-какие средства на проведения расследования мне Черников выделил.
   -И эту информацию он тоже оплатил?
   -Ну, в общем, да.
   -Вы недостающую часть архива Черникову отправили?- прямо спросил Рис.
   -Отправил-то Черникову...
   -А оказалась она у этих,- догадался Рис.
   -Так оно и было,- подтвердил Федотов.- Но, видимо, ничего они понять не смогли, и тогда этот вот Олег обратился ко мне за консультацией, как к бывшему сотруднику академика.
   -И представился он...
   -Олег, работник спецслужб.
   -Удостоверение показал...
   -Да сунул какую-то корочку.
   -И что там было написано?
   -Толком я не разглядел. Олег какой-то с фамилией такой телевизионной, не то Затевахин, не то Запевахин. Кажется майор.
   -Это что?- встряла Киса.- Нас два дня по городу гоняет наше родное ФСБ? Да они же форменные бандиты.
   -Не знаю,- пожал плечами Федотов.- Может они бандиты, играющие в спецслужбу. А может спецслужба, работающая под бандитов. Может, они охотятся за стимулятором. А может, за Черниковым. А может и то и другое. Какая нам-то разница?
   -А вот то, что мы вчера здесь напридумывали - три карты, Герман, усилитель, фильтр, преобразователь - это все...
   -У них, - подтвердил Федотов. У них.
   -А они знают - что именно они получили?
   -Знают,- опустил голову Федотов.
   -Вы им объяснили?
   -Пришлось.
   -То есть они получили, то, что искали и оставили вас... - Рис покосился на Ваву с Кисой и прикусил конец фразы "оставили в живых".- Значит мы им зачем-то нужны.
   -Или они просто пока не решили, что с нами делать,- кивнул Федотов.
   -Угу. В любом случае отсюда надо выбираться. И как можно скорее.
   -Знаешь способ?- воспрял, наконец, Федотов.
   -Есть один план,- тихо поделился Рис.- Мне бы для начала руки развязать.
   -Ну, эту проблему я как раз почти ... решил,- интенсивно качаясь взад и вперед, как будто молитва вот-вот кончится,- объявил Федотов.
   -Ага. То-то я смотрю, вас трясет всего. Веревочку перепиливаем?
   -...а-а-а-а-а,- завыла вдруг тонко Киса, как-то вся сжалась, спиной оттолкнулась от дивана, вскочила на ноги, с разбегу проскочила кухню, ударила плечом в дверь, вывалилась на снег прямо под ноги мужику в вязаном шлеме, забилась на снегу в истерике:- ... позовите Олега, скажите, что Киса здесь, я Киселева, он меня знает, он меня отпустит, я делала все, как он просил, только отпустите меня...
   Мужик, подсунув руку Кисе под живот, поднял ее, понес, как щенка, держа автомат на отлете, бросил возле дивана.
   Черное вязаное папуасное лицо его в дырах рта и глаз ровным счетом ничего не выражало, и было ясно, что говорит он в первый и последний раз, а потом сделает, как говорит.
   -Я вам рты заклеивать не буду. У меня приказ - стрелять, когда сам решу, что пора. Если хоть звук услышу, пристрелю первым... - помедлил, переводя взгляд с одного на другого, выбрал, ткнул пальцем в Риса,- тебя.
   -А следующим - тебя!
   Пнул для убедительности Федотова носком армейского ботинка под ребра. И вышел.
   -Понятно, кто у нас тут сообщает,- подумали разом приговоренные Рис и Федотов и посмотрели на Кису. Но промолчали.
   Вава губы закусила, со страхом и жалостью глядя на Риса и Федотова.
   Киса сидела, уткнув лицо в колени, беззвучно и мелко трясясь.
  
   За дверью ясно слышен был удар, как в боевике за кадром - обухом по куску мяса, что-то тяжело рухнуло на дорожку, поволокли, пошуршали за домиком, входная дверь, крякнув, распахнулась, в кухне тяжело затопали, в комнату, размахивая коротеньким автоматом, ввалился бритый детина и застыл на пороге, озадаченно разглядывая связанных. Вдруг заржал, зло обрадовавшись:
   -Йед твоють, и ты здесь, Гладыш. Хоть тут мне повезло!
  
   2.
  
