Елифёрова Мария Витальевна
Двойной бренди, я сегодня гуляю

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
Оценка: 7.54*7  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Читатели, которые знают меня по романам "Смерть автора" и "Страшная Эдда", интересуются, пишу ли я ещё что-нибудь и почему я "замолчала". На самом деле я не замолчала, просто третий роман оказалось непросто закончить в силу ряда обстоятельств.

  
  Обложка книги [М.В. Елифёрова]
  
  
   От автора
  
   Читатели, которые знают меня по романам "Смерть автора" и "Страшная Эдда", интересуются, пишу ли я ещё что-нибудь и почему я "замолчала". На самом деле я не замолчала, просто третий роман оказалось непросто закончить в силу ряда обстоятельств.
   Роман этот был задуман ещё в 1996 году, и тогда же была в общих чертах написана марсианская часть, носившая название "Красный свитер Марса". Многие основные персонажи нарисовались ещё тогда, хотя в литературном отношении этот опус был весьма незрелым. Позднее было придумано любовно-детективное продолжение, действие которого происходило уже в другой звёздной системе; оно, однако, осталось ненаписанным. В 2009 году я вернулась к замыслу и решила объединить оба сюжета в одном романе.
   С 1996 года многое изменилось - как в нашей жизни, так и в наших знаниях о Марсе: в последней области уже невозможно фантазировать по своей прихоти (напомню, что первая версия романа была написана даже до миссии "Патфайндера"). В итоге красному свитеру, игравшему значительную роль в первоначальной редакции, пришлось исчезнуть из сюжета, и роман получил название "Двойной бренди, я сегодня гуляю". Я, однако, решила сохранить внешний облик и характер главного героя, поскольку на нём завязано слишком многое. Работа над новой версией затянулась несколько дольше, чем планировалось.
   Как известно, фантастика обычно повествует о будущем. Но не менее верно и то, что, пытаясь изображать будущее, фантасты неизменно проецируют на него настоящее - и чем больше они стремятся нафантазировать, тем чаще попадают впросак. Довольно комично в наши дни смотрятся рассказы шестидесятых годов, где космолётчики третьего тысячелетия пользуются перфокартами (наверное, уже не все нынешние читатели знают, что это такое). Именно поэтому я не претендую на роль футуролога и не вижу своей задачи в том, чтобы поражать воображение читателей небывалыми технологиями. Мои представления о будущем довольно скромны. Скорее всего, люди будут жить по 120-130 лет, англичане всё же перейдут на метрическую систему, компьютеры будут скатываться в трубочку, а все необходимые гаджеты - помещаться в поясе. Однако с инопланетянами в этом будущем всё-таки познакомятся, о том и роман. А что больше всего волнует читателя фантастических романов, как не инопланетяне?
   Наверное, стоит пояснить, почему главного героя зовут Виктор и почему он так выглядит. Ответ прост: имя и внешность персонажа мне приснились ещё двадцать лет назад, вместе с некоторыми идеями для романа. Мир, к которому он принадлежит, был придуман уже наяву и гораздо позже.
   Разумеется, в романе есть любовная линия - как же без неё? Вопрос любви между представителями разных планет волнует фантастов со стародавних времён "Аэлиты" Алексея Толстого. И поскольку читатели склонны во всех любовных сюжетах - даже фантастических - искать автобиографическую подкладку, заранее сообщаю: Лика Мальцева - не моё альтер-эго. Из всех её чувств и мыслей автору принадлежит только стишок про зайца. Если кто в романе и писан хотя бы отчасти непосредственно с меня, то это Мэлори.
   Что касается главного героя, то предоставляю читателю решать, выдуман ли он мной, списан ли с реального прототипа, или он лицо собирательное. Приятного чтения!
  

М. Елифёрова,

сентябрь 2016 г.

  
   P.S. К сожалению, пока не решена проблема сносок, выпавших в сетевой версии. Сноски проясняют некоторые научные термины и дальнейшую судьбу героев.
  
   ДВОЙНОЙ БРЕНДИ, Я СЕГОДНЯ ГУЛЯЮ
  
   Фантастический роман
  
   ПРОЛОГ
  
   Решили применить кушетку? Не думал, что вы ещё пользуетесь прадедовскими методами. Ладно, как вам будет угодно. Не люблю лежать на спине - чувствую себя в западне. Впрочем, я по-любому в западне. Да, я в курсе, что не стоит мешать виски с транквилизаторами. Ну и что? Было бы вам так хреново, как мне, посмотрел бы я на то, как вы будете блюсти медицинские рекомендации. В конце концов, я-то отдаю себе отчёт в том, что мне хреново. Потому и пришёл.
   Как зовут? На кой, у вас же в компьютере всё забито? Ну ладно, Артур Мэлори, сорок восемь лет, профессор археологии Оксфордского университета. Впрочем, вы это и так знаете. Артур Мэлори... Всё равно что Ромео Шекспир. Родители мои в молодости были люди увлекающиеся, вот и назвали Артуром. Но я по части литературоведения не пошёл, занялся археологией. Тогда это было модно, особенно когда одно за другим стали открывать поселения на Марсе. "Поселения", впрочем, громко сказано - остатки разрушенных стен, не больше. На тот момент, по крайней мере.
   Что-что? Какие чувства у меня вызывает археология? Да я с женой из-за неё развёлся. Двенадцать лет назад. Ей надоело, что я месяцами пропадаю в экспедициях. Особенно в марсианских. У меня ведь десять марсианских экспедиций на счету, оттого меня и послали руководить этой. Ну так вот, о жене. Она сказала: или археология, или я, - а я ей: пожалуйста, не очень надо было. Так и ушла. Поначалу тяжко было, потом... Игры в секс-шопах сейчас качественные продаются, а чтобы в душу кто-то лез - я и так этого не хочу. Больше не хочу. Пропала потребность.
   Как я оказался во главе этой треклятой экспедиции? Спросите лучше тех, кто меня послал. Думаете, я амбициозен или просто дурак, что не понимаю? Ошибаетесь, я не хуже вас знаю, что начальник из меня никакой. Я человек чистой науки и беспокойства не выношу. Но вот какая закавыка: по стандартам безопасности, экспедиции на Марс возглавляют только те, у кого общий стаж марсианской работы свыше трёх лет. А тут ещё барнардцы. Что экспедиция была совместная, вы уже знаете. Из десяти человек - четверо этих, не говорят ни на одном земном языке, кроме маори, и то с трудом. Физиология, видите ли, не позволяет. А собственный их язык звучит как смесь чавканья и фырканья. Вот то-то.
   У меня был опыт работы с барнардцами, но не скажу, чтобы я горел желанием его повторить. И вообще не выношу организационной работы, скрывать нечего. Надо было Миллера посылать, ясно как день - он прирождённый администратор. Но только Миллер на маорийском ни бум-бум, а это катастрофа для экспедиции. На марсианском раскопе через переводчика не пообщаешься. Да и стаж у него не дотягивал... Почему я не отказался? Отказался. Только через неделю меня вызвали на ковёр в комиссию ООН по археологическому наследию Марса, а за столом сидел не кто иной, как Раджив Сойер. Мой бывший ученик, а теперь председатель комиссии. И вот я стою перед ним, как нашкодивший котёнок, а Раджив постукивает "паркером" по столу и с холодной вежливостью осведомляется, почему это я срываю программу, в которую уже вложены деньги.
   Я, естественно, отвечаю, что на Марс не хочу и что нет таких полномочий, чтобы меня туда услали против моего желания. Тут он усмехнулся так гаденько и говорит:
   "Полномочий, конечно, нет. Но мы с вами ведь знаем друг друга, не так ли?"
   И выдаёт мне одну давнюю историю, довольно неприятную. Всё помнил, мерзавец! У меня пот по спине ручьём, а он спокойно говорит:
   "Не хотите огласки - подписывайте контракт".
   Мстил он мне, вот в чём дело. А впрочем, не в этом... Да, вы правы - я мог бы посопротивляться. Но я не видел смысла. В конце концов, марсианский проект хорошо финансируется. А вы бы сильно сопротивлялись, если бы вам предложили пожить на комфортабельной станции с душевой, столовой и отдельными спальнями? Ну, копать, конечно, приходится в скафандре, но ведь я уже это делал раньше.
   В административную работу я вникал по ходу дела. Оказалось, в техническом плане ничего сложного. Следишь за чередованием смен, полевой и лабораторной, составляешь график работ, отправляешь отчёты на Землю. Труднее всего было с техникой безопасности. Сами знаете, какие условия на Марсе. Каждый ляпсус может стоить жизни. Поэтому введена система штрафных баллов. Это не я придумал, системе уже лет восемьдесят. За разные проступки начисляются штрафные баллы, от трёх до пятидесяти. Набрал двести - на три года лишаешься допуска в любые экспедиции, даже земные. А если стажёр, то и стажировка не засчитывается. Жестоко? Ну нет. Помогает отсеять брэдберистов. Кто действительно хочет быть учёным, призадумается. А кто летел на Марс за острыми ощущениями, тому в археологии делать нечего - адью!
   Больше всего мне задавали барнардцы. Штрафные они всерьёз не принимали, в особенности Амаи Ори, который развлекался хакерством. Из-за него несколько раз летело программное обеспечение, и я уже подумывал, что выпишу ему волчий билет. Кстати, доктор, вы знаете, что из тридцати шести археологов, погибших за столетие раскопок на Марсе, двадцать восемь были барнардцы?
   Да, вы правы. Расслабиться? Расслабиться... Чёрт... Посмотреть на потолок, сосчитать до десяти. Раз, два, три, четыре... Итак, барнардцы. Чёрт их знает, что они такое; про них рассказывают разные небылицы, например, что у них групповые браки и так далее. Насчёт групповых браков не знаю, а вот про складной меч в сапоге правда - на станции в соседнем секторе был такой случай, приехал к ним один с мечом и наотрез отказался сдавать в камеру хранения. У меня такого не случалось, у меня их было три стажёра и одна дама-профессор. С заскоками, конечно. Но я сейчас не про неё.
   Уму непостижимо, до чего они похожи на нас. Но вот как у них устроены мозги - этого нормальному человеку не понять. По-моему, сплошная психическая неуравновешенность. Легко ударяются то в хохот, то в слёзы. Но как они киряют! Бухают, поддают - как хотите. Видал в космопорту. Вот такусенький мюмзик выпивает пол-литра коньяка и идёт на регистрацию своими ногами. А что вы хотите, если у них метаболизм сверхскоростной? Пульс сто ударов в минуту. Правда, и живут они недолго. Пятьдесят для них уже глубокая старость.
   Да, я слишком отвлёкся на барнардцев. Хотя, может быть, и не слишком - дальше вам будет понятно, в чём дело. Так вот, два месяца мы работали ни шатко ни валко - марсианских месяца, а это четыре земных, - полевой сезон подходил к концу, находок особых не было. С погодой не повезло, одна пыльная буря за другой, как будто не лето, а осень, и нас это здорово тормозило. Когда же наконец установилась более или менее нормальная погода, то до отлёта оставалось недели три. И два необследованных квадрата, на которые толком не хватало времени. Весь график пошёл наперекосяк. Как вдруг я открываю почту дальней связи и вижу письмо от барнардского специалиста. Он, видите ли, желает посетить нашу экспедицию и спрашивает согласия его принять. И подпись: Виктор Лаи, доктор социогуманитарных наук, профессор Объединённого Золотого Университета Республики Таиххэ.
   Я предчувствовал, что намаюсь с визитёром, но отказываться невежливо; кроме того, до конца экспедиции оставалось недолго. Подумал-подумал и выслал подтверждение. А он взял и написал в ответ: мол, спасибо, вылетаю. Не думал я, что он так скоро соберётся. Ну ладно. Встал вопрос о том, к какому квадрату приступить - не забрасывать же работу аккурат перед приездом инопланетного профессора. После часа бесплодных боданий - семнадцатый или двадцать пятый? - мне это надоело, я пресёк дискуссию и велел начинать разведывательные работы в семнадцатом. Это не всем понравилось, но я там был не для того, чтобы всем нравиться - я не кредитная карточка. Моё дело - координировать всю эту бодягу, и я считаю, что я с этим справлялся. До поры до времени.
   Через несколько дней прилетает эта персона. Виктор Лаи. Как видите, не у одного меня родители выпендривались насчёт имён. Только его семейство пошло по части древних римлян. Да-да, наших римлян. Я-то вначале удивлялся, почему его так зовут. Сдуру спросил у своих, не полукровка ли он. На меня посмотрели, как на полного идиота. Патрик Коннолли, этот длинноволосый хам, даже гыкнул. Я тогда ещё не знал, что между нами и ними не бывает метисов. И что вообще они нам не родственники, просто похожи очень. Конвергенция, закон Альварес. В моё время в школе всего этого ещё не проходили.
   Много чего в моей школе не проходили...
  
  
   1. ЧУЖЕЗЕМЦЫ
  
   Барнарда, система Летящей Звезды Барнарда, 13 декабря 2309 года по земному календарю.
  
   Город взлетал вверх праздничными каскадами, похожими на окаменевшие фейерверки. Здания свечами устремлялись ввысь, розовые и жёлтые стрелы монорельсовых путей пронзали пространство, рассекая тончайшую туманную дымку тающего утра. На пешеходной эстакаде стояли трое.
   - Жаль, что Мэлори этого не увидит, - сказал тот из мужчин, что был повыше ростом. По лицу единственной в компании женщины скользнула тень раздражения.
   - Он сам не захотел приехать. Думаю, ему не очень-то было это нужно.
   Третий слушал их с некоторым беспокойством.
   - Вы думаете, - после паузы спросил он, - Мэлори обиделся на меня?
   Они были археологами, прилетевшими на XIV межпланетный конгресс на Барнарде. Двое из них были землянами, третий принадлежал к местной расе. Недавно они вернулись из совместной марсианской экспедиции и после краткой конференции на Земле были вызваны для доклада второй планетой-участницей. То, что доклад придётся делать в отсутствие главы экспедиции, вызывало у них - по крайней мере, у Лики Мальцевой, хорошо понимавшей, что происходило тогда на Марсе - дискомфорт, и маленький барнардец лишь со свойственной ему прямотой назвал вещи своими именами.
   - Да брось ты, Вик, - поморщился Патрик Коннолли. - Мэлори вообще колючка, он готов обидеться на велосипед, если колесо спустило. Не может простить миру, что не всё вертится вокруг него.
   Всё не так, вернее, не совсем так, неспокойно думала Лика, переводя взгляд на разноцветные шпили города. Патрик хочет утешить Виктора, как будто это можно сделать, расставив всё по местам и заклеймив виноватых. Просто Виктор другой. Он инопланетянин. И возможно, он оказался всего лишь чуточку больше инопланетянином, чем остальные барнардцы, работавшие в экспедиции. Но ведь у нас-то с ним не было проблем, удивилась про себя Лика. Для нас он всегда был только ещё одним человеком на станции. За что его возненавидел Мэлори? Ей не хотелось об этом размышлять, неловкость, висевшая между ними, и без того была тягостна.
   - Ладно тебе, Патрик, - доброжелательно улыбнулся барнардец, - все знают, что Артур Мэлори и Виктор Лаи с некоторых пор - несовместимые программы. А также то, что второй испортил первому немало нервов.
   - Ой уж, нервы! - буркнул Коннолли, сунув руки в карманы. - Воображает он много, вот и всё. Не бери в голову, Вик.
   - Вы лучше о докладе подумайте, - сказала Лика. - Завтра пленарное заседание.
   - Я уже подумал, - бодро ответил Лаи. - А вот Патрик представляет собой проблему. Патрик, ты должен взять напрокат костюм. В гостинице есть специальный сервис.
   - Чем тебе не нравится мой костюм? - Коннолли вытащил руки из карманов и расправил фалды пиджака. - Я купил его на Риджент-стрит специально к этому конгрессу!
   - Он не годится для конгресса, - невозмутимо пояснил Лаи. - Нужен официальный костюм.
   - Куда уж официальнее? Смокинг, что ли?
   - Патрик, длинные брюки у нас считаются рабочей одеждой. Тебе нужен наш официальный костюм. Как у меня.
   Оба коллеги с Земли посмотрели на барнардца, хотя он и так постоянно находился у них перед глазами. С тех пор, как их доставили из космопорта в гостиницу, Лаи расстался с земным костюмом, в котором делал доклад в Оксфорде, и был одет в ослепительно белую рубашку, тёмную жилетку и очень короткие тёмные шорты. На ногах его оказались высокие шнурованные ботинки почти до колен, на толстой подошве. Наряд довершали яркая красно-жёлтая шапочка и такой же расцветки шейный платок.
   - Да? - скептически хмыкнул Коннолли. - А может, мне ещё и голову побрить?
   - Это совершенно излишне, - заметил Лаи таким серьёзным тоном, что Лика не удержалась и фыркнула.
   Как-то всё слишком просто получается, мысленно упрекнула себя она.
   - Вы о чём-то задумались, Лика? - с улыбкой спросил Лаи. - Вас тревожит, не изменится ли генотип Патрика от барнардского костюма?
   - Минус десять баллов, Казак, - ответила Лика и сама удивилась себе: с её губ сорвалось прозвище, которым никто из них не называл Лаи после окончания злополучной экспедиции. - Я думаю о том, что впервые в жизни вижу столько барнардцев.
   Поток пешеходов, спешивших по своим делам, вселял в неё непривычное ощущение. Там, в марсианской экспедиции, несколько барнардцев казались лишь вариацией землян - чем-то вроде статистической погрешности. Здесь же всё выглядело совсем иначе. Город, в общем-то, не удивлял её - не так много архитектурных форм пригодно для обитания двуногих приматов, и все уже давно были перепробованы на обеих планетах. Но один взгляд на уличную толпу заставлял Лику чувствовать, что она здесь чужая. Повсюду были барнардцы. Невысокие, грациозные, странно одинаковые - ни одного темнокожего или, наоборот, блондина. Большинство мужчин носило длинный локон на выбритой голове, и чуть ли не у всех женщин в ушах болтались огромные серьги из флюоресцирующего стекла. Лика ни разу до этого не видела барнардцев в национальной одежде - она была слишком яркой по меркам земных вкусов и походила на детскую. И они были неприятно шумными - они галдели, хохотали и обнимались на ходу, вне зависимости от пола и возраста. А спокойный аристократичный Лаи, с которым она столько проработала в экспедиции, каким-то образом был одним из них.
   - А вы ожидали увидеть зелёных осьминогов с бластерами?
   Голос Лаи оторвал её от наблюдений. Лика взглянула на него, слегка сконфузившись, а затем засмеялась. Не читает ли он мысли, чёрт возьми, мелькнуло в её сознании.
   - Ха-ха! Оказывается, ты ещё и эксперт по земной фантастике? - произнёс Коннолли. Лаи скромно наклонил голову в цветастой шапочке.
   - Ну, до эксперта мне ещё далеко... Там, на Марсе, в локальной сети, была не только научная библиотека. Я кое-что прочёл в онлайне, например, из Шекли...
   - Ого, - уважительно отозвался Коннолли. - В администрации узнают - шеи посворачивают библиографам. На размещение ресурсов жёсткий лимит, сам знаешь, как это на Марсе. А что, Азимов там есть?
   - Есть и Азимов, - лукаво подмигнул Лаи. - До него я, правда, не добрался. Но вообще, я скажу, земная фантастика не сильно отличается от нашей. У двуногих приматов бедное воображение.
   Лика вздрогнула. Это было уж слишком. Неужели барнардцы в самом деле умеют читать мысли? Но об этом никогда не упоминалось ни в одном источнике. Что я несу, подумала она - бред, телепатия всего лишь религиозное понятие конца XX века, в котором не более фактического содержания, чем в "чистилище" или "карме". К тому же его подмигивание было адресовано Коннолли, а не ей.
   Она остановила взгляд на руке Лаи, лежащей на перилах эстакады. Изящная, чисто вымытая рука, пять аккуратных (при его-то профессии!) розовых ногтей. Десять процентов разницы в геноме - где они запрятаны, подивилась она. Правда, она же не проводила медобследований барнардцев.
   - Я хочу сказать, - разъяснял тем временем Лаи, - что, ввиду нашего сходства, наши представления о фантастике одни и те же. Фантастичным нам кажется то, что слишком на нас непохоже. Я, например, вам фантастичным не кажусь.
   - Ну почему же, Вик, - возразил Коннолли, - ты фантастически уделал Мэлори.
   Такта у Патрика не больше, чем у стегозавра, сердито подумала Лика.
   - Пойдёмте наконец чего-нибудь поедим, - вмешалась она, - я умираю от голода.
   - Здесь есть ресторан, - показал Лаи, - вон там, у схода с эстакады. Мы можем пойти туда.
  
   2. ПЫЛЬНАЯ РАБОТА
  
   Марс, 64-й летний полевой сезон в северном полушарии, экспедиция D-12. 30 октября 2309 года по земному календарю (56 августа 189 года по модифицированному марсианскому календарю Уильяма Пикеринга).
  
   Начальник экспедиции Артур Мэлори был единственным, кто располагал персональным рабочим кабинетом на станции, если только эту каморку три на два метра можно было назвать кабинетом. Однако всё же это было его личное пространство, обладавшее значительным психологическим эффектом сакральности для всех остальных. Оно хотя бы иногда и частично изолировало его от его подопечных.
   Мэлори подошёл к окну и поглядел сквозь толстое стекло. Снаружи была только рыжая муть. Центральный пик кратера Гаммельн, в котором располагалась станция, был почти не виден. Пыльная буря. Хорошо, хоть магнитных бурь здесь не бывает, подумал он. Иначе бы я тут точно сдох. А сейчас ещё, по всем литературным канонам, кто-нибудь постучится в дверь и скажет...
   Он точно знал, что именно ему скажут. Уже пятнадцать минут как должен был начаться экспедиционный совет, который он сам же и назначил, а теперь опаздывает. С долей наслаждения, пожалуй, опаздывает. Разумеется, они сидят в медиа-зале и тихо матерят его. Но вслух они скажут только: "Артур, вас ждут на совете..."
   Никто не постучался. Дверь распахнулась, словно от штормового ветра, и в кабинет влетела Айена Иху, огорошив его вихрем кудряшек и вспышками лиловых флюоресцентных серёг.
   - А-и-тур, где же вы, - зачирикала она на маорийском, - Аитур, вас до-жи-дают!
   Напевный язык маори в её устах превращался в ряд отрывистых гласных, похожих на пулемётную очередь. Обнаглели уже, лезут не постучавшись - медленно наливаясь яростью, подумал Мэлори. Взять и послать её к чёртовой матери. Но вместо этого он услышал свой собственный усталый и вежливый голос:
   - Пожалуйста, не шумите, я уже иду.
   Следуя за барнардкой по коридору, Мэлори хмурился всё больше и больше. Всё равно ничего не успеваем, думал он, придётся выбирать между двумя квадратами. Что тут можно успеть, когда до конца экспедиции осталось три недели с небольшим. Время было затрачено фактически впустую, и Мэлори хотелось быть уверенным, что виной тому пыльные бури и невезение, а не какой-нибудь досадный просчёт с его стороны.
   - Здравствуйте, Артур, - произнёс Симон Лагранж, поднимаясь ему навстречу. - Мы дожидались вас, чтобы начать совет.
   Мэлори сдержанно кивнул и сел в кресло. Доктор Лагранж был единственным в экспедиции намного старше его, и Мэлори старался сохранять достоинство в его присутствии. Он не хотел дать повод счесть себя невротичным мальчишкой. Опыт говорил ему, что для людей в возрасте Лагранжа все, кто моложе шестидесяти - сопляки; он старался вести себя осмотрительно, но до сих пор не знал, заслужил ли за эти месяцы уважение доктора.
   Теперь все участники экспедиции были в сборе - шестеро землян и четверо барнардцев, в креслах за расположенными полукругом мониторами. Они напряжённо переглядывались между собой.
   - Итак? - обращаясь ко всем, спросил Мэлори - надо же было как-то начинать. Слово взял Джеффри Флендерс, сидевший справа от него.
   - Я думаю, Артур, все в общих чертах представляют себе проблему, - сказал он, - но, чтобы было нагляднее, Лика сейчас сделает доклад.
   - Валяйте, - кивнул Мэлори. Со своего места поднялась Лика Мальцева - неуклюжая, с веснушками на носу и золотистыми волосами, собранными в "конский хвост", никак не выглядевшая на свои тридцать два (в начале сезона Мэлори принял её за стажёрку и был раздосадован, когда узнал о своей ошибке). Она держала в руке стило.
   - Полагаю, - проговорила она, - следует начать с карты. Пусть всё будет перед глазами.
   Она коснулась монитора, и на проекционной стене зала вспыхнула карта раскопок в секторе "сигма". По утверждённому ещё в позапрошлом веке плану археологических исследований поверхность Марса была разбита на сектора, обозначенные греческими буквами в северном полушарии и латинскими в южном. Сектора, в свою очередь, делились на квадраты. Сектор "сигма" занимал большую часть равнины Хриса. Красным цветом были отмечены уже обследованные квадраты, жёлтым - те, которые пока не затрагивали. Но Лика быстро прочертила стилом по экрану, и два из необследованных квадратов вспыхнули оранжевым. На языке программы ArchaeoSurfer выделение оранжевым означало "представляет потенциальный интерес", и, хотя эти данные не были новостью ни для кого из членов экспедиции, включая Мэлори, слушатели непроизвольно замерли, вглядываясь в изображение.
   - Предварительная разведка выявила перспективность квадратов "сигма семнадцать" и "сигма двадцать пять", - с расстановкой говорила Лика, вертя между пальцев блестящее металлизированное стило. - Как всем известно, до конца экспедиции осталось двадцать три дня. Этого едва хватает для начального обследования одного квадрата. Предстоит принять решение, на каком из двух остановиться.
   Она ткнула стилом в монитор перед собой, и на стене появилось увеличенное изображение квадрата "сигма семнадцать" в южной части Оксийских холмов.
   - Вот здесь и здесь, - стило в её руках выпустило тонкий лазерный луч, скользнувший по проекции на стене, - выявлена необычная концентрация углерода и фосфора в породе. Возможно наличие захоронений. Беспрецедентный случай.
   - Данные перепроверили? - спросил Мэлори, постукивая пальцами по столу. Вместо Лики отозвался доктор Лагранж.
   - Дважды. Думаете, чем мы всё это время занимались?
   - Было бы здорово, если бы откопали хоть одного марсианина, - увлечённо сказал Патрик Коннолли. - Интересно, какие они - с рогами и копытами или с плавниками?
   - Е-рун-да, - заявила Айена Иху. - Они доло-жны бывать такие, как мы все. Если они были разумные...
   - Докладчика не отвлекаем, - отрезал Мэлори. - Лика, продолжайте.
   - Квадрат "сигма двадцать пять", - Лика сменила картинку на проекторе. На этот раз причина интереса была видна невооружённым глазом. - Правильно расположенные холмы, под которыми могут скрываться строения.
   - Я бы проголосовал за семнадцатый, - решительно сказал Лагранж.
   - Лично мне кажется перспективнее двадцать пятый, - возразил Флендерс, молодой корректный гарвардский специалист, темнолицый от примеси африканской крови. - Постройки могут оказаться в лучшей сохранности, чем то, что находили раньше.
   - Какие у нас гарантии, что это постройки? - Мэлори облокотился на стол. - Тем более что у нас не хватит времени для такого объёма работ. Различайте здоровые риски и прожектёрство.
   - Времени хватило бы для разведывательных раскопок, - уточнила Лика Мальцева. - Мы смогли бы по крайней мере узнать, есть там что-нибудь или нет, чтобы оставить ориентир для следующей экспедиции.
   - Увольте меня от построек, - процедил Мэлори, обводя взглядом участников экспедиции. - Хотите сыграть в Османаджича? Я балагана не допущу.
   Двое-трое присутствующих неуверенно хихикнули. Всем был памятен "казус Османаджича", якобы нашедшего на Балканах пирамиды возрастом десять тысяч лет. И хотя Османаджич умер в 2046 году, а публикации о "пирамидах" третье столетие пылились в библиотечных фондах на самых дальних полках, археологи продолжали поддразнивать своих коллег именем великого шарлатана. Впрочем, как знать? Шарлатана ли? По некоторым данным, Османаджич сам горячо верил в то, что распространял.
   - А если там в самом деле строения? - спросил молодой барнардец по имени Амаи Ори. - Не можем же мы так сразу отказаться, без проверки...
   Пораскрывай мне ещё тут рот, подумал Мэлори.
   - Голосования не будет, - звучно объявил он. Взгляды археологов сошлись на нём в одну точку. - Квадрат двадцать пять оставляем на следующую экспедицию. Копаем в семнадцатом.
   Лагранж посмотрел ему прямо в глаза.
   - Инструкция не даёт вам полномочий закрывать экспедиционный совет, господин Мэлори, - с подчёркнуто старинной формальностью проговорил он. Начальник экспедиции ответил ему взглядом, полным откровенного пренебрежения.
   - Инструкция нигде не запрещает мне это, - усмехнулся он. - А вас-то что волнует, Симон? Вы сами только что высказались за семнадцатый квадрат.
   Лагранж только сморщил лоб в ответ. Мэлори демонстративно прокашлялся.
   - Садитесь, Лика, - сказал он, - благодарю за доклад. Итак, безусловно, я принимаю нетипичные меры. Однако они обусловлены нетипичной ситуацией. Вы знаете, что у нас осталось мало времени. И мы должны потратить его на более перспективный участок. У меня есть основания полагать, что таким участком является семнадцатый квадрат...
   ...органика, думал он, это почти гарантия. Если бы нам удалось обнаружить останки марсиан, это была бы новая страница в археологии. Ведь до сих пор никто ещё не находил на Марсе захоронений...
   - ...кроме того, - прибавил он, - не забудьте, что через два дня к нам прибывает специалист с Барнарды. Мы должны быть в состоянии что-то ему предъявить. Необходимо хотя бы начать работы в квадрате семнадцать.
   Три недели - ещё три недели этой бодяги, и ты свободен, подумал Мэлори, захлопывая за собой дверь кабинета. Признай, наконец, что твоя должность чисто административная - от тебя ждут, что ты будешь следить за техникой безопасности и не вмешиваться в научную сторону работы... А технику безопасности он знает назубок.
   Он знал. Инструкция предусматривала начисление штрафных баллов за нарушение техники безопасности, в том числе за порчу оборудования и программного обеспечения на станции. Набравший двести и более отстранялся от участия в любых археологических экспедициях - даже земных - сроком на три года. Особо злостных нарушителей могли лишить допуска в экспедиции навсегда. Метод был варварским, но эффективным: ни один учёный не захочет быть изгнанным из своей профессии, если он действительно учёный, а не авантюрист.
   Оставались барнардцы. Их эта система не устраивала, но, оказавшись в совместных марсианских экспедициях, они вынуждены были подчиняться. Всё-таки Марс подлежал юрисдикции Земли. Правда, для них угроза лишиться допуска была не так страшна - отлучив барнардца от права участвовать в совместных программах на Земле и Марсе, земляне не могли запретить ему работать у себя на Барнарде. Случайность ли, подумал Мэлори, что из тридцати шести археологов, погибших за столетие раскопок на Марсе, двадцать восемь были барнардцами?
   Мало мне четверых, с тревогой подумал он, теперь мне на голову сваливается ещё один, и неизвестно, что он за штучка. Если и впрямь крупная величина в межпланетной археологии, значит, с гонором, и его надо остерегаться. Важные спецы - они всегда с гонором.
   Мэлори рассеянно вывел на монитор окно локальной марсианской сети, нашёл библиотеку, ввёл пароль. Что бы такое почитать? Ага, Уэллс, "Война миров". Кто-то балуется - выкладывает на сервер фикшн. Ничего, Мэлори не стукнет на библиографов - он прекрасно понимает, нужно же людям чем-то занять себя во время песчаных бурь, вызывающих томительные перерывы в работе.
   - Посмотрел бы Уэллс, - усмехнулся он, - как мы тут с барнардцами раскапываем Марс.
   А господин прогресс настроен иронически, подумалось ему. Стоит посмотреть на человечество на заре двадцать четвёртого столетия: пьём в баре с обитателями другой звёздной системы, а о том, что творилось в прошлом у нас под самым боком, до сих пор имеем смутное представление. Например, какая цивилизация обитала на Марсе?
   "Марсианский сфинкс", наделавший столько шуму в конце XX века, оказался блефом, разоблачённым через пару десятилетий. Но следы цивилизации всё-таки были. Правда, настолько неотчётливые, что почти ничего не могли сказать об их создателях. В основном - сохранившиеся в слое песка контуры стен разрушенных городов. Редко где высота руин превышала полметра, и трудно было судить как о технологии постройки, так и о том, что их разрушило - природная катастрофа или военные действия. По следам городов нельзя было сделать никаких выводов о технологическом уровне марсианской цивилизации. Ещё меньше они могли сказать о том, какие существа их населяли. Эволюционировали ли они из местных форм жизни или колонизировали Марс в незапамятные времена? Палеонтологам ещё не удалось обнаружить на Марсе следов высокоорганизованных животных, так что многие марсоведы склонялись ко второй версии.
   Кем бы ни были таинственные марсиане, они вымерли за миллионы, возможно, миллиарды лет до того, как на Земле появились млекопитающие. С человеком они встретиться никак не могли (разве только в загробной жизни, порой мрачно острили археологи). К концу XXII столетия древний энтузиазм поиска внеземных братьев по разуму значительно поугас. Единственной разумной цивилизацией, обнаруженной за всё это время в доступных окрестностях Галактики, была раса с планеты в системе Летящей Звезды Барнарда. Но охи и ахи стихли уже лет через десять-двадцать после первого контакта. Барнардцы почти ничем не отличались от земных людей - ни по внешности, ни по образу жизни. Они давно уже были просто партнёрами в науке и торговле. Они даже не возражали против того, чтобы их именовали барнардцами, понимая, что родное название их планеты неудобно для земной документации; да ведь и на Земле ещё иногда приходилось объяснять, почему "Земля", "La Terra" и "die Erde" - одно и то же.
   И одному из них почему-то настоятельно требовалось посетить экспедицию D-12.
   - Попка дур-рак! - пронзительно заверещал компьютер. Мэлори перекосило, хотя он слышал этот вопль уже несчётное множество раз. Его предшественник обладал своеобразным чувством юмора, раз поставил такое почтовое оповещение. За два марсианских месяца работы экспедиции Мэлори так и не смог найти, как сменить сигнал, а спросить у кого-то более компетентного по части электроники - у персонала станции или хотя бы у Амаи Ори - стеснялся. Ещё, чего доброго, подумают, что он комплексует. Мэлори был достаточно умён, чтобы понимать - такие вещи в глазах подчинённых авторитета не прибавляют.
   Он набрал пароль и открыл почтовый ящик. Сообщение было послано ещё несколько дней назад. Оно было помечено адресом космопорта на Барнарде.
  
