Canto Three

Песнь третья

The Yoga of the King:

Йога Царя:

The Yoga of the Soul's Release

Йога Освобождения Души

A world's desire compelled her mortal birth.

Мольбою мира было вызвано ее^[1] смертное рождение.

One in the front of the immemorial quest,

Тот кто, всегда шел впереди^[2] извечно длящего поиска

Protagonist of the mysterious play

Главный герой мистической игры,

In which the Unknown pursues himself through forms

В которой Неведомое преследует себя в формах

And limits his eternity by the hours

И ограничивает свою вечность часами,

And the blind Void struggles to live and see,

А слепая Пустота борется за то, чтоб жить и видеть,

A thinker and toiler in the ideal's air,

Мыслитель и труженик в высоких сферах идеала

Brought down to earth's dumb need her radiant power.

Привнес в безмолвную нужду земли ее сияющую силу.

His was a spirit that stooped from larger spheres

Это был дух, что снизошел из более просторных сфер

Into our province of ephemeral sight,

В наше пространство эфемерных видимостей,

A colonist from immortality.

Как колонист, сюда прибывший из Бессмертия.

A pointing beam on earth's uncertain roads,

Луч, указующий на сумеречных путях земли,

His birth held up a symbol and a sign;

Его рождение несло в себе знамение и символ;

His human self like a translucent cloak

И человеческое в нем подобно было полупрозрачному покрову,

Covered the All-Wise who leads the unseeing world.

Скрывающему Все-Мудрость, что ведет к цели этот невидящий мир.

Affiliated to cosmic Space and Time

Сродни космическому Пространству и Времени,

And paying here God's debt to earth and man

Оплачивая здесь долг Бога земле и человеку

A greater sonship was his divine right.

Он нес божественное право своего великого родства.

Although consenting to mortal ignorance,

И знание его, хотя и согласилось на смертное неведение,

His knowledge shared the Light ineffable.

Все же несло в себе невыразимый Свет.

A strength of the original Permanence

Сила изначальной Неизменности

Entangled in the moment and its flow,

Вплелась в мгновение и поток времени,

He kept the vision of the Vasts behind:

Он хранил видение трансцендентных Беспредельностей:

A power was in him from the Unknowable.

Могущество в нем жило от Непознаваемого.

An archivist of the symbols of the Beyond,

Архивариус символов Запредельного,

A treasurer of superhuman dreams,

Хранитель сокровищницы сверхчеловеческих грез,

He bore the stamp of mighty memories

Он нес печать могущественных воспоминаний

And shed their grandiose ray on human life.

И изливал их грандиозный свет на человеческую жизнь.

His days were a long growth to the Supreme.

Все дни его были долгим восхождением к Божественному.

A skyward being nourishing its roots

Устремленное в небеса существо, чьи корни питались

On sustenance from occult spiritual founts

Содержимым оккультных, духовных источников,

Climbed through white rays to meet an unseen Sun.

Восходило сквозь белые лучи навстречу невидимому Солнцу.

His soul lived as eternity's delegate,

Его душа жила здесь как посланец вечности,

His mind was like a fire assailing heaven,

А ум огню подобен был, штурмующему небеса,

His will a hunter in the trails of light.

А его воля - охотнику, идущему по следам света.

An ocean impulse lifted every breath;

Океаническою мощью вздымалось каждое его дыхание;

Each action left the footprints of a god,

На каждом действии были заметны следы бога,

Each moment was a beat of puissant wings.

И взмахом могущественных крыльев было каждое его мгновение.

The little plot of our mortality

Наш малый смертный круг

Touched by this tenant from the heights became

От прикосновения этого жителя высот

A playground of the living Infinite.

Превратился в площадку для игр Бесконечности.

This bodily appearance is not all;

Это телесное обличие еще не все;

The form deceives, the person is a mask;

Форма обманчива, а личность это маска;

Hid deep in man celestial powers can dwell.

Скрытые глубоко внутри, в человеке могут жить космические силы.

His fragile ship conveys through the sea of years

Его хрупкое суденышко несло чрез море лет,

An incognito of the Imperishable.

Инкогнито Нетленного.

A spirit that is a flame of God abides,

Дух есть пламя живого Бога,

A fiery portion of the Wonderful,

Огненная частица Чудесного,

Artist of his own beauty and delight,

Творец своей собственной красоты и своего восторга,

Immortal in our mortal poverty.

Бессмертный живет в нашей смертной малости.

This sculptor of the forms of the Infinite,

Скульптор форм Бесконечного,

This screened unrecognised Inhabitant,

Неузнанный, скрытый Житель,

Initiate of his own veiled mysteries,

Посвященный своих собственных тайных мистерий,

Hides in a small dumb seed his cosmic thought.

Скрывает в малом, бессловесном семени свою космическую мысль.

In the mute strength of the occult Idea

В безмолвной силе оккультной Идеи,

Determining predestined shape and act,

Определяющей назначенные действие и форму,

Passenger from life to life, from scale to scale,

Пассажиром, что следует из жизни в жизнь, восходит со ступени на новую ступень,

Changing his imaged self from form to form,

Меняя свои воображаемые я от формы к форме,

He regards the icon growing by his gaze

Он^[3] вглядывается в образ, что вырастет под его взором

And in the worm foresees the coming god.

И прозревает в черве явленье бога.

At last the traveller in the paths of Time

Но вот, кочевник на дорогах Времени,

Arrives on the frontiers of eternity.

Он достигает, наконец, границы вечности.

In the transient symbol of humanity draped,

И, облаченный в этот символ мимолетной человечности,

He feels his substance of undying self

Он чувствует субстанцию своего неумирающего я

And loses his kinship to mortality.

И разрывает свое родство со смертностью.

A beam of the Eternal smites his heart,

Луч Вечного пронзает его сердце,

His thought stretches into infinitude;

Его мысль протягивается в бесконечность;

All in him turns to spirit vastnesses.

Все в нем поворачивается к духовным беспредельностям.

His soul breaks out to join the Oversoul,

Его душа стремится на свободу, чтобы слиться со Сверхдушой.

His life is oceaned by that superlife.

Его жизнь затапливает океан сверхжизни.

He has drunk from the breasts of the Mother of the worlds;

Он пьет из грудей Матери миров;

A topless Supernature fills his frame:

Не знающая пределов Сверхприрода, заполняет его:

She adopts his spirit's everlasting ground

Она делает вечную основу его духа

As the security of her changing world

Залогом безопасности ее^[4] изменчивого мира

And shapes the figure of her unborn mights.

И придает форму своим еще нерожденным могуществам.

Immortally she conceives herself in him,

Бессмертно она постигает себя в нем,

In the creature the unveiled Creatrix works:

В этом существе работает разоблаченная Художница:

Her face is seen through his face, her eyes through his eyes;

Ее лик проглядывает сквозь его лицо, его глаза лучатся ее взором;

Her being is his through a vast identity.

Ее бытие становится его бытием благодаря широкому отождествлению.

Then is revealed in man the overt Divine.

Тогда в человеке проявляется явленное Божественное.

A static Oneness and dynamic Power

Неподвижное Единство и действующее Могущество

Descend in him, the integral Godhead's seals;

Нисходят в него, как знаки цельного Божественного;

His soul and body take that splendid stamp.

Его душа и тело принимают на себя печать этого великолепия.

A long dim preparation is man's life,

Жизнь человека незаметное и долгое приготовление,

A circle of toil and hope and war and peace

В круговороте войны и мира, надежды и труда,

Tracked out by Life on Matter's obscure ground.

Что чертит Жизнь на темном основании Материи.

In his climb to a peak no feet have ever trod,

В своем подъёме на вершину, куда не ступала еще ничья нога,

He seeks through a penumbra shot with flame

Он ищет сквозь полутень, отбрасываемую пламенем,

A veiled reality half-known, ever missed,

Завуалированную, полуизвестную и вечно ускользающую реальность,

A search for something or someone never found,

Поиск чего-то иль кого-то, что никогда еще не было найдено ещё,

Cult of an ideal never made real here,

Культ идеала, который никогда еще не стал реальностью,

An endless spiral of ascent and fall

На бесконечной спирали восхождений и падений,

Until at last is reached the giant point

Пока, в конце концов, он не достигнет гигантской точки,

Through which his Glory shines for whom we were made

Сияющую Великолепием Того, ради кого мы были все сотворены,

And we break into the infinity of God.

И мы врываемся в бесконечность Бога.

Across our nature's border line we escape

Мы убегаем через пограничные рубежи нашей природы,

Into Supernature's arc of living light.

Под небосвод живого света Сверхприроды.

This now was witnessed in that son of Force;

Вот что теперь было заметно в этом сыне Силы;

In him that high transition laid its base.

В нем утвердился этот высокий переход.

Original and supernal Immanence

То изначальное, божественное Имманентное,

Of which all Nature's process is the art,

Для кого процесс развития Природы есть искусство,

The cosmic Worker set his secret hand

Космический Работник тайно свою руку приложил,

To turn this frail mud-engine to heaven-use.

Чтобы сделать хрупкий грязный механизм пригодным для божественного применения.

