Book 2, Canto VI

Книга 2, Песнь шестая

The kingdoms and godheads of the greater Life

Царства и божества более великой Жизни

As one who between dim receding walls173

Как тот, кто движется меж тусклыми расступающимися стенами,

Towards the far gleam of a tunnel's mouth,

К далекому проблеску конца туннеля,

Hoping for light, walks now with freer pace

И надеясь на свет, идет теперь более свободным шагом

And feels approach a breath of wider air,

Чувствуя приближение дыхания более широкой атмосферы,

So he escaped from that grey anarchy.

Так он бежал из этой серой анархии.

Into an ineffectual world he came,

В бесплодный мир он пришел,

A purposeless region of arrested birth

Бесцельный регион пленённого рождения,

Where being from non-being fled and dared

Где бытие бежит от небытия и смеет

To live but had no strength long to abide.

Жить, но не имеет силы жить долго.

Above there gleamed a pondering brow of sky

Над ним мерцал погружённый в раздумье небосвод,

Tormented, crossed by wings of doubtful haze

Пересекаемый крыльями неверного тумана

Adventuring with a voice of roaming winds

И осаждаемый голосами странствующих ветров,

And crying for a direction in the void

Молящими о направлении в пустоте,

Like blind souls looking for the selves they lost

Подобно слепым душам, что ищут своё потерянное я,

And wandering through unfamiliar worlds;

И бродят в неведомых мирах;

Wings of vague questioning met the query of Space.

Крылья неясного вопрошания встречали вопрос Пространства.

After denial dawned a dubious hope,

После отрицания забрезжила неясная надежда,

A hope of self and form and leave to live

Надежда на индивидуальность, форму и позволение жить,

And the birth of that which never yet could be,

И рождение того, что никогда ещё не могло быть прежде,

And joy of the mind's hazard, the heart's choice,

И радость рискованной игры ума, и выбор сердца,

Grace of the unknown and hands of sudden surprise

Милость неведомого и руки нежданного чуда,

And a touch of sure delight in unsure things:

И прикосновенье несомненного восторга в сомнительных вещах:

To a strange uncertain tract his journey came

В какое-то странное, сомнительное пространство привело его путешествие,

Where consciousness played with unconscious self

Где сознание играет со своим несознательным я,

And birth was an attempt or episode.

А рождение было лишь попыткой или эпизодом.

A charm drew near that could not keep its spell,

Какое-то очарование приблизилось, неспособное удержать свои чары,

An eager Power that could not find its way,

Нетерпеливое Могущество, что не могло найти свой путь,

A Chance that chose a strange arithmetic

Случай, избравший странную арифметику,

But could not bind with it the forms it made,

Но неспособный связать с ней им же сотворённые формы,

A multitude that could not guard its sum

Множество, неспособное сохранить своей суммы,

Which less than zero grew and more than one.

Которая становилась меньше нуля, но всё же была больше единицы.

Arriving at a large and shadowy sense 174

В погоне за каким-то широким, неясным смыслом,

That cared not to define its fleeting drift,

Что не заботился о том, чтобы придать форму своему мимолётному течению,

Life laboured in a strange and mythic air

Жизнь трудилась в странной, мистической атмосфере,

Denuded of her sweet magnificent suns.

Лишенная своих сладостных, великолепных солнц.

In worlds imagined, never yet made true,

В воображаемых мирах, которые никогда еще не становились реальностью,

A lingering glimmer on creation's verge,

Каким-то тусклым мерцанием, медлящим на грани творения,

One strayed and dreamed and never stopped to achieve:

Можно было блуждать и грезить, и никогда ничего не достигать:

To achieve would have destroyed that magic Space.

Ибо достичь чего-то означало бы разрушить это волшебное Пространство.

The marvels of a twilight wonderland

Чудеса какой-то сумрачной страны чудес,

Full of a beauty strangely, vainly made,

Исполненные красоты, так странно и напрасно сотворенной,

A surge of fanciful realities,

Приливы причудливых реальностей,

Dim tokens of a Splendour sealed above,

Неясные символы Великолепия, скрепленные печатью свыше,

Awoke the passion of the eyes' desire,

Что пробуждали страстное желание в жаждущих глазах,

Compelled belief on the enamoured thought

И принуждали верить очарованную мысль

And drew the heart but led it to no goal.

И привлекали к себе сердце, но не вели его к цели.

A magic flowed as if of moving scenes

Словно лилась потоком магия меняющихся сцен,

That kept awhile their fugitive delicacy

Что сохраняли на краткий миг неуловимую изысканность

Of sparing lines limned by an abstract art

Своих нечетких линий, начертанных абстрактным искусством

In a rare scanted light with faint dream-brush

Неуловимой кистью грез в разреженном и тусклом свете,

On a silver background of incertitude.

На серебрянном фоне неопределенности.

An infant glow of heavens near to morn,

Рождающееся зарево небес в преддверии утра,

A fire intense conceived but never lit,

Предчувствие могучего пламени, что никогда не возгоралось,

Caressed the air with ardent hints of day.

Ласкали воздух пылкими намеками дня.

The perfect longing for imperfection's charm,

Совершенство, тоскующее по очарованию несовершенства,

The illumined caught by the snare of Ignorance,

Светящиеся, захваченные западней Неведения,

Ethereal creatures drawn by body's lure

Эфирные создания, привлечённые соблазном тела,

To that region of promise, beating invisible wings,

Летели в этот регион обещания, трепеща невидимыми крыльями,

Came hungry for the joy of finite life

Желая страстно радостей конечной жизни,

But too divine to tread created soil

Но были слишком божественны, чтобы ступать по сотворенной земле

And share the fate of perishable things.

И разделить судьбу бренных вещей.

The Children of the unembodied Gleam

Дети невоплощенного Сияния,

Arisen from a formless thought in the soul

Возникшие из бесформенной мысли в душе

And chased by an imperishable desire,

И преследуемые нетленным желанием,

Traversed the field of the pursuing gaze.

Пересекали поле следующего за ними взгляда.

A Will that unpersisting failed, worked there:

Воля работала там, но не настаивая, терпела неудачу:

Life was a search but finding never came.

Жизнь была поиском, но никогда не достигала цели.

There nothing satisfied, but all allured, 175

Там ничто не удовлетворяло, но все к себе манило,

Things seemed to be that never wholly are,

Вещи казались тем, чем никогда они всецело не являлись,

Images were seen that looked like living acts

Образы были видны, которые выглядели живыми действиями,

And symbols hid the sense they claimed to show,

И символы, скрывающие смысл, который они претендовали проявить,

Pale dreams grew real to the dreamer's eyes.

Бледные грезы становились реальными для глаз грезящего.

The souls came there that vainly strive for birth,

Туда приходили души, тщетно стремящиеся к рождению,

And spirits entrapped might wander through all time,

И пленённые духи могли там блуждать все время,

Yet never find the truth by which they live.

И все же никогда не находили истину, посредством которой они жили.

All ran like hopes that hunt a lurking chance;

Всё убегало, как надежды, охотящиеся за притаившимся случаем;

Nothing was solid, nothing felt complete:

Ничто не было постоянным, ничто не ощущалось законченным:

All was unsafe, miraculous and half-true.

Все было ненадежно, чудесно и полуистинно.

It seemed a realm of lives that had no base.

Казалось, это было царство жизней, не имеющее основы.

Then dawned a greater seeking, broadened sky,

Затем начался более великий поиск, более просторные небеса,

A journey under wings of brooding Force.

Путешествие под крыльями погружённой в раздумье Силы.

First came the kingdom of the morning star:

Сначала проявилось царство утренней звезды:

A twilight beauty trembled under its spear

Сумрачная красота трепетала под её лучами

And the throb of promise of a wider Life.

И бился пульс обещания более широкой Жизни.

Then slowly rose a great and doubting sun

Затем медленно поднялось великое, нерешительное солнце,

And in its light she made of self a world.

И в его свете она сотворила из себя мир.

A spirit was there that sought for its own deep self,

Там был дух, что искал свое собственное глубочайшее я,

Yet was content with fragments pushed in front

И все же довольствовался выдвинутыми на передний план, фрагментами

And parts of living that belied the whole

И частями жизни, которые искажали целое,

But, pieced together, might one day be true.

Но, сложенные вместе, могли однажды стать истинными.

Yet something seemed to be achieved at last.

Казалось все же, что-то было наконец достигнуто.

A growing volume of the will-to-be,

Нарастающая сила желания быть,

A text of living and a graph of force,

Ткань жизни и диаграмма силы,

A script of acts, a song of conscious forms

Сценарий действий, песнь сознательных форм,

Burdened with meanings fugitive from thought's grasp

Наполненные смыслом, неуловимые для хватки мысли,

And crowded with undertones of life's rhythmic cry,

И полные полутонов ритмического крика жизни,

Could write itself on the hearts of living things.

Смогли запечатлеть себя в сердцах живых вещей.

In an outbreak of the might of secret Spirit,

Во взрыве внезапном могущества тайного Духа,

In Life and Matter's answer of delight,

В восторженном ответе Жизни и Материи

Some face of deathless beauty could be caught

Можно было уловить какой-то лик бессмертной красоты,

That gave immortality to a moment's joy,

Что радости мгновения дарил бессмертие,

Some word that could incarnate highest Truth

Какое-то слово, способное воплотить высочайшую Истину,

Leaped out from a chance tension of the soul, 176

Возникало из случайного напряжения души,

Some hue of the Absolute could fall on life,

Какой-то отблеск Абсолюта мог озарить жизнь,

Some glory of knowledge and intuitive sight,

Какое-то великолепие знания и интуитивного виденья,

Some passion of the rapturous heart of Love.

Какая-то страсть восторженного сердца Любви.

A hierophant of the bodiless Secrecy

Иерофант^[1] невоплощенной Тайны,

Interned in an unseen spiritual sheath,

Заключенный в духовной, незримой оболочке,

The Will that pushes sense beyond its scope

Воля, что выталкивает чувство за его пределы,

To feel the light and joy intangible,

Чтобы ощутить свет и неуловимую радость,

Half found its way into the Ineffable's peace,

Наполовину нашла свой путь в покое Невыразимого,

Half captured a sealed sweetness of desire

Наполовину захватила скрытую сладость желания,

That yearned from a bosom of mysterious Bliss,

Что рвалась наружу из груди мистического Блаженства,

Half manifested veiled Reality.

Наполовину проявила завуалированную Реальность.

A soul not wrapped into its cloak of mind

Душа, не окутанная своими покровами ума,

Could glimpse the true sense of a world of forms;

Смогла увидеть мельком истинный смысл мира форм;

Illumined by a vision in the thought,

Озаренная виденьем в мысли,

Upbuoyed by the heart's understanding flame,

Поддержанная понимающим пламенем сердца,

It could hold in the conscious ether of the spirit

Она могла ухватить в сознательном эфире духа

The divinity of a symbol universe.

Божественность символической вселенной.

This realm inspires us with our vaster hopes;

Это царство вдохновляет нас более широкими надеждами;

Its forces have made landings on our globe,

Его силы формируют места для высадки на нашу землю,

Its signs have traced their pattern in our lives:

Его знаки оставляют следы своих узоров в наших жизнях:

It lends a sovereign movement to our fate,

Оно вкладывает властное движенье в наши судьбы,

Its errant waves motive our life's high surge.

Его странствующие волны вызывают высокие приливы нашей жизни.

