Горд (Губарь) Вячеслав
Глава сборника Новороссиада. Русалка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Глава из Н О В О Р О С С И А Д Ы (А ведь недавно видел я ее. Прошло десять лет, как распалась голая обитель, где Марина была Русалкой. Над кульком в ее руках в такт ее неспешному шагу мотылялся громадный рыбий хвост. Другой рукой она волокла малышку...
   РУСАЛКА
  
   Грезы наяву.
   Прошлую ночь, на жесткой вагонной полке, по пути из пыльного, воняюшего птицефабрикой Тимашевска, не могла уснуть. То был бред, то были сладкие грезы наяву. Голубое прозрачное небо, с распыленным в нем солнцем, треск цикад, ослепительные блики морской дали...В какой-то миг это стало явью. И я, вмиг вспотев, как заживо погребенная в саване тяжелых одежд, судорожно забилась, попыталась скинуть с себя все разом . Но стукнувшись головой о верхнюю полку, очнулась. И стало безысходно больно от вселенского одиночества.
   Купе с ночной бездной за окном и заполночным жутким храпом попутчиков стало одиночкой с единственной дверью- в пыточную с люком для покойников.
  
   Нарцисс не мог быть юношей ! Любоваться собой и любить свое нагое тело по-настоящему дано только девичеству! Остывая, лежа в могильной темноте на жесткой полке, я разговаривала со своим прелестным телом, с самой собой.
  
   -"Потерпи, отстучат тупые дятлы-колеса, придет утро" - убеждала я сама себя. Значла, что так и будет. Пахнет навстречу солоноватым ветром моря. Сяду в тряский пригородный автобус. Выйду возле безликого общественного пляжа, похожего на тысячи подобных. Загаженый оберточными клочками, огрызками, собачьими каштанами, вонючими жирными тетками, крикливой грудной малышней- все вперемешку и густо
  до тошноты. Оттого и море там не море, а отстойник очистных сооружений.
   Часы у моря здесь отрабатыаают как подневольную обязанность, когда надо сжирать припасы, сосать водку, храпеть под палящим солнцем, пуская слюну. Не пролетит в воздухе волейбольный мяч,не рассмеются анекдоту, не увидишь книгу в руках. Надежно упрятаны в тряпье "срамные" места.
  
   Едва не зажимая нос, прошмыгну мимо этого ханжеского мирка.
   Протиснусь сквозь забор лодочной станции и вырвусь на простор. Там море без горизонта переходит в небо. И не знаешь в небе ли ты, или в иной эфирной стихии. Мой путь по узкой плотно утоптанной тропке меж буйно навороченных скальных обломков. Тропа петляет и мечется вверх-вниз, разделяя крутые скальные отвесы и жадные морские волны. То там то сям, в потайных нишах на наклоненных к кромке моря ровных каменных столах нагие Адам с Евой отдаются солнцу. Мне бы рядом с ними!
   Но мужественно прошмыгиваю мимо к заветной цели. Каменный хаос наконец обрывается и во всю ширь- просторный "неблагоустроенный" пляж.
  
   Сошествите в рай.
   Поезд был ночью. Проснулась буквально за пару секунд до того, как парень с нижней полки, обалдело уставившийся на мою грудь, наконец решился дотронуться, чтоб разбудить. Едва сдерживая улыбку, глядя сквозь слегка приоткрытые веки, резко запахнула блузку и дернула молнию. Хотя, если б мы были наедине... Смотри, запоминай, наслаждайся, дурашка !
   Попыталась сейчас вспомнить его лицо. Помню- губошлепый. И - все. А какие глаза ? . Может и не было вовсе глаз ! Надо было привести его сюда. Хотя, дорога в рай- для избранных.
   Природа-мать пред его вратами наворочала непроходимый хаос острых скальных огрызков, готовых ужалить непосвященного. И лишь преодолев узенькую щель между Cциллой и Харибдой, натыкаешься на "привратный" столб из плавневого бревна. Табличка "Дикий пляж". А дальше как заклинанья-надписи на скальных срезах. "Посторонним вход разрешен". Стилизованные подштаники и лифчик жирно перечеркнуты черным. И -главное заклинание : "Наконец свободны и наги !". Приобщившись простых как дыхание истин, ты должен пройти очищение. Догадливые и умудренные природой здесь же совершают ритуал очищения-освобождения души и тела от всяческих мирских покровов. И вот он- рай ! Едва ли не километр берега, шириной меньше двадцати метров, утаенного от курортников
   Как мало человеку надо: высоченная скальная стена с колониями стрижей и цикад с одной стороны пляжа и пологое дно широкой лагуны-с другой. И на всем пространстве приморского Эдема - не больше сорока человек!
   Нацеловавшись, наобнимавшись с "райскими" друзьями, уже полчаса жарюсь под солнцем. Взрыв блаженства, когда впервые всей наготой воссоединяешься в приветственном поцелуе с такими же нагими любимыми подругами и "другами". Когда тебя в порыве радости под всеобщий смех могут подхватить на руки и забросить в воздух, и ты не боишься шваркнуться о камни. Эта упоительная радость позади!. Ласковое светило становится палящим, начинает ослеплять сквозь закрытые веки. Можно сгореть. В моем позвоночнике есть потайная пружина. Она подбрасывает меня вверх и в три прыжка я улетаю на крыльях рук в буйство солнечных бликов.
  