A Presence wrought behind the ambiguous screen:

Присутствие трудилось позади обманчивого покрова:

It beat his soil to bear a Titan's weight,

Оно взбивало его плоть, чтоб вынести она была способна вес Титана

Refining half-hewn blocks of natural strength

И обрабатывая полуобтесанные блоки природной силы,

It built his soul into a statued god.

Преобразило его душу в изваянье бога.

The Craftsman of the magic stuff of self

Мастер, что сделал своим волшебным материалом самого себя,

Who labours at his high and difficult plan

Трудился над своим высоким, трудным планом

In the wide workshop of the wonderful world,

В просторной мастерской этого чудесного мира,

Modelled in inward Time his rhythmic parts.

В каком-то внутреннем Времени формируя его^[5] ритмические части.

Then came the abrupt transcendent miracle:

Затем произошло внезапное, трансцендентное чудо:

The masked immaculate Grandeur could outline,

At travail in the occult womb of life,

Скрывающееся за маской, безупречное Великолепие,

Трудясь в оккультном чреве жизни,

His dreamed magnificence of things to be.

Смогло наметить контуры той красоты вещей, которые могли бы быть.

A crown of the architecture of the worlds,

Венец архитектуры миров,

A mystery of married Earth and Heaven

Мистерия брачного союза Земли и Неба,

Annexed divinity to the mortal scheme.

Соединили Божественное со смертным планом.

A Seer was born, a shining Guest of Time.

Провидец родился, сияющий Гость Времени.

For him mind's limiting firmament ceased above.

Над ним не существовало более ограничивающей твердыни ума.

In the griffin forefront of the Night and Day

На фасаде Дня и Ночи, где грифон возлежит крылатый, с телом льва и головой орла.

A gap was rent in the all-concealing vault;

Было пробито отверстие в тот склеп, который скрывает все;

The conscious ends of being went rolling back:

Были отброшены сознательные ограничения существа:

The landmarks of the little person fell,

Пали межевые знаки этой малой личности,

The island ego joined its continent.

Островок эго соединился со своим материком.

Overpassed was this world of rigid limiting forms:

Мир этот ограниченных и жестких форм был превзойден:

Life's barriers opened into the Unknown.

Барьеры Жизни распахнулись в Неведомое.

Abolished were conception's covenants

Было уничтожено соглашение концепций,

And, striking off subjection's rigorous clause,

И вычеркивая подчинение строгому закону,

Annulled the soul's treaty with Nature's nescience.

Аннулирован договор души с неведеньем Природы.

All the grey inhibitions were torn off

Все мрачные запреты были отброшены,

And broken the intellect's hard and lustrous lid;

Сломана блестящая, твердая крышка интеллекта;

Truth unpartitioned found immense sky-room;

Неразделимая истина нашла свое безбрежное небесное пространство;

An empyrean vision saw and knew;

Божественное око видело и знало;

The bounded mind became a boundless light,

Ограниченный ум стал безграничным светом,

The finite self mated with infinity.

Конечное я соединилось с бесконечностью.

His march now soared into an eagle's flight.

Его продвижение стало теперь подобно орлиному полету.

Out of apprenticeship to Ignorance

Из подмастерья Неведенья

Wisdom upraised him to her master craft

Мудрость возвысила его до своего братства мастеров

And made him an archmason of the soul,

И сделала его скульптором своей души,

A builder of the Immortal's secret house,

Строителем тайного дома Бессмертного,

An aspirant to supernal Timelessness:

Соискателем божественного Вневременья:

Freedom and empire called to him from on high;

Свобода и верховная власть взывали к нему свыше;

Above mind's twilight and life's star-led night

Над сумерками ума и ночи жизни, ведомой путями звезд,

There gleamed the dawn of a spiritual day.

Вдруг неожиданно забрезжил рассвет духовного дня.

As so he grew into his larger self,

По мере того, как он врастал в свое более широкое я,

Humanity framed his movements less and less;

Человеческое все менее и менее ограничивало его движения;

A greater being saw a greater world.

Более великое существо увидело и более великий мир.

A fearless will for knowledge dared to erase

Бесстрашная воля, жаждущая знания, посмела стереть

The lines of safety Reason draws that bar

Границы безопасности, которые рисует нам Рассудок, путь преграждая

Mind's soar, soul's dive into the Infinite.

Свободному парению Ума и препятствуя погружению души в Бесконечное.

Even his first steps broke our small earth-bounds

Даже его первые шаги разрушили наши узкие земные границы

And loitered in a vaster freer air.

И превратились в парение в широкой и свободной атмосфере.

In hands sustained by a transfiguring Might

В руки, поддержанные преобразующим Могуществом,

He caught up lightly like a giant's bow

Он подхватил легко гигантский лук,

Left slumbering in a sealed and secret cave

Оставленный дремать без дела в потаенной, запечатанной пещере,

The powers that sleep unused in man within.

Силы, что дремлют без применения у человека внутри.

He made of miracle a normal act

Он сделал чудеса обычным делом

And turned to a common part of divine works,

И превратил их в часть обычную божественной работы,

Magnificently natural at this height,

Величественно естественные на этой высоте,

Efforts that would shatter the strength of mortal hearts,

Усилия, что силу смертного сердца сокрушить способны,

Pursued in a royalty of mighty ease

Преследовали в царственном величии могущественной непринужденности,

Aims too sublime for Nature's daily will:

Цели, слишком высокие для обычных путей Природы:

The gifts of the spirit crowding came to him;

Дары духа толпою шли к нему;

They were his life's pattern and his privilege.

Они стали образом его жизни и его привилегией.

A pure perception lent its lucent joy:

Чистое восприятие дарило ему свою сияющую радость:

Its intimate vision waited not to think;

Его сокровенному видению не нужно было размышление;

It enveloped all Nature in a single glance,

Единым взглядом оно охватывало всю Природу

It looked into the very self of things;

И постигало суть вещей;

Deceived no more by form he saw the soul.

Его не обманывала больше форма, он видел душу.

In beings it knew what lurked to them unknown;

В людях оно^[6] осознавало то, что им самим о себе было не ведомо;

It seized the idea in mind, the wish in the heart;

Оно ловило идею в уме, желанье в сердце;

It plucked out from grey folds of secrecy

Из серых потаенных уголков вытаскивало

The motives which from their own sight men hide.

Побужденья, что были скрыты от их взора.

He felt the beating life in other men

Он чувствовал биенье жизни в других людях,

Invade him with their happiness and their grief;

Вторгающиеся в него с их радостью и горем;

Their love, their anger, their unspoken hopes

Любовь и гнев, невысказанные их надежды

Entered in currents or in pouring waves

Входили потоками, или вливались волнами

Into the immobile ocean of his calm.

В незыблемый океан его покоя.

He heard the inspired sound of his own thoughts

Он слышал отзвук, вдохновленный его же собственною мыслью,

Re-echoed in the vault of other minds;

Что отзывалась эхом в склепе их умов;

The world's thought-streams travelled into his ken;

Мировые потоки мыслей шли к нему;

His inner self grew near to others' selves

Его внутреннее я стало сокровенно близко с я других

And bore a kinship's weight, a common tie,

И вынесло тяжесть этого родства и общих уз,

Yet stood untouched, king of itself, alone.

Но все же оставалось незатронутым и одиноким властелином самого себя.

A magical accord quickened and attuned

Магический аккорд убыстрил и настроил

To ethereal symphonies the old earthy strings;

Для божественных симфоний старые земные струны;

It raised the servitors of mind and life

Он разбудил слуг жизни и ума и сделал их

To be happy partners in the soul's response,

Счастливыми партнерами в этом отклике души,

Tissue and nerve were turned to sensitive chords,

Ткани и нервы превратились в чувствительные струны,

Records of lustre and ecstasy; it made

Став музыкой света и экстаза; он сделал

The body's means the spirit's acolytes.

Средства тела помощниками духа.

A heavenlier function with a finer mode

Эта божественная деятельность тонко

Lit with its grace man's outward earthliness;

Своею милостью озарила внешнюю земную форму человека;

The soul's experience of its deeper sheaths

Переживание более глубоких оболочек стало доступно восприятию души,

No more slept drugged by Matter's dominance.

Не одурманенной более сном под владычеством Материи.

In the dead wall closing us from wider self,

В глухой стене, что отрезает нас от нашего безграничного я,

Into a secrecy of apparent sleep,

В таинстве кажущегося сна,

The mystic tract beyond our waking thoughts,

В мистическом пространстве, лежащем за гранью наших повседневных мыслей,

A door parted, built in by Matter's force,

Дверь приоткрылась, встроенная там силой Материи,

Releasing things unseized by earthly sense:

Освобождая вещи, что не доступны земному чувству:

A world unseen, unknown by outward mind

Незримый мир, неведомый внешнему уму

Appeared in the silent spaces of the soul.

Возник в безмолвных пространствах души.

He sat in secret chambers looking out

Он очутился в таинственных палатах, всматриваясь

Into the luminous countries of the unborn

В сияющие страны нерожденного,

Where all things dreamed by the mind are seen and true

Где зримо и истинно все то, что воображает ум,

And all that the life longs for is drawn close.

Приблизилось все то, к чему так страстно стремится жизнь.