All that we seek for is prefigured there

Все, что ищем мы, уже предсуществует там,

And all we have not known nor ever sought

И все то, что мы не знаем и никогда не ищем,

Which yet one day must be born in human hearts

Но чему суждено однажды родиться в человеческих сердцах,

That the Timeless may fulfil itself in things.

Чтобы Безвременное смогло здесь воплотиться.

Incarnate in the mystery of the days,

Проявленное в мистерии дней,

Eternal in an unclosed Infinite,

Вечное в раскрывающемся Бесконечном,

A mounting endless possibility

Нескончаемая восходящая возможность

Climbs high upon a topless ladder of dream

Взбирается ввысь по бесконечной лестнице грёз,

For ever in the Being's conscious trance.

Беспрестанно в сознательном трансе Существа.

All on that ladder mounts to an unseen end.

Всё по этой лестнице восходит к незримому результату.

An Energy of perpetual transience makes

Энергия вечной мимолетности творит

The journey from which no return is sure,

Это путешествие, из которого не гарантированно возвращение,

The pilgrimage of Nature to the Unknown.

Это паломничество Природы к Неведомому.

As if in her ascent to her lost source 177

Словно в восхождении к своему потерянному источнику

She hoped to unroll all that could ever be,

Она надеялась проявить все то, что могло когда-либо существовать,

Her high procession moves from stage to stage,

Ее высокая процессия движется от стадии к стадии,

A progress leap from sight to greater sight,

Развитие перескакивает от видения к более широкому видению,

A process march from form to ampler form,

Процесс идёт от формы к более совершенной форме,

A caravan of the inexhaustible

Караван неистощимых

Formations of a boundless Thought and Force.

Форм безграничной Мысли и безграничной Силы.

Her timeless Power that lay once on the lap

Ее вневременная Сила, лежавшая когда-то на коленях

Of a beginningless and endless Calm,

Безначального и бесконечного Покоя,

Now severed from the Spirit's immortal bliss,

Теперь отлученная от бессмертного блаженства Духа,

Erects the type of all the joys she has lost;

Возводит символ всех тех радостей, которые она утратила;

Compelling transient substance into shape,

Принуждая становиться формой недолговечную субстанцию,

She hopes by the creative act's release

Она надеется с помощью свободного творческого действия

To o'erleap sometimes the gulf she cannot fill,

Преодолевать время от времени ту бездну, которую не может она заполнить,

To heal awhile the wound of severance,

Чтоб залечить хотя бы ненадолго эту рану разделения,

Escape from the moment's prison of littleness

И вырваться из тюрьмы ничтожности мгновения,

And meet the Eternal's wide sublimities

И встретить безграничные величия Вечного

In the uncertain time-field portioned here.

В неопределенном пространстве-времени, что здесь разделено части.

Almost she nears what never can be attained;

Почти приближается она к тому, что никогда не может быть достигнуто;

She shuts eternity into an hour

В одном часе она запирает вечность

And fills a little soul with the Infinite;

И наполняет маленькую душу Бесконечным;

The Immobile leans to the magic of her call;

Неподвижный склоняется на магию её призыва;

She stands on a shore in the Illimitable,

Она стоит на берегу в Беспредельном,

Perceives the formless Dweller in all forms

Воспринимая бесформенного Жителя во всех формах

And feels around her infinity's embrace.

И чувствует вокруг себя объятия бесконечности.

Her task no ending knows; she serves no aim

Ее задача не ведает конца; она служит не цели,

But labours driven by a nameless Will

Но трудится, ведомая безымянной Волей,

That came from some unknowable formless Vast.

Которая исходит из какой-то непостижимой, бесформенной Беспредельности.

This is her secret and impossible task

В этом ее секрет и невозможная задача,

To catch the boundless in a net of birth,

Поймать безграничность в сети рождения,

To cast the spirit into physical form,

Вплавить дух в физическую форму,

To lend speech and thought to the Ineffable;

Дать речь и мысль Невыразимому;

She is pushed to reveal the ever Unmanifest.

Ее вынуждают раскрывать вечно Непроявленное.

Yet by her skill the impossible has been done:

И все же благодаря ее мастерству свершается невозможное:

She follows her sublime irrational plan,

Она следует своему высокому, иррациональному плану,

Invents devices of her magic art

Изобретает инструменты своего магического искусства,

To find new bodies for the Infinite 178

Чтобы находить новые тела для Бесконечного

And images of the Unimaginable;

И образы Невообразимого;

She has lured the Eternal into the arms of Time.

Она заманивает Вечное в объятия Времени.

Even now herself she knows not what she has done.

Даже сейчас она сама не ведает, что делает.

For all is wrought beneath a baffling mask:

Ибо всё свершается под озадачивающей маской:

A semblance other than its hidden truth

Какое-то подобие, отличающееся от своей скрытой истины

The aspect wears of an illusion's trick,

Внешний облик вещей несёт на себе трюк иллюзии,

A feigned time-driven unreality,

Увлекаемая временем фальшивая нереальность,

The unfinished creation of a changing soul

Незавершенное творение меняющейся души

In a body changing with the inhabitant.

В теле, меняющемся вместе со своим обитателем.

Insignificant her means, infinite her work;

Незначительны её средства, бесконечен её труд;

On a great field of shapeless consciousness

На великом поле бесформенного сознания

In little finite strokes of mind and sense

Мелкими ограниченными штрихами ума и чувств

An endless Truth she endlessly unfolds;

Она бесконечно разворачивает бесконечную Истину;

A timeless mystery works out in Time.

Вневременная мистерия работает во Времени.

The greatness she has dreamed her acts have missed,

О величии она грезит, которого лишены её действия,

Her labour is a passion and a pain,

Её труд это страсть и боль,

A rapture and pang, her glory and her curse;

Восторг и мука, её слава и её проклятие;

And yet she cannot choose but labours on;

И, все же, у нее нет выбора, и она продолжает трудится;

Her mighty heart forbids her to desist.

Ее могучее сердце запрещает ей останавливаться.

As long as the world lasts her failure lives

С тех самых пор как существует этот мир, столько же длиться и ее неудача,

Astonishing and foiling Reason's gaze,

Удивляя и сбивая с толку взгляд Рассудка,

A folly and a beauty unspeakable,

Безрассудство и невыразимая красота,

A superb madness of the will to live,

Великолепное сумасшествие воли к жизни,

A daring, a delirium of delight.

Бесстрашие, экстаз восторга.

This is her being's law, its sole resource;

Вот закон её бытия, его единственное средство;

She sates, though satisfaction never comes,

Она насыщается, хотя никогда не приходит удовлетворение,

Her hungry will to lavish everywhere

Ее жаждущая воля щедро расточает повсюду

Her many-imaged fictions of the Self

Многоликие образы Божественного Я

And thousand fashions of one Reality.

И тысячи форм единой Реальности.

A world she made touched by truth's fleeing hem,

Мир она сотворила, которого касается неуловимая грань истины,

A world cast into a dream of what it seeks,

Мир, брошенный в сон о том, что он ищет,

An icon of truth, a conscious mystery's shape.

Символ истины, форму сознательной мистерии.

It lingered not like the earth-mind hemmed in

Он не колебался, подобно земному уму, ограниченному

In solid barriers of apparent fact;

Жесткими барьерами внешнего факта;

It dared to trust the dream-mind and the soul.

Он дерзнул поверить душе и грезящему уму.

A hunter of spiritual verities 179

Охотник за духовными истинами,

Still only thought or guessed or held by faith,

Постигаемые пока лишь мыслью, догадкой или верой,

It seized in imagination and confined

Он ухватил в воображении и заточил в клетку

A painted bird of paradise in a cage.

Расцвеченную птицу рая.

This greater life is enamoured of the Unseen;

Эта более великая жизнь, очарованная Незримым;

It calls to some highest Light beyond its reach,

Она зовет к какому-то высочайшему Свету, лежащему за ее пределами,

It can feel the Silence that absolves the soul;

Она может чувствовать Безмолвие, которое освобождает душу;

It feels a saviour touch, a ray divine:

Она ощущает спасительное прикосновение, божественный луч:

Beauty and good and truth its godheads are.

Красота, благо и истина ее божества.

It is near to heavenlier heavens than earth's eyes see,

Она близка небесам, более небесным, чем те, что видят земные глаза,

A direr darkness than man's life can bear:

И более ужасной тьме, чем способна вынести жизнь человека:

It has kinship with the demon and the god.

Она в родстве и с демоном, и с богом.

A strange enthusiasm has moved its heart;

Какое-то странное воодушевление движет её сердцем;

It hungers for heights, it passions for the supreme.

Она жаждет высот и страстно желает высшего.

It hunts for the perfect word, the perfect shape,

Она охотится за совершенным словом, совершенной формой,

It leaps to the summit thought, the summit light.

И устремляется к вершинам мысли и к высочайшему свету.

For by the form the Formless is brought close

Ибо благодаря форме Бесформенное становиться нам ближе

And all perfection fringes the Absolute.

И всякое совершенство приближает Абсолют.

A child of heaven who never saw his home,

Дитя небес, никогда не видевшее своего дома,

Its impetus meets the eternal at a point:

Ее двищущие силы встречают вечное в одной точке:

It can only near and touch, it cannot hold;

Она способна лишь приблизиться и прикоснуться, но не способна удержать;

It can only strain towards some bright extreme:

Она способна лишь стремиться к какой-то сияющей крайности:

Its greatness is to seek and to create.

Ее величие в том, чтобы искать и творить.

On every plane, this Greatness must create.

На каждом плане должно творить это Величие.

On earth, in heaven, in hell she is the same;

Она одна и та же на земле, в аду, и в небесах;

Of every fate she takes her mighty part.

В каждой судьбе она принимает свое могучее участие.

A guardian of the fire that lights the suns,

Страж огня, зажигающий солнца,

She triumphs in her glory and her might:

Она торжествует в своей славе и своем могуществе:

Opposed, oppressed she bears God's urge to be born:

Встречая сопротивление, угнетаемая, она несет в себе стремленье Бога быть рожденным:

The spirit survives upon non-being's ground,

Дух выживает на почве небытия,

World-force outlasts world-disillusion's shock:

Мировая сила продолжает действовать дальше, не взирая на шок мирового разочарования:

Dumb, she is still the Word, inert the Power.

Немая, она, все же, Слово, инертная она Сила.

Here fallen, a slave of death and ignorance,

Здесь павшую, рабыню смерти и неведения,

To things deathless she is driven to aspire

Ее вынуждают стремиться к бессмертным вещам

And moved to know even the Unknowable.

И побуждают постигать даже Непостижимое.

Even nescient, null, her sleep creates a world.

Даже невежественный и бессмысленный, её сон творит мир.

When most unseen, most mightily she works; 180

Когда она более всего незрима, тогда наиболее могущественна её работа;

Housed in the atom, buried in the clod,

Живущая в атоме, и похороненная в земной плоти,

Her quick creative passion cannot cease.

Ее стремительная, твореческая страсть не может прекратиться.

Inconscience is her long gigantic pause,

Несознание это ее долгая гигантская пауза,

Her cosmic swoon is a stupendous phase:

Её космический обморок грандиозный этап:

Time-born, she hides her immortality;

Рожденная во времени, она скрывает своё бессмертие;

In death, her bed, she waits the hour to rise.

В смерти, на своем ложе, она ждет часа, чтобы вновь подняться.