   Уважаемый Артур,
   я прилетаю 1 сентября рейсом BR-43, между 15.30 и 17.00.
   Всегда Ваш
   Виктор Лаи.
  
   - Первое! - охнул Мэлори. - Это же завтра!
   Точное время выхода лайнера из свёрнутого пространства, разумеется, рассчитать нельзя, хотя за последние полтора века удалось добиться приемлемых уровней погрешности. Но целые сутки? Неужели рейс отменили, и он взял другой? Или ему просто не терпелось?
   Регулярных рейсов между Барнардой и Марсом не было, и любопытствующий одиночка наподобие Лаи оказывался перед выбором из двух вариантов: совершить утомительный транзит через Землю или присоединиться к очередному экспедиционному вылету. Второй вариант был ненадёжен - экспедиций с Барнарды могло быть три-четыре в неделю, а могло и не быть месяцами. Но Лаи, видимо, подвернулась возможность, которой он не преминул воспользоваться. Судя по номеру, это был именно прямой барнардский рейс.
   - Хорошо хоть не сегодня, - наливая себе воды, добавил он. - Чёртовы письма! Двадцать четвёртый век на дворе, а космическую почту так и не можем наладить!
   До него не сразу дошло, что письмо было написано по-английски.
  
   3. ЧТО ТАКОЕ РАСИЗМ
  
   Барнарда, 13 декабря 2309 года по земному календарю.
  
   - Боюсь даже спрашивать, - со смехом сказала Лика, - подходит ли моя одежда для выступления на барнардской конференции.
   - Напрасно, - учтиво ответил Лаи. - У нас нет специальных правил для женщин. Только я бы посоветовал вам надеть какие-нибудь украшения, а то могут подумать, будто вы в трауре.
   Официант в белой рубашке и чёрных шортиках подал им местный десерт, заказанный по совету Лаи - обсыпанное пряностями печенье, плавающее в тарелках с фруктовым соком. Коннолли лизнул сок, как дегустатор, пытаясь определить его ботаническую принадлежность.
   - Украшения? - смутилась Лика. - Но я не взяла сюда никаких украшений. Я не думала...
   - Это поправимо, - тут же отозвался Лаи. - Купите внизу в лавке венок из живых цветов. Стоят они совсем недорого, и можно подобрать такие, которые вам подойдут.
   - Вот видишь, Лика, - злорадно произнёс Коннолли, хрустя печеньем, - мы поквитались. Мне предстоят шорты, тебе - цветочки на голове.
   - Я всегда знал, Патрик, что до джентльмена тебе далеко, - сказал Лаи, аккуратно зачёрпывая ложкой сок. Старомодное слово забавно звучало в его устах. Лика снова погрузилась в изучение горожан. Материала было предостаточно - ресторан был переполнен, кроме того, с открытой площадки, на которой они сидели, был хорошо виден народ на улицах.
   Конечно, барнардцы лишь на первый взгляд казались похожими друг на друга, как клоны. Рассматривая их более внимательно, можно было заметить, что они отличаются ростом; кто-то был посветлее, кто-то - посмуглее; цвет их волос варьировал от каштанового до угольно-чёрного, немного различался и разрез глаз. И всё же в целом толпа создавала ощущение одинаковости. Нечто подобное Лика видела лишь на очень старых - ещё не цифровых, а химических - фотоснимках Японии.
   - Виктор, - спросила она, - а что, в этом городе живёт только одна народность?
   - У нас нет такого понятия, как народность, - сказал Лаи. - У нас, конечно, говорят на разных языках, и в разных местностях существуют различные обычаи, но того, что у вас называют этническими группами, у нас не существует.
   - То есть все барнардцы...
   - Примерно одинаковы на обоих континентах. Хотя, конечно, у нас бывают разные типы внешности.
   - А чем это объясняется? - с интересом спросил Коннолли. - Поздним расселением?
   - Вряд ли. Насколько мне известно, мы освоили планету целиком ещё десять тысяч лет назад, а то и больше. Я не специалист по этому вопросу, но, по-моему, в определённый период произошла ассимиляция. Мне известны древние скульптуры, и там гораздо большее разнообразие типажей.
   - Представляю, каким шоком для барнардцев должна была стать встреча с землянами, - заметил Коннолли. - Достаточно поставить рядом Лику и Джеффри Флендерса...
   - Вовсе нет. Наша религия признаёт множество богов, которые могли творить людей много раз. В наших легендах о древних временах упоминаются люди огромного роста, люди с цветными волосами - прямо как у тебя. Есть даже фантазёры, которые на основании этих легенд полагают, что земляне в древности посещали Барнарду. Хотя это чушь полнейшая, конечно.
   - И поэтому у вас нет расизма? - непринуждённо поинтересовался Коннолли. Болван, охнула про себя Лика и пнула его ботинок под столом. Ирландец не обратил на это ни малейшего внимания.
   Надо же было ему было завести разговор на эту тему, тоскливо подумала она. Нашёл время и место... Лаи и глазом не моргнул.
   - В вашем смысле, вероятно, нет, - спокойно ответил он. - Барнардцам вообще довольно сложно понять этот феномен. Хотя в любом случае непонятно, как решать проблему с бассейном.
   - С бассейном? - Лика не сразу поняла, о чём он. - Вы про отель, что ли?
   - С вас брали в отеле расписку, что вы не возражаете против отдельного бассейна для землян?
   - Ну, брали, - удивлённо отозвался Коннолли. - Я думал, это из гигиенических соображений - грибок и прочее. А что там за история?
   - Глупая, - вздохнул Лаи. - Это всё из-за вашего туриста, который устроил здесь скандал в прошлом году. Он увидел надпись: "Бассейн для гостей с Земли", - и разбушевался. Кричал, что это расизм. При чём тут расизм, этого у нас никто не знал, но на всякий случай администрация отеля решила предупреждать всех землян насчёт бассейна. Правда, даже я не вполне понимаю, из-за чего он так взъелся.
   - И не надо, - отмахнулся Коннолли. - А кроме шуток, почему бассейн-то раздельный?
   - Ну, во-первых, из-за роста, - не раздумывая, ответил Лаи, - всё-таки вы в среднем выше нас... И потом, вы нуждаетесь в более прохладной воде. Но в основном - чтобы вас не смущать. У нас нет обычая пользоваться купальными костюмами, а наше строение всё же немного отличается от земного. Администрация отеля всего лишь хотела избежать психологического дискомфорта для обеих сторон.
   Лика почувствовала, что краснеет, и ничего не могла поделать. К счастью, Лаи в этот момент отвлёкся - у него зазвонил телефон, и он торопливо отсоединил капсулу от пояса и сунул в ухо.
   Отвечая невидимому абоненту, он отчаянно гримасничал; его и без того подвижное лицо беспрестанно меняло выражения. Лика и Патрик не понимали ничего из того, что он говорит, но раз или два в его голосе проскользнули сердитые нотки, а порой он как будто сдерживал смех. Наконец он выключил капсулу, с размаху всадил её обратно в выемку пояса и откинулся на спинку стула.
   - Ну всё, конец миру и спокойствию, - с многозначительной ухмылкой сказал он. - Сюда едет Доран.
   - Кто? - переспросил Коннолли.
   - Мой племянник. Студент. Учится на историческом и почему-то забрал себе в голову, будто я должен быть его кумиром. Он узнал, что я вернулся на планету, и вечером приезжает сюда. Планирует остановиться у друзей.
   Подошедший официант что-то спросил у Лаи - вероятно, пора ли выписывать счёт. Лаи кивнул ему и снова обратился к своим друзьям с Земли:
   - Доран немного... я бы сказал, без тормозов. Будьте к нему снисходительнее, ведь ему всего четырнадцать.
  
   4. КАЗАК
  
   Марс, экспедиция D-12. 30-31 октября 2309 года по земному календарю (56 августа - 1 сентября 189 года по марсианскому).
  
   - Кто такой вообще этот Виктор Лаи? - спросил Мэлори вечером за ужином. - Кто-нибудь о нём что-нибудь знает?
   В столовой в этот момент находилась лишь часть состава экспедиции, из барнардцев - только Айена Иху. Презрев станционный этикет, Мэлори говорил по-английски. За Айену он не беспокоился: с её языковыми способностями, близкими к нулевой точке, она вряд ли распознала бы на слух даже имена в английском произношении.
   Айена насупилась, но Мэлори сделал вид, что не заметил этого. Ему ответил Джеффри Флендерс.
   - Насколько мне известно, это один из ведущих специалистов по инопланетной археологии. Он бывал на Земле, мне встречалось его имя в прессе.
   - Имя? - недоверчиво повторил Мэлори. - Или псевдоним?
   - Кто бы допустил псевдоним в академическую печать? - возразил Симон Лагранж. - Для барнардцев исключений не делают.
   - Но это не барнардское имя, - заупрямился Мэлори. - Виктор! У него что, кто-то из родителей с Земли?
   По взглядам, брошенным на него, он догадался, что сморозил что-то не то. На лице Патрика Коннолли промелькнула плохо скрытая жалость. Да они тут считают меня невеждой, подумал Мэлори.
   - Артур, - мягко сказал Лагранж, - между нами и барнардцами не бывает метисов. Геном различается на десять процентов.
   - Десять процентов - это много?
   Мэлори никогда особенно не разбирался в генетике.
   - Это колоссальное значение. Между человеком и шимпанзе разница всего полтора процента.
   - Проще было бы зачать потомство от гиббона, - хохотнул Коннолли. Айена подозрительно покосилась на него и снова взялась за спагетти.
   - Никогда об этом не задумывался, - сказал Мэлори.
   То, что по крайней мере часть инопланетной жизни должна быть сходна с земной генетически, было предсказано уже давно. Ещё во второй половине XX века в кометах и космической пыли были обнаружены аминокислоты, уже известные на Земле. Из этого логически вытекало заключение, что механизмы кодирования белков, а значит, и строение ДНК, должны в общих чертах повторяться в разных мирах - просто в силу типологического схождения. Наиболее полно прогностическая теория была разработана Паолой Альварес в 2080-е годы. Впоследствии встреча с обитателями Барнарды подтвердила "закон Альварес". Барнардцы не были родичами Homo Sapiens. Они лишь походили на землян - на девяносто процентов.
   Художественная литература, однако, отставала от жизни, подумал Мэлори. Надо же, ведь генетика как научная дисциплина существовала ещё три с половиной столетия назад - а фантасты вплоть до недавнего времени продолжали исправно выдавать лав-стори о счастливых межпланетных семьях с энным количеством красивых (либо страшненьких, но гениальных) детёнышей. И я выставил себя идиотом, сердито подумал он - я-то не фантаст, я учёный, мне бы следовало знать такие вещи.
   - Между нами и ними даже браков не бывает, - прибавил Коннолли. - По физиологическим причинам. Ничего не поделаешь. Я знал одного парня, в которого влюбилась барнардка. Это был кошмар для обоих. В конце концов им пришлось расстаться.
   - А почему же он всё-таки Виктор? - с недоумением спросил Мэлори. Джеффри Флендерс засмеялся.
   - Всё просто. Он не первый археолог в своей семье.
   - То есть?
   - Его отец получил вторую специальность по истории Земли. Был без ума от наших древних римлян. И ребёнка назвал Виктором. Ему это показалось красиво: Виктор - "победитель"...
   - А вы откуда это знаете? - полюбопытствовал Мэлори.
   - Пошарил на досуге в локальной сети. В одном из прошлогодних выпусков "Британской археологии" оказалось интервью с ним.
   - Ну и осложнил же его папаша всем жизнь, - сказал Коннолли. - Ведь для барнардцев это так же сложно выговорить, как для нас - какой-нибудь "Кржижановский".
   - Кржижановский - это фамилия, - сказала Лика Мальцева. Её не слушали.
   - Сложно или не сложно его выговорить, - брюзгливо заметил Мэлори, - но он прилетает завтра, и нам нужно его встретить.
   - Как - завтра? - изумился Флендерс.
   - А вот так. Похоже, он вылетел другим рейсом. Так что завтра после обеда нам нужно быть в космопорту.
   Последние слова он произнёс по-маорийски. Напряжённая складка между бровей Айены Иху тут же разгладилась. Речь шла всего-навсего о встрече приезжего специалиста. А не об апельсиновом соке, который она пролила вчера в лаборатории.
  
  
  
   Через двадцать часов после этого разговора Мэлори стоял в зале единственного на Марсе межзвёздного космопорта в Ацидалии, сжимая в руках табличку с номером экспедиции. С ним были Джеффри Флендерс и Лика Мальцева, выбранные им в качестве сопровождающих. Все трое пытались высмотреть среди пассажиров, выходящих из контрольного шлюза, ожидаемого гостя. Это было непросто, так как космопорт принимал и земные рейсы, включая транзиты, и народу в этот день оказалось достаточно много.
   - Уже почти пять, - сказал Мэлори, поглядывая на часы. - Хоть бы нам не пришлось торчать здесь до ночи.
   - Погодите, - сказала Лика, - по-моему, это он.
   Проследив за её взглядом, начальник экспедиции увидел, как от смешанной толпы землян и барнардцев отделилась невысокая фигурка. Пассажир целенаправленно двигался в их сторону.
   Мэлори заготовил дежурную улыбку и не менее дежурное приветствие на маорийском. Но барнардец заговорил первым. Подойдя к ним на расстояние вытянутой руки, он сказал:
   - Здравствуйте. Прошу прощения, что заставил вас ждать. Вы, должно быть, Артур?
   От неожиданности Мэлори едва не лишился дара речи. Барнардец обращался к нему по-английски!
   Лика и Джеффри удивлённо переглянулись. Обычно европейские языки были недоступны для барнардцев - у них было слишком примитивное строение гортани. Неудивительно, ведь эволюция их расы была гораздо короче. На заре эволюционной теории история вида Homo Sapiens оценивалась в сорок тысяч лет, но в 1990-е годы это представление было скорректировано - новые данные говорили о сроках в три-четыре раза дольше. Вид Homo Barnardiensis существовал никак не более тридцати тысяч лет - даже с учётом того, что год на их планете дольше земного, сроки несопоставимые. Благодаря низкой продолжительности жизни и быстрой смене поколений их культура развивалась стремительно, но физическая эволюция оказалась несколько неравномерной - они не успели развить достаточно тонкий речевой аппарат. Одним из немногих земных языков, худо-бедно пригодных для общения с барнардцами, был язык маори, в котором мало согласных - и в качестве такового он официально и выступал. К этому настолько привыкли, что мысль о барнардце, говорящем по-английски, вряд ли могла даже прийти кому-нибудь в голову.
   Но этот говорил. С сильным акцентом, коверкая некоторые звуки, но всё же вполне внятно. Грамматика же его и вовсе была безупречна, как в классической литературе старых времён.
   - Я - Артур, - заминая неловкую паузу, проговорил Мэлори. - Глава экспедиции D-12.
   - Рад познакомиться, - барнардец протянул ему маленькую холодную руку. - Виктор Лаи.
   - Вы замёрзли? - спросил Мэлори, к которому наконец вернулась способность нормально вести разговор.
   - Немного. Какие-нибудь неполадки с отоплением?
   - Здесь со всем неполадки. К сожалению, неотъемлемая часть марсианского быта. Разрешите представить вам моих помощников - Лику и Джеффри.
   Разговаривая с приезжим, Мэлори неназойливо изучал его. Роста небольшого, по земным меркам ниже среднего; тёмные глаза на незагорелом лице. Волосы каштановые, стрижен по традиции своей родины - наподобие украинского казака в старину (те двое парней с Барнарды, что работали в экспедиции Мэлори, оба носили самые обычные причёски). Сходства с казаком добавляли небольшие усы, но все черты лица были не земные и уж тем более не славянские - хотя, в общем-то, приятные. На нём было что-то вроде спортивного костюма - серо-голубая блуза навыпуск, перехваченная белым ремнём с непонятной эмблемой, и того же цвета мешковатые брюки с резинками у щиколоток. Ботинки обыкновенные, походные; за плечами стандартный рюкзак со скафандром.
   - Вам уже случалось работать в инопланетных условиях? - с любопытством спросила Лика.
   - Только на Земле. Я бывал в Египте, Великобритании и Перу. Это будет мой первый марсианский опыт.
   Мэлори заметил неподдельное уважение в глазах Джеффри Флендерса. Спокойствие, сказал он себе, начальнику экспедиции смешно ревновать к посторонним, да ещё в первые часы после их приезда.
   - Но вы, конечно, понимаете, - в голосе Мэлори появились официальные нотки, - что здесь вам не Египет и даже не Перу. Марсианские условия смертельны для людей, поэтому мы следуем жёстким правилам безопасности.
   - Разумеется, - Лаи ослепительно улыбнулся. - Как по-вашему, Артур, похож я на самоубийцу?
   - Откуда мне знать, - проворчал Мэлори, - как выглядят самоубийцы на Барнарде.
   Все четверо поглядели друг на друга и рассмеялись. Напряжение было сброшено.
   - А где ваш багаж? - спросил Флендерс.
   - Я уже отправил его беспилотной почтой. Тут как раз был очередной рейс...
   - Напрасно вы это сделали. Беспилотники на Марсе часто бьются. Из-за атмосферных условий. От них уже планируют отказаться.
   - Я этого не знал. Впредь буду осмотрительнее.
   Ты ещё много чего не знаешь, любезный, подумал Мэлори.
   - Пойдёмте надевать скафандры, - распорядился он. - Нам придётся лететь на аэро.
   - Монорельс обещают проложить на следующий марсианский год, - пояснила Мальцева. - Тогда к станциям пристроят вокзальные шлюзы, и можно будет добраться от космопорта без скафандра. Но пока идёт диспут, не повредит ли вибрация археологические объекты, мы так и летаем на своих машинах.
   - В новостях передавали, что в секторе "сигма" песчаная буря, - сказал Лаи.
   - Уже почти стихла, - ответил Мэлори. - Завтра мы уберём защитный купол, и можно будет начинать работы.
  
   5. СЮЖЕТ С ПЕРЕОДЕВАНИЕМ
  
   Барнарда, 13 декабря 2309 года по земному календарю.
  
   Лифт взнёс Патрика Коннолли на семьдесят четвёртый этаж так стремительно, что у него слегка заложило уши. Он шагнул в проём коридора и тронул пальцем световое табло справочника на стене. Справочник незамедлительно подтвердил ему, что он попал по назначению.
   - Ну ладно, придётся, - вздохнул Коннолли и коснулся квадратика с надписью "Служба проката официальных костюмов". По стене тут же побежали светящиеся зелёные стрелки, обозначая направление.
   Последовав за стрелками, Коннолли распахнул дверь.
   - Добрый вечер. Чем могу помочь?
   Прокатчик костюмов - пухлощёкий барнардец в золотисто-жёлтой шапочке на круглой голове - поднялся из кресла ему навстречу, отложив скролл электронной газеты.
   И как это он успел переключиться на маорийский, подивился Коннолли. Хорошая реакция у местных жителей...
   - Мне бы... костюм, - промямлил он. Прокатчик окинул его профессиональным взглядом.
   - Посмотрим, что у нас есть... У нас не так много костюмов больших размеров, но, надеюсь, нам удастся что-нибудь подобрать. Давайте снимем мерку.
   Обмерочный сканер мало отличался от земных моделей. Не без облегчения Коннолли зашёл в кабинку и стянул пиджак и брюки. Лазерные лучи заскользили по его телу, считывая параметры. Затем машина пискнула и выключилась.
   - Есть! - послышался снаружи голос прокатчика. - Вы позволите?
   Патрик приоткрыл шторку. Барнардец держал на весу жилетку и шорты тёмно-серого цвета.
   - К сожалению, вашего размера - только серый, - извиняющимся тоном произнёс он. - Но это допустимо. Если только лично вы ничего не имеете против серого...
   - Не имею, - заверил его Патрик, всей душой надеясь, что плавки не будут торчать из-под шортов. Приняв из рук прокатчика костюм, он снова задвинул шторку и принялся осваивать инопланетный наряд.
   Плавки, к счастью, не вылезали. Зато рубашка при попытке заправить её в шорты выехала через нижний край штанины. Патрику пришлось высунуться ещё раз и пожаловаться прокатчику на техническую проблему.
   - Пустяки, - сказал тот, - просто наши рубашки обычно короче. Вы можете приобрести две-три прямо здесь.
   - А это дорого? - обеспокоился Коннолли. Прокатчик улыбнулся самым лучезарным образом.
   - У нас не бутик. Наша задача - помогать людям выходить из маленьких затруднений.
   Цена в самом деле оказалась умеренной; Коннолли надел одну рубашку на себя, ещё две попросил упаковать для него. Теперь костюм смотрелся на нём сносно. Прокатчик уже тащил откуда-то пару тяжёлых шнурованных сапог.
   - Примерьте, - сказал он, плюхнув сапоги на коврик. Коннолли остолбенел.
   - Сапоги у вас что, тоже сдаются напрокат?
   - Их дезинфицируют после каждого клиента, - поспешил объяснить барнардец, - не беспокойтесь, полная стерильность.
   - Нет, я про оплату, - заикнулся было Коннолли. Барнардец сделал приглашающий жест.
   - Плата за прокат костюма фиксированная, туда уже входят все детали верхней одежды.
   Поняв, что от сапог ему отвертеться не удастся, Коннолли натянул их на ноги и зашнуровал. Сапоги сели как влитые. Было удобно, хотя немного жарковато. Он встал и прошёлся. Пожалуй, ради доклада можно потерпеть, решил он.
   - Пилотку и косынку сами подберёте или вам помочь? - послышалось у него за спиной.
   - О господи! - воскликнул Коннолли, оборачиваясь. - А это обязательно?
   - Конечно, обязательно, - авторитетно заявил прокатчик. - Это как галстук у вас на Земле.
   Он нажатием кнопки откинул панель в стене, и перед Коннолли предстала череда разноцветных головных уборов. Под каждым лежал свёрнутый шейный платок такого же цвета.
   - К вашему сведению, - сообщил Патрик, - галстук уже более века не считается обязательным.
   - Придётся вам смириться с консервативностью старой доброй Барнарды, - хихикнул прокатчик.
   "Старой доброй Барнарды"! Где он только набрался таких словечек, изумлённо подумал Коннолли.
   - Лично я бы посоветовал вам вот это, - прокатчик снял с полки шапочку и платок голубого цвета, оттенка старой бирюзы. - Это замечательно подойдёт к вашим волосам. Вы не обидитесь, если я спрошу?
   - Что? - Коннолли разглядывал поданные ему аксессуары.
   - Вы их красите, или это ваш естественный цвет?
   Коннолли пригладил ладонью рыжую шевелюру.
   - Естественный на сто процентов, - сказал он, - правда, редкий. Дайте зеркало, что ли...
   Никакая это была не пилотка, и даже не тюбетейка - что-то среднее между тем и другим. Прокатчик любезно помог ему завязать на шее платок.
   - Вот видите, - сказал он, страшно довольный, - вы безупречны.
   Коннолли подошёл к большому зеркалу на стене и без особой надежды заглянул в него. Однако он выглядел вовсе не так нелепо, как ожидал увидеть. Даже, скажем так, ничуть не нелепо. Костюм придавал ему какой-то неожиданный аристократизм.
   В конце концов, всё это не глупее, чем ирландский килт, пришло ему в голову.
   - Ну как? - спросил его прокатчик.
   - Пожалуй, - сказал Коннолли, подбирая сброшенный им смарт-пояс, - я похожу так немного... Мне надо привыкнуть.
   Он оплатил пять дней проката плюс стоимость рубашек, запихнул свои вещи в пакет и вышел. Спускаясь на лифте, он всё ещё придирчиво изучал себя в зеркалах. Если Лика будет ржать, подумал он... а впрочем, может, и не будет. Не кажется же ей смешным кое-кто другой.
   Сквозняк из кондиционера неприятно дунул ему по голым ногам, когда он открыл дверь своего номера. Коннолли поёжился. Пора привыкать, напомнил он себе. Он забросил пакет с вещами в номер и отправился ужинать.
   Лику он отыскал в дальнем углу ресторана. Она сидела одна за столиком, Лаи с ней не было. При виде коллеги она вытаращила глаза, но тут же взяла себя в руки и улыбнулась ему.
   - Привет, - сказал Коннолли, подходя к столу. - Встречай новую разновидность барнардца - рыжую.
   - За барнардца ты не сойдёшь, - критически заметила Лика, - рост не тот.
   - Да уж, - усмехнулся он, - костюм еле подобрали.
   Он был несказанно рад, что она не произнесла ни слова о шортах. Стащив с головы голубую шапчонку, он положил её на стул.
   - Патрик, барнардцы не снимают пилотку за столом, - сказала Лика. Он слегка поморщился и снова нахлобучил злосчастный головной убор. Что ж, по крайней мере, она воспринимала его преображение адекватно. Больше всего он боялся услышать от неё какую-нибудь хохмочку на тему бойскаутов или гитлер-югенда. Но Лика просто сказала:
   - Между прочим, красивый цвет - тебе идёт.
   - Где Вик? - спросил он, успокаиваясь.
   - Пошёл встречать своего чумового племянника. Собирается привести его к нам поужинать.
   - Ладно, - сказал Коннолли и встал со стула. - Пойду возьму себе чего-нибудь.
   - Будь другом, захвати мне ещё пару вон тех птичек. Тебе тоже рекомендую - специй много, но вкус отличный.
   Запечённые целиком птицы были чуть крупнее воробья и с точки зрения Патрика едой не являлись. Исполнив просьбу Лики, он отправился искать для себя что-нибудь более питательное. Это удалось ему без труда - буфет был заставлен множеством разных блюд, и персонал постоянно следил за тем, чтобы запасы пополнялись. Коннолли немало повеселила карточка с надписью крупным шрифтом: "Корова земная".
   - Это на всякий случай, - объяснил ближайший официант, - если у кого из гостей аллергия на наших животных или психологическое предубеждение...
   Коннолли решил не вдаваться в словарные тонкости.
   - Дай-ка мне этой коровы, - сказал он, подставляя тарелку. Под загадочным ярлыком, как оказалось, скрывался обыкновенный бефстроганов.
   Стараясь не запачкать прокатный костюм, Патрик вернулся к столу.
   - Решила сесть на диету? - осведомился он, наблюдая, как Лика доедает птицу. - Не мори себя голодом, ты и так неотразима.
   - Для кого это, интересно? - Лика выплюнула косточку.
   - Для всех, - коротко сказал Патрик и подмигнул. Лика вытерла руки салфеткой и отодвинула тарелку.
   - Ты вроде бы не успел выпить, - нахмурилась она. - Или это переодевание ввергло тебя в такую эйфорию?
   - Отчасти, - сказал Коннолли, приступая к еде. - Я надеюсь, что теперь, когда я напялил на себя этот костюм, ты будешь разглядывать и меня, а не только одного Вика.
   - Что за ерунда! - воскликнула она, вспыхнув. - Ты что, ревнуешь?
   - Нет, просто констатирую факты. С некоторых пор ты воспринимаешь его... внештатно.
   - Вот как! И в чём, по-твоему, это проявляется?
   - Ты ведёшь себя с ним не так, как раньше.
   - Глупости.
   - Ты стала конфузиться перед ним. В экспедиции ты не конфузилась.
   - Я за собой этого не замечала. Возможно, это оттого, что я на чужой планете.
   - Лика, - сказал Коннолли, - враньё - не твоя профессия.
   Лика метнула на него полный бешенства взгляд.
   - Ты сюда пришёл есть или издеваться? - негромко, раздельно проговорила она.
   Несколько секунд Патрик глядел ей прямо в глаза.
   - Лика, - сказал он, - не пытайся его захомутать. Из этого всё равно ничего не выйдет.
   - Я и не пытаюсь, - бросила она и отвела взгляд.
   - Надеюсь, вы не станете бить меня ногами, - раздался позади них весёлый голос Лаи, - за то, что я заставил вас так долго ждать? Разрешите представить: мой племянник, Доран Лаи.
   Его спутник крутнулся на каблуках и звонко рассмеялся. Это был тощий парень с необыкновенно живым и подвижным лицом; в прошлый раз Лаи говорил, что ему четырнадцать лет, но по виду ему можно было дать все восемнадцать. Впрочем, так и должно было быть, ведь век барнардцев недолог - для них нормально умирать в пятьдесят-шестьдесят. Несмотря на землистую смуглоту и удлинённый разрез глаз, он выглядел менее экзотично, чем его дядя - благодаря довольно высокому росту и молодёжной причёске (каре тяжёлых чёрных волос, разделённых пробором). Доран явно чихать хотел на дресс-код обеих планет - на нём был подпоясанный балахон без рукавов, феерически оранжевого цвета, который при движениях распахивался, открывая чёрные холщовые штаны, похожие на джинсы.
   Столкнувшись взглядом с землянами, Доран снова засмеялся - на этот раз смущённо.
   - Он не знает земных языков, - пояснил Лаи. - Говорил же я ему - учи маорийский!
   Он с размаху шлёпнул Дорана ладонью между лопаток и усадил его на стул. Доран с нескрываемым любопытством посмотрел сначала на Лику, потом на Коннолли в барнардском костюме, а затем повернулся к Лаи и выпалил какой-то длиннейший вопрос. Лаи сморщил нос и ответил ему не менее длинной репликой. Речь барнардцев, состоявшая почти исключительно из отрывистых придыханий, на слух землян вообще не казалась членораздельной. И только по мимике, сходной на двух планетах, можно было понять, что Лаи отшучивается.
   - Доран спрашивал меня про марсианскую экспедицию, - сказал Лаи. - А мне никак не удаётся втолковать ему, что ничего особенно героического я там не совершил. Только злоупотребил гостеприимством порядочных людей и поставил их на уши, притом без всякой необходимости.
   - Не морочь ребёнку голову, - отозвался Патрик. - Результаты, из-за которых мы здесь, мы получили с твоей помощью.
   - Всё так, но у Дорана превратные представления об инопланетной археологии, - с какой-то грустной снисходительностью проговорил Лаи. - Я сам в его годы был таким. Но потом, когда заканчиваешь университет, остригаешь волосы и начинаешь заниматься серьёзной работой, приходится взрослеть.
   Всё относительно, подумала Лика. В глазах Мэлори Виктор Лаи был легкомысленным авантюристом. Что бы он сказал о Доране?
   - Но ведь он не собирается работать в инопланетной археологии? - спросил Коннолли. Лаи потешно скосил глаза на племянника.
   - Надеюсь. Он для этого не создан. Его вышибут из первой же экспедиции.
  