He saw the Perfect in their starry homes

Он видел Совершенных в их звездных обителях,

Wearing the glory of a deathless form,

Несущих великолепие бессмертной формы,

Lain in the arms of the Eternal's peace,

Возлежащих на руках Бессмертного покоя,

Rapt in the heart-beats of God-ecstasy.

Погруженных в восторг сердцебиений Божественного экстаза.

He lived in the mystic space where thought is born

Он жил в мистическом пространстве, где возникает мысль

And will is nursed by an ethereal Power

И Сила эфирная лелеет волю,

And fed on the white milk of the Eternal's strengths

Вскармливая ее белым молоком могуществ Вечности,

Till it grows into the likeness of a god.

Пока она не станет богоподобной.

In the Witness's occult rooms with mind-built walls

В оккультных палатах безмолвного Свидетеля со стенами, возведенными умом,

On hidden interiors, lurking passages

Скрывающими невидимые интерьеры, таинственные переходы,

Opened the windows of the inner sight.

Открылись окна внутреннего виденья.

He owned the house of undivided Time.

Он завладел обителью неразделенного Времени.

Lifting the heavy curtain of the flesh

Подняв тяжелую завесу плоти,

He stood upon a threshold serpent-watched,

Он оказался на пороге, который охраняет мудрый змий

And peered into gleaming endless corridors,

И заглянул в сияющие, нескончаемые коридоры,

Silent and listening in the silent heart

Безмолвный и внемлющий в безмолвном сердце

For the coming of the new and the unknown.

Прихода нового и неизвестного.

He gazed across the empty stillnesses

Он вглядывался в пустую тишину

And heard the footsteps of the undreamed Idea

И слышал шаги невообразимой Идеи

In the far avenues of the Beyond.

На дальних дорогах Запредельного.

He heard the secret Voice, the Word that knows,

Он слышал тайный Голос, всеведущее Слово,

And saw the secret face that is our own.

И видел наш собственный тайный лик.

The inner planes uncovered their crystal doors;

Внутренние планы распахнули свои хрустальные двери;

Strange powers and influences touched his life.

Чудесные силы и влияния коснулись его жизни.

A vision came of higher realms than ours,

Пришло видение более высоких, чем наше, царств

A consciousness of brighter fields and skies,

И осознание более ярких небес и сфер,

Of beings less circumscribed than brief-lived men

Существ, что менее ограничены, чем кратко живущий человек

And subtler bodies than these passing frames,

И более тонких тел, чем эти преходящие формы,

Objects too fine for our material grasp,

Вещей, что слишком прекрасны для наших материальных чувств,

Acts vibrant with a superhuman light

Действий, вибрирующих сверхчеловеческим светом,

And movements pushed by a superconscient force,

Движений, направляемых силой сверхсознания,

And joys that never flowed through mortal limbs,

И восторгов, что никогда еще не наполняли смертные члены,

And lovelier scenes than earth's and happier lives.

Более счастливых жизней, и более прекрасных, чем земные, сцен.

A consciousness of beauty and of bliss,

Сознанье красоты и блаженства,

A knowledge which became what it perceived,

Знание, становящееся тем, что оно постигает,

Replaced the separated sense and heart

Заняло место отделенного чувства и сердца

And drew all Nature into its embrace.

И заключило всю Природу в свои объятия.

The mind leaned out to meet the hidden worlds:

Ум расширился, чтобы встретиться со скрытыми мирами:

Air glowed and teemed with marvellous shapes and hues,

Воздух пылал и был наполнен чудесными формами и переливами цветов,

In the nostrils quivered celestial fragrances,

В ноздрях трепетали божественные ароматы,

On the tongue lingered the honey of paradise.

И на языке истаивал медовый вкус эдема.

A channel of universal harmony,

Каналом универсальной гармонии,

Hearing was a stream of magic audience,

Стал слух, потоком волшебных голосов

A bed for occult sounds earth cannot hear.

И ложем для оккультных звуков, которые земля не может вынести.

Out of a covert tract of slumber self

Из тайных измерений дремлющего я

The voice came of a truth submerged, unknown

Донесся Голос скрытой неизвестной истины,

That flows beneath the cosmic surfaces,

Что по ту сторону космических видимостей протекает,

Only mid an omniscient silence heard,

Он слышен лишь среди всеведущего безмолвия,

Held by intuitive heart and secret sense.

Поддержанный интуитивным сердцем и тайным чувством.

It caught the burden of secrecies sealed and dumb,

Он^[7] подхватил бремя невыразимых, бессловесных тайн

It voiced the unfulfilled demand of earth

Провозгласил еще невыполненное требование земли,

And the song of promise of unrealised heavens

И воспел гимн обещания еще не воплотившихся небес

And all that hides in an omnipotent Sleep.

И всего того, что скрыто пребывает во всемогущем Сне.

In the unceasing drama carried by Time

В этой непрекращающейся драме, влекомой Временем,

On its long listening flood that bears the world's

В его долгом внимающем потоке, несущем неразрешимое

Insoluble doubt on a pilgrimage without goal,

Сомнение мира в этом путешествии без цели,

A laughter of sleepless pleasure foamed and spumed

Пенился и искрился смех никогда не засыпающего блаженства

And murmurings of desire that cannot die:

И шепот желания, которое не может умереть:

A cry came of the world's delight to be,

Крик донеся мирового восторга просто существовать,

The grandeur and greatness of its will to live,

Великолепия и величия его воли к жизни,

Recall of the soul's adventure into space,

Напоминая о приключении души в пространстве,

A traveller through the magic centuries

Странствующей через волшебные века,

And being's labour in Matter's universe,

И трудах человека в этой вселенной Материи,

Its search for the mystic meaning of its birth

Его поиске мистического смысла своего рождения

And joy of high spiritual response,

И радости высокого, духовного ответа,

Its throb of satisfaction and content

И трепете удовлетворения и удовольствия

In all the sweetness of the gifts of life,

От всей сладости даров жизни,

Its large breath and pulse and thrill of hope and fear,

Его широком дыхании, биении сердца, волнений надежд и страхов,

Its taste of pangs and tears and ecstasy,

Вкусе страдания, экстаза и слез,

Its rapture's poignant beat of sudden bliss,

Остром восторге внезапного блаженства,

The sob of its passion and unending pain.

Рыдании его страстей и неизбывной боли.

The murmur and whisper of the unheard sounds

Бормотание и шепот неслышных звуков,

Which crowd around our hearts but find no window

Что толпой роятся вокруг наших сердец, но не находят окон, чтобы войти

To enter, swelled into a canticle

Поднялись гимном всему тому,

Of all that suffers to be still unknown

Что мучается, еще невыраженное и никому неведомое,

And all that labours vainly to be born

Что трудиться напрасно, чтоб родиться,

And all the sweetness none will ever taste

Всей этой сладости, которую еще никто не пережил

And all the beauty that will never be.

Всей этой красоте, что никогда еще не проявлялась здесь.

Inaudible to our deaf mortal ears

И, недоступные уху простого смертного,

The wide world-rhythms wove their stupendous chant

Широкие мировые ритмы сплетали свою величественную песнь,

To which life strives to fit our rhyme-beats here,

С которой жизнь стремится сонастроить свои ритмы здесь,

Melting our limits in the illimitable,

Расплавляя наши пределы в беспредельном,

Tuning the finite to infinity.

И настраивая конечное на бесконечное.

A low muttering rose from the subconscient caves,

Тихое бормотание донеслось из подсознательных пещер,

The stammer of the primal ignorance;

Невнятная речь первобытного неведения;

Answer to that inarticulate questioning,

В ответ на этот неясное вопрошание,

There stooped with lightning neck and thunder's wings

Подобно молнии на крыльях грома, туда слетел

A radiant hymn to the Inexpressible

Сияющий гимн Невыразимому,

And the anthem of the superconscient light.

Песнь сверхсознательного света.

All was revealed there none can here express;

Всё то там было обнаружено, что не способен никто выразить здесь;

Vision and dream were fables spoken by truth

Видение и греза стали легендами, рассказанными истиной,

Or symbols more veridical than fact,

Или символами, более правдивыми, чем факт,

Or were truths enforced by supernatural seals.

Или истинами, скрепленными божественными печатями.

Immortal eyes approached and looked in his,

Бессмертные очи приблизились и заглянули в его глаза,

And beings of many kingdoms neared and spoke:

И существа из многих царств подступили ближе и заговорили:

The ever-living whom we name as dead

Те вечноживые, кого мы называем мертвыми,

Could leave their glory beyond death and birth

Смогли покинуть свое великолепие за гранью смерти и рождения,

To utter the wisdom which exceeds all phrase:

Чтобы промолвить слово мудрости, что выше всяких фраз:

The kings of evil and the kings of good,

Там властелины зла и повелители добра,

Appellants at the reason's judgment seat,

Претенденты на судное место рассудка

Proclaimed the gospel of their opposites,

Провозглашали евангелие своих противоположностей,

And all believed themselves spokesmen of God:

И каждый мнил себя посланцем Бога:

The gods of light and titans of the dark

Боги света и титаны тьмы

Battled for his soul as for a costly prize.