Even with the Light denied that sent her forth

Даже отрицая Свет, пославший ее вперед,

And the hope dead she needed for her task,

С погибшей надеждой, она нуждается в своей задаче,

Even when her brightest stars are quenched in Night,

Даже когда ее самые яркие звезды гаснут в Ночи,

Nourished by hardship and calamity

Вскармливаемая лишениями и несчастиями

And with pain for her body's handmaid, masseuse, nurse,

И болью служанкой, нянькой, массажисткой её тела,

Her tortured invisible spirit continues still

Ее терзаемый, незримый дух продолжает всё же

To toil though in darkness, to create though with pangs;

Тяжко трудиться во тьме и творить, хотя и в муках;

She carries crucified God upon her breast.

Она несёт распятого Бога на своей груди.

In chill insentient depths where joy is none,

В холодных бесчувственных глубинах, не знающих радости,

Immured, oppressed by the resisting Void

Поглощенная, угнетаемая сопротивляющейся Пустотой,

Where nothing moves and nothing can become,

Где ничто не движется и ничто не может становится,

Still she remembers, still invokes the skill

Она всё же помнит и всё же взывает к мастерству,

The Wonder-worker gave her at her birth,

Дарованному ей Чудестным Создателем при её рождении,

Imparts to drowsy formlessness a shape,

Она воплощает в форму дремлющую бесформенность,

Reveals a world where nothing was before.

И проявляет мир там, где ничего прежде не было.

In realms confined to a prone circle of death,

В царствах, скованным давящим кругом смерти,

To a dark eternity of Ignorance,

И в темную вечность Неведения,

A quiver in an inert inconscient mass,

В трепет несознательной, инертной массы

Or imprisoned in immobilised whorls of Force,

Или, погребенная в неподвижные вихри Силы,

By Matter's blind compulsion deaf and mute

Слепым принуждением Материи, глухая и немая

She refuses motionless in the dust to sleep.

Она отказывается неподвижно спать во прахе.

Then, for her rebel waking's punishment

Затем как будто в наказание за свое бунтующее пробуждение,

Given only hard mechanic Circumstance

Снабженная лишь жестким механическим Обстоятельством

As the enginery of her magic craft,

Как инструментом своего магического ремесла

She fashions godlike marvels out of mud;

Она творит из грязи богоподобные чудеса;

In the plasm she sets her dumb immortal urge,

В плазму она вкладывает свой немой бессмертный импульс,

Helps the live tissue to think, the closed sense to feel,

Помогает живой ткани думать, а ограниченному ощущению чувствовать,

Flashes through the frail nerves poignant messages,

Посылает через хрупкие нервы жгучие послания,

In a heart of flesh miraculously loves,

Любит каким-то чудом в сердце плоти,

To brute bodies gives a soul, a will, a voice. 181

И грубым телам дарует душу, волю и голос.

Ever she summons as by a sorcerer's wand

Будто по мановению волшебной палочки, она вечно проявляет

Beings and shapes and scenes innumerable,

Бесчисленные формы, существа и сцены,

Torch-bearers of her pomps through Time and Space.

Факелоносцев ее пышных процессий во Времени и Пространстве.

This world is her long journey through the night,

Этот мир ее долгое путешествие сквозь ночь,

The suns and planets lamps to light her road,

Солнца и планеты светильники, освещающие ей дорогу

Our reason is the confidante of her thoughts,

Наш рассудок наперсник ее мыслей,

Our senses are her vibrant witnesses.

Наши чувства ее трепетные свидетели.

There drawing her signs from things half true, half false,

Рисуя здесь свои символы из полу-истинных, полу-ложных вещей

She labours to replace by realised dreams

Она трудится, чтоб заменить воплотившимися грезами

The memory of her lost eternity.

Память о своей утраченной вечности.

These are her deeds in this huge world-ignorance:

Таковы её деяния в этом огромном мире-неведения:

Till the veil is lifted, till the night is dead,

Пока не будет поднят занавес и не погибнет ночь,

In light or dark she keeps her tireless search;

И в свете, и во тьме она продолжает свой неустанный поиск;

Time is her road of endless pilgrimage.

Время её дорога бесконечного паломничества.

One mighty passion motives all her works.

Одна могучая страсть движет всеми её трудами.

Her eternal Lover is her action's cause;

Ее вечный Возлюбленный вот причина ее действия;

For him she leaped forth from the unseen Vasts

Ради него она вырвалась наружу из незримых Беспредельностей

To move here in a stark unconscious world.

Чтобы действовать здесь в абсолютно несознательном мире.

Its acts are her commerce with her hidden Guest,

Ее действия это ее общение с ее тайным Гостем,

His moods she takes for her heart's passionate moulds;

Его настроения она облекает в страстные формы своего сердца;

In beauty she treasures the sunlight of his smile.

В красоте она хранит солнечный свет его улыбки.

Ashamed of her rich cosmic poverty,

Стыдясь своей неисчерпаемой космической бедности,

She cajoles with her small gifts his mightiness,

Она своими маленькими подарками льстит его могуществу,

Holds with her scenes his look's fidelity

Удерживает благосклонность его взгляда своими сценами

And woos his large-eyed wandering thoughts to dwell

И умоляет его большеглазые странствующие мысли жить

In figures of her million-impulsed Force.

В фигурах ее миллионоимпульсной Силы.

Only to attract her veiled companion

Лишь чтобы привлекать своего скрытого спутника

And keep him close to her breast in her world-cloak

И удерживать его под мировым плащом у своей груди,

Lest from her arms he turn to his formless peace,

Чтобы он не ускользнул из ее рук в свой бесформенный покой, -

Is her heart's business and her clinging care.

Вот постоянное дело ее сердца и ее неустанная забота.

Yet when he is most near, she feels him far.

И все же, когда он ближе всего, она чувствует его далеким.

For contradiction is her nature's law.

Ибо противоречие это закон ее природы.

Although she is ever in him and he in her,

Хотя она вечно пребывает в нем, и он пребывает в ней,

As if unaware of the eternal tie,

Словно не ведая об этих вечных узах,

Her will is to shut God into her works

Её воля стремится заточить Бога в своих творениях

And keep him as her cherished prisoner 182

И удерживать его как дорогого ее сердцу пленника,

That never they may part again in Time.

Чтобы никогда снова они не могли разлучиться во Времени.

A sumptuous chamber of the spirit's sleep

Сначала она сотворила роскошную палату сна духа,

At first she made, a deep interior room,

Внутреннюю глубокую комнату,

Where he slumbers as if a forgotten guest.

Где он дремлет, как позабытый гость.

But now she turns to break the oblivious spell,

Но вот она поворачивается, чтобы разрушить чары забвения,

Awakes the sleeper on the sculptured couch;

И будит спящего на изваянном ложе;

She finds again the Presence in the form

Она снова обнаруживает Присутствие в форме

And in the light that wakes with him recovers

И в свете, который пробуждается вместе с ним, вновь обретает

A meaning in the hurry and trudge of Time,

Смысл в спешке и долгом трудном пути Времени,

And through this mind that once obscured the soul

И через этот ум, который однажды затмил собой душу,

Passes a glint of unseen deity.

Проноситься проблеск незримого божества.

Across a luminous dream of spirit-space

Через светлую грезу духовного пространства

She builds creation like a rainbow bridge

Она возводит творение словно радужный мост

Between the original Silence and the Void.

Меж изначальным Безмолвием и Пустотой.

A net is made of the mobile universe;

Сплетается сеть этой движущейся вселенной;

She weaves a snare for the conscious Infinite.

Она ткет западню для сознательного Бесконечного.

A knowledge is with her that conceals its steps

Знание есть в ней, скрывающее его шаги

And seems a mute omnipotent Ignorance.

И кажущееся безмолвным, всемогущим Неведением.

A might is with her that makes wonders true;

В ней есть могущество, что делает реальными чудеса;

The incredible is her stuff of common fact.

Невообразим ее материал обыденного факта.

Her purposes, her workings riddles prove;

Ее намерения, ее работы кажутся загадочными;

Examined, they grow other than they were,

Исследованные, они становятся не тем, чем были,

Explained, they seem yet more inexplicable.

Объяснённые, они, кажутся еще более необъяснимыми.

Even in our world a mystery has reigned

Даже в нашем мире царит мистерия,

Earth's cunning screen of trivial plainness hides;

Скрываемая хитроумной земной завесой тривиальных очевидностей;

Her larger levels are of sorceries made.

Ее более великие уровни сотворены из волшебства.

There the enigma shows its splendid prism,

Там эта загадка обнаруживает свою сверкающую призму,

There is no deep disguise of commonness;

Там отсутствует эта сложная маскировка обыденностью;

Occult, profound comes all experience,

Оккультным, глубоким становится всякое переживание,

Marvel is ever new, miracle divine.

Чудо вечно новое, чудесное божественное.

There is a screened burden, a mysterious touch,

Существует мистическое прикосновение, скрытая суть,

There is a secrecy of hidden sense.

Существует тайна скрытого смысла.

Although no earthen mask weighs on her face,

Хотя ни одна земная маска не обременяет её лицо,

Into herself she flees from her own sight.

В самой себе она прячется от своего собственного взгляда.

All forms are tokens of some veiled idea

Все формы это символы какой-то завуалированной идеи,

Whose covert purpose lurks from mind's pursuit, 183

Чья скрытая цель таиться от преследования ума,

Yet is a womb of sovereign consequence.

И все же есть лоно, где зреет какой-то высочайший результат.

There every thought and feeling is an act,

Там каждая мысль и чувство это действие,

And every act a symbol and a sign,

А каждое действие это знак и символ

And every symbol hides a living power.

И каждый символ скрывает живую силу.

A universe she builds from truths and myths,

Она строит вселенную из истин и мифов,

But what she needed most she cannot build;

Но не способна построить то, в чем больше всего она нуждается;

All shown is a figure or copy of the Truth,

Все явленное есть образ или копия Истины,

But the Real veils from her its mystic face.

Но Реальность скрывает от нее свой мистический лик.

All else she finds, there lacks eternity;

Все она находит, кроме вечности;

All is sought out, but missed the Infinite.

Все обнаруживает, но упускает Бесконечное.

A consciousness lit by a Truth above

Сознание, озаренное Истиной свыше

Was felt; it saw the light but not the Truth:

Ощущалось; оно видело свет, но не Истину:

It caught the Idea and built from it a world;

Оно ловило Идею и строило из нее мир;

It made an Image there and called it God.

Оно творило там Образ и величало его Богом.

Yet something true and inward harboured there.

И все же, что-то истинное и внутреннее таилось там.

The beings of that world of greater life,

Существа этого мира более великой жизни,

Tenants of a larger air and freer space,

Обитатели более просторной атмосферы и более свободного пространства,

Live not by the body or in outward things:

Жили не посредством тела или внешних вещей:

A deeper living was their seat of self.

Более глубокая жизнь была местом их индивидуальности.

In that intense domain of intimacy

В этих глубоких владениях сокровенного

Objects dwell as companions of the soul;

Вещи жили как товарищи души;

The body's actions are a minor script,

Действия тела были лишь второстепенной передачей,

The surface rendering of a life within.

И поверхностным отраженьем внутренней жизни.

All forces are Life's retinue in that world

Все силы являются свитой Жизни в этом мире,

And thought and body as her handmaids move.

А мысль и тело движутся как её служанки.

The universal widenesses give her room:

Вселенская беспредельность освободила ей место:

All feel the cosmic movement in their acts

Все ощущают космическое движение в своих действиях

And are the instruments of her cosmic might.

