Петрович Георгий
Информация о владельце раздела

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
  • Аннотация:
    Тексты Петровича обладают способностью непостижимым образом превращаться в достояние твоей собственной памяти. Действующие лица и те события, которые с ними происходят, не проникают в твое сознание извне, а всплывают откуда-то из его глубин, и на тебя обрушивается поток времени, пронизанный любовью, спасительной и трагической одновременно.
    Locations of visitors to this page
    Радиопрограммы и аудиоверсии текстов здесь: Серебро на холмы галилейские

  Автобиография
  Детство, юность провел в маленьком городишке на Урале, отрочество - в Перми. Служил в армии, окончил Омский медицинский институт. Одна из первых публикаций состоялась в 2000-ом году - повесть 'Язва' в журнале 'Крещатик'. В Омске в 2003-ем году небольшим тиражом издал сборник повестей и рассказов 'Серебро на холмы Галилейские'. В 2007 году в Омске вышла новая книга - сборник повестей и рассказов под названием "Под фиговым листком". Член союза Российских писателей. В 2006 году пьеса "Язва" вошла в лонг-лист II Международного Конкурса современной драматургии 'Свободный театр'. Пьеса "Язва" вошла в лонг-лист конкурса драматургов "Евразия-2007" в номинации "Пьеса на свободную тему".
  
  Дата первой публикации на "Самиздате" 11 ноября 2005 года
  Главные книги: 'Серебро на холмы Галилейские', 2003 год, Омск, издательство 'Наследие. Диалог-Сибирь'; 'Под фиговым листком', 2007 год, Омск, издательство 'Сфера'
  
   Главные произведения
  'На Мутной реке'
  Погружение в реалии 50-х годов фактически неизвестных широкой публике, привыкшей к лакированной кинематографической картинке изображающей страну, бурно возрождающуюся после войны. Заочная дискуссия с Тургеневым и сопоставление в ее рамках почерпнутых из классической литературы представлений о развитии жизненного сюжета 'первой любви' и прозы жизни полукриминального провинциального городка подвергает болезненному испытанию незыблемые романтические ценности. Эротические сцены выписаны не просто мастерски, они сделаны в стиле, который можно было бы назвать 'одушевленной' эротикой, где описание взаимоотношений между мужчиной и женщиной провоцирует захлестывающие эмоции и заново раскрывает тему 'секс как драма человеческих чувств'.
  
  'Шустрики и мямлики'
  Повесть о чести и достоинстве, о способности человека сохранять их в независимости от тех обстоятельств, в которые он попадает волею судеб. Мужской кодекс чести включает в себя и призвание к ответственности всякого совершающего зло. Оставляя без последствий умышленно причиненный ему вред, человек косвенно потворствует злодейству. Объект возмездия - следователь Павел Бобков, шантажирующий женщин для удовлетворения патологических сексуальных потребностей. Вершители: молодой доктор Вадим Гриднев и криминальный авторитет по кличке Племянник. Вор и врач объединяются, чтобы отомстить за несправедливость, совершенную представителем государственной власти. Здесь кроется еще один линия сюжета этой истории: противостояние личности разрушительной силе государства. Герои криминальной повести 'Шустрики и мямлики' делают это нагло и изобретательно.
  
  'Серебро на холмы Галилейские'
  История дантиста Бориса Элькина вступившего по неосторожности на путь скитаний. Побег в эмиграцию в надежде оборачивается длинной чередой встреч с бывшими друзьями вдоволь насытившихся хлебом чужой земли. Ностальгия настигает его в Америке и больше уже никогда не расстается с ним. Извечная тоска по родине как еще одно из испытаний, которые предстоит вынести герою. Подобно ветхозаветному Иову он не только жаждет быть услышанным Богом, но и предъявляет ему счет на страдания пережитые им самим, и теми, кто ему близок. Самое мистическое и просветленное произведение Петровича. Монолог длинной в роман, отрицающий насилие и жестокость по отношению к тем, кто беззащитен, во имя справедливости, во славу праведного возмездия.
  