   В окне Руднев мог видеть маленький садовый домик с освещенными окнами через пару участков, а, присмотревшись, различить фигурку омоновца у заборчика напротив входной двери.
   Только для этого надо было встать так, чтобы заслонить спиной свет, падающий с лестницы. А если чуть сдвинуться вправо, в окне отражалась внутренность комнаты, совершенно пустой дверной проем, шкаф, кровать, чучело медведя.
   -Где же он, сволочь, спрятался,- спрашивал себя Руднев, роняя под ноги пистолет, медленно поднимая руки.
   -Пистолет сюда,- приказали из-за спины.
   Руднев, не опуская рук, поискал ногой макарова, нащупал, толкая, чуть наклонился вперед, увидел блеснувший отраженным блеском в окне под лапой медведя ствол, крутанулся винтом, валя чучело на притаившегося за ним, с жестяным звуком грохнул поднос, под медведем кто-то закряхтел, забился, Руднев придавил к полу дуло пистолета, перехватил, вырвал, вставая, подобрал свой, наставив оба ствола на завалившегося под медведя, приказал тихо:"Вылезай!"
   -Руднев!- кричал снизу Коля Чаидзе.- Что у тебя там, Руднев? С кем у тебя там махаловка?
   -Все нормально. Я тут медведя завалил.
   -Медведя?- захохотал Коля.- Шутишь?
   -Не настоящего. Чучело.
   -Может мне подняться, помочь разобраться?- острил Коля.
   -Не надо. Сам справлюсь.
   -Как там омоновцы?
   -Все в порядке,- выволакивая из-под чучела какого-то плечистого, тяжелого, толкая его на кровать и защелкивая наручники, отмахнулся от любопытного Коли Руднев.- Бандит в домик тут один забежал. Взяли в кольцо. Сейчас выкуривать будут. Ты там за дверью входной смотри.
   -Ладно. Кого ты учишь!
   Руднев закрыл дверь, зажег ночник на одной из тумбочек, другую придвинул к двери, сел на нее, закурил, рассматривая лысого, с продолговатой голой головой, прозрачными глазами без ресниц, с курчавой шерстью на шее.
   -Ты кто?
   Лысый, похожий на хрен знает что, выпучив рыбий глаз свой, губами пошлепал, головой голой мотнул на нагрудный карман комбинезона:
   -Там.
   -И что там?
   -Удостоверение.
   Руднев вытащил, открыл старомодную алую книжицу, прочел вслух:
   -Залипахин Олег Павлович. Майор ФСБ, - и удивился:- Какой же ты майор, ты ж в запасе давно.
   -Ты дату посмотри.
   -Действительно до... Хм. Действительно,- согласился Руднев, сунул корочки в карман Залипахину, хлопнул по соседнему, извлек из него конвертик с двумя дискетами, повертел в руках, оценил спокойствие обыскиваемого, положил на место.- Ну и что ж ты тут майор делаешь - над гостиной с горой трупов довольно странного происхождения.
   - Слушай Руднев,- Олег Павлович сел на кровати поудобнее.- Давай сразу договоримся.
   -Смотря о чем.
   -Дело тебе твое вести от силы часа полтора.
   -А потом что?
   -А потом будет приказ передать все следователю ФСБ.
   -То есть - тебе?
   -Мне или другому кому - не важно.
   -Это в связи с чем?
   -А в связи с тем, что тут интересы государственной безопасности.
   -И что же госбезопасность тут интересует?
   -Не важно. Важно, с какой формулировкой ты передашь нам дело. Формулировки могут быть разными.
   -Например?
   -С представлением к награде и присвоением очередного звания в связи с успешно проведенной операцией.
   -Или?
   -Или со снятием с должности и возбуждением уголовного дела по статье превышение служебных полномочий. От пяти до семи лет в колонии строгого режима.
   -И что же я должен, по-твоему, делать?
   -Вопрос правильный,- кивнул Залипахин.- Во-первых, отзови своих омоновцев, пока их мои ребята не перестреляли.
   -Так там же последний живой бандит из бабичевской группировки!
   -Вот поэтому и отзови,- не сдержал усмешку Залипахин. и выставил руки перед собой.- И браслеты сними с меня.
   - Да погоди ты с браслетами,- отмахнулся Руднев.- А Чугуна вы значит при задержании... И никаких свидетелей?
   -А ты мужик башковитый,- похвалил Залипахин.- Ну, давай, давай, доставай свой ключик, открывай замочек, бери рацию и командуй.
   Рация сама защелкала, заскрипела, вскрикнула голосом стажера Леши.
   -Ну что там?- спросил Руднев, подходя к окну и наблюдая, как кружат темные фигурки омоновцев вокруг домика, а на дорожке лежат такие же, только руки за голову.
   -Тут такое дело,- не зная как начать, тянул Леша.- В общем, бандит этот, по следу которого мы шли, захватил заложников.
   -Каких заложников, ты что, откуда здесь в это время заложники?
   -Сейчас, сейчас,- торопился Леша. - Понимаете, заложники тут уже были, в том самом домике, в который он заскочил.
   -Что значит были?
   -Ну не знаю, то ли их привезли, то ли тут захватили. Сидели связанные.
   -Да кто захватил-то?
   -Какие-то мужики в форме. Один охранял. Двое в засаде сидели и двое еще в джипе тут на дороге. Одного наш бандит завалил и в том доме скрылся.
   -А другие?
   -Их наши омоновцы разоружили.
   -И что они?
   -Матерятся.
   -Что говорят?
   -Говорят они из ФСБ, что у них тут операция.
   -Слушай Руднев, - приподнялся Залипахин,- если с моими людьми что-нибудь случится...
   -Да заткнись ты,- огрызнулся Руднев и Леше:- Что там все-таки с заложниками? Сколько их?
   -Заложников четверо - мужчина, две женщины и подросток.
   -А ты откуда знаешь?
   -Пока омоновцы возились с фээсбешниками, я подполз, в окошко заглянул. А они уже сидят там связанные. А Чугун этот над ними измывается.
   -Так, когда все кончится - получишь взыскание!
   -За что?
   -Я же тебе говорил не высовываться! Дальше. Ты их разглядел?
   -Мужика и подростка я не знаю, а женщины... По-моему, это те, которые пропали из ПАПа - Гладыш и Киселева.
   -Так они же просто загуляли. И как ты мог их узнать, ты никогда их не видел.
   -Сегодня, пока вас не было, с утра забегала эта Ира, секретарша. Сказала, что второй день их нигде найти не могут, что они боятся, оставила фотографии.
   -Так. Второе взыскание получишь.
   -За что?
   -За то, что не доложил вовремя. Что бандит этот, Чугун, вооружен?
   -У него автомат узи, судя по всему у фээсбешника забрал и пистолет.
   -Чего требует?
   -Да всего - автобус, самолет, миллион долларов.
   -Сколько времени тебе дал?
   -Просил час, я соглашался на два, договорились на полтора.
   -Ведите с ним все время переговоры.
   -О чем?
   -О чем хотите. Выдвигайте и меняйте условия. Пусть отпустит подростка. Потом женщин. Потом пустит врача, возьмет передачу для больного. Любую ахинею, только не давайте ему расслабиться и подумать. Понял?
   -Так точно.
   -А я вот ничего не понял,- сказал зачем-то Руднев.- Потому что не слышал ни хрена. Ты вот что, Леша, перейди сейчас на дежурную волну и повтори мне все то же самое по рации омоновской. Ты меня понял?
   -Так нас же все услышат.
   -Я тебя не об этом спрашиваю,- рассвирепел вдруг Руднев.- Я спрашиваю - ты меня понял?
   -Понял.
   -Отлично. У лейтенанта ко мне вопросы есть?
   -Спрашивает, что с этими фээсбешниками делать.
   -У них документы есть?
   -Нет.
   -Пусть отведут в машину и там подержат. До выяснения личностей. Ясно?
   -Ясно.
   -Выполняйте.
   -Ну, ты, Руднев, козел,- убежденно сказал Залипахин.- Ты хоть понимаешь, что сам себе сейчас срок наматываешь?
   Руднев не ответил, посмотрел на экран звонившего без перерыва мобильника, стряхнул звонок, как температуру с градусника, набрал чей-то номер, подождал, дал отбой, держа трубку в руках, ждал пока перезвонят.
   Перезвонили тут же.
   -Да, Славик,- откликнулся Руднев на звонок Висляева.- Нет, я тебе не звонил. Извини старик, не до тебя сейчас. Да. В Подмосковье на операции. Подожди, самолет пролетит. Нет не Внуково, Шереметьево. Да тут рядом, дачный поселочек одноименный. Нет, ближайшие полтора часа будет напряженно. Да все службы. Есть. И это тоже. И такого хватает. Ожидается,- очень коротко отвечал Руднев на вопросы Славика Висляева. А тот записывал.- Ох, извини, меня по рации помощник вызывает - доложить обстановку. На дежурной волне. Все.
   -Да-а, Руднев, - только и смог выдавить из себя Залипахин. - Ты даже не козел. Кто ты, только в камере определят. Если доживешь до камеры. - И тут же крикнул в болтавшийся сбоку микрофончик своего мобильника: - Залипахин слушает, тут у нас...
   -Залипахин занят, - сорвав с майора телефон, гаркнул в микрофон Руднев. - Перезвоните через полчасика.
   -Эй, Руднев, с кем ты там заперся?- толкнул дверь Коля Чаидзе, успел разглядеть, пока Руднев выпихивал его в коридор и замок защелкивал: - А-а, Олег Палыч, а что вы тут делаете? Да еще в наручниках?
  
