Canto Four

Песнь 4

The Secret Knowledge

Тайное знание

On a height he stood that looked towards greater heights.

С вершины он взирал на более могучие вершины.

Our early approaches to the Infinite

Наши первые подступы к Бесконечному -

Are sunrise splendours on a marvellous verge

Великолепия рассвета на горизонте чуда,

While lingers yet unseen the glorious sun.

Пока перед восходом медлит, великое, еще невидимое, солнце.

What now we see is a shadow of what must come.

То, что сейчас перед собой мы видим, лишь тень того, что ждет нас впереди.

The earth's uplook to a remote Unknown

И взор земли, что устремлен в далекое Неведомое,

Is a preface only of the epic climb

Есть лишь пролог эпического восхождения

Of human soul from its flat earthly state

Человеческой души из состояния бескрылого земного

To the discovery of a greater self

К открытию своего божественного я

And the far gleam of an eternal Light.

И к проблеску далекому вечного Огня.

This world is a beginning and a base

А этот мир начало и фундамент,

Where Life and Mind erect their structured dreams;

Где Жизнь и Ум возводят причудливую архитектуру своих грез;

An unborn Power must build reality.

Могущество, которое ещё не рождено, должно творить реальность.

A deathbound littleness is not all we are:

И мы не это скованное смертью, ограниченное существо.

Immortal our forgotten vastnesses

Бессмертны наши позабытые просторы,

Await discovery in our summit selves;

Что ожидают своего открытия в наших высших я

Unmeasured breadths and depths of being are ours.

И нам принадлежат неизмеримые глубины и шири бытия.

Akin to the ineffable Secrecy,

Сродни невыразимой Тайне,

Mystic, eternal in unrealised Time,

Мистические, вечные в еще не наступившем Времени,

Neighbours of Heaven are Nature's altitudes.

Вершины Природы касаются Небес.

To these high-peaked dominions sealed to our search,

На эти, недостижимые для наших поисков, высокогорные владения,

Too far from surface Nature's postal routes,

Что слишком далеки от привычных путей поверхностной Природы,

Too lofty for our mortal lives to breathe,

И слишком высоки, чтобы смертный мог их воздухом разреженным дышать,

Deep in us a forgotten kinship points

Указывает, в нас спящее, забытое родство

And a faint voice of ecstasy and prayer

И слабый голос экстаза и молитвы

Calls to those lucent lost immensities.

Взывает к этим сияющим, потерянным когда-то, бесконечностям.

Even when we fail to look into our souls

Даже тогда, когда мы не способны обратить свой взор на собственную душу,

Or lie embedded in earthly consciousness,

Иль, замурованные, погребены в земном сознании,

Still have we parts that grow towards the light,

Есть, все же, что-то в нас, что продолжает расти по направленью к свету,

Yet are there luminous tracts and heavens serene

Есть, все же, сияющие тропы и безмятежной неги исполненные небеса

And Eldorados of splendour and ecstasy

И Эльдорадо великолепия и экстаза,

And temples to the godhead none can see.

И храмы богу, которого никто не может видеть.

A shapeless memory lingers in us still

Смутная память, все же, продолжает жить в нас,

And sometimes, when our sight is turned within,

И иногда, когда свой взор мы обращаем внутрь,

Earth's ignorant veil is lifted from our eyes;

Покров земного неведения вдруг ниспадает с наших глаз;

There is a short miraculous escape.

И мы переживаем краткое, но изумительное бегство.

This narrow fringe of clamped experience

Мы превосходим узкие границы того стесненного переживания,

We leave behind meted to us as life,

Что было нам отмерено как жизнь,

Our little walks, our insufficient reach.

Прогулок наших недалекие маршруты и видения ограниченный размах.

Our souls can visit in great lonely hours

И наши души способны посетить в великие часы уединения

Still regions of imperishable Light,

Бесшумные просторы нетленного Света,

All-seeing eagle-peaks of silent Power

Орлиные вершины всевидящей, безмолвной Силы,

And moon-flame oceans of swift fathomless Bliss

Пылающие лунным пламенем океаны неудержимого, бездонного Блаженства,

And calm immensities of spirit space.

Невозмутимые беспредельности духовного пространства.

In the unfolding process of the Self

В развертывающемся шествии Божественного Я,

Sometimes the inexpressible Mystery

Невыразимая мистерия избирает, иногда,

Elects a human vessel of descent.

Человеческий сосуд для нисхождения.

A breath comes down from a supernal air,

И вниз доносится дыхание небесного эфира,

A Presence is born, a guiding Light awakes,

Рождается Присутствие и пробуждается руководящий Свет,

A stillness falls upon the instruments:

Тишина опускается на инструменты:

Fixed, motionless like a marble monument,

Незыблемое и неподвижное, подобно мраморному монументу,

Stone-calm, the body is a pedestal

Каменно-невозмутимое, тело-пьедестал опорой служит

Supporting a figure of eternal Peace.

Изваянью вечного Покоя.

Or a revealing Force sweeps blazing in;

Иль пламенная Сила откровения нисходит вдруг;

Out of some vast superior continent

С какого-то недосягаемого, обширного континента,

Knowledge breaks through trailing its radiant seas,

Прорвется Знание, неся вслед за собой свои сияющие океаны,

And Nature trembles with the power, the flame.

Природа трепещет, наполняясь пламенем и мощью.

A greater Personality sometimes

Личность более великая, иногда,

Possesses us which yet we know is ours:

Овладевает нами, но все же знаем мы, что эта Личность - наша:

Or we adore the Master of our souls.

Или с благоговением и любовью мы преклоняемся пред Властелином наших душ.

Then the small bodily ego thins and falls;

Тогда ничтожное телесное эго истончается и рушится;

No more insisting on its separate self,

Не утверждая более своей отдельности,

Losing the punctilio of its separate birth,

Утрачивая формальность своего отдельного рождения,

It leaves us one with Nature and with God.

Оно оставляет нас наедине с Природой, с Богом.

In moments when the inner lamps are lit

В моменты, когда светильники внутренние зажжены

And the life's cherished guests are left outside,

И столь лелеемые жизнью гости нас больше не тревожат,

Our spirit sits alone and speaks to its gulfs.

Наш дух наедине с собою беседует со своими безднами.

A wider consciousness opens then its doors;

Сознание более широкое, тогда, распахивает свои двери;

Invading from spiritual silences

Там, из духовных безмолвий прорываясь,

A ray of the timeless Glory stoops awhile

Луч вневременного Великолепия нисходит на краткий миг,

To commune with our seized illumined clay

Чтобы, пленяя и просветляя, соединиться сокровенно с нашей плотью

And leaves its huge white stamp upon our lives.

И оставляет свою огромную, белую печать на наших жизнях.

In the oblivious field of mortal mind,

В полях забвенья смертного ума,

Revealed to the closed prophet eyes of trance

Явленные закрытым, провидческим глазам транса,

Or in some deep internal solitude

Или в глубоком, внутреннем уединении

Witnessed by a strange immaterial sense,

Созерцаемые нездешним, нематериальным чувством,

The signals of eternity appear.

Возникают знаки вечности.

The truth mind could not know unveils its face,

Истина, неведомая уму, тогда раскрывает свой лик,

We hear what mortal ears have never heard,

Мы слышим то, что никогда не знали уши смертных

We feel what earthly sense has never felt,

И ощущаем то, что никогда не ведало земное чувство,

We love what common hearts repel and dread;

И любим то, чего боятся и избегают обычные сердца;

Our minds hush to a bright Omniscient;

Наш ум затихает, внемля сияющему Всезнанию;

A Voice calls from the chambers of the soul;

Чей-то Голос зовет нас из внутренних чертогов души;

We meet the ecstasy of the Godhead's touch

Мы ощущаем экстаз Божественного прикосновения

In golden privacies of immortal fire.

В золотых уединенных чертогах бессмертного огня.

These signs are native to a larger self

Эти знаки присущи нашему более великому я,

That lives within us by ourselves unseen;

Что тайно, незримо внутри нас проживает;

Only sometimes a holier influence comes,

Лишь иногда сюда доносится священное влияние,

A tide of mightier surgings bears our lives

Поток могучих волн подхватывает наши жизни

And a diviner Presence moves the soul;

И божественное Присутствие направляет душу;

Or through the earthly coverings something breaks,

Или сквозь земные покровы прорывается иногда

A grace and beauty of spiritual light,

Милость и красота духовного света

The murmuring tongue of a celestial fire.

Шепчущим языком небесного огня.

Ourself and a high stranger whom we feel,

Мы ощущаем одновременно себя и чувствуем присутствие Божественного незнакомца,

It is and acts unseen as if it were not;

Он есть, но действует незримо, так, будто его нет;

It follows the line of sempiternal birth,

Он следует дорогой вечного рождения,

Yet seems to perish with its mortal frame.

Но кажется, что вместе со своею смертной формой умирает он.

Assured of the Apocalypse to be,

Не сомневаясь в надвигающемся Апокалипсисе,

It reckons not the moments and the hours;

Он не считает мгновенья и часы;

Great, patient, calm it sees the centuries pass,

Великий, терпеливый и спокойный, он наблюдает, как идут века,

Awaiting the slow miracle of our change

И ожидает медленного чуда нашего изменения

In the sure deliberate process of world-force

В надежном, неторопливом процессе мировой силы

And the long march of all-revealing Time.

И долгом марше всё-проявляющего Времени.

It is the origin and the master-clue,

Он источник и главный ключ,

A silence overhead, an inner voice,

Безмолвие над нашей головой, внутренний голос,

A living image seated in the heart,

Нетленный образ, живущий в нашем сердце,

An unwalled wideness and a fathomless point,

Ширь безграничная и точка неизмеримой глубины,

The truth of all these cryptic shows in Space,

Истина всех этих загадочных представлений в Пространстве,

The Real towards which our strivings move,

То, Реальное, к чему все наши усилия устремлены,

The secret grandiose meaning of our lives.

Тайный, грандиозный смысл наших жизней.

A treasure of honey in the combs of God,

Сокровище меда в сотах Бога,

A Splendour burning in a tenebrous cloak,

Великолепие, пылающее позади мрачного покрова тьмы,

It is our glory of the flame of God,

Триумф Божественного пламени в нас,

Our golden fountain of the world's delight,

Золотой фонтан мирового восторга,

An immortality cowled in the cape of death,

Бессмертие, прикрытое капюшоном смерти,

The shape of our unborn divinity.

Форма нашей нерожденной божественности.

It guards for us our fate in depths within

Он хранит для нас нашу судьбу в своих потаенных глубинах,

Where sleeps the eternal seed of transient things.

Где дремлет вечное семя преходящих вещей.

Always we bear in us a magic key

Всегда мы носим в себе волшебный ключ,

Concealed in life's hermetic envelope.

Сокрытый герметичной оболочкой жизни.

