В третьем часу бархатной августовской ночи икебана была готова. На двуспальном ложе из листьев папоротника, медвяных цветов алиссума и лаванды, окружённая вспышками золотых хризантем обрела вечное счастье юбилейная, десятая пара. Молодому человеку таинственный доброжелатель помог надеть обручальное кольцо на прохладный палец подруги. Едва флорист вставил цветок малинового мирабелиса в пулевое отверстие на лбу невесты, как бражник мёртвая голова подлетел и начал угощаться. Вслед за ним другие бабочки закружились над композицией. Может быть, это товарищественные души собрались, чтоб поздравить чету с переходом в лучший мир? Жизнь и смерть пребыли в совершенной гармони.
Доктор Лектер возвращался к машине с чувством удовлетворения и редкостного благодушия. Ему хотелось сделать ещё что-нибудь хорошее. Ночная Флоренция услаждала чуткий слух журчанием фонтанов, стрекотанием кузнечиков; где-то ненавязчиво проворчал старый мотор...
Свой чёрный Бентли с противоугонными метками сразу пяти мафиозных кланов доктор оставил недалеко от храма Санта-Мария-дель-Фьоре. В такое время суток этот автомобиль должен был быть единственным на парковке, но всего в нескольких шагах к нему присоседился замызганный довоенный грузовичишко, от которого разило самой беспросветной пасторалью и свежими выхлопами. Ганнибал вовсе не был таким снобом, каким казался, а на приключения его тянуло более чем регулярно. Он приблизился к кабине грузовика, заглянул внутрь - пусто; стал ловить носом человеческий запах, поймал, пошёл по навозно-соломенному шлейфу и вскоре отказался возле паперти, где увидел коленопреклонённого мужчину в тёмной одежде. Стиснув руки, тот отчаянно молил Богородицу простить его грешную душу и помочь в беде.
Ганнибал остановился чуть поодаль, осенил себя крестом, негромко прочёл Ave Maria. Тут хозяин грузовика его заметил, вскочил и, разинув рот, не нашёл слов.
- Моё почтение, синьор, - сказал интеллигент, - Простите, если помешал.
Незнакомец закрыл рот и жалобно свёл брови. Это был не худший человеческий экземпляр, но телесно неухоженный, душевно измождённый и духовно загашенный.
- У вас проблемы? Может быть, я смогу помочь?
- Вы, синьор... енто... часом не врач?
- Да, я врач.
- А который врач - который в горлы смотрит, лёгкие слушает или брюхи режет?
- Который режет.
- Слава Те, Господи! - мужик левой рукой подхватил со ступеней шляпу, а правой вынул из кармана пиджака пистолет, - Не извольте пужаться, синьор доктор! Я вашу милось ни в коем разе не убидю, тока делайте всё, чё скажу. Заплатим даже.
- Я сам предложил помощь. К чему эти... меры?
- А к тому, что дело больно пакостное! Но я весь грех на ся бёру, вам вроде как приходится... Такая мерзость, Господи! В здравом уме да своей волей никто не возьмётся!
- Объясните...
- Утойдём, синьор, ут цервы. Ох, какой же тяжкий грех!... Дрындулет мой тама вон. Извольте вперёд.
- Как вас зовут?
- Карло.
Пистолет сидел в кулаке этого типа, как влитой. Голос дрожал, но руки сохраняли твердость. Сложения Карло был крепкого, возраста матёрого. В общем, он имел все шансы дожить, по крайней мере, до утра.
- Ну, мы достаточно далеко от собора? Я могу узнать, какая услуга вам требуется?
- Да ента,... - Господи, прости! - когда дитё... из живота... до поры...
- Понято. Вы знаете, что не только святые отцы осуждают подобные действия, но даже язычник Гиппократ запрещал своим ученикам?...
- Да дёваться некуда! Семья пропадает!
- Каков срок беременности?
- Да уж скоро третий месяц! - панически выкрикнул Карло.
- Сколько лет пациентке?
- Молодая, в самом цвёту.
- Совершеннолетняя?
- Да-да.
- Она согласна на операцию?
- Ну...
- Она не знает, что ей предстоит? ... Может быть, догадывается?
- Нет, синьор.