   -Руднев открой, что у тебя там происходит? Ты с ума сошел майора ФСБ арестовывать?- стучался Чаидзе в запертую дверь.
   -Коля, я тебя предупреждал,- не открывая, чуть повысил голос Руднев:- Тебе самое время остановиться.
   -Да ты что, Руднев, сдурел что ли? Тебе тут Ковалев обзвонился!
   -Скажи, что не можешь связаться. Через полчаса я ему сам перезвоню.
   -Руднев,- жалобно просил Коля.- Я тебе как другу советую - свяжись с Ковалевым.
   -Да у твоего Руднева совсем крыша съехала,- крикнул Залипахин.
   -Коля - иди вниз и сиди там тихо. Ты к этому никакого отношения не имеешь.
   -Учти, Чаидзе,- воспрял Залипахин, видимо знакомый с Колей.- Не препятствуя Рудневу превышать служебные полномочия, ты становишься соучастником. А это - срок!
   Руднев, ни слова не говоря, крутанул Залипахина, ткнул лицом в постельное покрывало, обхватив завалившегося медведя поперек туловища, приемом вольной борьбы бросил его на майора.
   Пауза повисла, как после убийства.
   -Руднев,- тихо позвал Коля. - Ты живой?
   -Да,- потер лоб Руднев.
   -А Залипахин?
   -Пока да.
   -Послушай Руднев,- в последний раз попытался Коля.- У меня приказ - если в ближайшие пятнадцать минут ты не свяжешься с Ковалевым и не объяснишь, что происходит, не выполнишь его указания, ты отстраняешься от операции.
   -А командование примешь ты,- утвердительно сказал Руднев.
   -Прикажут - приму.
   -Ладно. Пятнадцати минут мне хватит. Иди пока.
  
   3.
  
   -Ну что, Гладыш,- присел на корточки Чугун перед Вавой.- Думала, не встретишь меня больше? Не-е-т, Бог есть!
   Киса быстро-быстро отползла в сторону, Федотов попробовал приподняться и тут же получил удар наотмашь по лицу. Голова его мотнулась, затих на время. Рис пристально смотрел в окно за диваном.
   Чугун цепко схатил Ваву за колено, надавил, разводя ноги:
   -Ну, тебя как - здесь или на кухню тащить?
   -Эй,- тихо окликнул Рис Чугуна. Тот дернулся, точно ему в ухо крикнули.
   -Тебе чего?
   Рис медленно поднял глаза, легонько ткнул подбородком в сторону окна. Чугун голову повернул, встретился взглядом с заглянувшим в окно Лешей стажером. Леша тут же исчез, точно его сдернули. Чугун рванулся к окну, выставив автомат вперед, потом к другому. Увидел черные силуэты омоновцев, присел, медленно стал подниматься, приподнимая автомат к лицу, и только что не приговаривая: "Живым я вам не сдамся!"
   -Эй, мужик,- позвал тихо Рис.
   -Заткнись, недомерок,- огрызнулся Чугун.- Вякнешь, первого положу.
   -Рис,- прокряхтела в отчаянии Вава.
   -Меня вам убивать нет никакого смысла,- настаивал Рис. - Я для вас здесь самое ценное.
   -Что ты гонишь?- покосился на Риса Чугун и тут же дернулся, вскинул автомат, зубами заскрипел: - Ну, все, звиздец, отгулялся!
   Прилипший к черной растопыренной яблоне лейтенант омоновцев жестами недвусмысленно готовил штурм. Короткими перебежками ребята в кокосовых шлемах, подбирались поближе к дому. Лейтенанту осталось поднять руку повыше, дать отмашку и полетят стекла, рухнет дверь, взорвется слепящая хрень, сползет по стенке Чугун и так и останется сидеть, голову назад запрокинув, как Паша и Телок с Ковшом.
   -Длять, ну хоть напоследок,- выцеливая размахивающего руками у яблоньки, сказал, прощаясь, Чугун.
   -Стойте! У вас же заложники,- напомнил Рис.
   -Ну, все,- перевел автомат на Риса Чугун, потянул спусковой крючок, Вава широко глаза открыла, рот разинула в отчаянном беззвучье...
   -Что ты сказал?- ослабил вдруг палец Чугун.
   -Заложники,- повторил Рис, глядя в глаза Чугуну.- У вас - заложники - женщины и ребенок.
   Чугун стоял, вытаращив глаза, соображая.
   -Давай скорее,- торопил Рис.- Они ж нас сейчас всех перестреляют!
   -Твою мать,- сплюнув кровь на пол, подхватил Федотов.- Кричи: "У меня заложники! Отойти всем от дома!"
   Чугун, сообразив, наконец, пнул на всякий случай Федотова, ткнул стволом в окно. Посыпались стекла.
   -Эй, там, менты,- взревел Чугун.- У меня заложники. Две бабы, мужик и ребенок. Начальник, отгони своих псов к забору. Иначе я их тут всех постреляю!
   Лейтенант руку поднял, кулак сжал, все замерли.
   -Ну, ты че, не понял что ли?- расходился Чугун.
   Командир махнул рукой. Бойцы отошли к улице. Леша стажер, прикрытый густой елкой, крикнул:
   -Ваши условия?
   -Длять, условия,- сопел, соображая, Чугун.- Водки бы сейчас.
   -Требуйте начальника ГУВД, прессу, автобус, самолет и миллион долларов.
   -Президента не потребовать?- попробовал заткнуть Риса Чугун.
   -Можно потребовать, - кивнул Рис. - Но он не приедет. И время назначьте.
   -Какое время?
   -Сколько вы им даете на выполнение ваших требований.
   -Эй, там, ментяра,- заорал Чугун.- Чтоб через час был начальник ГУВД, БМВ семера, самолет с командой и миллион долларов,-и, вспомнив, наконец, Голливуд, добавил от себя:- А то я заложника грохну.
   Леша, с лейтенантом перекинулся, начал торговлю:
   -Два часа! Раньше не успеть!
   -Полтора,- крикнул Чугун. - Задницей шевели.
  