  Вячеслав Суриков
  Георгий Петрович: в погоне за ускользающей реальностью
  
  Писатели, чтобы они про себя ни говорили, принадлежат к многочисленной и могущественной армии сотрудников 'всемирной фабрики грез'. Их тексты такая же пища для всесильного и всепроникающего воображения - дара, которым обладает каждый из нас, представителей рода человеческого. С его помощью мы воссоздаем самые невероятные творческие достижения человеческого разума, придуманные и записанные за тысячи лет до нашего рождения, теми, кого услышать и увидеть по законам материального мира невозможно, и каждый раз этот акт интеллектуальной и эмоциональной реконструкции достоин удивления и восхищения. Вечно томимые жаждой впечатлений читатели всего мира каждый день припадают к источникам знаний: в библиотеках оказываются любители аромата книжной пыли, в книжные магазины направляются фанаты запаха типографской краски. Те же, кто предпочитает тексты с холодноватой подсветкой набирают в строчке броузера адреса бесчисленных электронных серверов-книгохранилищ и, обнаружив искомое имя и название, жмет кнопку оптической мыши, наведя курсор на надпись 'скачать текст'.
  
  Условно разделим, не претендуя на безупречность классификации, продукцию литературной 'фабрики грез' на два типа. Принадлежащие к одному из них принято называть фантастическими, здесь все приходиться принимать на веру: раз автор так говорит, значит, так и было. Читатели становятся очевидцами уникальных событий, возможных в пределах только данного литературного произведения, возникшего в сознании одного человека. Другой тип сочинений обращен к событиям, происходящим на наших глазах. И в самом деле, зачем изобретать колесо? К чему тратить силы на построение неизведанного художественного пространства, когда достаточно записать услышанное и увиденное. Оглянитесь, вокруг идет непрерывное представление, вот только жанр определить не так просто: что-то вроде бесконечной мелодрамы с элементами трагикомедии и вставками в жанре абсурда. Читая такие книги, мы уже обращаемся к собственному опыту пережитого. Но, странное дело, наступает новый день, и разрушаются привычные декорации, излюбленные слова выходят из употребления и требуют примечаний, монологи нуждаются в комментариях. Реальность, однажды запечатленная писателем как происходящее 'здесь и сейчас' ускользает и превращается в сон. Привычный аромат времени прошедшего сквозь реку забвения становится иным. Между тем, произведения в момент своего появления, отнесенные к разряду 'фантастических', переживают неожиданную метаморфозу, и ранее невоплощенное бытие вдруг обретает плоть и кровь, рельефно проступая в ежеминутно творящейся повседневности.
  
  Записывая свои впечатления от написанной по канонам драматического реализма 'Высокой вода венецианцев' Дины Рубиной, писатель Георгий Петрович подвергает ее беспощадной критике за небрежность по отношению к правдивости излагаемого сюжета. И тут же, следом воздает хвалы Татьяне Толстой за созданную игрой воображения 'Реку Оккервиль'. В спонтанном творческом состязании, случившемся благодаря тому, что две книги одновременно заинтересовали одного и того же читателя, победил автор очевидного вымысла. Такая развязка, безусловно, имеет полное право на существование. Но, если попытаться вникнуть в творческую концепцию выступившего в данном случае в качестве арбитра Георгия Петровича, принятое решение может показаться парадоксальным. Читая его повести и рассказы один за другим, нетрудно заметить, что автор стремится к пределу достоверности, каждый раз помещая себя самого как галерного раба в образ главного героя и исключительно своей внутренней энергией двигая литературный сюжет от начала и до конца. Так почему же, Петрович отдает предпочтение не Дине Рубиной, которая вполне могла себе позволить в творческом процессе идентификацию со своей героиней - взрослой женщиной отягощенной знанием смертельного диагноза и оттого лихорадочно ищущей полноты жизни, а Татьяне Толстой изощряющейся в описании невозможной встречи престарелого Пушкина и юного Ленина?
  
