Book 2 Canto X

Книга 2 Песнь десятая

THE KINGDOMS AND GODHEADS OF THE LITTLE MIND

Царства и Божества малого Ума

This too must now be overpassed and left, 238

И это тоже теперь надо было превзойти и оставить,

As all must be until the Highest is gained

Как и всё прочее, пока не будет достигнуто Высочайшее,

In whom the world and self grow true and one:

В котором мир и наше подлинное я становятся истинными и едиными:

Till That is reached our journeying cannot cease.

Пока не достигнуто То, наше странствие не может прекратиться.

Always a nameless goal beckons beyond,

Всегда безымянная цель манит нас за пределы,

Always ascends the zigzag of the gods

Все время вверх введет изломанный зигзаг богов

And upward points the spirit's climbing Fire.

И устремлен ввысь восходящий Огонь духа.

This breath of hundred-hued felicity

Дыханье этого многоцветного блаженства

And its pure heightened figure of Time's joy,

И его чистая возвышенная форма радости Времени,

Tossed upon waves of flawless happiness,

Качали на волнах безупречного счастья,

Hammered into single beats of ecstasy,

Вколачивая в одинокие удары экстаза,

This fraction of the spirit's integer

Эту частицу целостностного духа,

Caught into a passionate greatness of extremes,

Поймав в страстное величие крайностей,

This limited being lifted to zenith bliss,

Это ограниченное существо, поднятое в зенит блаженства,

Happy to enjoy one touch of things supreme,

Счастливо наслаждающееся одним прикосновением высочайших вещей,

Packed into its sealed small infinity,

Вместив в свою запечатанную маленькую бесконечность,

Its endless time-made world outfacing Time,

В свой бесконечный, сотворенный временем мир, бросающий вызов Времени,

A little output of God's vast delight.

Малую часть беспредельного восторга Бога.

The moments stretched towards the eternal Now,

Мгновения растянулись до вечного Сейчас,

The hours discovered immortality,

Часы обнаружили бессмертие,

But, satisfied with their sublime contents,

Но, удовлетворенные своим высоким содержанием,

On peaks they ceased whose tops half-way to Heaven

Остановились на пиках, на полпути к Небесам,

Pointed to an apex they could never mount,

Указывая на вершину, которую они никогда не могли достичь,

To a grandeur in whose air they could not live.

И на великолепие, в атмосфере которого они не могли жить.

Inviting to their high and exquisite sphere,

Приглашая в свою высокую, изысканную сферу,

To their secure and fine extremities

В свои безопасные, тонкие крайности

This creature who hugs his limits to feel safe,

Это существо, цепляющееся за свои границы, чтоб чувствовать себя в безопасности,

These heights declined a greater adventure's call.

Эти высоты отвергали призыв более высокого приключения.

A glory and sweetness of satisfied desire

Великолепие и сладость удовлетворенного желания

Tied up the spirit to golden posts of bliss.

Приковали дух к золотым столбам блаженства.

It could not house the wideness of a soul

Он не мог вместить широту души,

Which needed all infinity for its home. 239

Которая стремилась всю бесконечность сделать своим домом.

A memory soft as grass and faint as sleep,

Память, мягкая, словно трава и неясная как сон,

The beauty and call receding sank behind

Красота и призыв, отступая, угасали позади,

Like a sweet song heard fading far away

Подобно сладостной песне, затихающей вдали

Upon the long high road to Timelessness.

На длинной, уходящей ввысь дороге к Вечности.

Above was an ardent white tranquillity.

Над ним пылала белая безмятежность.

A musing spirit looked out on the worlds

Созерцающий дух устремил свой взор на миры,

And like a brilliant clambering of skies

И, подобно сверкающей лестнице небес,

Passing through clarity to an unseen Light

Уходящей сквозь прозрачность к невидимому Свету,

Large lucent realms of Mind from stillness shone.

В неподвижности блистали обширные сияющие царства Ума.

But first he met a silver-grey expanse

Но сначала перед ним открылось серебряно-серое пространство,

Where Day and Night had wedded and were one:

Где День и Ночь были повенчаны и едины:

It was a tract of dim and shifting rays

Это было место тусклых, непостоянных лучей,

Parting Life's sentient flow from Thought's self-poise.

Отделяющее чувственный поток Жизни от пребывающей в саморавновесии Мысли.

A coalition of uncertainties

Коалиция неопределенностей

There exercised uneasy government

Осуществляла там свое беспокойное правление

On a ground reserved for doubt and reasoned guess,

На почве, открытой сомнению и рассуждающей догадке,

A rendezvous of Knowledge with Ignorance.

Рандеву Знания с Неведением.

At its low extremity held difficult sway

На его нижней границе с трудом удерживал господство

A mind that hardly saw and slowly found;

Ум, который едва видел и медленно находил;

Its nature to our earthly nature close

Его природа была близка нашей земной природе

And kin to our precarious mortal thought

И сродни нашей ненадежной, смертной мысли,

That looks from soil to sky and sky to soil

Что смотрит с земли на небо и с небес на землю,

But knows not the below nor the beyond,

Но не ведает того, что находится ниже земли или за пределами небес,

It only sensed itself and outward things.

Она лишь ощущает себя и внешние вещи.

This was the first means of our slow ascent

Это было первое средство нашего медленного восхождения

From the half-conscience of the animal soul

Из полусознания животной души,

Living in a crowded press of shape-events

Живущей под тесным давлением форм-событий

In a realm it cannot understand nor change;

В царстве, которое она не способна понять или изменить;

Only it sees and acts in a given scene

Она лишь смотрит и действует на предоставленной ей сцене

And feels and joys and sorrows for a while.

И какое-то время чувствует, радуется, и страдает.

The ideas that drive the obscure embodied spirit

Идеи, несущие затемненный, воплощенный дух

Along the roads of suffering and desire

По дорогам страданий и страстей

In a world that struggles to discover Truth,

В мире, который борется, чтобы обнаружить Истину,

Found here their power to be and Nature-force.

Обрели здесь свою силу быть и силу Природы.

Here are devised the forms of an ignorant life

Здесь разрабатывались формы жизни в неведении,

That sees the empiric fact as settled law, 240

Что принимает эмпирический факт как установленный закон,

Labours for the hour and not for eternity

И трудится ради сиюминутного, а не ради вечного,

And trades its gains to meet the moment's call:

И торгует своими достижениями, чтобы удовлетворить требование мгновения:

The slow process of a material mind

Медленный процесс материального ума,

Which serves the body it should rule and use

Который служит телу, вместо того, чтобы им управлять и его использовать

And needs to lean upon an erring sense,

И нуждается в опоре на ошибающееся чувство,

Was born in that luminous obscurity.

Был рожден в этой светящейся темноте.

Advancing tardily from a limping start,

Медленно продвигаясь от спотыкающегося начала,

Crutching hypothesis on argument,

Строя гипотезу на доказательстве,

Throning its theories as certitudes,

Вознося, как вещи несомненные, свои теории на трон,

It reasons from the half-known to the unknown,

Из полуизвестного он делает выводы о неведомом,

Ever constructing its frail house of thought,

Вечно возводя свой непрочный дом мысли,

Ever undoing the web that it has spun.

Вечно рапутывая паутину, которую он сам же сплел.

A twilight sage whose shadow seems to him self,

Сумеречный мудрец, принимающий свою тень за свое собственное я,

Moving from minute to brief minute lives;

Он живет, продвигаясь от мгновения к мгновению;

A king dependent on his satellites

Король, зависящий от своих подданных,

Signs the decrees of ignorant ministers,

Подписывающий декреты своих невежественных министров,

A judge in half-possession of his proofs,

Судья, лишь наполовину владеющий своими доказательствами,

A voice clamant of uncertainty's postulates,

Голос, выкрикивающий постулаты неопределенности,

An architect of knowledge, not its source.

Архитектор знания, но не его источник.

This powerful bondslave of his instruments

Могущественный раб своих же инструментов,

Thinks his low station Nature's highest top,

Считающий свое низкое состояние высочайшей вершиной Природы,

Oblivious of his share in all things made

Забыв о своей роли во всех сотворенных вещах,

And haughtily humble in his own conceit

Высокомерно скромный в своем собственном тщеславии,

Believes himself a spawn of Matter's mud

Он верит, что сам является порождением грязи Материи

And takes his own creations for his cause.

И свои собственные творения считает причиной самого себя.

