Валентина Душина 

Пусть здравствует моя держава,
Широк размах орлиных крыл.
Ликуй в лучах, венчаясь славой,
Свой меч в сражениях закалив!
Из недр тайги, тунгуской шири,
Идет весёлый человек,
И полный гордого покоя,
Он будет твой лелеять век.
Цвети Москва, опора веры,
Благими станут перемены.
Летит в небесной высоте,
Георгий в грозной красоте.


Чёрным дымом поле крыто,
Да травой седой повито.
Гэй, гэй!
Чёрны враны налетали,
С четырёх сторон кричали,
Кар, кар...
Хватит трупы годувати,
Старый Яр разжал объятья.
Мёртвым ни к чему!
Полегли навечно братья,
Один парень из России,
1
Другой местный сиротина.,
Гэй, гэй...

Измы.

Это строгое, чёрное русское поле,
Вызывающее помраченье сознанья 
и потерю рассудка.
Это память и смута души о стерне
обжигающей ступни.
Между жизнью и смертью,
по дороге к погосту,
Ощупывать взглядом библейским,
То ли вечность, а то ли песок
океанский.


Как умру положат в гроб,
Сложат руки к сердцу.
На плечо, тот гроб взнесут,
Крепким полотенцем.
По дороге понесут,
Рядом с хлебным полем.
В небо звоны поплывут,
С белых колоколен.


Мы пришли из далекой дали,
Как колосья, взошли на свет,
Призрак скорби, войны и печали,
Словно смерчь, нам несется вслед.
Слепота, словно ночь, обьяла,
Лишь сердец раздается стук,
Эту землю не раз спасала,
Пара крепких, рабочих рук.
2

К тебе я, Мария, по синему лугу, иду,
Все песни отпеты 
и реки давно измельчали,
Прожитые годы на землю дождями упали,
А я, словно колос побитый, живу и живу...
Не знаю, Мария, я нынче болезни своей,
Лишь прошлого тени витают ночною порою:
Голодные дети укрыты шинелью моей,
И ты, в черном платье, колдуешь,
над скудной едою.



Кто мы? Озябшие дети,
В дне, где пребудет печаль.
В мутном исстаявшем свете,
Облачна хмурая даль.
Горечь летящего дыма,
Шорох опавшей листвы.
С осенью неразделимы,
Долы и реки мертвы.



Век мой, зверь с железной лапой,
Среди клевера и мяты,
Я читаю стих согласный,
Поклоняясь чёткой гласной.
Век мой, сфинкс в песке столетий,
Меж пространных междометий,
Я ищу свою дорогу, 
К чуду, радости и богу.
Я пылинка, я соринка, 
3
Я травинка на бугре.
Плачет флейта, плачет скрипка,
Первой птицей на заре.
Человек - зеница неба,
Белый ангел с стеблем хлебным.
Жду великих откровений,
В череде земных мгновений.


Рассматриваю угодья, реки, леса, поля,
Летит над землёй кукушка, по речке плывёт ладья.
Кукушка рассыпь кукованье, на царство меня венчай.
Эй, речка, в ладье забвенья меня на волне качай.
Утешусь я ненадолго,в воде отразится лес.
Свободна от тяжести долга под куполом синих небес!


Какое радужное лето легло на узкое плечо,
Его дыханием согрета, не беспокоюсь ни о чём.
Вдыхаю пряный запах мяты, винясь закатному лучу,
Что ни о чём давно не плачу, я в этом радостном
саду.

Храм.

Как спокойно и тихо,горят купола...
И небес голубеет страница.
Словно три гениальных сошлися пера,
Три луча,чтоб мой дух обновился.
Для чего пришел сюда ты,
Молодое бросил тело
на холодные ступени?
Нес грехов постыдных бремя,
Пресекается дыханье,
словно гвоздь вбивают в темя.
4
Усталым прибыл и заснул,
И мучился в кошмаре.
Входили в окна тыщи лун,
Овечками в отаре.
И там в развернутых пределах,
Где все житейское не в счет.
Качалось сердце на качелях,
И кто забаву ту прервет.


Крест ли стал метаморфозой,
Над войной, туберкулёзом?
Он вознёсся над погостом,
Ввысь с Христом глядящим строго.
Дурь по кровушке венозной,
Автостопом, с мером слёзной.
И с ознобом, и в нирване,
Сгинул в замяти калённой.


Ветер сыпет лист богато,
С золотой каймой платок,
На себя одела хата,
Приосанившись чуток.
Встанет вечер у копешки,
Голос тих, а волос рус.
Под мотив хмельной гармошки,
До утра продрыхнет Русь.
Пузом вверх сопит горбатая,
Несмеянна суходольная.
Вот сарай стоит с лопатою,
Как симфония народная.
Бог послал судьбу горючую,
Во хмелю и передрягах.
Месяц ходит в паре с тучею,
5
Шарит оком по оврагам.


Как твой лик Христос малевала истово,
Одевала тебя в одеяния чистые.
Удивилась я,как сошел с креста,
И пошел безмолвно полями мглистыми.
Где никто не ждал тебя с вестью благой,
Воздавали честь достоянию малому.
И страданья росли неподъемной горой,
Непосильные роду людскому и жалкому.
Черный крест глядел многолетне-стар,
Островком средь осенней грязи.
И свивалась тропа для овечьих отар,
Ожерельем небесному князю.


