Я -- Тень. Не та, что молча стелется по земле, следуя за Хозяином и безропотно повторяя все его движения, но разница, в сущности, невелика. У меня нет собственного имени, облика и судьбы. Но это не значит, что нет собственных чувств и желаний. Это не значит, что я не мечтаю обрести то, чего меня лишили
Картинка для обложки найдена на просторах интернета, автора не знаю. Если будут претензии -- сниму.
Часть I. ШКОЛА ТЕНИ
-- Вставай! Пора!
Голос ввинчивался в сознание, отравляя пространство сна и оставляя лишь одно желание -- спрятаться, укрыться от него.
Я перевернулась на живот и зарылась лицом в подушку, натягивая на голову одеяло.
Вообще-то я приучена вставать с постели по первому сигналу. Но именно сегодня одолевало желание пробурчать-проныть сиплым спросонья голосом: "Ну-у, нянюшка... еще капельку".
"Нянюшка" -- это было из другой жизни. Из глубокого детства, память о котором подернулась непроницаемой пеленой. И та, что пришла сейчас за мной -- не нянюшка вовсе. Она -- мой персональный кошмар, во сне и наяву, с самого своего появления в моей жизни.
***
Дама Релута, директриса воспитательного дома для девочек, пыхтя и отдуваясь, волокла меня за руку по коридору. Иногда, сделав несколько быстрых шагов, мне удавалось поравняться с ней, но чаще я отставала, плелась за директрисой, загребая ногами, и пялилась на ее пышный зад, колыхавшийся под складками юбки. Это зрелище меня завораживало, оно олицетворяло могущество и власть директрисы. Даму Релуту у нас боялись -- наказания, которые она придумывала за детские провинности, свидетельствовали об изощренной фантазии. Даже воспитатели старались покрывать наши шалости, чтобы лишний раз не дать ей возможность эту фантазию проявить.
Я не боялась, хотя и мне доставалось не меньше, чем другим. Просто дама была частью моего мира, незыблемым символом приютской жизни, одним из якорей, приковывавших меня к реальности и не позволявших окончательно погрузиться в мечты и смутные воспоминания.
Директриса открыла дверь своего кабинета и втолкнула меня внутрь. Там, в кресле для посетителей, сидела ОНА. У нее были жесткие черты лица, словно высеченного из слоистого камня, смуглая кожа и темные, почти черные глаза, взгляд которых сразу захватил меня в плен.
-- Вот, -- выдохнула дама Релута, -- всё как вы заказывали -- и возраст, и умственное развитие, и внешние данные.
-- Родственные связи? -- гостья спрашивала у директрисы, но смотреть продолжала на меня.
-- Нашли три года назад под дверью воспитательного дома. Девочка сказала, что привела ее нянька. О себе она ничего не помнила, даже имени. Мы назвали ее...
-- Меня не интересует, как вы ее назвали! -- пресекла гостья пространные объяснения директрисы.
Так я лишилась одного из своих якорей -- имени. Но дама Релута ошибалась -- кое-что я все-таки помнила. Воспоминания были не слишком ясными, словно подернутыми туманной дымкой, но иногда из этого тумана проступали лица и даже целые сцены. Имен и названий у этих видений не было, но русоволосую женщину с мягким, округлым лицом и ясными голубыми глазами я решила считать своей мамой, потому что мне нравилось, как она улыбалась и смотрела на меня. А суровый мужчина с тяжелым взглядом, который смягчался, стоило в поле зрения появиться мне или этой женщине, был, конечно, отцом.
Няньки в той жизни не было. Она появилась позже и что-то сделала со мной, отчего прежняя жизнь обратилась туманным сном, утратив четкие очертания. И после привела меня сюда и оставила на крыльце со словами: "Так будет лучше".
-- Магический дар? -- спрашивала меж тем гостья.
-- Отсутствует, -- докладывала директриса, -- проверяли дважды -- при поступлении, а потом еще раз, год назад
-- Подходит, -- коротко отозвалась гостья, -- а теперь оставьте нас одних.
И директриса -- могущественная, незыблемая дама Релута, которой все так боялись, -- съежилась и уступила свои владения другой женщине -- более сильной и властной, которой она сама опасалась.
-- Подойди, -- скомандовала новая хозяйка кабинета, едва за директрисой затворилась дверь.
Я осторожно приблизилась. Эта женщина, в отличие от дамы Релуты, действительно пугала меня. Было в ней что-то, заставлявшее мою душу трепетать и сжиматься.
Женщина поднялась, обошла меня кругом, внимательно разглядывая и хмыкая, затем плеснула в стакан воды из графина и туда же накапала янтарного цвета жидкости из пузырька, который она извлекла непонятно откуда.
-- Пей! -- она протянула мне стакан.
Возражать я не посмела, выпила.
Женщина пристально уставилась на меня. Мне показалось, что ничего не изменилось. Просто в какой-то момент стало вдруг все равно, что со мной будет дальше. И страшно больше не было, только как-то неправильно, словно я очутилась в неположенном месте, а как из него уйти -- не знаю. Только это и вызывало смутное беспокойство.
