***
Неладное почуяли обе волхвы.
И Устинья, и Агафья. Устя, может, и отчетливее, потому что ее сила сама была наполовину от смерти. Агафья чуть меньше, но...
- Недобрым оттуда веет.
- Очень недобрым.
Переглянулись они, подобрались, ровно две кошки для прыжка. А потом Агафья в крышу возка застучала, остановиться требуя.
Послушался кучер, волхва рукой ему махнула.
- Остановись, далее нам пешком идти надобно.
- Бабушка? - Илья брови сдвинул, но Агафья головой покачала.
- Мы с Устей обе это чуем. Нет там воинов, а ведьма, вот, есть. И сильная.
- А одна она - или не одна?
Этого волхвы ему не ответили.
- Илюша, вы там точно без цели и без смысла сгинете, а мы и пройдем, и сделаем, что надобно.
Илья только головой качнул.
- Ведьма тоже арбалет взять может. И нож. Не пущу одних!
Устя с бабушкой переглянулась.
- Молода там еще ведьма, может, и обойдется?
- А когда нет?
- Все одно, не остановим мы их, - Агафья только головой покачала. И верно, стрельцы и шагу назад делать не собирались, вот еще не хватало! Царицу одну оставить? Посреди леса?
Да за такое с них шкуру спустят! Лучше уж ведьма, там хоть сразу, и не так больно будет...
Устинья только рукой махнула безнадежно, старшего к себе подозвала.
- Десятник, как зовут тебя?
- Юрий, государыня.
- А по отчеству?
- Иванович...
- Юрий Иванович, ведьма там, впереди. И нас она тоже чует, и нападет, когда мы ближе подойдем. Не бойся ничего, мы с ней справимся, просто время потребуется.
- Как скажешь, государыня. Только мои люди впереди пойдут. А то... может, государю дать знать?
- Улизнет, - Агафья головой покачала, не было у них времени. - Идем, она нас чует уже. Вот, смотри...
И верно, зашумел в кронах ветер, заволновались деревья, загудел лес. Недобро, нехорошо, словно рой диких шершней на охоту вылетел.
- Чует, - Агафья вперед двинулась. И была она совершенно права.

***
Ведьма новорожденная по дому металась, ровно лиса по норе. А куда бежать-то?
В лес?!
Так она там и ста шагов не пройдет, не умеет она по лесу ходить, и куда ей пойти? В город? С Книгой Черной в руках, и от книги этой жутью веет, и от самой ведьмы - тоже. Она ведь еще себя сдерживать и не умеет, и глаза у нее то чернеют, то обратно светлеют, и зрачки нет-нет, да и вытянутся, ровно кошачьи, и клыки то удлинятся, то втянутся...
Не уйдет она далеко. Здесь биться надобно.
- Что случилось?
- Беда, тетя. Враги к нам идут...
- Кто!?
- Не знаю, сильный кто-то...
- Так бежать надобно! - Варвара к дверям кинулась уж, да только...
- Куда мы сбежим, тетушка? Когда сюда они идут, все знают, и про меня, и про тебя... здесь бой принимать надобно.
Приложила ведьма руку к застежке книжной, та клыками в ладонь впилась до крови, да сейчас и не больно почти. А только что она сделать-то может? Она ж как ведьма... ей всего пару дней и исполнилось, она не умеет ничего!
Вот бы Книга подсказала?
И ответ пришел.
Книга подскажет. Только придется довериться полностью, разум свой открыть, отдаться Книге целиком, и душой и телом, тогда поможет она, тогда сможет помочь...
Варвара Раенская шарахнулась, в стену лопатками влипла, могла б, так и вовсе в нее впиталась, растворилась... жуть-то какая!
Когда человека ровно мглой заливает. И глаза у девки алыми становятся, яркими, без зрачка и без белка, ровно кровью их залило, и клыки-иглы острые, белые, изо рта выглядывают, и кожа белеет, ровно снег, а по ней черная сеточка вен бежит... только волосы прежние, рыжие, и такие они неуместные, что от этого еще страшнее становится. Еще жутче...
А ведьма к себе Книгу покрепче прижала, расхохоталась жутко, пальцами прищелкнула.
- Не пройдете вы сюда! Дорогу закрываю, дорогу затворяю, путаю, перекрещиваю... - дальше уж вовсе неразборчиво пошло, а Варваре разбирать и не захотелось, она к двери пятилась, да только та закрыта оказалась. И не выберешься, и не сбежишь...
И впервые за полсотни лет Варвара Раенская с ужасом забормотала молитву. Забытую уж давно - к чему молиться, когда даже на исповеди лжешь? А вот вспомнилось сейчас.
Отче наш...
Страшно-то как, мамочки!!!

***
- Ишь ты... - Агафья рукой махнула, ровно платком паутину с окна сметала.
- Дорогу нам путают, - тихо Устя отозвалась.
И верно, только что они на дороге стояли - и вот перед ними сорок дорог, в разные стороны бегут, поди, выбери верную?
Агафья и выбирать не стала, порвала, ровно паутину, колдовство чужое, и дальше они пошли.
Деревья зашумели, плотнее сдвинулись. Ветки зашипели, ровно змеи, к людям потянулись... кажется - или и правда блеснула на одной из ветвей голова черная, змеиная?
Укусит - умрешь.
Теперь уж Устя отмахнулась.
Расступились деревья, и змеи не стало.
Стрельцы только креститься успевали. Их-то жуть накрывала, да не так сильно, впереди волхвы шли, они на себя и принимали самый смертный ужас. Илья шел, ругался, чуть не в голос.
Вот ведь нечисть какая!
И откуда оно только берется, такое? Что им мешает жить да радоваться? Вот, они с Машей живут ведь? А этим обязательно власти надо, пакостить их тянет...
Агафья тем временем еще раз рукой повела. На этот раз поползли в стороны от тропинки разные гады, которые на зов ведьминский явились.
И волк ушел, ровно и не было его тут.
И...
Вот и дом стоит, обычный домик-то, красивый, ровно теремок пряничный, сказочный, постарались мастера для Платона Раенского. А только кажется Устинье, что не дом это, а череп громадный. Смотрит он черными глазами-окнами, скалится дверью-пастью.