- Вы состоите с ней в родстве?
- Я люблю ёё ут всей души, понятно вам!? - Карло застучал себя пистолетом по груди, - Уна мне, может, ближе всех на свете! Но что ж ты с ентими углоедами будешь делать!?...
- А отец ребёнка?...
- Уу! Гнусный боров! Я вот ентими руками расхреначил ёму горло! Слыхали б вы, как он визжал, тварь поганая!
- Может, там были сильные чувства?
- Нет! Бьянка - уна тока меня любит! Меня удного!
- Хорошо. Я постараюсь сделать так, чтоб синьорина Бьянка не поняла, что случилось, но гарантии дать не могу. Сможет ли она простить вас, если всё откроется?
- Конечно! - прошептал доморощенный трагик, - Енто такой ангел! Если б уна тока могла понять, чё всё енто для меня значит, уна бы никогда!... Уна ни в чём не виноватая! Мой недогляд - мой грех!
С этими сокрушениями Карло открыл дверь грузовика:
- Прошу, залазьте.
- А как быть с моей машиной?
- С ентой-то? Дык утбуксуем к вам домой, а уттудова уж и на ферму.
Доктор снял Бентли с тормоза. Абориген достал из кузова верёвку и привязал суперкар к своему ископаемому. Затем Лектер, задержав дыхание и вообразив жасминовый куст, проник в салон, сел, попытался вытянуть из гнезда ремень безопасности, но входная часть, видимо, приржавела к коробке.
- Ну, - Карло плюхнулся в своё кресло, - с Богом. Говорите, куды поворачивать.
Узнав, что ехать придётся в восточный пригород, он бесшабашно заявил, что бешеной собаке семь вёрст - не крюк, и поддал газу.
- Вы ведь не тосканец? - уточнил пассажир.
- Не. Сарды мы.
- Что же заставило вас покинуть родину?
- Дык жить нечем стало.
- Если не секрет, каков ваш промысел?
- Да всё больше туристы, - отвечал Карло, - Ну, раньше енто выгодно выходило, а тепереча... ох, узверели люди! Так, глядишь, приличный человек, костюмчик, там, с иголки, сам побритый, не матюгнётся, не плюнет, а подойди к нёму - так он браслетку ут часов своих швейцарских на кулак натянет и хрясь те в рыло! Каково!?
- Неприятно.
- То-то и уно!... Или, я извиняюсь, женчина! Упять же с виду всё как надо: калбучки, помадка... А в сумке пузырёк с такой ядовитой дрянью, что тока тараканов морить, с брызгалкой! Посля в горле неделю саднит, и глазами насилу промижешься.
- Надо быть всегда начеку.
- Золотые слова. ... Здесь - другое дело. И работёнка нет-нет да подвернётся, и вообще народ культурный, вкусы всякие тонкие.
- Верно.
- Не то что там те сицилийцы-утоморозки, чтоб их всех!... А вы сами уткудова будете?
- Из Америки. Но по крови я наполовину итальянец; тут мои корни, в Тоскане.
- Семья-то большая?
- У меня нет семьи.
- Чё, совсем!? ... Кто ж вам готовит? Или всё по ресторанам мыкаетесь?
- Сам себе готовлю.
- Трудно?
- Нет, привык. А вы, как я понимаю, главный в своём роду? Много у вас на руках человек?
- Шестеро. Мать ещё живая, но ходит уж плохо. Уна у нас гречка, по молодости служила у ентого, как ёго, Унанасиса, миллиардера. Он за ей пять лимонов утвалил, а батя половину ей хотел уддть: мол, нате, донна Пенелопа, будьте енто независимые и не поминайте лихом, так я вас люблю; а уна ёму и утовечает: вы со мной, дон Бенвенуто, денежками делитесь, а я в таком разе всю жизь с вами хочу разделить. Ну, и убвенчались чин чинарём... Сёстра замужняя тоже, двое робят у ней - хорошие парнишки. А зять - дурак, размазня... Брат ещё - никак не уговорю ёго жениться...
Карло закручинился, вспомнив о домочадцах. Видно было, что им грозит какая-то опасность.