   6. ПРОБЕЛ В ТЕРМИНОЛОГИИ
  
   Марс, экспедиция D-12. 5 ноября 2309 года по земному календарю (6 сентября 189 года по марсианскому).
  
   Состояние Мэлори в эти дни было беспокойным. С одной стороны, он испытывал облегчение оттого, что дела наконец пошли на лад - семнадцатый квадрат дал неожиданные находки, а Лаи уже на первый день после прибытия с энтузиазмом включился в работу и оказывал экспедиции незаменимую помощь в исследованиях. И всё же Мэлори не покидало чувство настороженности. Общение с Лаи не давалось ему так же легко и непринуждённо, как всем остальным. С теми барнадцами, что были в экспедиции с самого начала, проблем не возникало. Трое из них были всего-навсего стажёрами; специалистом была только Айена Иху, но её Мэлори привык не брать в расчёт. Он уже много раз вычитал ей по три балла за то, что она не снимала свои циклопические серьги, влезая в скафандр, и рисковала зацепить ими трубку водоснабжения. Но вот Лаи... Во-первых, он был мужчиной, во-вторых, как выяснилось, известной фигурой в научном сообществе. Мэлори с неприязнью к самому себе был вынужден признать, что не очень представляет, как себя с ним вести.
   Он уже раз опростоволосился, когда решил показать Лаи, как работает калий-аргоновый спектрометр. На Земле и на Барнарде процесс раскопок и лабораторного анализа были разделены - ими занимались разные специалисты, да и калий-аргоновым методом датировки там пользовались больше палеонтологи, чем археологи. Для тех сроков, в которые укладывалось существование земной, а тем более барнардской, цивилизации, обычно хватало радиоуглеродного метода. Но марсианская археология имела дело с другими масштабами времени, и без калий-аргона здесь было не обойтись. Все археологические станции на Марсе были оборудованы спектрометрами - марсианские экспедиции не могли позволить себе роскошь отправлять через космос на Землю тонны образцов. Навыкам работы со спектрометром обучали на целевых курсах марсианской подготовки, по преимуществу на Земле. Всё это Мэлори изложил с присущей ему основательностью и собрался уже приступить к объяснению технических деталей, когда Лаи остановил его.
   - Благодарю вас, - прервал он с абсолютно неотразимой улыбкой, - я знаю, как работать с калий-аргоновым спектрометром.
   Мэлори пришлось напомнить себе, что молодая внешность Лаи - иллюзия; что он прожил чуть менее половины срока, отпущенного ему экономной природой Барнарды, и объективно они с Мэлори были почти ровесниками. И всё же ему не удавалось побороть себя настолько, чтобы не воспринимать Лаи как мальчишку, пусть и натасканного в инопланетной археологии. И эта его непосредственность... Барнардцы вообще были непосредственны, но от доктора социогуманитарных наук (так значилась учёная степень Лаи в межпланетных документах) Мэлори подсознательно ожидал большей солидности. И где, ёлки-палки, он выучился обращаться со спектрометром?
   Просмотрев ещё раз черновик отчёта, Мэлори выключил компьютер и вышел из кабинета. Обед уже давно начался.
   - Носорог приплыл! - услышал он, входя в столовую. Фраза исходила от склонившихся друг к другу Коннолли и Флендерса. Кем бы ни был сказавший эти слова, он явно не особенно старался, чтобы его не услышали.
   И не было смысла притворяться, будто он не знает, как его называют за спиной. Ну и пусть Носорог, снова расслабляясь, подумал он. Можешь рассматривать это как комплимент. Было бы хуже, если бы тебя прозвали Мокрицей.
   - Ну что, ребята, - сказал он, взяв свой поднос в окошке и подходя к общему столу, - нам есть с чем себя поздравить?
   - А то! - подхватил Патрик Коннолли. - Жаль только, что выпить нечего, кроме сока.
   Он шутливо поднял пластмассовый стаканчик с томатным соком.
   - За марсиан, шеф!
   - За марсиан, - согласился Мэлори и тронул его стаканчиком свой. Неважно, что звона не получилось. - Думаю, на Земле мы своё наверстаем.
   - Не факт, - сказал с другого конца стола Симон Лагранж.
   - Что - не факт? - резко обернулась к нему Айена Иху.
   - Не факт, что это марсиане. У нас нет никаких доказательств, что это разумные существа. Я бы не стал делать глубоких выводов на основании разрозненных костей.
   - Вы считаете, что животные могли бы выжить в таких условиях? - усомнился Джеффри Флендерс. - Датировки дают семьсот миллионов лет. Тогда Марс уже мало отличался от нынешнего.
   - Мы не знаем всего о способностях живых организмов, - уклончиво ответил француз. - На Земле известны бактерии-экстремофилы; возможно, на других планетах они могли стать базой для эволюции многоклеточных существ.
   - Так или иначе, это первая находка сложноорганизованных форм жизни на Марсе, - с нажимом сказал Мэлори. - И им действительно семьсот миллионов лет! Да в Академии просто удавятся!
   - Интуиция вас не подвела, шеф, - по-детски сияя, выдохнул Амаи Ори. - Я хочу сказать, насчёт семнадцатого квадрата...
   - Пустяки, - с удовольствием потупившись, проговорил Мэлори. Ори был стажёром, а для того, чтобы поставить на место ершистого салагу, нет ничего лучше расчётливой скромности - смотри, твой шеф не зазнаётся, не зазнавайся и ты. И нельзя сказать, чтобы Мэлори был совсем неискренен, применяя этот приём - чтобы он действовал, нужно хотя бы частично верить самому себе. Мэлори отхлебнул глоток сока.
   - Пустяки, - повторил он. - Так, некоторые практические соображения плюс везение... А где Виктор?
   Только сейчас он заметил, что в столовой не было Лаи.
   - Казак-то? - откликнулся Флендерс. - Ещё не выходил к обеду.
   Казак, эхом отдалось в голове Мэлори. Везёт же некоторым с прозвищами. Казаком можно называть в лицо, Носорогом - вряд ли. Одно очко в пользу Лаи.
   - Он в лаборатории, - сказала Лика Мальцева. - Обрабатывает данные.
   - Пойду взгляну, - решил Мэлори. Отодвинув недоеденные сосиски, он встал. Ему не терпелось увидеть, над чем так засиделся Лаи.
   Рабочий отдел на станции состоял из трёх помещений: медиа-зала с обычными компьютерами для повседневных нужд наподобие наведения справок и проверки почты; В-лаборатории с типовым оборудованием и А-лаборатории, где размещались самые чувствительные и дорогостоящие приборы, подсоединённые к уникальному суперкомпьютеру, созданному специально для инопланетной археологии и хранившему в своей памяти колоссальные объёмы данных об известных науке древних культурах. Для допуска в А-лабораторию требовалось разрешение от главы экспедиции, но в этот сезон ею почти не пользовались - не было необходимости.
   Барнардец нашёлся там, где и должен был быть - в В-лаборатории. Едва переступив порог, Мэлори сразу увидел вздёрнутый нос и туго повязанную вокруг головы косынку, из-под которой сбоку виднелся кончик локона. Лаи, в белом рабочем комбинезоне, склонился над пультом и не услышал, как к нему подошёл начальник экспедиции.
   - Так и напугать можно, - рассмеялся Лаи, развернувшись на вращающемся кресле. - Это ваш стиль - подкрадываться незаметно?
   Мэлори вгляделся через его плечо в изображение на мониторе.
   - Немного увлеклись или как? - спросил он.
   - Или как, - серьёзно ответил барнардец. - Марсиане не ждут.
   - Марсиане? - Мэлори оперся рукой на край стола. - Ну-ну...
   - Смотрите сюда, - Лаи указал стилом на монитор. - Это бедренная кость. Все расчёты говорят о том, что эти существа были прямоходящими.
   - Вы бы это Лагранжу сказали, - усмехнулся Мэлори. - Он жаждет поразить нас своим скепсисом.
   Лаи махнул рукой.
   - Старик упирается для проформы, - сказал он, - из суеверия, если хотите знать. Немудрено, ведь на его веку было столько разочарований.
   Смотри-ка, не без удивления подумал Мэлори, а ведь он ухватил самую суть Лагранжа. Так оно и есть - при том, что они знакомы всего-то несколько дней. Интересно, подумал он, какие в этой странной голове роятся выводы насчёт всех остальных.
   - Как насчёт таксономической принадлежности? - спросил он. - Это приматы?
   Лаи пожал плечами.
   - Костей слишком мало. И сохранность не ахти какая.
   Не ахти какая, повторил про себя Мэлори, пробуя на вкус эти слова. Надо же, какой у него словарный запас... Не все англичане такое знают. Должно быть, читал старые книги. Мэлори не смог припомнить, у кого могло быть такое выражение - у Джойса? У Диккенса?
   - ДНК, конечно, разрушена? - без особой надежды спросил он.
   - Чудес не бывает. Всё-таки семьсот миллионов лет, и в условиях, которые трудно назвать благоприятными... Насколько мне известно, даже на наших с вами планетах образцы такой древности редко что-нибудь дают.
   - Да, вряд ли есть шансы. Радиация, перепады температур...
   - Нам нужно больше данных, - отвернувшись от монитора, сказал Лаи. - Наверняка там найдутся ещё останки. Тогда можно будет запустить реконструктор. Знаете что? Я думаю отправиться на раскопки с вечерней полевой сменой.
   - Шли бы вы в столовую, Виктор, - дружелюбно заметил Мэлори. - А то оператор уйдёт, и ваш обед останется в морозильнике.
   - Да, сейчас... - Лаи задумчиво смотрел куда-то мимо экрана. - Артур, пока не забыл. У меня есть к вам один вопрос.
   - Да? - откликнулся Мэлори.
   - Боюсь, у меня пробелы в земной терминологии. Мне нужна ваша помощь.
   - В чём дело?
   - Что такое "казак"?
  
   7. РОЗА
  
   Марс, экспедиция D-12. 6 ноября 2309 года по земному календарю (7 сентября 189 года по марсианскому).
  
   Работавшие в раскопе подняли головы, когда аэромобиль начальника экспедиции завис над ними в воздухе. Снизившись, Мэлори посадил машину в стороне и выпрыгнул на песок. С высоты дюны были хорошо видны прямоугольные ямы раскопа и команда археологов: белые скафандры землян и голубые - барнардцев, ярко выделявшиеся на красно-рыжем песке. Белых и голубых было поровну - по три. Откуда шестеро, мелькнуло в голове у Мэлори, должно быть пять человек - но тут же он сообразил, что на раскопки снова заявился Лаи. Неймётся ему, подумал Мэлори, ведь он уже летал сюда вчера вечером. Хоть бы предупредил заранее...
   Мэлори подключил связь ближней дистанции.
   - Вызывали? - спросил коротко он. В динамике тут же отозвался голос Симона Лагранжа.
   - Да. Обнаружилось кое-что значительное. Вы должны это увидеть.
   - Иду, - сказал Мэлори. Скользя по осыпающемуся склону, он спустился к раскопу. Слой почвы был снят мини-бульдозером метра на два, участники экспедиции рассредоточились по разным местам, целенаправленно расчищая небольшие участки. Фигура в голубом скафандре распрямилась и помахала ему издали. По голосу он узнал Лаи.
   - Здравствуйте, Артур! Прибыли взглянуть на марсиан?
   - Если они не возражают, - плоско пошутил Мэлори и подошёл к краю раскопа.
   - Дайте руку, - сказал доктор Лагранж, помогая ему спуститься. - Аккуратнее... Вот так. Я расчистил пока только череп - специально для вас, чтобы вы могли посмотреть. Но это несомненно двуногие. Уже четыре полных скелета, в довольно пристойной сохранности.
   Мэлори присел на корточки над тёмным контуром останков неизвестного существа. При жизни оно явно ходило на двух ногах, но пропорции его были не человеческими. И хотя череп был наполовину разрушен, всё же он вряд ли походил на череп землянина или барнардца.
   - Кто это? - Мэлори сковырнул кусочек грунта рукой в перчатке скафандра. - В систематическом плане, я имею в виду?
   - Я понимаю, что вы имеете в виду. Не приматоиды. Даже, по всей вероятности, не млекопитающие. Смотрите сюда.
   Лагранж смахнул кисточкой пыль и осторожно вытянул обломок челюсти.
   - Бог ты мой! - Мэлори замер, разглядывая находку. В кости торчали три совершенно одинаковых треугольных зуба. - Рептилии?
   - Скорее всего. Они безусловно были белковыми, а значит, "закон Альварес" должен для них работать.
   - А рептилии могут быть разумными?
   - Вот это и есть самый большой вопрос, - Лагранж повертел в руках кость. Держать её перчатками было неудобно, и он в конце концов положил её в отделение специально приготовленного ящика. - Классическая теория интеллекта запрещает это. Считается, что скачок, ведущий к зарождению разума, возможен только при достижении определённого уровня скорости процессов в организме. Это напрямую связано с интенсивностью мыслительных операций. Рептилии, вне зависимости от объёма мозга, таким уровнем не обладают.
   "А барнардцы?" - чуть не сорвалось у Мэлори с языка. Всего тридцать тысяч лет эволюции, подумал он. Температура тела тридцать восемь по Цельсию, пульс сто ударов в минуту... любопытные возможности для выводов о том, что определяет начала цивилизации.
   - Некоторые динозавры были теплокровными, - припомнил он. Лагранж присел на край траншеи.
   - Нельзя сказать, чтобы этого было достаточно для разумности. Вот если бы мы нашли хоть один артефакт, тогда другое дело.
   - Хотелось бы, - сказал Мэлори. - Было бы обидно, если бы мы напоролись всего лишь на местное кладбище динозавров.
   - Ну, динозавры - тоже неплохо. Это горы новых сведений о жизни на Марсе, да и во Вселенной как таковой...
   - Да, Симон, только динозавры - дело палеонтологов, а не наше. Они будут визжать от восторга, а мы после всех трудов останемся с носом.
   Мэлори отправился в другой конец раскопа, где вдвоём трудились Лика Мальцева и барнардский стажёр Миай Фоо. Они уже наполовину очистили останки от породы, и Фоо с энтузиазмом приветствовал начальника экспедиции.
   - Будьте здоровы, шеф! - воскликнул он. Слегка скривившись от его лексикона (как многие говорящие на неродном языке, Фоо путал слова), Мэлори приблизился вплотную и нагнулся над останками.
   - Ну как вам, Артур? - Лика разогнулась и обратила к нему сияющее веснушчатое лицо за стеклом шлема. - Думаю, вы не жалеете, что мы вас сдёрнули с места.
   - Да уж, - сказал Мэлори, становясь на колени, чтобы лучше разглядеть скелет. Что за петрушка, удивился он. Строение как будто отличается... - Кажется, довольно сильный внутривидовой полиморфизм?
   - Если только перед нами не разные виды, - сказала Лика. Фоо был настроен не так скептически.
   - Зубы такие же, - сообщил он. - Я ходил к Симону и сверял.
   - Для рептилий зубы ещё не показатель, - суховато проговорил Мэлори. - Хотел бы я знать, что же мы всё-таки обнаружили.
   - Я бы тоже, - услышал он в динамике голос Лаи. Это было сказано по-английски. Мэлори оторвался от рассматривания костей. Барнардец стоял рядом. Чёрные глаза его живо блестели, несмотря на некоторую усталость; под шлемом на нём была вязаная шапочка с надписью Adidas (одолжил у Коннолли, догадался начальник экспедиции). Мэлори забыл, за что хотел сердиться на Лаи. Он вполне его понимал.
   - Как успехи, Казак? - спросил по-английски Мэлори в нарочито приподнятом тоне. - Много накопали марсиан?
   Это намеренное панибратство вышло не очень естественным, но Лаи не обратил внимания. Он только слегка усмехнулся в ответ на прозвище (ну и в дурацкое же положение поставили меня коллеги, подумал Мэлори, когда мне пришлось разъяснять ему, в чём тут дело).
   - Вопрос не в количестве, а в качестве, - загадочно ответил Лаи, переходя на маорийский. Лика повернулась к нему.
   - Что вы хотите этим сказать?
   - Представьте себе, - Лаи обвёл рукой вокруг, - что это Земля, которую накрыло, скажем, метеоритным дождём. И мы находимся как раз на том месте, где был Лондонский зоопарк.
   - Вы были в Лондонском зоопарке? - слегка удивлённо спросил Мэлори.
   - Совершенно очаровательное место. Итак, предположим, что мы - инопланетяне, которые ничего не знают о человеческой цивилизации. И вот мы откапываем слона, жирафа, удава... Как вы думаете, помогает ли нам то, что количество образцов всё увеличивается?
   - Я понимаю, - задумчиво сказал Мэлори. Лика снова посмотрела себе под ноги, в траншею.
   - Проблема возрастания количества нерелевантной информации?
   - Проблема в том, что мы не можем определить, релевантна она или нет, - резюмировал Мэлори. - Так, Виктор?
   - Я бы не был так категоричен, - задумчиво произнёс Лаи, разглядывая останки. Фоо овладело беспокойство.
   - Вы хочете сказать, что мы нашли зо-опарк?
   - Посмотрим.
   Лаи стоял над расчищенным захоронением и внимательно изучал его.
   - Артур, как вы думаете, они намеренно хоронили своих покойников вниз лицом?
   - Звучит диковато для землян, - сказал Мэлори. - Хотя кто знает, что могло твориться в головах у ящериц. Если только допустить, что эти ящерицы и впрямь были разумны...
   - Думаю, по крайней мере некоторые из них были, - сдержанно возразил Лаи. - Мне тут кое-что попалось. Это единственный экземпляр, который лежит на боку, и в захоронении с ним есть посторонний предмет. Я не стал это извлекать, пока вы не посмотрите in situ.
   - Валяйте, показывайте, - Мэлори потребовалось немало актёрского искусства, чтобы изобразить безразличие. Хотя пульс у него, наверное, взлетел в этот момент до барнардских частот. Если Лаи действительно обнаружил артефакт... ну почему именно Лаи, Гарри Поттер его в душу мать? Впрочем, скорее всего, барнардец ошибся. Мало ли какой дряни можно накопать в древних отложениях, до невозможности похожей на признаки разумной жизнедеятельности.
   До захоронения, вскрытого Лаи, было всего метров шесть-семь, но эти метры показались Мэлори бесконечными. Его буквально разрывало надвое. Ему изо всех сил хотелось, чтобы предположение Лаи подтвердилось, чтобы там, возле костей древней двуногой рептилии, их действительно поджидал артефакт - но вторая его, ревнивая, часть столь же страстно желала, чтобы Лаи ошибся и никакого артефакта не было.
   - Ну и что? - проговорил Мэлори, подходя к захоронению. - Не вижу признаков, что его преднамеренно положили на бок. Явные следы оползня. Тело просто перевернуло тяжестью грунта.
   - Это не столь важно. Главное - вот здесь.
   Рукой в негнущейся перчатке Лаи ухватил кисточку и указал ею в углубление.
   - Минуту... Сейчас я очищу это, и станет лучше видно.
   Остынь, одёрнул себя Мэлори, он же не сказал "артефакт". Он сказал "посторонний предмет", а это всё-таки не то же самое. Хотя в иных случаях наличие посторонних предметов уже говорит о разумной деятельности. Например, о жертвоприношении...
   Лика и Фоо сопели в динамики, стоя у него за спиной. Все трое с интересом следили, чем занимается Лаи. Он выскребал ножом комочки породы из области грудной клетки "марсианина". Потом отбросил нож и снова взялся за кисточку.
   - Глядите.
   Археологи наклонились к тому, на что он показывал, чуть не стукнувшись колпаками шлемов. Лаи смёл остатки пыли. Возле рёбер скелета виднелось странное округлое включение тёмного камня. Похожих минералов поблизости не было.
   - Как вы думаете, что это? - спросил разрумянившийся от возбуждения Лаи. Мэлори попытался пожать плечами, но в скафандре это движение вышло малозаметным.
   - Какая-то конкреция.
   - Конкреция? Не думаю. Я не геолог, но, по моим представлениям, конкреции не встречаются настолько изолированно... Разрешите выкопать?
   - Обождите чуток, - сказал Мэлори, настраивая камеру на шлеме, чтобы сделать снимок объекта in situ. Когда видоискатель спустился к его глазам, он сумел разобрать, что выступающий край "конкреции" отчётливо линзообразной формы. Неужели?! Камера пискнула; нажатием кнопки Мэлори убрал видоискатель.
   - Копайте, - отрывисто сказал он. Лаи принялся расширять углубление, чтобы извлечь свою находку. Чужая шерстяная шапочка была велика ему и сползала на глаза; в скафандре он не имел никакой возможности её поправить. Вид этой сползающей шапочки почему-то ещё больше изводил Мэлори; он едва смог дождаться, пока Лаи отделит загадочную вещь от грунта и счистит с неё приставшую пыль. По мере того, как он заканчивал свою работу, напряжение на его лице росло. В отличие от Мэлори, он и не думал скрывать волнение.
   - Вот, - он разжал руку. - Глядите.
   Лика Мальцева молча стояла с приоткрытым ртом. Мэлори бесцеремонно схватил руку Лаи и притянул к себе, всматриваясь в предмет, лежавший на запачканной голубой перчатке.
   Правильный выпуклый диск из тёмного камня, с прорезанными на нём желобками, которые складывались в рисунок концентрически расходящихся лепестков цветка. Первым нарушил молчание Фоо.
   - Чего это? ик! - от потрясения он заглотнул воздух и теперь икал внутри скафандра. - Чего это такое?
   Лика завороженно притронулась к находке.
   - Как будто... роза.
   - Ну что ж, - Мэлори дёрнул уголком рта. Икание Фоо неприятно отдавалось в динамике, прямиком по барабанным перепонкам (ближняя связь была запрограммирована на усиление слабых звуков). - Похоже, и впрямь артефакт... Миай, чёрт бы вас побрал, попейте воды.
   - Он не может, - сказала Лика. - Он давно выпил весь баллончик.
   - Ох уж эти стажёры... - бросил Мэлори. Лаи смотрел на него с улыбкой, держа на ладони "розу".
   - Так что вы про это скажете, Артур?
   Мэлори сосредоточился, тщательно подбирая слова.
   - Скорее всего, вы правы. Но для решающих выводов нужны более полные исследования. Для начала поискать другие образцы, провести сравнение...
   - Прекрасно, Артур. Монография вам обеспечена.
   Везение, думал Мэлори, всего лишь везение. Если бы не оползень, перевернувший тело, фиг бы он нашёл эту розу. Фортуне вздумалось потрафить Лаи, а он словно и не понимает этого; будто марсианский артефакт - это стеклянный шарик, которыми обмениваются школьники. Уж Мэлори-то на его месте позаботился бы о своём научном приоритете... Какое дело, впрочем, ему до того, как ведёт себя Лаи, раз они нашли марсиан. Они нашли марсиан!!!
   Ещё вчера они сомневались в том, что им попались разумные существа. Сегодня они не только уверены в этом почти стопроцентно, но уже располагают кое-какими данными о марсианском искусстве и погребальном обряде... В голове у Мэлори закружился вихрь беспорядочных мыслей. Он снова ощутил себя археологом - действительно археологом, а не администратором. Главное - публикации, подумал он, нужна статья на эту тему - его собственная, а не просто заверенная от его имени. Он уже представлял, что он напишет...
   - Артефакт, вы говорите?
   К ним уже спешил Лагранж. Он услышал их разговор по ближней связи. Великоват радиус действия, раздражённо подумал Мэлори, надо будет уменьшить. И так Фоо икает всем в приёмники. Он представил себе шесть шлемов, содрогающихся изнутри от икоты стажёра, и ему стало весело.
   - Дайте-ка взглянуть, - сказал француз, подходя к Лаи. - Вот так штука...
   - Как вы оцениваете вероятность того, что это природный объект? - с деланной официальностью спросил Мэлори. Лагранж поднёс находку к самому стеклу шлема, приблизив к глазам, насколько это было возможно.
   - У природы бывают странные способы производить на нас впечатление... Но всё-таки больше похоже на искусственную обработку.
   - Значит, придётся пересмотреть теорию интеллекта?
   - Или систематику, - спокойно заметил Лагранж. - Возможно, мы ошиблись и они на самом деле не пресмыкающиеся.
   - Этим пусть займутся палеонтологи, - сказал Мэлори. - Мы свою задачу выполнили - нашли марсиан.
   - Или марсиане нашли нас, - радостно добавил Фоо. Лика смерила его чуть ироническим взглядом.
   - Думаешь переквалифицироваться в марсофила, Маи-кол?
   Участники экспедиции, включая Мэлори, дружно расхохотались. Чудачество восемнадцатилетнего Фоо состояло в пристрастии ко всему земному. Он не только стригся под полубокс и притащил с собой на станцию диск с несколькими сотнями земных кинофильмов (разумеется, с маорийскими субтитрами), но и попытался сменить своё весьма распространённое барнардское имя - Миай - на более эффектное, как ему казалось, "Майкл". Единственная проблема состояла в том, что он не мог это произнести. В результате в первые дни своего пребывания на станции он представился одним коллегам как "Маи-кол", а другим - как "Маи-хил", а кроме того, вызвал сбои идентификационных систем, пытаясь ввести в них вымышленное имя, за что был нещадно оштрафован Мэлори на двадцать пять баллов.
   - Поживём - будем увидеть, - пошутил Фоо, от смущения тут же прекративший икать.
   Работавшие вдали Джеффри Флендерс и Айена Иху оторвались наконец и присоединились к ним. Разгорелся бурный диспут. Флендерс и Лагранж строили догадки, каким способом нанесены углубления; Айена выхватила у Лаи находку и быстро-быстро залопотала по-своему, причём Фоо тут же встрял и начал пылко что-то доказывать. Всё это уже мало интересовало Мэлори. Он чувствовал, что на данный момент его задача выполнена. Галдёж становился невыносимым. Какое счастье, что я могу это отключить, подумал он. И в самом деле, разве он не заслужил немного покоя после успешной работы?
   Так что Мэлори нажал кнопку, и воцарилась тишина. По крайней мере, внутри его шлема.
  
