Аннотация: Положи меня, как печать, на сердце твое;;"-Песнь Песней 8:6 Ветхий Завет Мемуары Валентины Николаевны Душиной живописца и поэта.(Произведение в работе)
Валентина Душина
челнинский поэт и писатель.
Казань
Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка любовь, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы её - стрелы огненные; она пламень весьма сильный."
Песнь Песней 8:6 Ветхий Завет
Любовь
Она смотрела в окно тупым, коровьим взглядом. В саду зацветали вишни, теплый, майский ветер шевелил груды чуть подсохшего свежевыстиранного белья.
Софья вся ушла в глубину своих мыслей и чувств. Зеленные, розовые и желтые пятна сада падали через стекло на ее лицо и лицо двигалось, губы силились что-то сказать, на самом деле это был обман. Женщина давно уже ничего не говорила, незыблемо зная, он к ней больше не вернется.
Сегодня она убирала в большой горнице и в шкафу среди псалтыри, молитвенников нашла старую свою записку, которую подала ему на исповеди много лет назад. Она развернула желтый обрывок бумаги и прочла, сегодня представляла Вас ниже пояса. И тут же острая боль в сердце забрала последний остаток сил.
Софья закрыла глаза, но слеза медленно выкатилась из уголка глаза и поползла по щеке.Усилия, которые она прилагала чтоб удержать любимого могли бы сдвинуть гору.Никто не хотел или не мог ей помочь остаться с ним навсегда.
И в противовес этой весне вспомнила другую, холодную, когда ветер рвал платки и шапки с голов людей. Она привезла его сюда, в этот большой деревянный дом и на кухне чиркнув по коробку сухой спичкой, он сказал, смотри, совсем не отсырели и засмеялся. Будущая счастливая жизнь в свете его глаз представлялась
солнечным, теплым днем, бесконечным,райским,полным белокрылых голубей, а теперь она никак не могла разомкнуть уголки губ от холода поднимающегося по ногам от половиц. Мысленно она видела, как
все так же к батюшке подходили люди, что-то говорили, наклонялись под благословение, целовали руку.
Одна женщина отошла, другая подошла и осталась рядом.И это была не она, не Софья. Она хоронила себя много, много дней и ночей в этом доме и Бог, которому так трепетно поклонялся он и перед которым так безвольно опускалась ниц она смотрел на нее из углов отовсюду, обещая свое покровительство и защиту.
Частное строение принадлежало священнику, Софья была рада, что как доверенное лицо могла приезжать в любое время в отсутствие хозяина, для того чтобы протопить и убрать дом, а также посадить цветы в саду, здесь она мучительно думала о своей жизни. Муж пытался к ней дозвониться, она не брала трубку ссылаясь при возвращении домой на плохую связь.Она плохо думала о муже, видя в нем препятствие для своей любви к другому человеку.Она не только любила отца..., но и хотела от него ребенка, муж носившийся со своими мнимыми и настоящими болезнями ее раздражал, ей казалось, что он преждевременно впадает в маразм, обрубая этим корни их долгого брака.
При виде нынешней помощницы батюшки Марии Софья впадала в ярость, она не знала, что сделает в гневе, убьет себя или побежит убивать Марию и это ее пугало, она имела глупость рассказать об этом на исповеди батюшке.Что ты, что ты, сказал он, окстись! В первую очередь задумав, не то что претворив в действие убийство другого человека, ты убиваешь себя, свою душу навечно спускаешь в ад.Кажется, она его здорово напугала. Он улетел с Марией в отпуск не попрощавшись с ней, а ведь раньше всегда его сопровождала она.
Софья попыталась избавиться от слез, но последнее время они текли не переставая, она слепла испытывая горечь острейшего одиночества.
Батюшка вернулся в город через две недели, на дачу он приехал один.
В тот день она сидела на ступеньках крыльца в одной белой, сатиновой рубахе.
Софья увидев его, с трудом вытолкнула из себя слова приветствия, встала под благословение. Батюшка поставил черную, дорожную сумку, вынул из нее красное яблоко, протянул ей и погладил по волосам, как ребенка.
Софья сидела и ела яблоко, она видела в отце Н...единственную твердую опору и боялась потерять ее.
После обеда, закончив свою работу, Софья спросила, что ты решил?
А он, спокойно глядя ей в глаза ответил, ничего не меняется, ты мне веришь?
Потом он добавил, бане нужен ремонт, ты оставишь мне мужа дней на пять? Да, ответила Софья, на работе напишет заявление на отпуск за свой счет. Она потянулась к нему, а он обнял ее, как обнял бы сестру.
ОН, родился седьмым ребенком, всего детей было девять, в семье малограмотных крестьян, с трудом научившихся переписывать молитвы и писать короткие письма.
Война не дала им возможности выучиться, в юном возрасте и мать его, и отца угнали в Германию, освободили их американцы в конце войны, они работали на бауэра, собирали свеклу на полях, обхаживали скотину.Бараки мужчин и женщин стояли отдельно, кормили плохо, ели все, что попадет под руку грязную морковь, свеклу, жевали зерно.)
В детстве батюшка тяжело болел, перенес что-то вроде менингита, долгое время в детстве он ничего не слышал, как-то разом потеряв во время болезни слух.Лечили его антибиотиками в маленькой больничке на пять мест, потом выписали, сказав матери, что у ребенка слабые легкие.
Худой, маленький в рубашонке с головой, повязанной женским белым платком, переступал босыми ногами по черному, бесконечному осеннему полю, которое распахали лошадью, чтоб собрать картошку. Сил кричать не было и он просто тянул руки к солнцу, вслед улетающим журавлям.Время от времени мать поднимала тяжелый взгляд от борозды и из под козырька руки смотрела на него, как на покойника, не веря в то, что он будет жить дальше.
