- А скажи-ка, Митрий, - обратился ко мне Доминикович, - не знаешь ли ты хороших грибных мест в округе? А то, понимаешь, здесь уже двенадцать лет живу, а за грибами толком никак не собрался.
Я с радостью подтвердил, что мне знакомы такие плантации. Почему с радостью? Поскольку и сам давно собирался заняться заготовкой на зиму. Обычно, делать это мне приходилось раз в сезон. Из-за всегдашней занятости всяческими житейскими пустяками чаще не получалось. Посещал я лес с ночёвкой или без оной единожды за лето, но затаривал за поездку четыре-пять вёдер. На зиму хватало вполне. Закатанные в банки жареные в говяжьем жиру или на подсолнечном масле красноголовики и подберёзовики создавали эффект ранней осени на зимнем столе. Про маринованные отборные шляпки подосиновиков я уже не говорю.
А в тот год традиционный выезд покуда не состоялся по причине сильной занятости на работе - приходилось внедрять компьютерную программу по начислению заработной платы на многопрофильном предприятии практически с нуля. За делами и лето пролетело незаметно. Посему заинтересованность Брони в вопросе сбора грибов меня сильно порадовала, коль скоро работа закончена. А тут ещё и напарник наклёвывается нескучный - такая прелесть!
Прикинув, какие места наименее посещаемы многочисленными грибниками в разгар сезона, я выдал информацию, что непременно стоит осчастливить станцию Выль-Ю Северной железной дороги своим присутствием. Находится она в часе с небольшим пути от нашего города в сторону Воркуты. А заветное местечко грибное близ станции показал мне старинный приятель - сослуживец по прежней работе. Добираться в сей заповедный уголок не так просто, потому ажиотажного спроса не предвиделось.
Плантация действительно удивительная. Станция стоит на взгорке, а вокруг неё болота, среди которых встречаются возвышенные холмы с редким ельником и белым мхом. Бродя от островка к островку, запросто набираешь несколько вёдер в течение пары часов, если никуда не спешить. Бывал я в этом месте раза три, и всегда вставала задача, как дотащить грибной улов из леса до станции. Закрома мои ломились от маленьких - одна к одной - шляпок; ножки при грибном изобилии практически никогда не брал".
"А пули летят, пули...
Нами, мальчишками четырнадцати - шестнадцати лет, воспринималось всё как некое приключение, сулящее нечто новое, доселе неизведанное. Зато родители вибрировали аурами настолько волнительно, будто провожали отпрысков по меньшей мере на два года; и не на сборы, а в действующую армию.
Рано утром в первый понедельник после завершения учебного года всю нашу школьную команду собрали на высоком берегу близ памятника полярному исследователю Русанову и попытались построить. Получилось данное действо не сразу, поскольку летняя расслабуха уже довлела над выпускниками 9-го класса. Впрочем, заминка оказалась недолгой, и вскоре с прочувствованной речью выступил военком города, объяснивший школярам сложную международную обстановку и необходимость всегда быть начеку.
Руководили построением и впоследствии самими сборами два офицера из военного комиссариата - капитан со старшим лейтенантом, и двое учителей НВП (начальная военная подготовка, если кто не помнит аббревиатуры) из разных школ города. Дело затевалось нешуточное. Не зря же наши мамы тренировались жить целую неделю в ожидании сыновей, которым, возможно, вскоре предстояло послужить Родине по-настоящему.
Кое-кто из провожающих родительниц рыдал в сторонке. Ещё бы - первый раз в жизни их чада оказывались без бдительного родственного присмотра, а говорят - им даже дадут настоящее оружие в руки. А это само по себе очень серьёзно, не считая разного рода опасностей, могущих таиться в таинственных "трущобах Саратовки". Но сыновья, в отличие от "предков" настроены были куда более оптимистично - шутили, нарочито громко смеялись и даже покуривали тайком, отвалившись в сторонку из общего строя".
"Огородами, огородам и - к Котовскому!
Но вернусь к сборному концерту, венчающему городскую комсомольскую конференцию. Впервые нам, актёрам детской студии, предстояло выступить на большой публике - почти триста человек в главном концертном зале местного ДК Речников. Юным актёрам и в малом зале на сто пятьдесят зрителей треволнений хватило б за глаза, а тут - три сотни совсем взрослых людей! Мандраж бил, несмотря на увещевания заведующего постановочной частью народного театра. Ничего даже эта прекрасная женщина достаточно зрелого возраста не могла поделать с нахлынувшим на юных актёров волнением.
Труппа нервничала, и нервозность атмосферы усугубляло следующее обстоятельство: из-за кулис можно было разглядеть жаркую рампу, в свете которой предстояло воплощать режиссёрские идеи без малейшей поддержки со стороны взрослых артистов - их в пьесе попросту не наблюдалось, а будка суфлёра на клубной сцене отсутствовала в принципе.
Впрочем, меня лично сие обстоятельство не слишком пугало, поскольку в уста моему герою автор вложил всего три слова: "А как пойдём?" Имелся в виду способ достижения отряда Котовского. Уж, данные-то слова я произнесу громко и со значением при любой публике. Так мне казалось. О нордическом же спокойствии остальных участников сцены из спектакля можно рассуждать лишь с изрядной долей иронии. Текста у них куда как больше, и слова от волнения могли запросто заблудиться в глубинах памяти.
Помните, я уже говорил, мол, ключевой в означенной сцене была знаковая фраза: "Огородами-огородами, и - к Котовскому..." Поначалу - во время репетиций - я жалел, что её произносит не мой герой, но чем ближе к премьере, тем всё явственней становилось - и хорошо, коли так: чем меньше связанного текста запоминать, тем меньше спрос, если вдруг накосячишь в приступе неконтролируемого синдрома отличника".