   8. ДУРНАЯ ПРИМЕТА
  
   Барнарда, 14 декабря 2309 года по земному календарю.
  
   - Абзац, - по-русски вслух сказала Лика, стоя над раскрытым чемоданом. Деловой костюм, на который она возлагала такие надежды, приходилось похерить - не очень удачное дополнение к цветочному венку. В конце концов она остановилась на юбке в шотландскую клетку и льняном вязаном джемпере. На её взгляд, это был приемлемый компромисс между земными и барнардскими представлениями о респектабельности.
   Лика надела юбку и джемпер, расправила их перед зеркалом. Пожалуй, сойдёт, подумала она. Так, волосы придётся распустить - венок на пучок не налезает. Но это уже не самое страшное...
   Она стала вынимать шпильки. Ни с того ни с сего в дверь постучали.
   - Кто там? - вздрогнув от неожиданности, спросила Лика.
   - Простите меня ради бога... Вы одеты? Вы можете открыть?
   - Минуту, - коротко ответила она. Акцент она узнала сразу. Выдернув последнюю шпильку, она провела расчёской по волосам и направилась к двери.
   Как и следовало ожидать, за дверью обнаружился Лаи - в белоснежной рубашке, благоухающий лосьоном после бритья. Для полного парада не хватало только головного убора и косынки на шее.
   - Извините, - выдавил Лаи. - Некоторые затруднения... Мне нужна ваша помощь.
   Лика обомлела. Лаи волновался! Несгибаемый маленький барнардец, не боявшийся ни чёрта, ни начальника экспедиции, запросто готовый рискнуть жизнью, чтобы проверить правильность своей гипотезы, впал в заурядный стресс перед докладом. Он смотрел на неё умоляющими глазами.
   - Я запутал шнурки, - трагическим шёпотом сообщил он. Лика перевела взгляд на его ноги. Шнурки на левом сапоге болтались бесформенным комом из петель и узлов.
   - Гм, - озадаченно сказала Лика. - Чем я могу вам помочь?
   - У вас должны быть заколки, - уже решительнее сказал Лаи. - Заколкой можно подцепить...
   Надо же, с лёгким удивлением подумала Лика, он заметил её шпильки. И удержал в памяти... Она махнула в сторону пуфика.
   - Да сядьте вы. Сейчас попробуем что-нибудь сделать.
   Вот так всегда, подумала она, отходя к зеркалу за шпилькой. Человек может летать на Марс и спускаться в глубины океана, но стоит ему потянуть не за тот конец шнурка, как он остаётся в столь же беспомощном положении, как и его предки много веков назад. И для распутывания шнурков по-прежнему не придумано ничего лучше шпильки.
   - Благодарю, - сказал Лаи, принимая из её рук шпильку. Он сидел на пуфе так, как может сидеть только барнардец - очень прямо, словно его затянули в корсет. Он почти не наклонился для того, чтобы заняться шнурком.
   - На вас была вся моя надежда, - улыбнулся он, орудуя шпилькой. - Представляете, какой конфуз перед пленарным заседанием? О, кажется, пошло...
   Лаи уверенно распустил последний узел и церемонно возвратил шпильку Лике.
   - Не знаю, что бы я без вас делал.
   Он зашнуровал сапог и поднялся.
   - Я подожду вас с Патриком у выхода, - прибавил он.
   После того, как за ним закрылась дверь, Лика секунду стояла в растерянности. Она никогда раньше не видела его таким. Хотя - кто знает, что творилось у него внутри тогда на Марсе? Зная, что стояло за тридцатью страницами доклада, не удивишься, что он психанул под самый конец...
   В номере стоял незнакомый запах. Лика не сразу сообразила, что это лосьон Лаи. Многовато лосьона, досадливо подумала она, похоже, он и затылок протирает. Резким движением протянув руку к кондиционеру, она переключила режим очистки воздуха на более мощный. Затем надела цветочный венок, пристегнула к поясу скатку с портативным компьютером и вышла.
   Лаи дожидался её у выхода в парк, один. Коннолли всё ещё не было. Барнардец поглядывал на часы.
   - Куда же Патрик запропастился? - пробормотал он. - Мы опоздаем.
   - Виктор, до открытия заседания ещё час, - Лика сунула ему под нос программку. - Вы слишком нервничаете.
   - Возможно, - согласился Лаи, сразу обеими руками расправляя узел шейного платка. Лика заглянула ему в лицо.
   - Вы боитесь, что вас спросят... про то, что вы не хотите рассказывать?
   - Я же отлично понимаю, что скверно поступил тогда по отношению к Мэлори, -сказал Лаи. - А дивиденды в итоге достались мне.
   И что он за существо, в который раз поразилась Лика. Он чуть не погиб тогда на Марсе, а думает о том, как он поступил с Мэлори.
   - "Скверно"! Всё никак не отучитесь говорить языком старинных романов. Только Мэлори не оттуда герой.
   - Кто знает, - неопределённо произнёс Лаи. Желая отвлечь его, Лика облокотилась на балюстраду и стала разглядывать парк.
   - У вас отличные оформители, - сказала она. - Смотрится чудесно. Особенно вон та скульптура.
   - А, - небрежно отмахнулся Лаи. - Обыкновенная копия. Откуда в гостиничном парке возьмётся подлинник Миая Эйи?
   Имя ничего не говорило Лике. С завтрашнего дня засяду за изучение истории барнардского искусства, подумала она. И, чтобы как-то поддержать беседу, спросила:
   - Эта статуя условная или кого-то изображает?
   - И да и нет, - с юмором ответил Лаи. - Видите ли, теоретически это Науит, герой древнего эпоса.
   - А практически? - подыграла Лика. Статуя представляла коленопреклонённую фигуру воина в латах, опиравшегося на меч. Взор его был устремлён вниз; пышная волнистая прядь, украшавшая его голову, спускалась до пояса и как бы развевалась на ветру. Копия не копия, но Миай Эйи, очевидно, здесь то же самое, что у нас Донателло, подумала Лика.
   - Практически? Во-первых, никто ещё не доказал, что Науит вообще существовал, - Лаи вскарабкался на балюстраду и уселся, цепляясь носками сапог за каменные столбики - ловко, как подросток. При этом он ухитрялся сохранять свою барнардскую осанку.
   - Ну, это можно сказать про девять из десяти персонажей в искусстве, - возразила Лика.
   - А во-вторых, - продолжал Лаи, сидя спиной к статуе, - доспехи совершенно неправильные. Таких вообще никогда не бывало. И в ту эпоху не носили локон чести. Тогда выбривали только виски, а волосы собирали в узел.
   - Виктор, вы археолог до мозга костей, - засмеялась Лика. Лаи бросил на неё лучистый взгляд из-под густых тёмных бровей.
   - То есть зануда?
   - Разве я это говорила?
   Сидя на балюстраде, он оказался чуть выше её и мог рассматривать её сверху вниз.
   - Хороший выбор, - галантно произнёс он.
   - Вы о чём?
   - О цветах. Очень благородные цветы, они вам идут.
   - Надеюсь, - смутилась Лика, потрогав венок из белых душистых звёздочек. Вдруг он увидел, как улыбка сошла с её лица.
   - Виктор... Что там делается? Похоже на несчастный случай...
   Её расширившиеся зрачки уставились куда-то в пространство за его спиной. Он спрыгнул с балюстрады и поставил локти на мрамор, присматриваясь.
   - Кажется, кому-то стало плохо, - негромко ответил он.
   Под самой статуей Науита собралась небольшая толпа, обступившая женскую фигуру на земле у постамента. Рослая для барнардки, пожилая брюнетка в голубом плиссированном платьице пыталась подняться, потом схватилась за сердце и снова осела на песок. Люди вокруг тревожно переговаривались.
   - Почему нет врачей? - испуганно прошептала Лика. - В парке есть камера наблюдения?
   - Разумеется, как во всех общественных местах... Вот они.
   Лаи указал на слетевший с крыши гостиницы аэромобиль. Машина приземлилась на дорожке в нескольких шагах от места происшествия. Дверца распахнулась, и оттуда вылезли двое с чемоданчиками.
   Лаи привалился к балюстраде. Лика продолжала следить за происходящим в парке. Двое стояли на коленях, из-за них едва виднелось разметавшееся по земле голубое платье. По лицам людей вокруг Лика угадала худшее.
   - Ох, Виктор...
   - Что? - обернулся он.
   - Боюсь, они не успели.
   Оба перевесились через балюстраду. Медики держали руки раскрытыми ладонями кверху. Лика неоднократно видела этот жест в барнардских кинофильмах и знала, что он означает. Толпа подавленно расходилась.
   - Умерла, - сказал Лаи. Он был бледнее обычного. Двое врачей поднялись с колен, один из них сходил к машине за носилками, и они стали укладывать тело. Дальнейшего Лика не видела. Она отвернулась.
   - Дурная примета, - вдруг сказал Лаи. Он смотрел вниз, себе под ноги. Потом поднял руку и механическим движением поправил красно-жёлтую шапочку, и без того безукоризненно сидевшую на его бритом черепе. Барнардские мужчины не обнажают головы, чтобы почтить мёртвых. Они вообще не снимают головных уборов на публике - разве что в единственном случае, настолько страшном, что землянам про это даже думать нельзя... Как раз такой случай произошёл в экспедиции на Марсе.
   - Дурная примета? В смысле - встреча с покойником?
   - Не могла она выбрать более подходящее время, чтобы умереть, - вместо ответа обронил Лаи, пиная столбик балюстрады. Лика поняла, что на него снова находит.
   - Почему именно перед пленарным заседанием? - мрачно сказал он. - Не очень ободряет, когда перед твоим выступлением у тебя на глазах кто-то умер.
   - Заждались? Простите, ребята, задержался...
   Патрик Коннолли сбежал к ним по ступеням, на ходу сворачивая компьютер и стараясь затолкать его в трубку у пояса.
   - Что это с вами? Вы как в воду опущенные...
   - Ничего особенного, - натянуто усмехнулась Лика. Коннолли подозрительно глянул на них.
   - Ничего особенного?
   - Да, всё в порядке, если не считать того, что здесь только что прямо перед нами умер человек.
   Коннолли понял, что она не шутит. Не зная, что сказать, он повернул голову в сторону Лаи. Некоторое время слова не шли у него с языка.
   - Кто умер? Отчего? - глупо спросил он и сам застыдился глупости своего вопроса, но никто не заметил этого.
   - В парке. Старуха, - сказал Лаи. - Упала вон там, возле памятника. Сердечный приступ. Медицинская служба не успела.
   - А, - сказал Коннолли. - Понимаю... - Потом прибавил: - Но ведь вы всё равно ничем не могли помочь...
   - Не в этом дело, - сказала Лика.
   - Ладно, - вздохнул Коннолли. - Пойдёмте, за нами уже пригнали машину.
  
   9. НЕСОВМЕСТИМЫЕ ПАРАМЕТРЫ
  
   Марс, экспедиция D-12. 7 ноября 2309 года по земному календарю (8 сентября 189 года по марсианскому).
  
   Больше всего на свете Мэлори ненавидел свой "волевой подбородок". Этому подбородку мог бы позавидовать любой актёр древних вестернов - выступающая, твёрдо очерченная кость, круто вогнутая впадина под нижней губой, глубоко прорезанная вертикальная ложбинка по центру. Но природа лгала без зазрения совести. Этот подбородок изображал то, чем Мэлори не был. И он стыдился своего лживого, самозваного подбородка, как стыдятся родственника, пойманного на подделке древнегреческой керамики. Это была одна из причин, по которой он так и не смог полностью привыкнуть к необходимости бриться и чистить зубы в присутствии женщин - особенность станционного быта, вызывавшая у него острую идиосинкразию.
   Марсианские станции не могли позволить себе два отдельных банных помещения для женщин и мужчин. Предбанник с рядом умывальников и малых сушилок был общим; сами же душевые кабины были непрозрачными, рассчитанными на одного человека и потому не оскорблявшими ничьей скромности. Зайдя в кабину, участник экспедиции просто складывал одежду в герметичную нишу в стене, а после душа обсыхал под мощным потоком специально разреженного воздуха (на время этой процедуры был предусмотрен кислородный шланг для дыхания, но некоторые обходились и без него). Так что каждый одевался, не покидая кабины. Но более мелкие нужды, вроде умывания, неизбежно сводили их вместе в предбаннике.
   Мэлори не любил необходимость бриться в присутствии женщин потому, что она сталкивалась с другой, более объективной необходимостью смотреться в зеркало. Он опасался, что его заподозрят в любовании собой. Он и сам не раз замечал за собой, что он изучает себя в зеркале слишком придирчиво, и ему казалось, что эта придирчивость воспринимается со стороны превратно.
   Именно по этой причине Мэлори приучился вставать ровно в 6.30 - на полчаса позже, чем станционный персонал, и на полчаса раньше, чем остальные археологи. И всё же он напоролся возле умывальников на Риту Кертис, оператора пищеблока. Рот её был полон зубной пасты, брызгавшей во все стороны; вместо приветствия она пробубнила что-то сквозь щётку. Мэлори коротко кивнул ей и прошёл к самому дальнему умывальнику.
   В очередной раз взглянув в зеркало, он подумал, что подбородок ковбоя - ещё не самый худший вариант. Разумный Дизайнер, если только он существовал, вполне мог бы в приступе дурного настроения наградить его скошенным назад подбородком блаженненького. А так - пожалуй, даже лучше, что люди, встречающие его впервые, не сразу могут его раскусить. В конце концов, лучший повод держать марку - стремление соответствовать своей внешности.
   Скептический голос изнутри нашёптывал ему, что именно это ему и не удаётся. Но Мэлори загасил его по мере возможности. Он оглянулся через плечо - Риты уже не было. Он поднёс руку к носику дозатора. Сработал фотоэлемент, дозатор дзынькнул и выплюнул ему в ладонь прозрачную кляксу геля для бритья. Не отпустить ли бороду, подумал Мэлори на мгновение. Он бы давно отпустил, если бы не уверенность, что с бородой он будет выглядеть смешно. И так лысина намечается, а если к этому ещё прибавится борода, у него точно будет вид старпёра - в его-то сорок восемь.
   - Доброе утро, Артур!
   Кого ещё там принесло, раздосадованно подумал он, оборачиваясь, хотя уже знал, кого.
   Возле соседней мойки стоял Лаи. Господи, этому-то зачем понадобилось вставать на полчаса раньше? Он был без блузы, в белой футболке; через плечо его свисало полотенце в легкомысленный красный цветочек. Привёз с собой, догадался Мэлори. На станции полотенец не выдавали, экономя расходы воды на стирку - вода оставалась на Марсе главной проблемой. Стирка полотенец с частотой, необходимой по гигиеническим нормам, значительно увеличила бы нагрузку на водоочистную систему. На случай поломки сушилок на станции держали бумажные полотенца, но ими не так часто приходилось пользоваться.
   Мэлори повторил свой ответный кивок, теперь уже в адрес барнардца. Ему понравилось, что Лаи был небрит и в футболке. В таком виде он был как-то понятнее. Мэлори с неудовольствием подумал, что через час в столовой окажется прежний Лаи - подтянутый и, при всей своей улыбчивости, непроницаемый. Да, он оставался непроницаемым, хотя подружился со всей экспедицией и хотя Коннолли называл его "Вик".
   Больше не глядя на Лаи, он наконец поторопился закончить бритьё. Он не имел представления о том, что он только что совершил непозволительную грубость. По барнардскому этикету, никакая субординация не отменяла обязанности полноценно отвечать на приветствие. Будь на месте Лаи меньший знаток земных нравов, он бы обиделся. Но Лаи впервые попал на Землю в пятнадцатилетнем возрасте и успел извлечь для себя кое-какие уроки. Ему пришлось ко многому привыкнуть с тех пор. Поэтому он просто усмехнулся и стал оборачивать полотенце вокруг шеи.
  
  
  
   - Привет, - сказал Коннолли, подходя к сидевшему за пультом. Концы лабораторной косынки, стянутой элегантным узлом, порхнули, когда Лаи повернул голову. Барнардец лихо оттолкнулся ногами от пола и развернул своё кресло навстречу Коннолли.
   - Привет, Патрик.
   - Как всегда, по уши в работе?
   - Не так много мне для этого надо работы, - широко улыбнулся Лаи. - Мои-то уши расположены на тридцать сантиметров ниже твоих.
   - Интересная у тебя математика, - ответил Коннолли. - Тогда почему это мне всё время кажется, что я завален с головой?
   - А ты встань с четверенек, - Лаи подхватил стило и указал им через плечо. - Тут есть к чему припрячь мозги.
   Эта его неожиданная грубоватость была в новинку Патрику и вызвала у него прилив симпатии. Да какой он, к лешему, инопланетянин, подумал Коннолли, умиляясь его акценту. Нормальный парень, как все... Понормальнее некоторых с земными данными в документах.
   - Вик, - поинтересовался он, - сколько новых слов ты учишь в день?
   - Сейчас не очень много, - охотно ответил Лаи, - не больше пятидесяти. Времени нет. Гляди...
   Он отъехал вместе с креслом в сторону, чтобы не загораживать экран. На зелёном фоне светились модели "розы", снятой в нескольких ракурсах. Справа высилась колонка данных.
   - Это результаты трёхмерного сканирования. Патрик, это не просто артефакт. Это продукт технологически развитой цивилизации.
   - Да ну-у?! - фальшиво протянул Коннолли, хотя понимал, что у них нет оснований не верить своим глазам. Лаи увеличил масштаб.
   - Боишься сглазить? Напрасно. Несомненные следы обработки. Похоже на высокоточный станок.
   Коннолли оторвался от экрана и плюхнулся в свободное кресло поблизости. Кресло отозвалось дробным скользким стуком - разболтались шарниры.
   - Тянет на Шлимановскую! - Патрик потянулся и сцепил руки за головой. - Пора подумать о церемонии вручения. Ты приготовил фрак?
   Лаи расхохотался и одним толчком придвинул своё кресло к креслу ирландца.
   - Не думаю, что мне пойдёт фрак. Я бы ограничился чёрным костюмом. Да и тебе советую.
   Коннолли вытянул ноги далеко вперёд и шутливо пнул кресло, без особых усилий вернув Лаи на его место у стола. Барнардец ловко извернулся, чтобы не угодить локтем в пульт.
   - Полегче, Патрик. У тебя эйфория зашкаливает.
   - Это оттого, что выпить нельзя, - сказал Коннолли, елозя собственным креслом по полу. - Ладно, на Земле мы это компенсируем.
   Он прикрыл глаза.
   - Первым делом, как прилетим - скотч, годиков на пятнадцать. Не это надувательство, которое продают в космопортах под наклейкой "виски". "Искусственно состаренный виски"! Это ж надо было додуматься!
   Лаи сочувственно подмигнул ему.
   - Ну, тот фой-ири, который продаётся в наших космопортах, тоже делают не совсем из семи сортов ягод...
   - Везде одно и то же, - элегически заключил Коннолли. - А ты что любишь?
   - Бренди, - томно сказал Лаи, и глаза его чуть затуманились явно приятным воспоминанием. - Это единственное, в чём я не патриот.
   Коннолли беспокойно поглядел на монитор за его спиной.
   - Слушай, Вик, а ты уверен, что ошибка исключена?
   - Машина не ошибается, - беспечно сказал Лаи. - Я не домысливаю ничего сверх того, что заложено в ваши базы данных.
   - Честно говоря, не очень понятно... Как, по-твоему, это совмещается - высокоточный станок с примитивным погребальным обрядом?
   - А почему бы и нет? Многие народы блюдут свои традиции на любом технологическом уровне развития. Да вот взять хотя бы ваших парсов - они до сих пор скармливают своих покойников хищным птицам.
   - Фу, - Коннолли передёрнуло. - Откуда у тебя такие познания о парсах?
   - От попутчика на одном из обратных рейсов с Земли. Кажется, он был из Новой Зеландии. Пока мы были в свёрнутом пространстве, он мне рассказал про свой бизнес - он, оказывается, разводит экологически чистых грифов и продаёт их парсам для погребальных нужд.
   - Патрик, - позвали сзади. Голос был настолько глухой и робкий, что Коннолли не сразу сообразил, кто это может быть. Но стоило ему повернуться, как он сразу увидел Эрику Йонсдоттир.
   Она стояла, как всегда, с опущенной головой, засунув руки в карманы комбинезона. Она так редко первой обращалась к коллегам, что Коннолли безошибочно определил внештатность ситуации.
   - Ну, что там у тебя? - недовольно откликнулся он. - Что-нибудь зависло?
   - Не знаю, - без интонации произнесла Эрика. Её желтоватое припухшее лицо было безразлично, косынка надвинута до самых глаз. - Реконструкция не сходится. Я хотела попросить, чтобы ты взглянул.
   - Ладно, - Коннолли выбрался из кресла. - Видишь, Вик, девчонки без меня никак. Придётся помогать.
   Эрика молча проводила его к своему рабочему месту. Уж не страдает ли она аутизмом, подумал Коннолли. Бывают же такие клуши - сутками не скажет ни слова, в глаза никому не смотрит, а похоже, что и в зеркало. Коннолли не знал, что женскому составу экспедиции гораздо больше известно о причинах замкнутости Эрики.
   Возле компьютера их дожидалась Лика Мальцева, к которой присоединился Амаи Ори. Юный стажёр проверял подключение трёхмерного сканера.
   - Брось, Амаи, бесполезно, я же говорю, - пыталась увещевать его Лика. - Сканер работает.
   - Надо же докопаться, в чём проблема, - упрямо отвечал Ори, ковыряясь в системном меню. У него была слабость к электронике, хотя иногда после его манипуляций приходилось прибегать к услугам станционного программиста, за что Ори уже досталось немало штрафных. Коннолли подошёл к ним вслед за Эрикой.
   - Что не работает-то?
   - Если б мы знали, - сказала Лика. Ори оторвался наконец от экрана. Он взмок от усердия, кудри выбились из-под съехавшей набок косынки и свисали влажными спиралями.
   - Контакт есть... - беспомощно развёл он руками. - Сигнал от сканера идёт.
   - Ещё бы он не шёл, - ответила Лика. - Сканер исправен. Я проверяла его на отпечатках наших рук в пластилине.
   - Так в чём же дело? - Коннолли не понимал, что от него требуется. Лика вздохнула.
   - Реконструктор зависает, как только мы вводим параметры марсианских останков. Эрика, покажи ему.
   Исландка, не говоря ни слова, тронула стилом надпись в меню: "Повторить". Экран пошёл какой-то сине-белой рябью, а затем высветился розовый квадрат, гласивший:
   "Запрещённые параметры или неверный ввод. Ошибка системного характера".
   - Так, - сказал Коннолли, соображая, чем может быть вызван сбой. - А что у вас в сканере?
   - Сейчас - ничего. Мы сняли данные с четырёх скелетов и сохранили их для ввода.
   - Жвачка у кого есть?
   Эрика пошарила по карманам и протянула ему сильно замусоленную и обтёртую упаковку. Разорвав бумагу, Коннолли смял пластинку и запихнул её в рот. Когда он решил, что жвачка прикушена достаточно глубоко, он вынул комок изо рта, положил его на чистую бумагу, откинул дверцу сканера и вдвинул лист внутрь.
   - Пускайте, - сказал он. Ори снял параметры и ввёл их в реконструктор. Цвет монитора мгновенно сменился на тёмно-синий, и на нём вспыхнула ярко подсвеченная объёмная модель коренных зубов человека разумного мужского пола. Модель вышла не во всём безупречной, но всё же для таких исходных данных степень приближения была великолепна.
   - Ты что-нибудь понимаешь? - Лика во все глаза уставилась на изображение. Коннолли запустил пальцы под косынку на затылке.
   - Пока не очень... Слушай, а что, если у него зависла функция усреднённых параметров? Вот и объяснение.
   - Не годится, Архимед ты наш, - со вздохом сказала Лика. - По отпечаткам рук он прекрасно берёт усреднённые данные.
   - И всё-таки попробуй ввести каждый скелет по отдельности, - посоветовал Коннолли.
   - Попробуем, а что нам ещё осталось? Амаи, давай, что ли, номер второй - у него сохранность лучше.
   - А почему вообще вам понадобились усреднённые данные? Из-за сохранности?
   - В том-то и дело. Скелеты всё-таки не совсем полные. Где не хватает позвонков, где других костей. Мы с Эрикой решили, что для максимальной точности нужно учесть все образцы, которые уже подготовлены к сканированию.
   - Вы только гляньте, - сипло сказала Эрика. Она нависала над Ори, склонившись через его плечо. Барнардец растерянно насвистывал сквозь зубы.
   - Так вот, значит, они какие, - наконец проговорил он и отложил в сторону стило.
   Существо, отобразившееся на экране, было не слишком привлекательно. Оно стояло на двух ногах и не имело хвоста, но всё же больше походило на ящера, чем на человека. К тому же его тело было сгорбленным и асимметричным, левое плечо опущено много ниже правого, и на левой руке только три пальца, тогда как на правой было четыре.
   - Мутант какой-то, - неприязненно сказал Коннолли. - Похоже, и впрямь реконструктор глючит. Только почему исключительно на марсианах?
   - Вряд ли его глючит... - задумалась Лика. - У этого экземпляра не хватало именно рёбер с левой стороны и пальца на левой руке.
   - Но ведь программа рассчитана на то, чтобы корректировать утери?
   - Значит, она не воспринимает эти дефекты как утери, - заявил Ори. - Как говорят у вас на Земле, машина дура, но честная.
   - Хочешь сказать, что наш марсианин таким родился? - Лика недоверчиво взглянула на изображение. - Не очень похоже на нормальный живой организм.
   - А с чего это мы взяли, что он обязан быть нормальным?
   Все удивлённо оглянулись на Эрику. Её прорвало; она прохаживалась взад-вперёд, сцепив руки за спиной, и взгляд её был сердитым. Ничего себе; оказывается, у неё есть выражение лица, подумал Патрик.
   - Как это - обязан быть нормальным?
   - А так. Может, мы раскапываем дом инвалидов. Да и вообще, что мешает первому найденному нами марсианину оказаться уродом? Мы даже не знаем, отчего они вымерли. Но то, что уничтожило целые города, вряд ли способствует размножению фотомоделей.
   - Эрика права, - сказала Лика. - Мы как-то упустили из виду связь между этими звеньями. Метеоритный удар, ядерная война, экологическая катастрофа - что бы это ни было, оно должно было отразиться на здоровье населения.
   - Ясно теперь, почему реконструктор зависает, - произнёс Ори. - Если бы у нас была большая выборка... А тут, когда их всего четыре, достаточно одного урода, чтобы сбить программу.
   - Ну да. Раз анатомия не сходится, то, с точки зрения компьютера, перед нами разные виды, а то и отряды. Вот он и протестует против усреднения параметров. Вычислите-ка среднее между обезьяной и утконосом!
   - Давайте посмотрим остальных, - нетерпеливо сказал Коннолли.
   Ори поколдовал над файлами, и компьютер выдал образы ещё трёх созданий, одно другого уродливее. Археологам едва хватало места перед экраном, они дышали друг другу в уши, наклоняясь через голову стажёра. Наибольший сюрприз преподнёс раздробленный череп, найденный вчера Лагранжем. Программа старательно восстановила его целостность, и было отчётливо видно, что у марсианина три глаза - два обычных и теменной, как у древних пресмыкающихся Земли.
   - Видали? - Ори повернулся на кресле и стукнулся лбом о локоть Эрики, стоявшей позади. Исландка испуганно охнула, но стажёр только почесал ушибленное надбровье и тут же отвлёкся - он увидел подходившего к ним Лаи.
   - Что-нибудь интересное? - спросил тот по-маорийски, привлечённый суетой вокруг реконструктора. Коннолли отодвинулся в сторону, чтобы не заслонять монитор.
   - В некотором роде... Гляди.
   Согнувшись и облокотившись на стол, Лаи чуть ли не минуту изучал то, что выдала им программа.
   - Милая картинка, а? - с натужным весельем прокомментировала Лика. Барнардец выпрямился.
   - Похоже на массовые уродства... Это те, которых мы откопали вчера утром?
   - Они самые.
   - А где находки вечерней смены?
   - Ещё не препарированы, - ответил Ори, вставая из-за компьютера. - Вчера успели подготовить только утренние. А сегодня мы занимались в основном испытанием реконструктора. Вы можете сесть сюда, Виктор-миир.
   Он почтительно указал Лаи на кресло, и старший из двоих барнардцев сразу же занял освободившееся место.
   - Я не спросил, - сосредоточенно произнёс Лаи, покусывая губу и глядя в экран, - они все были с розами?
   - Все, - сказала Лика. - У тех двоих, которых нашли Симон и Джеффри, на самом деле тоже были талисманы, только мы их поначалу не заметили. Камень по каким-то причинам растрескался, и они оказались расколоты на кусочки. Но потом, когда мы разглядели это крошево и собрали обломки, всё сошлось.
   С помощью стила Лаи вертел изображения то так, то эдак, разглядывая их со всех сторон.
   - Если бы только можно было узнать, что значит эта роза, - сказал он сам себе вслух. Затем спросил: - Патрик, это мужчины или женщины?
   - По четырём образцам этого не узнаешь. Для определения пола выборка нужна как минимум на два порядка больше. Мы ведь не знаем их морфологии, тем более, - Коннолли оглянулся на монитор, - нормальной. А вообще, если хочешь знать, ящерицы могут быть и бесполыми.
   - Загнул, - сказала Лика. - Теория интеллекта запрещает зарождение разума при бесполом размножении.
   - Теория интеллекта запрещает существование разумных ящериц. А они перед тобой.
   - Не путай факторы. Скорость обмена веществ - это одно. А генетическая монотонность - препятствие объективное, она мешает изменчивости вида.
   - Каким бы способом они ни размножались, - меланхолично заметил Ори, - их это не спасло.
   - Да уж... - Лаи положил стило на стол. - Честно говоря, я до последнего момента надеялся, что мы этого не увидим.
   Он застыл в кресле, подперев кулаком подбородок. Левая рука его бесцельно расправляла на колене складку комбинезона.
   - А что вы рассчитывали увидеть? - спросила Лика. - Мы же вымершую цивилизацию раскапываем, нет?
   Она сказала это и тут же почувствовала, что пытается побороть собственный дискомфорт от того, что они обнаружили. Археологией она занималась уже десять лет и не раз вскрывала захоронения. Как все её коллеги, она привыкла воспринимать без лишних эмоций проломанные черепа и следы человеческих жертвоприношений. Но тут было нечто совсем другое, с чем ещё не сталкивался ни один археолог на Земле. Как будто в насмешку, кошмары из дешёвых антиутопий, над которыми давно было принято ёрничать, вдруг материализовались.
   На лице Лаи проступила почти детская серьёзность.
   - Вымереть можно по-разному. Хуже деградации ничего нет.
   - Это потому, что мы закопались в древностях, - грубо сказала Эрика. Её глаза в этот момент были такими же чёрными и мрачными, как у Лаи. В который раз Патрик отметил про себя, что с их новым знакомым она разговаривает куда охотнее, чем со всеми остальными. - Эти наши дурацкие мыслительные установки... Мы воображали, что раз они древние, раз миллионы лет назад - то они были чем-то вроде ацтеков или крито-минойцев. Набедренные повязки и "полная гармония с природой"! - Эрика скривила рот. - А что у них могли быть ядерные бомбы...
   - Вообще-то это ещё не доказательство, что у них были ядерные бомбы, - перебил её Коннолли. - Почему не космическая катастрофа? В эту версию всё тоже вполне укладывается.
   - Ну вот! Ты хватаешься за любую соломинку, лишь бы отстоять теорию золотого века.
   Коннолли не нашёлся, что сказать. И с чего это её так разговорило, изумлённо подумал он. Ори прислушивался к дискуссии с жадным любопытством.
   - А что это - "теория золотого века"? - блестя глазами, спросил он. Странная усмешка возникла на губах Лаи.
   - Вам разве не рассказывали про это на лекциях по земной культуре?
   - Не помню, - сознался Ори и с обезоруживающей искренностью - его девичье лицо окрасил малиновый румянец - прибавил: - Я их обычно прогуливаю.
   - Ясно, - констатировал Лаи, не обращая внимания на смешки Лики и Коннолли. - Видите ли, золотой век - это... гм... нечто вроде универсального мифа. В общих чертах, он заключается в том, что...
   Он немного запнулся, подыскивая слова.
   - В убеждении, что в некой достаточно удалённой от нас точке времени мир был устроен лучше, чем теперь. Или, по крайней мере, наблюдался в более чистом и неиспорченном виде. Я правильно излагаю, Патрик?
   - Вполне, - ответил Коннолли. - Сделай одолжение, Вик, сбрось эти материалы в кабинет Носорогу. Пора показать ему это.
   - Момент, - откликнулся Лаи, выбирая в списке адрес личного компьютера Мэлори. Отправив файлы, он снова повернулся к Ори. - Друг мой, а как же вы сдали зачёт?
   Ори покраснел ещё больше и опустил длинные ресницы.
   - Я его не сдавал.
   - Вот это номер! - Лаи приподнял левую бровь. - Как вас в таком случае допустили на стажировку?
   - Я... взломал пароль итоговой ведомости, - сконфуженно выговорил Ори. Тут уже покатились со смеху все, включая Лаи. Даже Эрика хрюкнула в рукав комбинезона.
   - Так вы ещё и хакер! - застонал Лаи, утирая брызнувшие слёзы. - С ума сойти! Ничего, хоть краснеете, когда признаётесь - и то хорошо.
   - Мэлори не говорите, - обеспокоенно сказала Лика по-английски, - узнает - на серпантин его порвёт.
   Взгляд Лаи, адресованный ей одной, обжёг её, как жидкий азот.
   - Вы плохо обо мне думаете, - по-английски произнёс он ледяным тоном. Затем снова перешёл на маорийский, и интонация его мгновенно сменилась: - Вам везёт, Амаи. Попробовали бы вы прогуливать мои лекции...
   Он встал с кресла и снисходительно погладил Ори по плечу. Дверь лаборатории распахнулась, и на пороге появился Мэлори. При виде начальника экспедиции веселье тут же смолкло.
   - Объясните, - коротко сказал Мэлори, подходя к их столу. Он застёгивал на ходу кнопки лабораторного комбинезона. Коннолли не сразу понял, о чём он.
   - Объяснить - что?
   - То, что я только что получил от вас по почте. Это результаты реконструкции?
   - Именно.
   - У вас есть какие-нибудь гипотезы?
   - Только одна. Что это связано с катастрофой, разрушившей марсианские города, и что эти экземпляры относятся к стадии вымирания здешней цивилизации.
   - Об этом я и без вас мог бы догадаться, - кисло сказал Мэлори. - Конкретнее?
   - Конкретнее - мутагенный фактор Х, - осторожно проговорила Лика. - Вероятнее всего, радиоактивное загрязнение. Не исключён искусственный характер.
   - Говоря попросту, Хиросима? - подытожил Мэлори.
   - Вполне возможно.
   У Мэлори заколотилось сердце. Правильно он сделал, что не стал торопиться с отчётами для Земли... Всё это следует попридержать, пока они не оформят всё должным образом. Не следует угощать за свой счёт любителей сенсаций.
   - Вот что, - сказал он. - Подготовьте остальные находки. Сколько успеете до окончания смены. Проинструктируйте вечернюю смену, что делать. Нужна реконструкция всех образцов и по итогам - статистическая таблица. Чтобы всё было как в аптеке, ясно?
   - Яснее некуда, шеф, - откозырял Коннолли. Мэлори кивнул, как ему самому казалось, ободряюще, развернулся и вышел из лаборатории. Лаи, как будто что-то вспомнив, последовал за ним.
   Когда за ними закрылась дверь, остальные некоторое время медлили, прежде чем продолжить работу.
   - Амаи, ты очумел, - сказал Коннолли. - Зачем было выкладывать всё о своих учебных подвигах?
   - Не могу врать в его присутствии, - Ори указал глазами на дверь, и всем было понятно, что он имеет в виду не Мэлори. - Я ещё не настолько потерял уважение к себе.
   - Придурок, - Коннолли обнял его за худенькие плечи. - Ты же болтаешь не только при нём. Я боюсь за твою бестолковую кудрявую тыкву, как ты не понимаешь?
   На маори Патрик так же свободно сыпал просторечием, как и на английском, и слегка напуганный Ори плохо понимал его. Лика двинулась к ним.
   - Вот, значит, какого мнения о нас Патрик, - желчно проговорила она. - Наш милый Патрик...
   Эрика молчала, набычившись; взгляд её под редкими бровями был тяжёлым. Коннолли почувствовал себя неловко.
   - Я только хотел сказать, не надо за чаем трепаться... - под взглядами коллег он сник и закончил: - Ладно, девочки, не сердитесь. Олимпия?
   - Олимпия, - хором сказали Лика и Эрика. По традиции оксфордских археологов, это был общеизвестный пароль, означавший примирение.
   Лаи догнал начальника экспедиции в тамбуре между В-лабораторией и медиа-залом.
   - Артур, - сказал он, - меня интересует один вопрос. Если вы позволите?
   - Да? - с запозданием отреагировал Мэлори, сражаясь с кнопками. Лабораторные комбинезоны, надевавшиеся поверх обычной одежды, застёгивались с боков, со всех сторон, и довольно сильно напоминали детские ползунки. Требовалось некоторое время, чтобы к ним привыкнуть, но к концу сезона участники экспедиций уже не задумывались, как они в них выглядят. Хуже было то, что на комбинезоны не ставились магнитные застёжки - магниты могли сбить настройки некоторых чувствительных приборов, - и потому они были снабжены механическими кнопками старого образца, которые всё время заедало.
   - Я обнаружил в компьютере планы работ. Там, кроме семнадцатого, отмечен ещё и двадцать пятый квадрат. Насколько я понимаю, раскопок в нём ещё не было?
   Мэлори выпутался из комбинезона и стал его сворачивать.
   - Могу я вас спросить, что представляет собой двадцать пятый квадрат? - учтивость Лаи была настойчивой. Мэлори наконец обратил на него взгляд.
   - А я могу поинтересоваться, зачем вы копаетесь в наших файлах?
   - Простите, Артур, но этот файл лежит в открытом доступе, - невозмутимо ответил Лаи. - Он в разделе общего пользования.
   Поняв, что ляпнул полную ерунду, Мэлори угрюмо запихнул комбинезон в настенную ячейку. Его промах вызвал в нём досаду - и на себя, и на Лаи, терпеливо ожидающего ответа.
   - Ничего особо интересного там нет, - отмахнулся он. - Несколько холмов. Некоторые думают, что под ними постройки. Всё равно у нас нет времени ими заниматься.
   - Я мог бы слетать туда на разведку, - предложил Лаи. - Это займёт всего каких-то полдня. Если вы только дадите мне ключ от машины...
   - Не тратьте времени на прожекты, Виктор. У нас и так работы невпроворот. Лучше помогите нам разобраться с этими захоронениями.
   Мэлори вышел в медиа-зал. Как был, в комбинезоне, Лаи последовал за ним.
   - А если там обнаружится информация, способная пролить свет на наши находки?
   - Может, обнаружится, а может, и нет. Мы же не забрасываем этот квадрат - мы оставляем его на следующую экспедицию.
   Он оглянулся на Лаи.
   - И снимите, наконец, комбинезон. Вы его извозите.
  