To eternal light and knowledge meant to rise,

Предназначенное подниматься ввысь к вечному знанию и свету,

Up from man's bare beginning is our climb;

Человеческое восхождение берет свое начало от cкудных истоков;

Out of earth's heavy smallness we must break,

Мы должны вырваться из тяжкой земной ограниченности,

We must search our nature with spiritual fire:

И с помощью духовного огня исследовать свою природу:

An insect crawl preludes our glorious flight;

Ползающее насекомое служит лишь прелюдией нашему великолепному полету;

Our human state cradles the future god,

Наше человеческое состояние баюкает будущего бога,

Our mortal frailty an immortal force.

А наша смертная хрупкость таит в себе бессмертную силу.

At the glow-worm top of these pale glimmer-realms

На светлячке-вершине этих бледных, тусло освещенных, царств,

Where dawn-sheen gambolled with the native dusk

Где сверкающий рассвет резвился с местными сумерками

And helped the Day to grow and Night to fail,

Помогая расти Дню и слабеть Ночи,

Escaping over a wide and shimmering bridge, 241

Убегая по широкому мерцающему мосту,

He came into a realm of early Light

Он проник в царство утреннего Света

And the regency of a half-risen sun.

И во владения наполовину взошедшего солнца.

Out of its rays our mind's full orb was born.

Из его лучей был рожден весь мир нашего ума.

Appointed by the Spirit of the Worlds

Духом Миров ему было назначено

To mediate with the unknowing depths,

Быть связующим звеном с неведомыми глубинами,

A prototypal deft Intelligence

Искуссный прототип Божественного Разума

Half-poised on equal wings of thought and doubt

Балансируя на равных крыльях мысли и сомнения,

Toiled ceaselessly twixt being's hidden ends.

Он неустанно трудился меж скрытыми концами бытия.

A Secrecy breathed in life's moving act;

Какое-то Таинство дышало в волнующемся действии жизни;

A covert nurse of Nature's miracles,

Скрытая колыбель чудес Природы,

It shaped life's wonders out of Matter's mud:

Из грязи Материи оно формировало чудеса жизни:

It cut the pattern of the shapes of things,

Оно высекало шаблоны форм вещей,

It pitched mind's tent in the vague ignorant Vast.

И возводило шатер ума в невежественной и смутной Беспредельности.

A master Magician of measure and device

Главный Маг меры и замысла

Has made an eternity from recurring forms

Что творит вечность из повторяющихся форм

And to the wandering spectator thought

И для странствующей свидетельницы мысли

Assigned a seat on the inconscient stage.

Назначает место на сцене несознания.

On earth by the will of this Arch-Intelligence

На земле, волей этого Высшего Разума

A bodiless energy put on Matter's robe;

Бестелесная энергия облачается в платье Материи;

Proton and photon served the imager Eye

Протон и фотон служат этому Глазу воображения,

To change things subtle into a physical world

Чтобы превратить тонкие вещи в физический мир

And the invisible appeared as shape

И незримое проявилось в виде формы,

And the impalpable was felt as mass:

А неощутимое можно было ощущать как массу:

Magic of percept joined with concept's art

Магия воспринимаемого объекта соединилась с искусством понятия,

And lent to each object an interpreting name:

Наделяя каждый предмет интерпретирующим именем:

Idea was disguised in a body's artistry,

Идея была скрыта в художественной форме тела,

And by a strange atomic law's mystique

И благодаря мистической силе чудесного закона атома

A frame was made in which the sense could put

Была сотворена форма, в которую разум смог вложить

Its symbol picture of the universe.

Свою символическую картину вселенной.

Even a greater miracle was done.

Было сотворено даже более великое чудо.

The mediating light linked body's power,

Посредничающий свет связал мощь тела,

The sleep and dreaming of the tree and plant,

Сон и грезы растения и дерева,

The animal's vibrant sense, the thought in man,

Трепетное чувство животного и мысль человека

To the effulgence of a Ray above.

С сиянием высшего Луча.

Its skill endorsing Matter's right to think

Его искусство, подтверждая право Материи мыслить,

Cut sentient passages for the mind of flesh 242

Прорубило чувственные проходы для ума плоти

And found a means for Nescience to know.

И обнаружило средства, позволяющие Неведению знать.

Offering its little squares and cubes of word

Предлагая свои малые квадратики и кубики слов

As figured substitutes for reality,

В качестве символических заменителей реальности,

A mummified mnemonic alphabet,

Сухой, мнемонический алфавит,

It helped the unseeing Force to read her works.

Он помогал слепой Силе осознавать свои работы.

A buried consciousness arose in her

Похороненное сознание воскресло в ней,

And now she dreams herself human and awake.

И теперь она воображала себя человеческой и пробужденной.

But all was still a mobile Ignorance;

Но все еще представляло собой движущееся Неведение;

Still Knowledge could not come and firmly grasp

Знание еще не могло войти и твердо осознать

This huge invention seen as a universe.

Это гигантское изобретение, видимое как вселенная.

A specialist of logic's hard machine

Специалист твердой машины логики

Imposed its rigid artifice on the soul;

Навязал душе свое жесткое искусство;

An aide of the inventor intellect,

Советник изобретательного рассудка,

It cut Truth into manageable bits

Он разрезал Истину на удобные кусочки,

That each might have his ration of thought-food,

Так что каждому досталась его порция мысле-пищи,

Then new-built Truth's slain body by its art:

А затем, используя свое искусство, заново сотворил убитое тело Истины:

A robot exact and serviceable and false

Какой-то пунктуальный робот, услужливый и лживый,

Displaced the spirit's finer view of things:

Занял место более тонкого духовного видения вещей:

A polished engine did the work of a god.

Лакированная машина выполняла работу бога.

None the true body found, its soul seemed dead:

Никто не обнаруживал подлинного тела, его душа казалась мертвой:

None had the inner look which sees Truth's whole;

Никто не обладал внутренним видением, осознающим целостную Истину;

All glorified the glittering substitute.

Все прославляли лишь сверкающие суррогаты.

Then from the secret heights a wave swept down,

Затем с тайных высот волна хлынула вниз,

A brilliant chaos of rebel light arose;

Поднялся сверкающий хаос мятежного света;

It looked above and saw the dazzling peaks,

Он взглянул ввысь и увидел ослепительные вершины,

It looked within and woke the sleeping god.

Он взглянул внутрь и разбудил спящего бога.

Imagination called her shining squads

Воображение призывало свои сияющие отряды,

That venture into undiscovered scenes

Рискующие отправиться исследовать неоткрытые земли,

Where all the marvels lurk none yet has known:

Где таятся еще никому неведомые чудеса:

Lifting her beautiful and miraculous head,

Поднимая свою прекрасную, чудесную голову,

She conspired with inspiration's sister brood

Она вступила в тайный сговор со своей взлелеянной сестрою вдохновения

To fill thought's skies with glimmering nebulae.

Чтобы заполнить мерцающей туманностью небеса мысли.

A bright Error fringed the mystery-altar's frieze;

Сверкающее Заблуждение окаймляло бахромой грубую ткань мистического алтаря;

Darkness grew nurse to wisdom's occult sun,

Тьма стала кормилицей оккультного солнца мудрости,

Myth suckled knowledge with her lustrous milk;

Миф вскармливал знание своим лучистым молоком;

The infant passed from dim to radiant breasts.

От темных к сияющим грудям переходило дитя.

Thus worked the Power upon the growing world;

Так Сила работала над растущим миром;

Its subtle craft withheld the full-orbed blaze,

Ее тонкое искусство, сдерживая полную силу своего пламени,

Cherished the soul's childhood and on fictions fed

Лелеяло детство души и вскармливало ее вымыслами,

Far richer in their sweet and nectarous sap

Чей сладостный сок-нектар,

Nourishing its immature divinity

Питающий ее незрелую божественность, был более богат содержанием

Than the staple or dry straw of Reason's tilth,

Чем продукты или сухая солома с пашни Рассудка,

Its heaped fodder of innumerable facts,

Его громоздкий фураж бесчисленных фактов,

Plebeian fare on which today we thrive.

Плебейская пища, на которой мы сегодня процветаем.

Thus streamed down from the realm of early Light

Так из царства утреннего Света изливались вниз

Ethereal thinkings into Matter's world;

В мир Материи эфирные мысли;

Its gold-horned herds trooped into earth's cave-heart.

Его золоторогие стада потоками входили в пещеру-сердце земли.

Its morning rays illume our twilight's eyes,

Его утренние лучи озаряют глаза наших сумерек,

Its young formations move the mind of earth

Его юные формации побуждают ум земли

To labour and to dream and new-create,

Трудиться, грезить и творить заново,

To feel beauty's touch and know the world and self:

Чувствовать прикосновение красоты и познавать мир и себя:

The Golden Child began to think and see.

Золотое Дитя начало думать и видеть.

In those bright realms are Mind's first forward steps.

