В тот вечер очередь рассказывать новую историю выпала Лоу - ещё один эпизод из его необычной практики, где вместо таблеток и уколов пациентов погружали в виртуальную реальность. Все та же комната просмотров уже ждала гостей: трое друзей устроились перед экраном, как на премьере супергеройского блокбастера, вооружённые крепкими напитками и закусками на случай, если сюжет окажется слишком драматичным. Xай держал в руках пластиковый стакан с попкорном, а Мидель вооружился тарелкой с креветками. Они предвкушали начало очередной истории, где главный рассказчик был их приятель и коллега. На столике тихо посвистывал чайник, будто напоминая, что и трезвость имеет право на вечер. Все знали: когда Лоу начинает говорить, граница между реальностью и воображением становится такой тонкой, что её можно и не заметить.
Лоу, как настоящий мастер интриги, не торопился начинать, искусно растягивая паузу. Но Хай и Мидель были не из тех, кого легко запугать театральными паузами - они сами любили этот приём, так что эффект не впечатлил зрителей. Поняв, что затягивать дальше бесполезно, Лоу слегка прокашлялся и, переводя взгляд между слушателями, всё же сумел заинтриговать с первых же слов:
- Думаю, для вас это будет сюрприз! На этот раз я расскажу не о взрослом пациенте, а о восьмилетнем мальчике. Для нашей практики это был, пожалуй, единственный случай. Мы старались не соваться в деликатную тему детской психологии - не то чтобы боялись, просто не хотели, чтобы нас занесло в мир сказок и кукол. А у вас, случайно, нет заготовленного доклада на эту тему для будущих презентаций?
Лоу скептически посмотрел на друзей и, не заметив ни одного намёка на признание, продолжил:
- Описываемые события произошли в самом начале моей карьеры. Прошло уже больше двадцати лет, и мой пациент давно вырос, стал взрослым человеком... Но вернёмся к началу. Родители мальчика были моими давними приятелями - люди достойные, воспитывали детей с той самой деликатностью, которую принято хвалить на родительских собраниях. С первенцем у них всё было гладко, а со вторым... ну, скажем так, природа решила немного поэкспериментировать.
Когда проблемы появились, родители перепробовали всё: от известных детских психологов до парапсихологов. Никто не помог. В отчаянии они пришли ко мне. Я честно сказал, что опыта работы с детьми у меня нет, но приятель напомнил, что если я не помогу ребёнку, то мне придётся заняться его родителями. Вы понимаете, выбора не было - я оказался в ситуации, где отказаться означало бы поссориться с другом и пошатнуть свою репутацию, которая только-только начала как-то укрепляться.
Теперь о самой проблеме. Мальчик, прежде отчаянный сорванец, внезапно стал вести себя как человек, который только что прошёл курс повышения квалификации по выживанию в постапокалипсисе. Он избегал любых опасностей - даже самых крошечных. Пока другие дети с визгом прыгали в пруд с высокого дерева, он стоял в стороне, будто его приковали невидимыми цепями. Боялся упасть, заболеть, пораниться... а главным образом - страшно боялся умереть. Казалось, он видел угрозу в каждой мелочи: в скользкой траве, в резком движении, в слишком быстрой игре. Он не говорил о своих страхах, но его поведение кричало о постоянном иррациональном напряжении.
Со временем добавились и другие симптомы: вздрагивал от резких звуков, жаловался на головокружения, проверял пульс, как будто готовился к сдаче экзамена по первой помощи. Мальчик всё чаще просил измерить температуру, пугался собственных ощущений и при малейшем недомогании шептал, что с ним что-то не так. Иногда он описывал странные вспышки в голове - будто внезапный "белый шум", после которого мир становился нереальным, как во сне.
Когда он заболевал, тревога разрасталась до паники. Внешне он сохранял спокойствие, но внутри всё кипело: пересохшие губы, дрожащие пальцы, взгляд, который искал подтверждение, что мир остаётся безопасным. Ему было мучительно стыдно за свои страхи, и он прятал их так тщательно, что родители не могли добраться до причины происходящего. Постепенно тень этих мыслей заслонила всё его детство.
