Аннотация: Рассказ писался на Осенний Царкон-2005 и вызвал ну очень противоречивые отклики ))) Тем не менее, он прорвался сквозь два тура самосуда и выполз в финал, а там - начались проблемы с конкурсом...
Сатана пришел к Иисусу рано утром.
Солнце едва выглянуло из-за горизонта, посмотрело на бескрайнюю пустыню, сначала пригляделось к двум фигуркам посреди безжизненных песков... а затем потеряло к ним всякий интерес. Подумаешь, еще двое. Людей в мире настолько много, что проявлять любопытство к какому-либо из них - совершенно бесполезная трата времени.
Солнце не знало, что эти двое не были обычными людьми.
Иисус был изможден многодневным постом, этот духовный подвиг дался ему нелегко, но, увидев искусителя, проповедник встал с давно нестиранной тряпки, заменявшей ему ложе, и радушно встретил гостя.
Искуситель, которого равви всегда представлял не иначе как змеем, явился в облике человека, высокого, широкоплечего, чернобородого. Несмотря на все это, спаситель твердо знал, кто к нему пришел, ибо умел он видеть невидимое. Одет враг рода человеческого был просто - в доходившую до колен рубаху, на голове - шапка из навитых полос ткани. За широким поясом - нож. С этим ножом, да с этой бородой выглядел он точь-в-точь разбойником с большой дороги.
- Ну, здравствуй, спаситель, - искуситель улыбнулся, неожиданно дружелюбно. А вот слово "спаситель" прозвучало даже с ноткой издевки.
Иисус никак не мог понять, как ему следует себя вести. С людьми было просто, людей Иисус старался жалеть, ибо сам учил других тому же, а ведь плох тот учитель, что говорит последователям своим одно, а сам вершит другое. Жалеть получалось не всех, но равви честно старался, безжалостно коря себя за любую промашку, за любую уступку греховной человеческой природе. Однако - можно ли жалеть искусителя? Иисус помыслил немного и решил, что попробует.
- И ты здравствуй, - приветствовал он явившегося к нему.
- Голоден? - спросил чернобородый.
- Пожалуй, что да, - согласился Иисус.
Сатана присел на корточки, выбрал среди песка камень, коснулся его пальцем - и камень обратился блюдом, на котором возлежали сочные куски жареного мяса. Коснулся другого булыжника - и стал тот чашей доброго вина.
- Хочешь? - спросил искуситель Иисуса.
- Нет, спасибо, - с вежливой улыбкой отказался тот.
- Почему же? Ты ведь сам сказал, что голоден.
- Еще древними сказано: не хлебом единым жив будет человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих. Так что я, пожалуй, воздержусь и предпочту слово Божье тому, что исходит из рук твоих, враг рода человеческого.
- Вот как ты честишь меня, - рассмеялся искуситель. - А если скажу я, что послан к тебе никем иным, как самим Богом? Что тогда ответишь ты мне, самозваный сын Божий? Что тогда?
- Ты ничуть меня не удивил, - спокойно ответил Иисус. - Ибо знаю я твое имя. Диавол - зовут тебя эллины, а филистимляне кличут тебя Вельзевулом, но для меня ты - сатана, что значит "обвинитель", верный слуга Бога, испытывавший для него Иова, а потому я легко поверю твоим словам. Мнится мне, ныне ты прислан, чтобы испытать меня. Так ли это?
- Так, - кивнул сатана.
- Но позволь спросить: отчего ты назвал меня самозванцем?
- Что-то жарко становится, - сказал в ответ проповеднику его гость. - Потерпи лишь мгновение, и я отвечу на твой вопрос, но прежде...
Он щелкнул пальцами, и одинокая тучка скрыла солнце. Тень укрыла беседующих от палящего зноя.