A burning Witness in the sanctuary

Огненный Свидетель в святилище

Regards through Time and the blind walls of Form;

Смотрит сквозь Время и глухие стены Формы;

A timeless Light is in his hidden eyes;

Вечный свет сияет в его потаенных очах;

He sees the secret things no words can speak

Он видит то, о чем не могут поведать никакие слова,

And knows the goal of the unconscious world

Он знает цель этого несознательного мира

And the heart of the mystery of the journeying years.

И сердце тайны в беге лет.

But all is screened, subliminal, mystical;

Но скрыто все, сублиминально^[1] и мистично;

It needs the intuitive heart, the inward turn,

Необходимо сердце интуитивное и обращение внутрь,

It needs the power of a spiritual gaze.

Необходима сила духовного пристального взгляда.

Else to our waking mind's small moment look

А иначе поверхностному, сиюминутному взору обычного ума

A goalless voyage seems our dubious course

Сомнительным, бесцельным путешествием кажется наш путь,

Some Chance has settled or hazarded some Will,

Игрой какого-то неведомого Случая или рискованною авантюрой чьей-то Воли,

Or a Necessity without aim or cause

Или Необходимостью без цели иль причины,

Unwillingly compelled to emerge and be.

Что, не желая, была вынуждена, все же, проявиться и существовать.

In this dense field where nothing is plain or sure,

В этом плотном мире, где все непросто, неопределенно,

Our very being seems to us questionable,

Само наше существование нам кажется сомнительным,

Our life a vague experiment, the soul

Жизнь загадочным экспериментом, душа лишь

A flickering light in a strange ignorant world,

Трепетною искрой, мерцающей среди странного мира неведения,

The earth a brute mechanic accident,

Земля какой-то грубой, механической случайностью,

A net of death in which by chance we live.

Ловушкой смерти, в которой мы, по воле случая, вдруг оказались и живем.

All we have learned appears a doubtful guess,

Все что мы знаем, кажется сомнительной догадкой,

The achievement done a passage or a phase

Любое наше достижение эпизодом или стадией,

Whose farther end is hidden from our sight,

Чей будущий исход от нашего взора скрыт

A chance happening or a fortuitous fate.

Случайными событием или прихотью судьбы.

Out of the unknown we move to the unknown.

От неизвестного мы движемся к неведомому,

Ever surround our brief existence here

И наше краткое существование здесь вечно охвачено

Grey shadows of unanswered questionings;

Серыми тенями вопросов без ответов;

The dark Inconscient's signless mysteries

Неведомые мистерии тёмного Несознательного

Stand up unsolved behind Fate's starting-line.

Встают, неразрешимые, за стартовой линией Судьбы.

An aspiration in the Night's profound,

Какое-то стремление в глубинах Ночи,

Seed of a perishing body and half-lit mind,

Семя смертного тела и лишь наполовину просветленного ума

Uplifts its lonely tongue of conscious fire

Поднимает свой одинокий язык сознательного пламени

Towards an undying Light for ever lost;

К бессмертному Свету, что, кажется, навеки потерянным;

Only it hears, sole echo of its call,

И слышит только, одиноким эхом своего призыва,

The dim reply in man's unknowing heart

Неясный отклик в невежественном сердце человека

And meets, not understanding why it came

И его встречает, не понимая, зачем же он пришел

Or for what reason is the suffering here,

Или по какой причине существует здесь страдание,

God's sanction to the paradox of life

Божественная санкция на парадоксы жизни

And the riddle of the Immortal's birth in Time.

И загадку рождения Бессмертного во Времени.

Along a path of aeons serpentine

По серпантину извилистому эпох,

In the coiled blackness of her nescient course

Петляя слепо, во мраке своего неведомого курса,

The Earth-Goddess toils across the sands of Time.

Земля-Богиня прокладывает свой путь в бескрайних песках Времени.

A Being is in her whom she hopes to know,

В ней Существо живет, которое она надеется узнать,

A Word speaks to her heart she cannot hear,

Её сердце внемлет Слову, которое ей не дано расслышать,

A Fate compels whose form she cannot see.

Судьба, которую ей не дано предвидеть, принуждает ее.

In her unconscious orbit through the Void

В своем несознательном вращении в Пустоте,

Out of her mindless depths she strives to rise,

Из своих, лишенных мысли, глубин она пытается подняться,

A perilous life her gain, a struggling joy;

Опасная жизнь ее достижение и борющаяся радость;

A Thought that can conceive but hardly knows

Мысль, что может лишь воображать, но вряд ли знает,

Arises slowly in her and creates

В ней постепенно возникает и творит

The idea, the speech that labels more than it lights;

Идею, речь, что скорее навешивает ярлыки, чем просветляет;

A trembling gladness that is less than bliss

И трепетною радостью, каким-то слабым отблеском блаженства,

Invades from all this beauty that must die.

Лучиться вся эта красота, которой суждено умереть.

Alarmed by the sorrow dragging at her feet

Ее тревожит скорбь, что тащится у ее ног

And conscious of the high things not yet won,

И осознание высоких вещей, еще не завоеванных,

Ever she nurses in her sleepless breast

В своей груди бессонной она лелеет вечно

An inward urge that takes from her rest and peace.

Стремленье внутреннее, которое уносит прочь ее покой и отдых.

Ignorant and weary and invincible,

Во тьме неведения, измученная, но непобедимая,

She seeks through the soul's war and quivering pain

Она через трепещущую боль и битву бесконечную души

The pure perfection her marred nature needs,

Взыскует совершенство чистое своих обезображенных природных нужд,

A breath of Godhead on her stone and mire.

Дыхание Бога на своих каменьях и болотах.

A faith she craves that can survive defeat,

И веры она жаждет, что сможет пережить даже поражение

The sweetness of a love that knows not death,

И сладость неумирающей любви,

The radiance of a truth for ever sure.

Сияния навеки несомненной истины.

A light grows in her, she assumes a voice,

Свет возрастает в ней, она приобретает голос,

Her state she learns to read and the act she has done,

И учится осознавать свои состояния и действия,

But the one needed truth eludes her grasp,

Но лишь одна необходимая истина ускользает от нее,

Herself and all of which she is the sign.

Истина ее самой и всего того, символом чего она является.

An inarticulate whisper drives her steps

Невнятный шепот ведет ее шаги,

Of which she feels the force but not the sense;

Его силу она чувствует, но не улавливает смысла,

A few rare intimations come as guides,

Рассеянные, немногочисленные знаки ей указывают путь,

Immense divining flashes cleave her brain,

Гигантские, божественные вспышки пронзают ее мозг,

And sometimes in her hours of dream and muse

И иногда, в часы своего сна и созерцания

The truth that she has missed looks out on her

Та истина, которую она все время упускала, вдруг смотрит на неё

As if far off and yet within her soul.

Как будто издали, и все же изнутри её души.

A change comes near that flees from her surmise

И ближе становится то изменение, что вечно обманывало её предположения,

And, ever postponed, compels attempt and hope,

И вечно откладывается и принуждает вновь пытаться и надеяться,

Yet seems too great for mortal hope to dare.

И, всё же, слишком великим кажется, чтобы смертный дерзал о нем мечтать.

A vision meets her of supernal Powers

Ей открывается видение божественных Энергий,

That draw her as if mighty kinsmen lost

Влекущих её к себе, подобно могучим родичам, потерянным когда-то,

Approaching with estranged great luminous gaze.

С нездешними, глубокими, сияющими взорами к ней приближаясь.

Then is she moved to all that she is not

Её влечет к тому, чем никогда она прежде не была

And stretches arms to what was never hers.

И руки её тянутся к тому, что никогда ей прежде не принадлежало.

Outstretching arms to the unconscious Void,

Простирая руки в несознательную Пустоту,

Passionate she prays to invisible forms of Gods

Страстно она устремляет молитвы невидимым формам Богов,

Soliciting from dumb Fate and toiling Time

Выпрашивая у немой Судьбы и кропотливо работающего Времени,

What most she needs, what most exceeds her scope,

То, в чем более всего она нуждается и что безмерно превосходит её масштаб:

A Mind unvisited by illusion's gleams,

Ум, не обманутый ложными бликами иллюзий,

A Will expressive of soul's deity,

Волю, способную выразить божественность души,

A Strength not forced to stumble by its speed,

Силу, не спотыкающуюся из-за своей поспешности

A Joy that drags not sorrow as its shade.

И Радость, что не тащит за собой печали, словно свою тень.

For these she yearns and feels them destined hers:

Этого она так страстно жаждет и чувствует как предназначенное ей:

Heaven's privilege she claims as her own right.

На привилегии Небес она претендует как на то, что ей принадлежит по праву.

Just is her claim the all-witnessing Gods approve,

Справедливо её требование, что одобряю всевидящие Боги,

Clear in a greater light than reason owns:

Очевидное в более великом свете, чем сумеречный свет рассудка:

Our intuitions are its title-deeds;

Наши интуиции верительные грамоты;

Our souls accept what our blind thoughts refuse.

И наши души приемлют то, что отвергают слепые наши мысли.

Earth's winged chimaeras are Truth's steeds in Heaven,

Там в Небесах, химеры крылатые Земли это стремительные кони Истины,

The impossible God's sign of things to be.

Символ Бога для тех невозможных вещей, которые однажды должны произойти.

But few can look beyond the present state

Но лишь немногие способны заглянуть за грань нынешнего состояния

Or overleap this matted hedge of sense.

Иль преодолеть тусклую преграду чувства.

All that transpires on earth and all beyond

Все, что происходит на земле и за ее пределами, -

Are parts of an illimitable plan

Все это части безграничного замысла,

The One keeps in his heart and knows alone.

Который лишь Единый знает и в сердце своем собственном хранит.

Our outward happenings have their seed within,

Внешние события, что происходят с нами, свою причину имеют в нас самих

And even this random Fate that imitates Chance,

И даже эта случайная Судьба, лишь подражающая Случаю,

This mass of unintelligible results,

И эта масса неясных результатов, -

Are the dumb graph of truths that work unseen:

Всё это немая диаграмма незримо действующих истин:

The laws of the Unknown create the known.

Всё, нам известное, законы Непознаваемого создают.

The events that shape the appearance of our lives

События, что формируют наших жизней внешнюю канву -

Are a cipher of subliminal quiverings

Собой являют тайный шифр подсознательных, невидимых вибраций,

Which rarely we surprise or vaguely feel,

Которые мы редко замечаем или смутно ощущаем, -

Are an outcome of suppressed realities

Все это следствия таинственных реалий,

That hardly rise into material day:

Едва проглядывающие на поверхность в нашу земную суету:

They are born from the spirit's sun of hidden powers

Скрытыми энергиями духовного солнца они порождены,

Digging a tunnel through emergency.

Прокладывая туннель сквозь самый острый кризис.

But who shall pierce into the cryptic gulf

Но кто способен в таинственную бездну заглянуть

And learn what deep necessity of the soul

И выяснить в чем состояла глубокая нужда души,

Determined casual deed and consequence?