  Соблазн читательского отождествления автора с его героями вечен как сама литература. В случае погружения в остросюжетную прозу Петровича он особенно силен, когда главный герой остроумен, находчив, отважен и плюс ко всему работает доктором. Без него этот мир был бы не так неинтересен. Если быть осведомленным по поводу того, что профессиональное прошлое Петровича связано непосредственно с медициной, то нельзя не признать, что все приметы совпадают. Присущая большинству из нас обывательская логика не может отрицать родственную связь автора с его героями. Если уж это не совсем он сам, то, по меньшей мере, приходиться ему литературным отцом, и, следовательно, как прародитель хотя бы отчасти обладает этими столь притягательными способностями. Но что делать, когда герой, описываемый Петровичем, - неудачник, совершающий жизненные ошибки, испытываемый на прочность ударами судьбы, следующие один за другим, заставляющие метаться в безвыходном положении и страдать от неизбежно настигающего одиночества. Что ж, речь идет немного нимало о несовершенстве человеческого существования, на которое обречены как читатели, так и писатели. Но только писатель знает, какое мужество требуется для того, чтобы вывернуть свою жизнь наизнанку и выставить ее в таком виде на всеобщее обозрение. Легко почувствовать себя в роли персонажа, находящегося в поисках автора. Но кто из нас готов проникнуть в реальность, сшитую из призрачной материи воображения и таким образом открыть для разоблачающих взглядов границы той страны, которую принято именовать 'внутренней империей'. Ведь одним из тех, кто будет смотреть на тебя, будешь ты сам.
  
  Несомненное достоинство Петровича как писателя - его восторженное внимание к виртуозной устной речи. Его слух настроен на яркую фразу, а память натренирована на ее точную фиксацию. Литературный язык Петровича густо замешан на словесной импровизации, которая подчас при ее переносе на бумагу теряет вкус, превращается в 'осетрину второй свежести'. Но только не у Петровича. Он создает на страницах своих литературных такую языковую атмосферу времени и места, что ты попадаешь в зону прямого попадания удачного сказанного слова, которое уместно только здесь и сейчас. Спонтанные стихи, вложенные в уста не только главного героя, но и других не менее талантливых персонажей, производят впечатление именно обаятельного экспромта, а не сочиненных рифмованных строчек. Было бы ошибочным думать, что Петрович черпает свое вдохновение исключительно из стихии устного творчества, только слушая и запоминая. В своих повестях и рассказах он предстает как книгочей, преклоняющийся перед талантом запечатлевать письменами неуловимое время жизни. Вслушайтесь в монолог Агаты - героини антидетектива 'Под фиговым листком Лаокоона'. Как долго она перебирает любимые книги и как подробно автор описывает ее внутреннюю реакцию на каждую из них. Количество названий упоминаемых героиней во время 'монолога перед стопкой книг' претендует на рекорд среди литературных повествований. Обширные цитаты 'великих', которыми разговаривают герои на страницах 'Язвы', 'На мутной реке', 'Серебра на холмы Галилейские' есть не только дань почтения предшественникам на литературном поприще, это образ жизни, взращенный на книжной культуре.
  
  И все же, несмотря на всю парадоксальность творческого метода Петровича, интрига 'а было ли это в действительности' одна из главных приправ на его литературной кухне. Она придает неповторимую притягательность произведениям автора, называющего себя 'бытописателем'. Только ни в коем случае нельзя думать, что первая часть этого двусоставного слова намекает на скуку. Потребители 'всемирной фабрики грез' не будут разочарованы отсутствием захватывающего сюжета или недостаточной проработанностью мелодраматической линии. Все это у Петровича есть и ровно столько, сколько нужно, чтобы сесть и прочитать книгу от начала и до конца за один вечер. Те, кому уже удалось сделать, возможно, по прочтению произвели для самих себя переосмысления окружающего мира. Во всяком случае, у них должен появиться хороший повод для этой интеллектуальной процедуры.
  