В тех ярких царствах берут начало первые шаги Ума.

Ignorant of all but eager to know all,

Ничего незнающее, но все стремящееся познать,

Its curious slow enquiry there begins;

Там начинается его медленное, пытливое исследование;

Ever its searching grasps at shapes around,

Его поиск всегда хватается за формы вокруг,

Ever it hopes to find out greater things.

Вечно он надеется обнаружить более великие вещи.

Ardent and golden-gleamed with sunrise fires,

Пылая и сверкая огненным золотом зари,

Alert it lives upon invention's verge.

Бдительный, он живет на грани вымысла.

Yet all it does is on an infant's scale,

Однако все, что он свершает, не покидает младенческих масштабов,

As if the cosmos were a nursery game,

Как будто космос является лишь детскою забавой,

Mind, life the playthings of a Titan's babe.

А ум и жизнь - игрушками ребенка Титана.

As one it works who builds a mimic fort

Он работает так, словно возводит игрушечную крепость,

Miraculously stable for a while,

Лишь ненадолго чудом сохраняющую свою устойчивость,

Made of the sands upon a bank of Time

Возведенную из песка на берегу Времени,

Mid an occult eternity's shoreless sea.

Среди безбрежного моря оккультной вечности.

A small keen instrument the great Puissance chose,

Маленький острый инструмент, избранный великим Могуществом,

An arduous pastime passionately pursues ;

Страстно продолжает свою трудную игру;

To teach the Ignorance is her difficult charge,

Обучать Неведение - его нелегкая обязанность,

Her thought starts from an original nescient Void

Его мысль берет начало из изначальной незнающей Пустоты,

And what she teaches she herself must learn

И оно само должно научиться тому, чему оно обучает

Arousing knowledge from its sleepy lair.

Пробуждая знание в его сонном логове.

For knowledge comes not to us as a guest

Ибо знание не приходит к нам словно гость,

Called into our chamber from the outer world;

Призванный в нашу обитель из внешнего мира;

A friend and inmate of our secret self,

Друг и сокровенный житель нашего тайного я,

It hid behind our minds and fell asleep

Оно прячется позади наших умов и спит,

And slowly wakes beneath the blows of life;

И медленно просыпается под ударами жизни;

The mighty daemon lies unshaped within,

Могучий дух лежит, неоформленный, внутри,

To evoke, to give it form is Nature's task.

Пробудить, облечь его в форму вот задача Природы.

All was a chaos of the true and false,

Все было хаосом истинного и ложного,

Mind sought amid deep mists of Nescience;

Ум вел поиск среди густых туманов Незнания;

It looked within itself but saw not God.

Он смотрел внутрь себя, но не видел Бога.

A material interim diplomacy

Материальная промежуточная дипломатия

Denied the Truth that transient truths might live

Отрицала Истину, чтобы могли жить преходящие истины,

And hid the Deity in creed and guess

И скрывала Божество в веровании и догадке,

That the World-Ignorance might grow slowly wise.

Чтобы Мировое Неведение постепенно становилось мудрым.

This was the imbroglio made by sovereign Mind

Такова была путаница, созданная самодержавным Умом,

Looking from a gleam-ridge into the Night

Глядящим с сияющего гребня в Ночь

In her first tamperings with Inconscience:

В его первых тайных встречах с Несознанием:

Its alien dusk baffles her luminous eyes;

Его чуждые сумерки озадачивали его сияющие глаза;

Her rapid hands must learn a cautious zeal;

Его быстрые руки должны были научиться осторожному усердию;

Only a slow advance the earth can bear.

Ибо земля способна вынести лишь медленное продвижение.

Yet was her strength unlike the unseeing earth's

Однако его сила была отлична от незрячей силы земли

Compelled to handle makeshift instruments

Что вынуждена использовать временные инструменты,

Invented by the life-force and the flesh.

Изобретенные силой жизни и плотью.

Earth all perceives through doubtful images,

Земля воспринимает все через двусмысленные образы,

All she conceives in hazardous jets of sight,

Все, что она постигает в неустойчивых потоках видения,

Small lights kindled by touches of groping thought.

Это лишь маленькие огоньки, заженные прикосновениями движущейся на ощупью мысли.

Incapable of the soul's direct inlook

Неспособная на непосредственный внутренний взгляд души,

She sees by spasms and solders knowledge-scrap,

Она видит обрывками и соединяет вместе кусочки знания,

Makes Truth the slave-girl of her indigence,

И делает Истину рабыней своей нищеты,

Expelling Nature's mystic unity

Изгоняя мистическое единство Природы,

Cuts into quantum and mass the moving All;

Режет на частицы и массы движущееся Все;

She takes for measuring-rod her ignorance.

Используя как меру свое неведение.

In her own domain a pontiff and a seer,

Властитель и пророк в своих собственных владениях,

That greater Power with her half-risen sun

Эта более великая Сила с ее полувзошедшим солнцем

Wrought within limits but possessed her field;

Трудилась в пределах границ, но владела своей сферой;

She knew by a privilege of thinking force

Она знала благодаря привелегии мыслящей силы

And claimed an infant sovereignty of sight.

И претендовала на младенческую независимость видения.

In her eyes however darkly fringed was lit

В ее глазах, хотя и окруженных тьмой, был зажжен

The Archangel's gaze who knows inspired his acts

Вдохновенный взор Архангела, знающего свои действия

And shapes a world in its far-seeing flame.

И формирующего мир в своем далеко-видящем пламени.

In her own realm she stumbles not nor fails,

В своем собственном царстве она не спотыкается и не ошибается,

But moves in boundaries of subtle power

Но движется в границах тонкой силы,

Across which mind can step towards the sun.

Через которые ум мог шагнуть в направлении солнца.

A candidate for a higher suzerainty,

Кандидат на более высокий сюзеренитет,

A passage she cut through from Night to Light,

Она прокладывала проход от Ночи к Свету,

And searched for an ungrasped Omniscience.

В поисках еще необретенного Всеведения.

A dwarf three-bodied trinity was her serf.

Карликовое трехтелое триединство составляло ее суть.

First, smallest of the three, but strong of limb,

Первое самое малое из трех, но обладающее сильными членами,

A low-brow with a square and heavy jowl,

Низколобое, с квадратной тяжелой челюстью,

A pigmy Thought needing to live in bounds

Мысль-пигмей, нуждающийся в том, чтоб жить в границах,

For ever stooped to hammer fact and form.

Навеки согбенный, чтобы выковывать факт и форму.

Absorbed and cabined in external sight,

Поглощенный и живущий внешней сценой,

It takes its stand on Nature's solid base.

Он делает своей опорой надежное основание Природы.

A technician admirable, a thinker crude,

Превосходный техник и незрелый мыслитель,

A riveter of Life to habit's grooves,

Он заковывает Жизнь в колеи привычки,

Obedient to gross Matter's tyranny,

Покорный грубой тирании Материи,

A prisoner of the moulds in which it works,

Узник тех форм, в которых он работает,

It binds itself by what itself creates.

Он связывает себя тем, что сам создает.

A slave of a fixed mass of absolute rules,

Раб жесткой массы абсолютных правил,

It sees as Law the habits of the world,

Он видит привычки мира как Закон,

It sees as Truth the habits of the mind.

И считает Истиной привычки ума.

In its realm of concrete images and events

В своем собственном царстве конкретных образов и событий,

Turning in a worn circle of ideas

Вращаясь по избитому кругу идей

And ever repeating old familiar acts,

Все время повторяя старые, знакомые действия,

It lives content with the common and the known.

Он живет, довольствуясь обычным и известным.

It loves the old ground that was its dwelling-place:

Он любит привычную почву, где обычно обитает:

Abhorring change as an audacious sin,

И питает отвращенье к изменению словно к дерзкому греху,

Distrustf ul of each new discovery

Полный недоверия к каждому открытию,

Only it advances step by careful step

Он продвигается вперед лишь осторожным шагом,

And fears as if a deadly abyss the unknown.

Страшась неведомого, как гибельной пучины.

A prudent treasurer of its ignorance,

Бережливый хранитель своего неведения,

It shrinks from adventure, blinks at glorious hope,

Он уклоняется от приключения и закрывает глаза на великолепную надежду,

Preferring a safe foothold upon things

Предпочитая надежную опору в вещах

To the dangerous joy of wideness and of height.

Опасной радости широты и выси.