Вели сраженье за его душу, как за бесценный дар.

In every hour loosed from the quiver of Time

И в каждом часе, выхваченном из колчана Времени,

There rose a song of new discovery,

Там поднималась песня нового открытия,

A bow-twang's hum of young experiment.

Звенящим звуком тетивы юного эксперимента.

Each day was a spiritual romance,

Каждый день был словно духовный романс,

As if he was born into a bright new world;

Как-будто он родился в каком-то ярком, новом мире;

Adventure leaped an unexpected friend,

Приключение оборачивалось нежданным другом,

And danger brought a keen sweet tang of joy;

Опасность несла в себе острый и сладостный вкус радости;

Each happening was a deep experience.

Глубоким переживанием становилось каждое событие.

There were high encounters, epic colloquies,

Там были высокие встречи, звучали эпические диалоги,

And counsels came couched in celestial speech,

Небесные советы произносили свои божественные речи

And honeyed pleadings breathed from occult lips

И прения медом стекали с оккультных губ,

To help the heart to yield to rapture's call,

Чтобы помочь сердцу уступить призыву восторга,

And sweet temptations stole from beauty's realms

Сладостные искушения, крадучись, проникали из царств невыразимой красоты

And sudden ecstasies from a world of bliss.

И нежданные экстазы из мира блаженства.

It was a region of wonder and delight.

Это был регион чуда и восторга.

All now his bright clairaudience could receive;

Все теперь могло воспринимать его тонкое яснослышание;

A contact thrilled of mighty unknown things.

Волнующая встреча с могучими, неведомыми вещами.

Awakened to new unearthly closenesses,

Пробудившись к восприятию новой, неземной плотности,

The touch replied to subtle infinities,

Его осязание отвечало тонким бесконечностям,

And with a silver cry of opening gates

И с серебренным звуком распахивающихся врат,

Sight's lightnings leaped into the invisible.

Молнии его взора устремлялись в невидимое.

Ever his consciousness and vision grew;

Все время росли его сознание и видение,

They took an ampler sweep, a loftier flight;

Обретая более широкий размах и возвышенный полет;

He passed the border marked for Matter's rule

Он перешел границу, отмеченную законом Материи

And passed the zone where thought replaces life.

И пересек область, где жизнь уступает место мысли.

Out of this world of signs suddenly he came

Из этого царства символов, он вдруг вошел

Into a silent self where world was not

В безмолвное я, где мира больше не существовало

And looked beyond into a nameless vast.

И всматривался за его пределы в безымянное пространство.

These symbol figures lost their right to live,

Все символические формы потеряли свое право на существование,

All tokens dropped our sense can recognise;

Исчезли все ярлыки, за которые могло бы уцепиться наше чувство;

There the heart beat no more at body's touch,

Там сердце не бьется больше от прикосновения тела,

There the eyes gazed no more on beauty's shape.

И глаза не различают больше форму красоты.

In rare and lucent intervals of hush

В редкие, сияющие мгновения тишины,

Into a signless region he could soar

Он мог теперь парить в пространстве, лишенном символов,

Packed with the deep contents of formlessness

Исполненного глубокого содержания бесформенности,

Where world was into a single being rapt

Где мир был погружен в единое существование

And all was known by the light of identity

И все было известно через свет отождествления,

And Spirit was its own self-evidence.

И Дух был очевиден самому себе.

The Supreme's gaze looked out through human eyes

Сквозь человеческие глаза смотрел взор Высочайшего

And saw all things and creatures as itself

И видел все существа и вещи как продолжение самого себя

And knew all thought and word as its own voice.

И знал все мысли и слова, как свой собственный голос.

There unity is too close for search and clasp

Там единение столь близко, что не остается места для поиска и объятий,

And love is a yearning of the One for the One,

А Любовь это страстное стремлением Единого к Единому,

And beauty is a sweet difference of the Same

Там красота лишь сладостное различие Одного и Того Же

And oneness is the soul of multitude.

А единство - душа множественности.

There all the truths unite in a single Truth,

Там все истины объединены одной Истиной,

And all ideas rejoin Reality.

И все идеи вновь соединяются с Реальностью.

There knowing herself by her own termless self,

Там, зная себя посредством своего собственного безграничного я,

Wisdom supernal, wordless, absolute

Божественная мудрость, бессловесная и абсолютная,

Sat uncompanioned in the eternal Calm,

Пребывала одиноко в своем вечном Покое,

All-seeing, motionless, sovereign and alone.

Всевидящая, неподвижная и всевластная.

There knowledge needs not words to embody Idea;

Там знание не нуждается в словах, чтобы воплотить Идею;

Idea, seeking a house in boundlessness,

Идея, ищущая свой дом в беспредельности,

Weary of its homeless immortality,

Утомленная своим бездомным бессмертием,

Asks not in thought's carved brilliant cell to rest

Не просится на отдых в сияющую келью мысли,

Whose single window's clipped outlook on things

Чей ограниченный одним оконцем узкий взгляд на вещи,

Sees only a little arc of God's vast sky.

Способен видеть лишь малую полоску безбрежного Божественного неба.

The boundless with the boundless there consorts;

Там беспредельность пребывает в гармоничном союзе с беспредельностью;

While there, one can be wider than the world;

Там пребывая, быть можно шире, чем вселенная;

While there, one is one's own infinity.

Там мы едины со своею собственною бесконечностью.

His centre was no more in earthly mind;

Его центр не был больше в земном уме;

A power of seeing silence filled his limbs:

Мощь видящего безмолвия наполнила его члены:

Caught by a voiceless white epiphany

Захваченный бессловесным, белым откровением,

Into a vision that surpasses forms,

В видении, что превосходит любые формы,

Into a living that surpasses life,

В жизни, что превосходит эту жизнь,

He neared the still consciousness sustaining all.

Он приблизился к неподвижному сознанию, поддерживающему все.

The voice that only by speech can move the mind

Голос, который лишь посредством речи способен управлять умом,

Became a silent knowledge in the soul;

Стал молчаливым знанием в душе;

The strength that only in action feels its truth

Сила, что только в действии ощущает свою истину,

Was lodged now in a mute omnipotent peace.

Пребывала теперь в безмолвном, всемогущем покое.

A leisure in the labour of the worlds,

Досуг в труде миров,

A pause in the joy and anguish of the search

Остановка средь радостей и мук поиска

Restored the stress of Nature to God's calm.

Вернули Божественную безмятежность напряженному усилию Природы.

A vast unanimity ended life's debate.

Широкое единодушие остановило разногласья жизни.

The war of thoughts that fathers the universe,

Битва мыслей, что создают вселенную,

The clash of forces struggling to prevail

Конфликт сил, борющихся за преобладание,

In the tremendous shock that lights a star

В чудовищном столкновении, что зажигает звезды

As in the building of a grain of dust,

Как и в сотворении крупицы пыли,

The grooves that turn their dumb ellipse in space

Колеи, вращающие свои немые эллипсы в пространстве,

Ploughed by the seeking of the world's desire,

Пропаханные поиском мирового желания,

The long regurgitations of Time's flood,

Долгие извержения потока Времени,

The torment edging the dire force of lust

Острая пытка ужасной силы вожделения,

That wakes kinetic in earth's dullard slime

Что пробуждает шевеление в земной безмозглой слизи

And carves a personality out of mud,

И лепит из грязи личность,

The sorrow by which Nature's hunger is fed,

Страдание, питающее глад Природы

The oestrus which creates with fire of pain,

И эструс^[8]*, творящий через огнь боли,

The fate that punishes virtue with defeat,

Судьба, наказывающая добродетель поражением,

The tragedy that destroys long happiness,

Трагедия, что разрушает длительное счастье,

The weeping of Love, the quarrel of the Gods,

Слезы Любви и ссоры Богов, -

Ceased in a truth which lives in its own light.

Прекратили свое существование в истине, живущей в своем изначальном свете.

His soul stood free, a witness and a king.

Его душа стояла, свободная, царь и свидетель.

Absorbed no more in the moment-ridden flux

Не захваченный больше потоком пробегающих мгновений,

Where mind incessantly drifts as on a raft

И там, где ум, как на плоту, дрейфует беспрестанно,

Hurried from phenomenon to phenomenon,

Переносясь от одного феномена к другому,

He abode at rest in indivisible Time.

Он пребывал теперь в покое в неразделенном Времени.

As if a story long written but acted now,

Словно история, давно написанная, разыгрывалась лишь теперь,

In his present he held his future and his past,

Здесь, в настоящем он обрёл власть и над своим прошлым, и над своим грядущим,

Felt in the seconds the uncounted years

И ощущал в секундах бездну лет,

And saw the hours like dots upon a page.

И наблюдал часы, подобно точкам на странице.

An aspect of the unknown Reality

Аспект неведомой Реальности

Altered the meaning of the cosmic scene.

Преобразил весь смысл космической игры.

This huge material universe became

Вся эта огромная, материальная вселенная

A small result of a stupendous force:

Предстала теперь всего лишь маленьким результатом какой-то колоссальной силы:

Overtaking the moment the eternal Ray

И обгоняя мгновения времени, вечный Луч

Illumined That which never yet was made.

Озарил всё То, что никогда еще не было сотворено.