- Так-то лучше... - пробормотал сатана. - Ах да, я обещал тебе ответ на твой вопрос. Ты самозванец потому, что ты и есть самозванец, ведь не станешь же ты утверждать, что все эти выдумки про святого Духа, который снизошел на мать твою Марию, - истинная правда?
- Конечно, не буду. Я не препятствую распространению этих выдумок, равно как и не распространяю их сам. Но все мы дети Божьи, и этого не можешь отрицать ты, сатана. Так что, если с этой точки зрения посмотрим - почему же я не сын Божий?
- Ловко, - ухмыльнулся искуситель. - Не у меня ли учился словоблудию? Нет, я точно знаю - не у меня. Однако не будем тянуть время, у меня еще кое-что припасено...
Вновь щелкнул пальцами чернобородый гость, и не успел Иисус и глазом моргнуть, как оказался он в неком городе, под ногами вместо песка пустыни - кровля храма. Внизу - дома, улицы, спешат по своим делам люди.
- Думаешь, Бог на самом деле ценит твою жизнь? - раздался над самым ухом голос искусителя. - Давай проверим? Бросься вниз, если поистине веришь, веришь не в Бога, но - Богу. Прыгни, и пусть его ангелы подхватят тебя и спасут. Ну же? Ведь если ты - спаситель, то это про тебя сказано: Ангелам Своим заповедает о тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею.
- Придумай что-нибудь иное, - кротко возразил ему Иисус. - Я тоже знаю многое, что сказано. И вот что сказано еще: не искушай Господа Бога твоего. Так что без долгих размышлений отвечу тебе, что не буду искушать Бога, потому что это твоя работа.
- Иное? - хитро прищурившись, переспросил искуситель. - Что ж, будет тебе иное. Надеюсь, мало не покажется.
И новый щелчок сатанинских пальцев вознес их обоих на некую весьма высокую гору. С той горы удивленный Иисус увидел весь мир, все царства земные лежали у их ног. И сказал ему тогда сатана:
- Видишь?
- Вижу, - кивнул Иисус.
- Хочешь, дам тебе власть над всеми этими царствами? Ты ведь хотел спасти людей от мук ада, от их греховности, так вот - бери их, владей. Правь ими, издай законы, по которым никому нельзя будет грешить, и заставь людей их соблюдать. А я тебе помогу, ибо власть над этими царствами передана мне, и я, кому хочу, даю ее.
- Но тебе-то какая в том корысть? - с интересом спросил Иисус, пытаясь смотреть искусителю прямо в глаза.
Искуситель же глаза отводил.
- Мне потребуется от тебя самая малость. Поклонись мне. Поклонись - и все будет твое, таково слово сатаны.
- Я не могу сделать этого, - вздохнув, признался Иисус.
Было видно, что поначалу предложение сатаны увлекло его, да цена была слишком большой.
- Отчего же?
- Господу Богу твоему поклоняйся, - вновь ответил Иисус древними словами, - и Ему одному служи. Так что - отойди от меня, сатана, нет у тебя надо мной власти.
И отошел сатана. Отошел в сторону, испытующе посмотрел на Иисуса, на этот раз он все же рискнул встретиться взглядом с тем, кто объявил себя спасителем. Тяжек был взгляд сатаны, не пожалел он стоявшего пред ним человека и вложил в свой взгляд ту силу, с которой порой дерзал спорить с самим Богом - но выдержал Иисус и не отступился.
Теперь уже сатана тяжело вздохнул. И вновь отвел глаза.
- Мне жаль тебя, искуситель, - негромко сказал Иисус.
- Жаль? - изумился сатана. - Меня? Жаль? Почему?
- Ты всю свою жизнь вынужден нести зло хорошим людям.
- А что могу я с этим поделать? - пожал плечами собеседник Иисуса. - Так заповедано Богом. Ты ведь не хочешь пойти против Него? Впрочем, сколь бы не ссылался ты на слова древнего Писания, порой ты противоречишь ему.