The world's slow impressions on its labouring mind,

Медленные впечатления мира в его трудящемся уме,

Tardy imprints almost indelible,

Медлительные, почти неизгладимые, отпечатки

Increase their value by their poverty;

Увеличивают свою ценность своей же скудостью;

The old sure memories are its capital stock:

Старые надежные воспоминания вот его главный капитал:

Only what sense can grasp seems absolute:

Ему кажется абсолютным лишь то, что может схватить чувство:

External fact it figures as sole truth,

Внешний факт он принимает за единственную истину,

Wisdom identifies with the earthward look,

И отождествляет мудрость с приземленным взглядом,

And things long known and actions always done

А давно известные вещи и постоянно повторяющиеся действия

Are to its clinging hold a balustrade

Для его цепкой хватки это перила

Of safety on the perilous stair of Time.

Безопасности на опасной лестнице Времени.

Heaven's trust to it are the established ancient ways,

Доверие небес для него - это привычные древние дороги,

Immutable laws man has no right to change,

Человек не имеет права изменить непроложные законы,

A sacred legacy from the great dead past

Священное наследство великого мертвого прошлого,

Or the one road that God has made for life,

Или единственную дорогу, которую установил для жизни Бог,

A firm shape of Nature never to be changed,

И прочную форму Природы, что никогда не будет изменена,

Part of the huge routine of the universe.

Часть коллосального рутинного порядка вселенной.

A smile from the Preserver of the Worlds

Улыбка Хранителя Миров

Sent down of old this guardian Mind to earth

Послала издревле этот охранный Ум на землю,

That all might stand in their fixed changeless type

Чтобы все могло установится в своем фиксированном, неизменном типе

And from their secular posture never move.

И никогда не покидать своего извечного положения.

One sees it circling faithful to its task,

Видно как он вращается неутомимо, преданный своей задаче,

Tireless in an assigned tradition's round;

В кругу установленной традиции:

In decayed and crumbling offices of Time

В прогнивших, рассыпающихся учереждениях Времени

It keeps close guard in front of custom's wall,

Он продолжает нести охрану перед стенами обычая,

Or in an ancient Night's dim environs

Иль в смутном окруженьи древней Ночи

It dozes on a little courtyard's stones

Он дремлет на каменьях маленького дворика

And barks at every unfamiliar light

И лает на каждый незнакомый свет,

As at a foe who would break up its home,

Как на врага, который может вломиться к нему в дом,

A watch-dog of the spirit's sense-railed house

Сторожевой пес, огороженного чувством, дома духа,

Against intruders from the Invisible,

Против незванных гостей из Незримого,

Nourished on scraps of life and Matter's bones

Питающийся объедками жизни и костями Материи

In its kennel of objective certitude.

В своей конуре объективной несомненности.

And yet behind it stands a cosmic might:

И все же за ним скрывается космическое могущество:

A measured Greatness keeps its vaster plan,

Отмеренное Величие хранит свой более великий план,

A fathomless sameness rhythms the tread of life;

Непостижимое однообразие ритмично отмеряет поступь жизни;

The stars' changeless orbits furrow inert Space,

Инертное Пространство бороздят стабильные орбиты звезд,

A million species follow one mute Law.

И миллионы видов следуют одному безмолвному Закону.

A huge inertness is the world's defence,

Гигантская инертность вот защита мира,

Even in change is treasured changelessness;

Неизменность сохраняется даже в изменении;

Into inertia revolution sinks,

В инерции тонет революция,

In a new dress the old resumes its role;

И старое возобновляет свою роль, облекаясь в новые одежды;

The Energy acts, the stable is its seal:

Энергия действует и стабильность является ее печатью:

On Shiva's breast is stayed the enormous dance.

На груди Шивы всё так же продолжает своё круженье грандиозный танец.

A fiery spirit came, next of the three.

Огненный Дух возник, второй из трех.

A hunchback rider of the red Wild-Ass,

Горбатый всадник на красном Диком Осле,

A rash Intelligence leaped down lion-maned

Безрассудный Разум прыгнул вниз, львиногривый

From the great mystic Flame that rings the worlds

Из великого мистического Пламени, что объемлет миры

And with its dire edge eats at being's heart.

И своим ужасным краем пожирает сердце существа.

Thence sprang the burning vision of Desire.

Оттуда возникло пылающее видение Желания.

A thousand shapes it wore, took numberless names:

Оно несло тысячи форм, принимало неисчислимые имена:

A need of multitude and uncertainty

Нужда в многообразии и изменении

Pricks it for ever to pursue the One

Вечно побуждает его преследовать Единое

On countless roads across the vasts of Time

На бесчисленных дорогах, пересекающих широкие просторы Времени

Through circuits of unending difference.

Кругами бесконечного различия.

It burns all breasts with an ambiguous fire.

Оно обжигает грудь каждого двусмысленным огнем.

A radiance gleaming on a murky stream,

Сияние, мерцающее на темной поверхности потока,

It flamed towards heaven, then sank, engulfed, towards hell;

То пламенем стремилось в небеса, а после, угасая, погружалось в ад;

It climbed to drag down Truth into the mire

Оно взбиралось, чтобы вниз спускаясь, притащить в грязь Истину,

And used for muddy ends its brilliant Force;

И для грязных целей использовало свою сияющую Силу;

A huge chameleon gold and blue and red

Огромный золотой, и голубой и красный хамелеон

Turning to black and grey and lurid brown,

Он становился серым, черным и коричнево-багровым,

Hungry it stared from a mottled bough of life

Голодный, таращился с крапчатой ветки жизни,

To snap up insect joys, its favourite food,

Чтобы схватить ничтожные радости, свою излюбленную пищу,

The dingy sustenance of a sumptuous frame

Тусклое существование в пышном обрамлении,

Nursing the splendid passion of its hues.

Что вскармливает роскошную страсть своих оттенков и цветов.

A snake of flame with a dull cloud for tail,

Огненный змей, со шлейфом тусклой тучи вместо своего хвоста,

Followed by a dream-brood of glittering thoughts,

Преследуемый стаей-грезой заманчивых мыслей,

A lifted head with many-tinged flickering crests,

Подняв свою главу с трепещущими, расцвеченными гребешками,

It licked at knowledge with a smoky tongue.

Он знание вылизывал дымящимся языком.

A whirlpool sucking in an empty air,

Водоворот, засасывающий пустой воздух,

It based on vacancy stupendous claims,

На пустоте он утверждал свои огромные требования,

In Nothingness born to Nothingness returned,

Рожденный в Ничто, в Ничто он возвращался,

Yet all the time unwittingly it drove

Однако, всегда невольно направлялся

Towards the hidden Something that is All.

К скрытому Чему-То, которое есть Все.

Ardent to find, incapable to retain,

Страстный в поиске, но неспособный удержать,

A brilliant instability was its mark,

Он был отмечен сияющим непостоянством,

To err its inborn trend, its native cue.

Ошибаться было его врожденной склонностью, его природною чертой.

At once to an unreflecting credence prone,

Он преклонялся перед бездумной верой и в то же время

It thought all true that flattered its own hopes;

Он истинным считал все то, что льстило его собственным надеждам;

It cherished golden nothings born of wish,

Лелеял золотые мелочи, рожденные желанием,

It snatched at the unreal for provender.

И как за пищу хватался за что-то нереальное.

In darkness it discovered luminous shapes;

Во тьме он обнаруживал сияющие формы;

Peering into a shadow-hung half-light

Он всматривался в отбрасываемую полусветом нависающую тень,

It saw hued images scrawled on Fancy's cave;

И видел разукрашенные образы на стенах пещер Фантазии;

Or it swept in circles through conjecture's night

Или кругами несся через ночь догадки

And caught in imagination's camera

И камерой воображения ловил

Bright scenes of promise held by transient flares,

Во вспышках мимолетных радужные сцены обещания,

Fixed in life's air the feet of hurrying dreams,

Удерживая в атмосфере жизни ноги торопливых грез,

Kept prints of passing Forms and hooded Powers

И сохраняя отпечатки скрытых Сил и преходящих Форм,

And flash-images of half-seen verities.

И вспышки-образы полузримых истин.

An eager spring to seize and to possess

Стремительный прыжок, стремящийся схватить и обладать,

Unguided by reason or the seeing soul

Не управляемый рассудком или видящей душою,

Was its first natural motion and its last,

Был первым и последнми движением его природы,

It squandered life's force to achieve the impossible:

Он расточает бесрассудно жизненную силу, чтобы невозможного достичь:

It scorned the straight road and ran on wandering curves

Презрев пути прямые, извилистым бегает дорогами,

And left what it had won for untried things;

И ради неиспытанного оставляет завоеванное;

It saw unrealised aims as instant fate

Он видит несвершённые цели как насущную судьбу

And chose the precipice for its leap to heaven.

И выбирает пропасть, чтобы прыгнуть в небеса.

