Ад-9: Тени имён на камне
Журнал "Самиздат":
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь]
Под камышовым навесом на удобной скамье сидел сирийский торговец. Отдыхал, наслаждался покоем, смотрел на парившего в небе сокола и на стоявшую посреди двора испещрённую иероглифами стелу. Второй человек вышел из тёмного проёма - тоже торговец, но египтянин - подошёл к стеле, погладил неглубокий картуш, пробормотал для самого себя:
- Я видел, как вырезают имена царей, и видел, как их соскабливают.
В картушах стелы легко читалось имя Небседжет. Фараон, сын Ра, давно занял подобающее место среди богов, династия поменялась, и камень, видимо, притащили сюда для развлечения путников. Постоялый двор принимал путешественников обеспеченных, а здесь, на границе, на почти ничьей земле, развлечения для людей образованных были малочисленны.
Египтянин тоже опустился на скамью. Оба сидевших были немолоды и наверняка не раз думали, как будут держать ответ на суде Осириса. Но сейчас они отдыхали, их лица выражали спокойствие.
К гостям подошёл писец, державший в руках чистый пергамент. Цветом свиток не очень отличался от листьев папируса, из которых был сделан, а сам писец был беден и босоног.
- Не желают ли уважаемые путешественники составить договор или записать какие-нибудь мысли?
Действительно, два богатых торговца такой разной внешности могли встретиться здесь, чтобы о чём-то договориться. Но нет, они оказались вместе случайно.
В пальцах сирийца блеснул маленький кусочек меди.
- Я хочу отдохнуть. Прочти то, что написано на этом камне. Читай медленно, я ведь говорю на вашем языке медленно.
Второй путешественник скривил рот. На его взгляд, и плата была слишком высока, и говорил сириец свободно, а про медленность помянул, только чтобы растянуть удовольствие.
- Вот и мой брат по торговому ремеслу тоже послушает. - Сириец сделал приглашающий жест в сторону египтянина, чем в какой-то степени расположил его к себе. - Меня зовут Шулама.
- Я - Ман-нути. - В знак уважения египтянин легко коснулся губ пальцами.
Теперь он внимательнее взглянул на иероглифы - возраст имеет свои преимущества, с расстояния видишь отчётливее. Если, конечно, не начинаешь слепнуть. Выбитую на камне историю он хорошо знал, может быть, даже лучше, чем кто-либо другой из живущих сейчас, десятилетиями позже тех событий. Поэтому приготовился не слушать, а наблюдать. За сирийцем - что-то в том привлекало, заставляло смотреть внимательнее.
***
Писец читал нараспев:
- Восшествие великого фараона Небседжета принесло стране процветание. Властитель установил заботу о каждом, обильно воздавая богам, жертвуя храмам, кормя голодных. С первого дня враги трепетали при одном его имени.
***
Ман-нути помнил Небседжета и был согласен с написанным. Фараон был велик. Молод, но родившись, чтобы править Египтом, делал это с мудростью опытного правителя.
***
Злым духам не осталось места в Египте, и они наслали на Небседжета болезнь. Духи долго думали, спорили и упустили время. Когда начали действовать, их жизненная сила Ка была уже невелика. У них не хватило бы сил убить сына Ра, но они наслали страшную зубную боль, надеясь отвлечь его от дел. Надеясь, что дела в государстве разладятся и к злым духам вернётся чуждая гармонии Маат Ка.
***
Сириец слушал, мерно кивал, иногда оглаживал недлинную бороду, почти полностью закрывая её ладонью. Но Ман-нути заметил, что на словах про зубную боль его лицо чуть дёрнулось, будто боль посетила его самого.
***
Властитель удалил от себя всех: советников, жён, даже самых необходимых слуг, даже знахарей и лекарей. Он страдал в одиночестве, лишь иногда призывая единственного врачевателя, умевшего облегчать боль привозимой с востока смолой. Месяц прошёл, а облегчение не приходило, но живой Хор слишком велик, чтобы склониться перед демонами, он решил обратиться к насылающему боль Решефу, к другим недобрым богам, покровителям страданий. Фараон отправился в свою гробницу, сопровождаемый только Великой царской супругой Хенет-Нейт и единокровным братом, ближайшим советником Джед-сиа.
***
Так и было. Конечно, к гробнице отправились не трое, просто остальные не были достойны высечения в камне. Шли и единственный не изгнанный из дворца лекарь Наджем-Атум, и преданный телохранитель. Рабы несли запас еды на неделю, а запечатанных сосудов с напитками несли гораздо больше, чем на неделю надо - на выбор. Кто бы мог предсказать, что захочет пить страдающий болью сын Ра?
*
Измученный правитель был мрачен, временами сходил с носилок, шагая медленно, но неуклонно, готовый бороться даже перед лицом богов. Он был богато одет, нёс тяжёлые украшения - знаки могущества и величия. Краска на его лице была особо густа - так, будто он собрался воевать. Так, чтобы каждый трепетал при одном взгляде на властителя.
Небседжет, не видящий препятствий на своём пути, сейчас думал не о делах государственных, а о Тиасехмет, любимой жене. Выказав неподобающее её статусу расположение, он ошибся, навлёк на неё гнев Хенет-Нейт. К Великой супруге он также был благосклонен и не нарушал её достоинства, он хорошо относился ко всем своим женщинам. Но Тиасехмет по-настоящему любил, хотя поначалу взял обычной наложницей. Даже просто из жалости взял - увидел красивую девушку на празднике Возвышения Джед, заметил голодные глаза и взял.
Скоро Хенет-Нейт получит больше власти, чем сама могла ожидать. Она, несущая в себе кровь древних царей, не простит возвышения безродной Тиасехмет. Фараон жестом подозвал лекаря, потянулся к его уху, рабы без команды сняли носилки с плеч и понесли, опустив руки вниз.
- Ты защитишь Тиасехмет. Не важно как. Возможно, тебе придётся забрать её из дворца. Ты знаешь, о чём я говорю.
Не сбавляя шага, не отставая от властителя, лекарь склонил голову. Небседжет снял наручный обруч с изображениями Осириса и божественной коровы Хатхор, опустил в протянутую ладонь. Это не было платой, браслет должен помочь Наджем-Атуму исполнить высшую волю.
Процессия достигла владений бога Секера, остановилась возле новой усыпальницы. Смотритель пирамиды сразу откликнулся на условный стук, он распечатал вход и склонил голову.
- Добро пришло вместе с тобой, владыка. Маат жива в камне, место ждало тебя в покое. - Закончив произносить установленные порядком слова, он добавил: - Я многое видел в этом месте, теперь я видел прибытие величайшего.
Смотритель ещё раз склонил голову и двинулся вглубь усыпальницы, освещая дорогу факелом, а рабы и слуги сложили поклажу вблизи от входа и вернулись к солнцу.
***
Ман-нути думал, смотрел на сирийца, скользившего глазами по выбитым в камне символам, а писец всё читал.
Когда врата усыпальницы опять открылись, храмы всех богов огласил плач. Брат фараона, его друг и советник, лёг на стол бальзамировщиков. Живой Хор, бог на земле, обращался к богам подземным, но не всем им это пришлось по сердцу. Там, в глубине, началась битва, в которой пал Джед-сиа. Когда догорел шестой факел и пришло время принимать пищу, великий Небседжет вышел из своей погребальной камеры, а его жена Хенет-Нейт - из своей. Но Джед-сиа не присоединился к ним, он лежал мёртвым, а тело его чудесным образом уже было подготовлено к бальзамированию. Боги свершили это, спорить ли с ними? Но властитель плакал, и плач стоял во всех храмах.
***
Красивая история развлечёт сирийца, хотя всё в пирамиде шло не так, как читал писец. Ман-нути не мог сказать, насколько в произошедшее были вовлечены боги, но люди вовлечены были. Но фараон - тоже бог, а значит, в пирамиде тогда было два бога.