- Бог несправедлив, - сказал равви. Ему явно очень не хотелось говорить этого - а вот пришлось. - Бог несправедлив, и своим учением я хочу показать истину не только людям - но и Ему. Быть может, увидит он и поймет, что нельзя быть столь жестоким по отношению к людям.
- Молчи! - рассмеялся сатана. - Молчи, а то сболтнешь ненароком что-нибудь лишнее, да и разгневаешь Его. Думается мне, что ты достойно выдержал испытание. Иди дальше. Учи. Веди за собой людей. Надеюсь, ты не откажешься принять от меня маленькое пророчество?
- Смотря какое.
- Берегись горы, спаситель, - на этот раз последнее слово искуситель произнес без малейшей иронии. - Берегись горы.
- Но ведь гор у нас в Иудее так много, - рассмеялся Иисус, - что, если следовать твоему совету, я должен покинуть родину и проповедовать учение свое где-то за морем. Так что - спасибо на добром слове, но смерть придет ко всем, раньше ли, позже ли. Потому, думается мне, когда придет мой час умирать, моя гора найдет меня, как бы не прятался я от той горы.
- Наверное, ты прав, - после недолгого раздумья согласился с ним сатана. - Ну, куда доставить тебя?
- Куда? Да, наверное, в Галилею.
* * *
На пути к Голгофе Иисус вспомнил о том, что предрекал ему сатана. Конечно, прежде Голгофы были и другие горы.
Несмотря на те слова, что сказал он искусителю, подниматься на первую встреченную им гору было тяжело. Иисус на самом деле испугался и надолго остановился у подножья, хорошо еще, что прочие бывшие с ним решили, что учитель говорит с Богом, а потому молчит и не обращает на них внимания. Наконец, проповедник собрался с духом и двинулся вверх по узенькой тропке, остальные - за ним.
И - ничего. Ласково светило солнце, ободряюще напевал ветерок, шевеля ветви деревьев. И учитель успокоился.
Именно в тот день избрал он двенадцать человек, что станут ближайшими его учениками, что понесут слово его другим народам.
Сходя с горы к толпе слушателей, ожидавшей его, Иисус различил среди людского скопища лицо искусителя. Протер глаза ладонью, присмотрелся - нет, точно не ошибся; он. Сатана подмигнул ему: мол, давай, учитель, учи. Не бойся, я присмотрю, если что.
И небывалое доселе вдохновение снизошло на равви. Он говорил в тот день так, как ни разу не говорил ранее, и восторженные слушатели расходились, говоря друг другу:
- Воистину, он предреченный нам спаситель.
Потом были другие горы... Другие проповеди... А вот теперь - Голгофа, последняя гора, и ничего уже не скажешь, остается учить лишь собственным примером. Хотя висеть на столбе, умирать под палящими лучами безжалостного солнца - это, наверное, очень больно. А пока что - просто страшно. И даже стыдно, стыдно перед учениками за свое бессилие, за то, что он - он, спаситель, Царь Иудейский, шагает на казнь. Наверняка кое-кто из них до последнего верил, что равви не отдастся в руки палачей. Что Господь Бог не допустит этого, ангелы с пылающими мечами сойдут с небес, закроют телами, а молнии поразят тех, кто осмелился...
Не о том ли мечтал Петр, бросаясь с мечом на слуг синедриона?
Но Иисус удержал Петра, заставил того опустить оружие, позволил связать себя и судить - если это посмешище можно было назвать судом.
А ныне - узрите, Сын божий, Царь Иудейский, бредет к месту своей казни, и хорошо еще, что не самому ему выпало нести свой столб - схватили по дороге какого-то беднягу, возложили Иисусов столб ему на спину. Несчастный бредет, едва не падает, не понимает, за что выпала ему сегодня такая неудача.