Но он выжил, отец называл его золотой, оттого, что все остальные были девки.
Шалил, как и все мальчики его возраста и даже однажды поджег стог сена. Отец не стал бить, он просто посмотрел на него и тогда сердце мальчика жаркой волной окатила жалость к родителям, их убийственному труду.
Семья, в которой он вырос, была патриархальная, по праздникам в доме правились службы, на которые сходились все жители деревни.Так же его мать ходила по людям обмывать покойников и читать ПсалтырьСемья, в которой он вырос, была патриархальная, по праздникам в доме правились службы, на которые сходились все жители деревни.Так же его мать ходила по людям обмывать покойников и читать Псалтырь. Готовили в русской печки, обычно ставили всегда большой чугунок картошки и чугун со щами с мясом, работа была тяжелая, на улице, заготавливали дрова,рубили лес и ставили срубы,пахали, сеяли...имели двух, трех лошадей,овечек, баранов, держали корову, свиней, кур. Хозяйство было крепкое. Обедали за большим, деревянным столом, сидя на длинных прикрепленных к стене широких лавках, под большим киотом с иконами, украшенном вышитым полотенцем.В начале вся семья вставала и молилась, его отец читал молитвы вслух,крестились и садились.Отец доставал бутылку самогона и всем, кроме детей наливал по рюмке. Пьяным своего отца, он не видел никогда.Зелень, соленья, варенья все было со своего огорода и из леса.Все дети хорошо учились в десятилетней школе,были трудолюбивы, имели сообразительность и способности.Мать его не работала, каждое утро, она вставала в 4 утра,топила печь, чтобы приготовить, накормить скотину и отправить ребятишек в школу.Стирала, пряла шерсть, ткала половики.Забот хватало.
Меж тем двор жил своей обычной жизнью, зарождавшийся вечер говорил языком птиц и животных, прокричал петух, залаяла собака...Скрипели петли колодца,черная вода в ведре плескалась тяжелыми волнами, редкие брызги попадали на рукав и подол рясы, тепло уходящего дня было целительным, воскрешающим к жизни. Он тряхнул головой и не ощутил тяжести копны кудрявых волос, поэтому поднял руки и пригладил редкие седые волосы, окружающие лысину, он приезжал в этот загородный дом отдохнуть от шума города и людей, которые, как вши ползали по его телу,со своими страшными грехами и желаниями. Он никогда не жил так хорошо, как сейчас и помыслить не мог, что станет священником, и великие мира сего, будут приходить к нему и кланяться, просить благословения и совета, что его будут возить на машине на службу, со службы, на отпевание, освещение...Он ездил исповедовать умирающих и с помощью в многодетные семьи и все людские нужды знал хорошо. Его хорошо кормили и всячески ублажали. Что женщины молодые, умные и красивые будут приходить и предлагать себя, желая его.Он же, не хотел ничего.Только покоя, которого не было.
Может ли не быть греха, если человек по своему рождению изначально греховен?
Когда то у него была жена, с которой он венчался и очень любил, дети...долгое время они жили очень счастливо. Он, не понимал, когда он потерял Валентину, в какое время...Она просто ушла с детьми все бросив.
После нее он не хотел иной женщины, годами ждал, что она вернется, плакал, умолял. Она не вернулась. Но однажды, она пришла, у нее были большие проблемы и ему опять показалось, что счастье вернулось в дом.Ему не хватало ее, Валентина стирала, убирала, готовила...в это время он лежал в больнице и приезжал, только изредка.Они гуляли по улицам, приходя он становился на правило и молился, а она сидела в уголке комнаты, в покойном кресле, сделанном его руками, безмолвно слушала и его душа в устремлялась к Богу в порыве великой любви!Он, никогда не ночевал и телесной близости между ними не было, было нечто большее,Валентина была и кровь его, и плоть, и душа.Проблемы Валентины утряслись и она захотела уйти, он не отпускал и только после поездки к старцу выпустил ее на свободу.И опять остался в оглушительной пустоте. Иногда они встречались в Храме, иногда он звонил ей, но она уходила все дальше не оставляя ни малейшей надежды. И со временем он научился обходиться без нее.
Он, склонялся к тому, что грех будет всегда, ни часы молитв, ни долгие посты, ни смертельные болезни не смогли убить в нем порок сластолюбия и гордыни. У него не было ни друзей, ни врагов. В этом он был похож на своего деда, носившего в старости на одной ноге валенок, а на другой резиновый сапог. Деньги дед хранил в ладанке, висящей рядом с удом, детьми они воровали у него рубли, когда он спал и бежали в магазин покупать конфеты и сладкие булочки.
Дед был стар и одинок, его приезжали сватать старушки из соседних деревень на совместное хозяйствование, но дед не шел, а подарки брал.
Среди пыли овинов, стойл, чердаков и выгребных ям жил деревенский Бог, вися на шнурке детской шеи будущего батюшки, распятым на оловянном крестике.
Бог всевидящ, твердила мать и от неизмеримости величия грозного Бога и собственной малости, мальчик долго заикался от ночного испуга, ибо Бог видел все грехи и во тьме. Заикание прошло только к тридцати годам, но когда он волновался, речь и теперь становилась невнятной.
Бог был для него ослепительный свет, раньше после службы батюшка впадал в состояние всепрощения, оправдывая поступки людей ржой (от слова ржа)характера, вводящей в исступление, лживость и эгоизм. С годами взгляд его становился острее и жестче, батюшка стал сдавать.
Но вот в его жизни появилась женщина, молодая и умная по имени Мария, она как мед, благоухая, источала почти осязаемую сладость. София начала взбрыкивать, ходила с хмурым видом, жаловалась на здоровье, перестала бывать на кухне, батюшке не хотелось готовить самому. Он, указывал ей на подвиг личного спасения в Церкви, говорил, что Бога обмануть невозможно, что за грехи воздастся сторицей, но она молчала, как каменный идол.