   10. В МУЗЕЕ
  
   Барнарда, 14 декабря 2309 года по земному календарю.
  
   - А вы имели успех, - сказал Лаи, обмахиваясь программкой заседания. - Заметили, как вас слушали?
   - Да уж, - Лика закашлялась, прочищая горло. - Никогда не приходилось так долго вещать на маорийском. Чувствуешь себя оперной певицей.
   - Вас должно утешать то, что для многих наших докладчиков это ещё труднее, - яркие глаза Лаи на мгновение задержались на ней. Лика снова ощутила непривычное смущение.
   - Во всяком случае, - сказала она, чтобы одолеть эту помеху, - не такая уж и глупая идея - цветочный венок, когда читаешь доклад по-маорийски.
   - Для меня с самого начала было очевидно, что у вас есть чувство стиля.
   К ним присоединились Коннолли и Доран, возвратившиеся с фуршета. Доран был всё в той же апельсиновой рубахе, заметной даже среди барнардских официальных костюмов. Щёки его горели - не понимая ни слова ни по-английски, ни на маори, он тем не менее превосходно понял намерение Коннолли выпить с ним за знакомство. Надо полагать, Патрик подошёл к этой задаче не чисто формально, так как Доран пребывал уже в довольно обаятельном виде.
   - Hi! - воскликнул Доран, в один приём израсходовав весь свой запас земных слов. Лика подозрительно глянула на него.
   - High indeed. Патрик, тебе не кажется, что вы перестарались?
   - Лика, не пуританствуй, - ответил Коннолли. - Если принимающая сторона ставит выпивку, то уж наверно не для декорации.
   - Вы оба ненормальные. Виктор собирался показать нам музей...
   Лаи поймал хохочущего Дорана за плечи.
   - Ничего страшного, - он на несколько секунд притиснул племянника к себе. Выглядело это довольно несуразно, так как Лаи-младший был сантиметров на пять выше старшего. - Доран вполне адекватен. Для того, чтобы его выставили из музея, ему нужно столько, сколько ни на одном фуршете не дадут.
   - Ну да, - с сомнением проронила Лика. Лаи отпустил Дорана, дав ему напоследок любовный тычок в спину.
   - Пойдёмте смотреть музей.
   Университет соединяла с музеем крытая стеклянная галерея, дугой пролетавшая над внутренним двором. В музее она резко изгибалась и переходила в открытый балкон, который обтекал музейный зал по всему периметру. Архитектурный стиль балкона чем-то напоминал Гауди. С высоты его открывался вид на центральный зал музея. Там размещалась коллекция скульптуры.
   - Отсюда обзор лучше всего, - сказал Лаи, подходя к перилам. - Но, если вас заинтересуют какие-то конкретные экспонаты, можно спуститься.
   - Да не мешало бы, - Коннолли поглядел вниз. - Маловаты для того, чтобы любоваться издали.
   - Успеем спуститься, - недовольно ответила Лика. - Я отсюда хочу взглянуть.
   Язык у Патрика и без вина хуже спортивного комментатора, подумала она - вываливает всё подряд, так что не знаешь, куда деваться. Барнардские статуи действительно были невелики - самая большая из них едва на голову превышала рост среднего барнардца. Благодаря постаментам они возвышались над посетителями, прогуливавшимися в зале, но вкус к монументальности в них напрочь отсутствовал. Похоже, он был в принципе чужд барнардцам. Большинство статуй были из дерева или керамики - камня было очень мало, а металл отсутствовал вовсе. Возможно, это объяснялось нехваткой металлических руд на Барнарде - расходовать тонны железа, меди и алюминия на статуи было здесь непозволительным расточительством. А может, дело было в своеобразии эстетических пристрастий барнардцев. Позы статуй были лёгкими и элегантными, черты лиц и складки одежд тщательно отделаны. Очутись здесь "Давид" Микеланджело, он показался бы слоном в посудной лавке, подумалось Лике.
   - А вот и наш друг Науит, - Лаи указал в правую часть зала. Фигуру в доспехах Лика узнала мгновенно. Она не заметила её раньше потому, что статуя была не такого цвета, как в парке. Парковая реплика была сделана из какого-то серо-зелёного материала вроде бетона; оригинал оказался терракотовым, приятного светло-коричневого оттенка. И он был меньше.
   - Давайте спустимся, - взволнованно сказала Лика. Ей не терпелось рассмотреть статую поближе. Все четверо двинулись по лестнице, сбегавшей с галереи в зал, причём Доран перепрыгивал через две-три ступеньки. Один раз Лаи даже пришлось придержать его за пояс, потому что он едва не поскользнулся.
   - Будешь проводить научное сопоставление с Тарасом Бульбой? - задиристо бросил Коннолли. Ему совершенно не хотелось подходить к этой статуе - она напомнила ему об утреннем инциденте, и он удивлялся, зачем это нужно Лике. Он-то не был свидетелем злосчастного эпизода, и всё равно ему сделалось не по себе при виде коленопреклонённого Науита.
   Лика не обратила ни малейшего внимания на его попытку съязвить; она приблизилась к статуе вплотную и жадно изучала её.
   - Так это подлинник? - на всякий случай спросила она. Лаи подтвердил кивком. Она обошла вокруг статуи и остановилась с другой стороны.
   Теперь она понимала, почему Лаи так пренебрежительно отнёсся к статуе в парке. Парковая была современным слепком, и довольно грубым. Здесь же тёплая золотисто-коричневая керамика была до последнего квадратного сантиметра с любовью заглажена пальцами мастера - то, что именно пальцами, Лика поняла сразу, потому что глина во многих местах сохранила узоры его отпечатков. Только волос и усов коснулся резец, процарапав извивы тончайших штрихов. Между подкрашенных чёрным бровей лежала глубокая морщина, рот печально сжат, пальцы сплетены на рукояти меча. Почему у него такое лицо? Лика сделала ещё полшага в сторону и увидела тщательно вылепленный длинный рубец на голове. Вот, значит, что, он ранен...
   Даже Доран утих и, затаив дыхание, разглядывал терракотовую фигуру. Лика всмотрелась в отпечатки пальцев на керамике. Руки Миая Эйи... Художник мёртв уже несколько веков - а отпечатки вот они, остались. И пожалуй, переживут не одно поколение посетителей музея. Эта скульптура помнит, кто её создал. Может быть, именно поэтому барнардцы не высекают статуй из камня?
   - Вам нравится? - тихо спросил Лаи, подойдя к ней сзади. Лика повернулась.
   - А вам? - ответила она вопросом на вопрос.
   - Для меня это больше, чем "нравиться".
   Она знала, почему он в этот раз не прошёлся на тему неправильных доспехов и исторической недостоверности легенды о Науите.
   - Вас это удивляет?
   Лика покачала головой в помятом цветочном венке.
   - Ничуть. Это только естественно.
   Неспешно разглядывая остальные статуи, они двинулись к выходу в следующий зал. Коннолли исследовал экспонаты с чем-то средним между любопытством и разочарованностью. Он отдал должное технике исполнения, но тематика и стиль барнардской скульптуры его не особенно привлекали. Тем не менее он поинтересовался, когда жил Миай Эйи.
   - Около тысячи лет назад, - сказал Лаи, и Патрик слегка обалдел от этих данных.
   - Тысяча ваших лет? - прикинул он. - Почти тысяча двести наших... Донателло ещё не родился!
   - Но Фидий уже умер, - с усмешкой возразил Лаи. Коннолли оглянулся.
   - Не очень похоже на Фидия.
   - И почему это земляне не могут без сравнений? - кольнул его Лаи. - Идём лучше картины смотреть.
   Подозвав крутившегося в стороне Дорана, он повёл своих спутников в зал живописи. Сидевшая у входа смотрительница молча проводила их любопытным взглядом. Тоненькая, жилистая, с шапкой седых кудряшек, она бы ничем не отличалась от земных смотрительниц музеев, если бы не безумное платье в бело-синюю шахматную клетку, топорщившее оборки во все стороны. Лика почувствовала, что вряд ли привыкнет к здешней манере одеваться.
   Ещё более неожиданным для неё было то, что Доран задержался возле смотрительницы, наклонился к ней и что-то сказал ей в чрезвычайно жизнерадостном тоне. Старая дама в ответ рассмеялась и ущипнула его за щёку. Оба, по-видимому, остались довольны. С сияющими глазами Доран поспешил догнать остальных.
   Всё-таки у барнардцев крайне своеобразные представления о допустимом стиле общения, подумала Лика. И неужели смотрительница не заметила, что щеночек насосался отнюдь не молока? Хоть бы не вздумал выкинуть что-нибудь совсем уж безбашенное...
   Её так отвлекли эти размышления, что она не сразу сумела переключиться на картины. Барнардская живопись во многом походила на земную, и только искусствоведческое образование Лики заставляло подмечать отличия, скрытые от неискушённого зрителя. Пейзажи и натюрморты отсутствовали - казалось, барнардских художников в качестве натуры интересовал только человек: станковая живопись и портреты составляли основное содержание экспозиции. Абстрактное искусство не было незнакомо барнардцам, но оно странным образом перемешивалось с фигуративной живописью, как будто нарушая все хронологические и тематические принципы организации музеев. И только когда Лика и Коннолли из любопытства перетрогали все светящиеся квадратики сенсорных автокомментаторов, обнаружилось, что имена под абстрактными полотнами и под стопроцентно реалистическими портретами одни и те же. Хронология также оказалась вполне последовательной. Путём несложных вычислений они определили, что абстрактную живопись на Барнарде открыли на три-четыре века раньше, чем на Земле, но, видимо, здесь её не расценивали как вызов традиционному искусству.
   В области портрета барнардцы достигли своеобразного совершенства. У них было хорошее представление о перспективе, но они никогда не играли перспективой ради того, чтобы поразить зрителя, как это нередко бывало у земных художников. Композиция портретов была скупа и сдержанна; большей частью они представляли фигуры в полный рост или по колено, причём социальный статус изображённых людей уяснить было крайне трудно. Более или менее опознавались только военные - с непокрытыми головами и в форме, отдалённо похожей на древние образцы военной формы Земли. Впрочем, в основе барнардской социальной иерархии вообще лежали какие-то совсем иные принципы, малопонятные землянам. По манере эту живопись, пожалуй, можно было сравнить с земными портретами XVIII века, но краски были намного ярче. Живость лиц и точность схваченных выражений приковывали внимание Лики, однако цветовая гамма мешала её восприятию. Для неё эти цвета были слишком резкими. Превосходная пластика, подумала она, глядя на портрет мужчины в алой шапочке, но для чего эти мазки зелени на висках? Так ведь не бывает...
   Она невольно оглянулась на Лаи - человек на портрете немного походил на него. Он стоял, повернув голову так, что на него падал свет от лампы сбоку. Выступающий из-под шапочки угол сбритых волос был нежно-зелёного оттенка, такого, какой можно увидеть на листьях южной мяты.
   Выходит, чувство цвета у барнардских художников было развито лучше, чем она могла предположить. В юности Лика занималась живописью; она отошла за стенд, скрывший её от глаз Лаи, который не подозревал, что предметом её профессионального интереса вместо картин сделался он сам. Притаившись за стендом, Лика внимательно исследовала контраст между мятным цветом выбритого виска и тёмно-каштановыми волосами длинного локона. А ведь этот контраст не лишён привлекательности, вдруг подумала она.
   Неизвестно, к каким бы ещё выводам её привело созерцание Лаи в профиль, но тут появился Коннолли. Услышав топот его сапог по гулким плиткам пола, Лаи обернулся.
   - Ну как? - весело спросил он.
   - Ты только не обижайся, Вик, но, между нами говоря, - Коннолли склонился и поглядел на него с хитрой ужимкой, - что это за музей? Ни одной голой ба...
   Он осёкся, увидев Лику, выступившую из-за стенда.
   - Ню, я хотел сказать, - поспешно завершил он. Лика едва не поперхнулась. Лаи, как истый барнардец, даже не пытался сдерживать смех, но смеялся он сердечно и совершенно необидно.
   - Пора мне писать монографию о культурных шоках, - сказал он, отсмеявшись. - Со мной в молодости было ещё забавнее. Когда я студентом прилетел на свою первую стажировку на Землю. Представление о земной культуре я, конечно, составил по живописи и журнальным фото. Так я в первые дни после прилёта всё вертел головой - ждал увидеть на улицах голых землян.
   Коннолли его признание совершенно обезоружило.
   - Ну ты даёшь, Вик! Неужели ты правда был таким наивным?
   - Представь себе, да. И я не исключение - многие барнардцы, особенно провинциалы, воображают то же самое.
   - Лет двести пятьдесят назад у вас был бы шанс увидеть нечто подобное, - сказала Лика. - На рубеже двадцатого - двадцать первого веков существовали довольно многочисленные нудистские движения. Были даже пробеги голых велосипедистов. Примерно в 2060-е годы это запретили.
   - Из каких соображений? - с любопытством спросил Лаи.
   - Как нарушение принципа равноправия полов. Поправка к Антидискриминационному Кодексу ООН.
   - Лика у нас эрудит, - сказал Коннолли. - Я про такое и не слышал. Где ты это выкопала?
   - Случайно, в одном старом журнале.
   - А как это связано с равноправием? - Лаи, как всегда, испытывал потребность вникать во все детали.
   - Очень просто. У нас не одобряется публичное напоминание о биологической разнице между мужчиной и женщиной. А когда люди не одеты...
   Ни с того ни с сего Лика обнаружила, что барнардец не слушает её. Взгляд его тёмных влажных глаз был устремлён куда-то в сторону.
   - Йее-иу... - тихо выдохнул он, и даже не зная его родного языка, можно было распознать в его голосе изумление. Лика проследила за направлением его взгляда, и всё, что она собиралась рассказывать о нудизме и Антидискриминационном Кодексе, вышибло у неё из головы.
   По музейному залу катилась инвалидная коляска. Восседавший в ней человек держал спину прямо и красиво, как всякий барнардец; но такого старого барнардца Лика не видела даже в кино. Его обтянутая жёлтой пергаментной кожей голова казалась головой мумии, хотя с макушки всё же свисала жиденькая седая прядь (барнардцы не лысеют). Глаз почти не было видно под сухими приспущенными веками. На нём была синяя парадная офицерская форма; высохшую мочку уха оттягивала тяжёлая золотая серьга с драгоценными камнями, морщинистые руки в перстнях сложены на коленях, прикрытых шалью, и по тому, как была подоткнута шаль, было понятно, что у него нет обеих ног. За коляской, на шаг или два позади, следовала девушка в форме Республиканской Женской Гвардии Таиххэ - в коротеньком белом платье, обшитом голубой и золотой тесьмой, в белых сапожках, с голубой лентой на туго завитых кудрях. Коляска, конечно, была роботизирована, но всё же девушка внимательно следила за её ходом, время от времени направляя её лёгким касанием руки. Группа двигалась медленно и торжественно, и было что-то гипнотизирующее в шорохе колёс по узорному полу и в размеренном шаге девушки.
   - Вик?.. - Коннолли вопросительно дотронулся до рукава Лаи. Тот был так поглощён открывшимся зрелищем, что ответил не сразу.
   - Ветеран... - прошептал он, не отводя глаз. - Ветеран Ночного Щита... Ошибки быть не может - видишь серьгу? Не думал, что кто-то из них ещё жив...
   Возникший из ниоткуда Доран застыл на месте, глядя на старика в коляске. Лаи коротко сжал локоть племянника и шепнул ему что-то. Доран приоткрыл рот от восхищения.
   - Ночная Атака была последней межконтинентальной войной, - шёпотом сказал Лаи. - Фаар нанёс ракетный удар по Таиххэ... Но это было ещё до рождения моего деда.
   - Сколько же ему может быть лет? - потрясённо спросила Лика, кивнув в сторону офицера.
   - Наверное, восемьдесят. Ночная Атака случилась шестьдесят два года назад...
   Лика испытывала волнение и вместе с тем неловкость. На Земле даже в древние времена, когда не многим удавалось дожить до восьмидесяти, в этом не видели ничего феноменального. А в XXIV веке смерть в девяносто лет считалась безвременной. Правда, год на Барнарде немного длиннее, чем на Земле, но всё же... Ещё больше смущала её коляска. Земляне пользовались колясками только в случае тяжёлых поражений двигательной системы; старик же, судя по его позе, был вполне здоров, несмотря на дряхлость - на Земле ему бы просто поставили протезы из биополимеров. Столь откровенное проявление немощи в глазах земной культуры вызывало в лучшем случае жалость, в худшем - было сродни непристойности. Но этот человек нёс свою немощь с такой гордостью, как будто она сама по себе была его боевым орденом.
   - Вик! А девчонка ему кто - наверное, правнучка?
   - Не исключено. Но скорее всего, она просто получила право сопровождать его - в награду за какую-то заслугу.
   Ветеран в коляске и девушка были уже в нескольких шагах от них. Лаи повернулся к ним лицом и почтительно скрестил руки - одну поверх другой - на узле шейного платка, как было принято здесь по штатскому этикету. Доран по мере возможности постарался принять ту же позу, хотя платка на нём не было. Лика не знала, что ей делать, и машинально просто вытянула руки по швам, и вконец сбитый с толку Коннолли последовал её примеру, а не Лаи.
   Коляска поравнялась с ними. Девушка бросила взгляд на неподвижных наблюдателей - взгляд до странного приветливый, тёплый. Офицер медленно повернул в их сторону иссохшую, но всё ещё прямо державшуюся над синим расшитым воротником мундира голову и тоже посмотрел на них.
   На увядшем морщинистом лице, больше похожем на лоскут покоробившейся кожи, вдруг раскрылись неожиданно живые и яркие чёрные глаза. Это было и жутко, и красиво - как если бы куча гнилых прошлогодних листьев вдруг заворчала и обернулась пятнистым леопардом. Улыбаясь одними глазами - у него давно уже почти не осталось лицевых мышц, - престарелый воин поднял руку и двумя пальцами коснулся своего седого локона чести.
   Следовавшая за коляской девушка вскинула руку в приветствии Женской Гвардии, отставив локоть под прямым углом. На мгновение задержавшись перед безмолвно стоящими археологами, неразделимая в своей скульптурности группа двинулась дальше.
   - Вот это да... - Коннолли выглядел притихшим. - Это они... нам?
   - А то кому же, - сказал порозовевший и взбудораженный Лаи. С Дорана слетел весь хмель; глаза его горели восторгом, как у дошкольника. Смысл слов Коннолли был понятен только Лике. На Земле военные не салютовали штатским. Разве только правительственным боссам на больших парадах. Но уж никак не трём археологам и одному подвыпившему студенту, случайно встреченным в музее.
  