Прибыв к съемному особняку за чертой города, врач и фермер обнаружили позади грузовика обрывок верёвки. Бентли исчез.
- Эх-ма, сорвался! Видать, тяжёлый был, - констатировал Карло, чеша затылок дулом пистолета, - У меня раз вот так же бык убёг. Я ёго на бойню вел... Ну, посля поищем. Вы собирайтесь - чё там вам надоть для дела?
Сначала доктор Лектер переоделся в хлопковую рубашку, пропитанную антисептиком, затянулся в жилет со вшитыми в подкладку семьюстами пластинами сверхпрочного пластика; повязал галстук с металлической строчкой, тупящей любое лезвие. Пиджак и брюки решил не менять, зато положил в дорожную сумку запасное бельё, носки, бритву, разумеется, опасную. Затем упаковал стандартный боекомплект: набор хирургических инструментов, пять пар латексных перчаток, тридцать одноразовых шприцов, три коробки ампул (ультракаин, адреналин, морфин), пачку пластырей, бинты, вату, бутылку хлороформа, моток резиновых трубок, три катушки липкой ленты, клещи, два керамбита...
- Енто всё точно нужно? - спросил наблюдающий за сборами Карло.
- Ваше недоверие меня оскорбляет, - ответил доктор, укладывая в сумку топор с короткой рукояткой.
- Да я ничё, я тока для порядку...
Взвалив на плечо всё необходимое для истребления семи-восьми человек, Ганнибал запер дом и пошагал к грузовику. Человек исключительно адаптивный, он уже почти не брезговал этим транспортом. Однако, судьба собственного авто его волновала...
Бентли нашёлся у подножья небольшого холма врезанным задним бампером в фонарный столб, накренившийся по линии удара. Багажник был расклинен, окна превратились в сплошной кракелюр, от одного колеса отскочил диск.
- Ой-ёоо! Эк её, бедную!... Сожалею, синьор.
Любитель всего элитарного вышел осмотреть останки машины. Большого огорчения не испытал: она была застрахована. Нужно только решить, что делать с ней сейчас. Подсказку дали три мотылька, рассекавшие воздух над щелью багажника. Оттуда всё ещё веяло цветочной пыльцой, а это улика. Доктор надорвал платок, чтоб уподобить его ленте, скрутил по длине, сунул одним концом в бензобак, другой поджёг, быстро вернулся к Карло.
- Поехали.
Рвануло не сильно из-за повышенной крепости кузова, но сард был впечатлён. Он побледнел и долго молчал, соображая, почему человек, посланный ему небом, так варварски поступил. Кое-какие мысли ему пришли...
- Вы правда врач?
- Показать диплом?
- Дипломы все в Неаполе печатают, в подвале Пеппе Карта, будто я не знаю! ... Синьор, мы люди меленькие, взять с нас нечего. И так уж горя хлебнули. Сперва батю фашисты укокошили. А мож и не фашисты, так, урки какие-то... Потом на удвоката ентого я, дурак, попал, а он, гад, повязанный указался; нас за нёго всех чуть не перебили! Детишек пожалели... Зато уштрафовали так, что хоть зубы на полку ложи. ... Я б утпустил вас, да не могу: пропадём! На вашу милось вся надёжа!
- Карло, успокойтесь. Я не имею к вам серьёзных претензий. ... И всё-таки неужели единственное, что может спасти вашу семью от неведомых мне бедствий, - это антигуманная операция?...
- Да. Других путёв нету.
- Почему? Что у вас происходит?
- А вот енто вот - наша семейная тайна.
'Ладно, на месте разберёмся', - подумал беспощадный борец с мировым злом.
Грузовик свернул с шоссе на неосвещённую дорогу. Ганнибал пробовал задремать, но машину так подкидывало на учащающихся колдобинах, что эта затея провалилась.