Батюшка легко управлялся с паствой, София была безотказной. Бывало, он говорил ей, мне нужен черный, тонкий, шерстяной свитер без горлышка. Она отвечала, батюшка, где же я найду? Везде продают с длинным воротом...Я, знаю, ты найдешь, ответствовал батюшка и она шла и находила. Батюшка отрезал с изнанки свитера ниточку, поджигал спичкой и по запаху и горению определял, шерсть это или нет.
София целенаправленно и поэтапно продолжала убирать женщин с дороги батюшки, ее женский, острый ум был изворотлив и лжив, но потолок ее желаний был темен и низок.
Мария пришла к нему в Храм двадцатилетней с ребенком на руках, ночевать ей было не где и он дал ей приют в своей квартире, недели две спустя приехал горе поэт,бросивший в Москве свою семью и являющийся отцом слабого и хнычущего ребенка Марии и они на время опять сошлись вместе.
Спустя годы он встретил ее вновь, в одном из Храмов, где служил службу,и где она работала певчей в силе женской красоты и не смог отказать в служении ему. Он знал, что это ни к чему не приведет, ум его стремился к познанию Бога и безмолвию, между ним и миром стояла воздвигнутая им стена монашества.Но помочь ей духовно, был его долг. Мария, как и многие другие люди в подобных случаях, будучи мусульманкой и перейдя в христианство, не ладила с родителями и родней.
Сила, которая поднимала его с одра смерти, была Бог. Бог воздевал свою ладонь над миром и все живое цвело, плодоносило и размножалось, но Бог в любое мгновение человеческой жизни мог опустить тяжелую десницу на голову грешника, повелевая встать на колени.
Когда ему исполнилось тридцать три года врачи обнаружили у него туберкулез лимфо-узлов с подозрением на рак, долгое время он провел в туберкулезном диспансере , ощущая свою непричастность ко всему временному и при выходе из лечебницы, полностью отдал себя Богу, приняв целибат. Теперь ему уже исполнилось пятьдесят девять лет, а он продолжает жить, чтобы каждый миг своего дыхания
славить Творца.
Положи меня, как печать, на сердце твое, как перст
Рыдали метели
и хаты до крыш заносили,
И свечи горели,
и тени безгласные плыли.
Любовь обжигала,
сжимая до боли объятья,
Как старые латы,
Сдирая железное платье.
Сопутницей счастья
шагала дорогой небесною,
На сердце ли, в ребрах,
клубилась последнею песнею.
Она смотрела в окно тупым, коровьим взглядом. В саду зацветали вишни, теплый, майский ветер шевелил груды чуть подсохшего свежевыстиранного белья.
Софья вся ушла в глубину своих мыслей и чувств. Зеленные, розовые и желтые пятна сада падали через стекло на ее лицо и лицо двигалось, губы силились что-то сказать, на самом деле это был обман. Женщина давно уже ничего не говорила, незыблемо зная, он к ней больше не вернется.
Сегодня она убирала в большой горнице и в шкафу среди псалтыри, молитвенников нашла старую свою записку, которую подала ему на исповеди много лет назад. Она развернула желтый обрывок бумаги и прочла, перед сном, представляла Вас, как мужчину. И тут же острая боль в сердце забрала последний остаток сил.
Софья закрыла глаза, но слеза медленно выкатилась из уголка глаза и поползла по щеке.Усилия, которые она прилагала чтоб удержать любимого могли бы сдвинуть гору.Никто не хотел или не мог ей помочь остаться с ним навсегда.
И в противовес этой весне вспомнила другую, холодную, когда ветер рвал платки и шапки с голов людей. Она привезла его сюда, на своей машине, в этот большой деревянный дом и на кухне чиркнув по коробку сухой спичкой, он сказал, смотри, совсем не отсырели и засмеялся. Будущая счастливая жизнь в свете его глаз представлялась солнечным, теплым днем, бесконечным, райским, полным белокрылых голубей, а теперь она никак не могла разомкнуть уголки губ от холода поднимающегося по ногам от половиц. Мысленно она видела, как все так же к батюшке подходили люди, что-то говорили, наклонялись под благословение, целовали руку.
Одна женщина отошла, другая подошла и осталась рядом. И это была не она, не Софья. Она хоронила себя много, много дней и ночей в этом доме и Бог, которому так трепетно поклонялся он и перед которым так безвольно опускалась ниц она смотрел на нее из углов отовсюду, обещая свое покровительство и защиту.
Частное строение принадлежало священнику, Софья была рада, что как доверенное лицо могла приезжать в любое время в отсутствие хозяина, для того чтобы протопить и убрать дом, а также посадить цветы в саду, здесь она мучительно думала о своей жизни. Муж пытался к ней дозвониться, она не брала трубку ссылаясь при возвращении домой на отсутствие связи. Она плохо думала о муже, видя в нем препятствие для своей любви к другому человеку. Она не только любила отца А..., но и хотела от него ребенка, покорный,слезливый муж носившийся со своими мнимыми и настоящими болезнями ее раздражал, ей казалось, что он преждевременно впадает в маразм, обрубая этим корни их долгого брака.
Ее муж, был родом из бедной, русской семьи. Отец его умер, когда он был еще во младенчестве. Придя однажды в его квартиру, где он проживал со старенькой матерью, Эльвира, так звали ее до принятия христианства, впервые увидела иконы. Они стояли в большом, резном киоте и перед ними горела алая лампадка.
Большого впечатления иконы на нее не произвели. Эльвира, только окончила пед. институт и работала в школе, учителем математики. Отношение к вере у нее было прохладное, возможно, это происходило потому, что с ней никогда ничего плохого не случалось. И даже когда ее пьяный отец сбил на машине группу молодых людей, ему ничего не было, дело замяли. Семье пришлось уехать ненадолго из города, потом они вернулись и жизнь снова продолжалась, как будто ничего и не было.