Он перестал играть, замкнулся, избегал компаний и даже одного вида шумных игр. Там, где другие дети видели веселье, он видел цепочку потенциальных катастроф. Его воображение работало ненормально интенсивно: любое событие мгновенно превращалось в будущую трагедию. Иногда он жаловался на странные ощущения - будто "проваливается" внутрь собственной головы или будто его тело вот-вот исчезнет. Ночи приносили приступы тревоги: он просыпался с ощущением, что перестал дышать, и вслушивался в биение сердца, чтобы убедиться, что оно всё ещё работает. Порой добавлялась и ночная потливость, чувство "скатывания" куда-то в темноту - симптомы, которые взрослым казались преувеличенными, но сам мальчик переживал их как угрозу жизни.
Но самое тревожное заключалось в другом: ребёнок категорически отказывался рассказывать родителям, что именно его мучает. Это молчание давило, словно он охранял тайну, которую сам не мог ни понять, ни выразить.
Когда отец мальчика поведал мне всё это, я спросил: не стал ли ребёнок свидетелем аварии? Может, кто-то из его друзей тяжело заболел или умер? Но нет. Он рос в почти пасторальной атмосфере, не сталкивался ни с чем травмирующим - ни в своей жизни, ни в окружении.
Тогда я настоял на встрече с мальчиком. Помню, он сидел напротив меня, выпрямившись слишком строго для восьмилетнего ребёнка. Его большие, тревожные глаза выдавали постоянное внутреннее напряжение. В его речи была странная взрослость: фразы звучали продуманно, будто он долго репетировал их, прежде чем осмелиться произнести. Мальчик обладал железной логикой, и сбить его с мысли было невозможно.
Решив проверить, не страдает ли он депрессией, я вспомнил о небольшой лавке рядом с кабинетом. Попросил его подождать, быстро сбегал вниз и вернулся, торжественно держа шоколадное мороженое. В его глазах вспыхнули живые огоньки, и он с явным наслаждением поглотил лакомство. Никаких признаков депрессии. Он даже заулыбался и вежливо поблагодарил - обычный, хорошо воспитанный мальчик.
- Хочешь ещё мороженого? - спросил я, улыбнувшись с нарочитой хитринкой.
- Да! Да! - оживлённо воскликнул он.
Я подумал: "Ну да! Какой здоровый мальчик откажется от второй порции мороженого?"
- Тогда вот тебе деньги! Сбегай вниз и купи себе любое мороженое - шоколадное, сливочное, ореховое, какое хочешь.
Я отчётливо увидел, как у него потекли слюнки. Он радостно вскочил.
- Лавка с мороженым через дорогу, - сказал я. - Только переходи аккуратно, там сумасшедшее движение. Недавно, кстати, там сбили одну пожилую даму... Но такие вещи происходят редко - какой-то ненормальный водитель её не пропустил. Так что просто будь осторожен!
Никакого мальчишки в мире подобные слова не остановили бы. Подумаешь, перейти дорогу! Мороженое стоит любых рисков. Но мальчик вдруг застыл. Огонёк в глазах погас. Он опустил взгляд и сказал:
- Знаете... мои родители говорили, что мне нельзя слишком много холодного. Горло заболит.
Характерно, что он не назвал истинную причину своего страха, а придумал отговорку - причём такую, что совершенно не подходит для восьмилетнего мальчишки.
Я задал ещё несколько наводящих вопросов - и мне всё стало ясно.
Лоу испытующе взглянул на друзей и сказал:
- Однако, может быть, коллеги, вы сами попробуете предположить, о чём я подумал?
Первым откликнулся Мидель. Он чуть улыбнулся, скромно опустил взгляд и произнёс:
- О да! Полагаю, я знаю, что было причиной его странного поведения. Это не мои знания - а скорее опыт...В детстве я сам переживал нечто подобное - хотя, конечно, в гораздо более мягкой форме. Когда в ребёнке формируется чувство собственного "я", мыслящий ребёнок рано или поздно начинает задаваться вопросом: что будет, когда это "я" исчезнет? И если у ребенка есть врожденное стремление проникнуть в суть происходящего, то он может довести себя то чего-то странного непонятного окружающим его взрослым. Я бы назвал это философской танатофобией.