Мысли о Бьянке заставили доктора Лектера вспомнить романтический эпизод двухгодичной давности, когда он наведался для разнообразия в Апулию, арендовал домик в рыбацком посёлке, а местный ушлый староста решил выдать за богатого иностранца свою дочь, успевшую зачать от какого-то нищеброда. Старик заставил девушку надеть самую короткую юбку и привёл к психологу с просьбой вылечить от всякой дури. Разговорить жертву не составило труда. Она без ума любит своего Микеле, а он - её, но папаша упёрся рогом, ах, кто её, несчастную, избавит от этой напасти!?... Через два дня старосту выловили в прибое, полуобъеденного рыбами, и схоронили в закрытом гробу. На могилу пролилось не больше слёз, чем капель дождя - на Луну. Через два месяца почётный гость селенья исполнил роль шафера на свадьбе Микеле и Аннунциаты. Происходи это всё во Флоренции, жизнь молодых была бы счастливой, но короткой, а так она просто пошла своим чередом.
Теперь вот какая-то Бьянка...
Дорога заняла свыше часа. Карло заглушил мотор в непроглядном месте, погасил фары, зажёг карманный фонарик.
- Ну, - сказал, - Прибыли.
У Ганнибала был и свой осветительный прибор, но он горел слишком ярко, так что использовался лишь в крайнем случае. Пришлось следовать за хозяином, попутно фиксируя самые разные запахи: яблоки, сливы, помёт травоядных, сено, звериные шкуры, птицы, древесная стружка, копоть, старые тряпки, сельдерей, чеснок, базилик, влажная жирная почва... Конечным пунктом стал маленький сарай, пристыкованный к громоздкому, также хозяйственному строению.
- Вот, енто тут. Тока... вы должны знать... Вы ничё се не подумайте такого! Мои чувствы к Бьянке - они самые что ни на есь чистые! Лучано, дед еённый - он мне был как брат! Как щас помню - прибился к нам на поле у болота, грязный весь, хлипкий, маненький такой!... Я десять с лишним вёрст ёго тогда за пазухой тащил...
- Карло, я могу выслушивать любую ахинею, но за отдельную плату. Покажите мне скорее пациентку.
Карло толкнул дверь сарая, ткнул по заляпанному включателю, и в свете тусклой лампочки доктор Лектер стал свидетелем немыслимой сцены: человек упал на колени, простёр руки для объятий, и к нему подбежала свинья. Карло обхватил её шею, прижался щекой к щеке, назвал своей красавицей, поцеловал в угол уха, а она приветливо урчала, ворковала, тычась носом в его лицо.
- Это - Бьянка???
- Да, синьор. Ах ты золотце моё! Соскучилась?
Соскучилась! Рада! Спасибо, что пришёл! Где был? И что там за зловонное пугало? - так полиглот и психоаналитик машинально переводил полный эмоций звукоряд животного. Ганнибал смутился: прежде он знал только свинину, о свиньях же судил абстрактно и, увы, шаблонно. Тут вдруг ему предстало не мясо, но любимое и отвечающее на любовь любовью существо.
С виду Бьянке было года четыре. Она вела подвижный и здоровый образ жизни; не жир, а крепкие мышцы скрывались под светлой щетиной, густота которой говорила о близости с дикими пращурами. Ноги удлинённые, но хвост петлёй. Рот обаятельно улыбался, пятачок напоминал перевернутое сердце.
- Я не буду делать ей аборт.
- Чё сказали!? - Карло встал и свирепо нахмурился.
- Не буду, - повторил врач.
Фермер выхватил пистолет и прицелился упрямцу в лоб, но тот ещё раньше наставил малокалиберный Вальтер на своего похитителя.
- Карло, вы скотина без стыда и совести. Человек может найти для себя тысячи дел, но у животного всего один смысл жизни - размножение, и мешать этому - кощунство.
- Да, скотина! Хуже скотины! Ну что ж мне мать за милостыней посылать!? Или сёстру - на панель!? И племянников голодом морить!? Ну, стреляйте! И уж тогда всех разом порешите: и мальчишек, и старуху!... Изверг!
- Хоть растолкуйте, чем вам может повредить поросячий приплод?
- Не могу! Секрет енто наш!
Два суровых мужчины исчерпали слова, но продолжали держать друг друга на мушке.
Тут предмет их раздора сделал свой ход, а именно выступил вперёд, прижался бедром к хозяйской ноге и издал протяжное, басистое утробное рычание, гласящее: 'Сейчас отъем тебе чего-нибудь!'.
- Бьянка, этот человек требует, чтоб я убил ваших будущих детей.