В роду Эльвиры русских не было, но она настояла на свадьбе, так как парень ей нравился и они поженились. Муж работал электриком на очистных сооружениях города, деньги приносил хорошие. Работу в школе, Эльвира бросила, чужих детей она не любила и нужно было иметь большое терпение, чтобы объяснять им по много раз новый материал на уроках.
Зачать ребенка у ним с мужем не получалось, отчего она сильно расстраивалась, у многочисленных родных и двоюродных братьев и сестер наследников было уже по нескольку, а она все еще оставалась пустая.
Не помогла и поездка в Иерусалим, и по другим святым местам, также, как и походы по врачам. Встретив отца А..., которого полюбила сразу, она решила любой ценой вымолить ли чадо у христианского Бога, вырвать ли...
Когда она сказала об этом матери, ее вызвал в мэрию абый (который руководил и облагораживал город), спросил, а ты знаешь, что отец А...женат? Да, ответила она, знаю. Но он разведен и со своей женой больше не живет.
Как не плакала и не ломала руки вынянчившая и никогда ни в чем не отказывавшая ей мать, подарившая ей машину дэу нексия и дававшая несчетное число денег на обзаведение семьи, Эльвира отринула ее, как сосуд сатаны и приняла христианство, обретя новое имя София.
Муж достался Софии легко, она взяла его так, как мужчина берет женщину.
С отцом А...,это не получалось. София не входила, а вползала в его жизнь, как змея, задабривая священника и окружение его слащавыми речами и многочисленными подарками. Она устроилась на работу в церковь и стала мыть в Храме полы.
Она отвозила по утрам с дачи на службу отца А...в Храм на своей машине, а потом возвращалась на его дачу и копала, разбивала грядки, сажала растения, мыла и чистила дом, варила обед, стараясь быть необходимой и незаменимой, и все это длилось годы. Годы, она обтирала и целовала ему ноги. Стоило ему намекнуть, что хорошо бы узнать более подробно, как живет его бывшая жена и она ехала к той на машине в двенадцать ночи, без предупреждения, надеясь застать там чужого мужчину. Она старалась хоть что-то подслушать или вынюхать из жизни этой женщины, но та, занималась только детьми, а Софии открывала дверь, только потому, что та приходила именем священника.
При виде нынешней помощницы батюшки Марии, Софья впадала в ярость, она не знала, что сделает в гневе, убьет себя или побежит убивать Марию и это ее пугало, она имела глупость рассказать об этом на исповеди батюшке.Что ты, что ты, сказал он, окстись! В первую очередь задумав, не то что претворив в действие убийство другого человека, ты убиваешь себя, свою душу навечно спускаешь в ад. Кажется, она его здорово напугала. Он улетел с Марией в отпуск не попрощавшись с ней, а ведь раньше всегда его сопровождала она.Одной ей, было позволено прикасаться к нему, массажировать спину и ноги, когда батюшка уставал.Она таскала котомки мирян с подношениями батюшке в машину, собирала продукты и следила, чтоб они не портились.
Софья попыталась избавиться от слез, но последнее время они текли не переставая, она слепла испытывая горечь острейшего одиночества.
Батюшка вернулся в город через две недели, на дачу он приехал один.
В тот день она сидела на ступеньках крыльца в одной белой, сатиновой рубахе.
Софья увидев его, с трудом вытолкнула из себя слова приветствия, встала под благословение. Батюшка поставил черную, дорожную сумку, вынул из нее красное яблоко, протянул ей и погладил по волосам, как ребенка.
Софья сидела и ела яблоко, она видела в отце А...единственную твердую опору и боялась потерять ее.
После обеда, закончив свою работу, Софья спросила, что ты решил?
А он, спокойно глядя ей в глаза ответил, ничего не меняется, ты мне веришь?
Потом он добавил, бане нужен ремонт, ты оставишь мне мужа дней на пять? Да, ответила Софья, на работе напишет заявление на отпуск за свой счет. Она потянулась к нему, а он обнял ее, как обнял бы сестру. Знал ли он меру боли и любви в сердце своей духовной дочери? Знал, на исповеди она открывала все, тайн меж ними не было. Как знал и то, что на пути его служения Богу не возможно обойтись без помощи, таких, как София и ее муж. Сам он все время проводил в молитве и хорошо, когда есть люди, которые позаботятся о мирском, да и в их простой жизни пребудет смысла и благости.
Осознавал ли для себя, батюшка, что очередное мимолетное увлечение, как провокатор обнажает то, что глубоко скрыто в душе, делая тайное явным не только для Бога.
Он, родился седьмым ребенком, всего детей было девять, в семье малограмотных крестьян, с трудом научившихся переписывать молитвы и писать короткие письма.
Война не дала им возможности выучиться, в юном возрасте и мать его, и отца угнали в Германию, освободили их американцы в конце войны, они работали на бауэра, собирали свеклу на полях, обхаживали скотину.Бараки мужчин и женщин стояли отдельно, кормили плохо, ели все, что попадет под руку грязную морковь, свеклу, жевали зерно.
В детстве батюшка тяжело болел, долгое время в детстве он ничего не слышал, как-то разом потеряв во время болезни слух. Лечили его антибиотиками в маленькой больничке на пять мест, потом выписали, сказав матери, что у ребенка слабые легкие.
Худой, маленький в рубашонке с головой, повязанной женским белым платком, переступал босыми ногами по черному, бесконечному осеннему полю, которое распахали лошадью, чтоб собрать картошку. Сил кричать не было и он просто тянул руки к солнцу, вслед улетающим журавлям. Время от времени мать поднимала тяжелый взгляд от борозды и из под козырька руки смотрела на него, как на покойника, не веря в то, что он будет жить дальше.