Которая предопределила случайный поступок этот и его последствия?

Absorbed in a routine of daily acts,

Захваченные рутиной ежедневных дел,

Our eyes are fixed on an external scene;

Наши глаза прикованы лишь к внешней сцене;

We hear the crash of the wheels of Circumstance

Мы слышим грохочущие колеса Обстоятельств

And wonder at the hidden cause of things.

Но нам неведома причина, скрытая, вещей.

Yet a foreseeing Knowledge might be ours,

И все же провидческое Знание мы могли бы обрести,

If we could take our spirit's stand within,

Если бы смогли внутри встать на сторону духа

If we could hear the muffled daemon voice.

И вняли бы тихому голосу души.

Too seldom is the shadow of what must come

Но слишком редко тень того, чему назначено произойти,

Cast in an instant on the secret sense

Улавливается на мгновение тайным чувством,

Which feels the shock of the invisible,

Которое чувствует вторжение незримого,

And seldom in the few who answer give

И редко в тех немногих, кто обладает способностью откликнуться,

The mighty process of the cosmic Will

Космической Воли могучее течение

Communicates its image to our sight,

Передает свой образ нашему видению,

Identifying the world's mind with ours.

Отождествляя вселенский ум с человеческим умом.

Our range is fixed within the crowded arc

Наш кругозор ограничен тесными границами

Of what we observe and touch and thought can guess

Того, что видим мы, чего касаемся и что доступно догадке нашей мысли,

And rarely dawns the light of the Unknown

И редко вспыхивает свет Неведомого,

Waking in us the prophet and the seer.

В нас пробуждая провидца и пророка.

The outward and the immediate are our field,

Лишь внешнее и непосредственное вот наша сфера,

The dead past is our background and support;

Умершее прошлое нам служит основаньем и опорой;

Mind keeps the soul prisoner, we are slaves to our acts;

Ум держит душу в заточении, мы действий наших собственных рабы;

We cannot free our gaze to reach wisdom's sun.

Мы не способны освободить свой взор, чтобы прикоснуться к солнцу мудрости.

Inheritor of the brief animal mind,

Наследник сиюминутного ума животного,

Man, still a child in Nature's mighty hands,

Человек еще дитя в могучих руках Природы,

In the succession of the moments lives;

Живет в потоке пробегающих мгновений;

To a changing present is his narrow right;

Он ограниченное право имеет лишь на изменяющееся настоящее;

His memory stares back at a phantom past,

А его память прикована к фантому прошлого,

The future flees before him as he moves;

И будущее по мере того, как он продвигается, убегает от него;

He sees imagined garments, not a face.

Он видит не лицо, а лишь воображаемые покровы.

Armed with a limited precarious strength,

Вооруженный ограниченной и ненадежной силой,

He saves his fruits of work from adverse chance.

Он спасает от враждебного случая плоды своего труда.

A struggling ignorance is his wisdom's mate:

Борющееся неведение товарищ его мудрости:

He waits to see the consequence of his acts,

Он ждет, чтобы увидеть результаты своих действий

He waits to weigh the certitude of his thoughts,

И убедиться в подлинности своих мыслей,

He knows not what he shall achieve or when;

Но он не знает, чего достигнет он или когда;

He knows not whether at last he shall survive,

И выживет ли вообще он, в конце концов,

Or end like the mastodon and the sloth

Иль вымрет подобно мастодонту или ленивцу,

And perish from the earth where he was king.

С лица Земли, где он когда-то был царем, исчезнув навсегда.

He is ignorant of the meaning of his life,

Он ничего не знает о смысле своей жизни

He is ignorant of his high and splendid fate.

И о своей высокой и великолепной судьбе.

Only the Immortals on their deathless heights

Только Бессмертные на своих бессмертных высотах,

Dwelling beyond the walls of Time and Space,

Живущие за гранью Времени и Пространства,

Masters of living, free from the bonds of Thought,

Властелины жизни, свободные от оков Мысли,

Who are overseers of Fate and Chance and Will

Следящие за Волей, Случаем и Судьбой,

And experts of the theorem of world-need,

Эксперты теоремы мировой необходимости,

Can see the Idea, the Might that change Time's course,

Способны видеть Идею, Могущество, меняющее ход Времени,

Come maned with light from undiscovered worlds,

Которое нисходит в ореоле света из неведомых миров,

Hear, while the world toils on with its deep blind heart,

Лишь они слышат, пока мир трудится в своем глубоком слепом сердце,

The galloping hooves of the unforeseen event,

Топоп приближающихся копыт непредсказуемого события,

Bearing the superhuman Rider, near

Которое с собой сверхчеловеческого Всадника несет,

And, impassive to earth's din and startled cry,

И, безразличные к земному шуму и испуганному крику,

Return to the silence of the hills of God;

Вновь возвращаются в безмолвие Божественных холмов;

As lightning leaps, as thunder sweeps, they pass

Сверкнув как молния, обрушившись как гром, они проносятся,

And leave their mark on the trampled breast of Life.

И на истоптанной груди Жизни оставляют свои следы.

Above the world the world-creators stand,

Над миром пребывают творцы мира,

In the phenomenon see its mystic source.

В явлениях они видят их мистический источник.

These heed not the deceiving outward play,

Они не обращают внимания на эфемерную, внешнюю игру,

They turn not to the moment's busy tramp,

Не оборачиваются на топот озабоченных шагов мгновения,

But listen with the still patience of the Unborn

Но слушают с бесстрастным терпением Нерожденных

For the slow footsteps of far Destiny

Неспешную поступь какой-то отдаленной Судьбы,

Approaching through huge distances of Time,

Что приближается через чудовищные бездны Времени,

Unmarked by the eye that sees effect and cause,

Незримую для глаз, что видят лишь следствие и его причину,

Unheard mid the clamour of the human plane.

Неслышную среди шума человеческой суеты.

Attentive to an unseen Truth they seize

Внимая незримой Истине, они улавливают

A sound as of invisible augur wings,

Взмах невидимых, пророческих крыльев,

Voices of an unplumbed significance,

Голоса непостижимого значения,

Mutterings that brood in the core of Matter's sleep.

Глухое бормотание в центре сна Материи.

In the heart's profound audition they can catch

В глубинах внемлющего сердца, они способны уловить

The murmurs lost by Life's uncaring ear,

Негромкий шепот, не различаемый беспечным ухом Жизни,

A prophet-speech in Thought's omniscient trance.

Пророческую речь в всеведущем трансе Мысли.

Above the illusion of the hopes that pass,

Поверх иллюзии временных надежд,

Behind the appearance and the overt act,

За внешней видимостью и очевидным фактом,

Behind this clock-work Chance and vague surmise,

За этим механичным Случаем и смутною догадкой,

Amid the wrestle of force, the trampling feet,

Средь столкновения сил и топающих ног,

Across the cries of anguish and of joy,

Сквозь крики радости и муки,

Across the triumph, fighting and despair,

Через триумф, отчаянье, борьбу

They watch the Bliss for which earth's heart has cried

Они Блаженство созерцают, которого так страстно жаждет сердце земли,

On the long road which cannot see its end

На этой долгой дороге, которая не видит своего конца,

Winding undetected through the sceptic days

Петляя неприметно через скептические дни

And to meet it guide the unheedful moving world.

И направляет к встрече с ним^[2] этот беспечный, неугомонный мир.

Thus will the masked Transcendent mount his throne.

Так, прикрываясь маской, Трансцендентное взойдет на трон,

When darkness deepens strangling the earth's breast

Когда сгустится тьма и сдавит удушьем грудь Земли

And man's corporeal mind is the only lamp,

И светом единственным будет лишь телесный ум человека,

As a thief's in the night shall be the covert tread

Подобно вору в ночи, неуловима будет поступь

Of one who steps unseen into his house.

Того, кто в свой чертог войдет незримо.

A Voice ill-heard shall speak, the soul obey,

Голос, чуть слышный, заговорит, душа послушается,

A Power into mind's inner chamber steal,

Могущество во внутренние палаты ума проникнет,

A charm and sweetness open life's closed doors

Очарование и сладость запертые двери жизни распахнут

And beauty conquer the resisting world,

И красота пленит сопротивляющийся мир,

The Truth-Light capture Nature by surprise,

Свет Истины захватит врасплох Природу и пленит,

A stealth of God compel the heart to bliss

Украдкой Бог принудит сердце к блаженству

And earth grow unexpectedly divine.

И земля нежданно станет божественной.

In Matter shall be lit the spirit's glow,

В Материи возгорится свет духа,

In body and body kindled the sacred birth;

Тела будут охвачены пламенем священного рождения;

Night shall awake to the anthem of the stars,

Ночь пробудится к гимну звезд,

The days become a happy pilgrim march,

Дни полетят вперед счастливым маршем пилигрима,

Our will a force of the Eternal's power,

Наша воля станет Силой Вечного,

And thought the rays of a spiritual sun.

А наши мысли лучами духовного солнца.

A few shall see what none yet understands;

Некоторые увидят то, чего никто еще не понимает;

God shall grow up while the wise men talk and sleep;

Бог будет расти, пока мудрецы будут говорить и спать;

For man shall not know the coming till its hour

Ибо человек не узнает грядущее до назначенного часа

And belief shall be not till the work is done.

И не поверит, пока не будет сделана работа.

A Consciousness that knows not its own truth,

Сознание, что своей собственной истины не знает,

A vagrant hunter of misleading dawns,

Охотником-скитальцем, бегущим за ложными рассветами,

Between the being's dark and luminous ends

Меж темными и светлыми концами бытия,

Moves here in a half-light that seems the whole:

Здесь в полусвете движется, что кажется ему всем светом:

An interregnum in Reality

Пустая брешь в Реальности,

Cuts off the integral Thought, the total Power;

Что разрывает тотальное Могущество, целостную Мысль;

It circles or stands in a vague interspace,

Оно^[3] кругами движется иль застывает в каком-то неясном межпространстве,

Doubtful of its beginning and its close,

В сомнении о своем начале и своем конце,

Or runs upon a road that has no end;

Иль мчится по дороге, не имеющей конца;

Far from the original Dusk, the final Flame

Вдали от изначальных Сумерек и триумфального Огня,

In some huge void Inconscience it lives,

Оно живет в каком-то пустом, гигантском Несознании,

Like a thought persisting in a wide emptiness.

Подобно мысли, пытающейся выжить в бескрайней пустоте.

As if an unintelligible phrase

Как фраза непонятная, которая

Suggested a million renderings to the Mind,

Внушает бесчисленные толкования Уму,

It lends a purport to a random world.

Так и оно смысл придает этому беспорядочному миру.

A conjecture leaning upon doubtful proofs,

Догадку, опирающуюся на сомнительные доказательства,

A message misunderstood, a thought confused

Неверно понятую весть и путаную мысль,

Missing its aim is all that it can speak

Все время упускающую свою цель вот все, что может оно сказать,

Or a fragment of the universal word.

Или уловить лишь небольшой фрагмент божественного слова.

It leaves two giant letters void of sense

Оно^[4] лишь оставляет две огромные, бессмысленные буквы

While without sanction turns the middle sign

Без санкции меняя средний знак,

Carrying an enigmatic universe,

В котором - загадка всей вселенной,

As if a present without future or past

Как если б настоящее, лишённое грядущего и прошлого,

Repeating the same revolution's whirl

В одном и том же бессмысленном кружении

Turned on its axis in its own Inane.

Вращалось на своей оси в своей же собственной лишенной смысла Пустоте.

Thus is the meaning of creation veiled;

Так смысл от нас скрывается творения;

For without context reads the cosmic page:

Ибо без нужного контекста читаем мы космическую страницу:

Its signs stare at us like an unknown script,

Неведомым шрифтом на нас взирают ее символы,

As if appeared screened by a foreign tongue

Как будто бы написанные на незнакомом языке,

Or code of splendour signs without a key

Иль сияющей тайнописью, к которой нет ключа,

A portion of a parable sublime.

Отрывком из какой-то величественной притчи.

It wears to the perishable creature's eyes

Оно являет глазам смертного

The grandeur of a useless miracle;

Великолепие какого-то бессмысленного чуда;

Wasting itself that it may last awhile,

Растрачивая себя, чтоб сколь-нибудь еще продлиться,

A river that can never find its sea,

Рекою, что никогда не может обрести свой океан,

It runs through life and death on an edge of Time;

Оно бежит через жизнь и смерть по краю Времени;

A fire in the Night is its mighty action's blaze.

Огонь в Ночи лишь отблеск его могущественного действия.

This is our deepest need to join once more

И в этом наша глубочайшая нужда, - вновь то соединить,

What now is parted, opposite and twain,

Что было разъединено, раздвоено, находиться в противоречии друг другу,

Remote in sovereign spheres that never meet

Разбросано в далеких, независимых и никогда не пересекающихся сферах

Or fronting like far poles of Night and Day.

Или противостоит друг другу подобно полюсам далеким Ночи и Дня.

We must fill the immense lacuna we have made,

Нам надо заполнить, нами же созданную, чудовищную пустоту,

Re-wed the closed finite's lonely consonant

И вновь в созвучии связать согласный одинокий звук закрытого конечного

With the open vowels of Infinity,

И гласные, открытые звуки Бесконечного,

A hyphen must connect Matter and Mind,

Связующая нить должна соединить Материю и Ум

The narrow isthmus of the ascending soul:

Тропою узкой восходящей души:

We must renew the secret bond in things,

Мы вновь должны найти связь тайную в вещах,

Our hearts recall the lost divine Idea,

Призвать в наши сердца потерянную божественную Идею,

Reconstitute the perfect word, unite

И снова слово совершенное сложить, объединить

The Alpha and the Omega in one sound;

В едином звуке Альфу и Омегу;

Then shall the Spirit and Nature be at one.

Тогда Дух и Природа станут, наконец, едины.

Two are the ends of the mysterious plan.

Два есть конца мистического плана.

In the wide signless ether of the Self,

В безграничном, лишенном форм, эфире Истинного Я,

In the unchanging Silence white and nude,

В обнаженном белом, неизменном Безмолвии,

Aloof, resplendent like gold dazzling suns

В стороне от мира, сияющие как золотые, ослепительные солнца,

Veiled by the ray no mortal eye can bear,

Скрытые лучами, которые невыносимы для смертных глаз,

The Spirit's bare and absolute potencies

Свободные и абсолютные могущества Духа,

Burn in the solitude of the thoughts of God.

Пылают в уединении мыслей Бога.

A rapture and a radiance and a hush,

Восторг, сияние и тишина,

Delivered from the approach of wounded hearts,

Свободные от прикосновения израненных сердец,

Denied to the Idea that looks at grief,

Отрицая Идею, что видит горе,

Remote from the Force that cries out in its pain,

Далекие от Силы, что кричит от боли,

In his inalienable bliss they live.

В его^[5] нерушимом блаженстве они живут.

Immaculate in self-knowledge and self-power,

Безупречные в знании себя и в своем могуществе,

Calm they repose on the eternal Will.

Безмятежные, они полагаются на вечную Волю.

Only his law they count and him obey;

Только его закон они приемлют в расчет и лишь ему подчиняются;

They have no goal to reach, no aim to serve.

Нет у них цели, которую им надо было б достигать иль замыслов, которым следовало б служить.

Implacable in their timeless purity,

В своей вечной чистоте неумолимые,

All barter or bribe of worship they refuse;

Они отвергают любые сделки, взятки или поклонение;

Unmoved by cry of revolt and ignorant prayer

Безразличные к крикам бунта и невежественной молитве,

They reckon not our virtue and our sin;

Они не считают наши добродетели и грехи,

They bend not to the voices that implore,

И не склоняются, чтобы ответить молящим голосам,

They hold no traffic with error and its reign;

С ошибкой и ее царством не торгуются, -

They are guardians of the silence of the Truth,

Стражи безмолвия Истины,

They are keepers of the immutable decree.

Хранители ее непреложного декрета.

A deep surrender is their source of might,

Глубокая самоотдача источник их могущества,

A still identity their way to know,

Спокойное отождествление способ их познания,

Motionless is their action like a sleep.

Их действие неподвижно, подобно сну.

At peace, regarding the trouble beneath the stars,

Спокойные, они взирают на беспокойный мир внизу под звездами,

Deathless, watching the works of Death and Chance,

Бессмертные, наблюдают работу Случая и Смерти,

Immobile, seeing the millenniums pass,

Неподвижные, наблюдают, как в тысячелетия слагаются века,

Untouched while the long map of Fate unrolls,

Безучастные, пока развертывается карта длинная Судьбы,

They look on our struggle with impartial eyes,

На нашу борьбу они взирают бесстрастными глазами

And yet without them cosmos could not be.

И все же космос не мог бы существовать без них.

Impervious to desire and doom and hope,

Свободное от желаний, надежд и превратностей судьбы,

Their station of inviolable might

Их состояние нерушимого могущества

Moveless upholds the world's enormous task,

Неподвижно поддерживает огромную задачу мира,

Its ignorance is by their knowledge lit,

Их знание озаряет его неведение,

Its yearning lasts by their indifference.

Благодаря их бесстрастию продолжается его страстное стремление.

As the height draws the low ever to climb,

Как высоты вечно увлекают низы подняться ввысь,

As the breadths draw the small to adventure vast,

Как просторы призывают ограниченность рискнуть измерить беспредельность,

Their aloofness drives man to surpass himself.

Так их отчужденность принуждает человека превзойти себя.

Our passion heaves to wed the Eternal's calm,

Наша страсть вздымается, чтобы обручиться с покоем Вечного.

Our dwarf-search mind to meet the Omniscient's light,

Наш ищущий, карликовый ум стремится встретить свет Всеведующего,

Our helpless hearts to enshrine the Omnipotent's force.

Наши беспомощные сердца - взлелеять силу Всемогущего.

Acquiescing in the wisdom that made hell

Безмолвно соглашаясь с мудростью, что сотворила ад,

And the harsh utility of death and tears,

Жестокую необходимость слез и смерти,

Acquiescing in the gradual steps of Time,

Безмолвно принимая медленную поступь Времени,

Careless they seem of the grief that stings the world's heart,

Безразличными кажутся они к той скорби, что терзает сердце мира,

Careless of the pain that rends its body and life;

К той боли, что разрывает жизнь его и тело;

Above joy and sorrow is that grandeur's walk:

За гранью радости и скорби пролегает путь этого величия:

They have no portion in the good that dies,

Безучастны они к добру, которое умирает,

Mute, pure, they share not in the evil done;

Безмолвные, чистые, не причастны они и к совершаемому злу;

Else might their strength be marred and could not save.

Иначе была бы искажена и не могла спасать их сила.

Alive to the truth that dwells in God's extremes,

Чуткий к истине, что живет в Божественных крайностях,

Awake to a motion of all-seeing Force,

Осознавая движение всевидящей Силы,

The slow outcome of the long ambiguous years

И медленный исход долгих неясных лет,

And the unexpected good from woeful deeds,

И нежданное благо, возникающее из горя и бед,

The immortal sees not as we vainly see.

Бессмертный взор иначе видит все, не так как суетный взгляд смертного.

He looks on hidden aspects and screened powers,

Он видит скрытые аспекты и невидимые силы,

He knows the law and natural line of things.

Закон он знает и ход естественный вещей.

Undriven by a brief life's will to act,

Не вовлекаемый в действие краткой волей жизни,

Unharassed by the spur of pity and fear,

И не подвластный побуждениям жалости и страха,

He makes no haste to untie the cosmic knot

Он не торопиться распутать космические узы

Or the world's torn jarring heart to reconcile.

Или утешить разорванное, трепещущее сердце мира.

In Time he waits for the Eternal's hour.

Во Времени он ожидает прихода часа Вечности.

Yet a spiritual secret aid is there;

Но все же скрытая духовная помощь всегда здесь;

While a tardy Evolution's coils wind on

Пока неспешно разворачиваются Эволюции витки

And Nature hews her way through adamant

И сквозь алмаз себе Природа дорогу прорубает,

A divine intervention thrones above.

Божественное провидение царствует над всем.

Alive in a dead rotating universe

Живые в этой мертвой, кружащейся вселенной,

We whirl not here upon a casual globe

Мы здесь не брошены на произвол судьбы, кружить на этом случайном земном шаре,

Abandoned to a task beyond our force;

Решать задачу, что не под силу нашим силам;

Even through the tangled anarchy called Fate

Даже через запутанную анархию Судьбы,

And through the bitterness of death and fall

И через горечь смерти и падения,

An outstretched Hand is felt upon our lives.

На наших жизнях ощущается протянутая нам рука.

It is near us in unnumbered bodies and births;

Рядом с нами Она всегда в наших бесчисленных телах и рождениях;

In its unslackening grasp it keeps for us safe

Своею неослабной хваткой нерушимо она хранит для нас

The one inevitable supreme result

Один неизбежный, высочайший результат,

No will can take away and no doom change,

Который никакой рок и ничья воля не могут отменить, -

The crown of conscious Immortality,

Венец сознательного Бессмертия,

The godhead promised to our struggling souls

Который Бог однажды нашим борющимся душам обещал,

When first man's heart dared death and suffered life.

Когда на смерть и полную страданий жизнь впервые отважилось сердце человека.