А войди-ка внутрь!
Посмотрю я на тебя, переведаюсь...
А ведь и входить надобно.
Переглянулась Устинья с бабушкой, да и вперед шагнули. Илья едва удержать их успел.
- Погоди... Устя, а может, сжечь его под корень?
- Сжечь?
- А чего его? Есть там кто невинный?
- Нет, наверное.
- А тогда... Юрий Иваныч, у тебя пара стрел зажигательных найдется?
- Чего ж не найтись!
И стрелы нашлись, и поджечь их легко было, и на крышу дома закинуть
Полыхнула кровля, как маслом политая, да и Агафья не удержалась, помогла немного... разгорался огонь.
А и правильно, чего к лисе в нору лезть? Выкурить ее, да и вся недолга!

***
Ведьма по горнице заметалась, Книга огня боялась.
Единственного, что ее уничтожить могло.
Огонь живой, огонь нашептанный, огонь изначальный... только странички вспыхнут. Боялась Книга и ведьма рАвно боялась.
Вправо метнулась, влево метнулась, огляделась... а сил-то и нет, считай.
Да, ведьмой она стала, инициацию прошла, а вот сил-то особо и нет покамест. Когда б дали ей освоиться, может, и жертвоприношение провести, и женщиной стать...
Может, тогда б и получилось у нее все. А вот времени-то и не дали ей.
Вот они враги, у самых дверей стоят, и крыша над головой горит, и сил мало, так мало, еще чуть - и жизненные силы в ход пойдут, а как кончатся они, ведьма бездыханной упадет, а Книга в огонь полетит.
Что делать-то?!
Огляделась ведьма по сторонам, Варвару Раенскую заметила.
- А ну, иди сюда!
Та и пискнуть не смогла ничего.
Смотрела в жуткие глаза алые, и понимала - вот она, смертушка ее безвременная....
А потом в шею острые клыки вонзились. И не было для Варвары больше уж ничего. Только боль - и темнота, и она летела головой вперед в бездонный мрак, в ледяные змеиные кольца владыки Пекла...

***
Агафья и Устинья невольно руки сцепили, когда из дома в них волна черной силы ударила.
Лютой, холодной...
Как Велигнев своей силой бил, ужасом давил, так и ведьма била, и своей силой, и заимствованной.
Получится у нее, продавит она щит, так и волхвой одной меньше будет. Не получится...
О том и думать она не станет!
И давила она, давила, что есть сил... и облик ее тоже ужас наводил. Кожа белая, ровно мелом обсыпанная, под ней черные вены, словно черви переползают, глаза алые горят, клыки вперед выдвинулись, на окровавленной руке когти длинные, в другой руке Книга, вроде и большая она, а держит ее ведьма легко, точно пушинку.
Волосы за спиной ее расплелись, змеями извиваются, кажись, даже шипят от ярости, к людям тянутся...
И давит, и к волхве тянется... Агафья на колени упала.
Они с Устей все на себя принимали, да Агафья все равно внучку заслонить старалась.
Когда б не в тягости была Устя, она бы с ведьмой справилась, ан сейчас не может она в полную силу бить. А ребеночек - он завсегда к черному колдовству податливее будет!
Агафья и не сомневалась ни минуты.
Ведьма ее убьет, конечно, а только и Агафья из нее все силы вытянет, Усте только последний удар нанести останется.
Уже и жуть накатила, и сердце ровно когти ледяные сжимают...
Сухой щелчок арбалетной тетивы над ухом Агафье слаще соловьиного пения показался.
- А сколько шума-то было.
Илья не торопясь, в ведьму второй болт выпустил.
Первый ей грудь пробил, к двери дома пришпилил, второй прямиком в лоб попал. Надо бы первый в лоб, да боялся Илья промазать. Давила-то ведьма хорошо, стрельцов тоже зацепило, кто на колени упал, кто блевал, кто вовсе сознание потерял, а Илье...
То ли кровь его сказалась, то ли аркан снятый его чуточку устойчивее сделал, да и что ему та ведьма, когда он с ламией ложе делил!
Авось, и не такое видел!
Изо рта ведьмы кровь выплеснулась, густая, темная, разжались пальцы ослабевшие, Книга на крыльцо деревянное упала...
Устя со лба пот холодный вытерла, бабушке подняться помогла.
- Бабушка, как ты?
Агафья кровь, из носа текущую, стерла рукавом, к себе прислушалась.
Так-то... на пару лет ей еще сил хватит, успеет малыша на руках подержать. А потом все одно умирать собиралась.
- Авось, поживем еще, внучка.
Илья тем временем к ведьме поближе подошел.
- НЕ ТРОНЬ!!!
Устинья так рявкнула, что стрельцов от дома ровно ветром отнесло.
- Да и не собирался я... - Илья вокруг дома прошелся, в окно заглянул, потом створки на себя потянул, распахнул...
- Устя, тут Варвара лежит! Раенская!
Агафья на землю плотненько уселась, Усте кивнула, мол, сходи, погляди.
- Что с ней?
- Горло ей порвали.
- Туда и дорога гадине! Вылазь, давай! Крыша разгорается!
Уж и стены заниматься начали, и жар пошел... Устя на огонь посмотрела, зашептала, прося Живу-матушку силы ему придать.
Огонь извечный, животворящий, огонь солнечный да радостный, огонь очищающий...
Как бы получше... щипцы бы сюда! Да вот беда, нет здесь ни щипцов подходящих, ни клещей кузнечных, и Книгу-то подцепить нечем...
Ведьма ее в руках держала, а Устя до такого голой рукой и не дотронется даже. И через ткань не дотронется. Сильна, дрянь! Многих эта Книга видела, многих выпила, ей и секунды хватит, человека себе подчинить, вот, как эту...
Вивея!?
Пробитая болтами арбалетными, бессильно обвисала на двери боярышня Мышкина. Та самая Вивея...
Устя отвращение преодолела, присмотрелась к ней повнимательнее...
- Илюшка!
- Что, сестрица?