Он сделал небольшую паузу, словно прислушиваясь к собственным словам.
Лоу кивнул и продолжил, подхватывая его мысль:
- Браво, коллега. Именно так. Философская танатофобия - это не просто страх смерти, который присущ любому живому существу. Это нечто намного глубже. Мы, конечно, не знаем, но возможно этот вид страха может возникнуть лишь у человека. Это страх утраты самосознания, исчезновения самого факта "быть собой". Представьте ребёнка, который вдруг осознаёт: все его мысли, чувства, воспоминания - это тонкая оболочка, которую однажды может смыть волна небытия. Он ещё не знает философских терминов, но уже переживает их с пугающей силой.
- Для него это звучит как: "Куда исчезну я сам когда навечно умру?" Такие мысли для взрослого могут быть предметом рассуждений за чашкой кофе, но для ребёнка - это пропасть. Ещё Платон размышлял о бессмертии души, пытаясь примирить человека с мыслью о её уходе. Позднее Паскаль писал о "вечном молчании бесконечных пространств", которое повергает в ужас. А Кьеркегор говорил о "страхе перед ничто", рождающемся не из инстинкта, а из осознания.
- Представьте, - тихо добавил Лоу, - маленький мальчик лежит в кровати и вдруг понимает: все люди - его бабушка, дедушка и все те кто были до них - исчезли. Значит и его когда-то не станет. И что же он будет делать, когда не будет его "я"? Эта мысль для ребёнка - как слишком тяжёлая книга, которую он пытается удержать, но она снова и снова падает ему на грудь.
Лоу посмотрел на друзей серьёзно:
- Разве можно подготовить ребёнка к таким мыслям? Некоторые взрослые проводят всю жизнь в поисках ответа. Большинство топит эти мысли в море рутины, кто-то прячется за религией, кто-то - за суперактивной жизнью. А здесь - маленький мальчик, который слишком рано заглянул в бездну, куда большинство людей старается не смотреть вовсе.
Он покачал головой и тихо добавил:
- Вот почему этот случай стал для меня таким важным. Я понял: не нужно бороться со страхом напрямую. Надо вооружить мальчика антидотом этого страха. Дать ему хотя бы один ответ, который сможет снять эту непосильную тяжесть.
Мидель посмотрел на Лоу почти с вызовом:
- Мне крайне интересно, как же вы, дорогой друг, попытались помочь ему в вашем виртуальном королевстве.
Лоу развёл руками:
- Ты, как всегда, проницателен, и тебя трудно удивить. Но что ж... пришло время посмотреть глазами ребёнка его виртуальное путешествие. Включаю запись!
Улитка медленно пересекала небольшую влажную впадину и неторопливо, с какой-то почти наглой уверенностью в собственной безопасности, продвигалась дальше по известному лишь ей пути. На её раковине играли блики света, пробивавшегося сквозь кроны деревьев. Она не представляла угрозы ни зверю, ни птице, ни человеку - поэтому никто на неё и не обращал внимания. Никто, кроме одного очень внимательного и очень любопытного мальчика.
Он наблюдал за ней так сосредоточенно, словно перед ним разворачивалось крошечное чудо. Мальчик наклонился к старому пню, обросшему мхом и мелкими грибами. Казалось, улитка именно оттуда и выползла. Воображение мальчика, как и этот пень, тоже зарастало собственным миром - полным историй, в которых улитка становилась не просто существом, а главным персонажем.
Он представлял, как однажды его улитка вырастет - станет огромной, прекрасной, как гнедой конь, только с домиком на спине, украшенным затейливыми узорами, словно резьбой по старому дереву. Тогда он оседлает её, и они помчатся - медленно для окружающих, но стремительно для них двоих - туда, где растекается широкая бурлящая река.
Потом он вообразил, как они карабкаются на холмы... Но это вовсе не холмы, как думают наивные люди. Это спины гигантских древних существ, которые когда-то шагали через этот лес. Они остановились отдохнуть и уснули. Их время течёт так медленно, что они всё ещё спят, но однажды проснутся, стряхнут с себя землю и листья, накопившиеся за века, и вновь двинутся в свой долгий путь.