***
Но боль проиграла битву. Подземные силы надоумили лекаря обратиться к хозяину небесной ладьи солнечному Ра. Фараон ещё два месяца не пускал к себе никого, проводя время в молитвах на крыше дворца. Ра послал ему излечение и в знак этого покрыл его лицо смуглым загаром. Вернулся Небседжет к счастливым подданным в день, когда закончились церемонии бальзамирования Джед-сиа, брата настолько любимого, что великий фараон отдал ему свою гробницу и приказал похоронить с почестями, подобавшими ему самому. Для себя же он начал строить новую усыпальницу, пусть даже немного менее величественную.
***
То, что Ман-нути так хотел забыть, всплыло в памяти. Пусть всё давно прошло, никто не накажет его за поступки того времени. Но затем и старость, чтобы перед дорогой в Дуат вспомнить неправильно содеянное.
***
Смотрителю не положено знать, чем занимается властитель, но любопытство с детства мешало жить Менхотепу. Он единственный держал в голове все закоулки гробницы, от главных коридоров до вентиляционных шахт. Смотритель протиснулся в узкую щель, поднялся по её наклону и оказался в огромной полости над потолком погребальных камер. Страшное место даже для него, понимающего, что полость лишь разгружает потолок, чтобы он не опустился на саркофаги даже через много веков. Никогда не опустился.
И ещё одному служило это место. Любые приходящие снизу звуки возвращались назад страшными шорохами, похожими на шаги. Самые тихие слова, попадая сюда, бились многократным эхом, меняясь до неузнаваемости. Отсюда можно было смотреть, но разобрать слова - невозможно.
Внизу фараон собрал всех, даже лекаря и телохранителя. Он говорил, остальные слушали. Вдруг Хенет-Нейт, всегда величественная, холодная, закрыла лицо руками, зарыдала. Небседжет лишь сделал успокаивающий жест и продолжил свою речь. Потом сам снял с головы драгоценный немес, с груди - пектораль, остальные сакральные символы, парик, одежду. Сам аккуратно разложил снятое перед саркофагом.
Вдруг резко поднёс руку ко рту. В испуге? Увидел что-то, чего Менхотеп не мог разглядеть с потолка?
Джед-сиа, брат владыки, бросился вперёд, оторвал руку Небседжета от его рта и приложил свою. Мало того: начал засовывать что-то тому в рот.
Голова Менхотепа шла кругом от страха: 'Где телохранитель? Почему не вмешается? Вот он, но просто стоит, в стороне, неуверенно переминаясь, не спешит на помощь господину. Несмотря на то, что рядом идёт борьба'.
Сын Ра вдруг ослабел, его ноги подогнулись, и бог на земле, живой Хор, плавно осел на пол. В сторону, к стене покатился маленький сосуд. Яд?
Джед-сиа, советник и военачальник, сделал шаг назад и вдруг тоже заплакал. Рыдал вместе с женой, теперь вдовой, фараона.
'Лекарь? Он спасёт великого Небседжета! Но нет, лекарь тоже стоит в стороне, понурив голову. Он ничему не удивляется, значит, знал о заговоре заранее'.
Он же помог Джед-сиа раздеться, потом облачиться в одежду и драгоценные регалии покойного. С собой у врачевателя оказались краски, он нанёс их на лицо нового фараона, лже-фараона.
Телохранитель почтительно приложил руку к сердцу, ладонью другой показал на упавший, но не разбившийся сосуд. Лекарь склонился к Джед-сиа, смотритель гробницы не слышал, но понял его слова: 'Ты теперь властвуешь'. Тот сделал разрешающий жест. Телохранитель встал на колени, взял сосуд двумя руками и выпил остатки яда.
Факел у Менхотепа почти догорел, когда лекарь вышел и по одному, с трудом принёс несколько сосудов с напитками. Но в них оказались не напитки, а драгоценные масла. Он начал торжественно втирать их в мёртвое тело, готовя Небседжета к бальзамированию.