   -Ну, что,- время есть, бабцов навалом, водки только не хватает,- расходился Чугун, оглядывая повязанных. - Что скажешь, вундеркинд? Спасибо ждешь? Я тебя последним шлепну, идет?
   -Времени у вас совсем нет,- поправил Чугуна Рис.
   -Это почему же? Сам же говорил - заложники.
   -Через сорок минут здесь будет вся федеральная, городская и областная милиция, батальон ОМОНА и группа Альфа.
   -Да ты че,- опешил Чугун.- Ты че, подставить меня вздумал? Вот я тебе сейчас в рот выстрелю, выкину через окно, и здесь никакой Альфы отродясь как не было, так не будет.
   -Никого из заложников вы убить не можете,- спокойно возразил Рис.- После первого же трупа, штурм начинается автоматически, как единственная возможность уменьшить количество жертв. Захватившего заложников при этом убивают.
   -Длять!- опустил автомат Чугун.
   -Уходить вам надо,- сказал, переглянувшись с Федотовым, Рис.
   -Да как отсюда уйдешь? Ты что ли, козявина, меня выведешь?
   -Возле двери в полу кольцо видите? - глазами показал Рис.
   -Ну. И что?
   -Там ход в подпол.
   Чугун подошел, рванул кольцо, обнажив серый занозистый испод, откинул крышку погреба к стене. Неглубокий кирпичный колодец дыхнул сырым и затхлым.
   -Ну, погреб. Ну, спрячешься на время штурма. Все равно достанут.
   -Не достанут.
   -Хорош, темнить, говори! - замахнулся Чугун.
   -Между полом и землей есть проход. Человек пролезет. С той стороны,- Рис кивнул на перекликавшихся за окнами омоновцев,- все завалено снегом. Они думают под домом - фундамент. А дом на столбиках из кирпичей стоит. Из погреба можно проползти за дом, где у них никого нет. Потом в лаз под забором. И участками уйти.
   -Ага, я полезу, вы вой поднимите и меня шлепнут! - недоверчиво, но с надеждой, что этот чертов пацан и тут придумает что-нибудь, сказал Чугун.
   -Возьмите с собой одного заложника. Для гарантии.
   -Так я тебя и возьму.
   -Рис, что ты придумал, я запрещаю,- сама не зная, что говорит, вскрикнула Вава.
   -Стой-стой,- насторожился Чугун.- Вы что - родственники что ли? Ты ее сын? А ты мамаша? Ха! Слушай мамаша,- подсел к Ваве Чугун.- Значит, если здесь кто рот разинет, я твоего мальца на кусочки порежу. Ножом. Поняла?
   Схватил за щеки, надавил, тряхнул.
   -Я спросил - поняла?
   Вава затрясла головой.
   Рис за спиной Чугуна показал Федотову глазами на диван, губами изобразил: "Подпол задвиньте и на диван все!"
   Федотов кивнул, засосал кровавую слюну, сплюнул.
   - Ну, давай,- ткнул автоматом в погреб Чугун. - А я посмотрю. Если там засада они твою умную башку первой прострелят. А если сбежишь, я вернусь и с твоей матери кожу сниму.
   Рис подполз к яме в полу, повалился на бок, ноги свесил, сел на краю. Попросил Чугуна:
   -Руки.
   -Чего?
   -Как я с руками за спиной ползти буду?
   - За спиной не нравится? Рвануть от меня задумал? Ладно. Я тебе руки сзади развяжу,- полосонул ножом веревку, размотал, вытянул Рису руки вперед и снова связал.- Я тебе их спереди свяжу.
   -И как ползти?- спросил Рис.
   -Как-как - на боку. Как креветки плавают. Ну, давай лезь, чего базарить-то,- столкнул Риса в подпол и сам туда свесился.
   И тут Леша стажер крикнул с улицы в принесенный из омоновского автобуса мегафон:
   -Чугун, ваши требования выполняются. Машина готова. Самолет на заправке. Деньги везут из банка. Вы получите деньги и улетите, куда хотите. Но вы должны продемонстрировать свою готовность не причинять вреда заложникам. Вам нужно выпустить ребенка!
   -Откуда ты, ментяра, знаешь, что мне нужно, а что нет,- заорал, сидя на полу Чугун.- Делай, что я сказал! Если через час мои требования не будут выполнены, я начну мочить заложников. А будешь мне условия ставить, я пацана первым пристрелю, понял?
   Помолчали. Чугун свесил ноги в погреб. Повернулся к Ваве, ткнул пальцем вниз, провел возле шеи. Мол, если что... Вава связанные руки к груди прижала, умоляюще смотрела на Чугуна.
   -Не слышу ответа!- сразу Ваве и Леше стажеру проорал Чугун.
   -Понял,- крикнул Леша.
   -Мы будем сидеть тихо-тихо,- прошептала Вава, - только вы...
   Чугун, не дослушав, спрыгнул в погреб.
  
   Тесно, холодно и не видно ни черта. Карцер, какой-то для карликов. Куда тут ползти-то?
   -Ну, ты, сучонок, ты где? В игры со мной играть вздумал?- захрипел Чугун.
   -Сюда лезьте, - протянул Рис связанные руки и в ладоши похлопал. Совсем рядом.
   Чугун разглядел, наконец - между краем кирпичной кладки погреба и полом влезть можно. Только как?
   -Там песок,- из темноты подсказал Рис.- Вы его разгребите и лезьте.
   -Гребите. Я тебе сейчас отгребу,- ворчал Чугун, орудуя автоматом, как саперной лопаткой. Дачники хреновы. Ни граблей, ни лопаты. Такой пушкой рыть приходится.
   Чугун продвигался медленно, с натугой, как щуп сантехника по забитой всякой дрянью канализационной трубе. Путь ему преграждали то старые ведра, то детский сломанный велосипед, то какие-то ящики и доски - старье, складываемое Гладышами под дом не одно десятилетие, и Чугун разгребал все это, матерился и снова полз, продвигаясь на хлопки Риса каким-то извилистым, замысловатым путем, а в это время над ними Федотов, допилив остатки веревки и, не обращая внимания на молитвенные телодвижения Вавы, чтоб не делал ничего, а то Рису будет хуже, медленно приподнимая и без звука опуская, подтаскивал диван к прямоугольному отверстию в полу.
   Подполз к краю, прислушался к пыхтению, поскребыванию, ворчливому мату и тихим хлопкам в ладоши, где-то под кухней. Медленно, медленно опустил крышку погреба, в два сильных мягких рывка затащил на нее диван, усадил присмиревшую Кису, перенес Ваву, распутал узлы и снял веревки. Обнял, прижал к себе Ваву, гладил ее, шепча в ухо, какой умный и смелый, и заботливый у нее сын, что это он по его просьбе отрезал бандиту путь назад, чтобы, когда Рис от него убежит (а он обязательно убежит!), тот не мог вернуться и навредить им. И чтобы Вава потерпела еще немного, что скоро все кончится, что теперь тех, кто их связал и грозил им, больше нет, пришли другие люди, из милиции, и пытаются их освободить. А им нужно только подождать немного, и все будет хорошо.
   Вава слушала Федотова, жалось к нему все теснее, лицом зарывалась в бороду, и по шее за воротник текли Федотову теплые Вавины слезы.
   Киса придвигалась к ним, слушала шепот Федотова, верила и не верила ему, после своей неудачной попытки спастись одной с помощью Олега она как-то притихла, и теперь они сидели втроем, обнявшись, и ждали что будет.
  