   Я - дома.
   Мама родила меня в горном озере. Был такой бзык в среде интеллигенции -рожать в воде. Но выросла, мне кажется, я в море. По крайней мере, плавать начала действительно раньше, чем ходить. В море-я дома. Хоть под водой. хоть в шторм далеко от берега. Я ведь- Русалка.
   Море принимает меня разом и всю. Не могу медленно, "по частям", погружаться. Только в прыжке, только в полете- чтоб волосы длинным шлейфом неслись по ветру, С раскаленных камней, через пылающий круг солнца, в упругую волну- за одну секунду! От всех двуногих, от полза- ющих и летающих, глазеющих и болтающих, гавкающих и шипящих. от всей чуждой мне среды я возвращаюсь в свою. Здесь изящно плавают, красиво ныряют, торжественно парят над растительностью- вольно двигаются в любом направлении пространства. Никто не подставит ножку, чтоб ты расквасил нос, никто не обругает, а только молча и внимательно выслушает.
   Я - дома, потому что я Русалка.
  
   Пробуждение мое длится давно.
   Сколько ни стригла мама мои детские волосы, они прямо на глазах вновь вырастали до колен, каждый раз роскошней и более золотистей, чем до этого. Дети во сне летают и в страхе просыпаются, падая в пропасть. Я во сне и поныне плаваю, радостно замираю, стремительно погружаясь в бездонную пучину. А внезапно разбуженная, не раз смертельно пугала маму, задыхаясь буквально как рыба, выброшенная на берег. А еще в снах часто видела нездешние- неземные звезды. Лишь недавно пришла отгадка. Такими созвездьями выглядят в безлунные ночи огни далеких приморских городов, если на них смотреть с парохода, идущего в открытом море.
   Не генетическая ли память возвращает меня в снах к предкам !
   Ни бабушка, ни мама моя не имели мужей, в официальном смысле слова. Сложно объяснить разом все это. Не приживались мужья- сбегали прочь. Не дожидаясь рождения дочери.
   Мой муженек тоже сбежал. Не в один день, не в первый, но словно в первый же- будто наутро после свадьбы.
   Можно не придать тому значения, но женственность во мне созрела слишком рано. Подружки еще рассаживали кукол как папу и маму с детьми. А я уже знала о том как все происходит между мужчиной и женщиной. Да, в принципе, не только физически, но и неведомым прежде томлением души была готова к тому, едва ли не в начальной школе. Отклонение! Нет! Все было настолько естественным и гармоничным, что за рамки " посвященности " меня и не влекло. А вот умение морозящей полуулыбкой мраморной богини потушить сальный взгляд несытого мужика- оттуда, из детства. И язык у кобеля отсыхал, не позволяя пошептать на ушко нечто соблазнительное.
   И , наконец, а это по-моему, главное-бабушка!
   Мы с ней мало общались, хоть и жили с ней одной семьей : мама, бабушка, и я. Сажала бабушка меня на колени, прижимала к своей пышной груди, и как-то необычно гладила-поглаживала. Сначала на уровне сердца, потом у висков, а лишь затем, как всех детей, по макушке. И все что-то шепчет. Под шелест ее полуречи- полумолитвы я засыпала. И видела дивные нереальные сны. О морской пучине, где я успевала прожить вечность.
   Нередко бабушка запиралась в своей комнате, сидела подолгу не отрывая взгляд от пламени свечи. Потом к ней приходили незнакомые мрачные, болезненно скрюченные люди. А через час-полтора уходили иными улыбающимися и приветливыми. После их посещения бабушка обязательно ложилась спать, хотя б на улице был полдень, Спала неизменно до утра.
   Удивительно, но она не страдала старческой бессоницей.
  Я все порывалась упросить бабульку научить своим таинствам. А она улыбалась и отнекивалась, мол, ни к чему ребенку раньше времени...
   Было мне лет двенадцать, заговорила по-иному : "Ни к чему тебе, девочка, мое! В тебе свое зреет, вслушайся". И нежно защемляла мою левую грудь. между крепких горячих ладоней
   А потом бабушка умерла. Словно дождалсь, когда я уеду в командирову, уж и не помню куда. И-все. Опустела ее комнатка : ни кровати , ни старого шкафа, ничего. Бабушка, умирая, успела распорядиться в записке для дочери- моей мамы : "Прах- развеять над озером, мебель тоже- сжечь, браслет, книги и фотографию- внучке". Оглушенная происшедшим, я, было, бросилась к маме за разъяснением. Но тихий ужас объял меня: на пороге пустой комнаты стояла мама, но с лицом покойной бабушки. Она молча подала четыре книги и старинную фотографию на верхней из них. Потом открыла шкатулку, вытащила серебряный браслет с багрово-красными рубинами.
   "Это твое до конца твоих дней" - сказала мама.
   Слегка пожелтевшая фотография на толстом картоне, с виньетками вековой давности, контрастно изображала небольшое горное озеро посреди густого леса. "Ты там родилась"- сказала мама, заглядывая через плечо. Но наотрез отказалась указать, где озеро расположено. И надпись на обороте, с ятями и завитушками, лишь еще больше заинтриговала :
   "Мы все отсюда, и ты сюда вернешься".
   Браслет оказался впору. Надев его, я ощутила во всем теле нежное тепло. Так теплы котята. И вместе с теплом в мой мозг пришло неведомое доселе зрение. Я узнала, вернее увидела, не оборачиваясь, что у мамы, только что сильно кольнуло сердце. Мне показалось, что я услышала мамины мысли. Но я узнала : никогда не подам вида, что мне ведомы чужие помыслы.
   Принесла маме корвалол, отвела к дивану, уложила отдыхать.
   Меж нами в первые же часы после ухода бабушки пролегла пропасть. Мама не открыла семейную тайну озера, я не призналась в тайне браслета с рубинами. А, может, мама и знала ее, но не подавала вида.
  