Бьянка подняла голову и гордо, самоотверженно хрюкнула.
Воинствующий гуманист опустил оружие.
- Всё мой грех, - твердил Карло, - У ней так уж было, и я ничё. Понимаю: натура. Во тока б не сейчас! Посля! Вёсной! Ну, не могу я енто убъяснить, синьор доктор! Пожалейте вы нас!
- Ладно. Бросьте пистолет и подержите её за голову. Я сказал, бросьте, а не уберите.
- Дык бросишь - он сломается. А подержать - всегда пожалста.
Нечестивый фермер опустился на пол, снова обнял любимицу:
- Не бойся, детонька, енто хороший человек.
Ветеринар поневоле присел сбоку от свиньи, осмотрел её живот, осторожно ощупал.
- Вы уккуратней там. ... Ну, чё дальше?
- Пока ничего.
- Упять вы?...
- Я не спал уже больше тридцати часов. В таком состоянии нельзя оперировать.
- Утдохнуть, значит, хочете?
- И попить.
- Из колодцу не погнушаетесь?
- Нет.
Карло попрощался с Бьянкой и вывел гостя в тёмный сад, где среди спутанного ежевичника белел каменный пень под деревянным навесом; спустил на цепи железное ведро, вытянул, подал, предупредил: 'Пинжачок не ублейте'.
Утолив свою рефлекторную жажду, надсаду всей жизни, Ганнибал ещё больше вознуждался во сне. Симфония сельских ароматов изминала его душу; рассудок спотыкался, словно в опьянении.
Для ночлега Карло предоставил ему сеновал на втором этаже большого сарая, бросил на хрусткий ворох стёганное одеяло домашней выделки, дал ещё какую-то рогожу.
- Удеяльце постелите, чтоб не кололось, а ентим накрыться могёте. Свет внизу погашу - не взыщите: дорого платить, мы - люди небогатые...
- А кто там топчется?
- Да кролики по клеткам копошатся, куры ещё на насесте. Если пётух, дурак, заорёт, вы не пужайтесь.
Карло спустился по грубой деревянной лестнице, выключил лампочку, проскрипел и стукнул дверью.
Ганнибал снова принюхался, но понял лишь то, что под потолком висели свежие берёзовые, рябинные, ивовые, полынные и прочие веники. Практически вслепую он расстелил тонкую тряпицу, разделся, словно для купания, выложил свои вещи на тряпку, сам завернулся в одеяло и закрыл бесполезные глаза.
Приснилась большая шоколадная лужа, в которой нежилась здоровая свинья, безмятежно помахивая ушами и слегка разгоняя порхающих во множестве капустниц и голубянок; по берегами из рыжей глины бородавками росли ягоды ежевики, чёрные, блестящие, зернистые. Но вот свинья поднялась, повернулась; жирная гуща быстро соскользнула с её брюха и открыла гребнеобразное вымя, розовое и твёрдое, а вместо сосков из него свисали большие острые зубы. Она зарычала, и Ганнибал проснулся.
Над ним стоял некто в тёмном худи и с косой в руке. Свет утра из щелей дощатого фронтона играл на стальном полотне.
- Подымайтесь, синьор, я за вами, - сказал призрак молодым, весёлым голосом.
- Не рановато?
- Восьмой час уж. Карло велел вас разбудить.
- А вы, значит?...
- А я брат ёгонный, Маттео.
- Рад знакомству... Мне надо одеться.
- Удёвайтесь на здоровье. Не голым же завтракать, да?
- ... Зачем вам коса?
- Дык косить. Крапивь по забору вымахала во какая!
Большой сарай открывался на две стороны. У дальнего входа уже бродили куры, в проёме виднелся двор и жилой каменный дом.
- Хочете, я вам угород покажу? Рита всё удно ещё хлеб не вынула.
Маттео поводил гостя по саду, мимо уличного крольчатника, и коптильни, до колодца, где помог умыться. Бьянке, которая гуляла свободно под плодовым деревьями и ела падалицу, он ласково сказал: 'Привет, милашка. Не бегай за мной: пораню'. Потом указал издалека, где собирается косить, а куда синьору доктору нужно идти, чтоб подкрепиться.