   Чугун порыл еще в песке автоматом, сунулся в открывшуюся щель, мордой влез в сухой лопух, мазнуло по лицу легким морозцем, перед собой он увидел серые доски забора и понял, что из-под дома он, наконец, может вылезти.
   -Эй, ты где,- позвал он, почти прося, и почти обрадовался, когда из-под забора показалась голова Риса в дурацкой федотовской ушанке.
   -Сюда ползите,- шепотом позвал Рис и Чугун, виляя задом, как новобранец и застревая плечами между домом и забором, дополз до собачьего лаза, который утром еще заметил Рис.
   Увидев, куда его приглашают лезть, Чугун взвился:
   -Да как я тут проберусь? Это не собачий лаз, а мышиная нора. Хочешь, чтобы я застрял тут? Ты чего задумал?
   -Ройте, ройте, - втянув голову, привалившись с той стороны к забору, посмеивался Рис, надеясь, что Саша Федотов его понял, все правильно сделал, и теперь они все втроем сидят на диване, на крышке погреба, который даже такой здоровяк, как этот бандюга с головой без шеи, открыть не сможет. А палить в пол из автомата он точно не станет.
   -Копать говоришь? Я тебя копну,- с угрозой отозвался Чугун и потому, как затрясся забор, Рис понял, что братан пытается перелезть через него.
   Скинув давно распутанную и не нужную теперь веревку, Рис быстренько боком, боком пробрался вдоль соседского сарая, вплотную поставленного к забору, из-за чего в далеком прошлом было немало ссор и скандалов между рисовой бабушкой и соседом собственником и сельхоззатейником, чьи увлечения сейчас оказались очень кстати, потому что на участке его было понастроено теплиц, домиков, курятников, свинарников, был даже гусиный хлев и с десяток ульев, за которые Рис, отбежав и спрятался, и отлично видел, как сначала голова Чугуна показалась над забором, потом он, подтянувшись, забросил локти, оттолкнулся от стены дома, приподнялся на руках, перекинул ноги, повисел между забором и сараем, руки отпустил, рухнул на землю, головой быстро-быстро завертел, прикидывая, куда мог побежать Рис, угадал направление и кинулся к теплицам, телятникам и ульям, зовя яростным шепотом:
   -Ну, где ты, сучара, где ты. Выходи, чего прячешься. Я тебя стрелять не буду. Придушу и все.
   Рис подобрался, щекой прижался к пчелиному домику так тесно, что расслышал сонное шуршание маленьких перепончатых крыл, подрагивание усиков и лапок, тихое низкое гудение, заменяющие пчелам во сне мирный человеческий храп.
   Чугун, распахивая дверцы пустующих курятников, заглядывая за перевернутые бочки и сложенные в поленницы старые доски, подбирался к ульям, подошел, изготовился расшвырять их со злобой и добраться до притаившегося за ними, он почему-то был в этом уверен, сучонка, но тут за забором, прямо над ухом Чугуна, кашлянул и заворочался, разминая затекшие плечи омоновец, тихонько перекрикнулся с другим, засевшим в кустах, и Чугун, не выдержав, рванул мимо ульев, телятников и птичников, унося ноги ото всех домиков, детей, баб, омоновцев, заложников, самолета и миллиона долларов в БМВ семерке.
   Рис прислушался, осторожно выглянул, увидел исчезающую в зимней неплотной темноте спину Чугуна, подождал и тихонько стал пробираться вдоль забора в сторону прямо противоположную той, в которой скрылся Чугун.
  
  
   ГЛАВА XVI
  
   1.
  