Adventure its system in the gamble of life,

Авантюра вот система в его азартной игре жизни,

It took fortuitous gains as safe results;

Он выигрыши случайные считает надежным результатом;

Error discouraged not its confident view

Его самоуверенную точку зрения ошибка не смущает,

Ignorant of the deep law of being's ways

Не ведает он глубоких законов путей бытия

And failure could not slow its fiery clutch;

И неудача не способна ослабить его огненнyю хватку;

One chance made true warranted all the rest.

Оправдывал все остальное один лишь реализованный шанс.

Attempt, not victory, was the charm of life.

Попытка, а не победа, была очарованьем жизни.

An uncertain winner of uncertain stakes,

Сомнительный победитель ненадежных ставок,

Instinct its dam and the life-mind its sire,

Инстинкт - его мать, отец его - ум жизни,

It ran its race and came in first or last.

Он бежал в своей гонке и приходил последним иль первым.

Yet were its works nor small and vain nor null;

И все же его работы не были малы, тщетны, иль напрасны;

It nursed a portion of infinity's strength

Он вскармливал частицу силы бесконечности

And could create the high things its fancy willed;

И мог творить высокие вещи, какие желала его фантазия;

Its passion caught what calm intelligence missed.

Его страсть ухватывала то, что упускал спокойный разум.

Insight of impulse laid its leaping grasp

Внезапная догадка импульса накладывала свою скачущую хватку

On heavens high Thought had hidden in dazzling mist,

На небеса, которые высокая Мысль скрывала в слепящей дымке,

Caught glimmers that revealed a lurking sun:

Ловила тусклые отблески, раскрывающие притаившееся солнце:

It probed the void and found a treasure there.

Исследовала пустоту и обнаруживала там сокровище.

A half-intuition purpled in its sense;

Полуинтуиция окрашивала в пурпур его чувство;

It threw the lightning's fork and hit the unseen.

Он бросал вилы молний и попадал в невидимое.

It saw in the dark and vaguely blinked in the light,

Он видел во тьме и смутно щурился на свет,

Ignorance was its field, the unknown its prize.

Неведение было его сферой, а неизвестное - призом.

Of all these Powers the greatest was the last.

Из всех этих Сил величайшей была последняя.

Arriving late from a far plane of thought

Позднее всех прибыв из дальнего плана мысли

Into a packed irrational world of Chance

В переполненный, иррациональный мир Случая

Where all was grossly felt and blindly done,

Где все чувствуется грубым и совершается вслепую,

Yet the haphazard seemed the inevitable,

И все же чистая случайность кажется неизбежностью,

Came Reason, the squat godhead artisan,

Пришел Рассудок ^[1], приземистый божественный мастеровой,

To her narrow house upon a ridge in Time.

К своему узкому дому на гребне Времени.

Adept of clear contrivance and design,

Адепт чистой изобретательности и творческих замыслов,

A pensive face and close and peering eyes,

С задумчивым лицом и проницательными глазами,

She took her firm and irremovable seat,

Он занял свое устойчивое и неизменное место,

The strongest, wisest of the troll-like Three.

Сильнейший и мудрейший из троллеподобных Трех.

Armed with her lens and measuring-rod and probe,

Вооруженный своими линзами, измерительной линейкой и щупом,

She looked upon an object universe

Он смотрел на объективную вселенную

And the multitudes that in it live and die

И на те множества существ, что в ней живут и умирают,

And the body of Space and the fleeing soul of Time,

На тело Пространства, и на летящую душу Времени,

And took the earth and stars into her hands

И брал землю и звезды в свои руки,

To try what she could make of these strange things.

Чтобы испытать, что он может сотворить из этих странных вещей.

In her strong purposeful laborious mind,

В своем старательном, глубоком, целенаправленном уме,

Inventing her scheme-lines of reality

Изобретая структуры-линии реальности

And the geometric curves of her time-plan,

И геометрические кривые плана времени,

She multiplied her slow half-cuts at Truth:

Он множил свои неторопливые полуотрезы Истины:

Impatient of enigma and the unknown,

Нетерпящий загадочное и неизвестное,

Intolerant of the lawless and the unique,

Не выносящий уникальное и неподвластное закону,

Imposing reflection on the march of Force,

Навязывая размышленье маршу Силы,

Imposing clarity on the unfathomable,

Навязывая понятность непостижимому,

She strove to reduce to rules the mystic world.

Он к правилам свести старался этот мистичный мир.

Nothing she knew but all things hoped to know.

Он ничего не знал, но все надеялся узнать.

In dark inconscient realms once void of thought,

В темных несознательных царствах, когда-то лишенных мысли,

Missioned by a supreme Intelligence

Посланный высшим Разумом,

To throw its ray upon the obscure Vast,

Чтобы бросить свой луч на неясную Беспредельность,

An imperfect light leading an erring mass

Несовершенный свет, ведущий заблуждающуюся массу

By the power of sense and the idea and word,

С помощью силы чувства, слова и идеи,

She ferrets out Nature's process, substance, cause.

Он исследует процесс Природы, субстанцию, причину.

All life to harmonise by thought's control,

Чтобы гармонизировать всю жизнь властью мысли,

She with the huge imbroglio struggles still;

Он все еще сражается с огромной путаницей;

Ignorant of all but her own seeking mind

Не зная ничего, кроме своего собственного ищущего ума,

To save the world from Ignorance she came.

Он пришел спасти мир от Неведения.

A sovereign worker through the centuries

Суверенный работник, на протяжении веков

Observing and remoulding all that is,

Наблюдая и придавая форму всему, что существует,

Confident she took up her stupendous charge.

Самоуверенный, он подхватывает свое гигантское бремя.

There the low bent and mighty figure sits

Там, низко склонившись, сидит могучая фигура,

Bowed under the arc-lamps of her factory home

Согнувшись под светильниками своей мастерской

Amid the clatter and ringing of her tools.

Средь стука и звона своих инструментов.

A rigorous stare in her creative eyes

Точный, пристальный взгляд в его творящих очах,

Coercing the plastic stuff of cosmic Mind,

Принуждая пластичное вещество космического Ума,

She sets the hard inventions of her brain

Он укладывает твердые изобретения своего мозга

In a pattern of eternal fixity:

В образцы вечной устойчивости:

Indifferent to the cosmic dumb demand,

Безразличный к немому космическому требованию,

Unconscious of too close realities,

Не осознавая слишком близкие реальности,

Of the unspoken thought, the voiceless heart,

Невысказнной мысли, безмолвного сердца,

She leans to forge her credos and iron codes

Он склоняется, чтобы выковать свои убеждения и железные законы,

And metal structures to imprison life

И металлические структуры для плененной жизни,

And mechanic models of all things that are.

И механические модели всех существующих вещей.

For the world seen she weaves a world conceived:

Для видимого мира он ткет мир воображаемый;

She spins in stiff but unsubstantial lines

Сплетает жесткими, но невещественными нитями

Her gossamer word-webs of abstract thought,

Свою тонкую ткань словесной паутины абстрактной мысли,

Her segment systems of the Infinite,

Свои отрывочные системы Бесконечного,

Her theodicies and cosmogonic charts

Свои теодицеи^[2] и космогонические карты

And myths by which she explains the inexplicable.

И мифы, которыми он объясняет необъяснимое.

At will she spaces in thin air of mind

По своему желанию он размещает в тонком воздухе ума,

Like maps in the school-house of intellect hung,

Подобно картам, развешанным в школе интеллекта,

Forcing wide Truth into a narrow scheme,

Что загоняют обширную Истину в узкие схемы,

Her numberless warring strict philosophies;

Свои бесчисленные строгие, враждующие философии;

Out of Nature's body of phenomenon

Из тела феномена Природы

She carves with Thought's keen edge in rigid lines,

Он вырезает, в жестких линиях, острым лезвием Мысли,

Like rails for the World-Magician's power to run,

Подобных рельсам, по которым должна бежать сила Мирового Мага,

Her sciences precise and absolute.

Свои, точные и абсолютные науки.

On the huge bare walls of human nescience

На гигантских голых стенах человеческого незнания

Written round Nature's deep dumb hieroglyphs

Вокруг глубоких безмолвных иероглифов Природы

She pens in clear demotic characters

Он пишет четкими, демотическими^[3] буквами

The vast encyclopaedia of her thoughts;

Обширную энциклопедию своих мыслей;

An algebra of her mathematics' signs,

Алгебру знаков своей математики,

Her numbers and unerring formulas

Свои числа и непогрешимые формулы

She builds to clinch her summary of things.

Он выводит, чтобы окончательной формулой объять все вещи.

