20 марта, вторник, утро, а/п Домодедово, г. Москва
В 09.55 экипаж рейса U6 261Уральских Авиалиний, Москва -- Екатеринбург занял места в пилотской кабине пассажирского ТУ-154М. По окончании маневров по выруливанию на взлетно-посадочную полосу Командир воздушного судна Левитин включил бортовую связь, отдав приказ:
- Экипаж, готовиться к запуску!
Чуть позже он запросил:
- Экипаж, доложить готовность согласно листов контрольных проверок.
Прошли доклады:
- Помощник готов!
- Штурман!
- Бортинженер готов!
Получив от диспетчера разрешение на взлет, Левитин бросил в микрофон:
- Поехали! Взлетный режим!
- Фары, часы включить, руль держать.
- 10.05. взлет! Десять минут!
- Параметры в норме, руль держу! - отозвался второй пилот Субботин.
Взревели двигатели, самолет начал разбег по взлетно-посадочной полосе.
- Набор высоты до тысячи восемьсот, подкорректировал диспетчер.
- 1 800 подтверждаю!
- На этом же курсе набирайте 2 400!
- Понял 2 400, не меняя курса!
- Есть 2 400!
- Все закрылки убраны! Карту набора высоты выполнил!
- Набирайте 3 600!
- Есть 3 600! 3 600 заняли!
- Скорость 290, 5 700 набираю!
- Облака!
- На курсе 290!
- Вышли из плотных слоев!
- Набираю 6 900!
- 10100 набираю!
Спустя некоторое время командир вновь вышел на связь:
- Курс 145 градусов.
- Курс 145 градусов подтверждаю, эшелон занят! - откликнулся штурман.
- Хорошо, включаю автопилот.
- Высота 10 000 метров, скорость 900 километров в час.
Переключив управление самолетом на автоматический режим, Левитин повернулся к штурману Либерзону, чье кресло находилось посередине кабины сзади кресел командира экипажа и второго пилота:
- Лева! Ты чего опоздал? Тоже плохо спал или вы со Славой вместе по бабам вчера ходили?
Либерзон изобразил искреннее удивление:
- О чем это ты, командир?
- Как о чем? Субботин вон квелый, как хрен моченый? Не выспался, говорит. Ты вон опоздал, давай колись.
Штурман покачал головой:
- Не, Михалыч, "русо туристо облико морале".
- Чего тогда?
- Я к шурину в Москву заезжал, у него и заночевал. Обратно... Сам знаешь, что в столице по утрам творится, а сегодня вообще как с ума все дружно спрыгнули, - Либерзон перевел дыхание, - Похоже, наркоту какую-то новую запустили в продажу. В метро два раза видел психов, каких-то невменяемых. Представляете, на людей бросаются без разбору и кусаются. В хлам обдолбаные.
- Да ну тебя, Лева к лешему! - Левитин махнул рукой. - Выдумаешь вечно, почище Андерсена.
- Михалыч, мамой клянусь, так и было. Я тебе больше скажу, я уже в Домодедово такого же психа видел. В зале аэровокзала на первом этаже, ну там где глобус вертится, он уже видать успел кого-то покусать. Баба в крови, визжит, охрана и менты психу ласты крутят, жесть короче. Чем кончилось, я не видел, и так опаздывал...
Второй пилот Станислав Субботин в разговоре не участвовал. Сквозь туманную пелену, периодически заволакивавшую сознание, он пытался восстановить хронологию событий, до момента взлета из Домодедово. Получалось не так чтобы очень. Получалось, но как-то обрывочно и фрагментарно. Первое, что всплывало в памяти, это досадный инцидент в холле гостиницы для пилотов, случившийся сегодня утром. Выходя из номера на завтрак, в тот момент, когда он закрывал замок, левую ногу вдруг пронзила резкая боль. Вскрикнув и инстинктивно дернув ногой, Субботин почувствовал тяжесть, а когда взглянул вниз, то увидел повисшую на штанине форменных брюк мелкую лохматую шавку, вроде тех, что таскают под мышкой гламурные девицы. Выругавшись, Субботин снова с силой махнул ногой - шавка не удержалась и отлетела метра на три, смачно вмазавшись в стену.