И являются инструментами её космического могущества.

Or their own self they make their universe.

Или они делают своей вселенной свое собственное я.

In all who have risen to a greater Life,

Во всех тех, кто поднялся к более великой Жизни,

A voice of unborn things whispers to the ear,

Голос нерожденных вещей шепчет им на ухо,

To their eyes visited by some high sunlight

Их глазам является какой-то высокий солнечный свет,

Aspiration shows the image of a crown:

Стремление рисует перед ними образ венценосной вершины:

To work out a seed that she has thrown within,

Чтобы прорастить зерно, которое она бросила внутрь,

To achieve her power in them her creatures live. 184

Чтобы обрести ее могущество в себе, живут ее создания.

Each is a greatness growing towards the heights

Каждый есть величие, растущее в направлении вершин

Or from his inner centre oceans out;

Или из своего внутреннего центра изливается океаном;

In circling ripples of concentric power

Круговыми волнами концентрической силы

They swallow, glutted, their environment.

Они поглощают, насыщаясь, свое окружение.

Even of that largeness many a cabin make;

Но даже из этой широты многие создают себе убогое жилище;

In narrower breadths and briefer vistas pent

Пленники более узких пределов и более коротких перспектив,

They live content with some small greatness won.

Они живут, довольствуясь каким-то небольшим завоеванным величием.

To rule the little empire of themselves,

Править своею собственной маленькой империей,

To be a figure in their private world

Быть фигурой в своем личном мире

And make the milieu's joys and griefs their own

И присваивать себе радости и горести своего окружения,

And satisfy their life-motives and life-wants

И удовлетворять свои жизненные побуждения и нужды -

Is charge enough and office for this strength,

Вот достаточное занятие и функция для этой силы,

A steward of the Person and his fate.

Служанка Личности и ее судьбы.

This was transition-line and starting-point,

Это была переходная линия и стартовая точка,

A first immigration into heavenliness,

Первая иммиграция в небесные владения,

For all who cross into that brilliant sphere:

Для всех тех, кто входит в эту блистательную сферу:

These are the kinsmen of our earthly race;

Это родственники нашей земной расы;

This region borders on our mortal state.

Этот регион граничит с нашим смертным планом.

This wider world our greater movements gives,

Этот более широкий мир рождает наши более великие движения,

Its strong formations build our growing selves;

Его сильные формации строят наши развивающиеся я;

Its creatures are our brighter replicas,

Его существа наши более яркие копии

Complete the types we only initiate

Завершают те типы, которые мы лишь начинаем,

And are securely what we strive to be.

И они уже являются надежно тем, чем мы стремимся стать.

As if thought-out eternal characters,

Словно тщательно продуманные вечные характеры,

Entire, not pulled as we by contrary tides,

Целостные, нераздираемые, подобно нам, противоположными течениями,

They follow the unseen leader in the heart,

Они следуют незримому руководству в сердце,

Their lives obey the inner nature's law.

И их жизни подчиняются закону внутренней природы.

There is kept grandeur's store, the hero's mould;

Там сокровищница величия, шаблон героя;

The soul is the watchful builder of its fate;

Там душа - внимательный творец своей судьбы;

None is a spirit indifferent and inert;

И никто не несёт в себе дух равнодушный и инертный;

They choose their side, they see the god they adore.

Они выбрали свою сторону, они видят бога, которому поклоняются.

A battle is joined between the true and false,

Присоединяясь к битве между истиной и ложью,

A pilgrimage sets out to the divine Light.

Там паломничество направляется к божественному Свету.

For even Ignorance there aspires to know

Ибо даже Неведение там стремится знать

And shines with the lustre of a distant star;

И сияет блеском отдаленной звезды;

There is a knowledge in the heart of sleep 185

Есть знание в сердце сна

And Nature comes to them as a conscious force.

И Природа приходит к ним как сознательная сила.

An ideal is their leader and their king:

Идеал это их царь и их вождь:

Aspiring to the monarchy of the sun

Устремляясь к абсолютной монархии солнца,

They call in Truth for their high government,

Они призывают Истину как свое высокое правительство,

Hold her incarnate in their daily acts

Чтобы воплотить ее в своих ежедневных делах

And fill their thoughts with her inspired voice

И наполнить свои мысли ее вдохновенным голосом,

And shape their lives into her breathing form,

И лепить свои жизни по ее живому образу,

Till in her sun-gold godhead they too share.

До тех пор, пока они не смогут разделить ее золотую, солнечную божественность.

Or to the truth of Darkness they subscribe;

Или же они соглашаются на истину Тьмы;

Whether for Heaven or Hell they must wage war:

Либо за Небеса, или Ад они должны сражаться:

Warriors of Good, they serve a shining cause

Они служат светлому делу как воины Добра,

Or are Evil's soldiers in the pay of Sin.

Или становятся наёмниками Зла на жаловании у Греха.

For evil and good an equal tenure keep

Ибо и зло, и добро имеют равные владения,

Wherever Knowledge is Ignorance's twin.

Знание всегда сопровождает его близнец Неведение.

All powers of Life towards their godhead tend

Все силы Жизни стремятся к своей божественности

In the wideness and the daring of that air,

В широте и дерзновенности этой атмосферы,

Each builds its temple and expands its cult,

Каждый возводит собственный храм и распространяет свой собственный культ,

And Sin too there is a divinity.

И Грех там - тоже божество.

Affirming the beauty and splendour of her law

Утверждая красоту и великолепие своего закона,

She claims life as her natural domain,

Он^[2]* претендует на жизнь, как на свое естественное владение,

Assumes the world's throne or dons the papal robe:

Присваивает себе трон мира или облачается в папскую мантию:

Her worshippers proclaim her sacred right.

Его служители провозглашают его священное право.

A red-tiaraed Falsehood they revere,

Они чтут, увенчанную красною тиарой, Ложь,

Worship the shadow of a crooked God,

Поклоняясь тени горбатого Бога,

Admit the black Idea that twists the brain

И соглашаются с черной Идеей, что искажает мозг,

Or lie with the harlot Power that slays the soul.

Или валяются с распутной, убивающей душу, Силой.

A mastering virtue statuesques the pose,

Властная добродетель встает в величественную позу,

Or a Titan passion goads to a proud unrest:

Или Титаническая страсть вызывает гордое возбуждение:

At Wisdom's altar they are kings and priests

Они либо жрецы и короли у алтаря Мудрости

Or their life a sacrifice to an idol of Power.

Или их жизнь приносится в жертву идолу Могущества.

Or Beauty shines on them like a wandering star;

Или им светит Красота, словно блуждающая звезда,

Too far to reach, passionate they follow her light;

Но слишком она недостижима и страстно они бегут за ее светом;

In Art and life they catch the All-Beautiful's ray

В Искусстве и в жизни они стремяться поймать луч Всепрекрасного

And make the world their radiant treasure house:

И делают мир своей сияющей сокровищницей:

Even common figures are with marvel robed;

Даже обычные фигуры облачаются в чудо;

A charm and greatness locked in every hour 186

Очарование и величие, запертые в каждом часе,

Awakes the joy which sleeps in all things made.

Пробуждают радость, которая дремлет во всех сотворенных вещах.

A mighty victory or a mighty fall,

Могучая победа или могучее падение,

A throne in heaven or a pit in hell,

Трон в небесах или бездна в аду,

The dual Energy they have justified

Они находят оправдание двойственной Энергии

And marked their souls with her tremendous seal:

И несут на свои душах ее ужасную печать:

Whatever Fate may do to them they have earned;

Что бы Судьба ни сотворила с ними, они заслуживают это;

Something they have done, something they have been, they live.

Они живут лишь тем, что они делают, и чем они являются.

There Matter is soul's result and not its cause.

Там Материя есть результат души, а не ее причина.

In a contrary balance to earth's truth of things

В отличии от баланса земной истины вещей

The gross weighs less, the subtle counts for more;

Грубое там значит меньше, а тонкое больше;

On inner values hangs the outer plan.

На внутренних ценностях держится внешний план.

As quivers with the thought the expressive word,

Как вибрирует мыслью выразительное слово,

As yearns the act with the passion of the soul

Как действие устремляется со страстью души,

This world's apparent sensible design

Так внешний, видимый аспект этого мира

Looks vibrant back to some interior might.

Вибрирует позади какой-то внутренней мощью.

A Mind not limited by external sense

Ум, не ограниченный внешним чувством,

Gave figures to the spirit's imponderables,

Придавал формы невообразимым вещам духа,

The world's impacts without channels registered

Импульсы мира, не имеющие каналов, регистрировали

And turned into the body's concrete thrill

И превращали в конкретный трепет тела

The vivid workings of a bodiless Force;

Живые работы бестелесной Силы;

Powers here subliminal that act unseen

Могущества, здесь подсознательные, что действую незримо,

Or in ambush crouch waiting behind the wall

Или, в засаде притаившись, ожидают позади стены,

Came out in front uncovering their face.

Вышли на передний план, раскрывая свой лик.

The occult grew there overt, the obvious kept

Оккультное становится там явным, а очевидное содержит

A covert turn and shouldered the unknown;

Скрытый поворот и на своих плечах несет неведомое;

The unseen was felt and jostled visible shapes.

Невидимое ощущалось и двигало видимыми формами.

In the communion of two meeting minds

В общении двух встретившихся умов

Thought looked at thought and had no need of speech;

Мысль смотрела на мысль и не нуждалась в речи;

Emotion clasped emotion in two hearts,

Эмоция сжимала в объятиях эмоцию в двух сердцах,

They felt each other's thrill in the flesh and nerves

Они ощущали вибрации друг друга в плоти и в нервах

Or melted each in each and grew immense

Или, слившись друг с другом, становились необъятными,

As when two houses burn and fire joins fire:

Словно два горящих дома, соединивших свое пламя:

Hate grappled hate and love broke in on love,

Ненависть крепко сцепилась с ненавистью, любовь вторгалась в любовь,

Will wrestled with will on mind's invisible ground;

И воля боролась с волей на невидимой почве ума;

Others' sensations passing through like waves

Ощущения других проходили насквозь словно волны,

Left quivering the subtle body's frame, 187

Оставляя трепещущей форму тонкого тела,

Their anger rushed galloping in brute attack,

Их гнев галопом бросался в жестокую атаку,

A charge of trampling hooves on shaken soil;

С тяжестью грохочущих копыт по сотрясаемой земле;

One felt another's grief invade the breast,

И каждый чувствовал печаль другого в своей груди,

Another's joy exulting ran through the blood:

И как радость другого, ликуя, струиться через кровь:

Hearts could draw close through distance, voices near

Сердца могли стать близкими на расстоянит и голоса слышны,

That spoke upon the shore of alien seas.

Которые говорили на берегах чужих морей.

There beat a throb of living interchange:

Там бьётся пульс живого взаимообмена:

Being felt being even when afar

Существа чувствовали друг друга даже издали

And consciousness replied to consciousness.

И сознание отвечало сознанию.

And yet the ultimate oneness was not there.

И все же, там не было окончательного единства.

There was a separateness of soul from soul:

Там присутствовала отделенность душ:

An inner wall of silence could be built,

Можно было выстроить внутреннюю стену молчания,

An armour of conscious might protect and shield;

Броня сознания могла заслонить и защитить;

The being could be closed in and solitary;

Существо могло закрыться внутри и уединиться;

One could remain apart in self, alone.

