Из сб-ка 2015 года и более раннего написания
Валентина Душина
Родине.

Неизбывно твое житье,
Беспечально и таровато.
Поплывет над седым жнивьем,
Облачков розоватых вата.
Над лазурной ширью степей,
Над крестами бессмертных храмов,
Над большим табуном коней,
Их погонит ветер упрямо.
С дальним звоном колоколов,
Желтый лист принесет в ладони.
Я почую вкус холодов,
Голод смерти и страх агоний.

Храм.

Бесспорность и гибельность мысли,
Сумею ли выстроить дом?
Чтоб шпилем в вселенские выси,
Взлетел золоченным крестом.
Из мороси, праха и страха,
Взойти на резное крыльцо.
Чтоб к Богу в холщевой рубахе,
Прижать, задыхаясь, лицо.

Господи! Эти леса и поля,
Благословил до последней былинки.
Синим шатром над холмом небеса,
Кладбища тишь, да вороньи поминки.
Лоб омывают соцветия трав,
Теплые росы - медвяные реки.
Вымокли ноги, подол и рукав...
Здесь мне не выплакать скорби во веки!
Телом досталось и духом...лежат,
В раз замолчали. Лишь листья дрожат,
С ангелом смерти приют окармляя.
Время тяжелое, племя заблудшее,
Как я живу без надежды на лучшее?
Как я дышу средь безверья кромешного,
Мать моя чистая, мать моя нежная?

Божий ангел плачет по ночам,
Церковь без креста молчит уныло...
Пыль крылом сметает по углам,
Омывает лики суетливо.
Крепко спят в доминах звонари,
Не подняться им вовек с рассветом.
В старом храме с отблеском зари,
Смотрят фрески с ласковым приветом.
Бродит ветер в ветхих куполах,
Бьет в колокола вовсю с размаха...
Осыпая голубиный прах,
И сереет ангела рубаха.

Сеяли просо, вытирали пот,
Был черен духовный хлеб.
В судороге ликовал рот,
Бог был и глух и слеп.

В небо с вестью благой, лес шагает плечистый,
С колокольни крутой, стон ли, зов серебристый.
Ах, как плачет земля, мироточат иконы.
И разносят поля, колокольные звоны.
Это осень с дождем, подошла воровато.
На окошке моем, свечка в плошке щербатой.
Света круг золотой, от негромких щедрот.
И псалтырь под рукой, льет молитвенный мед.
Беспричинна тоска, если вера ведет...
Сердцем к Богу причаль и беда отойдет.

К Дону спешу к большой воде
Где так вольно дышится жеребенку
Где карась блестит чешуей в ведре
Жизнь доклевывать потихоньку
Где так сладок и горек небесный свет
Ходят жизнь и смерть как сестрицы
И хранит Христос много зим и лет
Золотую церковь станицы.

Чей конь каурый у дороги,
Стоит ногой о землю бьет,
Мой сын не встанет на пороге
Домой он больше не придет
Вода в реке течет течет
Утиным крикам Дон мой внемлет
А смерть в дому свечу затеплит
И жизнь мою скует как лед
Крестом войну перечеркнешь
И проклянешь с ее бедою,
А сын засветится звездою
Над полем где посеешь рожь.

Умащали волосы маслом и миром,
На недели мытаря и фарисея.
Пала первая оттепель, дождик сеет,
Как над этой землей, над украинским Римом.
Облачившись в одежды из дыма и ветра,
Правит в поле сиротском субботу явор.
И прищурясь следит за потоком света,
И темнеет лицом грозный Уицраор.

И осень над макушками голов, метет вовсю листвой,
О, этот ветер, готовый все разрушить до основ.
О, пой мне, пой...О кратком и о вечном,
О том, что познаю с таким трудом,
Под куполом, в цвет кобальта, небесным.
Жизнь, пролетела! Жизнь! Нельзя купить!
Кричи, тони в метаниях высоких,
Как пляшет солнца золотая нить,
В твоих глазах, Россия, волооких.
Иди...иди...тащи свой скудный скарб,
Изыски для гурманов устной речи.
По воле волн, плывет поэт Синбад,
И чуда ждет...О, страсти человечьи!

Евангелие от Фомы.
" Я - свет, который на всех".

Неба северный дом, свет падает, словно тигр, к
корням.
Тело тащу мешком, по кочкам и по камням.
Кого спросить о жизни...выжженную солнцем траву,
Птиц, чей клекот не лишний, лужицы синеву
Или свою бедность, выжегшую сердце огнем...
Полная бесхребетность, перед войной и мечом.
Пот и кровь дороги, из конца в начало.
Колесо сансары, сло-ги, глина чана.
Серый глаз и глаз голубой, ведут меня по холмам.
Пыльным летом, а там и зимой...по своим
возвращаться следам.