- Вот сволочь,- подумал Суботин, досадливо разглядывая небольшую, но довольно заметную прореху в брючине оставленную собачонкой. - Только бы не бешенная, - была его первая мысль. Во-первых, намучаешься с уколами, да и от полетов, на время лечения, наверняка отстранят. Размышления о том, что из-за этой пародии на собаку он потеряет на длительное время стабильный заработок и возможность халтуры на китайских и турецких чартерных рейсах, привела его в полное уныние. Вот ведь угораздило. И это как раз когда он только оформил кредит на новенький "форд-фокус", а кроме этого алименты первой жене и содержание нынешней, оказавшейся законченной шопоголичкой. Черт, вот невезуха.
От этих неприятных дум его отвлекла все та же собака. Она уже оправилась от падения и, подволакивая задние ноги, снова подползала к пилоту. Чтоб тебя! Собака-то, какая странная. Когда она ударилась о стену, Субботин приготовился услышать душераздирающий визг, на который сейчас же должна была примчаться ее силиконово-ботекстная хозяйка. Субботин почему-то был уверен, что у собаки должна быть именно хозяйка. По его мнению таких собак заводят только женщины, причем весьма недалекие. У мужика не может даже возникнуть и мысли завести такую крысу, если это мужик конечно, а не существо светло-синего окраса. Однако к его удивлению собачонка даже не пикнула. И сейчас неуклюже, точно засохшее чучело, с противным царапаньем ползла, механически загребая передними лапами. Сейчас еще в довесок к укусу и порванным брюкам, нагрузят материальной ответственностью за порчу личного имущества. Отбросив собаку он, похоже, повредил ей позвоночник. Блин, а если она сейчас издохнет, и отвечай потом, как там говориться: "жестокое обращение с животными" или что-то вроде того, да и на деньги опять попадос, эта лохматка наверняка стоит больше его месячной зарплаты. Но в коридоре, кроме него и этой дурной собаки никого не было. Недолго думая Субботин поспешил ретироваться до появления хозяев или ненужных свидетелей.
Собака комнатная, такая наверняка привита от всех болезней, и питается явно не на помойке, может даже лучше некоторых людей, поэтому шанс заразиться от нее бешенством ничтожно мал, - успокаивал себя летчик. Брюки, ну что ж, попрошу у девчонок-стюардесс темные нитки заметаю на живую, а там справлю новые, всяко дешевле, чем платить за покалеченную псину. По пути в столовую Субботин заскочил в уборную и наскоро промыл смоченным платком место укуса. Четыре симметричные ранки были небольшими и переходили в царапины, возникшие в тот момент, когда клыки псины соскочили от толчка ногой.
Позавтракав, без всякого аппетита, сосисками с картофельным пюре, Субботин направился в комнату медосмотра. Самочувствие, кстати было неважным. Неужели инцидент с собачкой, так его выбил из колеи. Сердце бухало чересчур гулко и явно частило, на лбу выступила испарина, и сознание временами точно обносило мутным маревом, как при большой температуре, хотя Субботин скорее чувствовал озноб. Прислушавшись к ощущениям, пилот, слегка поколебавшись, добавил еще тошноту, но это можно было списать на подозрительные сосиски, съеденные за завтраком, хотя раньше нареканий к здешним поварам не возникало. Вот что значит, день не задался с самого утра.
Сейчас медики зарубят, как пить дать зарубят, - обреченно подумал Субботин, входя в кабинет.