У слепой стены дома в окружении старых каштанов были врыты в землю стол и две длинные лавки. На одной уже сидел Карло, осунувшийся, бледный, жалкий: он так и не сомкнул глаз за всю ночь. Перед ним и напротив него лежали простые льняные салфетки.
- Садитесь, - глухо уронил свиновод, - Как почивали?
- Хорошо.
- ... Ща тут сёстра поесть вам принесёт... Вы уж при ей помалкивайте, ладно? А то привяжется - спасу не будет.
Вскоре явилась женщина в затрапезном платье, в серой кружевной шальке на обрюзглых плечах, и вообще с её комплекцией можно было позировать Рубенсу. Ставая на стол блюдо и чашку, она произнесла с натянутой улыбкой: 'Утро доброе, ваша милось. Уткудова пожаловали?'
- Не замай, с далёка он, из-за кордону; по-нашенски почти что не гуторит, - проворчал ей Карло, и она умолкла, отошла, но вскоре поманила к себе брата, предоставив гостю завтракать в одиночестве.
- Ну, чё такое?
- Не ндравится он мне! Прожжёный какой-то... Ишь, как лопает!
- Дык голодный, видать. Притащи ещё чёнть...
- Перебьётся! - прошипела женщина, - Пусть дело сперва сделает!
- Ладно. Ты поди, убедом займись, мы тут сами...
Меж тем доктор Лектер заканчивал трапезу, вычищая коркой свежего хлеба остатки крыжовенного варенья с толстых стен глиняной пиалы. Пред этим он съел бутерброд с сыром, не подпадающим ни под одно известное наименование: не рикотта, не моцарелла, не качокавалло; то был безымянно-беспородный сыр-дворняга. Запил терпким отваром кипрея с таволгой и смородинным листом. Как в меню, так и сервировке господствовал крафт. Ложку полвека назад выточили из кипарисовой ветки. Грузная, кособокая, но вместительная глазурованная чашка удивила - кустарь, смешав кочерёжную сажу с яичным желтком, вывел в стиле наскальных древних росписей рогатого оленя. Тот стоял, спокойно глядя вперёд, то есть влево. Ганнибал повернул голову туда же и увидел Карло. 'Ну, подёмте, - измученно выговорил свинолюб.
Сумка с медицинскими и прочими вещами с ночи лежала у дверей в сарайчике Бьянки. На свежую солому доктор приказал постелить самую чистую простынь, потребовал себе ещё кипячёной, но не горячей воды, таз, полотенце. Всё это раздобыл услужливый Маттео. Затем счастливой в своём неведении свинке дали до отвала надышаться хлороформом. 'Тока не покалечьте! Ради Христа! Покалечите - убью!', - всхлипывал Карло, выталкиваемый уже без всяких церемоний на улицу.
Прошло какое-то время. Хирург выглянул на крыльцо и жестом прозвал фермера внутрь. Теперь оба были одинакового бледны и подавлены. Бьянка лежала на боку, ровно, но как-то тяжело дыша. Карло припал ухом к её сердцу, провёл ладонью по животу и не нащупал шрама, вопросительно глянул на врача.
- Резать не пришлось, - сказал Ганнибал, - но всё исполнено.
Он приподнял запятнанное полотенце над тазом.
- Сколь их там? - без голоса спросил Карло.
- Восемь. ... Вы обещали заплатить.
- Извольте. Но мы люди бедные...
- Мне не нужны деньги.
- Чё ж тогда?
- Эти аые малыши.
- И чё вы с ним делать будете?
- Зажарю в кляре и подам вам на обед.
- ... Вас в детстве головой что ли роняли? Рази можно ентакое есь?
- А как вы собирались поступить? Скормить их червям? Или кошке? Накликать на себя гнев Артемиды? Она убийства эмбрионов не прощает, а знаете, почему? Им не оказывают должного почтения, превращают в отбросы, хотя это самые чистые сосуды жизни, святые существа. Земля не достойна их плоти. Мы приготовим их с любовью и съедим с молитвой. Смерть растворится в желудочном соке. Печень отпустит наш грех. Их нераскрытая сила раскроется в нас, и нас уже никто не сможет осудить. Моё кредо таково: чужую кровь с рук смыть нельзя - только слизать.