One who has shaped this world is ever its lord:

Тот, кто сотворил этот мир навеки его властелин:

Our errors are his steps upon the way;

Наши ошибки это ступени на его пути;

He works through the fierce vicissitudes of our lives,

Он трудится через неистовые злоключения наших жизней,

He works through the hard breath of battle and toil,

Через тяжелое дыхание битв и тяжкого труда,

He works through our sins and sorrows and our tears,

Через наши грехи, страдания и слезы,

His knowledge overrules our nescience;

Его знание сильнее нашего неведения;

Whatever the appearance we must bear,

Какое бы обличье нам не пришлось сейчас носить,

Whatever our strong ills and present fate,

И как бы не были ужасны болезни наши и наша нынешняя судьба,

When nothing we can see but drift and bale,

Когда мы ничего уж более не можем видеть, кроме несчастий и постоянных перемен,

A mighty Guidance leads us still through all.

Нас через все ведет могучая Рука.

After we have served this great divided world

После того как мы послужим этому великому, разделенному миру,

God's bliss and oneness are our inborn right.

Божественное блаженство и единство, как наше врожденное право, будут даны нам.

A date is fixed in the calendar of the Unknown,

Дата уже назначена в календаре Неведомого,

An anniversary of the Birth sublime:

Годовщина^[6] высочайшего Рождения:

Our soul shall justify its chequered walk,

Свой тернистый путь оправдает для себя наша душа,

All will come near that now is naught or far.

Все близко подойдет к тому, что сейчас кажется ничем или чем-то недоступным и далеким.

These calm and distant Mights shall act at last.

Эти безмятежные, далекие Могущества начнут, в конце концов, действовать.

Immovably ready for their destined task,

Неподвижные, они готовы к задаче, им назначенной,

The ever-wise compassionate Brilliances

Эти всемудрые, сострадательные Великолепия

Await the sound of the Incarnate's voice

Ожидают лишь звука голоса Воплощенного,

To leap and bridge the chasms of Ignorance

Чтобы устремиться вниз и навести мосты через пропасти Неведения

And heal the hollow yearning gulfs of Life

И излечить пустые, тоскующие бездны Жизни,

And fill the abyss that is the universe.

Заполнить бездну, какой является вселенная.

Here meanwhile at the Spirit's opposite pole

А тем временем здесь, на противоположном полюсе Духа,

In the mystery of the deeps that God has built

В этой, сотворенной Богом, мистерии глубин,

For his abode below the Thinker's sight,

Чтобы для взора Мыслителя^[7] здесь пребывать незримо,

In this compromise of a stark absolute Truth

В этом компромиссе абсолютной, непреложной Истины

With the Light that dwells near the dark end of things,

И Света, что горит близ темного конца вещей,

In this tragi-comedy of divine disguise,

В этой феерической трагикомедии божественного маскарада,

This long far seeking for joy ever near,

Этом долгом поиске радости, что вечно рядом,

In the grandiose dream of which the world is made,

В этой грандиозной грезе, из которой был сотворен мир,

In this gold dome on a black dragon base,

В этом золотом дворце, что высится на темном основании дракона,

The conscious Force that acts in Nature's breast,

В сердце Природы действует Сознательная Сила,

A dark-robed labourer in the cosmic scheme

Труженица, облаченная в темные одежды, в этом космическом замысле,

Carrying clay images of unborn gods,

Несущая глиняные образы нерожденных богов,

Executrix of the inevitable Idea

Вершительница неизбежной Идеи,

Hampered, enveloped by the hoops of Fate,

Скованная, опутанная кольцами Судьбы,

Patient trustee of slow eternal Time,

Терпеливая доверенная медленного, вечного Времени,

Absolves from hour to hour her secret charge.

Час за часом исполняет свою тайную миссию.

All she foresees in masked imperative depths;

Все она предвидит в тайных, повелительных глубинах;

The dumb intention of the unconscious gulfs

Там стремление немое несознательных бездн

Answers to a will that sees upon the heights,

Отвечает воле, что свой взор устремляет на высоты,

And the evolving Word's first syllable

И слог первый Слова восходящей эволюции творения,

Ponderous, brute-sensed, contains its luminous close,

Грубый и почти бессмысленный, несет в себе свое сияющее завершение,

Privy to a summit victory's vast descent

Причастный широчайшему нисхождению высочайшей победы,

And the portent of the soul's immense uprise.

И предвестник бесконечного восхождения души.

All here where each thing seems its lonely self

Все здесь, где вещь каждая кажется отдельной -

Are figures of the sole transcendent One:

Это формы одного трансцендентного Единого:

Only by him they are, his breath is their life;

Лишь благодаря Ему они все существуют и через его дыхание продолжается их жизнь;

An unseen Presence moulds the oblivious clay.

Здесь незримое Присутствие формирует погруженную в забвение материю.

A playmate in the mighty Mother's game,

Сокровенный друг в игре могущественной Матери,

One came upon the dubious whirling globe

Он нисходит на этот не внушающий доверия, кружащий земной шар,

To hide from her pursuit in force and form.

Чтобы прятаться от ее преследования в силе и в форме.

A secret spirit in the Inconscient's sleep,

Тайный дух, живущий во сне Несознания,

A shapeless Energy, a voiceless Word,

Бесформенная Энергия, безмолвное Слово,

He was here before the elements could emerge,

Он был прежде здесь, чем возникли природные стихии,

Before there was light of mind or life could breathe.

Прежде, чем возгорелся свет ума или пробудилось дыхание жизни.

Accomplice of her cosmic huge pretence,

Соучастник ее грандиозного космического представления,

His semblances he turns to real shapes

Он свои подобия превращает в реальные формы

And makes the symbol equal with the truth:

И символы, равные истине, творит:

He gives to his timeless thoughts a form in Time.

Своим вечным мыслям он придает форму во Времени.

He is the substance, he the self of things;

Он субстанция, единый дух вещей;

She has forged from him her works of skill and might:

Из него она творения своего могущества и искусства виртуозного ваяет:

She wraps him in the magic of her moods

И окутывает его магией своих причуд,

And makes of his myriad truths her countless dreams.

И творит из мириадов его истин свои бесчисленные грезы. .

The Master of being has come down to her,

Властелин существования нисходит к ней,

An immortal child born in the fugitive years.

Как бессмертное дитя, рождаясь в потоке лет.

In objects wrought, in the persons she conceives,

В сотворенных вещах и в личностях, которые она воображает,

Dreaming she chases her idea of him,

Грезя, она преследует свою идею о нем

And catches here a look and there a gest:

И то взгляд, то жест его повсюду ловит:

Ever he repeats in them his ceaseless births.

Вечно в них свои бессчетные рождения он повторяет.

He is the Maker and the world he made,

Он - Творец и он сотворил этот мир,

He is the vision and he is the Seer;

Он и виденье, и он же Видящий;

He is himself the actor and the act,

Он - Актер, и он же представление,

He is himself the knower and the known,

Он сам знающий и то, что познается,

He is himself the dreamer and the dream.

Он сам грезящий, и его грезы.

There are Two who are One and play in many worlds;

Двое их, Единые, они во множестве миров играют;

In Knowledge and Ignorance they have spoken and met

В Знании и в Неведении они встречаются и говорят,

And light and darkness are their eyes' interchange;

Свет и тьма в их взорах, что друг на друга они бросают

Our pleasure and pain are their wrestle and embrace,

Наши боль и удовольствие это их объятия и борьба,

Our deeds, our hopes are intimate to their tale;

Сокровенно причастны их истории наши надежды и дела;

They are married secretly in our thought and life.

В наших мыслях и жизнях тайно они повенчаны.

The universe is an endless masquerade:

Вселенная это бесконечный маскарад,

For nothing here is utterly what it seems;

Ибо ничто здесь не является всецело тем, чем кажется;

It is a dream-fact vision of a truth

Это виденье истины сквозь грезы-факты,

Which but for the dream would not be wholly true,

Но если бы не эти грезы, то истина не была бы полностью истинной,

A phenomenon stands out significant

Полный значения феномен проявляется

Against dim backgrounds of eternity;

На смутном фоне вечности;

We accept its face and pass by all it means;

Мы видим лишь его фасад, упуская все то, что он означает;

A part is seen, we take it for the whole.

Лишь часть видна, мы же принимаем ее за целое.

Thus have they made their play with us for roles:

Так свою пьесу они ставят, в которой роли мы играем:

Author and actor with himself as scene,

Автор и актер, что сам себе же служит сценой,

He moves there as the Soul, as Nature she.

Он действует здесь как Душа, и как Природа она.

Here on the earth where we must fill our parts,

Здесь, на земле, где все мы роли исполняем,

We know not how shall run the drama's course;

Неизвестно нам дальнейшее развитие сюжета этой драмы;

Our uttered sentences veil in their thought.

Реплики, которые мы изрекаем, в тайный замысел их вплетены.

Her mighty plan she holds back from our sight:

Свой могучий план перед нами она не раскрывает,

She has concealed her glory and her bliss

Не показывает свое великолепие и свое блаженство

And disguised the Love and Wisdom in her heart;

И таит Любовь, и Мудрость в своем сердце;

Of all the marvel and beauty that are hers,

Из всего великолепия ее чудес и красоты,

Only a darkened little we can feel.

Мы способны ощутить лишь омраченную малость.

He too wears a diminished godhead here;

И он тоже предстает здесь в обличии какого-то приниженного божества,

He has forsaken his omnipotence,

Он пожертвовал своим всемогуществом,

His calm he has foregone and infinity.

Отказался от своего покоя и своей бесконечности.

He knows her only, he has forgotten himself;

Он знает лишь ее, он позабыл себя,

To her he abandons all to make her great.

Ради нее он бросает все, чтобы сделать ее великой.

He hopes in her to find himself anew,

В ней он надеется вновь обрести себя,

Incarnate, wedding his infinity's peace

Воплощаясь, соединяя покой своей бесконечности

To her creative passion's ecstasy.

С вдохновенный экстазом ее творческой страсти.

Although possessor of the earth and heavens,

Хотя он властелин земли и небес,

He leaves to her the cosmic management

Управление космосом он ей предоставляет,

And watches all, the Witness of her scene.

Наблюдая за всем, как Свидетель ее игры.

A supernumerary on her stage,

Как статист на сцене ее театра,

He speaks no words or hides behind the wings.

Он хранит молчание или скрывается позади кулис.

He takes birth in her world, waits on her will,

Он рождается в ее мире и ожидает ее повелений,

Divines her enigmatic gesture's sense,

Предугадывает ее жестов загадочный смысл

The fluctuating chance turns of her mood,

И колеблющиеся, случайные перемены ее настроений,

Works out her meanings she seems not to know

Воплощает ее намерения, о которых сама, она, кажется, не подозревает,

And serves her secret purpose in long Time.

И служит ее тайной цели в долгом Времени.

As one too great for him he worships her;

Как слишком великой для себя он перед ней склоняется,

He adores her as his regent of desire,

И как королеву своих желаний ее боготворит,

He yields to her as the mover of his will,

Как властительнице своей воли он ей покоряется,

He burns the incense of his nights and days

Воскуряя фимиам своих ночей и дней,

Offering his life, a splendour of sacrifice.