Нет, не воскреснут никогда,
Цветы и травы у обочины.
Замерзнет каплею вода,
Где лист покрыли червоточины.
И будет месяц зреть луной,
Висеть над Вяткой и ракитой.
И год покажется одной,
Песчинкой в тишине забытой.


Кто выручит в осени этой?
Блеснув золотистым лучом,
Уходит тропой не примятой,
Цветастым, шуршащим ковром.
Эй, лето! Постой на минутку,
Продли мои лучшие дни!
Желанья не внемлют рассудку,
На пару недель обмани.
6
С ней пуповиной повязан,
С матерью...блудного сына.
Ныне всем телом изьязвлен,
Реет посмертно он дымом.
Ввысь воспарит понемногу,
Тьму разгребая руками.
К Богу, родимые, к Богу,
Шествует кроткими днями.


Рай для потерянных, рай для калек,
Непросветлённых и нищих...
Господи боже, какой человек,
Пал пред тобою ниже?
Восстану горою, земной корой,
Общенародной мессой.
Лазарь убогий с каким лицом,
Ты воссияешь над бездной!


Давай устроим праздник,
Пусть будет жизнь прекрасна.
Весны пернатый вестник,
Наполнил трелью весь.
И солнца блик зеркальный,
И поцелуй твой тайный,
Вот-вот сведут с ума.
Светлей лесные чащи,
откуда в синеву,
Смотрю все чаще-чаще,
и грежу наяву.
Природы пробуждение,
под робкий звон ручья.
Остановись мгновенье!
7
- кричу в восторге я.
Цветет не увядая,
на тропках первоцвет,
Как радость первомая
и повторенье лет.


Когда сгущается над миром ночь,
И развернуть пора заветный свиток.
Едва ли можно сердцу превозмочь,
Весь перечень смертей и пыток.
Им нет числа во граде именитом,
И только мертвый смертью знаменитый.


Встает заря, встает заря,
над пышностью равнин,
И шелестит листвой во тьме,
красавец мой, жасмин.
Но лишь затеплится свеча,
светила в вышине,
И куст, усыпанный росой,
сверкает, как в огне. 


В черном омуте душных ночей,
Соловей о подружке рыдает,
Где блестит под луною ручей,
Там, сердечко мое замирает.
Бродят звезд златорунных стада,
И в ручье до восхода пасутся,
И бесшумно струится вода,
Годы горя и счастья несутся.
И смыкая глаза и уста,
Погружают в нирванну забвенья,
8
И струится, струится вода,
Словно чистая кровь искупленья. 


Пропеть могла бы я тебе,
в саду, так много роз,
Но только на одной дрожат,
семь капель чистых слез.
Кто пролил их тревожа цвет?
Любви так горек хмель...
Но ветер в даль унес ответ,
за тысячи земель.
Прекрасен сад в сияньи роз,
в нем соловьи свистят,
Сорву цветок, где в лепестках,
семь горьких слез горят!


Печальнее нету приметы,
Бродить незнакомкой в лугах.
Доверчиво теплое лето,
Как пестрый букет на руках.
Озера и тихие реки,
Прозрачны до самого дна.
Усталость ложится на веки,
Бескрайностью долгого дня.
Теряются узкие тропки,
В зеленой траве-мураве.
И мысли просты, неторопки,
В холодной моей голове.


Сон объял тебя глубокий,
В земляных холмах высоких.
Средь дождей и дней туманных,
9
Бродишь средь бродяг незванных.
Средь больных и нерадивых,
Празднословных, глупых, лживых.
Не просыпайся, Будда!
Мёд на твоих устах.
Не просыпайся, Будда!
Звёзды в твоих волосах.


Стою с безумною тоскою,
Над созидателем всего.
Душа моя объята тьмою,
Стук сердца слушаю его.
Припасть горячими губами,
Слезами смыть с души тоску.
Как под ваятеля руками,
Что режет дней моих строку.


Меж будней и случаев разных,
И вороха дел и затей,
Так здорово выиграть праздник,
Свободу на несколько дней.
уеду, уеду, уеду,
сжимаю счастливый билет!
...там в зной изнывают от лени,
...там к морю уводять ступени,
...там солнце горит над землёй,
...там бог лишь один надо мной!


Теплый ветер мчится с юга,
Как большой привет от друга.
Листья тополя листает,
Пух с губы моей сдувает.
10
Затихает в лапах ели,
Даже дышит еле-еле...
Отдохнет и рвется прочь,
Смирным быть ему невмочь!
Крутит волны в хлебном поле,
Хорошо ему на воле.


Пух одуванчика кружится в временном вихре,
Тенью забвенья ложится на робкие рифмы.
Так же наверно сейчас и в прекрасном Эдеме,
Растеж распахнуты южному солнышку двери,
Звону стрекоз, безудержному буйству цветенья,
Льётся с небес белых ангелов нежное пенье.
Славен Господь на этих неброских склонах,
Розовым цветом гвоздик, омывающий пыльные ноги.
11