On all sides runs as if in a cosmic mosque

Словно в космической мечети, он разбегается во все стороны,

Tracing the scriptural verses of her laws

Выписывая священные вирши своих законов

The daedal of her patterned arabesques,

Затейливая вязь его узоров арабесок,

Art of her wisdom, artifice of her lore.

Искусство его мудрости, изобретательность его знания.

This art, this artifice are her only stock.

Это искусство, эта уловка - его единственная опора.

In her high works of pure intelligence,

В его высоких работах чистого интеллекта,

In her withdrawal from the senses' trap,

В его уходе от ловушки чувств

There comes no breaking of the walls of mind,

Не происходит разрушенье стен ума,

There no rending flash of absolute power,

Не возникает пронзающая вспышка абсолютной силы,

There dawns no light of heavenly certitude.

Не проявляется свет небесной несомненности.

A million faces wears her knowledge here

Милльоны ликов здесь носит его знание,

And every face is turbaned with a doubt.

И все они увенчаны тюрбанами сомнения.

All now is questioned, all reduced to nought.

Все ныне под вопросом, все сводится к ничто.

Once monumental in their massive craft

Когда-то монументальные в своем громоздком искусстве,

Her old great mythic writings disappear

Исчезают его прежние великие мифические письмена

And into their place start strict ephemeral signs;

И на их месте возникают строгие эфемерные символы;

This constant change spells progress to her eyes:

Это постоянное изменение выглядит в его глазах очарованием прогресса:

Her thought is an endless march without a goal.

Его мысль это бесконечный марш без цели.

There is no summit on which she can stand

Там нет вершины, на которую он может встать

And see in a single glance the Infinite's whole.

И объять единым взглядом Бесконечное целое.

An inconclusive play is Reason's toil.

Игра без результата - вот тяжкий труд Рассудка.

Each strong idea can use her as its tool;

Любая сильная идея способна использовать его как свой инструмент;

Accepting every brief she pleads her case.

Принимая в суде любое дело, он отстаивает свои интересы.

Open to every thought, she cannot know.

Открывается каждой мысли, но не способен знать.

The eternal Advocate seated as judge

Вечный Адвокат, назвавшийся судьею,

Armours in logic's invulnerable mail

Облачает в неуязвимую кольчугу логики

A thousand combatants for Truth's veiled throne

Словно тысячи бойцов, сражающихся за скрытый трон Истины,

And sets on a high horse-back of argument

И восседает на высокой лошадиной спине аргумента,

To tilt for ever with a wordy lance

Чтобы все время вести бой словесной пикой

In a mock tournament where none can win.

В пародийном турнире, в котором никто не может победить.

Assaying thought's values with her rigid tests

Проверяя ценность мысли своими суровыми испытаниями,

Balanced she sits on wide and empty air,

Балансируя, он восседает в просторном, пустом воздухе,

Aloof and pure in her impartial poise.

Отчужденный и чистый в своей беспристрастной позе.

Absolute her judgments seem but none is sure;

Его суждения кажутся абсолютными, но ни одно из них не несомненно;

Time cancels all her verdicts in appeal.

Время отменяет в ходе аппеляции все его вердикы.

Although like sunbeams to our glow-worm mind

Хотя кажущееся солнечными лучами нашему тусклому уму,

Her knowledge feigns to fall from a clear heaven,

Его знание притворяется, что падает с чистых небес,

Its rays are a lantern's lustres in the Night;

Его лучи это отблески фонарей в Ночи;

She throws a glittering robe on Ignorance.

Он набрасывает блестящий покров на Неведение.

But now is lost her ancient sovereign claim

Но вот теряется его древняя державная претензия

To rule mind's high realm in her absolute right,

Управлять высоким царством разума в своем абсолютном праве,

Bind thought with logic's forged infallible chain

И сковывать мысль надежными цепями логики

Or see truth nude in a bright abstract haze.

Или видеть обнаженную истину в абстрактном, радужном тумане.

A master and slave of stark phenomenon,

Господин и раб строгого внешнего феномена,

She travels on the roads of erring sight

Он странствует по дорогам заблуждающегося видения

Or looks upon a set mechanical world

Или смотрит на механический, твердо установленный мир

Constructed for her by her instruments.

Сконструированный для него его же собственными инструментами.

A bullock yoked in the cart of proven fact,

Вол, запряженный в телегу надежного факта,

She drags huge knowledge-bales through Matter's dust

Он тащит огромные узлы знания через пыль Материи,

To reach utility's immense bazaar.

На обширный базар утилитарности.

Apprentice she has grown to her old drudge;

Из подмастерья он превращается в старого работягу;

An aided sense is her seeking's arbiter.

Помогающее ему чувство верховный судья его поисков.

This now she uses as the assayer's stone.

Вот чем он теперь пользуется как пробным камнем.

As if she knew not facts are husks of truth,

Как если б он не знал того, что факты лишь внешняя скорлупа истины,

The husks she keeps, the kernel throws aside.

Он сохраняет эту скорлупу, отбрасывая ядрышко.

An ancient wisdom fades into the past,

Древняя мудрость угасает в прошлом,

The ages' faith becomes an idle tale,

Вера эпох становится пустыми разговорами,

God passes out of the awakened thought,

Бог исчезает для пробужденной мысли,

An old discarded dream needed no more:

Отбрасывается старая греза, не нужная больше:

Only she seeks mechanic Nature's keys.

Он ищет лишь ключи механической Природы.

Interpreting stone-laws inevitable

Интерпретрируя каменные неизбежные законы,

She digs into Matter's hard concealing soil,

Он вгрызается в твердую скрывающую почву Материи,

To unearth the processes of all things done.

Чтобы выявить процессы всего сотворенного.

A loaded huge self-worked machine appears

Сложная, гигантская, работающая сама собой, машина, возникает

To her eye's eager and admiring stare,

Перед страстным, восхищенным взором его глаз,

An intricate and meaningless enginery

Запутанная и бессмысленная машинерия

Of ordered fateful and unfailing Chance:

Упорядоченного неизбежного и безошибочного Случая:

Ingenious and meticulous and minute,

Изобретательный, педантичный и скрупулезный,

Its brute unconscious accurate device

Его грубый несознательный точный механизм

Unrolls an unerring march, maps a sure road;

Разворачивает безупречный марш, прокладывает надежную дорогу;

It plans without thinking, acts without a will,

Он планирует без размышления, действует без воли,

A million purposes serves with purpose none

Служит миллионам целей без всякой цели

And builds a rational world without a mind.

И строит без ума рациональный мир.

It has no mover, no maker, no idea:

У него нет движетеля, нет создателя и нет идеи:

Its vast self-action toils without a cause;

Его обширная самостоятельная деятельность продолжается без причины;

A lifeless Energy irresistibly driven,

Безжизненная Энергия, увлекаемая неодолимо,

Death's head on the body of Necessity,

Голова Смерти на теле Необходимости,

Engenders life and fathers consciousness,

Порождает сознание и творит жизнь,

Then wonders why all was and whence it came.

И после удивляется, зачем все это существует и откуда оно взялось.

Our thoughts are parts of the immense machine,

Наши мысли части гигантского механизма,

Our ponderings but a freak of Matter's law,

Наши размышления ничто иное, как каприз закона Материи,

The mystic's lore was a fancy or a blind;

Знания мистика - фантазия или обман;

Of soul or spirit we have now no need:

Теперь мы не нуждаемся ни в душе, ни в духе:

Matter is the admirable Reality,

Материя является восхительной Реальностью,

The patent unescapable miracle,

Запатентованное и неизбежное чудо,

The hard truth of things, simple, eternal, sole.

Суровая правда вещей, простая, вечная и единственная.

A suicidal rash expenditure

Самоубийственная безрассудная растрата,

Creating the world by a mystery of self-loss

Что творит мир благодаря мистерии самопотери,

Has poured its scattered works on empty Space;

Рассеяла свои работы в пустом Пространстве;

Late shall the self-disintegrating Force

А позже самораспадающаяся Сила

Contract the immense expansion it has made:

Свернёт, воздвигнутые ею, необъятные просторы:

Then ends this mighty and unmeaning toil,

Тогда могучий бессмысленный труд заканчится вновь,

The Void is left bare, vacant as before.

И Пустота как прежде будет такой же пустою и свободной.

Thus vindicated, crowned, the grand new Thought

Вот так отстоявшая свое право, коронованная, великая новая Мысль

Explained the world and mastered all its laws,

Объясняла этот мир и овладевала его законами,

Touched the dumb roots, woke veiled tremendous powers;

Касалась немых корней и пробуждала ужасные, скрытые силы;

It bound to service the unconscious djinns

Она заставляла служить несознательных джинов,

That sleep unused in Matter's ignorant trance.