- Погляди-ка, там рядом с Варварой клинок не валяется ли? Тонкий, острый, с рукояткой алой?
- Нет такого.
Илья через подоконник обратно перевалился, и то, раненая рука - она прыти не добавляет. Огонь разгорался потихоньку.
Устя на Книгу поглядела.
- Братик, ты с мечом лучше управишься...
- Чего надо, сестрица?
А что тут понадобиться может?
Илья примерился, да и проткнул Книгу клинком. Так проткнул, чтобы ее вздеть можно было, как рыбу на острогу. Перехватил поудобнее... Книга шелестела злобно страницами, до него дотянуться силилась, да дом уж вовсю горел, примерился Илья - да и в огонь ее зашвырнул, вместе с клинком.
И стояли они, покамест крыша не рухнула.
А потом из дома вой понесся, тонкий, яростный, и столб дыма черного к небу взметнулся.
Проглянул в том дыму череп оскаленный - да ветер дунул, он и рассеялся, словно и не было.
- Одной нечистью на земле меньше стало.
Агафья едва дышала. Устя по сторонам огляделась...
- Бабушка... тебя бы на носилки, или как лучше... возок-то сюда проедет?
- Сейчас пригоним, - десятник откликнулся. - У них-то здесь и нет ничего...
- НЕТ?!
На Устинью все посмотрели удивленно. Нет, и что такого?
- А КАК они сюда попали? И ведьма, и Варвара? Ножками пришли!? И...
На Устинью вдруг такой ужас смертный накатил, что даже задохнулась женщина.
- НЕМЕДЛЕННО!!! В ПАЛАТЫ!!!
Подхватила она юбку - и помчалась обратно к возку. Там и кони стояли, привязанные, Устинья на одного из них прыгнула - и с места сорвалась, ровно безумная. Конь над дорогой птицей полетел...
Переглянулись стрельцы.
Агафья выдохнула, объяснила, что поняла ее внучка.
- Ежели их привез сюда кто-то, то кто это был? И что он - или она сейчас делает? Недоброе Устя почуяла, к мужу полетела, и нам бы надобно...
Тут уж все поняли.
Подхватил один из стрельцов волхву на руки - и кинулись они обратно, на ведьму дохлую и внимания не обращая, никуда не денется, дохлятина поганая.
Потом сюда прийти можно будет, как все прогорит! Потом и солью это место посыпать, и освятить, для верности.
А сейчас...
Не догонят они государыню, только молиться и осталось.
Только бы успела она.
Только бы обошлось...

Глава 11
Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Заболоцкой.
Конь над дорогой летит, ровно птица, и ветер его подхватывает, и еще быстрее несет, а мне мало!
Ударилась бы я оземь, сама птицей обернулась, да и полетела к мужу быстрее ветра.
А только не получится у меня, такими-то умениями и не все древние волхвы обладали, не то, что я, недоучка... силой одарили меня, а ума не добавили!
А мне бы изначально подумать!
И ведь знала, знала я многое, ан поменялось столько всего, не уследишь уж за рисунком на полотне Богини-матушки, разбегаются разноцветные нити, и в глазах рябит, и за кем следить, не знаешь уже...
Вивея Мышкина.
Казалось мне, ее в монастырь отправили, на покаяние, как Маринку во времена оны. Да только и Маринка до монастыря не доехала, и Вивея. Мне бы вспомнить, что Мышкины Раенским родня, хоть и дальняя! Называется нашему плотнику забор троюродный, а все ж родня! Оттого Вивея и на отбор попала, наверное, Любава и порадела ей, по-родственному.
Или отцу ее, боярину Фоме...
Помню я его из той, черной моей жизни?
Нет, и не помню почти. Когда Федька царем стал, укрепился, уехал куда-то боярин Мышкин, да и вовсе потеснились Раенские. Видимо, иноземцы при дворе, при Федоре силу взяли, россов вытеснять начали... когда вспомнить, у боярина Мышкина то ли кожевенная торговля сильна была, то ли пенькой торговал он... нет, не припомню сейчас. Кажется, потом кто-то другой этим занялся, вроде как тот самый Дрейве...
Это в черной моей жизни было.
А в этой боярину Фоме хоть и досталось сильно, а все ж богатства своего он не утратил, царица Любава поддержала его, от дочери он вслух отрекся... а до монастыря не доехала она, вернулась, стерва! Вернулась, и...
Ведьмой стала.
В той жизни Сара и сама Книгой распорядилась, Еве передала, надо полагать, а та - дочери своей. Вот ведь изворот какой... чернокнижные ведьмы при дворе танцевали, да глазки царю строили, а волхву последнюю на костре сжечь собирались за ведьмовство.
Хорошо Федька все росское выполол, да и то... что он решал-то, малоумок несчастный? И подсказали, и направили...
А в этой жизни Книге новая кровь нужна была, новый Род, новая ведьма, ей покорная. И выбор на Вивею пал - почему?
А тоже несложно ответить. И злости у нее хватает, и ненависти, и терять ей нечего! Все одно, за пределами монастыря обречена она. Борис ей не простил бы, повесил. А стань она ведьмой, и уйти смогла бы, и отомстить... ну и Варваре мести хотелось больше жизни, тоже понятно. Все ее планы прахом пошли, все рухнуло в одночасье, мужа нет, Федьки нет, Любавы нет, сама она станет никем и ничем, а ведь сколько лет плела она паутину свою! Никто и не догадывался даже!
А меж тем...
Где Любава, там Варвара.
И подскажет, и поможет, и хвост поднесет, и прошение протолкнет... не власть? А что ж это тогда? Можно править на троне сидя, можно - за троном стоя. Вот, Варвара за ним и стояла. А сейчас всего лишилась она, ей не жить оставалось - умирать медленно. Внуками заниматься? Правнуков ждать?
Для такой, как она, это хуже железа каленого! Вот и решилась...
Сама бы она тоже Книгу взять могла, да возраст не тот уж, новая ведьма от нее на свет не появится, а это главное условие ритуала. Род ведьминский продолжаться должен, а какое уж тут продолжение?
Но ведь не только Варвара была!