Свою жизнь как пламенную жертву предлагает ей.

A rapt solicitor for her love and grace,

Её милости и любви восторженный искатель,

His bliss in her to him is his whole world:

Его блаженство для него в ней это весь его мир:

He grows through her in all his being's powers;

Всеми силами своего существа он в ней прорастает;

He reads by her God's hidden aim in things.

Через нее читает тайную цель Бога в вещах.

Or, a courtier in her countless retinue,

Или как придворный ее неисчислимой свиты,

Content to be with her and feel her near

Радуясь лишь тому, чтобы быть с ней рядом и чувствовать ее поблизости,

He makes the most of the little that she gives

Из того малого, что она ему дает, он великое творит,

And all she does drapes with his own delight.

Все, что она делает, он своим собственным восторгом украшает.

A glance can make his whole day wonderful,

Взор ее случайный может сделать чудесным его день,

A word from her lips with happiness wings the hours.

Слово, с ее уст слетевшее, его часы блаженством окрыляет.

He leans on her for all he does and is:

На нее во всем он полагается, чем является он и что вершит:

He builds on her largesses his proud fortunate days

На ее щедротах строит свои гордые, удачливые дни,

And trails his peacock-plumaged joy of life

Он в одеждах пышных радости жизни щеголяет

And suns in the glory of her passing smile.

Нежиться в солнечном сиянии ее мимолетной улыбки.

In a thousand ways he serves her royal needs;

Тысячами способов он служит ее царственным нуждам;

He makes the hours pivot around her will,

Он делает время осью вращения ее воли,

Makes all reflect her whims; all is their play:

Все вокруг он заставляет отражать ее каприз; все это - их игра:

This whole wide world is only he and she.

Только он и она - весь этот безграничный мир.

This is the knot that ties together the stars:

Это узел, который связывает вместе звезды:

The Two who are one are the secret of all power,

Эти Двое одно, в них тайна всякой силы,

The Two who are one are the might and right in things.

Эти Двое едины, в них могущество и закон в вещах.

His soul, silent, supports the world and her,

Его душа безмолвно поддерживает ее и мир,

His acts are her commandment's registers.

Все его действия это записи ее заповедей.

Happy, inert, he lies beneath her feet:

Счастливый и пассивный, под ее ногами он лежит:

His breast he offers for her cosmic dance

Он превращает свою грудь в сцену для ее космического танца,

Of which our lives are the quivering theatre,

В котором лишь трепещущий театр наша жизнь,

And none could bear but for his strength within,

И никто не смог бы вынести все это, если бы не его сила внутри

Yet none would leave because of his delight.

И все же, благодаря его восторгу, никто уйти отсюда не спешит.

His works, his thoughts have been devised by her,

Все его работы, его мысли она ему внушает,

His being is a mirror vast of hers:

Его существование это ее безграничное зеркало:

Active, inspired by her he speaks and moves;

Действуя, он, вдохновляемый ею, движется и говорит;

His deeds obey her heart's unspoken demands:

Его деяния подчинены невыразимым требованиям ее сердца:

Passive, he bears the impacts of the world

Пассивный, он выносит удары этого мира,

As if her touches shaping his soul and life:

Как ее прикосновения, формирующие его душу и жизнь:

His journey through the days is her sun-march;

Ее солнечным маршем он шагает через дни;

He runs upon her roads; hers is his course.

Ее дорогам бежит, следует ее маршрутами.

A witness and student of her joy and dole,

Свидетель и ученик её радости и скорби,

A partner in her evil and her good,

Партнер её добра и ее зла,

He has consented to her passionate ways,

Он дал свое согласие на ее страстные пути,

He is driven by her sweet and dreadful force.

Его несет ее ужасная и сладостная сила.

His sanctioning name initials all her works;

Его санкционирующее имя начинает все ее труды;

His silence is his signature to her deeds;

Его молчание это его подпись на всех ее делах;

In the execution of her drama's scheme,

В разыгрывании сюжета ее драмы,

In her fancies of the moment and its mood,

В фантазиях и настроениях мгновений,

In the march of this obvious ordinary world

В жизни этого очевидного, привычного мира,

Where all is deep and strange to the eyes that see

Где все так глубоко и странно для видящих глаз,

And Nature's common forms are marvel-wefts,

И в чудесные кружева сплетаются обычные формы Природы,

She through his witness sight and motion of might

Она через его свидетельствующий взгляд и действие могущества,

Unrolls the material of her cosmic Act,

Развертывает материал своего космического Действа,

Her happenings that exalt and smite the soul,

Ее события, что возвышают и низвергают душу,

Her force that moves, her powers that save and slay,

Ее сила, что движет всем, ее энергии, что убивают и спасают,

Her Word that in the silence speaks to our hearts,

Ее Слово, безмолвно говорящее с нашими сердцами,

Her silence that transcends the summit Word,

Ее молчание, что превосходит высочайшее Слово,

Her heights and depths to which our spirit moves,

Ее высоты и глубины, к которым движется наш дух,

Her events that weave the texture of our lives

Ее события, что ткани наших жизней ткут,

And all by which we find or lose ourselves,

Все то, благодаря чему себя теряем мы иль обретаем,

Things sweet and bitter, magnificent and mean,

Все сладостное и горькое, великолепное и отвратительное,

Things terrible and beautiful and divine.

Все ужасное, прекрасное и божественное.

Her empire in the cosmos she has built,

Свое царство она сотворила в космосе,

He is governed by her subtle and mighty laws.

И с помощью своих тонких, могучих законов им управляет^[8].

His consciousness is a babe upon her knees,

Его сознание дитя, резвящееся на ее коленях,

His being a field of her vast experiment,

Его существование - область ее бесконечного эксперимента,

Her endless space is the playground of his thoughts;

Ее бесконечное пространство игровая площадка его мыслей;

She binds to knowledge of the shapes of Time

Она привязывает к знанию форм Времени

And the creative error of limiting mind

И к творческой ошибке ограниченного ума,

And chance that wears the rigid face of fate

И к случаю, что носит суровую маску судьбы,

And her sport of death and pain and Nescience,

К своей игре в смерть, боль и Необходимость

His changed and struggling immortality.

Его меняющееся и борющееся бессмертие.

His soul is a subtle atom in a mass,

Его душа тончайший атом в массе,

His substance a material for her works.

Его субстанция материал ее творений.

His spirit survives amid the death of things,

Среди гибели вещей продолжает жить его дух,

He climbs to eternity through being's gaps,

Через бездны существования он восходит к вечности,

He is carried by her from Night to deathless Light.

Из мрака Ночи она несет его к бессмертному Свету.

This grand surrender is his free-will's gift,

Его великая самоотдача дар его свободной воли,

His pure transcendent force submits to hers.

Его чистая, трансцендентная сила покорна ей.

In the mystery of her cosmic ignorance,

В мистерии ее космического неведения,

In the insoluble riddle of her play,

В неразрешимой загадке ее представления,

A creature made of perishable stuff,

Существо, сотворенное из тленной материи,

In the pattern she has set for him he moves,

Он играет по тем правилам, которые она ему назначает,

He thinks with her thoughts, with her trouble his bosom heaves;

Он думает ее мыслями, его грудь вздымается ее волнениями;

He seems the thing that she would have him seem,

Он кажется тем, чем она заставляет его казаться,

He is whatever her artist will can make.

Становится тем, что пожелает ее воля художницы.

Although she drives him on her fancy's roads,

Хотя она ведет его дорогами своих фантазий,

At play with him as with her child or slave,

Играя с ним как со своим ребенком иль рабом,

To freedom and the Eternal's mastery

К свободе и господству Вечности,

And immortality's stand above the world,

И к бессмертному состоянию над миром

She moves her seeming puppet of an hour.

Она свою призрачную марионетку времени несет.

Even in his mortal session in body's house,

Даже в этом смертном существовании в доме тела,

An aimless traveller between birth and death,

Где он бесцельным странником бредет меж смертью и рождением,

Ephemeral dreaming of immortality,

С эфемерной мечтою о бессмертии,

To reign she spurs him. He takes up her powers;

Все же она побуждает его царствовать. И он подхватывает ее энергии;

He has harnessed her to the yoke of her own law.

Он запрягает ее в ярмо ее же собственного закона.

His face of human thought puts on a crown.

Он водружает на себя корону мыслящего человека.

Held in her leash, bound to her veiled caprice,

Взнузданный ею, связанный ее тайными капризами,

He studies her ways if so he may prevail

Он изучает ее пути, чтобы обрести власть над ней

Even for an hour and she work out his will;

Хотя бы на час, но она та, кто его волю направляет;

He makes of her his moment passion's serf:

Он делает ее рабыней своей мимолетной страсти:

To obey she feigns, she follows her creature's lead:

И, покоряясь лукаво, она следует приказам сотворенного ею существа:

For him she was made, lives only for his use.

Как если бы для него она была создана, ради него жила.

But conquering her, then is he most her slave;

Но более всего он ее раб, когда ее он порабощает;

He is her dependent, all his means are hers;

Все его средства это ее средства, он полностью зависит от нее;

Nothing without her he can, she rules him still.

Он ничего не может без нее, она все также им управляет.

At last he wakes to a memory of Self:

Но вот, наконец, он пробуждается и вспоминает свое истинное Я:

He sees within the face of deity,

Он видит божественный лик внутри себя,

The Godhead breaks out through the human mould:

Бог прорывается сквозь человеческую форму:

Her highest heights she unmasks and is his mate.

Она распахивает свои высочайшие высоты и становится его спутницей.

Till then he is a plaything in her game;

До этих пор, он лишь забава в ее игре;

Her seeming regent, yet her fancy's toy,

Ее кажущийся властелин и все же лишь игрушка ее фантазий,

A living robot moved by her energy's springs,

Живой робот, которым пружины ее энергий управляют,

He acts as in the movements of a dream,

Он действует и движется словно бы во сне,

An automaton stepping in the grooves of Fate,

Как автомат, ступающий по колее Судьбы,

He stumbles on driven by her whip of Force:

Бредет он, спотыкаясь, подстегиваемый хлыстами ее Силы:

His thought labours, a bullock in Time's fields;

Его мысль трудится, словно рабочий вол на полях Времени;

His will he thinks his own, is shaped in her forge.

Она выковывает его волю, которую он считает своей.

Obedient to World-Nature's dumb control,

Покорный безмолвной власти Мировой Природы,

Driven by his own formidable Power,

Увлекаемый его собственной ужасной Силой,

His chosen partner in a titan game,

Что стала его избранным партнером в титанической игре,

Her will he has made the master of his fate,

Он сделал ее волю мастером своей судьбы,

Her whim the dispenser of his pleasure and pain;

Ее прихоть раздатчицей для своих радостей и болей;

He has sold himself into her regal power

Он продал себя в рабство ее царственной силе,

For any blow or boon that she may choose:

Готовый на любую милость или на любой удар, которые пожелает она избрать:

Even in what is suffering to our sense,

И даже в том, что причиняет страданье нашим чувствам,

He feels the sweetness of her mastering touch,

Он ощущает сладость мастерского прикосновения,

In all experience meets her blissful hands;

И в каждом переживании чувствует блаженство ее рук;

On his heart he bears the happiness of her tread

Он на своей груди выносит счастье ее поступи

And the surprise of her arrival's joy

И открывает неожиданную радость ее прихода

In each event and every moment's chance.