Что спят невостребованные в неведающем трансе Материи.

All was precise, rigid, indubitable.

Все было точным, устойчивым, несомненным.

But when on Matter's rock of ages based

Но когда, возвдвигнутое на скале эпох Материи,

A whole stood up firm and clear-cut and safe,

Целое поднималось, прочное, ясно очерченное и надежное,

All staggered back into a sea of doubt;

Все вновь обрушивалось в океан сомнения;

This solid scheme melted in endless flux:

Эта прочная структура таяла в бескончном потоке:

She had met the formless Power inventor of forms;

Она^[4] столкнулась с бесформенною Силой, что изобретает формы;

Suddenly she stumbled upon things unseen:

Внезапно спотыкалась о невидимые вещи:

A lightning from the undiscovered Truth

Молния из нераскрытой Истины

Startled her eyes with its perplexing glare

Ослепляла ее глаза своею озадачивающей вспышкой

And dug a gulf between the Real and Known

И рыла бездну между Реальным и Известным,

Till all her knowledge seemed an ignorance.

Пока все ее знание не стало казаться неведением.

Once more the world was made a wonder-web,

И снова мир стал чудесной паутиной,

A magic's process in a magical space,

Процессом магии в магическом пространстве,

An unintelligible miracle's depths

Непостижимыми глубинами чуда,

Whose source is lost in the Ineffable.

Источник которого терялся в Невыразимом.

Once more we face the blank Unknowable.

Снова мы сталкиваемся с лишенным содержания Непознаваемым.

In a crash of values, in a huge doom-crack,

В крахе всех ценностей, в чудовищном роковом разломе,

In the sputter and scatter of her breaking work

В рассеивании и распылении разрушающегося своего труда,

She lost her clear conserved constructed world.

Она утратила свой ясный, оберегаемый, сконструированный мир.

A quantum dance remained, a sprawl of chance

Остался танец квантов, хаотичное распределение случайности

In Energy's stupendous tripping whirl:

В несущемся вихре чудовищной Энергии:

A ceaseless motion in the unbounded Void

Бесконечное движение в безграничной Пустоте

Invented forms without a thought or aim:

Изобретало формы без мысли или цели:

Necessity and Cause were shapeless ghosts;

Необходимость и Причина были бесформенными призраками;

Matter was an incident in being's flow,

Материя была лишь эпизодом в потоке бытия,

Law but a clock-work habit of blind force.

Закон - лишь механической привычкой слепой силы.

Ideals, ethics, systems had no base

Идеалы, этика, системы не имели под собой основы

And soon collapsed or without sanction lived;

И быстро разрушались или без санкции существовали;

All grew a chaos, a heave and clash and strife.

Все становилось хаосом, волнением, столкновением, борьбою.

Ideas warring and fierce leaped upon life;

Свирепые воюющие идеи набрасывались на жизнь;

A hard compression held down anarchy

Жестокое подавление держало в подчинении анархию

And liberty was only a phantom's name:

И свобода была лишь призрачным названием:

Creation and destruction waltzed inarmed

Творение и разрушение неслись обнявшись, словно в вальсе

On the bosom of a torn and quaking earth;

На груди истерзанной и содрогающейся земли;

All reeled into a world of Kali's dance.

Все кружилось в мире танца Кали.

Thus tumbled, sinking, sprawling in the Void,

Так спотыкаясь, оседая, растягиваясь в Пустоте,

Clutching for props, a soil on which to stand,

Хватаясь за подпорки, за почву чтобы устоять,

She only saw a thin atomic Vast,

Она видела лишь тонкую атомную Беспредельность,

The rare-point sparse substratum universe

Рассеянных точек разреженного основания вселенной,

On which floats a solid world's phenomenal face.

На котором плывет феноменальный внешний облик плотного мира.

Alone a process of events was there

Один процесс событий разворачивался там

And Nature's plastic and protean change

Пластичное и многообразное изменение Природы,

And, strong by death to slay or to create,

И, сильная смертью, чтоб убивать или творить,

The riven invisible atom's omnipotent force.

Всемогущая сила расщепленного незримого атома.

One chance remained that here might be a power

Один шанс оставался, что здесь может быть сила,

To liberate man from the old inadequate means

Способная освободить человека от старых непригодных средств

And leave him sovereign of the earthly scene.

И сделать его властителем земной сцены.

For Reason then might grasp the original Force

Ибо Рассудок смог бы тогда ухватить изначальную Силу,

To drive her car upon the roads of Time.

Чтоб вести свою машину по дорогам Времени.

All then might serve the need of the thinking race,

Всё тогда могло бы служить потребностям мыслящей расы,

An absolute State found order's absolute,

Абсолютное Состояние обнаружило бы абсолюта порядка,

To a standardised perfection cut all things,

Чтобы рассечь все вещи на стандартизированное совершенство

In society build a just exact machine.

И создать из общества абсолютно точную машину.

Then science and reason careless of the soul

Тогда наука и рассудок, не заботясь о душе,

Could iron out a tranquil uniform world,

Смогли бы упорядочить безмятежный, однообразный мир,

Aeonic seekings glut with outward truths

Насытить вековечные поиски внешними истинами

And a single-patterned thinking force on mind,

И внушить уму мысль, отлитую по единому образцу,

Inflicting Matter's logic on Spirit's dreams

Навязывая грезам Духа логику Материи,

A reasonable animal make of man

Сделать из человека благоразумное животное

And a symmetrical fabric of his life.

И симметричную структуру из его жизни.

This would be Nature's peak on an obscure globe,

Это был бы пик Природы на неясном земном шаре,

The grand result of the long ages' toil,

Величественный результат труда долгих эпох,

Earth's evolution crowned, her mission done.

Эволюция Земли была бы завершена, ее миссия была бы выполнена.

So might it be if the spirit fell asleep;

Так могло бы случиться, если бы дух заснул;

Man then might rest content and live in peace,

Человек тогда, мог бы отдыхать довольный, живя в покое,

Master of Nature who once her bondslave worked,

Став хозяином Природы, кто был когда-то ее рабом,

The world's disorder hardening into Law,-

Превращая беспорядок мира в каменный Закон, -

If Life's dire heart arose not in revolt,

Если только неистовое сердце Жизни не поднимет бунт,

If God within could find no greater plan.

Если только Бог внутри не найдет более великий план.

But many-visaged is the cosmic Soul;

Но многолика космическая Душа;

A touch can alter the fixed front of Fate.

Легкое прикосновение может изменить устойчивый фасад Судьбы.

A sudden turn can come, a road appear.

Возникнет внезапный поворот и появляется дорога.

A greater Mind may see a greater Truth,

Более великий Ум сможет увидеть более великую Истину,

Or we may find when all the rest has failed

Или в миг, когда все остальное потерпит неудачу, мы сможем обнаружить

Hid in ourselves the key of perfect change.

Скрытый в нас самих ключ к совершенному изменению.

Ascending from the soil where creep our days,

Поднимаясь из почвы, где ползут наши дни,

Earth's consciousness may marry with the Sun,

Сознание Земли сможет соединиться с Солнцем,

Our mortal life ride on the spirit's wings,

Наша смертная жизнь будет лететь на крыльях духа,

Our finite thoughts commune with the Infinite.

А наши ограниченные мысли смогут общаться с Бесконечным.

In the bright kingdoms of the rising Sun

В сияющих царствах восходящего Солнца

All is a birth into a power of light:

Все представляет собою рождение в могуществе света:

All here deformed guards there its happy shape,

Все, искаженное здесь, там сохраняет свою счастливую форму,

Here all is mixed and marred, there pure and whole;

Все, что здесь извращено и запутано, там чистое и целое;

Yet each is a passing step, a moment's phase.

И все же каждая вещь это лишь преходящий шаг, мимолетная ступень.

Awake to a greater Truth beyond her acts,

Пробуждаясь к более великой Истине, пребывающей за ее действиями,

The mediatrix sat and saw her works

Посредница там сидела и наблюдала за своими работами,

And felt the marvel in them and the force

И чувствовала в них силу и чудо,

But knew the power behind the face of Time:

Но осознавала могущество позади обличия Времени:

She did the task, obeyed the knowledge given,

Она исполняла задачу, подчиняясь данному ей знанию,

Her deep heart yearned towards great ideal things

Ее таинственное сердце стремилось к великим идеальным вещам

And from the light looked out to wider light:

И из света бросало свой взор в поисках более обширного света:

A brilliant hedge drawn round her narrowed her power;

Сверкающая преграда, возведенная вокруг нее, ограничивала ее силу;

Faithful to her limited sphere she toiled, but knew

Верная своей ограниченной сфере, она тяжко трудилась, но знала,

Its highest, widest seeing was a half-search,

Что самое высокое и широкое ее видение были лишь полу-поиском,

Its mightiest acts a passage or a stage.