  
   11. ИНДЕЕЦ С ПЛАКАТОМ
  
   Марс, экспедиция D-12. 8 ноября 2309 года по земному календарю (9 сентября 189 года по марсианскому)
  
   Мэлори пробежал глазами файл с лабораторным отчётом, открыл другой, взглянул на оба и потянулся к термосу. Отчёты были составлены Лаи, это было видно за километр, даже если не глядеть на юзер-паспорт. Он излагал сведения настолько скрупулёзно и подробно, насколько вообще не было принято в экспедиции. Да ещё и на роскошном, старомодном английском классической научной литературы, со всеми этими "немаловероятно" и "представляется возможным, что". И не надоело ему умничать, подумал Мэлори. Он более внимательно проглядел отчёт, убедился, что исправлять там нечего, и ограничился тем, что старательно истребил дурацкое слово "немаловероятно". Затем закрыл файл и откинулся на спинку кресла.
   Однако и самомнение у этого Лаи, подумал он. Если бы такой отчёт составил Лагранж, это бы ещё куда ни шло; но не эта же фитюлька! И ладно бы он был хоть масай или монгол, но барнардец? Барнардец - это кто-то, кто сурьмит глаза и носит складной меч в сапоге. Из-за меча и вышел скандал в той давней экспедиции, которой руководила ныне покойная Зухра Ле Пен. Один такой отказался сдавать меч в камеру хранения. А этому зачем-то приспичило переземлянить землян. Думает произвести положительное впечатление. Не понимает, что эффект выходит обратный. И бреется два раза в день, фу-ты ну-ты. В археологической, минуточку, экспедиции. Мало того, что гель расходует за четверых, так ещё и от его лосьона не продохнуть.
   Дуя на чай, Мэлори развернул третий файл. Это был не отчёт, а письмо от Лаи. Он сообщал, что обнаружил ошибку в стратиграфической схеме раскопа N9, и спрашивал разрешения исправить. Делать ему больше нечего, подумал Мэлори. Если уж так необходимо исправить, исправил бы сам. Молча. Незачем лезть с поучениями. Одним движением стила он отправил письмо в корзину и включил мониторинг медиа-зала. Система сигнализировала, что в зале находятся Эрика Йонсдоттир и Джеффри Флендерс. Остальные археологи были в лаборатории.
   Мэлори пялился в экран. Аватара Эрики на схеме замигала и исчезла. Так, вышла. Остался Флендерс. То, что нужно. Следует поторопиться, пока не зашёл кто-нибудь ещё.
   Выключив компьютер (энергию он экономил добросовестно), Мэлори запер кабинет и быстрыми шагами направился в сторону медиа-зала. Только бы Флендерс в самом деле оказался один. Существовала вероятность, что Эрика не ушла, а просто отключилась от сети (хотя кому понадобится работать без входа?). Прямое видеонаблюдение на марсианских станциях не допускалось. Мэлори с ностальгией подумал о временах, когда использование скрытых камер ещё не ограничивалось "Конвенцией о здоровой психологической среде". Впрочем, у него хватало психического здоровья понимать, насколько опасность стрессовой атмосферы в замкнутом пространстве перевешивает риски от недостатка присмотра. Не зря в 2049 г. запретили реалити-шоу.
   Он приоткрыл дверь медиа-зала, не увидел Эрики и просунулся внутрь. За дальним компьютером он разглядел туго оплетённую афрокосичками голову Джеффри Флендерса, удовлетворённо кивнул сам себе и просочился в медиа-зал, аккуратно закрыв за собой дверь.
   Что бы там ни говорил Лаи, ходить бесшумно у Мэлори не получалось. Флендерс немедленно обернулся на звук шагов. Мэлори остановился возле него и положил руку на спинку кресла.
   - Картографируем? - вполголоса произнёс он. - Ну-ну...
   Флендерс замер, настороженный его интонацией. То, что Мэлори был не в духе, угадывалось дистанционно. Перепадов настроения шеф скрывать не умел и не считал нужным. На экране зависла неоконченная трёхмерная карта раскопок в квадрате "сигма-семнадцать". Флендерс исполнительно улыбнулся и показал взглядом на карту, как бы спрашивая позволения продолжить работу.
   - Интересная картина получается, - невпопад проговорил Мэлори, не глядя на карту. Флендерс кивнул со сдержанным облегчением: начало разговора, как-никак, было нормальным.
   - Да, чрезвычайно интересная. Во-первых, захоронения носят упорядоченный характер - теперь это видно отчётливо. Во-вторых, они все находятся в слое довольно узкого периода. Если бы мы только знали точную скорость отложения почв на Марсе в ту эпоху...
   - Не в этом дело, - сказал Мэлори. - Джеффри, мне бы хотелось вас спросить... - он склонился к Флендерсу. - Что вы думаете о Лаи?
   Что там такое у него на уме, беспокойно подумал Флендерс. Мэлори не отличался изощрённостью в способах вытягивания информации, но именно его топорная неумелость чаще всего оказывалась эффективной. Пытаясь уклониться от подобных вопросов, оказываешься ещё уязвимее, чем если бы на них отвечал.
   - В каком смысле?
   - Ну, ваше мнение о нём. У вас ведь сложилось какое-то впечатление?
   - Впечатление? - деревянным голосом переспросил Флендерс, переводя взгляд с Мэлори обратно на экран. - Хорошее впечатление.
   Спиной ощущая молчаливое нетерпение начальника экспедиции (и чего он прицепился, старый вирус?), он поспешил добавить:
   - Парень подкованный. Прекрасно владеет материалом. Очень добросовестный, не побоюсь даже сказать - энтузиаст.
   Энтузиастов мне ещё не хватало, подумал Мэлори. Впрочем, это и без твоих откровений ясно, любезный Джеф. Не коси под дурачка, давай конкретнее.
   - А конкретнее?
   - Ну, что я могу сказать? - проговорил Флендерс, пытаясь сосредоточиться на чертеже. Взгляд отводит, подумал Мэлори. Что за манера - не смотреть в глаза. - Археолог по призванию. Влюблён в профессию. Очень целеустремлённый; видно, что прилетел работать, а не ерундой заниматься.
   Будто ты сам ею в жизни не занимался, подумал Мэлори. Как говорится, все делают это; и незачем воображать себя в белых одеждах. Сам он начинал - двадцать с лишним лет назад в Чили - с кое-как подготовленного отчёта, в котором была выдумана половина данных, а стратиграфия взята с потолка. (Артефакты были подлинными, но происходили вовсе не из раскопа - они были скуплены за бесценок у местных жителей). Тогда ему пришлось пойти на это, чтобы совладать с превышением бюджета. Иначе бы кто дал ему следующий открытый лист? Молодому специалисту трудно заслужить доверие; а ведь он, в отличие от некоторых, не тратил деньги на вечеринки с барбекю и не клал их себе в карман. Он ни цента себе не присвоил. Разве его вина, что он промахнулся с выбором места раскопок и что наёмные рабочие запросили гораздо дороже, чем он рассчитывал? Всё обошлось. Позднее он научился избавляться от лишней траты нервов более тонкими средствами. Например, при находке артефакта уже известного типа копировать и вставлять в отчёт описания из публикаций предшественников. Описания таких банальных находок, как пряслица, наконечники стрел или детали раннеиндустриальной техники, никто не проверял "Антиплагиатом", а экономия сил была существенной. Всё равно эта пресловутая влюблённость в профессию никого не интересует. Куда нужнее знание техники безопасности и Археологической конвенции ООН. Нечего колоть всем глаза своим чистоплюйством.
   - Ясно, - обронил Мэлори, хотя ему по-прежнему было ясно далеко не всё. Краем глаза он заметил появившуюся Эрику и ретировался, оставив Флендерса в недоумении.
   Вернувшись к себе в кабинет, он залпом выпил остывший чай и задумался. Беседа с Флендерсом по информационной ценности была почти нулевой; но она вытянула из подсознания Мэлори кое-что, в чём он раньше себе не признавался. В его представлениях о пребывании Лаи на станции тому отводилась роль туриста - докучающего команде своим праздным любопытством и требующего развлечений. О том, что приезжий может всерьёз вмешиваться в работу экспедиции, он как-то не задумывался. Раньше Мэлори не приходилось сталкиваться с научными знаменитостями барнардского происхождения. Подсознательно он ожидал, что учёный с межпланетным признанием, тем более носящий земное имя, будет до некоторой степени похож на землян - пусть даже и карикатурно, как Миай Фоо. Но Лаи - улыбчивый, изящный, стриженый - был таким полным воплощением всего барнардского, что даже его совершенно не барнардское владение собой и английским лишь подчёркивало его инопланетность.
   Тем необъяснимее его влияние на команду. Барнардцы - понятно, но наши-то с чего так к нему липнут? Надо видеть, как у них загораются глаза, стоит ему вступить в разговор или помочь кому-то с каким-то рутинным делом.
   Вполне возможно, пришло в голову Мэлори, здесь высовывает нос старое посконное суеверие. Удачи экспедиции начались с приезда Лаи, вот ребята и ставят подсознательно своё везение ему в заслугу. Рассматривают его как талисман. Что ж, Мэлори не против тотемов; лишь бы тотемное животное знало своё место.
   Доведя эту мысль до конца, он почти успокоился. Он проверил выход в библиотечные ресурсы Марнета. Подключение наконец наладили. Мэлори выбрал ссылку "Предполагаемые изотопные датировки разрушения марсианских городов и скорость отложения почв на Марсе" и погрузился в чтение.
  
  
  
  
  
   - Носорог исстрадался, - сказал Коннолли. - Ходит вокруг Вика и ищет, в какое место его боднуть.
   Дело происходило вечером, в комнате отдыха. Кроме него, там были только Лика, Флендерс и Лагранж. В углу в кресле развалился Фоо, но он не принимал участия в разговоре - заткнув уши наушниками, он с видом полного блаженства крутил на видеоплеере какой-то устрашающий вестерн древних времён, где по экрану носился Гойко Митич в нейлоновом парике.
   - Ты думаешь? - тревожно спросил Флендерс. - Я обратил внимание, что он ведёт себя с ним как-то натянуто, но, по-моему...
   - По-твоему, он спит и видит, как бы выпить с ним на брудершафт? - перебил Коннолли. - Джеф, я знаю Носорога. Я учился у него, когда был студентом, хотя он меня вряд ли помнит. Но я-то его помню. И если ему кто-то пришёлся не по душе, то это по-научному называется "холодная война".
   - Пока ещё не война, - поправила Лика. - Пока Мэлори изучает его - силится понять, что он такое.
   У Флендерса по спине пробежали неприятные крысиные лапки. Лучше пока молчать об их разговоре, решил он. Он надеялся, что не сказал тогда ничего лишнего.
   - На какую мозоль он ему наступил? - вслух сказал он. - Классный профессионал, человек замечательный, а Мэлори почему-то смотрит на него, как на взрывное устройство.
   - Именно поэтому, - сказал Лагранж с каким-то сожалением в голосе. - Неужели не понятно?
   - Потому, что он профессионал? - спросила Лика. Лагранж массировал себе кисти рук, с хрустом разминая узловатые пальцы.
   - И это тоже. Хуже другое. И бедняга Виктор не подозревает, насколько это хуже.
   Он свесил руки между колен и прищурился.
   - Вы знаете, что в барнардских языках нет таких слов, как "индивидуальность" и "самовыражение"?
   - Что за ребусы, - насупился Коннолли. Флендерс был озадачен не меньше.
   - Откуда у вас такие сведения, Симон? Насколько я могу судить о барнардской цивилизации, на муравьиную кучу она не похожа. Яркость и независимость у них очень даже ценятся.
   - Неверное слово, Джеффри. Не ценятся. Можно ли сказать, что у землян ценится умение ходить на двух ногах?
   - Ну, - поразмыслив, сказала Лика, - у тяжелобольных, наверное, да.
   - Разве что у больных, - сардонически усмехнулся француз. - Для барнардца чувство собственного достоинства - естественный орган. Мне приходилось читать лекции по земной истории студентам с Барнарды, и у меня вечно возникали проблемы - в том числе с либерализмом. Было невозможно растолковать барнардцам, что такое "борьба за права и достоинство личности". Для них это какая-то дикая несуразица. Как если бы...
   Несколько мгновений Лагранж напряжённо подыскивал аналогию; морщины у него над бровями стянулись полукругом от мыслительных усилий.
   - Вы можете представить себе индейца - не навахо или сиу, а из какого-нибудь крошечного племени, из тех, что ещё продолжают жить по обычаям каменного века в заповедниках Амазонии? Вообразите, что этот индеец - голый, с палочкой в носу, весь в боевой раскраске - гордо марширует с плакатом, на котором написано, что он борется за своё законное право обладать нейронными рефлексами?
   - Дадаизм какой-то, - сказала Лика. - Или кино XXII века.
   - Кажется, я догадываюсь, - Флендерс потёр мочку уха. - У индейца ведь и так есть нейронные рефлексы, иначе он был бы мёртвым?
   - В точку, Джеффри. Нейронных рефлексов у него предостаточно, хотя сам он об этом не знает. И хотя в его языке вообще нет слов для обозначения этого понятия. Так вот, перенесите на Барнарду наш классический либерализм - и Монтескье, Локк, Джордж Вашингтон окажется в роли голого индейца с абсурдистским плакатом.
   - А вы философ, Симон, - сказал Флендерс. - Оригинальная мысль - борьба за право на нейронные рефлексы...
   - Пожалуй, пришлась бы по вкусу какой-нибудь политической партии 2050-х, - засмеялся Коннолли.
   Лика оглянулась через плечо на Фоо.
   - Миай точно больше интересуется индейцами без плакатов.
   Стажёр был с головой погружён в происходящее на экране видеоплеера. Он сполз на самый край кресла и взвизгивал от восторга каждый раз, когда в фильме гремел одному ему слышный выстрел.
   - Вы зря смеётесь, - укорил их Лагранж. - В определённом смысле Виктор ничуть не менее наивен, чем Миай, хотя он и старше. Он может потрясать нас своим английским и походя ссылаться на земную литературу, но кое-каких уроков земной культуры он так и не усвоил. Или не захотел усвоить.
   - То есть земных представлений о субординации? - спросил Флендерс.
   - Я бы выразился жёстче. Он не в состоянии понять, что для некоторых землян существуют только две формы взаимоотношений: либо ты, либо тебя.
   Флендерс сидел как на иголках. Дурак, мысленно обругал он сам себя. Ты вообразил, что его и впрямь интересует твоё личное отношение к Виктору. А бояться следовало совсем не этого. Конечно, девять из десяти, что Мэлори гомофоб, но в данный момент твои чувства к Лаи его не занимали ни на вот столько. На самом деле он ждал, что ты брякнешь что-нибудь такое, что даст повод к нему придраться... Для таких, как Мэлори, вопрос "ты или тебя" существует исключительно в переносном смысле.
   - В переводе на более вульгарный язык, - вмешался Коннолли, - Носорог его пытается нагнуть. Так я говорю?
   - Верная формулировка. Но вряд ли у него что-то получится, если только Виктор сгоряча не сотворит какую-нибудь капитальную глупость.
   - Ну, он же не студент-первокурсник, - возразил Флендерс. - Мэлори тоже не понимает, на кого он напал. Он привык не воспринимать барнардцев всерьёз, вот и прёт по инерции.
   - Как он относится к барнардцам - фактор второстепенный, - сказал Коннолли. - Мэлори не любит независимых. Это фактор номер один. А то, что Вик не считает себя его подчинённым, только полный идиот не заметит. Он же у нас Казак.
   - А Мэлори, значит, Екатерина Вторая? - не без сарказма откликнулась Лика.
   - При чём здесь Екатерина Вторая?
   - Для тех, кто не специализируется на славянской истории, я бы хотела напомнить, что стало с теми казаками, в честь которых наш друг получил свою кличку. Они отказались признавать господство Екатерины, и императрица попросту разогнала их силовыми методами.
   - К счастью для Виктора, Мэлори не располагает силовыми методами. Да и гнать его отсюда некуда. Он даже штрафные вписать ему не может - ведь Виктор не член экспедиции.
   - Так-то оно так, Джеф, но, если возникнет конфликт, Носорог попытается отравить ему жизнь всеми доступными средствами, - удручённо заявил Коннолли. - Я знаю, о чём говорю. Обидеть барнардца - это не на кафедре интриговать. Это не останется внутренним делом экспедиции. Мы все окажемся по уши в дерьме, и не отмоешься.
  
   12. КАСПАР ГАУЗЕР
  
   Марс, экспедиция D-12. 10 ноября 2309 г. по земному календарю (11 сентября 189 года по марсианскому).
  
   - Какие-то проблемы? - недовольно спросил Мэлори, чувствуя, что дело неладно. Коннолли поставил поднос с ужином на стол и уселся, по видимости игнорируя вопрос.
   - Вы оглохли? - Мэлори требовательно навис над ним. - Я к вам обращаюсь, между прочим.
   - Да так... - неохотно ответил Коннолли, стараясь не глядеть ему в глаза. - Амаи не отрегулировал кислородный аппарат, а на раскопках не обратил на это внимания. Сколько он провёл на пониженном доступе, никто не знает. Теперь Джеф с Эльзой вынимают его из скафандра.
   - Минус двадцать баллов, - определил Мэлори. - Не будь он стажёром, я бы вкатил ему сорок. Где этот умник?
   - Вон, - кивнул Коннолли. Дверь столовой распахнулась, и внутрь ввалился Флендерс. Он почти нёс на себе обмякшего Амаи Ори, совершенно невменяемого после кислородной ингаляции, которую ему сделала Эльза Рэй. Усадив стажёра за стол, он с облегчением перевёл дух.
   - Нам бы кофе, - сказал он, обращаясь к Рите Кертис в кухонном отделении. - Сможете организовать?
   - Горчицы вам в задницу, а не кофе, - сказал подошедший Мэлори. - Чтобы не забывали проверять скафандр. Я что, заново должен учить вас технике безопасности?
   Ори уставил мутные глаза на начальника экспедиции.
   - Безопасности?! - прохрипел он. И вдруг визгливо рассмеялся ему в лицо.
   - Вы мне это прекратите... - начал Мэлори. Ори пошатнулся и с грохотом опрокинулся на пол вместе со скамьёй.
   - Безопасности! - он попытался встать, запнулся о скамью и снова растянулся на полу. - Только об инструкции и думаете! О радиации вы не думаете! А нас, может, уже облучило насмерть!
   Он сорвался на крик. Археологи за столами перестали есть, беспокойно наблюдая за ним. Лика наклонилась к Лагранжу.
   - Что с ним?
   - Паническая атака. Этот феномен описан в старой медицинской литературе. Видимо, барнардцы не пользуются антипанической сывороткой.
   - Немедленно сядьте на место, - заявил Мэлори, надвигаясь на стажёра. - За истерику ещё тридцать штрафных. Здесь вам не дурдом.
   - Ха, испугали!
   Ори стоял на ногах и пошатывался. Его лицо было серо-зелёного цвета. Он ухватился рукой за край стола.
   - Испугали штрафными! Откуда вы знаете, что мы через неделю не сдохнем?
   - Замолчите вы или нет? - выкрикнул Мэлори и шагнул ближе. Не стоило ему этого делать, пронеслось у него в голове в последний момент, когда пластиковая коробка с сырным салатом ударила ему в грудь.
   Отскочившая крышка завертелась на полу. Ленточки мокрого сыра сползали по его наглухо застёгнутому чёрному кардигану. Вокруг стояла мёртвая тишина. Оцепеневший Мэлори почувствовал, как в мозгу его пухнет слепая, липкая, горячая туча. Он до крови прокусил губу. Затем медленно повернулся, озираясь.
   Первое, на что он натолкнулся - пустой, синтетический взгляд Эрики Йонсдоттир. Чёрные, матовые глаза, вроде обломков бакелита, которые попадаются в слоях эпохи НТР. Она вскочила на ноги и теперь стояла, застыв столбом. Все молчали. Кроме Ори - он сидел на полу и взвизгивал, закрыв лицо руками. Плечи его конвульсивно вздрагивали. Показалось Мэлори, или хихикал не только Ори? Гарри вас Поттер в душу мать, неужели он не сумеет угомонить съехавшего с катушек стажёра?
   - Ведёте себя, как ребёнок, - Мэлори схватил барнардца за плечо. - Поднимайтесь!
   В этот же миг он получил такой пинок в щиколотку подкованным ботинком, что в глазах у него всё затмилось от боли. Мэлори отскочил в сторону. Убью, сволочь... чего они все таращатся? Тоже мне, интерактивное шоу...
   Быстрее всех опомнился Коннолли. Он подскочил к барнардцу, сгрёб его под мышки и попытался поднять. Ори продолжал визжать, обвисая у него на руках; его миниатюрное тело оказалось неожиданно тяжёлым, он поджимал ноги, не желая становиться на пол.
   - Вставай, идиот, - пропыхтел Коннолли. Вокруг них скакала Айена со стаканом воды в руке. У неё были смутные представления о том, что, когда человеку плохо, ему требуется дать воды, и она пыталась осуществить это намерение. - Да ну вас с вашей водой!
   Отмахиваясь от бестолковой Айены, он на мгновение ослабил хватку, и Ори тут же извернулся и по-девчачьи, пятернёй с растопыренными ногтями смазал его по лицу. Щёку обожгли царапины. Разрываясь между желанием как следует приложить силу и страхом покалечить хрупкого барнардца, Коннолли заломил ему руки за спину. Визг не смолкал, штопором ввинчиваясь в уши и буравя мозг. Что дальше? Что вообще делают, когда паника?
   - Не трогайте его, - прозвучало по-маорийски позади. Коннолли выпустил стажёра, и тот осел на пол. Мэлори поднял глаза и столкнулся взглядом с Лаи, стоявшим на пороге столовой.
   Проклятье, подумал Мэлори, стоя перед ним в облепленном салатом кардигане. Ярость огненными разрядами пульсировала в висках. В глазах Лаи читалось сочувствие, и это сочувствие было унизительно.
   - Не трогайте его, - повторил Лаи, прежде чем начальник экспедиции успел что-либо ответить. - Я знаю, что делать.
   Остальные посторонились, пропуская его к залитому слезами и слюной Ори. Лаи подошёл к стажёру и что-то резко сказал на своём языке. Для землян это звучало всего лишь как несколько шумных выдохов, но барнардская часть экспедиции переглянулась, одобрительно посмеиваясь, а стажёрка Таафа Риа закрыла рукавом рот в явном смущении. Ори замолк. Он глядел на Лаи сквозь растопыренные пальцы.
   Лаи протянул руку к блестящим каштановым кудрям стажёра.
   - Вы этого не сделаете, - слабым голосом выговорил тот по-маорийски, забившись в угол.
   - Ещё как сделаю, - презрительно ответил Лаи.
   - Вы не можете, Виктор-миир, - пролепетал Ори. Истерику вышибло из него необъяснимым образом; он был вполне адекватен и резко ослабел, придя в себя. Лаи не опускал руку.
   - Могу, - сказал он. - Во-первых, вы не взрослый, и это не локон чести. Во-вторых, вы ведёте себя отвратительно.
   Земляне ждали, что Лаи вцепится ему в волосы. Но он просто положил ладонь на макушку стажёра и подержал немного. Ори сник. Лицо его было безжизненным.
   - Что происходит, чёрт подери? - спросил Джеффри Флендерс у Коннолли.
   - Похоже, разборки по-барнардски.
   Лаи убрал руку. Ори смотрел в пол; его колотила дрожь. Стараясь ни на кого не глядеть, он поднялся на ноги.
   - Меня тошнит, - пробормотал он. Лаи обернулся.
   - Кто-нибудь - отведите его в медпункт.
   Помочь вызвался Миай Фоо. Проводив их взглядом, Мэлори принялся салфеткой счищать салат со своей одежды. Он начинал успокаиваться.
   - Ну и вид у него был, - сказал он. - Как будто вы по меньшей мере в дерьме его искупали.
   - Точная метафора, - Лаи приподнял верхнюю губу, опушённую короткими усиками. - А теперь, с вашего позволения, я поем...
   Он отправился к окошку за своим подносом. Мэлори вернулся за стол. К нему подсел Лагранж.
   - Занятная культура, - задумчиво произнёс пожилой археолог. - Находчивый парень, ничего не скажешь.
   - Но что он сделал? - вполголоса спросил Мэлори.
   - А вы разве не видели?
   - Боюсь, я не понял, - сдержанно ответил начальник экспедиции. Неужели у него в самом деле серьёзные пробелы в знаниях о барнардцах? Как бы так сформулировать вопрос, чтобы не выставить себя дикарём? - Он ведь не оттаскал его за волосы?
   - Это не обязательно, - проговорил Лагранж. - Видите ли, к волосам взрослого барнардца вообще не должен прикасаться посторонний. Для них это ещё оскорбительнее, чем для нас пощёчина.
   - А, - начал понимать Мэлори. - Но почему же тогда Виктор сказал ему, что он не взрослый? Малолеток у нас вроде бы нет?
   - Смотря с какой точки зрения. По закону барнардец получает все гражданские права с тринадцати лет, но обычай есть обычай. К мужчине будут относиться серьёзно только тогда, когда он острижётся под локон чести. Обычно это бывает годам к двадцати, а то и позже. Сейчас, конечно, когда на Барнарду проникли земные моды, традиция размывается, но в целом барнардцы довольно консервативны. Амаи всего семнадцать, и он ещё не носит локона чести. Виктор весьма грубо ему об этом напомнил. А ведь все юноши на всех планетах хотят, чтобы их считали взрослыми.
   - А что, студентов разрешено хватать за волосы?
   - Воспитанные люди этого не делают. Но законом это не наказуемо. А вот если речь идёт о взрослом мужчине, то можно схлопотать серьёзный штраф. Даже если вы только дотронулись до локона чести.
   Мэлори аккуратно опустил этот факт в свою мысленную картотеку. Хорошо, что он об этом узнал, пусть и поздно. Надо же, это его третья экспедиция с барнардцами, и до сих пор он не удосужился узнать о таких вещах. Мог бы влипнуть... Правда, в прошлые два раза он не возглавлял экспедицию, да и эксцессов тогда не было.
   - Так вот почему у Фоо голова как затоптанный газон, - догадался Мэлори. - Это он сам так потрудился над имиджем?
   - Ну да. Бедный Миай хочет походить на землян, но в его сознании не укладывается, что мы не стрижёмся собственноручно. Вот он и занимается эквилибристикой с зеркалом и машинкой.
   - Жёстко ты с ним, Вик, - сказал тем временем Коннолли за другим столом. - Со стороны можно было подумать, ты его вот-вот сгребёшь за кудри и носом об пол.
   - Я не изверг, - отозвался Лаи с набитым ртом. - Принятых мною мер вполне достаточно. Он же утихомирился, ведь так?
   - Влопался наш Амаи, - вздохнула Лика Мальцева. - Почти верный волчий билет.
   - Волчий билет? - насторожился Лаи. - А это что такое?
   - Это значит занесение в чёрный список, - объяснил Коннолли. - Тех, кого лишают права работать в экспедициях. Носорог зол как чёрт - из-за того, что Амаи его ударил, но главным образом из-за салата. Как бы эта экспедиция не оказалась для парня последней.
   - Дура-ак, - протянул Лаи. - Ой, дурак... Ну что ему стоило проверить скафандр?
   Оба поняли его без лишних слов. Академическая карьера Ори на родной планете из-за этого инцидента могла запросто оборваться, не начавшись. Если первая же экспедиция кончится для него подобным образом, он не сможет даже защитить диплом...
   - Далась ему эта радиация, - пробурчал себе под нос Коннолли. - Чего его заклинило?
   - Заклинит тут, когда целый день выкапываешь скелеты, один уродливее другого, - сказала Лика. - Было бы удивительно, если бы он бредил розовыми слонами.
   - Какими слонами? - не понял Лаи.
   - Да так, присказка, - отмахнулся Коннолли. - Кстати, а что ты такое ему сказал, что он сразу заткнулся и перестал визжать?
   - Я только сказал ему, что он...
   Лаи вытянул пухлые губы трубочкой и с шумом выпустил воздух. На земной слух получилось нечто вроде: "ои-ххэй!".
   - А что это значит? - Коннолли сгорал от любопытства. - Или, - показал он глазами в сторону Лики, - не при дамах?
   Лика прыснула.
   - Патрик, мы же историки.
   - Не надейтесь, - саркастически ответил Лаи. - В наших языках вообще нет непристойных ругательств - по крайней мере, непристойных в вашем понимании. Мы не используем для этого сексуальные термины. Если я и затруднился с объяснением, то это потому, что не нахожу подходящего эквивалента этому слову. Буквально я бы его перевёл... э-э... как "дитя из тёмной комнаты".
   - А в чём смысл? - не отставал Коннолли. Лаи вытирал рот салфеткой.
   - Смысл в том, что бывают дети, которые по какой-то причине выросли в изоляции от людей. Такой человек не умеет ходить и говорить, не знает своей культуры, не знает, кто он - не знает, что значит быть человеком. Если кому-то сказали, что он "дитя из тёмной комнаты", это самое страшное оскорбление, которое можно нанести человеку у меня на родине. В древности за него вызывали на поединок.
   Лаи как-то нервно дёрнул ресницами.
   - Чего только не рассказывают про древность... В массовой литературе мне встречалось утверждение, будто так наказывали тех, кто струсил в бою - младшего из его детей превращали в...
   Он снова выговорил это слово на родном языке.
   - А впрочем, это, скорее всего, журналистские фантазии, - прибавил он. - Никакими источниками не подтверждается. Это просто попытка объяснить, почему это слово так стыдно слышать - особенно мужчине.
   - Я думаю, это слово можно перевести, - вдруг сказала Лика. - Мне сейчас пришёл в голову земной эквивалент.
   - Какой? - оживился Лаи.
   - Каспар Гаузер.
  