В событии каждом и мгновении случайном.

All she can do is marvellous in his sight:

Чтобы она не сотворила, становится чудом в его глазах:

He revels in her, a swimmer in her sea,

Он наслаждается ею, пловец ее безбрежных океанов,

A tireless amateur of her world-delight,

Неустанный почитатель ее мирового восторга,

He rejoices in her every thought and act

Он радуется каждой ее мысли и каждому действию,

And gives consent to all that she can wish;

На все дает свое согласие, чего бы она ни пожелала;

Whatever she desires he wills to be:

И что бы она ни попросила, он быть этому велит:

The Spirit, the innumerable One,

Великий Дух, неисчислимый в проявлении, Единый,

He has left behind his lone eternity,

Он оставил свою одинокую вечность позади,

He is an endless birth in endless Time,

Он стал бесконечным рождением в бесконечном Времени,

Her finite's multitude in an infinite Space.

Многообразием ее конечного творения в бесконечном Пространстве.

The master of existence lurks in us

Властелин существования таится в нас

And plays at hide-and-seek with his own Force;

И в прятки со своею собственною Силой играет;

In Nature's instrument loiters secret God.

В инструменте Природы скрыт тайный Бог.

The Immanent lives in man as in his house;

Сам Сущий проживает в человеке как в своем собственном доме;

He has made the universe his pastime's field,

Он сотворил эту вселенную как площадку для своих игр,

A vast gymnasium of his works of might.

Просторную арену для творений своего могущества.

All-knowing he accepts our darkened state,

Всезнающий, он принимает наше темное состояние,

Divine, wears shapes of animal or man;

Божественный, облекается в форму животного или человека;

Eternal, he assents to Fate and Time,

Вечный, соглашается войти во Время и в Судьбу,

Immortal, dallies with mortality.

Бессмертный, развлекает себя смертностью.

The All-Conscious ventured into Ignorance,

Все-сознающий, он дерзнул войти в Неведение,

The All-Blissful bore to be insensible.

Все-блаженный, согласился стать бесчувственным.

Incarnate in a world of strife and pain,

Воплощаясь в мире борьбы и боли,

He puts on joy and sorrow like a robe

Он облачается в одежды радости и печали

And drinks experience like a strengthening wine.

И опыт существования пьет как укрепляющее вино.

He whose transcendence rules the pregnant Vasts,

Тот, чье трансцендентное бытие управляет творческими Бесконечностями,

Prescient now dwells in our subliminal depths,

Провидец грядущего, пребывает в наших тайных глубинах,

A luminous individual Power, alone.

Как сияющая, индивидуальная, обособленная Сила.

The Absolute, the Perfect, the Alone

Абсолютный, Совершенный, Единый,

Has called out of the Silence his mute Force

Он вызывает из Безмолвия свою немую Силу,

Where she lay in the featureless and formless hush

Где она пребывает в тишине, лишенной черт и форм,

Guarding from Time by her immobile sleep

Огражденная от Времени своим неподвижным сном,

The ineffable puissance of his solitude.

В невыразимом могуществе своего одиночества.

The Absolute, the Perfect, the Alone

Абсолютный, Совершенный, Единый,

Has entered with his silence into space:

Вошел в своем безмолвии в пространство:

He has fashioned these countless persons of one self;

Он творит эти неисчислимые личности самого себя;

He has built a million figures of his power;

Из своей собственной силы строит мириады форм;

He lives in all, who lived in his Vast alone;

Тот, кто жил в своей одинокой Беспредельности, живет во всем;

Space is himself and Time is only he.

Он сам - Пространство и Время это только он.

The Absolute, the Perfect, the Immune,

Абсолютный, Совершенный, Свободный,

One who is in us as our secret self,

Он пребывает в нас, как наше тайное я

Our mask of imperfection has assumed,

И надевает маску нашего несовершенства,

He has made this tenement of flesh his own,

Он создает для себя временное жилище из этой плоти

His image in the human measure cast

И в человеческие рамки вплавляет свой образ,

That to his divine measure we might rise;

Чтобы мы могли подняться до его божественных высот;

Then in a figure of divinity

Тогда в божественную форму

The Maker shall recast us and impose

Творец нас переплавит и навяжет

A plan of godhead on the mortal's mould

План божественного этому смертному образу,

Lifting our finite minds to his infinite,

Возвышая наш ограниченный ум до своей бесконечности,

Touching the moment with eternity.

Касаясь мгновения вечностью.

This transfiguration is earth's due to heaven:

Это преображение обязательство земли перед небесами:

A mutual debt binds man to the Supreme:

Человека с Высочайшим связывает взаимный долг:

His nature we must put on as he put ours;

В его природу мы должны облечься так же, как он облекся в нашу,

We are sons of God and must be even as he:

Дети Бога, мы должны стать подобными ему:

His human portion, we must grow divine.

Мы - его человеческие частички и должны стать божественными.

Our life is a paradox with God for key.

Наша жизнь парадокс и Бог это ключ к нему.

But meanwhile all is a shadow cast by a dream

Ну а пока все здесь лишь тень, отбрасываемая сном,

And to the musing and immobile spirit

И взору неподвижного, созерцающего духа.

Life and himself don the aspect of a myth,

Он сам и жизнь вокруг являются подобием какого-то неведомого мифа,

The burden of a long unmeaning tale.

И бременем долгого, бессмысленного повествования.

For the key is hid and by the Inconscient kept;

Ибо ключ спрятан и в глубинах Несознательного погребен;

The secret God beneath the threshold dwells.

И ниже этого порога пребывает тайный Бог.

In a body obscuring the immortal Spirit

В теле, скрывающем бессмертный Дух,

A nameless Resident vesting unseen powers

Безымянный Житель облекает незримые силы

With Matter's shapes and motives beyond thought

В формы материи, наделяя их целями, что за гранью мысли

And the hazard of an unguessed consequence,

И подвергает риску непредвиденных последствий,

An omnipotent indiscernible Influence,

Как всемогущее, незримое Влияние

He sits, unfelt by the form in which he lives

Он пребывает, неощутимо для той формы, в которой он живет,

And veils his knowledge by the groping mind.

Под маской на ощупь бредущего ума скрывая свое знание.

A wanderer in a world his thoughts have made,

Странник в том мире, который сотворили его мысли,

He turns in a chiaroscuro of error and truth

Он движется кругами в светотени истины и заблуждения,

To find a wisdom that on high is his.

Чтобы снова обрести ту мудрость, которой на вершинах вечно обладает он.

As one forgetting he searches for himself;

Как будто позабыв себя, себя разыскивает он,

As if he had lost an inner light he seeks:

Он ищет свет внутри, как будто потерял его:

As a sojourner lingering amid alien scenes

Как засидевшийся гость, который среди чуждых ему сцен невольно задержался,

He journeys to a home he knows no more.

Он долгою дорогой идет к дому, которого не помнит больше.

His own self's truth he seeks who is the Truth;

Он ищет истину себя, забыв, что Истина - сам он;

He is the Player who became the play,

Он сам Игрок, который стал игрой,

He is the Thinker who became the thought;

Мыслитель, ставший этой самой мыслью;

He is the many who was the silent One.

Он многим стал, тот, кто безмолвным был Единым.

In the symbol figures of the cosmic Force

В символических формах космической Силы,

And in her living and inanimate signs

В ее живых и неодушевленных символах,

And in her complex tracery of events

В сложном переплетении ее событий

He explores the ceaseless miracle of himself,

Он исследует бесконечное чудо самого себя,

Till the thousandfold enigma has been solved

Пока эта тысячегранная загадка не будет решена

In the single light of an all-witnessing Soul.

В едином свете всевидящей Души.

This was his compact with his mighty mate,

Таково было его согласие с его могущественной супругой;

For love of her and joined to her for ever

Во имя любви к ней, соединившись с ней навеки,

To follow the course of Time's eternity,

Плыть по течению вечного Времени,

Amid magic dramas of her sudden moods

Среди волшебных драм ее внезапных настроений,

And the surprises of her masked Idea

Среди сюрпризов ее завуалированной Идеи

And the vicissitudes of her vast caprice.

И превратностей неистощимых ее причуд.

Two seem his goals, yet ever are they one

Кажется, две цели у него, и все же вечно они сливаются в одну

And gaze at each other over bourneless Time;

И смотрят друг на друга сквозь безграничное Время;

Spirit and Matter are their end and source.

Материя их источник, их кульминация Дух.

A seeker of hidden meanings in life's forms,

Искатель скрытых смыслов в формах жизни,

Of the great Mother's wide uncharted will

Беспредельной, непостижимой воли великой Матери

And the rude enigma of her terrestrial ways

И грубой загадки ее земных путей,

He is the explorer and the mariner

Исследователь и мореплаватель

On a secret inner ocean without bourne:

Необъятных, тайных океанов духа:

He is the adventurer and cosmologist

Искатель приключений и космолог

Of a magic earth's obscure geography.

Туманной географии волшебной земли.

In her material order's fixed design

В этой жестком устройстве ее материального порядка,

Where all seems sure and, even when changed, the same,

Где все кажется несомненным и даже, меняясь, остается тем же самым,

Even though the end is left for ever unknown

Хотя вечно неизвестен конец пути,

And ever unstable is life's shifting flow,

И вечно непостоянно изменчивое течение жизни,

His paths are found for him by silent fate;

Ему дороги ищет безмолвная судьба;

As stations in the ages' weltering flood

Подобно остановкам среди морей бушующих эпох,

Firm lands appear that tempt and stay awhile,

Возникают осколки твердой суши, и искушают, и удерживают ненадолго,

Then new horizons lure the mind's advance.

Но новые горизонты ум призывают вновь пуститься в путь.

There comes no close to the finite's boundlessness,

Ибо нельзя достичь безграничности конечного,

There is no last certitude in which thought can pause

Не существует последней несомненности, где бы могла остановиться мысль

And no terminus to the soul's experience.

И нет предела переживанию души.

A limit, a farness never wholly reached,

Граница, недостижимый горизонт,

An unattained perfection calls to him

Невозможное совершенство призывает его

From distant boundaries in the Unseen:

С дальних берегов Незримого:

A long beginning only has been made.

Но лишь долгое начало было сделано.