Еще кто-то был, кто-то третий... и я бы на бабу поставила, озлобленную! Ежели рядом с домом ни коня нет, ни кареты, значит, привез туда кто-то и Варвару и Вивею, а потом уехал.
А кто?!
Мне только один человек на ум приходил. Тот, который знал, для чего у Евлалии клинок есть, тот, который тоже все теряет... потеряет в ближайшее время, и понимает это, который может одним ударом все разрушить...
Как и мне отомстить, и Россу пошатнуть?
Да только одним ударом.
История ведь стремится в то же русло вернуться, это как река, мы с Вереей Беркутовой землю тряхнули, реку развернули, вверх по течению прошли, а все ж она старается из пальцев вывернуться, ровно змея водяная, скользкая, укусить...
Ежели Бореньку убьют...
Вот тогда и в Россе смута начаться может... я хоть и непраздна, да мало ли что со мной случится? И дети - они ведь хрупкие, и о талантах моих не знает... не знала ведьма. Могли рискнуть, еще как могли!
И сердце в горле бьется, заходится...
Успеть бы!
Только бы успеть!
Жива-матушка, помоги!!!

***
Бояре собирались быстро, не тянули.
Борис вошел, когда все по местам расселись, на государя воззрились - что скажешь, царь-батюшка? Борис медлить не стал, незнанием томить тоже.
- Беда у нас, бояре. Войной на нас пойти хотели, да не честно, грудь в грудь, а в спину ударить, по-подлому...
Рассказывал он быстро и четко. И про Орден Чистоты Веры. И про замыслы магистра, про мощи отравленные, про корабли с рыцарями, про сражение в порту, в палатах государевых. Не упомянул о Божедаре только, не назвал богатыря, сказал, что наемников нанял, худое подозревая. Ни на кого полагаться нельзя было, потому как иные из бояр тоже в замыслах темных виновны.
Да-да, боярин Мышкин. И боярин Пронский. И боярин Изместьев. И боярин...
Названные бояре на колени падали, но покамест государь говорил - молчали. Понимали, что вытье пресекут сразу, вон как стрельцы смотрят зло. Только закричи - мигом своими зубами подавишься.
Но когда государь не приказывает их в подземелье тащить, да пытать, так может, потом выслушает? Или смилуется?
А вдруг?
А Борис щадить никого не собирался. Ему другого хотелось. Взял он запись допроса Истермана, боярину Пущину кивнул, мол, зачитай, Егор Иванович, а то у меня горло уже дерет. Сам молчал, на бояр смотрел, а Пущин читал, ухмылялся зло.
Он-то знал, когда иноземцы власть менять лезут, они это в своих интересах делают. А кто им помогает, обязательно в суп пойдет.
Предателей - в первую очередь на осине вздернут, судьба такая, Иудина!
Вот и зачитывал боярин, ухмылялся.
И список бояр зачитывал, которых казнить должны были. И список того, что у них отобрать хотели, да иноземным купцам передать. И список купцов иноземных...
Слушали бояре, в лицах менялись, за бороды хватались, но помалкивали. Понимали - не ко времени крик да лай будут.
Да и не врал Истерман. Такие вещи в записи попадались, что не придумаешь их так-то, знать надобно. И жуть брала.
Когда б удался заговор, все потоки денежные крупные в иноземных руках оказались бы, россам и ручейков бы не оставили. Так, лужицы от копытец козьих.
Может, и выцарапали б они чего со временем, а может, и нет. Кто ж им отдаст-то чего хорошего? И становилось боярам страшно.
И тем, кто в заговоре участия не принимал - по ниточке, считай, над пропастью проскользнули, и тем, кто участие принял.
Они ж не того хотели!
Они-то для себя старались, для деток своих, а выходило, что и их бы под нож, и всех остальных... да что ж это делается-то, люди добрые!?
Борис смотрел внимательно, малейшие изменения на лицах подмечал, потом все он обдумает. Потому как сейчас без предателей да подлецов много дел доходных освободится. Не казне ж всем подряд заниматься?
Надобно будет и поощрить кого...
Наконец дочитал боярин Егор. Борис с трона поднялся.
- Все ли слышали, бояре?
И слышали, и верили. И...
- Теперь-то что делать будем, государь?
Первым боярин Утятьев опомнился. И то... не был он ни в чем замешан, не втянули его никуда. Может, потом и хотели, ну так то потом, когда Федор на Анфисе б женился, боярина к царской семье привязал накрепко, а вернее сказать, к Любаве. Осознал боярин, что рядом проползло гадюкой подколодной, и дурно ему стало. Вот и задал вопрос.
Борис его долго томить не стал.
- Что делать, боярин? А вот то, что я скажу. Боярин Пущин сейчас списки огласит. Иноземцев в Россе поубавится и сильно, отец мой впускал сюда всякую шваль без разбора, а нам выгребать придется. Доли их в кумпанствах да товариществах в пользу государства отойдут... и кое-кому из вас, бояре, также пригодятся. Казна всем подряд заниматься не станет. Вот, к примеру, ты боярин, кожами торгуешь, да в твоей торговле доля Данаэльсу принадлежала.
- Есть такое, государь. Сам знаешь, своего флота у нас, почитай, и нет, толкового, а иноземцы руки выворачивали...
- Вот, доля твоя к тебе и вернется. И флот у нас будет, кое-что есть уже. И с вами, бояре, я обговорю все, с каждым в отдельности, не то сейчас мы три дня тут просидим безвылазно. Не со всеми, правда, - Борис на предателей посмотрел. - Тех, кто меня убить хотел, и я не помилую. Вы не на государя, вы на Россу руку подняли, и за то - смерть.
Вот теперь вой поднялся, но люди боярина Репьева даром хлеб свой не ели. Кого сразу оглушили, мешком с песочком, кого просто кляпом заткнули - и поволокли тела под руки прочь из палаты Сердоликовой. Остальные бояре спорить не стали, да и чего тут лаяться?
Когда б просто так государь их арестовать приказал... да, может, и усомнился бы кто. Может, и пошумели бы, и справедливости требовали. А Борис все принародно сделал, скрывать ничего не стал... да и поняли бояре, что их бы заговорщики не пощадили тоже.