Мальчик представил, как улитка-конь расправляет прозрачные крылья - огромные, словно стеклянные лепестки, - и они взмывают над лесом, паря над поверхностью опасных болот и скользя между тенями гигантских камышей.
Затем они покидают лес и подлетают к океану. Улитка-конь набирает высоту, а затем смело, с размаху, ныряет в воду. И тут она становится полупрозрачной, чем-то похожей на нежную медузу. Они вместе погружаются в синюю глубину, и мимо них грациозно проплывают киты - огромные, спокойные, добрые. А вокруг кружатся дельфины, играя так радостно, будто зовут мальчика и его удивительного спутника присоединиться к их подводным забавам.
Наконец они вернулись туда, откуда начиналось их путешествие. Улитка мягко опустилась на землю; её тело будто чуть уменьшилось, словно с неё спала некая внутренняя мощь. Наклонившись к мальчику с удивительной доверчивостью, она произнесла голосом, похожим на шелест ветра в верхушках деревьев:
- А ты не боишься лететь со мной? Нырять в океан? А если тебя схватит осьминог - останешься смелым?
Мальчик вдруг что-то вспомнил - или почти вспомнил. В глубине груди поднялась тёмная, липкая волна страха. Он не помнил источника этого страха. А если он действительно погибнет? Если исчезнет навсегда? Тогда он больше никогда не увидит улиток, не сможет заговорить с ними, не отправится ни в одно новое путешествие.
Мысль о собственном исчезновении - о том, что его "я" может раствориться, исчезнуть без следа - породила холодный, первобытный ужас. На мгновение ему показалось, что он падает внутрь себя, словно в бесконечную пустоту.
И улитка, будто услышав его невысказанный страх, тут же съёжилась - словно его тревога сдула её. Она снова стала маленькой, смиренной и тихой, и поползла по прелым листьям, шурша мягкой землёй под собой.
Мальчик изумлённо смотрел ей вслед, не понимая, что произошло. Затем его веки потяжелели, дыхание стало ровным, и он незаметно для себя провалился в сон.
Проснулся он от лёгкого, хрупкого хруста ветки. Перед ним стояло странное существо - что-то вроде кузнечика, вырезанного из зелёного стекла и тени, на тонких ножках, переливающихся мягким изумрудным светом изнутри. Кузнечик был огромного роста, но при этом выглядел совершенно безобидным.
Через мгновение кузнечик сжался, приняв свой естественный размер. Теперь он смотрел на мальчика снизу вверх.
- Как ты поживаешь? - спросил Кузнечик.
Голос не звучал, но смысл был ясен.
"Как я понимаю то, чего не слышу?" - удивился мальчик. -Хотя чему я удивляюсь. Ведь когда читаю книгу я тоже вроде слышу голос. Но никто не говорит.
- Потому что слышать можно не только ушами, - добавил Кузнечик .- Так же как и видеть - не только глазами. Кстати, ты знаешь, как тебя зовут? Откуда ты взялся?
-И откуда я взялся? - переспросил мальчик, вдруг осознав, что не знает ни о себе, ни о собеседнике почти ничего.
Он на мгновение задумался.
- Я не помню. Но... если я мальчик, то, наверное, совсем недавно меня вообще не было.
- Логично, - прозвучал в его голове тихий смешок Кузнечика. - Значит, ты взялся из "ниоткуда". Это нормально. Я тоже появился из "ниоткудa". Возможно, мы оба из одного и того же "ниоткуда".
- Но я совсем не помню, что было до того, как я... из него появился, - пробормотал мальчик. - Даже не помню, где был час назад.
- Может быть, ты иногда уходишь в "ниоткуда" и возвращаешься? - предположил Кузнечик.
Мальчик задумался - а ведь действительно, если он уже был в месте "ниоткуда", то кто сказал, что он не может возвращаться туда, а потом вновь приходить в этот лес. Ведь он уже сделал это один раз.
Неожиданно над ними пронеслась быстрая, острая тень - вроде синицы. Птица резко спикировала вниз, прямо на кузнечика, но мальчик инстинктивно отмахнулся. Летучая охотница, лишь скользнув по его волосам, отлетела прочь.
Кузнечик повернул голову и посмотрел на пролетевшую птицу.