К его великой радости сегодня была смена Ниночки Кузиной - симпатичной тридцатилетней толстушки, которая по слухам полгода назад развелась с мужем-алкашом. Это обстоятельство объясняло ее отчаянные попытки вновь устроить личную жизнь. Постоянная стрельба глазками и непрекращающийся флирт со всем летным персоналом мужеского полу имевшему неосторожность попасть в зону обстрела, давно стали неизменными атрибутами медосмотра в ее смену. При этом объекты своих поползновений она не ограничивала, статусом холостяка, коих среди экипажей было, в общем, немного, так как придерживалась двух правил, первое о том, что в любви, как и на войне, все средства хороши, а второе о том, что количество рано или поздно переходит в качество. Медичка формально осмотрела Субботина, который обычно в общении с Ниночкой всегда был, доброжелателен и вежлив, но дистанцию держал, сегодня же без меры одаривал медсестру своими самыми роковыми улыбками и засыпал недвусмысленными комплиментами. От такой вспышки неожиданного внимания, зардевшаяся Ниночка, без слов подписала и проштамповала допуск, хотя и пожурила второго пилота, сочтя без труда выявленное подскочившее давление и учащенный пульс, симптомами похмелья, сунув тайком ему пару таблеток анаприлина.
Как встретился с ребятами из экипажа, и как проходили предполетные процедуры, все это осталось где-то в глубине вязкого мутного тумана, окутавшего пилота. Краткий миг прояснения выдернул его из этого омута, уже после окончания выруливания на взлетную полосу. Команды и вопросы командира доносились точно сквозь толщу воды, ответы давались с трудом и почти наугад, панели приборов плыли перед глазами. Черт, что такое, неужели все же отравился сосисками? Как бы до Екатеринбурга долететь без эксцессов. КВС Левитин мужик, конечно свойский и если что прикроет, а вот штурман Либерзон, сволочь еще та - заложит в дирекцию и глазом не моргнет, да еще и сочинит от себя, что, мол, второй пилот Субботин, будучи в Москве злоупотреблял спиртными напитками и в нарушение инструкций вышел в рейс в состоянии сильнейшего абстинентного синдрома. То, что он не пил, конечно, потом выяснится, это и ежу понятно, но вот осадок как говориться останется. Да и черт с ним с этим Либерзоном, что ж так хреново-то... Ладно пока машина на автопилоте, до аэропорта Кольцово в Екатеринбурге еще 25 минут, а Кудрин треплется со штурманом, пожалуй, можно немного отдохнуть, веки смежить, чуть-чуть совсем - в полглаза. Может, отпустит..., - это была последняя осознанная мысль Субботина, после которой он окончательно погрузился в черное ничто.
Римма Шлепко, реализатор,
20 марта, вторник, день, вещевой рынок"Таганский ряд", г. Екатеринбург
Римма Марковна Шлепко работала на рынке, сколько себя помнила. Вначале была "Туча", "Толчок" или попросту "Барахолка" - асфальтированная, огороженная площадка в пару квадратных километров близ станции Шувакиш. Этот населенный пункт находился недалеко от Екатеринбурга, тогда в 80-е еще Свердловска. Три остановки на забитой до отказа электричке и ты попадал в оазис яркого запретного и манящего западного мира, в царство свободной торговли и дефицитных товаров. На "Туче" каждое воскресенье толпилась действительно туча разного народу. Норковые формовки, левая джинса, хотя иногда попадались и фирменные, импортные сигареты и жвачка, виниловые грампластинки или как их называли "пласты". Дореволюционный антиквариат соседствовал с польской косметикой, а коллекционеры марок с валютными спекулянтами. На "Туче" прошли школу жизни знаменитые в девяностых рэкетиры, и не менее знаменитые нынче предприниматели, те которые дожили, конечно. С закрытием "Тучи" рынок благополучно переехал на Центральный или как его еще называли Колхозный рынок, который изначально специализировался на фруктах и овощах, а с появлением вещевого ассортимента начал расти на глазах, что в выходные дни приводило к полному параличу окружающей территории. В середине 90-х назрел вопрос о переносе вещевого рынка с территории Колхозного рынка в район перекрёстка улиц Бебеля - Техническая. В итоге сейчас на пересечении этих улиц раскинулся самый крупный вещевой рынок Урала и Западной Сибири, превратившийся со временем в своего рода рынок-город, где и пребывала теперь Римма Марковна.