От ужаса - конечно, от ужаса, - смотритель гробницы потерял сознание. Нет, не упал, он и так лежал на полу верхней полости. Но мысли его помутились, он не знал, сколько прошло времени. Факел догорел, и нового он не зажёг. Очнулся в темноте от крика, дрожа заглянул, посмотрел вниз. Кого-то звали. Конечно, его, вне погребальной камеры больше живых не было. Он на ощупь соскользнул по вентиляционной шахте и дрожа явился на зов. Но никто не заметил его страха, а лекарь показал рукой на тело Небседжета, уже завёрнутое с головой в тонкую испещрённую иероглифами ткань:
- Брат великого начал свой путь по подземному миру. Берись за плечи и иди впереди, мы с тобой вынесем останки из гробницы, бальзамировщики не должны сюда входить.
***
Печальная процессия двигалась прочь от гробницы. На лице Небседжета, бывшего Джед-сиа, больше не было следов печали, но в душе он глубоко грустил. Еще тревожнее было Наджем-Атуму, время от времени поглядывающему на полученный от фараона золотой обруч, - полученный от того, кто был фараоном ещё сегодня.
Это не плата, хозяин не платит, отдавая приказ слуге. Подарок? Намёк? На браслете Осирис, правитель подземного царства. О чём это говорит? Сын Ра ушёл к мёртвым и займёт своё место по правую руку от Осириса. Значит ли это, что он поддержит Наджем-Атума, поможет выполнить приказ? Поможет - или накажет, если лекарь не справится.
Непросто. Новый Небседжет не сохранит старый гарем, слишком близко каждая из женщин знает ушедшего к мёртвым. Во дворце останется только Великая царская супруга. Прочих жён ждёт почётная отставка, наложниц - кому как повезёт. Властитель захотел поменять женщин, всех сразу, даже на волю богов ссылаться не понадобится.
А Тиасехмет? Не зря ушедший сказал защитить её. Хенет-Нейт злопамятна. Раз обидевшись, обиду она не забудет. Никто не удивится, когда неловкий раб случайно столкнёт женщину в пруд с крокодилами или умелый лекарь подсыплет в еду слишком много сонного зелья. Да он же, Наджем-Атум, и получит приказ подсыпать яд. Хотя нет, заснуть - это лёгкая смерть, он может не опасаться такого приказа. Да и мстить сразу Великая супруга фараона не станет, Хенет-Нейт ничего не делает второпях.
Будущее... В будущем придётся думать и о себе. Он единственный, знающий тайну. Сейчас в нём нуждаются, а потом? Джед-сиа - человек умный и добрый, но доброта не помощник властителю Египта. Любой завистник - а их всегда немало - нашепчет о злых умыслах Наджем-Атума, и фараон вспомнит о тайне, которую лучше похоронить.
Но это тоже не сейчас, сейчас надо думать, как быть полезным. Внешность. Тяжёлая одежда, парик, краска не позволят окружающим быстро понять подмену. Походка у Джед-сиа легче, но человек, излечившийся от зубной боли, всегда чувствует лёгкость, а потом все привыкнут. Братья похожи, но они ведь не близнецы. Как сделать лицо Джед-сиа неотличимым от лица Небседжета? Невозможно.
Хотя... Зачем неотличимым? Можно ведь поменять вид Небседжета. Солнце, бог Ра! Он вылечит царя от зубной боли, а заодно и окрасит кожу в коричневый цвет. Никто не видел властителя темнокожим, но никто и не удивится новому облику.
Груз не упал с сердца лекаря, но стал немного легче. Что делать сейчас, он придумал - придумает, и что делать потом.
***
- Не желают ли уважаемые ещё чего-нибудь, требующего грамотности и просвещённости? - Закончивший читать писец попытался заработать ещё немного.
Сириец отослал его медленным движением руки. Египтянин попытался встать, но упал обратно на сиденье, схватившись за правое колено.
- В наши годы не стоит двигаться слишком резко, - посочувствовал сириец. - Старая рана или просто возраст?
- Просто болит. Я видел времена молодости, а теперь вижу времена старости.
Сириец позвал слугу, тот принёс небольшой мешок. Торговец поискал в нём, достал совсем маленький бурдючок, с видимым трудом опустился на землю и намазал больное колено Ман-нути зеленоватым маслом.