Евангелие от Фомы.
82.Иисус сказал: Почему вы пошли в поле? Чтобы
видеть тростник колеблемый ветром, и видеть
человека, носящего на себе мягкие одежды?
(Смотрите, ваши) цари и ваши знатные люди - это
они носят на себе мягкие одежды и они не смогут
познать истину!

Истина через ноги, душа из костяного чана.
Из конца в начало, в пот и кровь дороги.
Бесплотными пригоршнями августовского света
на тьму непроглядную, черные воды,
по слову Завета! По слову Завета!


У этих сухих, ниспадающих стеблей к воде,
Продетых сквозь воздух и трели,
Сквозь пух невесомый в остывшем гнезде,
Иголками солнечной ели.
Бессмертие леса, журчанье реки,
Прозрачно - тягучие струи,
Осенняя месса, где краски резки,
Как бархат и золото сбруи.
Останься, вживаясь, подолгу гляди,
Как лодка плывет без ветрила,
По руслу времен и в разлив, и в урон...
Все бьет безоглядное било.

Малая моя Родина, кладбища и леса,
Здесь еще не распроданы серые небеса.
Избы твои сучковатые, старые ели косматые...
Горький Отеческий дым тает над полем седым.
Ветер летит над равнинами, дождь проливается
ливнями.
Грезят страстями крапивными, лики с глазами
наивными.
Солнечный луч на руинах, церковь подняться
не в силах.

Где же твой звон колокольный, в праздник Великий,
Престольный?
В голос кричи, никого... Нет тут труда моего.

Когда зажигаю лампадку,
В живую... в пророческих снах,
Молочно-кисельные реки,
В пшеничных текут берегах.
И в этом воздушном пейзаже,
С черешней, иль вишней в руках,
Идет богоданная матерь,
С смешинкой, горчинкой в глазах.
Она утешает умерших,
И речью, живой, как вода,
Печальных, немых, обгоревших,
Лелеет в Господних садах.
Полыни горчайшие зерна,
От прошлого только зола.
Но звуки вселенского горна,
Меня прожигают до тла.

В переливчатый свет от лампады,
Улетает парок изо рта.
Эх, Россия, твои снегопады,
Белизна, глухота, немота.
Лепта малая, горькая в горсти,
Из платочка, из под полы.
И Христос, и зловещие гвозди,
Восемнадцать ступеней скалы...
Кровоточат во мраке иконы,
Словно ветер, Спасителя стон.
И подходят, и плачут живые,
Отражаясь в проемах окон.

Осень фазаном по небу плывет,
Гончие псы наготове.
Ветер холодный свистит и поет,
Лист золотой на ладони.
Свет вытесняет обугленный цвет,
Мир его ветхому праху.
Болью сочится, как Новый Завет,
Месяц возлегший на плаху.
Ворон в обугленных кронах кричит,
Тополь -ковчег среди елей.
Черный Даждьбог на дорогах стоит,
Губы в меду и елее.

Из ожидания сложилась неделя, а потом и лето,
Где август блеском эполета, затмил того, Кто
раньше был.
Наполнил до краев остудой, сентябрь.
Подкрался...листья грудой.
И свет небес струился скупо,
И воду лед сковал в ведре.
Рукою отгоняя страхи, жила подобье певчей птахи.
Ни в чем не находя основ, летя из сна или из снов.
И пока я спала, поседела от холода крыша.
И декабрь не скупясь одарил и тряхнул серебром.
Опускалося небо на землю все ниже и ниже
Ну, а прошлое, что-же? Кольнет иногда под ребром

Душу ли обнажаешь или сама раздеваешься догола,
Ловишь слова тишиною, тело в сиянии облака.
Чуткая, робкая в брызгах, звенит души
бестелестность!
Неба существенный признак, полная бесконечность...
Неподъемная взгляду прямому.

Я разбираю старый хлам,
Вершу итог,малюя сноску.
Библейский старец Авраам,
Стоит на площади кремлевской.
Идут солдаты, как во сне,
Чеканят шаг от даты к дате.
И полководец на коне,
Летит к бессмертью на закате.
Цветною лентой жизни той,
Покорена моя столица.
И небо в простоте святой,
Припудривает солнцем лица.
Весна пролетом по дворам,
И бал стрекоз над пустырями.
О как же мало надо вам,
Все шепчет кто-то за плечами.

Зима меня ослепила...
Дороги пустой убеленность,
Такой тишиной накрыла,
Что шаг мой и вздох, как милость.
И ели в тяжелых шубах,
Идущие мне навстречу.
И ветлы в снежных тулупах,
Вас взглядом увековечу.
И солнца ладонь по вершинам,
И розовый дым над ветвями.
И алой кровью рябины,
Восход горит над церквями.