Сард потёр кулаком свой отнюдь не сократовский лоб.
- Ничё не понял, чё вы ща сказали... Но ладно. Вы - человек городской, убразованный; вам, стало быть, видней...
Затем хозяин повёл доктора в дом. Таз с поросятами он взять не решился.
- Карло, может всё же объясните?...
- Во заладили! Сказано - секрет! Не могу.
На кухне Рита месила тесто. Брат дал ей краткие инструкции насчёт гостя и ушёл. Синьора поставила перед Ганнибалом банку с мукой, корзинку с яйцами, солонку, пустую миску, сунула в руки ложку и белую тряпку:
- Космы повяжите, чтоб в еду не сыпались! Как у меня! - похлопала себя по головному платку.
Сообразительный чужестранец по-пиратски спрятал волосы под косынку, и дама вернулась к тесту. Только она вмяла в него кулак, как, шаркая опорками и стукая об пол клюкой, вошла седая темнолицая старуха в сизом платье с бледно-жёлтыми цветами.
- Те чё, мамань?
- Да вот на постояльца поглядеть. Доброго здоровьица, мил человек, - улыбнулась она пятью последними зубами. Ганнибал кивнул с подобающим пиететом.
- Ничё тут милого, - скрипела Рита, давя белый ком, - Жулик какой-то. Ещё стряпать взялся. Утравит нас всех - вот увидишь.
Экс-секретарша Креза Ананасиса подковыляла к Лектеру, пощупала полу его расстёгнутого пиджака, отогнула, одобрительно щёлкнула языком:
- Хороош костюмчик! Крепкий, ладный. И подкладка - чистый шёлк!
- Енто да! - согласилась с ней дочь, - Такой бы на Маттео - дык любая девка за нёго пойдёт.
- Даст Бог, даст Бог, - ласково закивала матушка, - А хрюшка-то наша всё в тягости?
- Не, упростали. Ентот вон расправился. ... Поди, волосьями мне в тесто не тряси.
Бабка удалилась. Рита взяла скалку и завела сердитый монолог:
- Дурында! Олух! Тащит в дом каких-то злыдней! Ещё корми их, будто своих ртов мало!... Ишь, в жилеточке! Учёный - окорок копчёный!
- Синьора, - не выдержал слушатель, - у вас не будет белого вина и яблочного уксуса для маринада, а также молотого кориандра, розмарина и чеснока?
Всё это он выговорил отчётливо и чисто, словно родился во Флоренции или Болонье. Женщина вскрикнула, тараща глаза и роняя скалку, потом сломя голову выбежала из кухни на поиски Карло.
Вся кухня оказалась в распоряжении Ганнибала. Он повесил пиджак на дальний стул, засучил рукава и предался любимому занятию: погрузил поросят в ароматную купель, потом вез всякой скалки, на весу превратил отдохнувшее тесто в пучок белых струн, отправил в духовку твердеть. Заглянувших с вопросом 'Дядь, а чё вы делаете?' мальчиков послал на огород за базиликом и ещё чем-нибудь - главное, побольше.
- Он - бандит! - вопила между тем в сарае Рита, - Рази приличные люди ночами по городу шастают!?...
А на кухне в кипящую воду сыпались спагетти. Старший поварёнок, Джанни, возил по тёрке куском сыра. Младший, Дино, шелушил чеснок. Шеф-самоучка за полминуты превратил ворох травы в мелкую сечку, переметнулся к плите длинной ложкой, потом замесил разом три разных соуса, кляр....
- Молодые люди, разыщите донну Риту и скажите, что обед можно будет подавать через четверть часа.
- Хоссподи!!!... - обмерла женщина, увидев семь затейливо, ярко оформленных блюд.
- Я побоялся, что тесто пересохнет, - скромно сказал инициативный гость, - Помочь вам отнести это в столовую?
- Куды?