Но он выжил, отец называл его золотой, оттого, что рождались девки и до рождения старшего брата Виктора и после, уже и не надеялись, что Бог подарит еще одного мальчика.
Шалил, как и все мальцы его возраста и даже однажды поджег стог сена. Отец не стал бить, он просто посмотрел на него и тогда сердце мальчика жаркой волной окатила жалость к родителям, их убийственному труду.
Семья, в которой он вырос, была патриархальная, по праздникам в доме правились службы, на которые сходились все жители деревни. Церкви, в этом окруженном торфяными болотами и непролазным лесом поселении не было. Так же его мать ходила по людям обмывать покойников и читать Псалтырь. Готовили в русской печки, обычно ставили всегда большой чугунок картошки и чугун со щами с мясом, работа была тяжелая, на улице, заготавливали дрова,рубили лес и ставили срубы,пахали, сеяли...имели двух, трех лошадей,овечек, баранов, держали корову, свиней, кур. Хозяйство было крепкое. Обедали за большим, деревянным столом, сидя на длинных прикрепленных к стене широких лавках, под большим киотом с иконами, украшенном вышитым полотенцем.В начале вся семья вставала и молилась, его отец читал молитвы вслух,крестились и садились.Отец доставал бутылку самогона и всем, кроме детей наливал по рюмке. Пьяным своего отца, он не видел никогда.Зелень, соленья, варенья все было со своего огорода и из леса.Все дети хорошо учились в десятилетней школе,были трудолюбивы, имели сообразительность и способности. Многодетная мать не работала на государство, каждое утро, она вставала в 4 утра,топила печь, чтобы приготовить, накормить скотину и отправить ребятишек в школу. Стирала, пряла шерсть, ткала половики. Забот хватало.
Меж тем двор жил своей обычной жизнью, зарождавшийся вечер говорил языком птиц и животных, прокричал петух, залаяла собака...Скрипели петли колодца,черная вода в ведре плескалась тяжелыми волнами, редкие брызги попадали на рукав и подол рясы, тепло уходящего дня было целительным, воскрешающим к жизни. Он тряхнул головой и не ощутил тяжести копны кудрявых волос, поэтому поднял руки и пригладил редкие седые волосы, окружающие лысину, он приезжал в этот загородный дом отдохнуть от шума города и людей, которые, как вши ползали по его телу,со своими страшными грехами и желаниями. Он никогда не жил так хорошо, как сейчас и помыслить не мог, что станет священником, и великие мира сего, будут приходить к нему и кланяться, просить благословения и совета, что его будут возить на машине на службу, со службы, на отпевание, освещение...Он ездил исповедовать умирающих и с помощью в многодетные семьи и все людские нужды знал хорошо. Его хорошо кормили и всячески ублажали. Что женщины молодые, умные и красивые будут приходить и предлагать себя, желая его.Он же, не хотел ничего.Только покоя, которого не было.
Мир грех и зло...в миру не ищет он, доходов и чинов, являя милосердье ,
склоняя долу скорбное чело.
Сгустился над седой главою космос,а у него лишь посох, требник, пояс, да Крест...
а тело прячется в одеждах.
Больной и старый (избранный питомец),как луч надежды.
Отпоет, отплачет и дальше в путькрестить, венчать сирот.
Под бурею идет, а то под солнцем.То, снег его сечет, то града лед.
Березовый покой и свет предвечный и он,как перст, на тыщи верст окрест.
Может ли не быть греха, если человек по своему рождению изначально греховен?
Свою жену он встретил, когда той было восемнадцать лет, а ему двадцать один.Она была сирота.
Дружили они год, а потом поехали вместе в Мензелинск,так как в городе действующей церкви не было, где Валентина приняла крещение тринадцатого октября тысяча девятьсот девятнадцатого года. После этого они сыграли свадьбу, а потом уехали в отпуск, где и обвенчались в одном из соборов Брянска.
Когда он потерял Валентину, ушла с детьми, все бросив, задавив в себе взрывоопасную смесь чести, долга и гордости. Возможно, это случилось тогда, когда он наслушавшись размышлений старшей сестры на какое-то мгновение усомнился в своей жене, а она ему этого не простила. Они с женой так любили друг друга, что эта любовь не только у чужих, а и у родных людей вызывала непонимание и зависть,у них не было ни ссор, ни драк, ни измен. В молодости, они очень долгое время ели из одной тарелки, и дома, и у родных бывая в гостях, если бы он мог, он носил бы ее на своей груди, как медаль.Когда она бросила его, он чуть не сошел с ума.Свечница из Храма,глядя на то, как он вытирает пот с расстроенного лица, сказала ему, что нужно молится о здравии, покинувшей его жены.
И он, постоянно молился о ее возвращении, веря, что кошмар, который он испытывал, вот, вот закончится.
Витают грезы, их жасминный дым,
Как облако висит над головою.
Хвала любви, которою томим,
Сравнимой лишь с восставшею лозою.
Любовь!Любовь!Что между мной и ею?-
Столь поздних грез не отдают на суд.
Все пью вино, никак не опьянею.
Иду к тебе! И умираю тут!
Да, бывает такая любовь, как с высокого берега в глубокий омут головой падаешь.
Такая любовь у него к Валентине была.
Встретились, случай счастливый свел. Его с другом от организации на стройку послали, сидели они в автобусе, он у окна, Санек рядом, автобус битком, а тут она в дверь вошла, глазища большие, взглянула на него, а у него сердце упало, в ребрах ухнуло. Виду, он не подал. Мужичек стал к ней приставать, как бы ненароком прижиматься, да разговор заводить. Санек и предложил птахе, а садись с нами. Где, спросила она. Да вот, к нему на колени, он здоровый, а ехать долго. Посмотрела она своими наивными глазищами, кругом взрослые бабы, мужики прожженные, жизнью битые, а эти молодые, не страшные, да и вспорхнула на колени, в окошко смотреть стала.
