В раннюю пору детства, когда батька плёл для крёстной соломенную шкатулку, мои представления об эстетике были просты. Плохое либо хорошее. Красивое или отвратительное (последнее в Старых Бобовичах называли гидким). Иных категорий для сельского сорванца-первоклашки не существовало.
Я видел: кропотливые батькины усилия не пропадали всуе. На шкатулку даже в нашей хате, освещённой керосиновой лампой, невозможно смотреть без тёплой радости. Она явилась мне творческим совершенством. Но стоило распахнуть крышку, и это благостное впечатление исчезало, как дымок в небе над крышей. Изнутри она - фанерная, деревянная, нитяная. Внутренняя суть мозолила глаза. Длилось такое недолго.
Меньшие внутренние стенки батька заклеил открытками, подобранными точно по размеру. На одной нарисована новогодняя ёлка с пёстрыми игрушками, на другой - Дед Мороз и Снегурочка. Боковые фанерные стенки с нитками и днище родитель оклеил шпалерой (так назывались в старейшем новозыбковском селе обои). Когда клей высох, я обнаружил, что внутри шкатулка вся праздничная и в цветах. Фанера, нитки, древесина будто спрятались стыдливо в незримую нишу.
Только теперь я смог чистосердечно назвать любую часть батькиного произведения прекрасной. Подарок для крёстной стал для меня подобием увлекательной сказочной книжки с шикарными картинками. Смотреть её оказалось приятно с любой страницы. Можно было залюбоваться как удачно сплетённой соломой, так и внутренней весёлой раскраской, легко вписавшейся в общий колорит.