Нечисть, которую грязной пеной вздувало ветром и несло по миру, вот и в Слодобзее осели выходцы из человеческих отбросов проклятых Богом до двенадцатого колена.
Дождь шёл всю ночь, утро было серое, вода скапливалась в жёлтых лужах, стекая с более высоких участков в низину.
Всё это было неизбежное напоминание о смерти. Надо было идти на кладбище. Поправить могилы и просто удостовериться в том, что они в порядке. Какого им там лежать в такую погоду? Бормотал он, ловя себя в том, что мыслями он постоянно с ушедшими, умершими, но обретшими ли покой в этой выцветшей, как его старая рубаха жизни.
Он взял лопату, чтоб отогнать воду от могил.Седой, сухопарый и неизличимо больной, он уже с утра чувствовал себя плохо. Вот и сейчас прислонив лопату к чужому забору встал передохнуть.
Откуда то из переулка выскочила женщина, повязанная платком по деревенски, но он знал всех жителей села, а ее не помнил.Она была чужая, не местная.
Она откликалась на фамилию Клеонская, кажется её звали Ольга.
Она подошла поближе к Николаю Андреевичу и её острые глаза уставились на лопату.Она протянула руку, чтоб взять ее.
Оставь...-внятно произнёс Николай Андреевич. Но баба стала верещать, что это её лопата,которую она оставила вчера.
Из переулка выплыла грузная туша ее сожителя Мишки. Он вырастал, как гора, надвигаясь, чавкая по грязи высокими резиновыми сапогами.
Семью Мартыновых не уважали, это были спившиеся люди, забулдыги и воры, Родители этой туши умерли от цироза печени.
Николая Андреевича не удивило подобное поведение...с вечера видать ещё не пропились, подумал он.
Не став ничего отвечать, он не обращая внимания на крики непросохших от пьянки соседей пошёл прочь, в направлении к погосту.
Пара что то злобно кричала ему в след, но он уже ничего не слышал и уходил все дальше, и дальше.
Таких понаехавших в Слободзею становилось всё больше. Чего стоила только Клеонская со своей собакой, вечно голодная овчарка кидалась на забор с дикой злобой.
Да и сожитель её, ударенный пыльным мешком по голове Мишка, не вызывал у сельчан уважения.
Их не то, что боялись, брезговали.Парочка была из тех,кто на Пасху собирает пасхальную снедь с могил. И выпрашивает шкалик.
Люди предпочитали раздавать односельцанам пришедшим помянуть родных, с которыми бок обок прожили целую жизнь.
Понаехавших в Слободзею было много, не сосчитать.Это были не те, молчаливые и работящие молдаване, не сдержанные и хорошо образованные русские, возводившие магазины, кафе, клубы, дома, коровники.
Это была приблудившаяся шваль, не знающая ни молитвы, ни работы. ни праздника.
Многие из них были циганских кровей не прижившиеся в Израиле, вернувшиеся и воспылавшие злобой ко всему, что нынче их окружало.