Одеты они были все в сто одежек, в "камазовки"-куртки, с внутренней стороны, который цигейка, в фуфайки, толстые свитера и пять штанов,работать на улице целый день, холодно уже было по осени.(Это тоже, сыграло немалую роль, почему птаха села на его колени. Доехали, вышли из автобуса, а мужичек птаху схватил, как бы в шутку, а она бьется, вырывается, вокруг рабочий люд, сердцем огрубели, для них это, в норме,клеится,внимание оказывает. Он, заступился, так они все втроем и подружились, все время, на которое послали, вместе ходили. Скромная она была, лишь иногда друг на дружку поглядывали.
У него тогда с Татьяной, с рыжими, огненными волосами отношения были, ловкая деваха была, в этом же автобусе с ними ехала, впереди сидела.Работала она в той же организации, что и он. как то зазвала после работы в гости к бабке в хату, там на печи все и случилось, познакомились поближе.
Приревновала ли она его, то ли сама такая шебутная была, пришел отдохнуть на обед в теплушку, а она гвоздь на сиденье подложила. Убрал, ничего не сказал, но неприятно было.День отработали, автобус пришел в город вести, все сели, а бригадира и Татьяны нет. Искать побежал, к вагончику(теплушке) подошел, закрыт, в окно заглянул, а Татьяна там с бригадиром кувыркается.Плюнул, пошел на автобус, а любовники так и остались на стройке.
Месяц пролетел быстро, птаха заболела, на работе последние десять дней ее не было,так и расстались не попрощавшись.
Но, если Бог захочет, то люди столкнуться лоб в лоб, как столкнулись они,
шагая с Саньком, чтоб ехать на работу к автобусной остановке.Он не поверил своим глазам, когда увидел ее в белой шапочке и синем пальто идущей по дороге им навстречу.
Шла она к Ирке, которая проживала в том же доме, что и он, с которой вместе работала, вот ее и послали с работы передать той распоряжение начальника.
Вот, после этого и закрутилось все, брился, мылся до блеска, рубашку, брюки выглаживал и бежал к ней, как ненормальный.Боялся потерять.
Медичку забыл, которая первое место по республике заняла на конкурсе лучших мед.работников, в квартиру ее богатую с коврами и мебелью, где для него уже личная кружка с серебряной ложкой приготовлена была не захаживал, соседку по площадке отверг.
Птаха жила в семье у старшей сестры, в трехкомнатной квартире, у той муж, двое детей. Он тоже жил в семье у старшей сестры, в двухкомнатной квартире,с ее мужем и ребенком.
"Как на этой на недели, в поле саночки летели..."
30 декабря.
Этот день, он на всю жизнь запомнил, пришел вечером к птахе, санки детские взяли с длинной веревкой. Он ее посадил на них, да бегом повез. Весело было, снег хлопьями падал...В любви признавался ей, останавливались в парке и целовались.
31 декабря.
С духами пришел,"Желаю счастья" на белой коробочке золотая надпись вязью вьется.
Посидели за общим столом, старый год проводили, а потом оделись и к его сестре, на другой конец города пошли.Мороз за 50 градусов, хорошо машина на середине пути подобрала, а то бы к двенадцати дойти не успели.
Зимние деньки летели, не останавливаясь.
Хотелось им ото всех спрятаться, другу Саньку, который привык к нему забегать, дверь не открывали,сидели да миловались, чай пили, да друг на дружку глядели.
На работу он ее провожал, с работы встречал, а когда ее опять откомандировали на стройку в новые дома, помогать в квартирах мусор убирать, настоял, чтоб к нему обедать приходила, бежал в магазин, готовил стол к ее приходу.
Сестра его и муж ее на работе, ребенок их в садике, выпадали им часы свободы.
Бережно к ней относился, он ласковый, она нежная, а душу ее, еще детскую, не ломал и тело берег. Весной в отпуск на месяц уехал, в отпуске все о ней говорил и думал, а когда вернулся, она ему сказала, что с утра знала, почувствовала, что он приехал, ждала его.
Лето на речку ходили, купались, загорали, в кино, все свободное время вместе проводили, заранее к свадьбе готовились, костюм ему купили, от наряда невесты птаха отказалась, бедные они были, говорила дорого. Но по осени, когда обручальные колечки по талонам купили и в свадебный салон зашли и он предложил померить платье, то, как увидел ее в нем и платье белое купил, и фату сеточку двойную длинную с веночком из роз, и перчатки, и туфельки лаковые, германские.
Заботливая Валюша была, свитер ему теплый, удлиненный связала, майку шерстяную, плавки, чтоб на остановках стоя, зимой не мерз. Пух напряла, да с шерстяной ниткой шапку спортивную ему связала, шарф, носки. По домашним делам, с первых дней договорились, кто раньше домой придет, готовит еду. Кастрюлька маленькая у них была на три тарелки, свежий супчик моментом доходил, картошку, да овощи положить, пару ложек тушенки труда не составляло. Характер у него такой был, даже если сам виноват, ни за что не сознается, будет сидеть, как каменный с тяжелым лицом, и неделю готов так сидеть, и месяц. А она подойдет, обнимет, поцелует, скажет Филюшка ты мой, Филюшка любимый, ну чего ты обиделся и такие слова найдет для него, что его душа радостью омоется и в небеса птицей взлетит.
Чинит кофемолку или моторчик какой, а она рядышком сидит, классику ему читает, отрывки из Достоевского, Толстого, важно ей было, чтоб он все знал, что она знает.В школе он книги не читал, молодой город своей культурой пробуждал новые мысли и мечты.