   Я пробудилась. Поняв, что из рода ведьм, многие вещи, давно знакомые и обыденные, увидела в ином свете.
  
   "Заходы !.."
   Люблю лежать на воде. Невесомо и почти без ощущений. Выключаешься из всего под, над и околоводного. И почти невидима-лишь нос, два острых соска, да кончики пальцев над волной.
   Невидимое течение тихо приносит меня к берегу.
  Мгновенно "восстаю" из мертвых. И плашмя, лицом вниз на раскаленные каменюки. Сначала вспыхивают опаленные ладони, взрываются и вскипают колени, затем пламя врывается в низ живота, потом огнем режет по локтям, и -наконец, словно на сковороде- защипела двумя глазуньями грудь. В лицо пышет преисподней. Выбрасываешь руку назад- сбросить шлейф волос с попы и спины. Теперь ты вся как в печи обжига -сверху солнце, снизу жаровня пылающих камней.
   Вжаться б, затихнуть. Но как автоответчик включается читка мыслей : "Щас я ее!". Так и есть, не успела я осознать чьи мысли считаны, как на задницу шлепается громадная медузяка. И медленно расплывается одной половинкой-к пояснице, другой- в промежность, обжигая по пути нежные складки девической сокровенности. Невольно переворачиваюсь, и вижу шерстяного, усатого Коляма, еще не раскрывшего ладони "лодочкой", откуда и выпал слизняк пламени.
   Широкоплечий баловень Судьбы. В следующий миг падает на вытяну тые руки. Навис, щекоча живот ванькой- встанькой. Ухмыляется. Подхватываю игру.Тщательно расчесываю пятерней на пробор нижний чубчик и заговорщически шепчу : "Заходы!". Николку ветром сдувает.
   За что боролся, на то и... Мученик хренов! Когда вокруг будто в общественной бане, секс явно не идет на ум. А у Николки, видимо, и в гробу стоять будет. Уж как обхаживал в прошлом сезоне, учуяв мою разведенность! Отыграв ритуальный спектакль, заманилась к нему домой. Молния штанов едва сдерживала его молодца. А, только к сути дела, аппарат сник. Вот Николка и "замазыавет" позор. К месту, а еще чаще- не к месту. Дурак- дураком, милый шерстяной! Ну и что с того, что агрегат не сработал Мне в его постели не до потного пыхтения -
  
   Мне было с ним хорошо. Он чем-то сбежавшего муженька напоминает. Бравирует, чтоб скрыть стеснительность. От таких только дочерей рожают. Прелестная была б девочка-русалочка ! И рожала бы здесь, в море.
  