Можно было оставаться в стороне, в себе, в уединении.

Identity was not yet nor union's peace.

Там еще не было тождественности и покоя единства

All was imperfect still, half-known, half-done:

Все было еще несовершенным, наполовину известным, наполовину сделанным:

The miracle of Inconscience overpassed,

Чудо Несознания было превзойдено,

The miracle of the Superconscient still,

Чудо Сверхсознания еще

Unknown, self-wrapped, unfelt, unknowable,

Неведомое, и погруженное в себя, неощутимое, непостижимое,

Looked down on them, origin of all they were.

Взирало на них сверху, являясь источником всего того, чем они были.

As forms they came of the formless Infinite,

Как формы они возникли из бесформенной Бесконечности,

As names lived of a nameless Eternity.

И жили как имена безымянной Вечности.

The beginning and the end were there occult;

Начало и конец были там оккультными;

A middle term worked unexplained, abrupt:

А середина работала, необъяснимо, неожиданно:

They were words that spoke to a vast wordless Truth,

Они были словами, которые выражали широкую, безмолвную Истину,

They were figures crowding an unfinished sum.

Они были фигурами, заполняющими незавершенную сумму.

None truly knew himself or knew the world

Никто доподлинно не знал себя и мир

Or the Reality living there enshrined:

Или Реальность, живущую там в тайне:

Only they knew what Mind could take and build

Они лишь знали то, что мог извлечь и сотворить Ум

Out of the secret Supermind's huge store.

Из коллосальных хранилищ тайного Сверхразума.

A darkness under them, a bright Void above,

Под ними была тьма, над ними сияющая Пустота,

Uncertain they lived in a great climbing Space;

Колеблющиеся, они жили в великом, ввысь убегающем Пространстве;

By mysteries they explained a Mystery,

Мистериями объясняли Мистерию,

A riddling answer met the riddle of things.

Загадочным ответом встречали загадку вещей.

As he moved in this ether of ambiguous life, 188

По мере того, как он продвигался в этом эфире неопределенной жизни,

Himself was soon a riddle to himself;

Он сам скоро стал для себя загадкой;

As symbols he saw all and sought their sense.

Как символы он видел все и пытался обнаружить их смысл.

Across the leaping springs of death and birth

Через бурлящие источники рождения и смерти

And over shifting borders of soul-change,

Над движущимися границами изменения души

A hunter on the spirit's creative track,

Охотником на созидательном пути духа,

He followed in life's fine and mighty trails

Он шел прекрасным, могучими следами жизни,

Pursuing her sealed formidable delight

Преследуя ее ужасный, запечатанный восторг

In a perilous adventure without close.

В какой-то опасной авантюре без конца.

At first no aim appeared in those large steps:

Сначала не видно было цели в широких техшагах:

Only the wide source he saw of all things here

Он только видел здесь обширный источник всех вещей,

Looking towards a wider source beyond.

Взирающий на более великий источник в запредельном.

For as she drew away from earthly lines,

Ибо по мере того, как она удалялась от земных пределов,

A tenser drag was felt from the Unknown,

Более сильное притяжение ощущалось от Неведомого,

A higher context of delivering thought

Более высокое окружение освобождающей мысли

Drove her towards marvel and discovery;

Влекло ее к чуду и открытию;

There came a high release from pettier cares,

Туда пришло высокое освобождение от мелочных забот,

A mightier image of desire and hope,

И более могучий образ надежды и желания,

A vaster formula, a greater scene.

И более великая сцена, более великий закон

Ever she circled towards some far-off Light:

Вечно она шла кругами к какому-то отдаленному Свету:

Her signs still covered more than they revealed;

Ее символы скорее вуалировали, чем раскрывали;

But tied to some immediate sight and will

Но, привязанные к какому-то непосредственному виду и сиюминутной воле,

They lost their purport in the joy of use,

Они теряли всякий смысл в радости использования,

Till stripped of their infinite meaning they became

Пока, лишенные своего бесконечного значения, они не становились

A cipher gleaming with unreal sense.

Тайнописью, мерцающей каким-то нереальным смыслом.

Armed with a magical and haunted bow

Вооруженная магическим, часто используемым луком,

She aimed at a target kept invisible

Она метила в невидимую цель

And ever deemed remote though always near.

Которая казалась вечно далекой, хотя всегда была рядом.

As one who spells illumined characters,

Как тот, кто по слогам читает сияющие буквы,

The key-book of a crabbed magician text,

В каком-то указателе к запутанному магическому тексту,

He scanned her subtle tangled weird designs

Он вглядывался в ее тончайшие, запутанные, причудливые схемы

And the screened difficult theorem of her clues,

И скрытую трудную теорему ее ключей,

Traced in the monstrous sands of desert Time

Прослеживал в чудовищных песках пустыни Времени

The thread beginnings of her titan works,

Начальные нити ее титанических трудов,

Watched her charade of action for some hint,

И наблюдал шараду ее действий, ища какой-нибудь намек,

Read the N-gestures of her silhouettes, 189

И расшифровывал отрицающие жесты ее силуэтов,

And strove to capture in their burdened drift

Стремясь ухватить в их потоке, исполненном смысла,

The dance-fantasia of her sequences

Танцующую фантазию ее следствий,

Escaping into rhythmic mystery,

Ускользающей в ритмичной мистерии,

A glimmer of fugitive feet on fleeing soil.

Мелькание убегающих ног на исчезающей почве.

In the labyrinth pattern of her thoughts and hopes

В лабиринтах ее мыслей и надежд,

And the byways of her intimate desires,

На окольных тропах ее сокровенных желаний,

In the complex corners crowded with her dreams

В сложных потаённых закоулках, наполненых ее грёзами,

And rounds crossed by an intrigue of irrelevant rounds,

В запутанном переплетении загадочных кругов,

A wanderer straying amid fugitive scenes,

Бродягой, блуждающим средь мимолетных сцен,

He lost its signs and chased each failing guess.

Он терял ее знаки и устремлялся за каждой обманчивой догадкой.

Ever he met key-words, ignorant of their key.

Вечно ему встречались ключевые слова, не знающие своего ключа.

A sun that dazzled its own eye of sight,

Солнце, ослепляющее глаз своего собственного виденья,

A luminous enigma's brilliant hood

Сверкающий капюшон сияющей загадки,

Lit the dense purple barrier of thought's sky:

Освещал пурпурный, плотный барьер неба мысли:

A dim large trance showed to the night her stars.

Туманный широкий транс показал ночи ее звезды.

As if sitting near an open window's gap,

Словно сидя у открытого проема окна,

He read by lightning-flash on crowding flash

Он читал при вспышках молнии в переполненном миге

Chapters of her metaphysical romance

Главы ее метафизического романа

Of the soul's search for lost Reality

О поиске души своей утраченной Реальности

And her fictions drawn from spirit's authentic fact,

И ее вымыслы, основанные на достоверном факте духа,

Her caprices and conceits and meanings locked,

Ее капризы, ее причудливые образы и скрытые значения,

Her rash unseizable freaks and mysteried turns.

Ее стремительные неуловимые причуды и мистические превращения.

The magnificent wrappings of her secrecy

Эти великолепные покровы ее тайны,

That fold her desirable body out of sight,

Скрывающие от взгляда ее желанное тело,

The strange significant forms woven on her robe,

Странные, полные смысла узоры, вытканные на её одеждах,

Her meaningful outlines of the souls of things

Ее глубокомысленные наброски души вещей

He saw, her false transparencies of thought-hue,

Он видел, ложную прозрачность оттенков ее мысли,

Her rich brocades with imaged fancies sewn

Ее роскошную парчу, расшитую грезами-фантазиями

And mutable masks and broideries of disguise.

И переменчивые маски и узорчатую вышивку ее маскировки.

A thousand baffling faces of the Truth

И тысячи озадачивающих ликов Истины

Looked at him from her forms with unknown eyes

Смотрели на него незнакомыми глазами из ее форм

And wordless mouths unrecognisable,

И бессловесные, неузнаваемые уста

Spoke from the figures of her masquerade,

Вещали ликами ее маскарада,

Or peered from the recondite magnificence

Иль взирали из этого запутанного великолепия

And subtle splendour of her draperies.

И тонкой красоты ее одежд.

In sudden scintillations of the Unknown, 190

Во внезапных вспышках Неведомого,

Inexpressive sounds became veridical,

Невыразимые звуки становились реальными,

Ideas that seemed unmeaning flashed out truth;

Идеи, казавшиеся бессмысленными, сверкали истиной;

Voices that came from unseen waiting worlds

Голоса, доносящиеся из незримых, ожидающих миров,

Uttered the syllables of the Unmanifest

Произносили звуки Непроявленного,

To clothe the body of the mystic Word,

Чтобы воплотить в теле мистическое Слово

And wizard diagrams of the occult Law

И волшебные диаграммы оккультного Закона

Sealed some precise unreadable harmony,

Скрепленные какой-то точной, непостижимой гармонией,

Or used hue and figure to reconstitute

Или использовали цвет и форму, чтобы воссоздать

The herald blazon of Time's secret things.

Геральдический герб тайных вещей Времени.

In her green wildernesses and lurking depths,

В ее зеленых диких пущах и затаившихся глубинах

In her thickets of joy where danger clasps delight,

В ее чащобах радости, где опасность сжимает в объятиях восторг,

He glimpsed the hidden wings of her songster hopes,

Он мельком увидел скрытые крылья певцов ее надежд,

A glimmer of blue and gold and scarlet fire.

Блеск голубого, золотого и алого пламени.

In her covert lanes, bordering her chance field-paths

На ее потаенных тропинках, окаймляющих ее случайные поля-дороги,

And by her singing rivulets and calm lakes

И у ее поющих ручьев и спокойных озер

He found the glow of her golden fruits of bliss

Он обнаружил пламя золотых плодов ее блаженства

And the beauty of her flowers of dream and muse.

И красоту цветов ее грез и созерцаний.

As if a miracle of heart's change by joy

Словно чудо преображения сердца радостью,

He watched in the alchemist radiance of her suns

Он наблюдал в алхимическом сиянии ее солнц,

The crimson outburst of one secular flower

Темно-алую вспышку одного вечного цветка

On the tree-of-sacrifice of spiritual love.

На древе жертвоприношения духовной любви.

In the sleepy splendour of her noons he saw,

В сонном великолепии ее полдней он видел

A perpetual repetition through the hours,

Бесконечное повторение, продолжающееся сквозь часы,

Thought's dance of dragonflies on mystery's stream

Стрекозий танец мысли над потоком тайны,

That skim but never test its murmurs' race,

Скользящий по повехности, но никогда не проникающий в стремительный бег его бормотаний,

And heard the laughter of her rose desires

И слышал смех ее розовых желаний,

Running as if to escape from longed-for hands,

Что бежали, словно спасаясь от страстно жаждущих рук,

Jingling sweet anklet-bells of fantasy.

Сладостно звеня ножными браслетами фантазий.

Amidst live symbols of her occult power

Среди живых символов ее оккультной силы,

He moved and felt them as close real forms:

Он двигался и ощущал их как близкие, реальные формы:

In that life more concrete than the lives of men

В той жизни более конкретной, чем жизнь людей,

Throbbed heart-beats of the hidden reality:

Трепетали сердебиения скрытой реальности:

Embodied was there what we but think and feel,

Там было воплощено всё то, о чем мы только думаем и что чувствуем,

Self-framed what here takes outward borrowed shapes.