Thought lay down in a mighty voicelessness;

Мысль погрузилась в могучее безмолвие;

The toiling Thinker widened and grew still,

Тяжко трудящийся Мыслитель расширился и начал затихать,

Wisdom transcendent touched his quivering heart:

Трансцендентная мудрость коснулась его трепещущего сердца:

His soul could sail beyond thought's luminous bar;

Его душа могла пуститься в плавание за пределы сияющей границы мысли;

Mind screened no more the shoreless infinite.

Ум больше не скрывал безбрежной бесконечности.

Across a void retreating sky he glimpsed

Через пустое отступающее небо,

Through a last glimmer and drift of vanishing stars

Сквозь угасающее мерцание и росчерк тающих звезд,

The superconscient realms of motionless Peace

Он мельком увидел сверхсознательные царства неподвижного Покоя,

Where judgment ceases and the word is mute

Где прекращается всякое суждение и утихает слово

And the Unconceived lies pathless and alone.

И неисследованное Непостижимое простирается одиноко.

There came not form or any mounting voice;

Там не было форм и не было слышно ничьих голосов;

There only were Silence and the Absolute.

Там были только Безмолвие и Абсолют.

Out of that stillness mind new-born arose

Из этой тишины возник новорожденный ум

And woke to truths once inexpressible,

И пробудился к невыразимым истинам,

And forms appeared, dumbly significant,

И появились формы, несказанно исполненные смысла,

A seeing thought, a self-revealing voice.

Видящая мысль, голос спонтанного откровения.

He knew the source from which his spirit came:

Он осознал источник, откуда пришел его дух:

Movement was married to the immobile Vast;

Движенье соединилось с неподвижной Беспредельностью;

He plunged his roots into the Infinite,

Он погрузил свои корни в Бесконечное,

He based his life upon eternity.

И вечность сделал основой своей жизни.

Only awhile at first these heavenlier states,

Сначала лишь недолго эти божественные состояния,

These large wide-poised upliftings could endure.

Эти великие, отмеченные широким равновесием подъемы, можно было выносить.

The high and luminous tension breaks too soon,

Высокое, сияющее напряжение расстраивается слишком быстро,

The body's stone stillness and the life's hushed trance,

И каменная неподвижность тела, и транс безмолвный жизни,

The breathless might and calm of silent mind;

И бездыханное могущество, и покой безмолвного ума;

Or slowly they fail as sets a golden day.

Или постепенно они утрачивают силу, когда к закату клонится золотой день.

The restless nether members tire of peace;

Покой утомляет беспокойные низшие члены;

A nostalgia of old little works and joys,

Ностальгия по старым мелким радостям и делам,

A need to call back small familiar selves,

Потребность, вновь призывающая маленькие, знакомые нам я,

To tread the accustomed and inferior way,

Чтобы идти привычными, низшими путями,

The need to rest in a natural pose of fall,

Нужда, что жаждет отдыха в естественном положении падения,

As a child who learns to walk can walk not long,

Как ребенок, который учится ходить, но долго ходить еще не может,

Replace the titan will for ever to climb,

Заменяют титаническую волю к вечному восхождению,

On the heart's altar dim the sacred fire.

Ослабляя на алтаре сердца священный огонь.

An old pull of subconscious cords renews;

Вновь возвращается старое притяжение подсознательных цепей;

It draws the unwilling spirit from the heights,

Оно тянет упирающийся дух с высот,

Or a dull gravitation drags us down

Или нас тащит вниз тупая гравитация

To the blind driven inertia of our base.

На наше слепое, подверженное инерции основание.

This too the supreme Diplomat can use,

Но и это тоже может использовать Божественный Дипломат,

He makes our fall a means for greater rise.

Он делает наше падение средством более великого восхождения.

For into ignorant Nature's gusty field,

Ибо в бурном царстве невежественной Природы,

Into the half-ordered chaos of mortal life

В полуупорядоченном хаосе смертной жизни

The formless Power, the Self of eternal light

Бесформенная Сила и Я вечного света

Follow in the shadow of the spirit's descent;

Следуют в тени нисхождения духа;

The twin duality for ever one

Их двойственность, вечно единая,

Chooses its home mid the tumults of the sense.

Избирает свой дом среди суматохи чувств.

He comes unseen into our darker parts

Незримый, Он входит в наши затемненные члены

And, curtained by the darkness, does his work,

И в темноте свершает свою работу,

A subtle and all-knowing guest and guide,

Тонкий, всезнающий гость и водитель,

Till they too feel the need and will to change.

Он ждёт, когда и они тоже почувствуют нужду и волю к изменению.

All here must learn to obey a higher law,

Все здесь должно учиться подчиняться более высокому закону,

Our body's cells must hold the Immortal's flame.

Клетки нашего тела должны вынести пламя Бессмертного.

Else would the spirit reach alone its source

Или же дух, достигнув одиноко свой источник,

Leaving a half-saved world to its dubious fate.

Оставит лишь наполовину спасенный Мир его сомнительной судьбе.

Nature would ever labour unredeemed;

И труд Природы навеки останется неискупленным;

Our earth would ever spin unhelped in Space,

Вечно наша земля будет беспомощно кружить в Пространстве,

And this immense creation's purpose fail

И цель этого огромного творения достигнута не будет,

Till at last the frustrate universe sank undone.

Пока, наконец, и эта неудавшаяся вселенная, погибнув, не канет в вечность.

Even his godlike strength to rise must fall:

Даже его богоподобная сила должна была падать для того, чтоб восходить:

His greater consciousness withdrew behind;

Его более великое сознание отступало назад;

Dim and eclipsed, his human outside strove

Тусклый и темный, его внешний человек

To feel again the old sublimities,

Стремился вновь почувствовать прежние высоты,

Bring the high saving touch, the ethereal flame,

И привнести вниз высокое спасительное прикосновение и пламя небес,

Call back to its dire need the divine Force.

Своей ужасной нуждой вновь призывая божественную Силу.

Always the power poured back like sudden rain,

И возвращенье этой силы всегда было подобно внезапному дождю,

Or slowly in his breast a presence grew;

Иль медленно в его груди росло присутствие;

It clambered back to some remembered height

Она^[9] взбиралась снова на какую-то запомнившуюся высоту

Or soared above the peak from which it fell.

Или воспаряла выше тех вершин, с которых пала.

Each time he rose there was a larger poise,

И каждый раз, восходя, он обретал более широкое равновесие,

A dwelling on a higher spirit plane;

Обитель на более высоком духовном плане;

The Light remained in him a longer space.

Свет дольше оставался в нем.

In this oscillation between earth and heaven,

В этом движении между землей и небесами,

In this ineffable communion's climb

В этом невыразимом, восходящем единении с Божественным,

There grew in him as grows a waxing moon

В нём росло, подобно прибывающей луне,

The glory of the integer of his soul.

Великолепие целостности его души.

A union of the Real with the unique,

Союз Реального и уникального,

A gaze of the Alone from every face,

Взгляд Единого, что смотрит сквозь каждое лицо,

The presence of the Eternal in the hours

Присутствие Вечного в каждом мгновении,

Widening the mortal mind's half-look on things,

Расширяющееся полувидение смертного ума на вещи,

Bridging the gap between man's force and Fate

Возводя мост через бездну меж человеческою силой и Судьбой,

Made whole the fragment-being we are here.

Сделали целостным то ограниченное существо, которым мы здесь являемся.

At last was won a firm spiritual poise,

Была, наконец, завоевана надежная, духовная основа,

A constant lodging in the Eternal's realm,

Постоянное убежище в царстве Вечного,

A safety in the Silence and the Ray,

Безопасность в Безмолвии и Луче,

A settlement in the Immutable.

Обитель в Неизменном.

His heights of being lived in the still Self;

Высоты его существа жили в этом неподвижном Я;

His mind could rest on a supernal ground

Его ум мог покоиться на божественном основании

And look down on the magic and the play

И смотреть вниз на эту магию и игру,

Where the God-child lies on the lap of Night and Dawn

Где Бог-ребенок лежит на коленях Ночи и Рассвета,

And the Everlasting puts on Time's disguise.

А Вечность надевает маску Времени.

To the still heights and to the troubled depths

Этим безмолвным высотам и беспокойным глубинам

His equal spirit gave its vast assent:

Дал свое широкое согласие его все рвноприемлющий дух:

A poised serenity of tranquil strength,

Уравновешенная ясность безмятежной силы,

A wide unshaken look on Time's unrest

Широкий непоколебимый взгляд на суматоху Времени

Faced all experience with unaltered peace.

Встречали любое переживание с неизменным покоем.

Indifferent to the sorrow and delight,

Безразличный к радости и горю,

Untempted by the marvel and the call,

Безучастный к искушениям чуда иль призыва,

Immobile it beheld the flux of things,

Неподвижный, он созерцал поток вещей,

Calm and apart supported all that is:

Спокойный и отчужденный поддерживал все то, что было:

His spirit's stillness helped the toiling world.

Неподвижность его духа помогала работе мира.