   Обиженный
   Муженек вспомнился. У Русалок любовь единственная.
  Не хотела приворожить. Все было по наитию свыше. Приворожилась сама. Сладость и боль едины в русалочьих чувствах. Я увлекала, вела его по любви. А он лишь озирался, широко раскрыв глаза, пораженный и оглушенный. Влюбленность и обожание были обоюдными.
  
   А с Любовью, большой, до седин- не повезло. Какой-то скованный, футлярный был мой любимый. Шифоновая блузка- неприлично. Пробежать из ванной в спальню за халатом, прикрывшись полотенцем- ну почему раздетая ! В выходной днем с ним в постель: ни- ни. Только к ночи! Мелочи, но какие-то глупые !.
   И разрыв тоже был глупым. Ни маме, ни муженьку я не докладывала, как загораю . Переодеваюсь вечером в домашнее. Как вдруг маме приспичило полезть тоже в шифоньер. Увидев сплошной загар без анемичных белых пятен, потеряла дар речи. Придя в себя наивно спросила, что- мол, среди мужиков голых? . И не дожидаясь ответа, брезгливо поморщилась.
   Оказывается, муженек любимый, на мамин щум возник в двери. Больше от него слова живого не услышала. Лишь под утро я задремала. Рядом со смертью, говорят, человеку видится прожитая жизнь. В моем забытьи прокрутился сериал нашей с муженьком влюбленности. Он по-прежнему бережно целовал меня в губы, потом посасывал левую грудь, я вновь бурно стонала в жгучем оргазме, и все не могла налюбоваться моим самым-самым, единственным на свете, и крепко- крепко навек обнимала его...
   Проснулась брошенной. Ушел, раб духом, не выдержал моей раскованности. Испугался, обиделся ли, сбежал. Где ты, любимый ?
  
   Флаг неверности
   Брошенные уходили в монастырь, уходят в кабаки. Я ушла на дикий пляж. Уж слишком его лагуна напоминает край горного озера с бабкиного фото. Ушла к нагой телом, открытой душой братии, с которой сроднилась в последние годы.
   Собственноручно крупными стежками красных ниток нашила голубые с кружавчиками трусики и белый гипюровый лифчик на фирменный флаг нагого братства. С уходящим ввысь по флагштоку желтым полотнищем с зелеными буквами "NATUR" от меня уходило не только мое свадебное белье. Я обрела неверность сбежавшему любимому.
   У самцов нюх на течку самок. У мужиков- чутье на "освободивуюся" женщину. Первым заволновался тихоня Саша- строитель. Домик-шалаш для нашего братства, плавучая платформа-остров посреди лагуны, конструкция флагштока для "NАTUR"- каждый сезон создаются его руками. Молчаливый, работящий- отличный муж. А ослиный шланг между ног делает его идеальным. Но что за мужик, если не умеет внятно сказать женщине, что хочет ее. Далее сиротливо-робких взглядов волоокими очами в мою сторону и в этот раз у него не пошло.
  
   Иной- другой Саша-художник. Дипломированный живописец. И человек классный. Недаром он лидер в нашем сообществе. Улавливая миг, когда неуемная энергия заставляет меня время от времени дефилировать вдоль райского побережья, не раз составлял компанию. В этот раз вопреки обычаю, сам предложил пройтись, В разговоре мы оба заводные. Увлекшись, вновь забрели на "чужую" территорию. Наша прародительская нагота, вызвала на ханжеском пляже шок. Злорадно рассмеявшись, ретировались назад. Перед "вратами в рай", посреди скального хаоса, Саша круто прервал разговор. Обыденно и твердо заявил: "Хочу тебя!". Полумашинально я уперлась в скалу, выгнулась. Так отдавалась Ева. Он вошел в меня, как всаживают топор в дерево. Так изголодавшийся кидается к накрытому столу. Но Саша быстро осознал, что трудится водиночку. Скомкал завершение, подхватил меня на руки. Прижав, прошептал: "Прости, девочка, мне стыдно за себя и горько!"
   Потом мы долго стояли обнявшись, два несоединимых одиночества.
   Саша закоренелый холостяк, а может быть потерял кого-то слишком любимого.
  