И самооформлено всё то, что принимает здесь лишь внешние заимствованные формы.

A comrade of Silence on her austere heights

Товарищ Безмолвия на ее суровых высотах,

Accepted by her mighty loneliness, 191

Принятый ее могучим уединением,

He stood with her on meditating peaks

Он стоял с ней на созерцающих вершинах,

Where life and being are a sacrament

Где жизнь и бытие были священным таинством,

Offered to the Reality beyond,

Предложенным запредельной Реальности,

And saw her loose into infinity

И видел, как она выпускает в бесконечность

Her hooded eagles of significance,

Своих тайных орлов смысла,

Messengers of Thought to the Unknowable.

Посланников Мысли к Непознаваемому.

Identified in soul-vision and soul-sense,

Отождествившись с нею в видении и ощущении души,

Entering into her depths as into a house,

Войдя как в дом в ее глубины,

All he became that she was or longed to be,

Он стал всем тем, чем она была или страстно стремилась быть,

He thought with her thoughts and journeyed with her steps,

Он думал ее мыслями и шел ее шагами,

Lived with her breath and scanned all with her eyes

Жил ее дыханием и все исследовал ее глазами,

That so he might learn the secret of her soul.

Чтобы познать тайну ее души.

A witness overmastered by his scene,

Свидетель, захваченный своею сценой,

He admired her splendid front of pomp and play

Он восхищался великолепной пышностью ее фасада и игрой

And the marvels of her rich and delicate craft,

И чудесами ее изысканного и тонкого искусства

And thrilled to the insistence of her cry;

И трепетал от напора ее крика;

Impassioned he bore the sorceries of her might,

Охваченный страстью, он нес чары ее могущества,

Felt laid on him her abrupt mysterious will,

И чувствовал наложенную на него ее непредсказуемую мистическую волю,

Her hands that knead fate in their violent grasp,

Ее руки, что формируют судьбу в своей неистовой хватке,

Her touch that moves, her powers that seize and drive.

Ее побуждающее прикосновенье и ее силы, что овладевают и направляют.

But this too he saw, her soul that wept within,

Но видел он и ее душу, плачущую внутри,

Her seekings vain that clutch at fleeing truth,

И ее тщетные поиски, цепляющиеся за убегающую истину,

Her hopes whose sombre gaze mates with despair,

Ее надежды, чей мрачный взор повенчан был с отчаянием,

The passion that possessed her longing limbs,

И страсть, что овладела ее томящимися членами,

The trouble and rapture of her yearning breasts,

Волнение и восторг ее тоскующих грудей,

Her mind that toils unsatisfied with its fruits,

И её ум, что тяжко трудится, не удовлетворенный своими плодами

Her heart that captures not the one Beloved.

И ее сердце, что неспобно пленить единственного Возлюбленного.

Always he met a veiled and seeking Force,

Все время он встречал завуалированную, ищущую Силу,

An exiled goddess building mimic heavens,

Изгнанную богиню, что строит подражательные небеса,

A Sphinx whose eyes look up to a hidden Sun.

И Сфинкса, чьи глаза взирают на скрытое Солнце.

Ever he felt near a spirit in her forms:

Вечно он чувствовал рядом дух в ее формах:

Its^[3]* passive presence was her nature's strength;

Его пассивное присутствие было силой ее природы;

This sole is real in apparent things,

Это единственно реальное в видимых вещах,

Even upon earth the spirit is life's key,

Даже на земле дух это ключ жизни,

But her solid outsides nowhere bear its trace. 192

Но на ее устойчивых внешних видимостях нигде не видно его следа.

Its stamp on her acts is undiscoverable.

Незаметна его печать на ее действиях.

A pathos of lost heights is its appeal.

Пафос утраченных высот вот его призыв.

Only sometimes is caught a shadowy line

Лишь иногда ухватывается призрачная линия,

That seems a hint of veiled reality.

Что кажется намеком на завуалированную реальность.

Life stared at him with vague confused outlines

Жизнь представала перед ним неясными, запутанными очертаниями,

Offering a picture the eyes could not keep,

Предлагая картину, которую не могут удержать глаза,

A story that was yet not written there.

Историю, которая еще не была написана.

As in a fragmentary half-lost design

Как во фрагментарном полустершемся узоре

Life's meanings fled from the pursuing eye.

Смыслы жизни ускользали от его преследующих глаз.

Life's visage hides life's real self from sight;

Внешний облик жизни скрывает от глаз истинную суть жизни;

Life's secret sense is written within, above.

Тайный смысл жизни, записаный внутри, таиться выше.

The thought that gives it sense lives far beyond;

Мысль, что придает ей смысл, живет далеко в запредельном;

It is not seen in its half-finished design.

Но её не видно в этом полузавершенном плане.

In vain we hope to read the baffling signs

Тщетно мы надеемся прочитать загадочные знаки

Or find the word of the half-played charade.

Или найти слово в наполовину сыгранной шараде.

Only in that greater life a cryptic thought

Только в этой более великой жизни обнаруживается

Is found, is hinted some interpreting word

Скрытая мысль, на которую намекает какое-то интерпретирующее слово,

That makes the earth-myth a tale intelligible.

Делающее земной миф вразумительным повествованием.

Something was seen at last that looked like truth.

Что-то было замечено, в конце концов, похожее на истину.

In a half-lit air of hazardous mystery

В полуосвещенном воздухе опасной мистерии

The eye that looks at the dark half of truth

Глаз, что смотрит на темную половину истины,

Made out an image mid a vivid blur

Различил образ посреди ярких размытых очертаний,

And peering through a mist of subtle tints

И, всматриваясь сквозь туман тончайших оттенков,

He saw a half-blind chained divinity

Он увидел полуслепое, скованное цепями божество,

Bewildered by the world in which he moved,

Озадаченное тем миром, в котором оно двигалось,

Yet conscious of some light prompting his soul.

Но все же осознающее какой-то свет, направляющий его душу.

Attracted to strange far-off shimmerings,

Привлеченный странными, отдаленными мерцаниями,

Led by the fluting of a distant Player

Ведомый флейтою далекого Игрока,

He sought his way amid life's laughter and call

Он^[4]* искал свой путь среди смеха и зова жизни

And the index chaos of her myriad steps

И указующего хаоса мириадов ее шагов

Towards some total deep infinitude.

К какой-то тотальной глубокой бесконечности.

Around crowded the forest of her signs:

Вокруг громоздился лес ее символов:

At hazard he read by arrow-leaps of Thought

Наугад он читал прыжками-стрелами Мысли,

That hit the mark by guess or luminous chance,

Что попадают в цель благодаря догадке или сияющей случайности,

Her changing coloured road-lights of idea

Ее меняющиеся цветные дорожные огни идеи

And her signals of uncertain swift event, 193

Ее сигналы неясных стремительных событий,

The hieroglyphs of her symbol pageantries

Иероглифы ее торжественных символических процессий

And her landmarks in the tangled paths of Time.

И межевые знаки на запутанных дорогах Времени.

In her mazes of approach and of retreat

В лабиринтах ее подходов и отступлений

To every side she draws him and repels,

Во все стороны она тащит его и отбрасывает,

But drawn too near escapes from his embrace;

Но приближаясь слишком близко, убегает от его объятий;

All ways she leads him but no way is sure.

Всеми путям она ведет его, но среди них нет ни одного несомненного.

Allured by the many-toned marvel of her chant,

Очарованный многоголосым чудом ее пения,

Attracted by the witchcraft of her moods

Привлекаемый колдовством ее настроений

And moved by her casual touch to joy and grief,

И увлекаемый ее случайными прикосновениями радости и горя,

He loses himself in her but wins her not.

Он теряет себя в ней, но не завоевывает ее.

A fugitive paradise smiles at him from her eyes:

Ускользающий рай улыбается ему в ее глазах:

He dreams of her beauty made for ever his,

Он грезит о ее красоте, желая обладать ею навеки,

He dreams of his mastery her limbs shall bear,

Он мечтает обрести власть над ее членами,

He dreams of the magic of her breasts of bliss.

Он грезит о волшебстве ее грудей блаженства.

In her illumined script, her fanciful

В ее сияющем манускрипте, ее причудливой

Translation of God's pure original text,

Передаче чистого изначального текста Бога,

He thinks to read the Scripture Wonderful,

Он хочет прочитать Чудесное Писание,

Hieratic key to unknown beatitudes.

Иератический^[5]* ключ к неведомым блаженствам.

But the Word of Life is hidden in its script,

Но Слово Жизни скрыто в ее шрифте,

The chant of Life has lost its divine note.

Песнь Жизни утратила свою божественную ноту.

Unseen, a captive in a house of sound,

Незримый, пленник в доме звука,

The spirit lost in the splendour of a dream

Дух, потерявшийся в великолепии сна,

Listens to a thousand-voiced illusion's ode.

Слушает тысячеголосую оду иллюзии.

A delicate weft of sorcery steals the heart

Тонкое сплетение колдовства захватывает сердце

Or a fiery magic tints her tones and hues,

Или феерическая магия расцвечивает ее тона и оттенки,

Yet they but wake a thrill of transient grace;

И все же, они лишь пробуждают трепет мимолетной милости;

A vagrant march struck by the wanderer Time,

Походный марш, что отбивает странник Время,

They call to a brief unsatisfied delight

Они призывают к краткому, неудовлетворяющему восторгу

Or wallow in ravishments of mind and sense,

Или барахтаются в упоении ума и чувства,

But miss the luminous answer of the soul.

Но упускают сияющий ответ души.

A blind heart-throb that reaches joy through tears,

Слепой трепет сердца, что достигает радости сквозь слезы,

A yearning towards peaks for ever unreached,

Страсное стремление к вечно недостижимым вершинам,

An ecstasy of unfulfilled desire

Экстаз невоплощенного желания

Track the last heavenward climbings of her voice.

Сопровождают последние, взмывающие в небеса взлеты ее голоса.

Transmuted are past suffering's memories

Преображается память о прошлых страданиях

Into an old sadness's sweet escaping trail: 194

В сладостный исчезающий след старой печали:

Turned are her tears to gems of diamond pain,

Превращая её слезы в жемчужины алмазной боли,

Her sorrow into a magic crown of song.

А ее скорбь - в магическое завершение песни.

Brief are her snatches of felicity

Недолговечны ее мгновения блаженства,

That touch the surface, then escape or die:

Что лишь касаются поверхности, а после убегают или умирают:

A lost remembrance echoes in her depths,

Утраченное воспоминание эхом отзывается в ее глубинах,

A deathless longing is hers, a veiled self's call;

Бессмертная страсть в ней, скрытый призыв духа;

A prisoner in the mortal's limiting world,

Пленник в ограниченном мире смертных,

A spirit wounded by life sobs in her breast;

Раненый жизнью дух рыдает в ее груди;

A cherished suffering is her deepest cry.

В заботливо лелеемом страдании ее глубочайшая мольба.

A wanderer on forlorn despairing routes,

Странник безысходных, безнадежных маршрутов,

Along the roads of sound a frustrate voice

Следуя шумными дорогами, разочарованный покинутый голос,

Forsaken cries to a forgotten bliss.

Взывает к позабытому блаженству.