Inspired by silence and the closed eyes' sight

Вдохновленная молчанием и видением его закрытых глаз

His force could work with a new luminous art

Его сила могла теперь работать с новым просветленным мастерством

On the crude material from which all is made

Над этим грубым материалом, из которого все сотворено,

And the refusal of Inertia's mass

Над сопротивляющейся массой Инерции

And the grey front of the world's Ignorance

И серым фасадом мирового Неведения,

And nescient Matter and the huge error of life.

И в несознательной Материи, и через грубую ошибку жизни.

As a sculptor chisels a deity out of stone

Как скульптор, ваяющий из камня божество,

He slowly chipped off the dark envelope,

Он постепенно отсек тёмные покровы,

Line of defence of Nature's ignorance,

Линию защиты неведения Природы,

The illusion and mystery of the Inconscient

Эту иллюзию и мистерию Несознательного,

In whose black pall the Eternal wraps his head

Под чьим черным покровом скрывает свою голову Вечный,

That he may act unknown in cosmic Time.

Чтобы работать неузнанным в космическом Времени.

A splendour of self-creation from the peaks,

Великолепие свободного творения с вершин,

A transfiguration in the mystic depths,

Преображение в мистических глубинах,

A happier cosmic working could begin

Более радостная космическая работа могла теперь начаться

And fashion the world-shape in him anew,

И творить в нем форму мира заново,

God found in Nature, Nature fulfilled in God.

Бог обнаружился в Природе, Природа свершила себя в Боге.

Already in him was seen that task of Power:

В нем уже была видна задача этого Могущества:

Life made its home on the high tops of self;

Жизнь обрела свой дом на высоких пиках его истинного я;

His soul, mind, heart became a single sun;

Его душа, ум, сердце стали единым солнцем;

Only life's lower reaches remained dim.

Лишь низшие регионы жизни оставались еще в тени.

But there too, in the uncertain shadow of life,

Но и там тоже, в неясных сумерках жизни,

There was a labour and a fiery breath;

Свершался труд и слышалось огненное дыхание;

The ambiguous cowled celestial puissance worked

Таинственное, скрытое покровом, работало небесное могущество,

Watched by the inner Witness's moveless peace.

Под наблюдением неподвижного покоя внутреннего Свидетеля.

Even on the struggling Nature left below

Даже на оставшуюся внизу, борющуюся Природу,

Strong periods of illumination came:

Нисходили сильные периоды просветления:

Lightnings of glory after glory burned,

Молнии великолепий возгорались и следовали друг за другом,

Experience was a tale of blaze and fire,

Переживание стало эпосом света и огня,

Air rippled round the argosies of the Gods,

Эфир вокруг рябило от кораблей богов,

Strange riches sailed to him from the Unseen;

Чудесные сокровища плыли ему навстречу из Незримого;

Splendours of insight filled the blank of thought,

Великолепия внутренних прозрений заполнили пустоту мысли,

Knowledge spoke to the inconscient stillnesses,

Знание говорило с бессознательной тишиной,

Rivers poured down of bliss and luminous force,

Реки блаженства и сияющей силы низвергались вниз,

Visits of beauty, storm-sweeps of delight

Явления красоты, неудержимые порывы восторга

Rained from the all-powerful Mystery above.

Дождями изливались свыше из всемогущей Тайны.

Thence stooped the eagles of Omniscience.

Оттуда вниз слетали орлы Всеведения.

A dense veil was rent, a mighty whisper heard;

Плотный занавес был разорван и слышен стал могущественный шепот;

Repeated in the privacy of his soul,

Отразившись эхом в тайниках его души,

A wisdom-cry from rapt transcendences

Гимн мудрости восторженных трансценденций

Sang on the mountains of an unseen world;

Пел на горных вершинах невидимого мира;

The voices that an inner listening hears

Голоса, которые способен различить лишь внутренний тонкий слух,

Conveyed to him their prophet utterances,

Вещали ему свои пророчества

And flame-wrapped outbursts of the immortal Word

И огненные протуберанцы неумирающего Слова,

And flashes of an occult revealing Light

И вспышки-проблески оккультного Света откровения,

Approached him from the unreachable Secrecy.

Приблизились к нему из недостижимой Тайны.

An inspired Knowledge sat enthroned within

Вдохновенное Знание взошло на трон внутри,

Whose seconds illumined more than reason's years:

Чьи мгновения просветляют больше, чем годы размышлений:

An ictus of revealing lustre fell

Луч всё озаряющего света упал,

As if a pointing accent upon Truth,

Подобно знаку ударения, указывающему на Истину,

And like a sky-flare showing all the ground

И подобно свету небес, что озаряет всю землю,

A swift intuitive discernment shone.

Засияло мгновенное, интуитивное различение.

One glance could separate the true and false,

Лишь взгляда было теперь достаточно, чтобы увидеть, где истина, где ложь,

Or raise its rapid torch-fire in the dark

Или поднимая его^[10] быстрый, огненный факел в темноту,

To check the claimants crowding through mind's gates

Подвергнуть проверке претендентов, толпящихся у ворот ума,

Covered by the forged signatures of the gods,

Скрывающих себя фальшивыми подписями богов,

Detect the magic bride in her disguise

Чтоб разоблачить под маской волшебную невесту^[11]

Or scan the apparent face of thought and life.

Или выяснить, что стоит за внешними видимостями мысли и жизни.

Oft inspiration with her lightning feet,

Часто вдохновение, молниеносными шагами,

A sudden messenger from the all-seeing tops,

Неожиданным посланцем со всевидящих вершин,

Traversed the soundless corridors of his mind

Пересекало безмолвные коридоры его ума,

Bringing her rhythmic sense of hidden things.

Неся с собою чувство ритма скрытых вещей.

A music spoke transcending mortal speech.

Музыка говорила, запредельная для речи смертных.

As if from a golden phial of the All-Bliss,

Как если бы из золотого кубка Всеблаженства,

A joy of light, a joy of sudden sight,

Ликованье света, счастье внезапного прозрения,

A rapture of the thrilled undying Word

Трепетный восторг бессмертного Слова

Poured into his heart as into an empty cup,

Вливались в его сердце, как в пустую чашу,

A repetition of God's first delight

Каким-то отражением первого восторга Бога,

Creating in a young and virgin Time.

Творящего в девственном и юном Времени.

In a brief moment caught, a little space,

Захваченное в краткое мгновение и малое пространство,

All-Knowledge packed into great wordless thoughts

Все-Ведение, спрессованное в великих, бессловесных мыслях,

Lodged in the expectant stillness of his depths

Вложило в ожидающее безмолвие его глубин

A crystal of the ultimate Absolute,

Кристалл окончательного Абсолюта,

A portion of the inexpressible Truth

Частицу невыразимой Истины,

Revealed by silence to the silent soul.

Что лишь в молчании открывается безмолвной душе.

The intense creatrix in his stillness wrought;

Страстная созидательница трудилась в его тишине;

Her power fallen speechless grew more intimate;

Ее сила, безмолвно нисходя, становилась все сокровеннее и ближе;

She looked upon the seen and the unforeseen,

Она смотрела на вещи видимые и невидимые,

Unguessed domains she made her native field.

Делая немыслимые царства полем своих трудов.

All-vision gathered into a single ray,

Всевидение сосредоточилось в одном луче,

As when the eyes stare at an invisible point

Так глаза пристально вглядываются в невидимую точку,

Till through the intensity of one luminous spot

Пока сквозь интенсивное открытие одного сияющего пятна

An apocalypse of a world of images

В царство провидца не хлынет

Enters into the kingdom of the seer.

Апокалипсис мира образов.

A great nude arm of splendour suddenly rose;

Великая обнаженная рука великолепия вдруг поднялась;

It rent the gauze opaque of Nescience:

Она рассекла непроницаемый покров Неведения:

Her lifted finger's keen unthinkable tip

Невообразимо острым концом воздетого перста,

Bared with a stab of flame the closed Beyond.

Словно кинжалом пламени обнажила перед взором скрытое Запредельное.

An eye awake in voiceless heights of trance,

Чей-то глаз пробудился в безмолвных высотах транса,

A mind plucking at the unimaginable,

Ум ухватился за невообразимое,

Overleaping with a sole and perilous bound

Перепрыгнув одним опасным прыжком

The high black wall hiding superconscience,

Высокую черную стену, скрывающую сверхсознание,

She broke in with inspired speech for scythe

Она ворвалась с вдохновенной речью, словно с косой

And plundered the Unknowable's vast estate.

И разграбила необъятные владения Непознанного.

A gleaner of infinitesimal grains of Truth,

Собирательница бесконечно малых зерен Истины,

A sheaf-binder of infinite experience,

Сплетающая в снопы колосья неисчерпаемого опыта,

She pierced the guarded mysteries of World-Force

Она проникала в оберегаемые мистерии Мировой Силы

And her magic methods wrapped in a thousand veils;

В ее^[12], окутанные тысячами покровов, магические пути;

Or she gathered the lost secrets dropped by Time

Иль собирала потерянные тайны, что обронило Время

In the dust and crannies of his mounting route

В пыли и трещинах своего восходящего пути,

Mid old forsaken dreams of hastening Mind

Среди забытых, старых грез куда-то вечно спешащего Ума

And buried remnants of forgotten space.