  
   13. СЕРДЕЧНЫЙ ПРИСТУП
  
   Барнарда, 15 декабря 2309 года по земному календарю
  
   Лика с ногами сидела на кровати, свесив голову между колен. Это утро застало её врасплох; она зависла между вчерашним и сегодняшним днём, боясь пошевелиться и покинуть это томящее, но вместе с тем успокоительное безвременье. А между тем ей хотелось есть, и завтрак в гостиничном ресторане уже двадцать минут как начался.
   Самое ужасное, что Патрик был прав. Она действительно рассматривала Лаи как мужчину. Она и сейчас смешалась, вспомнив, как вчера любовалась им из-за музейного стенда. Раньше она как-то не обращала внимания на то, что он кра...
   Хватит, оборвала она себя, довольно. Во-первых, он ростом ниже тебя на двадцать сантиметров, и, разговаривая с ним, ты имеешь уникальную возможность созерцать донышко его пилотки. А во-вторых, природа всё равно предназначила его для представительниц его собственного вида. Природе нет дела до твоих симпатий.
   Она выпрямилась; спустила ноги с кровати. За окном была всё та же ровная, светлая, бледно-пасмурная дымка - Летящая Звезда Барнарда никогда не демонстрировала своё лицо на публике. Лика посмеялась над собственной тревогой. В конце концов, они с Патриком здесь ненадолго. Через восемь дней они улетают на Землю. Что может случиться за восемь дней? И вообще, что особенного произошло? Она просто решила, что эта его стрижка не так уж его безобразит. Совершенно не повод для опасений.
   Лика встала, надела горячую после гладильного автомата юбку и вышла из номера.
   В коридоре что-то тихо гудело. Уборка? Так и есть, источником гудения оказался полуавтоматический пылесос, катавшийся от стены к стене. За ним следовал мужчина в тёмно-зелёном рабочем комбинезоне с логотипом отеля на спине, державший в руке удочку-дистанционник. Это был не тот уборщик, что наводил порядок в номерах - того Лика уже видела, и он приходил в другое время. Увидев Лику, уборщик остановился, удочка повисла в его руке, пластиковый круглый корпус пылесоса глухо стукнулся в стену.
   - Эээээ, - с бестолковой ухмылкой протянул он. Не говорит по-маорийски, сообразила Лика. Пылесос крутился на месте и жужжал. Что-то не так было с этим уборщиком, и Лика замерла напротив него. Ему было около тридцати, но локона чести у него не было - его чёрные волосы были коротко подстрижены, почти на земной манер. Уборщик медленно развернулся к ней лицом. В стеклянных карих глазах застыло выражение напряжённой попытки понять, чего от него могут ждать. Спереди на комбинезоне Лика разобрала надпись по-маорийски:
   "Убедительная просьба алкоголь не давать".
   Уборщик был умственно отсталым.
   Лика заперла дверь номера. Вот, значит, что происходит с такими на Барнарде... "Алкоголь не давать". На Земле это сочли бы унизительным, хотя сам бедолага и не умеет читать.
   Она сделала успокаивающий жест: иди, мол. Уборщик тут же потерял к ней интерес и занялся пылесосом. Она отправилась к лифту.
   Потрясение от встречи с уборщиком временно заставило её забыть, отчего она не очень стремилась попасть в ресторан. Она вспомнила о причинах своих колебаний только тогда, когда Лаи помахал ей из-за столика. Она отреагировала не сразу. Но всё же ей пришлось заметить его. В своей огненно-красной, в крупных жёлтых цветах пилотке он сам походил на экзотический цветок. Теперь, когда он её увидел, было глупо - да и необъяснимо бестактно - пытаться сесть за другой столик. Лика помахала ему в ответ, взяла себе у стойки кофе с булочкой и направилась к нему.
   - Доброе утро, Лика, - сказал Лаи, грея в ладони бокал с вином. Манера барнардцев пить вино за завтраком была ещё одной из тех деталей, с которыми приходилось свыкнуться. Она бегло осмотрела то, что он ел (тоненькие пресные лепёшки, прикрытые ломтиками вымоченного в маринаде сырого мяса - тоже вряд ли похоже на завтрак), и села к нему за стол.
   - Доброе утро, Виктор, - рассеянно сказала она и бросила в кофе сахар. Лаи смотрел на неё. Тёмные, глубокие глаза с невероятными ресницами - раза в полтора длиннее, чем у среднего землянина... - Вы заметили уборщика в коридоре? Мне показалось, он...
   - Дебил, - жёстко закончил Лаи. - Вам не показалось.
   Лику обескуражила эта откровенность, несвойственная земной культуре.
   - И ему не позволяют носить локон чести?
   - Он всё равно не понимает смысла. Да и ритуал стрижки он не сумел бы провести. Таких, как он, стригут опекуны - исключительно ради опрятности.
   - Возьму себе ещё булочек, - проговорила она. Вышло виновато.
   Она сходила за булочками, а затем задала ему вопрос, всё это время вертевшийся у неё на языке:
   - Но... если вы официально признаёте, что люди делятся на полноценных и неполноценных... каковы критерии? Кто это решает? Где гарантия, что категория неполноценных не будет расширяться - что в ней не окажутся все, кто кому-то по какой-то причине не нравится?
   - Знаете, - усмехнулся Лаи, наливая себе ещё вина, - этот вопрос напоминает ваши споры между христианами и атеистами. Вот вы, например, атеистка?
   - Агностик, - поправила Лика.
   - Тем не менее. Насколько я могу судить по диспутам в Интернете, ни один христианин не в состоянии понять, что мешает таким, как вы, пожирать младенцев. И, однако, вы этого не делаете.
   - Неудачная аналогия. Агностики и атеисты не отрицают равенства всех людей. И потом, есть понятие сострадания.
   - А у нас есть понятие "ифаа". Примерно это можно перевести как "всё, что отличает человека от животного" или "воля быть человеком". Человек полноценен, если у него есть ифаа. Ответственность за тех, кто не сумел стать человеком, тоже часть ифаа.
   Он прищурился и поглядел на Лику сквозь свои роскошные ресницы.
   - Это трудно объяснить не-барнардцам. Мне в своё время тоже было трудно вникать в земное мышление. Впрочем, в вашей старой литературе мне попалось слово, которое в какой-то степени соответствует этому понятию.
   - Какое же?
   - "Гуманизм".
   Лика поморщилась. Всё-таки Лаи переоценивал своё знание земной культуры.
   - Вы что-то путаете, Виктор. Гуманизм - это американская разновидность фашизма. Прочтите любой учебник.
   Оба некоторое время молчали; Лика смотрела в чашку с остатками кофе. А вот кофе здесь синтетический, отчего-то подумала она. Только в люксовых номерах есть пакетики с натуральным...
   - Вы идёте на утреннее заседание? - спросил Лаи. Лика посмотрела на часы.
   - Ещё не знаю... А Патрик куда делся?
   - Уже позавтракал и ушёл. Хотел послушать доклад о пещерных фресках Фаара. Между прочим, ужасно был недоволен, что вы всё не появлялись, - в глазах Лаи зажёгся озорной огонёк.
   - Я спала, - призналась Лика с тем смущением, с которым всегда говоришь полуправду. Лаи отодвинул свою пустую тарелку на край стола.
   - Я только хотел сказать, что, если вы всё-таки не пойдёте на заседание, мы могли бы сходить посмотреть Храм Семи Богов. Ему тысяча восемьсот лет, и он всё ещё действует.
   - Разумеется, - неожиданно для себя сказала Лика. - Покажите мне его.
  
  
  
  
   Храм выступал из разноцветья современных построек, как причудливый скальный массив, упиравшийся в небо. Вблизи него не было высотных зданий - очевидно, барнардцы не любили загораживать памятники архитектуры. И правильно, подумала Лика, вспомнив своё разочарование от поездки в Лондон, когда она обнаружила, что собор святого Павла можно разглядеть снаружи целиком только на открытках, смоделированных на компьютере. Но мощь этого красно-серого, нависающего над головой камня вселяла в неё тревогу. Здесь не было гармонии и успокоения - по крайней мере, привычных для землян. Лика напрасно искала хоть каких-то признаков стройности или порядка - чем больше она смотрела, тем больше храм представлялся ей заброшенным обиталищем бандерлогов. На бесформенных уступах стен росли цветы, кустарники, местами даже деревья; окна почти целиком скрывал плющ, или что-то очень похожее; то тут, то там из неотёсанного камня выступал случайный барельеф, как будто художник едва начал свой труд и не закончил. Однако храм не был покинут - туда вливался поток празднично одетых барнардцев, мелькали яркие пилотки мужчин и платья женщин, а несколько раз в толпе Лике на глаза попались и земляне. Подойдя ближе ко входу, она увидела, что многие, перед тем как войти в храм, покупают что-то в небольших автоматах, установленных во дворе. Свечи, предположила она. Но это оказались не свечи, а крупные орехи в тонкой красноватой кожуре.
   - Орехи для жертвенной трапезы, - пояснил Лаи, упреждая её невысказанный вопрос. - Нам тоже надо купить хотя бы два, по одному на каждого.
   Он приложил кредитный перстень к считывателю автомата и два раза нажал на кнопку. В лоток скатилось два ореха. Лаи сунул их в жилетный карман и взял Лику под руку.
   - Пойдёмте.
   То, что он продел свою руку под её локоть, было абсолютно естественно, хотя он и сделал это не так, как мужчины с Земли. Вдвоём они направились ко входу в храм.
   - А что делают с этими орехами? - шёпотом спросила Лика.
   - Едят, конечно, - совершенно не религиозным тоном отозвался Лаи. - Но сначала лучше сходить на Башню Поющих Ветров. Это вроде места для медитации.
   На башню вела нескончаемая винтовая лестница - единственное, что было общего у Храма Семи Богов с его земными собратьями. Здесь Лаи пришлось выпустить руку своей спутницы - ширины прохода с трудом хватало на одного человека. По барнардским обычаям, он двигался впереди, иногда оглядываясь на неё - не сбавить ли темп. Со спины он казался совсем юным, едва ли не подростком; его прямо-таки микроскопические шортики высоко оголяли ноги: с земной точки зрения, едва ли подходящая одежда не только для посещения храма, но и вообще для взрослого мужчины. Зато рубчатые подошвы его сапог идеально подходили для того, чтобы карабкаться вверх по истёртым скошенным ступеням. Лика порадовалась, что надела сандалии вместо туфель.
   Несколько раз им пришлось останавливаться и прижиматься к самой стене, пропуская тех, кто возвращался вниз. По-видимому, другого спуска с башни, кроме как назад по той же лестнице, не было. Наконец они выбрались на смотровую площадку.
   Площадка напоминала массивную беседку, сложенную из необработанного камня - защищавшая её от дождя крыша опиралась на кольцо каменных столбов, между которыми открывался вид на город. Лаи подошёл к перилам.
   - Здесь холодновато, - сказал он, - но немного постоять можно. Слушайте.
   Они стояли на площадке, поёживаясь от холода. Ветер трепал им волосы; Лаи пришлось придержать рукой пилотку, чтобы её не сдуло. Где-то над головой Лика различила негромкое гудение, похожее на хор из многих голосов. Гул этот не был однородным - в нём выделялось несколько тонов, которые складывались в какую-то простенькую мелодию. Источник его было не определить - он заполнял всё пространство, как будто сам воздух вокруг мерно вибрировал.
   - Что это? - заинтересованно спросила Лика. Лаи переступил с ноги на ногу, прячась от сквозняка.
   - На самом деле - просто старые кувшины, заделанные в крышу. Когда-то люди верили, что через них с нами общаются боги.
   - Может быть, так оно и есть, - сказала Лика, вслушиваясь в пение кувшинов. - Я хочу сказать, что если во Вселенной действительно существует высшее организующее начало, то оно...
   Ровную гудящую завесу разодрал писк телефона. Щёки Лаи порозовели от неловкости.
   - Забыл выключить, - он торопливо выдернул капсулу из пояса. - Теперь придётся отвечать...
   Чтобы не мешать ему, Лика отошла к противоположному краю площадки. Правда, она всё равно не понимала ни слова, но почему-то чувствовала потребность быть деликатной. Держась одной рукой за шершавый камень колонны, она выглянула наружу. Ветер захлёстывал ей лёгкие; город внизу был как на ладони, со всеми его зданиями и транспортными развязками. Далеко внизу по монорельсовой линии полз похожий на жёлто-синюю гусеницу вагон. Метрах в тридцати от Лики промчался двухместный аэромобиль; от неожиданности ей показалось, что машина летит прямо на неё, и она отпрянула. Летун мигнул ей фарами, сделал крутой вираж и скрылся из виду. Лика посмеялась про себя и повернулась.
   И увидела белое лицо Лаи, судорожно сжимавшего в пальцах вынутую из уха капсулу. Его глаза были чёрными и бездонными. Глаза утопающего.
   - Виктор?
   Лика испуганно шагнула ему навстречу. Он опустил руку и убрал капсулу в пояс.
   - Дорану плохо, - хрипло выговорил он. - Сердечный приступ.
   - Сердечный приступ? В его возрасте? - Лика ощутила смятение. - Это какая-то ошибка...
   - Ошибка исключена, - Лаи покачал головой. - Его подобрали в гостиничном саду, и на пальце у него было гостевое кольцо. В кольце они и нашли мои координаты - в память забито, что Доран навещает такого-то. Сейчас он в медцентре гостиницы.
   - Ничего не понимаю, - сказала Лика. Это было самое искреннее, что она могла сказать.
   - Я тоже.
   Лаи прикусил губу. В глазах его стояло такое отчаяние, какое бывает только у барнардцев.
   - Хоть бы мне позвонил, дурачок, что собирается дожидаться меня в парке... Телефон-то был включен.
   - Он в тяжёлом состоянии?
   - Боюсь, да. Врач сказал, что ситуация стабилизировалась, но Дорану нужен покой. Обещал перезвонить мне позже и сказать, когда можно будет к нему зайти.
   Он страдальчески поглядел на Лику.
   - Посмотрите храм без меня? Ничего?
   - Не глупите, - оборвала Лика. - Я с вами.
   Она еле поспевала за ним, пока он бежал вниз по винтовой лестнице, прыгая со ступеньки на ступеньку. Монорельсовый вагон как раз распахнул двери у остановки, но в спешке Лаи никак не мог попасть перстнем в валидатор турникета, и обоим показалось, что прошла целая вечность, прежде чем они очутились внутри. Поездка длилась в молчании; каждый из них словно боялся неосторожно сказанным словом вызвать непоправимые разрушения - словно судьба Дорана зависела от того, что они скажут или не скажут в вагоне. Заговорить они решились только в фойе гостиницы.
   - Ещё и половины времени не прошло, - Лаи взглянул на свои старомодные часы в титановом корпусе. - Меня это доконает.
   - Наверное, если бы ему стало хуже, вам бы перезвонили, - Лика пыталась быть рассудительной. Она понимала, что рассудительность - не слишком убедительное утешение, но надо же было что-то сказать.
   - Надеюсь.
   Они доехали на лифте до своего этажа. В коридоре их снова захватило мучительное молчание. Он был подавлен, она - просто не знала, что говорить. Переживания Лаи действовали на неё ещё сильнее, чем несчастье с Дораном. Земные мужчины никогда не выражали страх и надломленность так откровенно, да и Лаи не был из тех, кого легко вывести из равновесия. Она имела возможность убедиться в этом в экспедиции.
   И к тому же Доран... Это очаровательное создание в оранжевой рубахе до пят - неужели он в самом деле, сейчас вот, погибает от сердечного приступа?
   Лаи открыл дверь своего номера. Лика прошла за ним. Фарисейство было неуместно. Она не могла оставить его одного.
   Он остановился посреди комнаты. Попытался ослабить на шее узел платка, но бросил эту попытку.
   - Ох, Лика... - произнёс наконец он. А потом неожиданно подошёл к ней и уткнулся лицом ей в плечо.
   Она была так растеряна, что бессознательно погладила его по голове. Её ладонь успела соскользнуть с пилотки и задержаться на его горячем бархатистом затылке, прежде чем она опомнилась. Она надеялась, что не коснулась волос. Но нет, локон был выпущен из-под шапочки сбоку на висок. Всё в порядке...
   - Не убирайте руку, - прошептал Лаи. Она не сразу поняла его.
   - Не убирайте руку, - повторил он. - Мне нравится, когда вы так делаете.
   Лаи дышал ей в плечо сквозь свитер. Ложбинка над шеей у него была совсем такая же, как у землян. Только уши немного отличались по форме, розовые мочки были слегка заострёнными. Забытые храмовые орехи болтались в его жилетном кармане.
   - У вас руки прохладные, - чуть застенчиво проговорил он, - а у меня такое творится в голове...
   Постояв так немного, он мягко освободился из-под её руки и сел на кровать. Лика не рискнула сесть рядом с ним. Она осталась стоять. Он не смотрел на неё.
   - Это противоестественно, если хотите знать, - порывисто сказал он. - Стоит только подумать, что он мог умереть, в его годы...
   - У него были какие-то проблемы с сердцем? - спросила Лика, только для того, чтобы как-то выразить сочувствие. Её душили её собственные эмоции, в том числе и не очень уместные в той ситуации, в которой находились они оба. Но, боже мой, кто же знал, что они такие приятные на ощупь?
   - Никогда. С чем-чем, а с сердцем у него всегда всё было в порядке.
   - Ужасно, - искусственным голосом ответила Лика. Хотя ужас её был абсолютно искренним. Ей никогда не давались соболезнования, вот в чём беда.
   Она всё ещё ощущала на пальцах бархатный жар. Она не смогла бы сказать, сколько прошло времени так, в молчании, прежде чем телефон Лаи заверещал.
   - Да, - сказал Лаи. - Алло, - потом спохватился и перешёл на родной язык. На лицо его понемногу возвращались краски. Оборвав связь, он вскочил с кровати.
   - Это из медцентра. Говорят, к нему можно зайти.
  
  
   14. "ДРУГАЯ КУЛЬТУРА", СКАЗАЛ АСТЕРИКС
  
   Марс, экспедиция D-12. 10 ноября 2309 г. по земному календарю (11 сентября 189 года по марсианскому).
  
   Мэлори старался заставить себя сосредоточиться на статье, но слова не шли ему на ум. Внутри у него по-прежнему всё кипело, хотя испачканная салатом кофта давно уже лежала в баке стирального автомата. Давясь, он сжевал подряд три печенья, запил в конце концов чаем из термоса. На экране по-прежнему горели бесполезные строчки: "Соображения о воздействии летальных мутагенных факторов на заключительной фазе существования марсианской цивилизации..."
   В дверь постучали. Негромко и коротко, но всё же неожиданно для него. Он едва не поперхнулся чаем и поспешно поставил недопитый колпачок от термоса на стол.
   - Войдите, - обронил он. Дверь скрипнула. Мэлори поднял взгляд от клавиатуры. Перед глазами его очутился белый ремень с пряжкой из четырёх переплетённых лент, стягивавший складки серо-голубой блузы.
   - Простите, что отвлекаю вас, Артур, - сказал Лаи, - но мне нужно с вами поговорить.
   - Я слушаю, - неохотно отвечал Мэлори, сохранив файл. Лаи помедлил, подбирая слова.
   - Видите ли... Я хочу принести вам свои извинения за то, что так получилось.
   Это ещё что за номер, подумал Мэлори. Чего ему нужно?
   - А почему вы должны извиняться? - он наконец удостоил барнардца взглядом в глаза. - Это проблемы Амаи, а не ваши.
   По щекам Лаи разлилась горячая краска.
   - Это и мои проблемы тоже, - быстро сказал он. - Могу я попросить вас об одной вещи?
   Он нервничал; в совершенно несвойственной ему манере он начал мяться и засовывать пальцы за ремень. Мэлори снова взглянул на экран. Ни к чёрту не годится, подумал он.
   - Ну? - теряя терпение, спросил он. Лаи собрался с духом.
   - Я бы хотел попросить вас не наказывать Амаи чересчур строго. Он, конечно, сделал большую глупость, но он всего лишь студент...
   Ах, вот куда он гнёт, догадался Мэлори. Ну да, было бы наивно полагать, что он, с его самомнением, не попытается вмешаться - раз уж он оказался участником этой истории. Участник истории, с красными пятнами на лице, беспокойно смотрел на начальника экспедиции.
   - Простите, Виктор, - с уничтожающей вежливостью произнёс Мэлори, - но у вас нет полномочий за него заступаться.
   Лаи облизал пухлые губы и сглотнул слюну.
   - Думаю, есть. Возможно, вы не знаете, но он, как и я, с Таиххэ. Более того, мы из одного университета, только филиалы разные.
   - И что? - холодно осведомился Мэлори. - Собираетесь использовать землячество как аргумент? Между прочим, по нашим законам это наказуемо. Антикоррупционный Кодекс ООН от 2078 года приравнивает землячество к взятке и сексуальному давлению. Вы в курсе?
   - Полагаю, это не тот случай, - мягко возразил барнардец. - Я не собираюсь вымогать у вас каких-то привилегий для Амаи. Произошла трагическая нелепость, и для меня долг чести - не допустить необратимых последствий. Амаи ещё не окончил учёбы, и было бы несправедливо лишать его будущего только из-за того, что он один раз набедокурил.
   - Один раз? - Мэлори прищурился, разглядывая Лаи откровенно неприязненно. - Амаи уже неоднократно нарушал правила поведения на станции. Если хотите знать, из-за него несколько раз летело программное обеспечение. То, что случилось сегодня - просто закономерный итог, подтверждающий его полную неспособность к экспедиционной работе.
   Утомившись собственной убедительностью, он глотнул остывшего чаю. И услышал голос барнардца:
   - На вашем месте я бы дал ему шанс.
   Мэлори изумлённо поставил колпачок с чаем на клавиатуру, вызвав полный сумбур в окне файла. В таком тоне с ним ещё никто не разговаривал. Его взгляд упёрся в Лаи, как лазерная указка.
   - Ч-то?
   Взгляд этот, по замыслу испепеляющий, не оказал на Лаи никакого воздействия, и даже интонация не удалась - вместо глубокого презрения вышла ошарашенность. Лаи стоял всё так же прямо, чуть откинув назад спину, нимало не обескураженный. Злясь не только на него, но и на себя - за неумение совладать с чужой непонятливостью, - Мэлори потухшим голосом повторил:
   - Что вы сказали?
   Как и следовало ожидать, Лаи воспринял эту реплику на полном серьёзе. Не сводя блестящих тёмных глаз с начальника экспедиции, он сказал:
   - Я имею в виду, что Амаи уже достаточно наказан. Мне пришлось грубо обойтись с ним; у меня не было другого выхода, но это и так большой стресс для него. Мне бы не хотелось, чтобы его жизнь оказалась сломанной из-за одного случайного происшествия.
   - Не сломается, - осклабился Мэлори. - Сменит профессию, только и всего. А если ему так дорога археология, об этом надо было думать раньше. И головой, а не прочими местами.
   - Вы не знаете Амаи. Он очень совестливый человек. Он постесняется переводиться на другую специальность, постесняется скрыть эту историю - он не попытается уйти от позора. А если он будет выставлен в таком виде, он не рискнёт носить локон чести.
   Мэлори посмотрел на Лаи. Стоит тут перед ним - полтора метра ростом, ресницы, как у фарфоровой куклы, пижонские усики... Да что, в конце концов, этот крендель о себе воображает?
   - Знаете что, - устало сказал он, - мне плевать на ваши локоны. Правила одни для всех участников экспедиции, и кому они не нравятся - адью. Что касается вас, Виктор, то у вас нет права лезть со своим уставом в чужой монастырь.
   Лаи прохладно кивнул, не выказывая никаких эмоций, кроме молчаливой досады.
   - Я понимаю, - спокойным голосом ответил он. - Спасибо, Артур. Извините за беспокойство.
   Он повернулся спиной и взялся за ручку двери. Уже на пороге он обернулся и через плечо спросил:
   - Могу я узнать, что всё-таки ждёт Амаи?
   Мэлори наконец расслабился. Победа осталась за ним. Он аккуратно убрал с клавиатуры чай и переставил его на свободный угол стола.
   - Об этом я ещё подумаю.
  
  
   Лаи мучили тяжёлые мысли, когда он раздевался у себя в комнате перед сном. Вмешательство было его долгом, но его худшие подозрения насчёт результатов этого вмешательства оправдались.
   Спальня только что по высоте не походила на египетский саркофаг, но Лаи, при его росте, это нисколько не стесняло. Пространства вполне хватало, чтобы наедине с самим собой обдумать положение. За себя он не боялся - он не принадлежал к экспедиции D-12, и Мэлори не мог применить к нему штрафные санкции, хотя испортить отношения с начальником станции, где ты гость, не слишком похвально. Хуже то, что это происшествие спутало ему планы - теперь выпросить у Мэлори полёт в двадцать пятый квадрат будет значительно труднее. Всё это, однако, были пустяки по сравнению с возможными последствиями этой истории для Ори. Похоже, он не столько помог, сколько навредил мальчику.
   Ты виноват, сказал он сам себе, ты должен был помнить, что у землян слишком многое зависит от настроения. Вряд ли землянин способен сохранять способность к непредвзятому суждению после того, как безусый семнадцатилетка швырнул в него салатом у всех на глазах. Это и так не льстит ничьему самолюбию, а уж земляне-то, с их представлениями о самолюбии...
   Лаи не додумал эту мысль до конца. Сидя обнажённым на краю койки, он взял в руки машинку для подпиливания ногтей. Ногтями ему приходилось заниматься через каждые два дня. Иногда он завидовал землянам с их медленным обменом веществ. Патрик Коннолли, например, мог не срезать ногти целую неделю и - страшно сказать - не бриться больше суток, и тем не менее сохранять относительно благопристойный вид. Вероятно, оттого, что физиология землян не требовала слишком частого ухода за собой, они воспринимали чрезмерную, на их взгляд, опрятность как подозрительное излишество - которое с трудом прощалось женщинам и считалось едва ли не пороком для мужчин. Что составляло насущную жизненную потребность барнардца, землянами расценивалось как признак изнеженности и недостаточной мужественности, хотя какая связь между мужественностью и степенью нечистоплотности, для Лаи так и осталось загадкой. Он вспомнил свою первую стажировку на Земле, в египетской пустыне. Он был тогда совсем молод - борода у него не росла, а волосы ему по возрасту полагались длинные; но всё же его земные товарищи подглядели, как он трижды в день обтирался влажными салфетками, и подняли его на смех. На раскопе они зажимали пальцами носы, притворяясь, будто у них аллергия на запах салфеток; несколько раз прозвучало слово "гомик". Лаи тогда был так наивен, что спросил, что это такое, и долго не понимал разъяснений. Когда, наконец, пожалевшая его единственная девушка в команде всерьёз растолковала ему смысл непонятного термина, он не поверил. Он решил, что его разыгрывают. И даже когда она вытащила из рюкзака компьютер, раскатала его на коленях и показала Лаи сочинения Лукиана и Петрония в Интернете, это его не вполне убедило. Ему пришлось поверить только тогда, когда он наткнулся на несколько весьма специфичных веб-сайтов и заодно получил кое-какие сведения о нюансах анатомии землян - частично он знал об этом и раньше по произведениям земного искусства, но не предполагал, что различия, абсолютно незаметные в повседневной одежде, могут простираться столь далеко. Как выяснилось, альбомы Лувра и Дрезденской галереи давали более чем неполную информацию.
   Лаи обрабатывал ногти машинкой, с педантичной точностью оставляя белую полоску по краям шириной в полтора земных миллиметра. Как всё-таки тяжело общаться с землянами, думал он. Чего он никогда не мог понять, так это их пристрастия выискивать любые предлоги, освобождающие их от уважения к другому человеку - будь он барнардец или даже их собственный соплеменник. Похоже, оно считается у землян чем-то вроде обременительного правила этикета (их этикет - отдельная история, он так запутан и перегружен бессмысленными правилами, что они и сами не в силах его соблюдать, но тем не менее относятся к нему крайне трепетно). С особенностями земного воспитания ему пришлось столкнуться ещё в космопорту в день своего первого прилёта на Землю, в очереди к автомату для регистрации прибывших. Перед ним стояла женщина с маленькой девочкой. В принципе Лаи знал, что земные дети играют человеческими изображениями - он видел это в кино и на открытках; ему это было неприятно, но мало ли у кого какие обычаи... Но то, что он увидел тогда, было гораздо хуже тех открыток. Девочка держала куклу за ногу на весу, волоча её головой по полу; платье куклы сбилось до подмышек, волосы подметали пол, и на них наступали другие пассажиры. Лаи затошнило; его первый порыв был - броситься к девчонке и как-то это пресечь, но он остудил себя. Он не имел права вмешиваться в воспитание чужих детей, тем более в присутствии матери - а раз мать никак не реагировала на то, что делал ребёнок, значит, таковы были традиции Земли, и, какое бы отвращение они ни вызывали, он должен был с ними смириться. И всё-таки эта сцена надолго осталась у него в памяти. Ему казалось, что она всё же говорит что-то о психологии землян.
   Формально земное общество декларировало принцип всеобщего равенства, он был даже прописан в их законодательстве, и это поначалу ввело Лаи в заблуждение, заставив его воображать, что, по большому счёту, земляне и барнардцы ничем не отличаются. На деле же, как ему пришлось узнать довольно скоро, отношение землян к себе подобным испытывало чудовищную зависимость от настроения, личных предубеждений, дружеских и родственных связей, даже привычек и вкусов разных групп населения, непостижимым образом связанных с общественным статусом. Земляне в большинстве своём не придавали никакого священного значения одежде и волосам, но именно в этой области они проявляли мелочный деспотизм, не опирающийся ни на традицию, ни на здравый смысл. Однажды Лаи не пустили в ночной клуб, хотя он был в земном костюме - всего лишь потому, что костюм не принадлежал к одному из тех брэндов, которые носили завсегдатаи клуба. В другой раз, когда он прилетел на Землю на конференцию, уже дипломированным специалистом, охранник бара, куда он зашёл после прогулки по городу, заорал на него: "Кыш отсюда! Кришнаитов не пускаем!". Оказалось, что этот тип ни разу не видел живого барнардца и принял Лаи за распространителя сектантских брошюр - из-за его локона.
   В глубине души у него шевельнулось подозрение, что Мэлори руководствуется по большому счёту теми же принципами, что и балбес-охранник. Ему не хотелось обдумывать это на ночь. Плечи его передёрнулись. Он осознал, что ему зябко. Бросив взгляд на табло микроклимата, он увидел, что температура едва дотягивала до девятнадцати градусов Цельсия - далеко не комфортные условия для барнардца. Убрав машинку для ногтей в выдвижной ящичек под койкой, Лаи заполз под одеяло.
   Манера ложиться спать у него тоже была своеобычной: вместо того, чтобы откинуть одеяло и улечься, Лаи вскарабкался с ногами на койку, приподнял самый краешек одеяла и вдвинул под него своё гибкое, старательно отмытое тело. Вытянувшись в холодной постели, он пошарил рукой в изголовье и включил обогрев. Матрац под ним стал теплеть, и Лаи расслабился.
   Ну, уж срывать своё исследование он точно не даст, подумал он, опуская голову на подушку. Надо попросить аэромобиль, когда Мэлори будет в нормальном настроении. Не самый честный способ добиться своего - использование чужих слабых мест, но Мэлори не оставляет ему выбора. Ему не нравилось обдумывать такие вещи на ночь глядя. Гораздо приятнее было зарыться с головой в тёплую постель и прислушиваться к тому, как мягкая тяжесть разливается по рукам и ногам. Ресницы слипались. Лаи натянул одеяло на затылок и провалился в блаженную тёмную бездну.
  
   15. ЧЕТЫРЕ ВЗГЛЯДА НА БАРНАРДЦЕВ
  
   Из книги проф. Льюиса Асланова "Почему я верю в прогресс" (Оксфорд, 2239).
  