Естественно, никаких столовых тут не было в помине. Карло и Маттео приволокли разномастные стулья. Мальчики привели бабушку, и все начали кое-как усаживаться. Рита раздавала тарелки, из которых ни одна не повторяла другую, и продолжала чихвостить старшего брата, только уже в ином ключе:
- Прохиндей ты бесчестный! Устрамил сёстру перед учёным человеком! Я ж такой там блажи наболтала, ой, стыд! Вы, синьор доктор, на меня, дуру, не убращайте внимания. Мы - народ безмозглый, неотёсанный. Сами не знаем, чё городим.
- Всё в порядке, синьора. И дон Карло не соврал: я действительно почти не понимаю ваших слов, - прекратил Ганнибал её тошнотворные оправдания.
Ему предложили место справа от главы семейства. Соседом слева оказался флегматичный и молчаливый супруг Риты. Сама она с потомством теснилась у другого края, сразу после Маттео. Матушка Пенелопа воссела у дальнего торца.
Учтиво испросив позволения у Карло, доктор встал и обошёл собравшихся с тарелкой наггетсов, в которых ещё вчера бились сердечки. Первой угостил старушку, и она промолвила: 'Спасибо, сынок'. Далее - мальчиков. Дино заставил свой пирожок обскакать по кайме тарелку и лишь потом откусил с головы. Ритин муж наколол свою порцию вилкой, разрезал ножом пополам - казалось, у этого субъекта был опыт цивилизованной жизни. Маттео принял угощение равнодушно, Рита - скривившись, а Карло не хотел и брать, пока Ганнибал демонстративно не съел предпоследнего свинёнка и не напомнил похитителю о договоре. Наконец, тарелка опустела.
- В расчёте?
- В расчёте.
Фермер и хирург пожали друг другу руки.
Карло сбегал проведать любимицу, вернулся с улыбкой и бутылкой:
- Учнулась, голубушка, сидит... Слава Богу! Хряпнем по такому случаю ликёрцу!
Ликёром тут называлась лютая ракия вперемешку со сливовым компотом. Разлили её по простецким стаканам, готовым к чоканью любой интенсивности.
- За здоровье Бьянки, нашей кормилицы!... Эх! Закусим, кум, - Карло положил на тарелку доктора Лектера ломоть ветчины, - Енто вот Марио, бьянкин-то хахаль, прости, Господи!
- О, да у нас настоящее семейное застолье?
- А то! Знатно пропёкся, да?
- Превосходно.
- Ищё по стопарику? Помянем хряка!
- Грех не помянуть.
Выпили ещё... И ещё...
- Скажжите, Карло,... вы оччень любите свиней?
- До смерти! ... Батя женился - детишки пошли, тут уж удними людями не прокормишься; поросяааток завели. И всё на мне, всё на мне!... Так и вырос в хлёву.
- По-ввашшему, свиньи не ххуже людей?
- Ллучче!!! - Карло хватил кулаком по столу.
- Но ввы ихх едите...
- Дык чё ж!? Жизь такая - енти тех едят, а те - других!...
- Мы ж их сами и кормим, - вставил Маттео.
- Тот, кто берёт, всегда хуже того, кто лишается, - изрёк ритин муж.
- Слыхали? - усмехнулся Карло, - Сам, поди, не понял, чё сказал, а туды же... Нну, ышшо пу-удной?
- Хватит! - отрубила Рита, - Джулио, возьми ихний пузырь и вылей в помойку!
Джулио повиновался, но хозяйке этого было мало, она велела остальным мужчинам ('уголтелым пьяницам') быстрей доедать лапшу и топать на боковую. Маттео приютился где-то в доме, а Карло с Ганнибалом пошли в сторону сарая. Путь показался неблизким. Учёный человек успел изложить селянину свою концепцию языческих божеств - что таковые, вопреки клерикальным предрассудкам, суть не бесы, а ангелы, сотворённые Господом Саваофом в помощь обитателям земли, и невозбранно христианину чтить Фебу и Фавна, заступников всех четвероногих, самок и самцов.
Расставались у лестницы на сеновал:
- Карло...
- Нну?
- Вы в курсе, что ттакое кан-ни-ба-ллизм?
- Нее, уткудова! Мы люди тёомные.
Доктор махнул рукой, вскарабкался наверх, сбросил пиджак и рухнул на одеяло.
От запаха сена до самых костей пробирал сладкий озноб, а хмель внушал чувство бесконечного падения.