- Это создание очень любит кузнечиков, - сообщил он.
Мальчик растерянно моргнул.
- Я тоже люблю кузнечиков.
- Да? - Кузнечик хмыкнул. Но оно любит есть кузнечиков! Маленькая, но важная разница.
Он снова взглянул на мальчика:
- А ведь ты меня спас. Но теперь нам нужно спешить.
Мальчик не успел спросить куда надо спешить как Кузнечик подпрыгнул, легко перекувырнувшись в воздухе, и углубился в чащу. Мальчик поспешил за ним. Свет вокруг стремительно тускнел, лес уплотнялся и откуда-то тянуло неприятной сыростью... Со стороны болота что-то громко чавкнуло - и в следующий миг из густой тени выпрыгнула лягушка. Всё произошло слишком быстро: мальчик только успел заметить, как дёргающиеся ножки кузнечика исчезли в широкой, влажной пасти.
Лягушка довольно облизнулась и вежливо поздоровалась с мальчиком. Он слегка удивился, но тоже поздоровался. Лягушка склонила голову набок и, заметив некую грусть на лице мальчика, решила его утешить:
- Не печалься. Твой дружок просто временно отправился в никуда. Он ведь и был оттуда. А раз он там бывал - то наверняка скоро вернётся. Надеюсь.
Она снова облизнулась, словно смакуя собственную мысль.
- А ты тоже из "ниоткуда"? - с любопытством спросил мальчик.
Лягушка нахмурилась, задумалась, и на её лице появилось неожиданно философское для болотной жительницы выражение.
- А почему бы и тебе туда не отправиться проверить? - сказала она наконец. - В "ниоткуда" ты, возможно, как раз и встретишь нашего общего приятеля, кузнечика.
Мальчик наклонил голову.
- Ты часто туда уходишь? "ниоткуда"?
Лягушка медленно моргнула.
- Никогда об этом не думала, - призналась она. - Но... может быть, пора.
В этот момент очень близко послышалось резкое шуршание крыльев. За её спиной промелькнула странная тень. Мальчик хотел предупредить свою новую знакомую, но немного опоздал: большая Белая птица уже стояла на одной ноге, худая и сияющая, словно солнечный луч на снегу. И в следующее мгновение он увидел, как её клюв ловко подбросил лягушку в воздух - и та исчезла в распахнутой пасти.
Мальчик нахмурился. - Лягушка так и не успела ответить на мой вопрос... Но ничего. Возможно, она просто отправилась туда, откуда пришла. В конце концов, это же кругосветное путешествие!
Мысль эта неожиданно облегчила его. Даже обрадовала: ведь и Кузнечик, и Лягушка начнут всё заново. Значит, и ему нечего бояться.
Белая птица не улетала, и он вежливо обратился к ней:
- Здравствуй, и... приятного аппетита. Скажи, ты тоже взялась из "ниоткуда"?
Белая птица удивлённо посмотрела на мальчика и ответила вполне конкретно: - Такому большому мальчику должно быть известно, что я вылупилась из яйца.
- Я знаю. А как ты попала в яйцо?
- Не знаю, - сказала птица. - Да ты прав. Наверное, из "ниоткуда".
- Вот-вот! - обрадовался мальчик. - Значит, и ты из "ниоткуда". И ничего не помнишь - как все, кого я встретил. Может, и тебе стоит посетить это место. Там ты встретишь много интересных созданий.
- Я туда совсем не тороплюсь, - возразила птица. - Может, там не так весело, как здесь.
Что до веселья, птица, пожалуй, поторопилась: из-за деревьев бесшумно подкрадывался Волк - огромный, тёмно-серый, с глазами цвета ночного огня. Он двигался так тихо, словно был не зверем, а сгустком тени.
Белая птица, будто почувствовав его, попыталась взлететь - но Волк рванул вперёд. Сначала он словно по-дружески подхватил её под крылья, как старую знакомую, но в следующую секунду резким, почти магическим движением подбросил высоко в воздух - так же легко, как она сама недавно обращалась с лягушкой.
И в этот миг его пасть раскрылась неправдоподобно широко. Крылья птицы вздрогнули, сложились, и она скользнула в темноту его глотки, исчезнув так, будто была не живым существом, а белым клочком сна.