Все складывалось у них хорошо, получили малосемейку, а со временем квартиру.
Понимали друг друга без слов.
Он был высокий и сильный и она тонкой повиликой приникала к нему. У него был велосипед, он сажал ее на раму и они ехали на край света, ветер трепал ее волосы, Валентина пела и смеялась и он смеялся не ощущая ни тяжести ее веса, ни усталости. Он вез ее в лес за березовым соком, на Каму, к друзьям, родственникам.
Вмести они ходили на занятия по каратэ, Валюша ходила, как любитель, а ему сшили кимоно и он занимался серьезно в спортзале.
Он неистово убеждал себя, что человек предающий семью уже одной ногой в могиле. Он и думать позабыл, как Валюша стучалась своими слабыми кулачками в его сердце, требуя обратить внимание на их проблемы.В ее глазах, он полностью утратил реальность, ему было не до нее, он копил деньги на машину и уже представлял себя за ее рулем.
Кстати сказать, он накопил достаточную для этого сумму, но вихрь инфляции на нет, все его труды. Государство заморозило вклады граждан и на то, что он получил через много лет в сбербанке, ничего купить было нельзя.
Но вернемся к началу, что такого важного, могла сказать ему жена, стоит только вспомнить день рождение его сестры, на которое Валюша пошла с раннего утра.
Поначалу, она едва разобрала слабый нажим карандаша среди строк отчета по посещению учащихся в школе, в которой работала золовка, очевидно она не нашла чистого листа, с огорчением подумала Валюша. Приготовить курицу в духовке, нарезать салаты,почистить рыбу, помыть фрукты, виноград. Она все успела сделать вовремя и накрыла к означенному часу большой и красивый стол в зале. Но ушла Валюша домой, как и пришла в золовке голодной, не выпив даже чашки чаю.Золовка ввалилась с подругами в дверь, сказала ей спасибо и выпроводила, ничего из приготовленных явств, она не попробовала.
Хорошо зная сестру, он спросил жену вечером, ты хоть поела? Нет, ответила она.
Вечер творил свою тихую работу, растворяя окружающие Валюшу предметы,неспешно приближая таинство ночи.Электрические фонари за окном излучали с таинственным треском свои световые частицы и она интуитивно чувствовала неотвратимость катастрофы, масштаба которой, она не представляла.Уж кто, кто, а она не стремилась удивить этот мир.
Терпеть слабость и лож мужаь, она уже не могла.Плоды трезвых размышлений о их браке ввергали ее в шок, у нее не осталось никаких сомнений в его ошибочности.
Мозг заставлял ее сопротивляться,выныривать из болота, не стоило из кожи лезть,только ради материального благополучия.
После нее он не хотел иной женщины, годами ждал, что она вернется, плакал, умолял. Она не вернулась. Но однажды, она пришла, у нее были большие проблемы и ему опять показалось, что счастье вернулось в дом. Ему не хватало ее, Валентина стирала, убирала, готовила...в это время он лежал в больнице и приезжал изредка и ненадолго. Приходя он становился на правило и молился, а она сидела в уголке комнаты, в покойном кресле, сделанном его руками, безмолвно слушала и его душа в устремлялась к Богу в порыве великой любви! Он, никогда не ночевал и телесной близости между ними не было, было нечто большее,Валентина была и кровь его, и плоть, и душа.Проблемы Валентины утряслись и она захотела уйти, он не отпускал и только после поездки к старцу выпустил ее на свободу. И опять остался в оглушительной пустоте. Иногда они встречались в Храме, иногда он звонил ей, но она уходила все дальше не оставляя ни малейшей надежды. И со временем он научился обходиться без нее.
Валентина умела не только стряпать и стирать. Жизнь ударила так сильно, идти было не куда, она вынуждена была вернуться, чтоб забиться на мгновение под стреху дома, который когда-то был и ее. Стоило ей закрыть за красноречивым батюшкой дверь, который тянул к ней руки, когда она вешала шторы, чтобы поддержать, она чувствовала облегчения, поворачивала замок и выходила на балкон, где садилась на каменный приступок порога и солнце щедро обливала ее своим золотым светом, как из ведра. Она сидела, спрятав голову в коленях, ее дети спали и слушала божью скрипку, на которой играли для нее ангелы песни вечности. Заплакал ребенок, она взяла и начала укачивать его на руках, надо сказать, что Валентина носила детей на руках долго, пока хватало сил поднять, несмотря на возраст, вес и рост. Так, вот она носила, что-то напевая и нашептывая ласковое на ушко и тут в дверь позвонили, она так и подошла к ней с ребенком на руках.
В темном проеме лестничной клетки стояла Надежда, прихожанка, или близкий друг батюшки, она не знала, помнила,что эта женщина шила ему рясы, пальто и прочее... Она, сказала, что батюшки нет и закрыла дверь.
Через некоторое время, приезжая батюшка стал по вечерам уходить к Наде,объясняя это тем, что муж у нее повесился и она имела на него виды, батюшка возвращался за полночь с запахом спиртного и она поставила на нем крест, ибо его время, которая он так щедро тратил на утешение вдов,ни имела к ней никакого отношения.
Для него, это был переломный момент, все последующие отношения батюшки к женщинам не отличалось порядочностью и чистотой помыслов. Потеряв свою любовь, он стал жестокосердным.
Поймав Софию на крючок надежды, он сделал ее адептом православной веры, обрубив ее татарские корни и остановив часы женского естества, время отпущенное ей природой на материнство закончилось, она не воспользовалась им, не искала других путей и состарилась ослепленная грезами.
Отбатрачив, эта семья встречала старость, так и не услышав в своем доме детского плача.
Вера многих готовых осенять себя крестным знамением, неглубока, поверхностна, скорее ритуальна. Желание переложить на чьи-то другие плечи
путь собственного духовного восхождения ведет к гибели.