Казнит их государь?
Вот и пусть их, и не жалко даже. Скорее, интересно, что и кому достанется.
Борис еще раз милостей пообещал, боярину Пущину кивнул, и тот со стола свитки взял, печатью государя запечатанные. Каждому из бояр раздал по свитку с именем, заранее надписанным. Подготовился Борис к этому разговору, постарался.
- Вы, думные бояре, эти записи дома посмотрите. Там расписано и что у казны есть, и что вам предложить можно, и что казна бы хотела... посмотрите, подумайте, а потом и поговорим мы, чего впустую воздух-то гонять?
Это бояре поняли. А и то...
Награждать их вроде как и не за что, ничего такого они не сделали. А вот поменять одно на другое, или за выкуп чего хорошего взять... это они могли понять. И конечно, не до лая им стало, не до протестов каких - к чему? Мало ли, кого государь в темницу бросить приказал? Заслужили, значит. Все про то слышали. А сейчас надобно и о себе подумать.
Посмотреть, что государь предлагает, дома посидеть, может, посоветоваться с кем знающим... нет, не до споров тут. Не до ссор.
Без шума и крика расходились бояре.
Борис дождался, пока за последними вышедшими дверь закрылась, на трон почти без сил упал. Боярин Пущин в кубок воды холодной налил, царю протянул.
- Испей, государь.
Борис кубок одним глотком осушил, выдохнул.
- Вроде справились, дядька Егор?
- Справился ты, Боря. Государь Сокол тебя бы признал с радостью.
Переглянулись мужчины.
Сегодня власть государева еще больше укрепилась. А когда получит Борис хоть половину из того, что хочет, еще лучше будет. Есть дела, которые только в ведении государства быть обязаны. Шахты, оружие, часть торговли...
Государь Иоанн Иоаннович, не тем будь помянут, много чего из рук выпустил, ну и подобрали нити всякие разные... едва Бориса ими не удушили. А сейчас возможность появилась все утраченное вернуть, а то и чем полезным прирасти, и Борис от нее отказываться не собирался.
Сидел он на троне, воду пил мелкими глоточками, и думал - жаль, что Устя его сейчас не видела. Потом он жене все расскажет, ну так это все ж не то. А вот когда б она сама поприсутствовала... а чем его жена сейчас занимается? С бабушкой секретничает?
Сейчас передохнет он пару минут, да и к супруге пойдет.
Боярин Егор на Бориса посмотрел, встал, поклонился.
- Пойду я, пожалуй, государь?
- Иди, боярин. Да и я сейчас... пару минут еще посижу, да и ладно...
Поклонился боярин Пущин, да и вышел. А Борису и двигаться не хотелось.
Вот сидеть, смотреть на золотистые пылинки, которые в солнечном луче танцуют, и чувствовать умиротворение. Спокойствие и радость от хорошо проделанной работы.
Так редко это бывает, чтобы все - и сошлось, и срослось, и прошло почти идеально, так тяжко ему эта победа далась...
Борис даже и внимания не обратил, когда скрипнула дверь, приоткрылась едва слышно.
- Государь...
Вот тут Борис удивился даже. Не ждал он этого человека, эту...
- Боярыня Степанида? Чего тебе тут надобно?

***
Устя с коня спрыгнула, умное животное по крупу хлопнула.
Расседлать бы, напоить - некогда! Бегом ко входу кинулась. Какие там палаты?!
Подземный ход! Дверь дома чуть с петель не снесла, в подвал кинулась, на камень нажала, открылся проход - по нему Устя и побежала бегом.
Сарафан выше колен задрала, вовсе б его порвать, бегать мешает, в сторону душегрея полетела, летник за ней, куда-то венец делся - искать некогда. Коса по спине била, подхлестывала.
Быстрее, еще быстрее.
Ногу ушибла - даже внимания не обратила.
Не сломана ведь, бежать может?
Неважно все остальное! Успеть бы, только успеть... пусть Боря ее дурочкой назовет... да хоть что пусть выскажет! Лишь бы жив был!
Коридоры сами под ноги ложились, стелились послушно, да и в темноте Устя видела, ровно кошка. Жаль, нельзя на четыре лапы встать, кошки быстрее людей бегают...
Бегом, бегом... в горле бьется сердце, по щекам невольно слезы текут, грудь разрывается - какой уж тут воздух в подземных ходах! Да никакой, спертый, считай, и нет его...
Поворот, еще один - и вот перед ней выход в Сердоликовую палату.
Устя почти влетела в нее - и словно в давнем кошмаре...
Тогда она слишком поздно пришла. А сейчас...
Сейчас Боря с трона поднимается, а к нему боярыня Степанида подходит, и говорит что-то... неважно все!
Устя так заорала, что палаты дрогнули.
- НЕТ!!!
И вперед кинулась.
Не успела б она никогда, и быть беде, но потеплел на груди государя коловорот, так раскалился, что Борис невольно руку к груди вскинул, отшатнулся, не дотянулась до него Степанида сразу-то. А потом и поздно уж было.

***
Мир дрогнул и рассыпался в клочья для боярыни Пронской.
Сейчас, вот чуть-чуть... понятно же, мужчина сильнее, и с ней справится легко, а ей бы только два шага сделать. Буквально два шага, и когда отвернется государь, удар нанести, и клинок уже так удобно лег в руку, словно для нее и создан был, и...
- НЕТ!!!
Невольно на крик обернулась боярыня.
Устинья Алексеевна?
Да Степанида ее и не узнала сразу. Просто кинулось на нее что-то непонятное, рыжее или черное, растрепанное, грязное донельзя, чуть не одним прыжком половину палаты пролетело, повалило на пол, и покатились они, сцепившись, ровно две кошки.
Вылетел, зазвенел, покатился по полу наговорной ведьминский клинок.
Взвыла от ярости Степанида, отшвырнула от себя Устинью, а встать уже и не успела.
Это от бега да от ярости зашлась Устинья, а когда сцепились они с боярыней, о другом вспомнила.
Черный огонь полыхнул ярко-ярко.