Потом Волк поднял голову и посмотрел прямо на мальчика. Взгляд его был глубоким и древним - из тех, что раньше превращали кровь в лёд. Но теперь... мальчик не боялся. Он смотрел спокойно. Даже с любопытством.
Ему вдруг стало интересно: что будет дальше? Какое путешествие ждёт его? Что скрывается в глубине этих янтарных глаз?
Волк медленно, почти задумчиво направился к нему, словно проверяя: действительно ли это тот же мальчик?
Хотя мальчику не особенно нравилась мысль отправиться в то место, откуда он вышел, - он уже понимал, что именно туда и попадёт. Других мест просто нет. И там, возможно, он встретит всех своих новых приятелей. Совсем не плохая перспектива. Хотя торопиться туда не стоит - всегда успеется.
Когда Волк был уже совсем близко - именно в этот момент - рядом, мягко, почти неслышно возникла Улитка. Та самая. Его улитка.
Она подлетела - да, подлетела, расправив прозрачные крылья - и подставила ему спину. Мальчик вскочил на неё без колебаний. Улитка взмыла вверх, и Волк остался внизу, глядя им вслед. Не хищно - а задумчиво, как существо, увидевшее то, чего уже не изменить.
Высоко в воздухе Улитка спросила:
- Ну что, куда отправимся в следующий раз?
И мальчик, радуясь неожиданной лёгкости, начал перечислять варианты:
- Может, на тот холм? Или под воду? Или в город светящихся деревьев? А может... в самую дальнюю тень?
Улитка слушала и улыбалась - так, как умеют улыбаться только гигантские летающие улитки из детских миров. Путешествие только начиналось.
Экран мигнул и погас. В комнате воцарилась короткая, почти театральная тишина. Лоу сидел неподвижно, словно ожидая вердикта. Хай и Мидель одновременно повернулись к нему - в их взглядах смешались любопытство и лёгкое недоумение.
- Ну... и какие были результаты? - спросили они почти хором.
- Теперь моему тогдашнему пациенту уже под тридцать. Посмотрите эту запись.
Лоу молча включил второе видео - обычную хронику. Комнату сразу наполнил резкий, живой шум: свистки судей, крики комментаторов, оглушительные аплодисменты. На экране распахнулся огромный стадион. По идеально гладкой трассе с бешеной скоростью мчались гоночные автомобили - длинные, хищные, похожие на стальных гончих, сорвавшихся с цепи.
Камера нервно подрагивала, следуя за лидерами. Один из автомобилей вошёл в поворот слишком смело: его занесло, он чиркнул о бортик, взвизгнул металлом... и в следующий миг вспыхнул ослепительным огнём. Взрыв разорвал пространство. По дорожке уже бежали парамедики, пытаясь вытащить пилота из пылающей кабины.
Но гонка - словно не замечая трагедии - продолжалась. Остальные машины не просто не сбавили ход - казалось, они даже прибавили скорости, отчаянно стремясь к финишу.
Два автомобиля впереди сцепились на выходе из последнего виража. Один, едва удержавшись, выровнялся, потом решился на непостижимо рискованный манёвр - и на повороте рванул вперёд. Мелькнула финишная ленточка. Победитель, всё ещё дышащий скоростью, выскочил из кокпита - молодой парень, искренне улыбающийся, сияющий азартом и восторгом.
Лоу нажал паузу.
- Это мой пациент, - тихо сказал он. - Как вы считаете, я ему помог?
Мидель восхищённо зааплодировал. Он выглядел потрясённым, будто только что увидел чудо исцеления.
А Хай, напротив, нахмурился. Некоторое время он молча смотрел на замерший кадр, а затем спросил почти шёпотом:
- А как он себя чувствует сегодня? У него все кости в порядке?
Лоу на мгновение задержал дыхание. Взгляд его дрогнул. Он отвёл глаза - быстро, почти виновато - и, будто не расслышав вопроса, поспешно переменил тему:
- Кстати... вы уже читали новую статью о нашем методе? Её опубликовали вчера. Там есть весьма интригующие замечания...Давайте обсудим!