   ВЗГЛЯД 1. АНАРХИСТЫ
  
   Мало кому известен тот факт, что в барнардском мышлении отсутствует понятие "государственная граница".
   Этим объясняется видимая неадекватность барнардцев, попадающих на Землю, которая доставляет столько хлопот региональным властям. Нетрудно вообразить, к каким последствиям это бы привело, если бы контакт с барнардцами состоялся лет на сто раньше, когда Содружество ООН ещё не было конфедерацией и регламент пересечения границ был намного жёстче. Исторически единственные границы, которые знали барнардские сообщества - естественные природные границы островов и континентов. Для барнардца сама идея того, что на соседних территориях могут существовать различные законодательства, обусловленные историческим развитием и национальным характером, так же непроницаема, как идея равноправия полов для британца викторианской эпохи.
   Причина - в специфике устройства социальной жизни на Барнарде, которая недооценивается нашими политиками и контактными организациями, видящими в барнардцах более или менее экзотическую, но всё же цивилизацию, близкую нашей. Барнардцам вовсе незнакомо понятие "национального", и даже вопрос, есть ли у них государственность, является спорным. Хотя в земной документации обозначение статуса таких единиц, как континенты Таиххэ и Фаар, переводится словом "республика", не стоит поддаваться на игру слов. Они не больше отвечают современным представлениям о республике, чем Исландия XI столетия. В технологическом отношении находясь на одном уровне с Землёй, барнардцы в отношении общественном, политическом и ментальном застряли на дофеодальной стадии железного века. Они мыслят категориями соседской, если не родовой, общины. Достаточно упомянуть, что у них до сих пор отсутствует конституция, которую заменяет им обычное право, а о принципе разделения властей они даже не подозревают.
   Земная пресса навязывает своим читателям представление о сообществах Барнарды как о парламентских республиках, во всём подобных нашим. Это либо космополитическая иллюзия, либо издержки неокорректности. Типичный барнардский орган власти, который на Таиххэ называют "ифаа-лой", на Фааре "ахр-фау", а в земных переводах именуют сенатом, вообще не является ни парламентом, ни правительством. Туда может баллотироваться всякий, кто достиг зрелого возраста и способен представить доказательства своего веса в обществе; последнее, однако, означает отнюдь не собранные подписи населения, как мог бы подумать любой землянин, а две или три рекомендации со стороны известных лиц.
   Такая вещь, как предвыборная кампания, у барнардцев отсутствует полностью. Населению даже не сообщается никакая информация о кандидатах, кроме их имён под фотографиями. Политических партий на Барнарде нет, и всё, на что вынуждены полагаться избиратели - своё знание о личности кандидата. Потому и голосование носит у них не положительный, а отрицательный характер. Избиратель попросту вычёркивает из списка тех, кто, по его мнению, не заслуживает доверия, простым прикосновением пальца к портрету кандидата на мониторе, и единственная гарантия надёжности результатов голосования - система защиты от случайных касаний; но и она сводится лишь к тому, что система просит избирателя подтвердить удаление и увеличивает портрет кандидата, после чего избиратель должен коснуться его волос (если это мужчина) или серёг (если это женщина). Причины, по которым снимаются кандидатуры, бывают самыми разнообразными, и логика их порой совершенно неприемлема для цивилизованного человека. Наиболее частая причина - то, что имя кандидата "никому не известно" (а как оно может стать известно, если политтехнологии на Барнарде пребывают в самом зачаточном состоянии?). Об уровне общественного сознания барнардцев свидетельствует анекдотический случай не столь давнего времени, когда один крупный писатель и общественный деятель был единогласно исключён из списков после того, как потерял браслет, подаренный ему невестой.
   Сам же сенат, несмотря на внушительную техническую оснастку, мало чем отличается от средневекового сельского схода. Сенаторы не получают никакой платы за свою работу и потому вынуждены сохранять основную профессию; правда, имеются свидетельства, что многие работодатели добровольно повышают оплату труда тем, кто был избран в сенат - но нет оснований им доверять, поскольку этот механизм не зафиксирован в барнардских законах и, вероятно, является завуалированной формой обыкновенной взятки.
   Здание сената никак не охраняется, кроме простейшей электронной защиты от пожара и взлома, и сами сенаторы не пользуются услугами телохранителей (профессия, на Барнарде неизвестная). И пусть сентиментальные поклонники барнардской культуры (видевшие Барнарду только по телевидению или во время двухнедельной турпоездки) не умиляются: Барнарда отнюдь не рай до грехопадения. Достаточно упомянуть судьбу Фаомы Лаи, 109-го ректора Золотого Университета Таиххэ, боровшегося за укрепление академических и общественных связей между Таиххэ и Фааром. Он был застрелен среди бела дня на улице членом экстремистской группировки "Дети Таиххэ", сопротивлявшейся допуску фаарцев в учебные заведения своего континента. Этот случай совершенно ничего не изменил в общественном быту барнардцев. Хотя Фаому Лаи оплакивали на обоих континентах, барнардцы по-прежнему полагаются исключительно на взаимное доверие.
   Жизнь на Барнарде полна риска отнюдь не только для известных политических фигур. Со стороны, в особенности любителям этнической экзотики, барнардцы представляются трогательными созданиями вроде китайских кукол. Не следует обольщаться: каждый взрослый мужчина на Барнарде носит в сапоге складной меч, и вовсе не для украшения. Он готов пустить его в дело, если ему покажется, что собеседник его оскорбил. "Убийство за оскорбление", варварство, давно искоренённое на Земле даже в странах Кавказа, на Барнарде составляет 43% от всех совершающихся преступлений, если только его вообще засчитывают как преступление; причём виновниками бывают не только мужчины, но и женщины, и подростки. Человеческая жизнь удивительно мало значит на этой планете по сравнению со страхом быть оскорблённым - возможно, этим и объясняется удивительное легкомыслие барнардцев в вопросах безопасности. Единственный страх, который не стесняется демонстрировать барнардец - страх перед оскорблением. Он готов пролить кровь за какую-нибудь фразу или жест, с которыми землянин привык сталкиваться ежедневно, и, если сенаторы решат, что оскорбление действительно имело место, он отделается лишь незначительным наказанием.
   Впрочем, и "серьёзные", по барнардскому праву, наказания далеки от общепринятых земных представлений о правосудии. Пенитенциарная система на Барнарде отсутствует как таковая; наказания, унаследованные от древних времён, имеют вид архаических и иррациональных ритуалов, нередко унизительных для человеческого достоинства. Наша пресса, склонная представлять барнадское общество как "особое", "другое", но стоящее ничем не ниже земного и заслуживающее равного уважения, ничуть не менее склонна замалчивать такие не способствующие этой картине эпизоды, как дело Улаи Хоа, генерала Женской Гвардии Таиххэ, в нетрезвом состоянии посадившей аэромобиль на детскую площадку и сбившей ребёнка. По приговору сената она должна была вынуть из ушей серьги и разбить их молотком, а затем вымыть ноги всем родственникам погибшего ребёнка и за каждым отхлебнуть воды - как ни дико это звучит. В то же время Улаю Хоа не только не заключили в тюрьму, но даже не лишили водительских прав (а только права ношения серёг на несколько лет).
   Вероятно, только суеверное преклонение перед авторитетом обычая и установленными ритуалами мешает барнардскому обществу с его и без того аморфной структурой, не терпящей никакой организации, распасться до полной анархии. Здесь мы подходим к следующему аспекту -
  
   ВЗГЛЯД 2. ФЕТИШИЗМ.
  
   Вся частная и общественная жизнь барнардца вращается вокруг разнообразных фетишей, составляющих её существо. Это вполне закономерно, так как и религия, и светские правовые ценности на Барнарде развиты крайне слабо: сознание барнардцев не сформировало ни идеи бессмертной души, ни представления о правах личности. То и другое им заменяет доведённое до крайности поклонение фетишам.
   Я говорю именно о фетишах, а не символах, поскольку символы призваны выражать некий глубинный смысл. На Земле даже языческие секты почитают не собственно камни и деревья, а то высшее начало бытия, с которым, как они верят, они соприкасаются через эти предметы. Ничего подобного у барнардцев нет. У них отсутствует всякая вера в духовное начало - у них даже нет слов для его обозначения. Если спросить барнардца, почему он съедает орех из храмовой чаши и кладёт туда новый, он не сможет вам этого объяснить. Он только скажет, что таков обычай.
   Возможно, самый знаменитый из барнардских фетишей - пресловутый "локон чести". Его обязан носить каждый взрослый мужчина - то есть достигший 20-22 лет. В этом возрасте (а также, если юноша моложе, но женился и зачал ребёнка) ему полагается обрить голову, оставив одну прядь на макушке. Барнадцы искренне убеждены, что в этой пряди заключаются честь и гражданская доблесть мужчины. Существует целый регламент, связанный с "локоном чести": штатские зачёсывают его на левый висок, военные на правый; лица, запятнавшие свою репутацию, должны отрезать его и не отращивать до тех пор, пока не разрешит сенат. Причём мужчина без локона, с одной стороны, сохраняет полную свободу передвижений, действий и образа жизни, с другой - подвергается изощрённой дискриминации************************
  
   На этом месте компьютер Мэлори подвергся атаке вируса. Чтение пришлось бросить.
  
   16. НА КАКОМ ЯЗЫКЕ ВЫ РАЗГОВАРИВАЕТЕ?
  
   Барнарда, 15 декабря 2309 года по земному календарю.
  
   Доран лежал на койке, серо-белый и мокрый от пота. К его голой груди присосался гибкий диагностический монитор; запястье охватывал наноинъектор. Пожилой врач пододвинул Лаи стул и оглянулся на Лику.
   - Я буду говорить на маори, чтобы дама поняла?
   - Да, пожалуйста, - кивнул Лаи. Хотя Лике была предложена банкетка у стены, она отказалась. Стоя у изголовья, она ждала, что скажет врач. Лицо врача было усталым и отёчным, седой локон чести подхвачен в петельку красным шнурком. Он подошёл вплотную к койке.
   - Я не очень хорошо говорю на маори, извините... Вот что у него.
   Он коснулся монитора на Доране; экран вспыхнул.
   - Видите? Это микроразрывы в сердечной мышце. Был очень сильный спазм...
   - Отчего?
   - Не могу сказать. Я не специалист по сердечным болезням.
   Лика непроизвольно отметила про себя двусмысленность этой формулировки; в следующий момент она испытала раздражение на собственный полёт ассоциаций и поспешила изгнать эту мысль из головы. Лаи держал тонкую руку Дорана в своих ладонях. Чёрные сосульки слипшихся волос залепили мальчику лицо; Лика с трудом поборола искушение их убрать. Если уж этого не сделали другие, притом, что ему всего четырнадцать...
   - Какие у него перспективы? - ровным голосом спросил Лаи. Врач погасил монитор.
   - Вы должны приготовиться к тому, что здоровым он уже не будет. Изменения сердечной ткани необратимые. Останутся множественные рубцы...
   Он сочувственно поглядел на Лаи.
   - Это ваш брат?
   - Племянник.
   - Понимаю... Ему нужно беречься. Никаких лишних нагрузок. Тогда, возможно, он сможет прожить достаточно долго. Может быть, даже лет до сорока.
   У Лики зазвонил телефон.
   Патрик, догадалась она и вставила заглушку в ухо. Она не успела ничего сказать - телефон уже отреагировал на тепловое излучение её тела и послал абоненту сигнал, что вызов принят. В капсуле немедленно зазвучал голос Коннолли:
   - Я тебя обыскался! Чем это ты, интересно, занимаешься? Совместными походами в синематограф?
   - Не смешно, - сказала Лика. Внутри у неё забурлили пузырьки злости на Патрика. - Если тебя так интересует вопрос, где находимся мы с Виктором, мы в медцентре на девяностом этаже. Доран только что перенёс сердечный приступ.
   Коннолли засопел в телефон, потом кашлянул и глухо обронил:
   - Я к вам. Сейчас поднимусь.
   Лика отключила связь. Пришедший в себя Доран левой рукой отгребал с глаз свалявшуюся чёлку. Правая рука его всё ещё лежала на коленях Лаи, державшего его за кончики пальцев. Обменявшись с ним несколькими фразами, Лаи поправил ему подушку. Затем обернулся к Лике.
   - Слава богу, ему лучше, - проговорил он по-английски, отвечая на её немой вопрос. Ей лишь сейчас бросилось в глаза, что он пользуется английской фразеологией, которая не слишком соответствует его вере. - Только бы он протянул лет шесть-семь. Так хочется увидеть его с локоном чести.
   - А он этого хочет? - не удержалась Лика.
   - Этого может не хотеть только ненормальный. Вроде того вашего любителя вестернов... как его звали?
   - Миай, - Лика сообразила, что речь идёт о Фоо. Лаи тихонько засмеялся.
   - Так я и знал. Он-то пытался уверять меня, что его зовут Майкл.
   Лика улыбнулась про себя: Фоо был неисправим. Лаи, однако, придерживался другого мнения.
   - А впрочем, он неплохой мальчик, - прибавил он, - только в голове каша. Готов спорить, через год-другой он перебесится и будет отращивать волосы для локона чести.
   Он помолчал, глядя в пол. Потом поднял глаза, непривычно суровые.
   - А Доран всегда чтил обычаи. Доран - человек на сто процентов. Не каспар-гаузер.
   Врач изумлённо наблюдал за тем, как они ведут разговор по-английски. Он привык, что его соотечественники общаются с землянами только на маори, и на лице его читалось любопытство. Наконец он деликатно тронул Лаи за плечо. Археолог повернулся в его сторону.
   - Простите, - тихо поинтересовался врач, - на каком языке вы говорите с дамой?
   - На английском, - ответил Лаи. - Один из основных языков Земли.
   - Ну и ну! И давно вы его освоили?
   - Не очень. Учился, правда, долго. Это стоило мне операции на голосовых связках.
   - Вот как... И много у вас было травм?
   - Не одна, - уклончиво ответил Лаи. - Травмы - естественный результат жизни, вы и сами это знаете.
   Он показал глазами на красный шнурок в волосах своего собеседника. Врач кивнул, безошибочно угадав завершение разговора, и отошёл в сторону. Лаи снова поглядел на Дорана. Тот был всё ещё бледен, но уже походил на живого человека.
   - Как же тебя угораздило? Ты что-нибудь помнишь?
   Не понимавшая их речи Лика чувствовала себя чужой. К счастью, тут появился Коннолли. Она увидела, как врач потянулся к сенсору, открывающему дверь, а затем и самого Патрика на пороге. Ирландец потоптался на месте и нерешительно подошёл к койке, разглядывая бесцветное худенькое личико и закрывающий грудь монитор.
   - Извини, - он повернулся в сторону Лики. - Не знал, что всё так серьёзно.
   - Говори на маорийском, - автоматически посоветовала она. Лаи привстал со стула. Выражение его лица удивило обоих. Озадаченность. Если не сказать - тревога. Он оглянулся на врача, потом провёл языком по нижней губе. Привычка, водившаяся за ним только в минуты сильного смятения - это заметили ещё в экспедиции.
   - Знаете что? - проговорил он, от волнения не справляясь со своим акцентом. - Он говорит, что почувствовал себя плохо возле Науита...
   - А это-то здесь при чём? - не понял Коннолли. Лаи снова опустился на сиденье и раздражённо чиркнул по полу носком сапога.
   - Лика знает, - сказал он. - Мы с вами видели, ведь правда? Та женщина. Она умерла прямо под памятником.
   Лика пожала плечами. Это не было похоже на Лаи. С его-то здравомыслием... Впрочем, сложно проявлять здравый смысл в таких ситуациях.
   - Виктор, не считаете же вы, что тут есть какая-то связь?
   - А если есть? - упрямо спросил Лаи. Доктор перезаряжал картридж в инъекторе на руке больного. Дождавшись, пока он окончит, Лаи обратился к нему и повторил услышанное от Дорана по-маорийски.
   - Что вы скажете?
   Врач выбросил пустой картридж в утилизатор.
   - Полагаю, простое совпадение, - отозвался он на том же языке. - Я понимаю ваши чувства, вы расстроены, ищете объяснений. Это естественно...
   - Я бы поверил, что это совпадение, если бы речь шла ещё об одной старухе. Но вы сами видите - это молодой мужчина, который никогда в жизни не страдал сердечными заболеваниями.
   Лаи говорил сухо и отрывисто, почти без интонации - верный признак того, что он начинал выходить из себя. Взгляд врача оторвался от монитора, прикреплённого к Дорану.
   - Вы так в этом уверены? Может быть, ему раньше их не диагностировали?
   Лаи не ответил. Конечно, гарантий быть не могло; тем более что барнардцы не имели привычки к плановым медицинским осмотрам. Врач положил ладонь ему на плечо.
   - Успокойтесь. Вам надо подумать, сколько людей ходит каждый день у памятника. И никто ничего не почувствовал. Это совпадение.
   - Как знаете, - сказал Лаи. Было видно, что слова врача его не особенно убедили. - Сколько он ещё здесь пробудет?
   - Два дня как минимум. Ему необходима реабилитация.
   Лаи хмурился. Рука врача замерла на его плече.
   - Вам лучше пойти чего-нибудь выпить. Я понимаю, это было тяжело для вас...
   - Хорошо, - Лаи рассеянно подтянул одеяло в ногах Дорана. - Спасибо вам. Что бы я без вас делал...
  
  
  
   В углу у барной стойки они чувствовали себя уютнее; беспокойство если и не рассосалось, то притупилось - чего не мог сделать трезвый реализм (все эти "здесь нет нашей вины" плюс "слава богу, жив" плюс "больше ничем не помочь"), сделал алкоголь. Напитки местного производства выдавались в баре бесплатно, зато земной импорт стоил бессовестно дорого, поэтому Лика и Коннолли пили здешнее пиво, оказавшееся вполне сносным. Только Лаи заказал себе настоящего бренди и поглощал его порцию за порцией, сидя на высоком табурете и болтая ногами. Он пил, как пьют барнардцы - не смакуя, не задерживая дыхания, коротенькими мелкими глотками - и опьянел только после четвёртой, что было удивительно при его габаритах. По лицу его разливался лихорадочный румянец, взгляд слегка расфокусировался, но речь оставалась связной. Чересчур, пожалуй, связной, чтобы избежать привкуса, идентичного натуральному безумию. Со стороны было трудно понять, какие мыслительные процессы протекали под его цветастой пилоткой, но результат их сводился к одному и тому же - всё сказанное им крутилось вокруг злосчастного Науита.
   - Да оставь ты в покое этот дурацкий памятник! - не выдержал Коннолли. - Или объясни, по крайней мере, какое отношение он имеет к сердечным приступам.
   - Если бы я знал, какое, - серьёзно ответил Лаи, прихлёбывая бренди, - я бы уже потребовал от администрации его снести.
   Он прищурился и поглядел на ирландца сквозь стекло бокала.
   - Ничего, кроме интуиции. Не нравится мне эта статуя, вот что. Может быть, материал, из которого её отлили, токсичный. Вызывает сердечные приступы.
   - Виктор, так не бывает, - вмешалась Лика. - Это же не летучее вещество, чтобы отравиться на расстоянии. И потом, там ходят толпы народу. Как, по-вашему, получается, что никто больше не пострадал? Совпадение, только и всего.
   - Совпадение? - с хмельной усмешкой Лаи поставил пустой бокал на стойку. - Совпадений не бывает. Хотите наглядный пример?
   Говоря, он вытянул руку через стойку, предоставив бармену тыкать в его перстень кассовым сканером. На монитор кассы он даже не взглянул.
   - Думаете, я не заметил вчера, в музее?
   Этого ещё не хватало, испуганно подумала Лика. Неужто он засёк, как она глазела на него из-за стенда? И сообщит об этом при Патрике? Уж лучше сразу провалиться сквозь пол до первого этажа...
   - Вы задержались перед тем портретом. Ну, помните, он сидит вот так, - Лаи оперся на барную стойку и довольно точно скопировал позу человека с портрета. - Вы потому его рассматривали, что он похож на меня?
   - Так от вас тоже это не укрылось, - улыбнулась Лика. Ей как-то сразу полегчало. - Заметили, да?
   - Ещё бы не заметить, - в его глазах вспыхнуло знакомое обоим лукавство. - Его имя Фаома Лаи. Сто девятый ректор Объединённого Золотого Университета Таиххэ и основатель первой межконтинентальной образовательной программы. При нём впервые состоялся обмен студентами между Таиххэ и Фааром. Это было двести с лишним лет назад. Сейчас это всё рутина, а тогда...
   С трудом удерживая равновесие на табурете, он прислонился спиной к стойке.
   - Так что совпадений не бывает, - подытожил он, возвращаясь к своему коньку. - И если мне не нравится эта статуя... Что бы там ни говорил доктор...
   - Я всё хотела спросить, - перебила Лика, найдя повод отвлечь Лаи от этой темы, - что это за красная тесёмочка у него в волосах? Это что-нибудь означает?
   - Это означает, что он совершил убийство за оскорбление.
   Никогда мне не овладеть искусством менять тему разговора, удручённо подумала Лика. Коннолли, наоборот, оживился.
   - У вас что, и дуэли бывают?
   - Дуэли - нет. Их упразднили ещё до Контакта. Но оскорблять-то люди друг друга не прекратили. Вот и случаются... эксцессы.
   Обыденность его пьяной болтовни покоробила Лику. Как будто речь идёт об утере файла в базе данных, подумала она.
   - Им позволяют продолжать работу?
   - А почему нет? Это же "уахха-май", убийство за оскорбление, а не "тиа-фах". Конечно, повышение им запрещено. Никто не может перевестись на более высокооплачиваемую работу, пока он носит красный шнурок.
   - И долго его носят? - в Коннолли взыграло любопытство антрополога.
   - Чаще всего семь лет, но если ты докажешь, что заступался не за себя, а за другого человека, то только пять.
   Лика припомнила слышанные ею разговоры о том, что у барнардцев нет тюрем. Странно, но она никогда не представляла себе, что это следует понимать буквально. Психологически ей было бы проще услышать, что правонарушителей на Барнарде продают в рабство или скармливают тиграм.
   - Значит, у вас допускают, чтобы убийца работал медиком?
   Она постаралась спросить это как можно более академическим тоном, но голос всё равно вышел дребезжащим - нервным до невежливости. Лаи облокотился на стойку.
   - А это-то здесь при чём? Это не имеет отношения к его профпригодности. Вот если бы он уморил пациента по недосмотру, тогда другое дело. Тогда ему пришлось бы сбрить локон чести и оставить профессию.
   От выпивки ему было жарко, и он пытался вытянуть одноразовый бумажный веер из коробки на стойке. Коробка опрокинулась, веера разлетелись в разные стороны.
   - А, - сказал Коннолли, глядя, как бармен подбирает рассыпанные веера. - Харакири!
   - Что?
   - Ритуал самоубийства у японцев. Практиковался до середины XX века. Если японец запятнал свою репутацию, он был обязан покончить с собой.
   - Ну, у нас это сделать никому не запрещается, - Лаи выразительно чиркнул веером по горлу. - Но обязать человека никто не вправе. Человек - понятие свободное...
   Он начал заговариваться; взяв себя в руки, он промокнул лицо салфеткой и поправился:
   - Я имею в виду, что не общество даёт человеку свободу - а значит, оно не полномочно её отнимать.
   Это было выше понимания Лики.
   - Но неужели вас совсем ни капли не беспокоит, что вы идёте лечиться к тому, кто убил человека?
   Не стоило этого говорить, в следующую секунду почувствовала она. Лаи отшвырнул веер.
   - Этот врач спас Дорана, - его брови сдвинулись жёстким уголком. - Было бы лучше, если бы Доран умер?
   Не так уж он и пьян, вдруг поняла Лика. Он смотрел на неё вполне ясными чёрными глазами ощерившегося спаниеля. Верхняя губа приподнялась - того и гляди, гавкнет.
   - Вик, - Коннолли встревоженно дёрнул его за рубашку. Лаи не обратил внимания. Он в самом деле готовился сделать "гав". И сделал.
   - Значит, по-вашему, - высокомерно проговорил он, - врач должен сидеть взаперти за то, что раз убил одного хама, а десятки пациентов пусть умирают без медицинской помощи?
   - Но ведь не он же один... - неуверенно возразила Лика. Лаи быстро вскинул ресницы.
   - А если - один? Врачи не бывают лишними.
   Она не знала, что на это ответить. Он прибавил:
   - Меня не интересует, кого он зарезал три или четыре года назад... раз Доран жив. И, думаю, не только Доран.
   - Вик, - Коннолли обхватил его под мышками и стал стаскивать с табурета. - По-моему, тебе уже хватит. Пора отдыхать.
   - Наверное, - равнодушно откликнулся Лаи. Он не сопротивлялся. Коннолли поставил его на ноги.
   - Пойдём, - недовольно сказал он в сторону Лики. - Потянуло же тебя на метафизику! Толстоевский, блин...
   Лика промолчала. Ну его, устало подумала она.
   - Брось цепляться, - ответил за неё Лаи. - Пошли.
   Было забавно наблюдать за его походкой: четыреста граммов бренди не могли пройти через его организм без последствий. Ступал он довольно твёрдо, однако именно чрезмерная сосредоточенность, с которой он выбирал курс, выдавала его опьянение. Коннолли держался чуть сзади, готовясь, если что, его подстраховать, но необходимости в этом не было. Они благополучно пересекли фойе между баром и лифтом. Лика молчала, чувствуя себя не в своей тарелке. Не говоря ни слова, она переключила сенсорное табло на маорийский и нашла команду вызова.
   Пока они дожидались лифта, на площадку выпорхнула компания щебечущих барнардок неопределённого возраста. Тряся серьгами, они стали загружаться в подкатившую кабину. Лика, Лаи и Коннолли, успевшие их опередить, оказались прижатыми к стенке. С большим неудовольствием для себя Лика открыла, что у барнардцев напрочь отсутствует представление о личном пространстве. Местных дам совершенно не смущало то, что они прислонялись к ней и даже к обоим мужчинам. Тут же обнаружилось кое-что похуже раздражающей тесноты. Лифт не трогался с места.
   - Перегруз, - сказал Коннолли, отлепляясь от стенки. - Ну что, выходит самый тяжёлый?
   - Лучше я, - подал голос Лаи. Коннолли оглянулся на него.
   - Хватит джентльменничать. Балласт из тебя никудышный, и потом, ты же упитый в дым.
   Он стал решительно протискиваться к выходу. Стоило ему выбраться назад на площадку, как двери кабины захлопнулись, и она рванула вверх. Лаи едва удержался на ногах. Лике стало ещё больше не по себе. Может быть, Патрик и прав, пришло ей в голову. Человек пережил такой кошмар, а она тут влезла со своими комментариями на тему этики. Он-то не учит землян, как им жить, хотя его тоже наверняка многое коробит в земных обычаях... Ну что ей стоило держать свои мнения при себе?
   Вся эта история с Дораном, подумала она. Такие вещи выбивают из колеи. Просто тормоза отказывают, и теряешь над собой контроль.
   Барнардки покинули лифт через несколько этажей, и они с Лаи остались вдвоём в кабине. Он казался погружённым в себя; улыбка сошла с его лица, он словно и не замечал Лику. Обиделся, тревожно подумала она. Двери лифта разъехались в стороны; это был их этаж. Лаи заторможенно двинулся к выходу, занёс ногу через порог кабины, неловко шагнул и, с трудом удержав равновесие, очутился снаружи. Из-под жилета у него выскользнул какой-то чёрный цилиндрический предмет и с глухим стуком покатился по ковровой дорожке.
   - Какой я неуклюжий, - пробормотал Лаи и нагнулся. - Не следовало мне класть его туда...
   Он подобрал это чёрное и сунул в голенище сапога. Стряхнув оцепенение, Лика наконец поторопилась выйти из кабины (фотоэлемент терпеливо дожидался команды). Лаи обернулся. Его взгляд был непонятен Лике. Но не враждебен. Скорее наоборот.
   - Виктор, - сказала она. Чёрт, как начать? - Я, наверное, очень бестактная?
   Он ничего не ответил, но выражение его лица стало яснее. Вопросительное. Он ждал, что она скажет дальше.
   - По отношению к вашей культуре... Эта моя потребность доказать, что моя культура - хорошая и правильная.
   - Законная потребность. Любой барнардец на вашем месте вёл бы себя точно так же. Да я и сам, - Лаи зажёг свою усмешку, - не прикидывался, будто мне это безразлично.
   - Так вы не обиделись? - почти шёпотом спросила Лика. Лаи стоял перед ней, смешно расставив ноги, как бы боясь, что пол уплывёт из-под них.
   - За что же обижаться? Вы очень мне помогли сегодня. Если бы не ваша поддержка, мне пришлось бы гораздо тяжелее.
   Она вспомнила их минутное объятие в комнате и почувствовала, что снова теряет непринуждённость.
   - Должно быть, в земной культуре тоже много такого, что вас шокирует, - сказала она. - Ведь мы с вами тысячи лет развивались раздельно.
   - Мы не совсем непроницаемы, - с алкогольной поволокой в глазах проговорил Лаи. - Кое-что в вашей культуре мы оценили. И взяли на вооружение. Например...
   Он сделал шаг к ней и, приподнявшись на цыпочках, неожиданно коротко и крепко поцеловал её в губы.
   Лика не успела отпрянуть. В её сознании всё перевернулось вверх тормашками; на несколько секунд она полностью утратила способность как-либо реагировать. Его губы оказались твёрдыми - сплошные мускулы - и немного липкими, на шелковистых усах был вкус выпитого им бренди, её обдало облаком горячих спиртовых паров. Опомнившись, она увидела, как он удаляется по коридору в сторону своего номера.
   Почти тут же она осознала, что двери лифта, к которому она стоит боком, открыты. Машинально она повернула голову. Кабина стояла на этаже. А внутри... На неё уставился неподвижный, как стеклянный объектив, голубой глаз. Второй глаз был прикрыт спадающей набок рыжей чёлкой, которая могла принадлежать только Патрику Коннолли.
  
  
  
  
   Это ознакомительный фрагмент. Прочитать все 35 глав романа можно на портале Bookmate по адресу: https://bookmate.com/books/PaL4vdgg
  
  В книжном магазине Литрес: https://www.litres.ru/mariya-eliferova-11158399/dvoynoy-brendi-ya-segodnya-gulyau/
Оценка: 7.54*7  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"