Astray in the echo caverns of Desire,

Блуждая в оглашаемых эхом пещерах Желания,

It guards the phantoms of a soul's dead hopes

Он охраняет призраки мертвых надежд души

And keeps alive the voice of perished things

И сохраняет живым голос погибших вещей

Or lingers upon sweet and errant notes

Или задерживается на сладостных и беспорядочных нотах,

Hunting for pleasure in the heart of pain.

Охотясь за удовольствием в сердце боли.

A fateful hand has touched the cosmic chords

Роковая рука касается космических струн

And the intrusion of a troubled strain

И вторжение беспокойного усилия

Covers the inner music's hidden key

Скрывает тайный ключ внутренней музыки

That guides unheard the surface cadences.

Что направляет неслышные поверхностные ритмы.

Yet is it joy to live and to create

И все же, это радость жить и творить

And joy to love and labour though all fails,

Радость трудиться и любить, несмотря на все падения,

And joy to seek though all we find deceives

Радость искать, хотя все то, что мы находим, обманывает нас,

And all on which we lean betrays our trust;

И все то, на что мы опираемся, предает наше доверие;

Yet something in its depths was worth the pain,

И все же, что-то в её глубинах стоило этого страдания,

A passionate memory haunts with ecstasy's fire.

Какая-то страстная память неотступно преследует нас огнем экстаза.

Even grief has joy hidden beneath its roots:

Даже в горе есть радость, таящаяся в его корнях:

For nothing is truly vain the One has made:

Ибо ничто на самом деле не напрасно, что сотворил Единый:

In our defeated hearts God's strength survives

В наших терпящих поражение сердцах продолжает жить сила Бога

And victory's star still lights our desperate road;

И звезда победы всё же освещает дорогу нашего отчаяния;

Our death is made a passage to new worlds.

Наша смерть является проходом к новым мирам.

This to Life's music gives its anthem swell.

Это придаёт музыке Жизни возвышенность гимна.

To all she lends the glory of her voice;

Всему она сообщает великолепие своего голоса;

Heaven's raptures whisper to her heart and pass,

Восторги небес шепчут ее сердцу и проходят,

Earth's transient yearnings cry from her lips and fade.

Мимолетные стремления Земли мольбой слетают с ее губ и угасают.

Alone the God-given hymn escapes her art

Один лишь данный Богом гимн ускользает от ее искусства,

That came with her from her spiritual home

Который пришёл с нею из ее духовного дома,

But stopped half-way and failed, a silent word

Но остановился на полпути и ослабел, лишь безмолвное слово

Awake in some deep pause of waiting worlds,

Пробуждается в какой-то глубокой паузе ожидающих миров,

A murmur suspended in eternity's hush:

Бормотание, повисшее в тишине вечности:

But no breath comes from the supernal peace:

Но ни единого дуновения не доносится из божественного покоя:

A sumptuous interlude occupies the ear

Великолепная интерлюдия завладевает слухом,

And the heart listens and the soul consents;

И сердце слушает, и соглашается душа;

An evanescent music it repeats

Оно повторяет исчезающую музыку

Wasting on transience Time's eternity.

Расточая в мимолетном вечность Времени.

A tremolo of the voices of the hours

Тремоло голосов несущихся часов

Oblivious screens the high intended theme

Забвеньем заслоняет высокую, задуманную тему,

The self-embodying spirit came to play

Которую пришел сыграть самовоплощенный дух

On the vast clavichord of Nature-Force.

На бесконечных клавикордах Природы-Силы.

Only a mighty murmur here and there

Лишь слышится повсюду могучий шепот

Of the eternal Word, the blissful Voice

Вечного Слова, Голоса блаженства

Or Beauty's touch transfiguring heart and sense,

Или прикосновенье Красоты, преобразующей сердце и чувство,

A wandering splendour and a mystic cry,

Странствующее великолепие и мистический крик,

Recalls the strength and sweetness heard no more.

Призывают силу и сладость, которых не слышно больше.

Here is the gap, here stops or sinks life's force;

Здесь есть брешь, здесь останавливается или слабеет сила жизни;

This deficit paupers the magician's skill:

Эта скудость обедняет искусство волшебника:

This want makes all the rest seem thin and bare.

Эта недостаточность заставляет все казаться тонким и незначительным.

A half-sight draws the horizon of her acts:

Какой-то полувзгляд рисует горизонт ее действий:

Her depths remember what she came to do,

Ее глубины помнят то, что предназначено ей сделать,

But the mind has forgotten or the heart mistakes:

Но ум забыл иль ошибается сердце:

In Nature's endless lines is lost the God.

На бесконечных путях Природы потерян Бог.

In knowledge to sum up omniscience,

В знании воплотить всеведение,

In action to erect the Omnipotent,

В деятельности воздвигнуть Всемогущего,

To create her Creator here was her heart's conceit,

Сотворить здесь своего Творца было тщеславным желанием её сердца,

To invade the cosmic scene with utter God.

Чтобы заполнить космическую сцену абсолютным Богом.

Toiling to transform the still far Absolute

Трудиться, чтобы трансформировать еще далекий Абсолют

Into an all-fulfilling epiphany,

Во всесвершающее божественное проявление,

Into an utterance of the Ineffable,

В выражение Невыразимого,

She would bring the glory here of the Absolute's force,

Она принесёт сюда великолепие силы Абсолюта,

Change poise into creation's rhythmic swing, 196

Превратит равновесие в ритмичное колебание творения,

Marry with a sky of calm a sea of bliss.

Повенчает с небесами покоя океан блаженства.

A fire to call eternity into Time,

Зажжет огонь, чтобы призвать вечность во Время,

Make body's joy as vivid as the soul's,

Она сделает радость тела сравнимой с радостью души,

Earth she would lift to neighbourhood with heaven,

Возвысит Землю и приблизит её к небесам,

Labours life to equate with the Supreme

Она трудится, чтобы жизнь была равной Высочайшему

And reconcile the Eternal and the Abyss.

И примирить Вечность с Первозданным Хаосом.

Her pragmatism of the transcendent Truth

Ее прагматизм трансцендентной Истины

Fills silence with the voices of the gods,

Наполняет безмолвие голосами богов,

But in the cry the single Voice is lost.

Но в этом крике теряется тот единственный Голос.

For Nature's vision climbs beyond her acts.

Ибо видение Природы выходит за пределы ее действий.

A life of gods in heaven she sees above,

Она видит жизнь богов в небесах,

A demigod emerging from an ape

Полубога, возникающего из человекообразной обезьяны,

Is all she can in our mortal element.

Вот все, что она может сотворить в нашей смертной природе.

Here the half-god, the half-titan are her peak:

Здесь полубог, полутитан ее вершина:

This greater life wavers twixt earth and sky.

Эта более великая жизнь колеблется между землей и небесами.

A poignant paradox pursues her dreams:

Мучительный парадокс преследует её грезы:

Her hooded energy moves an ignorant world

Ее скрытая энергия побуждает мир неведения

To look for a joy her own strong clasp puts off:

Искать радость, которую отталкивает ее собственная сильная хватка:

In her embrace it cannot turn to its source.

В её объятиях он^[6]* не может повернуться к своему источнику.

Immense her power, endless her act's vast drive,

Огромна ее сила, бесконечна энергия её действия,

Astray is its significance and lost.

Но сбился с пути и потерян был его смысл.

Although she carries in her secret breast

Хотя она несет в своей тайной груди

The law and journeying curve of all things born

Закон и пути странствий всех рожденных вещей,

Her knowledge partial seems, her purpose small;

Её знание кажется частичным, её цель незначительной;

On a soil of yearning tread her sumptuous hours.

По земле сильных желаний ступают её великолепные часы,

A leaden Nescience weighs the wings of Thought,

Свинцовое Неведение отягощает крылья Мысли,

Her power oppresses the being with its garbs,

Её сила подавляет существо своими покровами,

Her actions prison its immortal gaze.

Ее действия заточают в тюрьму его бессмертный взор.

A sense of limit haunts her masteries

Ощущение ограниченности преследует ее мастерство,

And nowhere is assured content or peace:

И нигде не гарантированы удовлетворение и покой:

For all the depth and beauty of her work

Несмотря на глубину и красоту её работы,

A wisdom lacks that sets the spirit free.

Ей не достает мудрости, делающей свободным дух.

An old and faded charm had now her face

Старое, увядшее очарование теперь проявилось на ее лике

And palled for him her quick and curious lore;

Скрывая от него ее деятельное, чудесное знание;

His wide soul asked a deeper joy than hers.

Его широкая душа просила более глубокой радости, чем ее радость.

Out of her daedal lines he sought escape;

Он искал пути бегства из ее многообразных лабиринтов;

But neither gate of horn nor ivory

Но не находил врат из рога, ни из слоновой кости^[7],

He found nor postern of spiritual sight,

Ни тайной двери духовного видения,

There was no issue from that dreamlike space.

Не было выхода из этого пространства, подобного сну.

Our being must move eternally through Time;

Наше существо должно вечно двигаться во Времени;

Death helps us not, vain is the hope to cease;

Нам не помогает смерть, и напрасна надежда исчезнуть;

A secret Will compels us to endure.

Тайная Воля принуждает нас продолжать наш путь.

Our life's repose is in the Infinite;

Отдых нашей жизни в Бесконечном;

It cannot end, its end is Life supreme.

Она не может прекратиться, ее завершение это божественная Жизнь.

Death is a passage, not the goal of our walk:

Смерть лишь переход, не цель нашего пути:

Some ancient deep impulsion labours on:

Какой-то древний глубочайший импульс продолжает трудится:

Our souls are dragged as with a hidden leash,

Наши души тащат словно на скрытой привязи,

Carried from birth to birth, from world to world,

Переносят от рождения к рождению, от мира к миру,

Our acts prolong after the body's fall

Наши действия продолжаются даже после того, как сброшено наше тело

The old perpetual journey without pause.

В этом древнем, бесконечном, непрерывном путешествии.

No silent peak is found where Time can rest.

Невозможно было найти ни одной безмолвной вершины, где могло бы отдохнуть Время.

This was a magic stream that reached no sea.

Это был магический поток, никогда не достигающий океана.

However far he went, wherever turned,

Как бы далеко он ни шел, куда бы ни поворачивал,

The wheel of works ran with him and outstripped;

Колесо работ бежало рядом с ним и его обгоняло;

Always a farther task was left to do.

И всегда какое-то дело ещё оставалось впереди.

A beat of action and a cry of search

Ритм действия и крики поиска

For ever grew in that unquiet world;

Вечно нарастали в этом беспокойном мире;

A busy murmur filled the heart of Time.

Напряженный ропот заполнял сердце Времени.

All was contrivance and unceasing stir.

Все было искуссной выдумкой и непрекращающейся суетой.

A hundred ways to live were tried in vain:

Тщетно испытывались сотни способов жить:

A sameness that assumed a thousand forms

Повторение одного и того же, принимающего тысячи форм,

Strove to escape from its long monotone

Стремилось убежать от своей долгой монотонности

And made new things that soon were like the old.

И создать новые вещи, становящиеся вскоре таким же, как прежние.

A curious decoration lured the eye

Глаз манили причудливые декорации,

And novel values furbished ancient themes

Новые ценности очищали от ржавчины древние темы,

To cheat the mind with the idea of change.

Чтобы обмануть ум идеей перемены.

A different picture that was still the same

Другая картина, остававшаяся всё же той же самой,

Appeared upon the cosmic vague background.

Проявлялась на неясном космическом фоне.