И самые могущественные ее действия лишь переходом иль стадией.

For not by Reason was creation made

Ибо не Рассудком было сотворено творение

And not by Reason can the Truth be seen

И не Рассудком можно постичь Истину,

Which through the veils of thought, the screens of sense

Которую через вуали мысли и через завесы чувства

Hardly the spirit's vision can descry

С трудом способен различить взор духа,

Dimmed by the imperfection of its means:

Затуманенный несовершенством своих инструментов:

The little Mind is tied to little things:

Этот малый Ум привязан к малым вещам:

Its sense is but the spirit's outward touch,

Его чувство это ничто иное, как внешнее прикосновение духа,

Half-waked in a world of dark Inconscience;

Полупробудившегося в мире темного Несознания;

It feels out for its beings and its forms

Он ощупывает свои существования и формы,

Like one left fumbling in the ignorant Night.

Как тот кто, брошен в Ночи неведения и ищет что-то наощупь.

In this small mould of infant mind and sense

В этой малой форме младенческого ума и чувства

Desire is a child-heart's cry crying for bliss,

Желание это крик сердца ребенка, что плачет о блаженстве

Our reason only a toys' artificer,

Наш рассудок - лишь забавы мастера,

A rule-maker in a strange stumbling game.

Придумывающего правила в какой-то странной, запинающейся игре.

But she her dwarf aides knew whose confident sight

Но она знала своих карликов-помощников, чье самоуверенное видение

A bounded prospect took for the far goal.

Принимало ограниченную перспективу за далекую цель.

The world she has made is an interim report

Мир, сотворенный ею - это промежуточный отчет

Of a traveller towards the half-found truth in things

Путешественника о наполовину обнаруженной истине в вещах,

Moving twixt nescience and nescience.

Движущегося от неведения и неведению.

For nothing is known while aught remains concealed;

Ибо ничто неизвестно, пока есть нечто, что остается скрытым;

The Truth is known only when all is seen.

Истина познается лишь тогда, когда все становиться зримым.

Attracted by the All that is the One,

Привлеченная Всем, которое есть Одно,

She yearns towards a higher light than hers;

Она жаждет более высокого, чем у нее, света;

Hid by her cults and creeds she has glimpsed God's face:

Она мельком прозревает лик Бога, скрываемый ее культами и верованиям:

She knows she has but found a form, a robe,

Она знает, что обнаружила до сих пор лишь покров и форму,

But ever she hopes to see him in her heart

Но вечно надеется увидеть его в своем сердце

And feel the body of his reality.

И ощутить воплощение его реальности.

As yet a mask is there and not a brow,

Но там пока лишь маска, а не лик,

Although sometimes two hidden eyes appear:

Хоть иногда возникают два скрытых глаза:

Reason cannot tear off that glimmering mask,

Рассудок не может сорвать эту мерцающую маску,

Her efforts only make it glimmer more;

Его усилие лишь заставляет мерцать ее все больше;

In packets she ties up the Indivisible;

Она связывает в отдельные тюки Неразделимое;

Finding her hands too small to hold vast Truth

И видя, что ее руки слишком малы, чтоб удержать великую Истину,

She breaks up knowledge into alien parts

Она раскалывает знание на чуждые друг другу части

Or peers through cloud-rack for a vanished sun:

Или всматривается через завесу туч, ища исчезнувшее солнце:

She sees, not understanding what she has seen,

Она видит, не понимая того, что видит,

Through the locked visages of finite things

Через запечатанные обличия ограниченных вещей

The myriad aspects of infinity.

Мириады аспектов Бесконечности.

One day the Face must burn out through the mask.

Но однажды Лик воссияет сквозь маску.

Our ignorance is Wisdom's chrysalis,

Наше неведение это хризалида Мудрости,

Our error weds new knowledge on its way,

Наша ошибка обручается на своем пути с новым знанием,

Its darkness is a blackened knot of light;

Ее тьма это лишь затемненный узел света;

Thought dances hand in hand with Nescience

Мысль танцует рука об руку с Неведением

On the grey road that winds towards the Sun.

На сумрачной дороге, что, петляя, бежит по направлению к Солнцу.

Even while her fingers fumble at the knots

Даже когда ее персты пытаются распутывать узлы,

Which bind them to their strange companionship,

Связывающие их какой-то странной дружбой,

Into the moments of their married strife

В мгновения их семейной ссоры

Sometimes break flashes of the enlightening Fire.

Иногда вдруг врываются проблески все просветляющего Пламени.

Even now great thoughts are here that walk alone:

Даже сейчас здесь бродят одиноко великие мысли:

Armed they have come with the infallible word

Вооруженные, они приходят с безупречным словом,

In an investiture of intuitive light

В облачении интуитивного света,

That is a sanction from the eyes of God;

Который есть санкция, проистекающая из очей Бога;

Announcers of a distant Truth they flame

Они пылают герольдами далекой Истины,

Arriving from the rim of eternity.

Прибывая с границы вечности.

A fire shall come out of the infinitudes,

Пламя донесется из бесконечностей,

A greater Gnosis shall regard the world

Более великий Гнозис взглянет на мир,

Crossing out of some far omniscience

Несясь из какого-то далекого всеведения

On lustrous seas from the still rapt Alone

Над сияющими океанами спокойного, восторженного Единого,

To illumine the deep heart of self and things.

Чтобы осветить глубочайшее сердце себя и вещей.

A timeless knowledge it shall bring to Mind,

Он принесет Уму вечное Знание,

Its aim to life, to Ignorance its close.

И даст цель Жизни, и положит конец Неведению.

Above in a high breathless stratosphere,

В вышине, в высокой бездыханной стратосфере,

Overshadowing the dwarfish trinity,

Отбрасывая тень на эту карликовую троицу,

Lived, aspirants to a limitless Beyond,

Жили претенденты на безграничное Запредельное,

Captives of Space, walled by the limiting heavens,

Пленники Пространства, окруженного ограничивающими небесами,

In the unceasing circuit of the hours

В непрекращающемся круговороте часов

Yearning for the straight paths of eternity,

Страстно жаждущие прямых путей вечности,

And from their high station looked down on this world

И из своего высокого положения смотрели вниз на этот мир

Two sun-gaze Daemons witnessing all that is.

Два солнечноглазых Духа, свидетельствуя все сущее.

A power to uplift the laggard world,

Сила, способная поднять этот неповоротливый мир,

Imperious rode a huge high-winged Life-Thought

Властная гигантская высококрылая Жизнь-Мысль,

Unwont to tread the firm unchanging soil:

Не привыкшая ступать по твердой, неизменной почве:

Accustomed to a blue infinity,

Привыкшая лишь к небесно-голубой бесконечности,

It planed in sunlit sky and starlit air;

Парила в залитом солнцем небе и озаренном звездами воздухе;

It saw afar the unreached Immortal's home

И видела дом Бессмертного вдали

And heard afar the voices of the Gods.

И слышала издалека голоса Богов.

Iconoclast and shatterer of Time's forts,

Иконоборец и разрушитель крепостей Времени,

Overleaping limit and exceeding norm,

Перепрыгивая пределы и превосходя норму,

It lit the thoughts that glow through the centuries

Она зажигала мысли, которые сияют сквозь века,

And moved to acts of superhuman force.

И побуждала к действиям сверхчеловеческую силу.

As far as its self-winged air-planes could fly,

Так далеко, насколько могут лететь ее аэропланы,

Visiting the future in great brilliant raids

Вторгаясь в будущее в великих, ослепительных рейдах,

It reconnoitred vistas of dream-fate.

Она разведывала перспективы грезы-судьбы.

Apt to conceive, unable to attain,

Склонная воображать, но неспособная достичь,

It drew its concept-maps and vision-plans

Она чертила свои концепции-карты и планы видения,

Too large for the architecture of mortal Space.

Слишком широкие для архитектуры смертного Пространства.

Beyond in wideness where no footing is,

По ту сторону в беспредельности, где нет точки опоры,

An imagist of bodiless Ideas,

Имажист бесплотных Идей,

Impassive to the cry of life and sense,

Бесстрастный к крику жизни и чувства,

A pure Thought-Mind surveyed the cosmic act.

Чистый Мыслящий Ум наблюдал космическое действо.

Archangel of a white transcending realm,

Архангел белого трансцендетного царства,

It saw the world from solitary heights

Он видел мир с уединенных высот,

Luminous in a remote and empty air.

Сияющих в далеком, пустом воздухе.

End of Canto Ten Конец песни десятой