Я служу на дальней Чукотке.
Комариный не писк где, а вой.
Мерзлоты это край печальный.
И пурга водит строй под конвой.

И в курносых с Урала лицах.
Хулиганистых ребят.
Привезли нас в бескрайнюю тундру
Шофёрами служить в автобат.

И машину тогда от забора.
Дали мне раскуроченный ЗИЛ.
В его грустных глазницах-фарах
Понял я, он 'своё' отвозил.

И погладив той птицы подбитое.
По Чукотским дорогам крыло.
Вдруг меня не в тему окликнуло.
В год по службе чуть старше 'мурло'.

Будто должен ему я что-то.
Он как танк на меня попёр.
От своей такой же разграбленной.
Сунул в руки кривой стартёр.

Видно, много ему прощалось.
Отыскать приказал искру.
Брови скучил, в глазах читалось.
Что не так, мол, в песок сотру.

Он подумал, наверно, я струсил.
И как пёс хвост меж ног поджал.
Ручку он к ногам моим бросил.
Себя яростью всё ублажал.

Я не понял, но быстро, ловко.
К горлу мне подступила злость.
Насадил я его головкой.
И с искрой у него срослось.

И опять как всегда без жданки.
В двери смелости смог я шагнуть.
Просто вспомнил, что на гражданке
Не подравшись не мог уснуть.