Все ее сорок с небольшим лет прошли среди контейнеров с пестреющими тряпками и прилавков благоухающих специями и фруктами, среди гомона разномастной толпы покупателей, продавцов всех рас и национальностей, суетливых перекупщиков, наркоманов-карманников, приблатненных ломщиков валюты и хамоватых охранников, среди запахов свежей турецкой кожи, ароматного шашлыка приправленного горьковатым дымком, человеческого пота и аммиака, временами приносимого ветерком из окраинных и укромных мест рынка. Она любила эти запахи, этот шум, она чувствовала в этом коловращении людской массы слившейся в единый организм, что-то мистическое. Она чувствовала себя частью этого организма, большого мощного и необъятного как мировой океан, и это наполняло ее какой-то непонятной радостью и умиротворением. Римма Марковна была женщиной простой, и при всем желании не смогла бы объяснить свои чувства и ощущения, да и появись у нее такая возможность она не знала бы с кем поделится этим сокровенным, так как окружавшие ее люди были такими же простыми и незамысловатыми. Поэтому Римма Марковна приняла эту данность как дар и просто получала удовольствие.
Несмотря на то, что Римма Марковна уже тридцать лет торговала на рынке, какой-нибудь значительной карьеры на этом поприще она не сделала. Все ее ранешние товарки, кто не спился и не сгинул в бушующей пучине 90-х годов, сейчас были уже не продавцами или реализаторами, как их теперь называли, а были хозяевами кто нескольких контейнеров на вещевом рынке, кто бутика в новом недавно построенного близ рынка, Торговом центре с одноименным названием. Те кто поудачливей и попроворнее владели несколькими павильонами, а близкая подруга - Файка Кошапова даже сетью меховых магазинов. Римма Марковна уверенно заняла свою жизненную нишу и никогда не стремилась к этим высотам, считая, что при переходе на более высокий рыночный уровень, она нарушит тот хрупкий баланс, который она приобрела к настоящему времени. Свою работу она знала от и до, в этом она стала настоящим профессионалом. За это ее ценили и справедливо оплачивали ее труд. Будучи женщиной незамужней и бездетной, Римма Марковна, свои скромные материальные запросы удовлетворяла в полном объеме и даже, пожалуй, сверх того: двухкомнатная квартира в панельной многоэтажке выходившей окнами на так ею любимый рынок, безвкусная, но дорогая обстановка, валютный вклад в сберкассе на 20 тыс. долларов и полукилограммовая заначка из золотых украшений, незаметно образовавшаяся за все время торговли, в результате скупки по случаю у рыночных воришек и наркоманов. Что еще нужно чтобы встретить старость.
Весна в этом году выдалась ранней, а март теплым, что не могло не радовать. В текущий момент Римма Марковна работала реализатором на так называемых "евро-рядах", что считалось довольно престижно по рыночным меркам. Это не грязные контейнеры на окраине рынка, и не лабиринт китайских складов, а можно сказать цивилизованная торговля, предшествующая следующей эволюционной ступеньке - бутику в торговом комплексе. "Евроряды" представляли собой заасфальтированную площадку с распланированными торговыми рядами состоявшие из мест для хранения товара - те же контейнеры, но обшитые "благородным" сайдингом и прилавков, а сверху все это хозяйство накрывала крыша из поликарбоната, что в летний зной превращало "евроряды" в "евротеплицы", но зато в осеннюю слякоть защищала продавцов и покупателей от осадков.