И еще двое бредут сзади, сами волокут свои столбы - пойманные недавно разбойники. Лиц их Иисус не видел, разбойников держали в ином месте, вывели их на казнь позже спасителя, а сейчас оборачиваться нет никакого желания. Зачем? Там, на Голгофе, и посмотрим.
Все. Пришли.
Иисус глянул на тех, с кем предстояло ему сегодня покинуть этот мир - и обомлел. Слева от него привязывали к столбу здоровенного детину, у которого слово "душегуб" разве что на лице не было написано: глазки маленькие, злые; лоб тяжелый, покатый. А справа...
Справа улыбался Иисусу давешний знакомый, сатана. Все в той же простой длинной рубахе, в той же шапке, лишь ножа за поясом не было. Впрочем, одежду с него воины тотчас сняли, и с Иисуса, и с душегуба со злыми глазками. Чего добру пропадать, одежду затем воины между собой разделят или, чтобы интереснее было, разыграют в кости.
- Даже и не знаю, как тебе объяснить. Я слушал многие из твоих проповедей, и твои слова запали мне в душу.
- У тебя есть душа?
- Конечно. У всего, что сотворено Богом, есть душа. Да я не об этом, не перебивай.
Воины, привязывая осужденных преступников, не мешали им разговаривать: не все ли равно, если им так и так скоро помирать.
- Так вот, я неожиданно понял, что всю свою жизнь я лишь мучил других, но никогда не мучался сам. Я попросту не знаю, что это такое - мучения.
- И ты...
- Да. Я испытывал других, но ныне решился я испытать себя. Надеюсь, ты не будешь возражать против моей компании?
- Не буду. Может, умирать вместе с тобой будет не так страшно.
- Ты что же, не веришь, что попадешь в рай?
- Верю. Но все-таки...
Их привязали к столбам, руки завели за коротенькие поперечные перекладины. Столбы подняли, поставили в заранее подготовленные ямы, ямы забросали землей.
Вокруг толпились зеваки, которым в праздничный день хотелось насладиться зрелищем казни. Тем более, что не каждый день увидишь, как казнят Царя Иудейского - именно так было написано на табличке, приколоченной к столбу.
Палило солнце, немилосердно жгло голову, соленый пот стекал со лба и разъедал глаза. Руки и ноги, грубо скрученные веревками, немели.
Воины, издеваясь, мочили губки в уксусе и, нанизав на копья, протягивали осужденным.
- Так если ты царь и спаситель, - выкрикнул кто-то из толпы, - что же не спасешь себя?
Остальные с хохотом подхватили эти слова. Как еще мог разглядеть Иисус сквозь мельтешащие перед глазами яркие пятна, многие из тех, что сейчас поносили его, были на его проповедях, просили благословления для себя и своих родных.
- И то верно, - прохрипел слева разбойник, - если ты воистину Спаситель, так спаси. Нас спаси, себя спаси. Ну же, яви нам чудо.
Отвечать Иисусу не хотелось, больно было разлеплять запекшиеся губы. Вместо него ответил сатана, с трудом ворочая языком в пересохшем рту:
- Зачем злословишь на него? - спросил сатана. - Или ты не боишься Бога, когда сам осужден на то же? И мы осуждены справедливо, потому что воздается нам ныне по делам нашим.
Разбойник скривился и хотел было сплюнуть, но слюны уже не было.
- Спасибо, - прошептал Иисус.
Тихо прошептал, но сатана его услышал.
- Пожалуйста, - ответил он. - Ну что, как ты думаешь, попадем мы с тобой в рай? Не забудь помянуть меня, когда придем мы в Царствие Твое.
И тогда равви улыбнулся.
Это было невозможно, тело уже не слушалось его, Иисус чувствовал приближение смерти, яркие цветные пятна пред глазами его превращались в сплошную черную пелену - но он собрал последние силы, взявшиеся невесть откуда... Заставил себя улыбнуться и сказал, громко и отчетливо, так, что услышали его многие:
- Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю.