Жила в плену у песен,
И у цветущих вёсен.
А  нынче,  вот так дело,
Грозит  клюкою осень.
Вчерашний  дождик  плачет,
Листву,  сбивая  с  пылью.
По полю ворон скачет,
Ломает ветер крылья.
Иду, как божий странник,
На север и на юг.
Шуршит, пружина стланик,
И ни души вокруг.

Эта странная жизнь,
Эта русская мера отчаянья,
Средь полей золотых,
Куполами церквушка венчается.
У раскрытых ворот,
Ни мальца - огольца, ни прохожего.
Словно вымер народ,
Ни молитвы, ни подвига божьего.
Только ветер шумит,
Шелестя истомлёнными травами,
Только птица кружит,
Неподвластная року державному.

Я счастлива в мире моём старосветском,
Прозрачную липу, орешника ветку,
Могу восхвалять , созерцая округу,
И ветру кивая, как лучшему другу.
Здесь сбудутся песня, молитва и слово,
И день будет длится , ни с чем не сравним.
А пух тополиный лететь и кружится, 
Такая вот летом шальная метель!
Здесь сбудутся песня, молитва и слово,
И день будет длиться ни с чем не сравним.
Мы будем беспечны, как липа и тополь,
Согретые божьим дыханьем живым.

Изойдут дожди слезами,
Вьюги лёгкие придут.
И пуховыми платками,
Неба край заволокут.
Заведут с утра беседу,
С клёном в замершем  лесу.
И улягутся к обеду, 
Разметав на пнях красу.

Всё не важно , длись зима,
Все печали от ума.
Под холодным, снежным небом,
Божий промысел неведом.

Не взлететь в небеса белой цаплей,
Не упасть с небес лунной каплей.
Взлёты, как и падения опасны,
Сохрани от потуг напрасных.

Первый лёд непрочен и тонок,
Снежные вихри над ним кружатся.
Спит река, как большой ребёнок,
В зимний сон, как в могилу,
Всё глубже душе погружаться.
Берегам и баркасу плыть
Среди ночи безбрежной, синей.
А сторожке брошенной стыть,
В окружении брёвен и ила.