Эх, светлый витязь на коне,
И наваждение мое,
Эх, снег истает по весне,
Поналетает воронье.
И станет каркать и кружить,
А мне бы, сердце отогреть,
А нам вдвоем еще пожить,
Пусть этой жизни только треть.
И нервы так напряженны,
От нежности и от любви.
Среди поющей тишины,
Любовь течет из глубины.

Все острее весенняя свежесть,
И потеря моя велика...
Так подснежника робкая нежность,
Украшает железо венка.
Эй, беги! Что ты смотришь с виною?
Все кричит бестолковое я...
Неба плат золотой надо мною,
Оглянусь, эта жизнь не моя!
Я сказанья в суму собираю,
И скитаясь брожу по Руси.
И ведет меня ангел по краю,
Где тону по колено в грязи...

Истаяли, ох, истаяли снега и прозрачные льдинки,
А в праздник земля оттаяла, справляй по зиме
поминки.
И крылья весна расправила и словно дали зарплату,
Так солнце яростно плавило, врываясь в птичье
стаккато.

Кто придумал, что можно общаться с туманом,
Что, как пес, подползает к крыльцу?
Он ныряет в овраги, овсы и бурьяны,
И пыльцой приникает к лицу.
Незлобив он и ласков, с чудинкою тайной,
Приглушает шаги и слова.
И порою вечерней, до дрожи печальной,
Омывает домов острова.
Поутру, я его отпускаю на волю,
Лишь забрезжится свет у ворот.
И под щебет, мычанье и звон колокольный,
Он бежит, только вспыхнет восход.

Выгуливаю на пустырях ветер,
Собираю в отары тучи.
Ветер бежит,как сеттер,
И даже лучше.
Овцы бредут тяжелые,
Черные и с приплодом.
А вот и первые звезды,
С месяцем безбородым.
Выгуливаю на пустырях ветер,
Собираю в отары тучи.
Ветер бежит,как сеттер,
И даже лучше.


Встречу тебя на развилке дорог,
Хаты и пастбища в сизом тумане.
Рано встаешь ты, лишь ночь за порог,
Козочку гонишь к цветочной поляне.
Рада простору и солнцу плутовка,
Скачет пружинисто, бойко и ловко.
Есть у меня для тебя недотроги,
В бархатной ладанке с камнем сережки.
Как засверкают оденешь на ушки,
Знаю, сгодятся в усладу кокетке.
Я же безволен, влюблен и застенчив,
Тенью немою пойду с тобой рядом.
Песней зальется заливистой птенчик,
Бурю скрываю потупленным взглядом.


"Отворите мне врата правды"
псалом Давида.
Одиночества слабый запах,
Исчисляемый силой вдоха.
Ходят будни на мягких лапах,
Прячут лики в созвездьях Бога.
Закидывает голос сквозь решетку,
Несбывшиеся чаянья.
Полынью вовсю кадит сентябрь
по околотку,
Сквозь долгих ливней терпкость и сиянье.
Заброшен сад, колодец опечатан,
И только разум бодрствует и скачет.
Да на могилах ветер тихо плачет...
..................................

Ох, не тревожьте ридной мамки плачем,
Свежа трава на холмике пологом.
Горстями черпать воздух, что утрачен,
Закаменев на треть безгласым слогом.
Из ямы, что черна и глубока,
Разносит вой времен и поколений.
Вечерний поднимается туман,
И строй людей из мертвых поселений,
Глаза открыв идет на лунный свет.
С мотыгами, а некоторые в рясах,
Два генерала, галифе в лампасах,
Девицы, чьих одежд прозрачней нет.
И скрип колес арбы и крик гортанный,
Возница, словно Голем первозданный,
Везет вино в синайские сады.
И Саваоф, чей отблеск от звезды,
Гуляет средь платанов бледной тенью.
И Сына вновь готовит к Искупленью.

Мой взор давно ничто не привлекало,
Как одалиска,полная луна,
сияла в небе,
Зыбким покрывалом,
лежала туч,неверная волна,
У горизонта, где вспухали реки,
Как железы простывшего юнца.
Вихрь,зародившись в переулках Мекки,
Искал слезу на впадине лица.
Мне Бог кричал,суля звезду Давида,
В веках стоял Коабы черный камень,
Я смерть узнала в таинстве Евклида,
И потушила сердца жаркий пламень.
Терпеть и жить.стоять над черным полем,
Как идол первозданный,хрупкий Голем.


(C) Copyright: Валентина Душина, 2016
Свидетельство о публикации No216060401409