- Это дар богини-кобры Рененутет. Сейчас всё уйдёт, но потом, конечно, вернётся.
Кожу охватил жар, но там, в глубине, боль отступила от костей.
- Почему ты лечишь меня, не спросив платы?
Шулама приподнял руки ладонями вперёд. Жест не сирийский, а египетский: 'Ответа дать не могу, но это так'.
- Я благодарен тебе за помощь и теперь готов встать. Но вставать не хочу, ты пробудил во мне любопытство.
- Любопытство - хорошее чувство. Только глупый имеет ответ на любой вопрос, умный всегда хочет узнать больше.
- Мы хорошо понимаем друг друга, но мне кажется, ты хранишь много интересных секретов.
Сириец опять поднял вверх руки ладонями вперёд, грустно улыбнулся.
- Если я и знал какие-то тайны, они давно уже никому не нужны. Но почему не поддержать хороший разговор?
- Мой путь ведёт к великим богам Нила, а куда лежит твой? Пойдёшь ли ты в сирийский Ац-мот, или... Или мы всё-таки встретимся там, где правит Осирис?
- Любопытство - хорошее чувство, - повторил Шулама, огладив ладонью бороду. - Но ты спрашиваешь странные вещи. Как я могу ответить на них? И зачем мне отвечать?
- Я видел многое. Видел, как восходят фараоны и как они уходят. Осирис спросит меня обо всём, мне придётся свидетельствовать обо всех, кого я встречал, о живых и о мёртвых. Но как я могу свидетельствовать, если сам не понимаю прошедших событий? Зато я догадался, кто ты. - Он посмотрел на собеседника с гордостью. Не каждый сумеет опознать в старом торговце молодого царского лекаря. - Как я это понял? Ты лекарь, и ты не взял с меня платы. Возможно, ты не нуждаешься в ней, а торгуешь, чтобы не отличаться от других сирийцев. Именно так, ты богат, ведь ты щедро платишь медью. И когда мы слушали выбитую в камне историю, твои глаза бежали по знакам, не отставая от речи писца и не опережая её. Ты прекрасно понимаешь написанное. Но главное, закрывая рукой бороду, ты делаешь себя очень похожим на того, кого я не раз видел и с кем говорил. Я говорил с Наджем-Атумом, теперь я говорю с Шуламой. Наджем-Атумом звали тебя, ты был дворцовым лекарем и служил двум фараонам.
- Да? Назовёшь ли тронные имена этих фараонов?
- Небседжет.
Сириец не испугался разоблачения, улыбка не покинула его губ.
- Теперь и я понимаю, кто ты. Только один посторонний мог знать про двух Небседжетов, да и то если этот посторонний был очень любопытен. К тому же твоя речь не изменилась за годы. Пожалуй, я не побоюсь ответить на вопросы. Вернувшийся из царства мёртвых Менхотеп, смотритель гробницы, сам не захочет, чтобы наши общие тайны оказались раскрыты.
Но Ман-нути - Менхотеп - медлил с вопросами. Он перебирал прошлое в своей памяти и не знал, что спросить. Столько лет думал о виденном тогда в усыпальнице, о том, что произошло до того и произошло позже. Казалось, хватило времени найти объяснение каждому событию и происшествию. Или он придумал объяснения?
После того как в гробницу вошёл один Небседжет, а вышел другой, в Египте мало что изменилось. Подмена не рассердила богов, Хапи посылал воду Нила на поля, а фараон правил мудро и справедливо. Со временем бывший смотритель понял, что иначе и быть не могло. Ведь до дня, породившего страшную тайну, главным советником был Джед-сиа. Страна жила так, как он советовал, а после стала жить, как он велел. Велика ли разница?
До того Джед-сиа был просто братом властителя, рождённым от побочной жены. Он даже в мечтах не приближался к сыновьям Великой матери фараона, к тем, кто мог претендовать на Египет. А после - после он стал живым Хором. Человеку мало, чтобы всё исполнялось по его воле, человеку надо, чтобы ему поклонялись.