Борис что есть силы ее в лицо ударил, прямо ногой, отшвырнул от Устиньи. Он тоже не сразу жену узнал, осознал не сразу, что она это.
Голос ее, а вид?!
Да на огороде пугала красивее стоят!
Пара секунд ему потребовалась, а когда выпал, покатился по полу клинок, и вовсе понятно стало.
Уж не колбасу сюда боярыня резать пришла, наверное, Борис клинок в угол пинком отшвырнул, да вмешаться в драку бабскую не успел, Степанида сильнее оказалась. Отбросила она Устинью, а встать уже и не успела.
Было уже с Устиньей такое один раз, когда не пожалела она татя.
Вот и сейчас...
Не разум сработал, сила быстрее ее оказалась, полыхнул под сердцем черный огонь яростный - и ему повинуясь, черным пеплом сердце Степаниды осыпалось.
Когда Борис ее ногой отбросил, да к Устинье обернулся, та уже мертвая падала.
- УСТЯ!!!
Жена на него посмотрела, а потом что-то поменялось в ее лице. То ли глаза перестали гореть дикой лесной зеленью, то ли само выражение лица изменилось - Устинья прямо на полу обмякла.
- Боренька... ЖИВОЙ!!!
Борис ее с пола подхватил на руки, на стражу рявкнул. Где они только копались, болваны!?
- Лекаря! ЖИВО!!!
В дверях заминка возникла, кто-то побежал, топая. Борис на Степаниду покосился, даже и не понял сразу, что мертва она.
- Эту - связать!
Устю трясло всю, она за него цеплялась, рыдала так, что Борису за жену страшно стало. Нет, не за ребенка, о малыше он в ту минуту и не думал даже, а вот жена... да что с ней такое!?
- Устя, Устёнушка... ну вот же я! Живой, все в порядке....
- Она.... Она убить шла!
И слезы потоком.
Борис глазами клинок поискал, сам встать не смог, куда уж тут, с супругой на руках, кивнул стрельцу ближайшему.
- Там нож в углу лежит, возьми осторожно, да сюда принеси. Отравлен может быть.
Устя рыдала безудержно, потом Адам пришел, за руку ее взял.
- Государыня, что случилось?
Ответа он от Бориса дождался.
- Я в палате был, ко мне боярыня Пронская вошла. Говорить начала, а тут Устя на нее и кинулась.
- Государыня, живот не болит? Не тянет?
Если что Устинью и могло остановить, так только этот вопрос. Женщина слезы вытерла, дышать глубоко принялась, вдох, второй...
- Не знаю... Боренька?!
Когда б все заново случилось, Устинья бы так же поступила. И ведьму не одолеть без нее было, и за мужа она кого угодно порвала бы, а ... ребенок что?! Что с малышом ее?!
И такой жутью ледяной пробрало по позвоночнику...
- Дай-ка я тебя осмотрю, государыня.
Устя в Бориса так вцепилась, всем ясно стало: мужа она от себя не отпустит. Адам только хмыкнул, Борису бровями показал, что все в порядке, он женщину и так осмотрит. А что делать?
Беременность!
У баб и так-то мозга мало, а в это время и последние мозги куда-то деваются. Так чудят... что там боярыня Степанида! Адам и не такое видывал, насмотрелся! А уж как родят, там и молоко в голову ударяет, что ли? Мужчинам бедным только выть остается, что тем волкам!
ДурЯт бабы, еще как дурЯт, и ничего ты с ними не сделаешь. Терпеть надобно.
- А вот мы сейчас сюда перейдем, на лавку, - заворковал Адам, помогая Борису поудобнее перехватить жену. - Вот, ляжем, ножки вытянем, дадим мне животик ощупать... хороший у нас животик, мягкий...
Устя и не сомневалась в том.
Она молодая, здоровая, да и сила у нее немалая, выносит она ребеночка и рОдит легко. Чтобы волхва плод скинула, тот мертвым быть должен. Или уж вовсе беда какая случиться должна, чтобы у волхвы и на себя-то жизненных сил не хватило.
Да и что она такого делала, когда призадуматься? В возке она легко ехала. Ведьма ей урон нанести не успела сильный, все на себя бабушка приняла. Вот потом....
Верхом она скакала, а и то - уметь надобно! Дурак и на ровном месте себе бед накличет.*
*- все сильно зависит от самого человека. Теоретически - можно, практически - смотрите анализы и свою физическую форму. Кто-то беременным и на параплане летал, и ничего так. Прим. авт.
Бегом бежала?
Так не слишком-то далеко и бежать пришлось. И вот с боярыней она сцепилась, но та ее не успела в живот ударить, просто старалась от себя оторвать, отбросить... а вот силы потом сколько Устя выплеснула? Но... когда бабушке плохо стало, у нее и кровь носом шла, и голова кружилась, а Устинье вроде как и ничего?
Усталость есть, это понятно, но в общем Устинья себя хорошо чувствовала, она молодая, здоровая...
- Все равно, государыня, я бы вам посоветовал выпить успокоительное и поспать лечь.
Разумность совета Устя признала, настойку валерианы выпила, а спать наотрез отказалась.
- Боренька...
- Я с тобой побуду, солнце мое, никуда не уйду. Никогда.
Устинья со скамейки встать попробовала, пошатнулась, в мужа вцепилась. Потом вспомнила...
- Нож!
- Вот он лежит, Устёнушка.
Устя на клинок посмотрела.
Помнила она эту рукоять алую, до последней черточки помнила. А потому...
- Боренька, это надобно будет кузнецу отдать. Чтобы разбили, расплющили, в мелкую пыль растерли да переплавили. - И уже мужу на ушко, потихоньку. - Ведьмин это клинок, жертвы таким приносят.
Боря на нож посмотрел с отвращением.
- И меня им заколоть хотели?
А чего тут непонятного, можно и не объяснять. Не просто ж так пришла к нему боярыня Пронская? Где она, кстати?
- Мертвая она, государь, - один из стрельцов отозвался.
Борис и разбираться не стал, что да как, рукой махнул.
- Ну и пусть ее, палачу работы меньше. Репьеву скажите, пусть займется. Устя, почему ты прибежала так?