   Залипахин отпихнул медведя, и теперь они лежали рядышком, как любовники, изнеможенные пульсацией страстей и членов.
   Руднев сидел, курил, пепел стряхивая в брошенный под ноги медвежий поднос, глядя в окно на белые крыши дачек, лохматую сосну, всю обсыпанную снегом, как в сказке про студеную королеву. Какая жизнь была, а и сюда добрались!
   -Как это у вас все получилось?- недоумевая сам с собой, щипнул ус Руднев.
   -Ты о чем это?- сел, безо всякого выражения посмотрел плоским глазом на Руднева Залипахин.
   -Ну, вообще... все вот это,- неопределенно сказал Руднев.
   -Ты что, следователь, действительно думаешь, я тебе про свои дела рассказывать буду?
   -Да я не про то, что вы делали, а про то, как дошли до такой жизни,- туманно пояснил Руднев.
   -А ты знаешь, что мы делали?
   -Догадываюсь.
   -И можешь рассказать?
   -Не знаю,- бросил на поднос окурок, потянулся, носком ботинка притушил, Руднев.- Но попробовать можно.
   -В детектива играешь,- вроде как усмехнулся, в лице не меняясь, Залипахин.- Никто ничего не понимает, в конце выходит такой неприметный и серый и все всем растолковывает. И награды не требует. Только ведь у нас все по-другому, ты об этом подумал?
   -У кого у вас?
   -В нашей жизни,- уточнил майор.- Ты вот сейчас будешь тут угадывать, кто, что и почему делал и если напутаешь и наврешь - цел останешься. А чем больше угадаешь, тем меньше у тебя шансов выжить. Так что ты подумай. Может лучше ничего не говорить. Делать, как сказали.
   -Может быть, может быть. Есть у меня одна идея. А что делать с ней - неизвестно.
   -Смотри,- напомнил Залипахин. - Я предупредил.
   -Помню, помню,- закивал Руднев.
   Но продолжил.
   -Так все вроде понятно и сходится. Тебя, предположим, Черников с кредитом надул, рейтинг твой при дворе упал, как человека, у которого все получается и с которым дела можно делать. Ты лезешь в этот Институт, раскапываешь историю с каким-то там чудо-прибором, втягиваешь в нее Черникова, трупы вываливаются из шкафов, следователь РУВД ковыряется, ничего понять не может, но есть кто-то, у кого растет пухлое дело, в котором все связано и доказано и ясно, кто убийца и злодей.
   -А ведь неплохо придумано,- одобрил Залипахин.
   -Неплохо,- кивнул Руднев.- Черникову грозит международный розыск, что хорошо только, когда у тебя пара миллиардов и на тебе убийства не висят. Тянешь из него деньги потихоньку, чтобы делу хода не давать, делишься с кем надо и снова в фаворе. Так?
   -Холодно. Пока.
   -Ну, разумеется. Холодно, потому что в этом случае ты - сам по себе, действуешь на свой страх и даже такая маленькая мошка как я, если докопается, может сильно тебе все подпортить.
   -Мошка,- пожевал губами Залипахин.- И это неплохо.
   -Те, кто тебя прикрывают, конечно, будут дергать моего майора Ковалева, тот станет давить на меня, потому что шуму не любит. Но ведь кроме тех, кто с тобою связан, есть и другие, кто не прочь придушить твоих покровителей. И если дело получит огласку, от тебя не просто открестятся. Тебя уберут точно так же, как ты убрал Тришина, который о чем-то стал догадываться и собрался куда-то звонить.
   -Опять мимо,- не моргнув глазом, сказал Залипахин.
   -Я же говорю, если ты действовал на свой страх и риск, если Контора твоя - дело частное, а ксива - липовая.
   -Теплее,- одобрил Залипахин.
   -В том-то и дело,- спешил Руднев.- Пока ты, Залипахин и один, вся эта история просто гнусность, шантаж, убийства и мерзость. А вот если Контора твоя называется совсем иначе, и ты в ней служишь, и участвуешь в некоем проекте, и называется он как-нибудь внушительно "Заслон" или "Стена" и направлен против расхищения интеллектуального богатства страны...
   -На сковородку лезешь, Руднев,- холодно заметил Залипахин.- Поджаришься.
   -Проект находился еще в стадии утверждения, с грифом "Совершенно секретно" ходил по инстанциям,- не унимался Руднев,- но тебе не терпелось. Группа у тебя уже была, и это был не первый твой проект. Ведь весь этот гардероб в твоей Конторе - фанатские и скинхедовские причиндалы, знамена, форма, арматура, лозунги - ведь это же все не от страсти к коллекционированию. А я тоже хорош - попался, как мальчик! Думал, вы и в самом деле фанатов для своих дел вербуете.
   -Оказалось - нет?- полюбопытствовал Залипахин.
   -Ну, нет, конечно. Может когда-то, и пробовали, и о тех временах у фанатов легенды остались про крутых дядек, которые за пустяковый погром аккуратно расплачиваются. Но к чему это - нерентабельно, хлопотно. Проще сотрудников переодеть и под фанатов сработать. А на месте преступления нарисовать эмблемку какую-нибудь, вроде спартаковского значка. Не так ли Олег Павлович?
   -Здорово. Сам придумал?
   -Да не придумывал я ничего,- возразил Руднев.- Твои работнички надоумили - над Тришиным изобразили эмблемку. И потом, когда погром в ПАПе устроили - тоже.
   -Ну, этими значками вся Москва разрисована.
   -Вся да не вся. Буква "С" в кружочке. Авторское право Залипахина. Право творить, что угодно и устраивать свои дела любыми способами под видом спасения Отечества.
   -Я думал у тебя доказательства есть.
   -Да и доказательства найдутся. Разболтались твои сотруднички - работают непрофессионально.
   -Это ты к чему?
   -К тому. На конверте, в котором снимок убитой Копелевой в редакцию передали - отпечатки пальцев Русова. И в шестерке, на которой твои громилы Тришина караулили, тоже полно пальчиков. И там внизу, на папках с документами тоже, наверняка, наследили. Да и то, что омоновцы твою команду в два счета мордой в снег уложили, тоже, знаешь, о физподготовке многое говорит.
   Залипахин нахмурился, отчего складка прошла через весь его голый продолговатый череп, из лица исчезло рыбье, и он снова стал похож на то, что увидела в нем при первой встрече Вава.
   -Любопытно. А какова же общая картина?
   -Весьма неприглядная. Но яркая. Вы подсобрали информацию, забросили ее Черникову, он заинтересовался, но потребовал чего-нибудь посущественнее. Вы обратились к Тришину. Он вам что-то такое рассказал, иначе вы и не знали бы, где и что искать, потом задумался, засомневался, решил проверить ваши полномочия. Трупы вам все равно были нужны, без убийств дело не получило бы огласки - подумаешь, кто-то отправляет за границу какие-то сомнительные проекты. Тришина вы убрали, но как-то робко, стесняясь, так, чтобы можно было списать и на хулиганку, и на бандитов, и откреститься, если сверху добро на полномасштабную игру не получите. И первый обыск в ПАПе тоже провели небрежно, но не нахально - не прячась и не выставляясь.
   -Дальше,- шлепнул губами Залипахин.
   -Ничего вы тогда в архиве не нашли и насели на Юрова. Но передавили. Русов твой был последним, кто его живым видел. Как он входил в кабинет Юрова, кстати, зафиксировала видеокамера в приемной. Пленка - у меня и приобщена к делу. Сам ли Юров выбросился из окна или Русов ему помог - это не так важно.
   -А что важно?
   -Вторая смерть в Институте. Пошли слухи. Следствие зашевелилось. Нужно было или сматываться или как можно скорее получать добро сверху и раскручивать придуманный тобою сюжет. И тут крыша Паши Бабичева оказалась как нельзя кстати.
   -Это почему же?
   -Да все выходило, как по писанному. Черников хочет добыть документацию на прибор. Нанимает бандитов из группировки Паши Холодного. Те похищают наших ученых, выбивают из них информацию и убивают. Убили Тришина, Юрова, похитили и чуть не убили замдиректора института Бориса Михайловича Шумана...
   -К Шуману мы вообще никакого отношения не имели,- возразил Залипахин, бросил взгляд на дверь, оценил расстояние до Руднева, весь подобрался и ощерился не как толстопузый карп, а как судак мороженый.
   -Да какая разница? Кровавые дела в Институте биофизических проблем! А виноват в них - сын академика, расхититель кредитов и научных идей, дружок олигархов. Только вот желтизны вам явно не хватало. Так появился на свет погром ПАПа с групповым изнасилованием директора Копелевой. А чтоб кровь у обывателей сначала застыла, а потом закипела, вы даже снимочек собственноручный изготовили и в редакцию газеты отправили.
   -Ну и...
   -А дальше - развязка. Бандиты перестреляли друг друга из-за добытой информации, что подтверждает следственная бригада РУВД...
   -То есть - ты.
   -То есть - я. Дело передается в ФСБ, оперативной группе под руководством майора Залипахина, которая все это время отслеживала действия Черникова и сумела в последний момент перекрыть канал передачи особо ценной научной информации. Ну, а дальше все по схеме - успех, шантаж, оправданная репутация, высокий рейтинг, для тебя и поднятый авторитет спецслужб для твоих начальников.
   -Да, Руднев. Любишь ты погорячее. В самое пекло залез. Ты уж не просто труп. Ты, считай, сгорел в крематории. Прах отдадут родным.
   -Я вот только одного не могу понять.
   -Только одного?- покрутил головкой Залипахин.
   -К чему тут Гладыш с Киселевой. Они-то вам зачем...Недостающее звено? Что-то реальное о приборе? Из них вытащили? А потом? Их тоже собирались убрать и на Пашу списать - так? Ну да, конечно. И я даже знаю, где информация, которую вы из них выбили.
   Дальше - быстро.
   Руднев выхватил у Залипахина из кармана тот самый конвертик с дискетами.
   Залиипахин резко вскинул руки, скованные наручниками.
   Руднев от удара в лицо отлетел и стукнулся спиной о тумбочку.
   Залипахин вскочил, занес руки как топор над головой Руднева, получил удар ногой в пах, справа крюком по голове. Ударом снизу в челюсть Руднев завершил нехитрую убойную комбинацию. Залипахин, влетел в кровать, как пловец в бассейн после старта стометровки кролем на спине.
  
   Обыскав Залипахина, Руднев изъял у него удостоверение, ключи от машины, запасную обойму и пару гранат (судя по всему с тем самым газом). Заткнул рот и связал ноги полотенцем. Повернул бесчувственного майора набок - чтоб не задохнулся. Поднял и поставил на лапы друга-медведя. Сунул ему поднос, окинул взглядом комнату - в общем, довольно уютно. Забуянивший муж уложен спать заботливой, но крепкой женой.
   Дверь запер снаружи, ключ опустил в карман.
  