   Наедине с неизбежностью.
  Третий сезон я без любимого. Где ты, муженек !?
  И все ярче озаряет меня единственно возможное для Русалки решение. В поиске подтверждения верности своему намерению я обращаюсь ко всему, что меня здесь окружает.
   На диком пляже мы обретаем вольность тела и духа, но не отгородиться в этой лагуне неприступными скалами от соседнего ханжеского, и далее- главного общедоступного миров. Не убежишь от себя. Здесь неизменно счастливы только дети, да их мамы рядом с мужьями. Детишки однополо единоутробно родны друг-другу : возятся в своих бесконечных играх-заботах. Их мамы перемежают любовные игры с мужьями среди волн и кормежку ухой всех детей подряд, без различия принадлежности.
   Потом любовно собирается "взрослый" стол для сообщества.
   Втискиваемся в Саши-строителя холобуду. Распив бутылочку сухого, обильно закусив, не менее часа порхаем в небесах застольных бесед. А ополоснув посуду, опять распадаемся на группки в одинаково шоколадных общинников. Каждый наедине со своим миром внутри.
   Жены, по негласной очереди, отдаю т свои телеса Саше-художнику. Он пишет масляными красками причудливо сфантазированные узоры из дивных снов. Страстные, буйные, или наоборот- пронизанные вечным покоем, узоры порождают неподвластные разуму ассоциации. Процесс созидания наиболее ярко комментируют детишки мам-натурщиц. Готовое "произведение" фотографируется. Каждый принимает в "группе трудящихся" позу им лично изобретенную, Фигура с росписью - в центре, и - щелк!
   В большой галерее росписей нет только моей и Ирининой.
  Почти идеальная фигурка, с точеной небольшой грудью, божественной талией перетекающей в негромоздкие округлые бедра, пропорционально соразмерные изящные руки и ноги с хорошо выраженными икрами. Лучистые глаза и мягкая улыбка на рельефно очерченных губах. Но-растопыренные зубы ! Ира старше меня, но судя по девственному лобку-не была замужем. Явно мечется, затаив сокровенную боль. Иногда уходит от нашей коммуны к дальним скалам, где одиночные стеснительные Адамы жгут костры и поглощают мидий. Надо видеть, как красиво движется туда Ирина. Глаз не оторвешь от ее худенькой как у подростка фигурки, так и хочется чмокнуть каждую ее ягодицу отдельно. Уже не раз уходила она с кем-либо из "чужаков". Мысленно, осенялась Ирина вослед крестным знамением, думаю, не мною одной. Но в следующие выходные появлялась одна, также негромкая, озаренная улыбкой.
   В раю только Еве суждено было обрести мужа. Остальным дано найти его вне райских кущей, а потом только привести с собой в Эдем. В прошлый сезон рядом с Ирой была подруга Вера. Высоченная, с непропорфионально длинными руками и ногами, мелкой острой грудью. Буйными кучеряшками меж ног и такой же иссиня черной шевелюрой под неизменным желтым козырьком. А главное- в два дня загоравшая до черноты, Вера подобна негритянке. Хладнокровно рассудительная, кротко отзывчивая в общении, она магнитила к себе. И она была стопроцентной нашей. Ничего не стоилой ей, нацепив черные очки впридачу к козырьку, нагишом прошествовать в середину "ханжеского" пляжа и по-хозяйски расположиться там. Там и нашла свою судьбу в паре с серъезным товарищем, категорически отрицающим быт дикого пляж. Обожает Веру и трепетно охраняет ее свободную наготу. Вокруг них постепенно кристаллизуется свой Эдем :взрослеющие девочки и мальчики, обретшие свободу от одежд, но еще не приобретшие полной смелости отстаивать свободу духа без помощи Вериного избранника.
   Отпочковавшийся с Верой Эдем зреет. А что ждет наш !
   Близко к завершению бабушкино четверокнижие, А я уже и дня не провожу без Писания. Потемнение браслета с рубинами. Замеченное недавно на старой фотографии отражение грозовых туч в ровной глади горного озера. Все в этом году возбуждает тревогу. Близится неведомый смерч Судьбы и в этом раю, где я затаилась.