- Мне сердце неладное подсказало, - Устинья врать не стала... почти. Ее ж не спрашивали, где она была, когда беду почуяла, - бросила я все и к тебе побежала... вот и успела чудом.
Борис вспомнил, как Устя на боярыню кинулась... да уж! Не иначе - чудом!
Еще б минута...
Нож рядом лежал, острый, из стали каленой, отблескивал синеватыми искорками, такой меж ребер не вонзится, а нырнет.
- Устёнушка... счастье мое!
- Боренька, не уходи, пожалуйста, побудь со мной?
Как было жене в такой мелкой просьбе отказать? Боря и не подумал даже.
- Конечно, любимая. Пойдем, ты полежишь, я рядом побуду.
Адам посмотрел одобрительно.
- Ежели что, государь, я тоже... рядом побуду.
Борис ему кивнул с благодарностью, и с супругой за дверь вышел. Ежели кто и обратил внимание, что государыня вся грязная, да растрепанная, то промолчал разумно. Длинный язык-то, говорят, с головой укорачивают, так лучше самому его прикусить. Целее будешь.

***
В своих покоях Устя в мужа вцепилась - не отдерешь.
- Полежи со мной, Боренька...
С супругой спорить государь не стал, послушался, рядом лег, обнял ее.
- Устёнушка, ты ведь не всю правду мне рассказала. Верно?
- Не всю. Не стала я при других, - Устя тихо говорила, чтобы никто не услышал, даже ненароком. - Я просто видела... ты, и нож этот, и у меня на руках кровь... мне так страшно было, Боренька! До безумия страшно...
- Бедная моя девочка.
И так это было сказано, что Устинья снова разрыдалась. От облегчения.
Все хорошо, успела она. Не зря она бежала, летела, не зря... в последнюю минуту, считай! Боря ее долго утешал, по голове гладил, как маленькую... он бы и от другого утешения не отказался, да Адам шепнул, что лучше не надо бы. И так государыне тяжело пришлось, ни к чему еще добавлять.
Кое-как добралась до палат государевых Агафья, услышала от лекаря, что произошло, и на пороге чуть не осела, за сердце схватилась. Все же и у старой волхвы был свой предел, и сегодня она его перешла необратимо. Ей Адам и занялся.
Илья только ругался, понимая, что когда б не Устя...
Все рухнуть могло бы. Вообще все. Основа спокойствия в государстве - преемственность власти, да правитель умный, а такого и нет покамест. Устя еще когда родит, ребеночек еще пока вырастет... восемнадцать лет Борису обязательно прожить надо, а лучше б и поболее.
Обошлось...
И Слава Богу! Любому, в какого б человек не верил.
Но нажрался Илья в этот вечер от души. Да так, что с утра обнаружил себя почему-то в лодке, на пристани, и долго думал, чего его занесло туда.
Хорошо еще, купаться не полез, а мог бы...
Злое зелье - вино.

***
К вечеру боярин Репьев пришел, государю доложился честь по чести.
- Допросил я боярина Пронского, и слуг его, и в палатах кого потребовалось, государь. Когда дозволишь рассказать?
- Дозволю, - Борис на жену посмотрел вопросительно. Устя уж успокоилась, а все равно за него цеплялась, да Боря и не спорил. Ему и самому рядом с женой спокойнее было. - Послушаешь ли, радость моя?
- Послушаю, Боренька. Самой интересно, отчего боярыня покушаться на тебя решила, да как во всем этом замешана оказалась.
Боярин Репьев на государыню покосился, но промолчал. И государыня Любава делами государственными интересовалась живо, и эта - интересуется... ну так что ж? Главное, с советами да указаниями не лезет.
А еще Анфиса говорила, государь у них с Аникитой на свадьбе быть обещался, и крестным отцом ребеночку стать. Как уж она добилась этого, не сказала, а только понял боярин, что с государыней Устиньей договорилась невестушка. Ну... когда так - и ему не в тягость что-то рассказать.
- Присаживайся, Василий Никитич, рассказывай, да кваску себе налей, когда захочется.
Боярин не отказался. И кваску плеснул, и выпил - устал он за день, почитай, и не присел ни разу.
- Дело такое, государь. Боярыня Пронская с невесткой своей близка была. Как овдовела Степанида Пронская, так и завела она полюбовника молодого. Уж прости, государыня...
Устя только рукой махнула. Вот уж нашел, чем удивить, и не такого она в монастыре повидала.
- А молодых любовников прельщать надобно. Или самой моложе казаться, или деньгами их улещивать, или еще чем, подарками дорогими...
И с этим согласны были присутствующие. Любовь - там уж понятно, не знаешь, кого полюбишь, а просто так, плоть потешить? Мало кто из парней молодых на такое бесплатно пойдет.
- Вот, невестка ей и помогала. Или боярыня - невестке радела. Сводила она невестку свою с теми, кому услуги ведьминские были надобны. Список я составил, государь, вот, приказал перебелить начисто.
- Оставь, почитаю потом. Что за услуги?
- Ох, государь. Кому зелье надобно было, чтобы у мужа... твердость повышалась. Кому наоборот. Кто для молодости себе зелья брал, кто и приворотными не брезговал... там отдельно те, кто яды у ведьмы заказывал.
- Оставь, посмотрю. Потом решать будем, кого казнить, кого помиловать.
- Вот, государь, боярыне Пронской от того и денежка шла небольшая, да вкусная, и зелья ей ведьма давала бесплатно. А тут ведьме-то и конец настал. Может, поплакала бы боярыня Пронская, да и смирилась, но тут у нее, как на грех, любовь приключилась. А от любви дуреют бабы.
Устя с этим и спорить не собиралась.
Дуреют?
Не то слово, как дуреют... и рука сама собой на живот легла. Прости, малыш, дура у тебя мама. А только ежели бы опоздала она сегодня, ей бы потом жизнь не в жизнь была. Все одно бы сошла она в могилу за мужем любимым.
- Уж прости, государыня, а только... захотелось боярыне к себе любовника присушить. А ведьмы-то и нет, и получается у нее, что ты ведьму в могилу свела.
Устя только головой покачала.
- Я-то почему?