И похороненных останков в забвенье канувшего пространства.

A traveller between summit and abyss,

Путешественницей между вершинами и безднами,

She joined the distant ends, the viewless deeps,

Она соединяла необозримые глубины, отдаленные концы,

Or streaked along the roads of Heaven and Hell

Иль неслась стремительно дорогами Небес и Ада,

Pursuing all knowledge like a questing hound.

Подобно гончей, что бежит по следу, преследуя всезнание.

A reporter and scribe of hidden wisdom talk,

Репортер и летописец тайных, мудрых бесед,

Her shining minutes of celestial speech,

Сияющие записи ее божественных речей

Passed through the masked office of the occult mind,

Проходили через тайную канцелярию оккультного ума,

Transmitting gave to prophet and to seer

Неся провидцу и пророку

The inspired body of the mystic Truth.

Вдохновенное тело мистической Истины.

A recorder of the inquiry of the gods,

Архивариус посланий вопрошающих богов,

Spokesman of the silent seeings of the Supreme,

Глашатай безмолвных видений Всевышнего,

She brought immortal words to mortal men.

Она несла смертным бессмертные слова.

Above the reason's brilliant slender curve,

Над тонким сверкающим изгибом рассудка,

Released like radiant air dimming a moon,

Проявляясь, подобно радужному воздуху, скрывающему луну,

Broad spaces of a vision without line

Широкие пространства видения без конца

Or limit swam into his spirit's ken.

И края, вплывали в сферу его духа.

Oceans of being met his voyaging soul

Океаны существования встречали его странствующую душу,

Calling to infinite discovery;

Призывая к нескончаемым открытиям;

Timeless domains of joy and absolute power

Бессмертные регионы радости и абсолютной силы

Stretched out surrounded by the eternal hush;

Расстилались перед ним, окутанные вечной тишиной;

The ways that lead to endless happiness

Дороги, ведущие к бесконечному счастью

Ran like dream-smiles through meditating vasts:

Бежали, словно улыбки снов, через созерцательные пространства:

Disclosed stood up in a gold moment's blaze

Возникая в золотом сиянии мгновения, раскрывались

White sun-steppes in the pathless Infinite.

Девственно-чистые, солнечные степи на бездорожьях Бесконечности.

Along a naked curve in bourneless Self

Вдоль оголенной параболы в беспредельном Я,

The points that run through the closed heart of things

Точки, проходящие через сокровенное сердце вещей,

Shadowed the indeterminable line

Чертили неясную линию,

That carries the Everlasting through the years.

Несущую через года Предвечного.

The magician order of the cosmic Mind

Магический порядок космического Ума,

Coercing the freedom of infinity

Принуждая свободу бесконечности

With the stark array of Nature's symbol facts

Строгим порядком символических фактов Природы

And life's incessant signals of event,

И непрерывными сигналами событий жизни,

Transmuted chance recurrences into laws,

Преобразил случайные повторения в законы,

A chaos of signs into a universe.

А хаос знаков во вселенную.

Out of the rich wonders and the intricate whorls

Среди роскошных чудес и замысловатых пируэтов

Of the spirit's dance with Matter as its mask

Танца духа со своей маской, Материей,

The balance of the world's design grew clear,

Прояснилось устойчивое равновесие мироздания,

Its symmetry of self-arranged effects

Его симметрия самосогласующихся действий,

Managed in the deep perspectives of the soul,

Формирующихся в глубоких перспективах души,

And the realism of its illusive art,

Реализм его иллюзорного искусства,

Its logic of infinite intelligence,

Его логика бесконечного разума,

Its magic of a changing eternity.

Его магия меняющейся вечности.

A glimpse was caught of things for ever unknown:

Был пойман проблеск вечно скрытых вещей:

The letters stood out of the unmoving Word:

Проявились буквы непреложного Слова:

In the immutable nameless Origin

Было видно, как в безымянном, неизменном Источнике

Was seen emerging as from fathomless seas

Возникает, словно из океанических глубин,

The trail of the Ideas that made the world,

Цепь Идей, что сотворили мир,

And, sown in the black earth of Nature's trance,

И, посеянное в черной земле транса Природы,

The seed of the Spirit's blind and huge desire

Семя слепого страстного желания Духа,

From which the tree of cosmos was conceived

Из которого проросло космическое древо,

And spread its magic arms through a dream of space.

Протянувшее свои магические ветви через сон пространства.

Immense realities took on a shape:

Беспредельные реальности обрели форму:

There looked out from the shadow of the Unknown

Из тени Неведомого выглянуло

The bodiless Namelessness that saw God born

Бестелесное Безымянное, видевшее рожденье Бога,

And tries to gain from the mortal's mind and soul

Что пытается через ум и душу смертного человека

A deathless body and a divine name.

Сотворить бессмертное тело и божественное имя.

The immobile lips, the great surreal wings,

Неподвижные уста, великие сюрреалистические крылья,

The visage masked by superconscient Sleep,

Лик, скрывающийся за маской сверхсознательного Сна

The eyes with their closed lids that see all things,

И закрытые всевидящие Глаза

Appeared of the Architect who builds in trance.

Явили Архитектора, который в трансе созидает мир.

The original Desire born in the Void

Изначальное Желание, рожденное в Пустоте

Peered out; he saw the hope that never sleeps,

Проявилось; он увидел надежду, что никогда не засыпает,

The feet that run behind a fleeting fate,

Ноги, спешащие за убегающей судьбой

The ineffable meaning of the endless dream.

И невыразимый смысл бесконечной мечты.

Hardly for a moment glimpsed viewless to Mind,

Лишь на мгновение проглянул незримый для Ума,

As if a torch held by a power of God,

Подобно факелу, что был поднят силой Бога,

The radiant world of the everlasting Truth

Сияющий мир вечной Истины,

Glimmered like a faint star bordering the night

Мерцающий на границе ночи как слабая звезда

Above the golden Overmind's shimmering ridge.

Над зыбким краем золотого Надразума.

Even were caught as through a cunning veil

Он даже смог уловить, словно сквозь тончайшую вуаль,

The smile of love that sanctions the long game,

Улыбку Любви, что соглашается на эту долгую игру,

The calm indulgence and maternal breasts

Спокойную терпимость и материнские груди

Of Wisdom suckling the child-laughter of Chance,

Мудрости, которые сосет смеющийся ребенок Случая,

Silence, the nurse of the Almighty's power,

Безмолвие, что вскармливает силу Всемогущего,

The omniscient hush, womb of the immortal Word,

Всеведующую тишину и лоно бессмертного Слова,

And of the Timeless the still brooding face,

И неподвижный, погруженный в созерцание лик Вневременного,

And the creative eye of Eternity.

И творящее око Вечности.

The inspiring goddess entered a mortal's breast,

Вдохновенная богиня вошла в сердце смертного

Made there her study of divining thought

И сотворила там свое пространство обожествленной мысли,

And sanctuary of prophetic speech

Своё святилище пророческих речей,

And sat upon the tripod seat of mind:

И уселась на треножнике ума^[13]*:

All was made wide above, all lit below.

Все стало необъятным наверху, все озарилось внизу.

In darkness' core she dug out wells of light,

В сердце тьмы она вырыла колодцы света,

On the undiscovered depths imposed a form,

Навязала форму неведомым глубинам,

Lent a vibrant cry to the unuttered vasts,

И вложила вибрирующий крик в невыразимые беспредельности,

And through great shoreless, voiceless, starless breadths

И через великие безбрежные, безмолвные, беззвездные просторы

Bore earthward fragments of revealing thought

Понесла к земле фрагменты мысли-откровения,

Hewn from the silence of the Ineffable.

Вырубленные из безмолвия Невыразимого.

A Voice in the heart uttered the unspoken Name,

Голос в сердце промолвил невыразимое Имя,

A dream of seeking Thought wandering through Space

Греза ищущей Мысли, странствующей в Пространстве,

Entered the invisible and forbidden house:

Проникла в невидимый, запретный дом:

The treasure was found of a supernal Day.

Было найдено сокровище божественного Дня.

In the deep subconscient glowed her jewel-lamp;

В глубинах подсознания зажегся ее драгоценный светильник;

Lifted, it showed the riches of the Cave

Поднятый ввысь, он осветил сокровища Пещеры

Where, by the miser traffickers of sense

Где, неиспользуемые скупыми торговцами здравого смысла,

Unused, guarded beneath Night's dragon paws,

Оберегаемые под лапами дракона Ночи,

In folds of velvet darkness draped they sleep

Укутанные в бархатные складки темноты,

Whose priceless value could have saved the world.

Спят сокровища, чья бесценная ценность могла бы спасти мир.

A darkness carrying morning in its breast

Тьма, несущая рассвет в своей груди,

Looked for the eternal wide returning gleam,

Искала вечного, широкого, возвращающегося проблеска,

Waiting the advent of a larger ray

Ожидая явления более великого луча

And rescue of the lost herds of the Sun.

И спасения заблудших стад Солнца.