Only another labyrinthine house

Только еще один подобный лабиринту дом

Of creatures and their doings and events,

Существ, их дел и событий,

A city of the traffic of bound souls,

Город интенсивного движения связанных душ,

A market of creation and her wares, 198

Рынок творения и её товаров,

Was offered to the labouring mind and heart.

Был предложен работающему уму и сердцу.

A circuit ending where it first began

Круг, заканчивающийся там, где он впервые начался,

Is dubbed the forward and eternal march

Обкатанный устремленным вперед вечным маршем

Of progress on perfection's unknown road.

Прогресса по неизведанной дороге совершенства.

Each final scheme leads to a sequel plan.

Каждый окончательный план ведет к следующему плану.

Yet every new departure seems the last,

И все же каждое новое отправление кажется последним,

Inspired evangel, theory's ultimate peak,

Вдохновенным евангелием, высочайшей, окончательной теорией,

Proclaiming a panacea for all Time's ills

Провозглащающей панацею от всех несчастий Времени

Or carrying thought in its ultimate zenith flight

Или, уносящей мысль в зенит ее последнего полета

And trumpeting supreme discovery;

И возвещающей высочайшее открытие;

Each brief idea, a structure perishable,

Каждая краткая идея, тленная структура,

Publishes the immortality of its rule,

Провозглашают бессмертие своего закона,

Its claim to be the perfect form of things,

И свое требование быть совершенной формой вещей,

Truth's last epitome, Time's golden best.

Последним воплощением Истины и золотой вершиной Времени.

But nothing has been achieved of infinite worth:

Но ничего не достигается, что имело бы бесконечную ценность:

A world made ever anew, never complete,

Какой-то мир, что вечно воссоздается заново, никогда не завершаясь,

Piled always half-attempts on lost attempts

Вечно громоздя свои полу-попытки на прежние неудачи

And saw a fragment as the eternal Whole.

И принимая какой-нибудь фрагмент за вечное Целое.

In the aimless mounting total of things done

В этой бесцельной вздымающейся тотальности сотворенных вещей,

Existence seemed a vain necessity's act,

Существование казалось актом напрасной неизбежности,

A wrestle of eternal opposites

Борьбою вечных противоположностей

In a clasped antagonism's close-locked embrace,

В тесно сплетенных объятиях антагонизма,

A play without denouement or idea,

Игрою, не имеющей развязки или идеи,

A hunger march of lives without a goal,

Голодным маршем бесцельных жизней,

Or, written on a bare blackboard of Space,

Или, написанной на чистой доске Пространства,

A futile and recurring sum of souls,

Бесплодной, повторяющейся суммой душ,

A hope that failed, a light that never shone,

Неоправдавшейся надеждой, так и не засиявшим светом,

The labour of an unaccomplished Force

Трудом не реализованной Силы,

Tied to its acts in a dim eternity.

Привязанной к своим действиям в какой-то смутной вечности.

There is no end or none can yet be seen:

Там не было конца или ничего еще нельзя было увидеть:

Although defeated, life must struggle on;

Терпя поражение, жизнь все же должна была продолжать бороться;

Always she sees a crown she cannot grasp;

Всегда она видит корону, которую не может ухватить;

Her eyes are fixed beyond her fallen state.

Ее глаза сосредоточены на том, что лежит за пределами ее падшего состояния.

There quivers still within her breast and ours

Но всё ещё трепещет в ее груди и в нас

A glory that was once and is no more,

Великолепие, что когда-то существовало и которого уж больше нет,

Or there calls to us from some unfulfilled beyond 199

Или взывает к нам из какого-то неосуществленного запредельного

A greatness yet unreached by the halting world.

Величие, еще не достигнутое этим спотыкающимся миром.

In a memory behind our mortal sense

В памяти, таящейся позади нашего смертного чувства

A dream persists of larger happier air

Продолжает жить мечта о более просторном, счастливом воздухе,

Breathing around free hearts of joy and love,

Веющем вокруг свободных сердец любви и радости,

Forgotten by us, immortal in lost Time.

Забытый нами, бессмертный в утраченном Времени.

A ghost of bliss pursues her haunted depths;

Призрак блаженства преследует её беспокойные глубины;

For she remembers still, though now so far,

Ибо она ещё помнит, хотя теперь уже так отдаленно,

Her realm of golden ease and glad desire

Своё царство золотой легкости и радостного желания

And the beauty and strength and happiness that were hers

Красоту, силу и счастье, которые принадлежали ей

In the sweetness of her glowing paradise,

В сладости её пылающего рая,

In her kingdom of immortal ecstasy

В царстве ее бессмертного экстаза

Half-way between God's silence and the Abyss.

На полпути между безмолвием Бога и Бездной.

This knowledge in our hidden parts we keep;

Это знание мы храним в наших скрытых частях;

Awake to a vague mystery's appeal,

Пробудившись к призыву какой-то неясной мистерии,

We meet a deep unseen Reality

Мы встречаем глубокую незримую Реальность,

Far truer than the world's face of present truth:

Гораздо более истинную, чем этот мировой облик нынешней истины:

We are chased by a self we cannot now recall

Нас преследует какое-то "я", которое мы сейчас не можем вспомнить,

And moved by a Spirit we must still become.

И нами движет Дух, которым мы еще должны стать.

As one who has lost the kingdom of his soul,

Как тот, кто утратил царство своей души,

We look back to some god-phase of our birth

Мы оглядываемся назад на какую-то божественную стадию нашего рождения,

Other than this imperfect creature here

Непохожую на это несовершенное существо, пребывающее здесь

And hope in this or a diviner world

И еще надеемся в этом или более божественном мире

To recover yet from Heaven's patient guard

Вновь всё же выпросить у терпеливого стража Небес

What by our mind's forgetfulness we miss,

То, что мы упускаем из-за забывчивости нашего ума,

Our being's natural felicity,

Естественное счастье нашего существа,

Our heart's delight we have exchanged for grief,

Восторг нашего сердца, который мы обменяли на горе,

The body's thrill we bartered for mere pain,

Экстаз тела, который мы сменили на простую боль,

The bliss for which our mortal nature yearns

Блаженство, которого жаждет наша смертная природа,

As yearns an obscure moth to blazing Light.

Как темный мотылек стремится к ослепительному Свету.

Our life is a march to a victory never won.

Наша жизнь это марш к никогда еще не завоеванной победе.

This wave of being longing for delight,

Эта волна бытия, жаждущая восторга,

This eager turmoil of unsatisfied strengths,

Эта страстная суматоха неудовлетворенных сил,

These long far files of forward-striving hopes

Эти длинные, уходящие вдаль, шеренги устремленных вперед надежд

Lift worshipping eyes to the blue Void called heaven

Поднимают молитвенные взоры в голубую Пустоту небес,

Looking for the golden Hand that never came,

В поисках золотой Руки, что еще никогда не приходила,

The advent for which all creation waits, 200

Богоявление, которого ожидает все творение,

The beautiful visage of Eternity

Прекрасный лик Вечности,

That shall appear upon the roads of Time.

Что проявится на дорогах Времени.

Yet still to ourselves we say rekindling faith,

И все же, до сих пор мы твердим себе, вновь возжигая веру:

"Oh, surely one day he shall come to our cry,

О, несомненно, однажды он отзовется на наш крик,

One day he shall create our life anew

Однажды он сотворит заново нашу жизнь

And utter the magic formula of peace

И произнесёт магическую формулу мира

And bring perfection to the scheme of things.

И внесет совершенство в порядок вещей.

One day he shall descend to life and earth,

Однажды он низойдет и в жизнь, и в смерть,

Leaving the secrecy of the eternal doors,

Покинет тайные покои своих вечных дверей,

Into a world that cries to him for help,

Ради мира, который взывает к нему о помощи,

And bring the truth that sets the spirit free,

И принесет истину, которая освободит дух,

The joy that is the baptism of the soul,

Радость, что станет духовным посвящением души,

The strength that is the outstretched arm of Love.

И силу своей протянутой руки Любви.

One day he shall lift his beauty's dreadful veil,

Однажды он снимет ужасный покров со своей красоты,

Impose delight on the world's beating heart

Навяжет восторг бьющемуся сердцу мира

And bare his secret body of light and bliss."

И обнажит свое тайное тело света и блаженства.

But now we strain to reach an unknown goal:

Но сейчас мы боремся, чобы достичь неведомую цель:

There is no end of seeking and of birth,

Нет конца рождению и поиску,

There is no end of dying and return;

Нет конца умиранию и возвращению;

The life that wins its aim asks greater aims,

Жизнь, что достигает свою цель, просит более великих целей,

The life that fails and dies must live again;

Жизнь, что терпит неудачу и умирает, снова должна жить;

Till it has found itself it cannot cease.

Пока она не найдёт себя, она не может прекратиться.

All must be done for which life and death were made.

Должно быть сделано всё то, ради чего были сотворены жизнь и смерть.

But who shall say that even then is rest?

Но кто скажет, что даже после этого наступит отдых?

Or there repose and action are the same

Или же там отдых и действие это одно и то же,

In the deep breast of God's supreme delight.

В глубоком сердце высочайшего восторга Бога.

In a high state where ignorance is no more,

В высоком состоянии, где больше нет неведения,

Each movement is a wave of peace and bliss,

Каждое движение это волна покоя и блаженства,

Repose God's motionless creative force,

Отдых неподвижная созидательная сила Бога,

Action a ripple in the Infinite

Действие рябь в Бесконечном,

And birth a gesture of Eternity.

А рождение это жест Вечности.

A sun of transfiguration still can shine

Солнце преображения еще может засиять

And Night can bare its core of mystic light;

И Ночь может обнажить свой центр мистического света;

The self-cancelling, self-afflicting paradox

Сам себя отменяющий, сам себя терзающий парадокс

Into a self-luminous mystery might change,

Может превратиться в самоозаренную мистерию,

The imbroglio into a joyful miracle. 201

А путаница в чудо, полное радости.

Then God could be visible here, here take a shape;

Тогда Бог мог бы стать здесь зримым и обрести форму;

Disclosed would be the spirit's identity;

Раскроется тогда духовная личность;

Life would reveal her true immortal face.

Жизнь обнаружит свой истинный, бессмертный лик.

But now a termless labour is her fate:

Но сейчас ее удел беcконеченый труд:

In its recurrent decimal of events

В его повторяющейся десятичности событий

Birth, death are a ceaseless iteration's points;

Рождение и смерть непрекращающиеся точки итерации;

The old question-mark margins each finished page,

И старый знак вопроса завершает каждую законченную страницу,

Each volume of her effort's history.

Каждого тома истории ее усилия.

A limping Yes through the aeons journeys still

Хромое Да все ещё следует через эпохи,

Accompanied by an eternal No.

Сопровождаемое вечным Нет.

All seems in vain, yet endless is the game.

Все кажется тщетным, все еще нескончаема эта игра.

Impassive turns the ever-circling Wheel,

Бесстрастно поворачивается вечно вращающееся Колесо,

Life has no issue, death brings no release.

Жизнь не имеет выхода, смерть не приносит избавления.

A prisoner of itself the being lives

Пленником самого себя продолжает жить это существо,

And keeps its futile immortality;

Неся свое напрасное бессмертие;

Extinction is denied, its sole escape.

Исчезновение не допускается, его единственное средство бегства.

An error of the gods has made the world.

Ошибка богов сотворила этот мир.

Or indifferent the Eternal watches Time.

Или бесстрастно Вечный наблюдает Время.

End of Canto Six

Конец песни шестой