- Самому бы знать хотелось, а только говорит боярыня, что с тебя все началось.
Устинья только головой покачала.
- С меня ли? Или с того, что Федьку они женить решили? Прости, Боренька, я бы и правда не побрезговала ведьму извести, а только меня там и рядом не было.
Борис только рукой махнул.
- Не обращай внимания, Устёнушка. А на меня-то боярыня зачем покушалась, али я тоже ведьму какую казнил, да и не заметил?
- Нет, государь. Ты на Устинье Алексеевне женился, а боярыня... слепому видно, что для государыни ты жизни дороже.
Тут уж покраснели все. И боярин, и Борис, и Устинья. А только говорить-то все равно надо...
- Вот потому, государь, на тебя и покушались. Подумала боярыня, что твоя смерть для государыни мучительнее всего будет.
- Не ошиблась...
Устя тихо-тихо шептала. Только Борис все равно услышал, и такая нежность его затопила...
Как же повезло ему!
Уж и не рассчитывал он на такое счастье, что его самого полюбят, ради него, не ради короны, не ради власти али связей каких... Усте он сам дорог, никто другой ей и рядом не надобен. И смотрит она на него сияющими глазами, и не играет. Таких, как боярыня Пронская, не обманешь, от них и захочешь скрыться, так не получится.
- Счастье мое...
Боярин Репьев откашлялся, царской чете напомнил, что не одни они в покоях.
Улыбнулась Устинья, пальцы с Борисом переплела.
- А нож у нее откуда, боярин?
- А тут другая история начинается, государыня. Ведьму-то извели, а дела ее поганые остались, никуда от них не деться. Ведьма эта, вроде как, чернокнижница. А чтобы книгу эту самую перенять, надобно было принести в жертву того, кто от рода чернокнижников останется. Чтобы, значит, через общую кровь, Книга хозяина поменяла.
- И принесли они в жертву сестру мою, Аксинью. Потому как Федор ведьме родственником приходился, хоть и дальним, и более от рода никого не оставалось.
- Верно, государыня.
- Догадалась я, боярин. Только Варвара Раенская могла мою сестрицу глупую из покоев увести. А боярыня Степанида тому способствовала.
- И снова верно, государыня. Раенские да Мышкины родня, хоть и дальняя, да и Пронские через ведьму... и всем им появление на свет новой ведьмы выгодно было.
- Неудивительно, боярин. Кто Аксинью-то сманил?
- Варвара Раенская сама не успевала везде, полетела она к Мышкиным, боярин Фома, хоть и собирался, а покамест боярышню в монастырь не отправил. Так Варвара ей и предложила ведьмой стать, за себя отомстить.
- Не пришлось долго уговаривать, - Борис поморщился даже. Вот ведь... Вивея и Устинья внешностью похожи очень. А только там, где Устинья сто раз подумает, Вивея без раздумий сделает. И совесть ее мучить не будет - с чего бы? Она ж достойна всего, в том числе и трона, и короны... и плахи. Вот куда бы ей самая прямая дорога.
- А боярыня Степанида тем временем к Аксинье отправилась. И увела ее из палат государевых. Две девицы, две дурочки...
- Не проще ли было Аксинье предложить Книгу приручить? Обиды и зависти у нее б на четыре Книги хватило?
- И про то я боярина да холопов спросил, государыня. Они видят много, только молчат а тут радость им выпала за все поквитаться. Не любили они Пронскую-то. Ни Евлалию, ни Степаниду. Как разговаривали Раенская с Пронской, так и решили, что Аксинья глупа слишком. Рано или поздно она б тебе во всем призналась, обида у нее временная, а привязанность к семье - постоянная.
Устя всхлипнула, лицом в ладони уткнулась.
- Ох, Аська...
Переглянулись мужчины, боярин головой покачал, потом я тебе, государь, все подробнее обскажу. Думали бабы, и кого, и как, да только Аксинья слишком уж глупой им показалась. Даже не в ее привязанностях дело, а просто, с дуррой свяжешься, так потом бед на расхлебаешь, лучше уж никакого друга, чем дурак.
- Дальше уж вовсе просто было. Степанида сестру твою, государыня, привезла, Варвара с Вивеей за Книгой заехали. Варвара от мужа знала, где та лежит, да и Любава говорила. Вивея Мышкина книгу в руки взяла, Варвара собой рисковать не хотела. Боялась она, что Книга разум ее сожрет, или еще как подчинит... знала и боялась. Так что Книгу Вивея брала, а Варвара... когда б что не так пошло, у них еще Аксинья была. Книга и ее признать могла.
- Стервы.
- Потом что-то не так пошло. Вроде как перехватили ведьм, да и уничтожили.
- А боярыня Степанида?
- Ее там и не было как раз. Ей любовник весточку прислал, она к нему и кинулась.
Устя только головой качнула.
- Столько боли, столько смертей... и ради чего?
Боярин Репьев только головой покачал.
- Дуры, вот как есть - дуры, государыня.
Устинья и не сомневалась.

***
Как боярин откланялся, она на Бориса посмотрела.
Муж ей влюбленным взглядом ответил.
- Устёнушка моя, радость моя...
- Боря... любимый!
- Я для тебя и правда жизни дороже?
Знал он ответ. А все ж... Устя ему навстречу потянулась.
- Я без тебя умерла.
И так это прозвучало, что у Бориса по спине холодок пробежал.
- Любимая моя, радость моя...
Сколько слов на свете придумано, а для того, чтобы чувства свои выразить, все одно их слишком мало будет. И смотрят двое в глаза друг другу, и понимают, что жизнь у них одна на двоих, и сердце на двоих одно, и дыхание тоже, не жить им друг без друга.
И губы встречаются, и руки переплетаются, и столько нежности в тихом шепоте...
Все у них еще будет.
И закаты, и восходы, и радости будет, и неурядицы, без которых жизнь не обходится, а только вспомнит Устинья, как могла мужа потерять - и замолчит.
Вспомнит Борис, как жена жизни своей не пожалела, на его убийцу кинулась - и тоже промолчит лишний раз. И поссориться им не удастся.
Все у них хорошо будет.