   -Да, товарищ майор. Я ему говорил, товарищ майор. Он ничего не хочет слышать. Я тоже так думаю, товарищ майор. Слушаюсь, товарищ майор!- рыл носом землю в служебном рвении Коля Чаидзе, снова взобравшись на высокий табурет перед барной стойкой
   Увидев Руднева, спускающегося по лестнице, сказал торжественно и поучительно:
   -Вот, Руднев, не послушался Чаидзе. Чаидзе тебе зла не хотел. Он тебя как друга предупреждал.
   -А теперь что ты сделаешь. Как друг?
   -А теперь как друг и по приказу непосредственного начальника...- начал Коля.
   -Ты отстраняешь меня от операции, берешь командование на себя, освобождаешь Залипахина, передаешь ему дело, отпускаешь его людей, отзываешь ОМОН и стажера и сваливаешь отсюда. Так?
   -Ну, ты же умный парень, Руднев,- восхитился Коля и протянул ладонь другу.
   -Это что?- внимательно оглядев ладонь, спросил Руднев.
   -Сдай удостоверение, оружие и ключи от комнаты, где ты запер майора ФСБ. - Это - временно. Чаидзе похлопочет, и тебя восстановят. Может даже завтра.
   -У меня есть вариант получше.
   -Какой? Только предупреждаю,- с начальственными нотками в голосе заговорил Коля,- без твоих рудневских штучек.
   -Без штучек - нельзя,- не согласился следователь, защелкнул на протянутой руке наручник и пристегнул Колю к барной стойке.
   -Да ты что,- рванулся Коля.- Совсем с рельсов слетел?
   Что Рудневу и надо было.
   Он прыгнул за стойку, подцепил и сунул за пояс пистолет Чаидзе.
   -Точно, Коля. Я с рельсов слетел. Так что ты меня, пока, лучше не трогай,- и, глянув задушевно в глаза Коле:- Я сейчас просто невменяем.
   -Кстати,- остановился он на полпути к двери.- Откуда Залипахин так хорошо знал о том, как шло следствие в институте? Это не ты случайно ему информацию сливал?
   -Ты псих, Руднев,- обиделся Коля.- Я всегда это знал, но расстраивать тебя не хотел. Ковалев с полковником ФСБ едут сейчас сюда. Тебя просто посадят.
   -Они не единственные, кто хочет это сделать. И, кстати, Коля, ты ведь тоже не в своем уме. Ты просто маньяк. Достаточно посмотреть на твое лицо, когда ты покупаешь очередной поплавок.
   А Жене Хохлову сказал: "Если закончил, сними, пожалуйста, отпечатки пальцев с этих вот папок. И вообще в гостиной. И пробы воздуха возьми, пока эксперты не понаехали. Ладно?"
  
   2.
  
   На дороге рядком стояли - красный федотовский Гольф, залипахинская Паджера, с камуфляжной компанией из Конторы, скованной наручниками, автобус с резервом ОМОНА, подержанная БМВ семерка, конфискованная на шоссе у надутого пожилого кавказца, перевозившего на ней фрукты с овощебазы на ближайший рынок.
   Омоновцы растоптали в снегу лунки и торчали в них, как лук на грядках.
   Лейтенант, как присел с полчаса на корточки с бычком в зубах рядом с Лешей стажером, так и сидел.
   Леша стоял подле, надевая и снимая с колена эмалированный колокол мегафона, озадаченно поглядывал на освещенные окошки садового домика и совершенно не знал, что делать.
   -Ну что тут у вас?- спросил, подойдя, Руднев.
   -Молчит,- махнул мегафоном в сторону садового домика Леша стажер.
   -Давно?
   -С полчаса.
   -А чего хотел?
   -Я ж говорил,- напомнил Леша: - Начальства, семерку БМВ, самолет, миллион долларов.
   -Правильно,- одобрил Руднев.- Семерку видел.
   -И как?- спросил зачем-то Леша.
   -Битая, по-моему.
   -Ну, уж...- развел руками Леша.
   -Ну-ка, дай сюда,- потянулся Руднев за мегафоном, сжал ручку с кнопкой, продул трубу, приставил к губам, крикнул:- Чугун! Здесь следователь Руднев! Условия мы твои выполнили. Машина, деньги и самолет готовы. Начальство едет. Мы ждем, когда ты отпустишь ребенка. Повторяю...
   Руднев повторил. Чугун не откликнулся. Руднев поставил мегафон на снег, поежился в своем пуховичке, взял у лейтенанта протянутый бычок, дотянул, бросил в снег.
   -Надо идти.
   -Куда? - испуганно спросил Леша.
   -К Чугуну на переговоры. А то передушит он их там всех. Сдуру.
   -А как же вы...- начал, было, Леша и запнулся.
   -Света маловато,- оглянулся кругом Руднев.
   И тут же, точно по команде вспыхнули прожектора и софиты, подъехавшие съемочные группы "Дорожного патруля"", Дежурной части", "Человека и закона" врубили на полную мощность осветительную аппаратуру, развернули спутниковые антенны, треща штакетником, поперли на участок операторы, похожие со своими камерами на гранатометчиков, запрыгали рядом с ними, размахивая микрофонами, нахальные, как беспризорники, телекорреспонденты.
   -Лейтенант,- скомандовал Руднев. - Убери их. Не далеко. Пусть на дороге стоят.
   Лейтенант развернул омоновцев цепью, привычно и быстро сапогами и прикладами отогнал журналистов за забор.
   -Молодец, Висляев,- усмехнулся Руднев. - Все правильно понял.
   Славик, выпрыгивая из прессованной толпы, сложив ладони рупором, кричал:
   -Руднев! А знаешь в чем тут фишка?
   -Потом,- отмахнулся Руднев и вышел по очищенной Рисом дорожке вперед.
   -Чугун! - крикнул Руднев домику, и все стихли, выставив вперед автоматы, камеры и микрофоны.
   -Чугун! Я не вооружен! Смотри!- Руднев, весь залитый светом, медленно-медленно достал и положил на снег своего макарова, потом ствол Коли Чаидзе, потом запасную обойму и гранату с газом.
   Расстегнул пуховичок, поднял руки. Медленно повернулся на свету.
   -Чугун! Я без оружия! Поговорить надо!
   Руднев подождал. Чугун не ответил.
   -Чугун! Иду на стрелку!- предупредил в последний раз Руднев и для себя уж, добавил.- Если ты, конечно, не против.
   Человек в полный рост на белом снегу в свете софитов идет к домику с полоумным бандитом, у которого вот уж полчаса, как палец занемел на спусковом крючке.
   В общем, все замерли.
  
   Руднев шел долго.
   Метров за пять до крылечка откуда-то сбоку выскочил маленький, сутулый, толстый с наплывающими на глаза щеками. Подросток.
   Толпа ахнула, закрутила объективами, замахала микрофонами. Бойцы прицелились. Лейтенант поднял руку. Леша - ствол.
   Руднев обхватил Риса, развернул его, прикрывая от притаившегося за тоненькими стеклами, одуревшего Чугуна, увидел все нацеленное на них, замахал рукой, чтоб отставили, чувствуя спиной наставленное на него дуло калибра этак девятого, спросил сдавленно:
   -Ты чего?
   -Ничего. Предупредить хотел.
   -О чем?
   -Если вам Чугун нужен, то его там нет.
   -А где он?
   -Сбежал.
   -А ты кто?
   -Я - Борис Гладыш.
   -Сын Гладыш?
   -Ну, да. Я тот самый ребенок, которого Чугун должен был отпустить.
   -Так он тебя отпустил, что ли, и сбежал?
   -Нет. Он меня с собой прихватил. В качестве заложника. А я от него оторвался. Он туда побежал,- махнул Рис за забор.- К дороге.
   -Давно?
   -Да минут пятнадцать.
   -Так что же ты молчал? И остальные. Они... живы?
   -Живы. А молчали, чтобы дать Чугун подальше уйти.
   -Зачем?
   -Заложниками быть надоело. Вы, кстати, нас связывать не будете?
   -Почему связывать? Я вас освобождать пришел.
   -А-а. Ну, пойдем освобождаться.
   Рис первым вошел в домик, крикнул с порога:
   -Ма! Не бойся! Это я. И со мной,- оглянувшись на Руднева,- милиция.
   И, подумав:- Вроде настоящая.
  