Бывает и так, переодень и побрей батюшку - и не отличить от простого смертного со всеми его грехами и пороками. Если рассматривать со стороны здравого смысла,
священничество, это зачастую в современном мире неплохая карьера для человека, нежели перемена его мировоззрения.
Батюшка все возложенное на него церковью пытался исполнять всерьез, намерения его были чисты, но... духу часто не хватало, ноша оказывалась непосильной.
В нем появилась раздражительность, хрустевшие под ногами осколки льда и струи холодного воздуха, обжигающие его лицо по утрам превратили его обычную скрытность и замкнутость в мрачную и дикую тоскливость.Он, двигался к началу зимы.Любыми путями он старался избежать каких-либо конфликтов на работе, без обсуждения отвергая все жалобы и просьбы служащих и мирян.
Он, всегда знал, где и у кого, что можно взять. Жить, хорошо и спокойно жить, любой ценой. Перед началом службы, глядя на себя в зеркало и приглаживая остатки седых волос, он видел, что щеки отвисли, а нос расплылся,голова походила на гладкий валун,облепленный водорослями, все больше поглощаемый мельчающей рекой времени, губы, как и глаза походили на скол на его поверхности.
Прозрение падает, как первый снег на темя, которому подставляешь всего себя, от костяшек пальцев до легких и селезенки. Позвонила дочь и сказала, батюшку положили на операцию, он просил тебе передать, в душу Валентины закрался страх, один Господь ведает, что ждет его. Она не предполагала, что болезнь подкосившая его, породит неудовлетворенность собой, заставившая думать, что совершена ошибка в самом главном, что что-то крайне важное в их отношениях с батюшкой, она не учла.Они поспешили в больницу, Надя уже стояла у его кровати, она тут же отошла к окну, дав ей с детьми сесть рядом с ним. Надя, примерившись с ситуацией, была доброжелательна и смиренна.Подошло время и отца Александра увезли на операцию.
Они дождались, когда его, с операционного стола, привезли в палату. Чувствовал он себя плохо, ни как не мог отойти от наркоза. Открылась дверь и вошла София, как же перекосилось от злости ее лицо, она не ожидала увидеть всех их рядом с батюшкой.
Каким то магическим чутьем предчувствуя опасность, Валентина в один из приездов в больницу, предложила ему пожить у нее. Он, ответил, что у него уже куплена путевка в санаторий.( Опять совет старшей сестры). Подумай, сказала она, тебе нужен уход, а там ты будешь один среди чужих людей. Я по двенадцать часов нахожусь на работе, тебя смогут навещать все, кому ты позволишь. Квартира очень теплая, ты будешь в ней один, и у меня есть возможность очень хорошо и вкусно готовить и покупать лучшие продукты.Это было самое малое, что она могла предложить.
Ее предчувствия оправдались, в санатории ему стало плохо, он простыл, а через некоторое время ему сделали повторную операцию. Узнала она не сразу.
Опустив веки и держа руку на библии, она как праматерь рода человеческого видела его маленьким ребенком.
Он, склонялся к тому, что грех будет всегда, ни часы молитв, ни долгие посты, ни смертельные болезни не смогли убить в нем порок сластолюбия и гордыни. У него не было ни друзей, ни врагов. В этом он был похож на своего деда, носившего в старости на одной ноге валенок, а на другой резиновый сапог. Деньги дед хранил в ладанке, висящей рядом с удом, детьми они воровали у него рубли, когда он спал и бежали в магазин покупать конфеты и сладкие булочки.
Дед был стар и одинок, его приезжали сватать старушки из соседних деревень на совместное хозяйствование, но дед не шел, а подарки брал.
Среди пыли овинов, стойл, чердаков и выгребных ям жил деревенский Бог, вися на шнурке детской шеи будущего батюшки, распятым на оловянном крестике.
Бог всевидящ, твердила мать и от неизмеримости величия грозного Бога и собственной малости, мальчик долго заикался от ночного испуга, ибо Бог видел все грехи и во тьме. Заикание прошло только к двадцати годам, но когда он волновался, речь и теперь становилась невнятной.
Бог был для него ослепительный свет, раньше после службы батюшка впадал в состояние всепрощения, оправдывая поступки людей ржой (от слова ржа)характера, вводящей в исступление, лживость и эгоизм. С годами взгляд его становился острее и жестче, батюшка стал сдавать.
Но вот в его жизни появилась женщина, молодая и покорная по имени Мария, она как мед, благоухая, источала почти осязаемую сладость. София начала взбрыкивать, ходила с хмурым видом, жаловалась на здоровье, перестала бывать на кухне, батюшке не хотелось готовить самому. Он, указывал ей на подвиг личного спасения в Церкви, говорил, что Бога обмануть невозможно, что за грехи воздастся сторицей, но она молчала, как каменный идол.
Батюшка легко управлялся с паствой, София была безотказной. Бывало, он говорил ей, мне нужен черный, тонкий, шерстяной свитер без горлышка. Она отвечала, батюшка, где же я найду? Везде продают с длинным воротом...Я, знаю, ты найдешь, ответствовал батюшка и она шла и находила. Батюшка отрезал с изнанки свитера ниточку, поджигал спичкой и по запаху и горению определял, шерсть это или нет.
София целенаправленно и поэтапно продолжала убирать женщин с дороги батюшки, ее женский, острый ум был изворотлив и лжив, но потолок ее желаний был темен и низок.
Мария пришла к нему в Храм двадцатилетней с ребенком на руках, ночевать ей было не где и он дал ей приют в своей квартире, недели две спустя приехал горе поэт,бросивший в Москве свою семью и являющийся отцом слабого и хнычущего ребенка Марии и они на время опять сошлись вместе.
Чуть позже отец А... понял, что от него ей, Марии, нужен был его чин и его квартира.