In a splendid extravagance of the waste of God

В великолепном сумасбродстве Божественного мотовства,

Dropped carelessly in creation's spendthrift work,

Небрежно брошенные в расточительном труде творения,

Left in the chantiers of the bottomless world

Оставленные в бездонных подземельях мира,

And stolen by the robbers of the Deep,

Похищенные грабителями Пучин,

The golden shekels of the Eternal lie,

Лежат золотые сокровища Вечного,

Hoarded from touch and view and thought's desire,

Скрытые от прикосновения, взгляда и страстного желания мысли,

Locked in blind antres of the ignorant flood,

Запертые в глухих пещерах глубоких вод неведения,

Lest men should find them and be even as Gods.

Чтобы люди не смогли их найти и не стали подобными Богам.

A vision lightened on the viewless heights,

Видение осветило необозримые высоты,

A wisdom illumined from the voiceless depths:

Мудрость засияла из безмолвия глубин:

A deeper interpretation greatened Truth,

Более глубокое истолкование возвеличило Истину,

A grand reversal of the Night and Day;

В каком-то грандиозном перевороте Ночи и Дня;

All the world's values changed heightening life's aim;

Преобразились вдруг все ценности мира, возвышая цель жизни;

A wiser word, a larger thought came in

Более широкая мысль вошла и более мудрое слово,

Than what the slow labour of human mind can bring,

Чем те, что способен сотворить медленный труд человеческого ума,

A secret sense awoke that could perceive

Пробудилось тайное чувство, способное постичь

A Presence and a Greatness everywhere.

Присутствие и Величие повсюду.

The universe was not now this senseless whirl

Вселенная теперь уже больше не была этим инертным, бессмысленным кружением,

Borne round inert on an immense machine;

Которую вращает какой-то колоссальный механизм;

It cast away its grandiose lifeless front,

Она отбросила свой грандиозный, безжизненный, внешний вид,

A mechanism no more or work of Chance,

И больше не казалась механизмом или работой Случая,

But a living movement of the body of God.

Но стала живым движением Божественного тела.

A spirit hid in forces and in forms

Дух, сокровенно пребывающий в силах и формах,

Was the spectator of the mobile scene:

Был наблюдателем живой, меняющейся сцены:

The beauty and the ceaseless miracle

Красота и вечно длящееся чудо

Let in a glow of the Unmanifest:

Позволили войти сиянию Непроявленного:

The formless Everlasting moved in it

Бесформенное Вечное двигалось в нем,

Seeking its own perfect form in souls and things.

Отыскивая свою совершенную форму в душах и вещах.

Life kept no more a dull and meaningless shape.

Жизнь утратила свой бессмысленный, безрадостный облик.

In the struggle and upheaval of the world

В борьбе и бунтах мира

He saw the labour of a godhead's birth.

Он видел труд рождения бога.

A secret knowledge masked as Ignorance;

Тайное знание скрывалось под маской Неведения;

Fate covered with an unseen necessity

Судьба прикрывала скрытую необходимость

The game of chance of an omnipotent Will.

Игрою случая всемогущей Воли.

A glory and a rapture and a charm,

Великолепие, очарование, восторг,

The All-Blissful sat unknown within the heart;

Сам непостижимый Всеблаженный пребывал в его сердце;

Earth's pains were the ransom of its prisoned delight.

Все муки Земли были лишь искуплением в ней заключенного восторга.

A glad communion tinged the passing hours;

Счастливое общение радостью окрасило проходящие часы;

The days were travellers on a destined road,

Дни превратились в путешествие по предназначенной дороге,

The nights companions of his musing spirit.

А ночи стали товарищами его созерцающего духа.

A heavenly impetus quickened all his breast;

Небесный импульс убыстрил все движения его души;

The trudge of Time changed to a splendid march;

Медленная поступь Времени сменилась великолепным маршем;

The divine Dwarf towered to unconquered worlds,

Божественный Карлик восходил к еще не завоеванным мирам,

Earth grew too narrow for his victory.

Земля стала слишком тесной для его победы.

Once only registering the heavy tread

Когда-то лишь отмечая следы тяжелой поступи

Of a blind Power on human littleness,

Слепой Силы на ограниченной природе человека,

Life now became a sure approach to God,

Жизнь теперь превратилась в уверенное приближение к Богу,

Existence a divine experiment

Существованье стало божественным экспериментом,

And cosmos the soul's opportunity.

А космос великолепною возможностью души.

The world was a conception and a birth

Мир был замыслом и рождением

Of Spirit in Matter into living forms,

Духа в живых формах Материи,

And Nature bore the Immortal in her womb,

Природа несла Бессмертного в своем лоне,

That she might climb through him to eternal life.

Чтобы через него она смогла подняться к вечной жизни.

His being lay down in bright immobile peace

Все его существо простерлось в неподвижном, сияющем покое

And bathed in wells of pure spiritual light;

И купалось в источниках чистого, духовного света;

It wandered in wide fields of wisdom-self

Оно бродило в широких полях мудрости духа,

Lit by the rays of an everlasting sun.

Залитых лучами вечно сияющего солнца.

Even his body's subtle self within

Даже тонкое я его тела внутри

Could raise the earthly parts towards higher things

Смогло возвысить свои земные части до более высоких вещей

And feel on it the breath of heavenlier air.

И почувствовать на себе дыхание божественной атмосферы.

Already it journeyed towards divinity:

Оно уже отправилось в путь к своей божественности:

Upbuoyed upon winged winds of rapid joy,

На крылатых ветрах неудержимой радости,

Upheld to a Light it could not always hold,

Поддержанное Светом, который не всегда оно могло удержать,

It left mind's distance from the Truth supreme

Его существо преодолело расстояние, отделяющее ум от высочайшей Истины,

And lost life's incapacity for bliss.

И потеряло неспособность жизни пребывать в блаженстве.

All now suppressed in us began to emerge.

Начало проявляться все то, что в нас сейчас подавлено.

Thus came his soul's release from Ignorance,

Так его душа освободилась от Неведения,

His mind and body's first spiritual change.

В этом первом духовном преображении ума и тела.

A wide God-knowledge poured down from above,

Безграничное Божественное знание изливалось свыше,

A new world-knowledge broadened from within:

Новое видение мира расширялось изнутри:

His daily thoughts looked up to the True and One,

Все его повседневные мысли были устремлены ввысь на Истинное и Единое,

His commonest doings welled from an inner Light.

Самые обычные его дела проистекали из внутреннего Света.

Awakened to the lines that Nature hides,

Пробудившись к тем путям, которые таит Природа,

Attuned to her movements that exceed our ken,

Сонастроившись с ее действиями, что превосходят наше понимание,

He grew one with a covert universe.

Он стал единым со скрытою вселенной.

His grasp surprised her mightiest energies' springs;

Его хватка застигла врасплох источники ее^[14] могущественнейших энергий;

He spoke with the unknown Guardians of the worlds,

Он беседовал с неведомыми Стражами миров,

Forms he descried our mortal eyes see not.

Видел формы, недоступные глазам смертного.

His wide eyes bodied viewless entities,

Широко раскрытые, его глаза прозревали невидимые сущности,

He saw the cosmic forces at their work

Он наблюдал космические силы за работой

And felt the occult impulse behind man's will.

Чувствовал оккультные импульсы, стоящие за волей человека.

Time's secrets were to him an oft-read book;

Тайны времени стали для него настольной книгой;

The records of the future and the past

Очертания событий будущего и прошлого

Outlined their excerpts on the etheric page.

Вырисовывались фрагментами на эфирной странице.

One and harmonious by the Maker's skill,

Обретая единство и гармонию благодаря мастерству Творца,

The human in him paced with the divine;

Человеческое в нем шло рука об руку с божественным;

His acts betrayed not the interior flame.

Его внешние действия не гасили это внутреннее пламя.

This forged the greatness of his front to earth.

Это выковало величие его внешнего существа, обращенного к земной сцене.

A genius heightened in his body's cells

Гений поднялся в клетках его тела,

That knew the meaning of his fate-hedged works

Которому был ведом смысл его, судьбой очерченных, работ,

Akin to the march of unaccomplished Powers

Что были сродни маршу еще незавершенных Энергий,

Beyond life's arc in spirit's immensities.

За гранью жизни в беспредельных просторах духа.

Apart he lived in his mind's solitude,

Он жил во внутреннем одиночестве, в уединении ума,

A demigod shaping the lives of men:

Полубог, что формирует жизнь людей:

One soul's ambition lifted up the race;

Стремление одной души возвысило всю расу;

A Power worked, but none knew whence it came.

Могущество работало, но никто не знал, откуда оно приходит.

The universal strengths were linked with his;

Вселенские силы питали его силу;

Filling earth's smallness with their boundless breadths,

Наполняя малость земли своими безграничными просторами,

He drew the energies that transmute an age.

Он нес в себе энергии, способные преобразить эру.

Immeasurable by the common look,

Непостижимый для обычного взгляда,

He made great dreams a mould for coming things

Он превратил великие грезы в прообраз грядущих вещей,

And cast his deeds like bronze to front the years.

И увековечил свои деяния в веках, как в бронзе.

His walk through Time outstripped the human stride.

Он шел через Время, обгоняя шаг человека.

Lonely his days and splendid like the sun's.

В уединении дней своих, сияющих как солнце.

End of Canto Three

Конец 3 песни.