This is the sailor on the flow of Time,

Мореплаватель в океане Времени,

This is World-Matter's slow discoverer,

Неторопливый исследователь Мира Материи,

Who, launched into this small corporeal birth,

Вошедший в это маленькое телесное рождение,

Has learned his craft in tiny bays of self,

Он учиться своему искусству в крошечных заливах собственного я,

But dares at last unplumbed infinitudes,

Но, наконец, дерзает пуститься в путь, в необъятные бесконечности,

A voyager upon eternity's seas.

Путешественник океанов вечности.

In his world-adventure's crude initial start

В грубом начале своего мирового приключения,

Behold him ignorant of his godhead's force,

Он пребывает в неведении о силе Бога, скрывающейся в нем,

Timid initiate of its vast design.

Робкий посвященный Его великого плана.

An expert captain of a fragile craft,

Опытный капитан хрупкого суденышка,

A trafficker in small impermanent wares,

Торговец мелкими, недолговечными товарами

At first he hugs the shore and shuns the breadths,

Он держится сначала вблизи у берегов, избегая океанских просторов,

Dares not to affront the far-off perilous main.

Не смея столкнуться лицом к лицу с опасным открытым океаном.

He in a petty coastal traffic plies,

Он ходит прибрежными, короткими маршрутами,

His pay doled out from port to neighbour port,

И скудным жалованьем живет, курсируя из порта в соседний порт

Content with his safe round's unchanging course,

Довольствуясь безопасным, неизменным продвижением по кругу,

He hazards not the new and the unseen.

Он не рискует столкнуться с новым и невиданным.

But now he hears the sound of larger seas.

Но вот он слышит музыку великих океанов.

A widening world calls him to distant scenes

Безбрежный мир зовет его к далёким местам,

And journeyings in a larger vision's arc

И путешествиям в каких-то широких регионах виденья,

And peoples unknown and still unvisited shores.

И к неизвестным людям, и незнакомым берегам.

On a commissioned keel his merchant hull

На его готовом к плаванью торговом судне

Serves the world's commerce in the riches of Time

Служит мировой торговле в богатствах Времени,

Severing the foam of a great land-locked sea

Он бороздит пену великого, закованного в земли океана,

To reach unknown harbour lights in distant climes

Чтобы в далеких краях достичь огней неизвестных гаваней,

And open markets for life's opulent arts,

И открыть рынки для обильных ремесел жизни:

Rich bales, carved statuettes, hued canvases,

Богатые товары, резные статуэтки и расшитые ткани,

And jewelled toys brought for an infant's play

Раскрашенные игрушки для детей,

And perishable products of hard toil

И тленные продукты тяжкого труда,

And transient splendours won and lost by the days.

И преходящие великолепия, завоеванные и потерянные днями.

Or passing through a gate of pillar-rocks,

Или пройдя через ворота каменных столпов,

Venturing not yet to cross oceans unnamed

Еще не смея пересечь неназванные океаны

And journey into a dream of distances

И лишь в мечтах пускаясь за дальний горизонт,

He travels close to unfamiliar coasts

Он путешествует поблизости от незнакомых берегов

And finds new haven in storm-troubled isles,

И обнаруживает средь островов, терзаемых штормами, неведомую гавань,

Or, guided by a sure compass in his thought,

Или ведомый надежным компасом ума,

He plunges through a bright haze that hides the stars,

Он плывет через слепящий туман, скрывающий звезды,

Steering on the trade-routes of Ignorance.

Прокладывая курс на торговых маршрутах Неведения.

His prow pushes towards undiscovered shores,

Нос его судна направлен к неоткрытым берегам,

He chances on unimagined continents:

Он случайно открывает немыслимые континенты:

A seeker of the islands of the Blest,

Искатель островов Блаженных,

He leaves the last lands, crosses the ultimate seas,

Он пересекает последние моря и оставляет позади последние земли,

He turns to eternal things his symbol quest;

Он к вечным вещам направляет свой символический поиск,

Life changes for him its time-constructed scenes,

Жизнь меняет для него свои, временем сотворенные, сцены,

Its images veiling infinity.

Свои образы завуалированной бесконечности.

Earth's borders recede and the terrestrial air

Земные границы отступают и земная атмосфера

Hangs round him no longer its translucent veil.

Уже более не окружает его своим прозрачным покровом.

He has crossed the limit of mortal thought and hope,

Он пересекает границы смертной мысли и надежды,

He has reached the world's end and stares beyond;

Он достигает конца мира и устремляет свой взор за его пределы;

The eyes of mortal body plunge their gaze

Смертный человек погружает свой взгляд

Into Eyes that look upon eternity.

В Глаза, что видят вечность.

A greater world Time's traveller must explore.

Более великий мир должен исследовать путешественник во Времени.

At last he hears a chanting on the heights

Но вот, наконец, он слышит гимн с высот,

And the far speaks and the unknown grows near:

Далекое вдруг начинает говорить, неведомое становиться ближе:

He crosses the boundaries of the unseen

Он пересекает границы незримого

And passes over the edge of mortal sight

И преодолевая границу смертного взора,

To a new vision of himself and things.

Обретает новое виденье себя и мира.

He is a spirit in an unfinished world

Он дух в незавершенном мире,

That knows him not and cannot know itself:

Который не знает его и не знает себя:

The surface symbol of his goalless quest

Поверхностный символ его^[9] бесцельного поиска

Takes deeper meanings to his inner view;

Обретает перед его внутренним более глубокий смысл взором;

His is a search of darkness for the light,

В его поиске тьма ищет свет,

Of mortal life for immortality.

А смертная Жизнь - бессмертие.

In the vessel of an earthly embodiment

На этом корабле земного воплощения,

Over the narrow rails of limiting sense

Поверх узких пределов ограниченного чувства,

He looks out on the magic waves of Time

Он смотрит на магические волны Времени

Where mind like a moon illumines the world's dark.

Где ум, подобно луне, освещает тьму мира.

There is limned ever retreating from the eyes,

И проступают, вечно убегающие от глаз,

As if in a tenuous misty dream-light drawn,

Возникая словно в дымке призрачного света,

The outline of a dim mysterious shore.

Неясные очертания мистических берегов.

A sailor on the Inconscient's fathomless sea,

Мореплаватель бездонных океанов Несознательного,

He voyages through a starry world of thought

Он плывет через звездный мир мысли

On Matter's deck to a spiritual sun.

На корабле Материи к духовному солнцу.

Across the noise and multitudinous cry,

Через шум и многоголосый крик,

Across the rapt unknowable silences,

Через восторг неведомых безмолвий,

Through a strange mid-world under supernal skies,

Через странный, срединный мир под божественными небесами,

Beyond earth's longitudes and latitudes,

За пределы всех земных широт,

His goal is fixed outside all present maps.

Он движется к цели, которая лежит за пределами всех карт.

But none learns whither through the unknown he sails

Но никто не знает, куда он плывет через неведомое,

Or what secret mission the great Mother gave.

Или какую тайную миссию ему поручила Великая Мать.

In the hidden strength of her omnipotent Will,

В скрытой силе ее всемогущей Воли,

Driven by her breath across life's tossing deep,

Увлекаемый ее ветрами через бурные пучины жизни,

Through the thunder's roar and through the windless hush,

Сквозь раскаты грома и безветренные штили,

Through fog and mist where nothing more is seen,

Сквозь туман и мглу, где ничего уж более нельзя увидеть,

He carries her sealed orders in his breast.

Он несет в своем сердце ее запечатанный приказ.

Late will he know, opening the mystic script,

Лишь позднее, раскрыв мистические письмена, он узнает,

Whether to a blank port in the Unseen

Движется ли он в пустой порт в Незримом

He goes or, armed with her fiat, to discover

Или же вооруженный ее санкцией, сможет обнаружить

A new mind and body in the city of God

Новый ум и новое тело в граде Бога

And enshrine the Immortal in his glory's house

И поселить Бессмертного в своем великолепном храме,

And make the finite one with Infinity.

И сделать конечное единым с Бесконечным.

Across the salt waste of the endless years

Сквозь просоленную тщету бесконечных лет,

Her ocean winds impel his errant boat,

Ее океанские ветры несут его странствующее судно,

The cosmic waters plashing as he goes,

Космические воды плещутся за бортом,

A rumour around him and danger and a call.

Молва вокруг него, опасность и призыв.

Always he follows in her force's wake.

Всегда он движется в кильватере ее силы,

He sails through life and death and other life,

Он плывет через жизнь и смерть и снова через жизнь,

He travels on through waking and through sleep.

Он в пути и когда бодрствует, и когда спит.

A power is on him from her occult force

В нем есть сила, что рождена ее оккультной силой,

That ties him to his own creation's fate,

Которая привязывает его к творению своей собственной судьбы,

And never can the mighty Traveller rest

И никогда могучий Путешественник не может отдохнуть,

And never can the mystic voyage cease

И никогда его мистическая одиссея не может прекратиться,

Till the nescient dusk is lifted from man's soul

Пока в человеческой душе не рассеется сумрак неведения

And the morns of God have overtaken his night.

И божественное утро вдруг не застигнет врасплох его ночь.

As long as Nature lasts, he too is there,

Пока будет существовать Природа, он тоже будет с ней,

For this is sure that he and she are one;

Ибо, навеки, он и она едины;

Even when he sleeps, he keeps her on his breast:

Даже во сне он держит ее на своей груди в объятиях:

Whoever leaves her, he will not depart

Даже если все ее покинут,

To repose without her in the Unknowable.

Чтобы без нее обрести покой в Непознаваемом, он все равно останется с ней.

There is a truth to know, a work to do;

Есть истина, которую следует открыть и есть работа, которую необходимо сделать;

Her play is real; a Mystery he fulfils:

Ее игра реальна; он Мистерию творит:

There is a plan in the Mother's deep world-whim,

Есть замысел в глубокой вселенской прихоти Великой Матери,

A purpose in her vast and random game.

И есть цель в ее безграничной, непредсказуемой игре.

This ever she meant since the first dawn of life,

Именно это она вечно лелеяла с первого рассвета жизни,

This constant will she covered with her sport,

Эту неизменную волю, которую она маскирует своей игрой,

To evoke a Person in the impersonal Void,

Чтобы проявить Личность в безличной Пустоте,

With the Truth-Light strike earth's massive roots of trance,

Пронзить тяжелые корни транса земли Светом Истины,

Wake a dumb self in the inconscient depths

Пробудить немое я в несознательных глубинах

And raise a lost Power from its python sleep

И вырвать из ее чудовищного сна потерянную Силу,

That the eyes of the Timeless might look out from Time

Чтобы глаза Вневременного могли взглянуть из Времени

And the world manifest the unveiled Divine.

И мир смог проявить открывшее свой лик Божественное.

For this he left his white infinity

Ради этого он покинул свою чистую бесконечность

And laid on the spirit the burden of the flesh,

И наложил на дух бремя плоти,

That Godhead's seed might flower in mindless Space.

Чтобы семя Бога смогло расцвести в Пространстве, лишенном мысли.

End of Canto Four

Конец четвертой Песни.