  Написано для журнала "Омская муза", 2007 год
  
  
  Елена Блонди
  Вкусная проза Петровича. Мужчина + женщина =
  
  Петрович Георгий. Профессия - врач. И - писатель.
  Знакомо ли вам такое - мимоходом открываешь книгу - на любой странице, и - не закрываешь, пока не дочитается она до конца? Сейчас это редкость. Все больше или ждешь тягостно развития сюжета, или надеешься, что хоть концовка вытянет. А то и просто закрываешь поспешно текст.
  Петрович пишет реалистическую прозу. "За жизнь". Он - мужчина, который не боится писать о женщинах. По-всякому.
  И о разных женщинах. Они в его рассказах и слабые, и злые, и сильные, и красивые, или просто - мужчину хотят. Ошибаются и раскаиваются. Или, ошибаясь - не раскаиваются. Пишет не о розовых принцессах. Но и не о самках, коих - в грязь втоптать за все их пакости. Пишет с точки зрения мужчин. И мужчины у него - они тоже, знаете, - люди. Как и женщины. Подумала, может, разделяя по признаку половому, должна я испытывать неловкость, из-за того, что, вот пишет товарищ(человек) о товарищах(человеках), а я все их по старинке - мужчина, женщина...
  Но в том и соль. Что именно это тягучее, сладкое, скрытое или напротив, ликующее - взаимодействие полов - и есть главное в прозе Петровича. Равные непохожие. Встречаются и... А дальше уже все всё знают, и - пишут об этом, и - читают.
  Но некоторые авторы пишут так, что - открываешь и читаешь с любого места. До конца. Потом перечитываешь.
  Это - главное. Когда хочется вернуться и перечитать. Все подряд, а не только эротические сцены.
  Тем не менее, Петрович один из совсем немногих читанных мною авторов, которые умеют дойти в описании секса до самого конца - и ни разу не сфальшивить! Он пользуется тем же самым русским языком, что и все прочие авторы, но в его рассказах читателя не испугают нефритовыми стержнями, яхонтовыми пещерами и прочими чудесами сексописания, равно как и избыточным ненормативом. Я сама автор и знаю, насколько это сложно - рассказать, как все заверте...
  Петрович умеет. И не на пределе возможностей. У него - сколько рассказов, столько и умений рассказать. Нет авторских трафаретов. Талант его, как голос оперного певца - колонны рушит, и чувствуется, еще не на пределе...(Глюк унд глас)
  Конечно, Петрович пишет не только об этом. Он пишет о сибирских селах, где когда-то сам практиковал врачом - блистательно пишет! (Поспать и жиры) Пишет приключенческо-детективные повести (Шустрики и мямлики) и эссе (Великодушное вино). Пишет о жизни эмигрантов в Израиле, Америке и Германии (Серебро на холмы Галилейские). Размерами все тексты, кроме эссе, способны отпугнуть среднего сетевого читателя. Шутка ли - рассказы по сорок с лишним килобайт! Не жалеет нас автор...
  Но это лишь до прочтения первого рассказа. А потом уже и нестрашно. Потому что автор, пишущий на таком уровне, имеет право на тексты солидных размеров. В них нет жижи и нет бесплодных умствований назидательных. В них - крепкие сибирские морозы и жаркие южные ночи, холодные дикие реки и замученные многолюдьем курортные пляжи. Сюжет. Интрига. Смерть. И в каждом рассказе - люди. И - нелюди в человеческом обличье. Любовь и предательство. И все прочее человеческое.
  Как-то по поводу одной из рецензий меня упрекнули, мол, поменяй имя автора и можно такое написать про кого угодно. Возможно, кто-то про кого угодно и пишет. Такое. А у меня принцип другой - про кого угодно вообще не пишу.
  А о прозе Петровича - пишу. И настоятельно советую тем, кто любит читать "за жизнь" вкусно - идите и читайте. Вы там все найдете - и стиль, и язык, и юмор, и мастерство...
  Люблю читать Петровича...
  
  Написано для литературного портала Книгозавр и литературного сообщества "Свои"
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"