Но стал ли он богом на земле? Ведь Джед-сиа не проходил церемоний признания в храмах, сам надел на себя символы могущества. Сделало ли это его богом? На этот вопрос Менхотеп не смог найти ответа.
Даже во дворце мало что изменилось. Когда объявили, что великий фараон излечился от зубной боли, все ликовали, зная - боги по-прежнему благоволят царю двух Египтов. Конечно, ни прежних слуг, ни женщин он назад не вернул. Не вернул даже Тиасехмет, о любви к которой все знали, просто так безродную наложницу в ранг жены не возводят. Но при нём осталась только Хенет-Нейт, и это тоже вполне понятно. А Тиасехмет гуляла вечером по берегу священного озера и, оступившись, упала в воду. Воплощения Себека, крокодилы, сразу приняли жертву, на дорожке осталась только золочёная сандалия. Поговаривали, что Хенет-Нейт не простила соперницу, но кто осмелится обвинить Великую царскую супругу?
- Да, ты не ошибся. Все мои предки были хранителями великих усыпальниц, и каждый добровольно оставался внутри гробницы, когда правитель отправлялся в Дуат. Я слишком стар, чтобы скрывать очевидное - голод и жажда заставили меня вспомнить про тайные выходы. И я здесь, постыдившись вернуться домой. Да, у меня много вопросов, но который задать тебе? - Он тяжело вздохнул и наконец спросил: - Скажи, Наджем-Атум, знаешь ли ты, почему тогда в усыпальнице убил себя телохранитель Небседжета? Он не пытался защитить живого Хора, значит, знал о заговоре заранее и знал, что произойдёт.
- Защитить? О заговоре? Разве ты не подслушивал там, в гробнице?
Менхотеп покачал головой.
- Но ты знаешь, что тогда произошло. Значит, ты подглядывал. Не поднимай вверх ладони, ведь любопытство - хорошая черта. - Сириец грустно улыбнулся и коротко сказал: - Фараон, первый Небседжет, сам приказал телохранителю не вмешиваться.
'Сам приказал? - Мысли в голове бывшего хранителя гробницы заметались. - Но почему? Неужели был уверен, что сам справится с обоими заговорщиками?'
- Фараон верил, что живой Хор в своей гробнице непобедим. - Сказал это Менхотеп тихо, почти самому себе.
- Ошибаешься, - опять улыбнулся Наджем-Атум. - Дело в том, что зубы у Небседжета не болели. - И, насладившись замешательством бывшего смотрителя, бывший лекарь, а теперь торговец, показал на солнце. - Крикни слуг, они плохо понимают мою речь. Пусть принесут пива и лепёшек. Пора подкрепиться, и я без спешки всё объясню.
Пиво оказалось кислым, а вот лепёшки - мягкими и вкусными. Навес защищал от солнца, колено у египтянина больше не болело. Путешественники ощущали себя почти друзьями.
- Заметь: я сказал, что зубы у Небседжета не болели, и ты растерялся. Действительно, почему фараон отправился в усыпальницу бороться с болезнью, если был здоров?
Менхотеп коснулся губ пальцами в знак согласия и уважения к проницательности говорившего.
- Но я ведь не сказал, что он был здоров. Помнишь ли ты его братьев? Не Джед-сиа, а родившихся от Великой матери царя, полнородных братьев живого Хора?
Бывший смотритель гробницы только приподнял плечо и слегка прижал ладонь к ключице, отвёл глаза от собеседника: 'Не моё дело говорить'.
- Ты прав, не наше дело рассказывать окружающим, но это то, что знаем мы оба. Каждый из полнородных братьев видел себя на месте живого Хора, и каждый был всего лишь напыщенным царским сыном. Узнав, что сын Ра встал на путь к Осирису, они дрались бы за то, кто возьмёт две короны, ввергли бы Египет в хаос. Сын наложницы Джед-сиа даже не попытался бы что-то исправить.
- Я не понимаю тебя, лекарь. Ты говоришь, что фараон не болел, но и не был здоров. Ты говоришь, что Джед-сиа не боролся бы за власть, но именно он занял место властителя. - Лицо Менхотепа вдруг просветлело. - Я понял. Ты убедил Небседжета, что тот болен, и заманил в гробницу, чтобы передать Белую и Красную короны Джед-сиа.