   Одно из предзнаменований : новый чужак . Пока еще не в нашей общине, но уже рядом, на подступах к ней. Пугают его глаза: будто сонные, но видящие насквозь, постоянно сканирующие суету нашего Рая. Свбодно общается со многими из нас, но в круг наших "бдений", в Саши-строителя домик, не стремится. Особнячком, но словно рядом с каждым из нас соглядатаем. Это не обычный "зыритель" девичьих прелестей, какие не замечаются нами, словно воробьи. В нем некая угроза, которую подспудно почувствовали некоторые из нас. А с моим даром предвиденья -это видение болезненнее во сто крат. Он- от дъявола. Это пришел крушитель нашего Рая. Как-то обмолвился, что пишет рассказ о диком пляже. Писатель хренов! Я дала ему кликуху-Мрачный. Внутри него я вижу черноту, не от Бога, и потому он страшен мне.
  Напишет рассказ обо всех нас. И обнажатся в наших нагих телесах незащищенные девственные души. И устрашимся мы увиденому. Тому-что высветит этот слуга дъявола, змей кусачий, высветит в потаенных закоулках, где самое сокровенное, без чего жизнь наша бессмысленна. Бог нас одарил сокровенным, он нас объединил духом святым и упрятал от ханжеского мира на берегу дивной лагуны. А Мрачный, дав имя сокровенному, показав всему миру, сорвет покров таинственности с него, и тем самым вынет из него смысл. Каждый возненавидит ближнего, и уйдет прочь, не в силах уже никогда обрести Любовь и Умиротворенность
   И это неизбежно. Сейчас ли пришел Мрачный, или придет позже.
   Но душа моя уже мечется в клетке грудной, наедине с ожиданием жуткой муки умерщвления
   Иной мир.
   Поэтому во мне дозревает намерение. Инстинкт духовного самосохра-нения, или ангел- хранитель- бабушкин дух, меня влекут к исходу. Не ждать, пока безжалостный Мрачный произнесет "Сезам, откройся!" моей душе. Мне надо уходить. Собратьям по Раю я не в силах помочь- все в руках божьих.
   Сегодня я поднимусь по лестнице сброшеной с вершины хребта на соседний пляж. Сверху, затаившись, погляжу как уйдут дальше, мимо лестницы, там , на дне, мои собратья по нагому раю. Проводив их, благословив трижды их вослед, попрощав-шись, вернусь в Саши-строителя домик. Разведу вновь костер, сожгу все с себя. Распущу роскошные мои золотые волосы. Впервые медленно, умиротворенная ритуальной торжественностью, войду в воду, чтоб уже никогда не выйти на этот берег. Поплыву навстречу восходящему лунному диску. Лишь когда горизонт закроет позади затухающее пламя костра, домик Саши и флаг, остановлюсь, лягу на спину и замру. Меж двух вселенных- небесной и морской, придет Покой.
   Мы с Мрачным одного знака Зодиака- июльские Раки. Только он по году рождения Змея, а я Дракон. Оба скрытные, мудрые. Змее дано обвивать и душить любого, с кем он общается. И лишь Дракон в силах ускользнуть. Прощай , обреченный рай! Вместе с твоей гибелью не станет и Мрачного.
   А мне предстоит возрождение. Луна недолго будет хранить меня, скоро зайдет. Пробудятся звезды. И начинается мой дальний путь. Неведомые течения подхватят мои тело и душу. Будут нести сквозь бесконечность между звезд. Убаюканная колыбельной песнью Вечности, я усну. А Провидение все будет нести и нести меня в неизведанном пространстве. Сны покинут меня на пути.
   Проснусь от яркого солнца. Посреди изумительно красивого озера. Желтые скалы наклонятся надо мной, чтобы пожелать доброго утра. Птицы будут мне нащебетывать на понятном мне языке незамысловатые песенки. Рыбки будут резвиться рядом. Я стремительно поплыву к песчаной отмели. И это будет первым открытием- я откуда-то знаю, где эта отмель. А всплыв на мягкий песочек восторженно обнаружу- вместо ног у меня плавник, под цвет волос- золотистый. Усевшись на отмели, ахну : так вот какое озеро на фотографии с виньетками .
   "Я- вернулась !!!"- скажу я негромко, еще боясь поверить в свое счастье. Но меня услышат все- и бабушка, и прабабушка.и пра- пра-... Все-все, как и я, русалки.
  
   1992 г.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"