   3.
   Лейтенант с омоновцами рванул по следу Чугуна и накрыл его в километре, примерно, от домика Вавы.
   Чугун, сообразив, что на дорогу ему выходить пока рано, шел целиной сквозь участки, увязая в снегу и переваливаясь через заборы. Сел передохнуть на крылечке баньки и, когда омоновцы его окружили и предложили сдаться по-хорошему, сдался. По хорошему. Пальнул напоследок в небо и побросал в снег все свои пушки.
   Прощальный салют.
  
   Журналисты, толкаясь и давя друг друга, обступили Ваву, Кису, Федотова и Риса. Слушали историю трижды за сутки побывавших в заложниках. Задавали вопросы.
   Что они ели, пили и куда ходили, пока сидели в подвале.
   Были ли изнасилованы женщины.
   Был ли изнасилован ребенок.
   Как застегивается пояс шахида.
   И правда ли, что, находясь рядом с прибором Черникова, можно похудеть и вылечить зубы без боли и зубной пасты.
  
   Руднев отозвал в сторону Висляева и коротко рассказал ему, что здесь собственно произошло. Услышал от Висляева, в чем тут фишка и каковы прогнозы.
   Прогнозы были неутешительны.
   На всякий случай Руднев отослал Висляева с парочкой фотокорреспондентов сделать снимки на даче Паши Бабичева.
   Руднев потом видел эти снимки в своем деле.
   Мертвые бандиты сидели за столом, как члены Государственной Думы.
   Коля на высоком табурете перед барной стойкой, подбоченясь, что-то горячо втолковывал фотокорреспондентам. Размахивал он при этом только одной рукой. Руку с браслетом Коля прятал за спиной.
  
   Майор Ковалев прибыл на черной волге с мигалкой в сопровождении роты ОМОНа, группы захвата и полковника ФСБ в благородной седине и обливной дубленке.
   Журналистов задержали, отобрали у них пленки и отконвоировали до ближайшего поста ГАИ, и они долго еще торчали у обочины, пугая гаишников своим видом, вскидывая и опуская камеры, переговариваясь по мобильной связи с редакторами, которые уже готовили отснятый и перегнанный в студию материал к эфиру.
  
   Пожилого кавказца, перевозившего на своей БМВ фрукты с овощебазы на рынок, отпустили. Товар конфисковали.
  
   Майор Ковалев отобрал у Руднева удостоверение и собирался передать его в распоряжение полковника ФСБ, но Руднев сам подошел к полковнику, обратился и попросил разрешения доложить.
   -Докладывайте, - тряхнув сединой, подняв воротник и сунув руки в карманы, разрешил полковник.
   И Руднев доложил.
   Получалось, примерно, так.
   Следственной группе ОВД удалось пресечь действия преступной группы под руководством Павла Бабичева (кличка Холодный). Совершая убийства и похищения сотрудников Института биофизических проблем, группа готовила к переправке за границу данные о разработках академика Черникова, имеющих большое народнохозяйственное значение. Члены группы действовали под видом медицинских работников, сотрудников милиции и ФСБ. В результате внутрикриминальных разборок трое бандитов, в том числе главарь банды Холодный, были убиты. В ходе операции были освобождены взятые в заложники ученые Института и ребенок - сын одной из сотрудниц. Двое преступников задержаны. У них изъято описание энергобиостимулятора Черникова, приготовленное для отправки за границу по оперативным данным ФСБ через нынешнего директора Института - сына академика Черникова. Отчет, все собранные по делу доказательства и изъятое описание прибора Руднев готов передать тому, на кого укажет непосредственное или высшее руководство.
   Руднев посмотрел на майора Ковалева.
   Ковалев втянул голову в плечи и насупился.
   Полковник стоял как памятник Дзержинскому, переодетый в дубленку, и чего-то ждал.
   Ждал долго, минут пять, не говоря ничего и не двигаясь и ветер сдувал снежные блестки с седины полковника, которая, как оказалось, была даже белее снега.
   Наконец под сердцем у полковника зазвенело и он, не доставая трубки, вытянулся и прислушался.
   В тиши очень просторного и высокого кабинета голос звучал неестественно молодо и энергично.
   - Ничего - так тоже прикольно. Как рабочая версия - годится. Группу Залипахина-Русова задержите пока. Пусть посидят в Лефортово. Если понадобится - кого-нибудь из Института можно прихватить. Остальных - представить к правительственным наградам. На ваше усмотрение. Все что РУВД накопало - заберите, потом подредактируем. Оставьте там людей, пусть все подчистят. Сами поезжайте в Останкино, просмотрите тексты и сюжеты вечерних выпусков. Приведите в соответствие. О выполнении доложите. Все.
  
   -Ладно, Руднев,- устало сказал Майор Ковалев.- Езжай-ка ты домой. Завтра поговорим.
   Потоптался на месте и решил добавить.
   -Удостоверение забери свое. И считай, что тебе повезло. Пока.
  
   Вава с Кисой подбежали к Рудневу, подпрыгнув, разом чмокнули его в щеку.
   Федотов, сплюнув кровью, пожал Рудневу руку.
   Рис поклонился.
  
   Коля Чаидзе, освобожденный Рудневым, затрубил про то, что пережил сегодня и так до Москвы не останавливался.
   Молчавший всю дорогу судмедэксперт Женя Хохлов, вылезая у метро, обронил:
   -Интересное кино получилось.
   И все с ним согласились.
  
  
   Донка долго и бурно плакала от счастья и, впопыхах перепутав, облизала Федотову все лицо. Саша хотел плюнуть, но ушел в ванную. И освобожденная Вава, в первый раз, за последние дни ничего не опасаясь, пошла гулять с Донкой.
  
   Федотов уснул почти сразу, окунув разбитое лицо Ваве подмышку. Вава тихо гладила ему бороду, Федотов морщился во сне и легонько встряхивал кудрями. Вава полежала и поплакала, потом уснула.
   Когда проснулась, в комнате было темно, Федотов спал, повернувшись к ней спиной. Вава надела халат и вышла на кухню. Там под лампой сидел Рис и читал Пушкина.
   Вава обняла Риса и так постояла, покачиваясь.
   Рис подождал терпеливо, захлопнул книжку и сказал удивленно:
   -А хороший был писатель. Пушкин.
   -Ну, конечно, сын,- обрадовалась Вава.
   -Только, знаешь, ма... Не будет у них эта штука работать.
   -Ну, конечно, не будет,- согласилась Вава.
   -И ты знаешь почему?- снизу вверх посмотрел на Ваву Рис.
   -Потому что мы играли с судьбой,- ответила Вава.- А эта игра так просто не кончается.
   Подпрыгивая, заиграл на холодильнике телефон, и сказал, голосом Федотова:
   -Варвара Александровна, вам сейчас будет сделано очень интересное предложение.
   И я надеюсь, вы его примите.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   2
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"