- В твоих словах есть порядок, но где ты видел настоящего мужчину, поверившего в болезнь, которой не чувствует? Сын Ра был болен на самом деле. И он умирал. Лихорадка Сахмет убивает почти всех, и я никогда раньше не видел, чтобы приступы мучили человека так сильно. Только великая воля и некоторые мои снадобья позволяли ему появляться на людях в дни, когда болезнь отступала. Но Небседжет думал не о себе, а о Египте. Он не хотел, чтобы родившиеся от Великой матери царя узнали о его скорой смерти. Поэтому я и выдумал зубную боль.
- То есть ты признаёшься в заговоре?
- Да, признаюсь. - Голос был грустен, но твёрд, лекарь не сожалел о содеянном. - Я убил фараона, приготовив для него яд. Выпил он его сам, но это не делает меня невиновным.
Менхотеп вскочил, опрокинув и пиво, и оставшиеся лепёшки:
- Я видел, как Джед-сиа лил яд ему в рот!
И на этот раз с лица Наджем-Атума не сошло выражение печальной доброты.
- Нет, не так. Фараон объявил свою волю, назвал брата преемником, пусть и получающим власть неправильным путём. Ты помнишь, с чего начались твои вопросы? Именно тогда он приказал телохранителю не вмешиваться, а потом выпил яд. Джед-сиа пытался отобрать сосуд, потом засунул пальцы ему в рот, чтобы вызвать рвоту. Он не знал, что от этого яда нет спасения, великий Небседжет всё равно отправился бы выбранным путём.
- Что ж, я понял. Небседжет был мудр и отважен. И до, и после того события. - Менхотеп заметил вопросительный взгляд лекаря и добавил: - Небседжет был мудр и отважен все восемь лет до того, как пришёл в свою гробницу, и двенадцать лет после того. Но почему ты стал торговцем и принял имя Шулама? Мне не кажется, что Джед-сиа убил бы свидетеля.
- Это не имеет отношения к восшествию его на престол. Я поменялся потому, что должен был выполнить одно обязательство, но не хочу об этом рассказывать.
- Клятва богам?
- Одному богу, - подтвердил Наджем-Атум.
***
Это не было ложью, хоть и не было той правдой, о которой подумал Небседжет. Тогда, давно, Небседжет излечился, что бы ни называть этим словом, и жизнь вернулась в обычное русло, и пришло время исполнять сказанное тем, кто совсем недавно был живым Хором. Исполнять, пока не поздно.
Но как защитить красавицу Тиасехмет от неизбежного гнева Великой царской супруги? Он помнил, как сидел, держа перед собой золотой обруч. Осирис и Хатхор. Сейчас фараон в царстве мёртвых восседает подле Осириса, наблюдает. Как будет исполнено поручение? Он дал символы, но что означает второй из них? Что значит корова Хатхор? Покровительница скота, но она же и богиня Хатхор, дарующая радость любви. Небседжет любил Тиасехмет, но если предмет говорит о его любви, то Наджем-Атум должен был получить что-то другое. Или?.. Или властитель не только дал поручение, но и указал, как его выполнить?
На то, чтобы всё подготовить, много времени не ушло. Тиасехмет понимала, в какой опасности находится, даже и не зная, что удаливший её от себя уже мёртв. Лекарь двух Небседжетов молчал о том, что произошло, только сказал, что фараон её больше не позовёт. А сандалия вечером у пруда с крокодилами - что может быть проще?
***
Наступал вечер с его прохладой, Наджем-Атум отправился спать с лёгким сердцем. Сам не думал, насколько облегчит его душу разговор с Менхотепом. Завтра затемно, пока миром не овладела жара, он отправится в Сирию, и через два дня жена встретит его на пороге дома. Тоже немолодая, но по-прежнему стройная и красивая. Любящая и любимая Тиасехмет, хоть имя это помнили только они двое.
Все вопросы и предложения по работе журнала присылайте Петриенко Павлу.