-- Разденься!
Я послушно стянула с себя приютское платье, оставшись в ветхих панталончиках.
-- Повернись ко мне спиной! -- снова скомандовала женщина. -- А теперь стой и не двигайся.
Стоять голышом было холодновато, и это на какое-то время привело меня в чувство, заставив вновь испытать страх, но когда моей спины коснулось что-то мягкое и влажное, все остальное сразу утратило значение. Страшная женщина рисовала на моей спине причудливые узоры, и только это было важным и составляло всю мою жизнь -- я существовала лишь в месте соприкосновения кисти с телом, больше нигде.
А потом она убрала кисть, а когда я всхлипнула, ощутив потерю, наклонилась и шепнула мне в ухо:
-- А теперь повторяй за мной: отдаю себя тени, имя свое -- древним богам, послушание свое -- Бьярте Солнум, магу и алхимику.
Я повторила, и тогда она вновь коснулась кистью моей кожи, завершив узор последним завитком.
Я была уверена, что после этого она заберет меня с собой -- я ведь обещала ей свое послушание, -- но дама Релута, которая за дверью ожидала дозволения войти, вновь отвела меня в жилой корпус. Правда, в общую спальню я не вернулась -- меня поселили в отдельной каморке, рядом с комнатами ночных нянь.
Уже лежа в постели, я пыталась обдумать произошедшее, но мысли в голове путались, ускользали, не позволяя себя поймать, а я теряла равновесие и всё падала, падала в пугающую черноту сна. Я знала, что сплю, догадывалась, что за пределами окружающей меня тьмы где-то должен быть свет, но выйти к нему не получалось, как и проснуться. Я пыталась вызвать в памяти образ, который меня всегда успокаивал -- лицо женщины, что считала своей матерью, но видение, которое я так старательно ткала, расползалось, стоило мне самую малость ослабить внимание. Хотелось плакать, но глаза мои оставались сухими. Только и оставалось, что пялиться в темноту -- в надежде, что она когда-нибудь кончится.
А утром я проснулась больной. Спина пылала, будто узор вчерашний не кистью рисовали, а выжигали огнем, все тело била крупная дрожь, голова раскалывалась от боли, а в глаза словно песку насыпали. Терпеть боль я тогда еще не умела, а потому лежала и тихонько хныкала, но никто ко мне не приходил.
Потом меня вдруг осенило, что дежурная нянька, видать, просто не знает, что я здесь, и надо ее позвать. Сползти с постели стоило мне неимоверных усилий, но до двери я так и не дошла -- потеряла сознание.
Не знаю, кто нашел меня, но в следующий раз я очнулась снова в постели, а у изголовья сидела няня Тиса -- средних лет женщина (мне она тогда казалась почти старухой) с обветренным лицом и шершавыми руками, которыми она время от времени меняла влажную тряпицу у меня на лбу.
-- Изверги, -- бормотала няня, глядя куда-то мимо меня, -- сказали, лекаря звать не надо. Само пройдет, мол.
Болела я еще два дня, а на третий поднялась и на дрожащих ногах дошла до уборной.
Няни в комнате не было, однако на тумбочке у кровати стояла тарелка с остывшим завтраком. Выглядел он не слишком аппетитно, но желудок урчал от голода, и мне пришлось запихнуть в себя склизкую кашу, а когда тарелка опустела, я устроилась на кровати, закутавшись в одеяло, и задумалась.
Чувствовала я себя престранно: вроде ничего не болело, но тело казалось чужим, непослушным, тяжелая голова клонилась к подушке.
Обед я проспала, а к ужину, так никого и не дождавшись, доковыляла до столовой. Соседки по столу не обратили на меня внимания, даже не спросили о том, где я была. С одной стороны, мне это было на руку -- дружбы особой я ни с кем не водила и общаться не жаждала; с другой -- странно все-таки... будто я и не исчезала никуда и не появилась снова. Словно меня и не было никогда. Мне показалось, что события последних дней окончательно отделили меня от других детей. У меня теперь будет другая жизнь. Я не очень себе представляла, какая именно, но точно другая.
Однако после ужина я почувствовала некоторую растерянность, потому что не знала, куда мне теперь идти -- возвращаться в общую спальню или в каморку, где я провела эти дни. Но все решилось само собой: как выяснилось, в спальне меня никто не ждал, с моей кровати сняли постельное белье, а из тумбочки исчезли все мелочи, составлявшие радости девчоночьей жизни -- самодельная тряпичная куколка, праздничная синяя лента для волос, прозрачный камушек, представлявшийся мне драгоценным... Потеря меня почему-то не огорчила -- все это, казалось, принадлежало другой девочке, которая была ДО ТОГО, приютской сироте с чужим именем, а у меня с некоторых пор имени не было вовсе, ни своего, ни чужого.
Я вернулась в каморку, поскучала немного и легла спать, чтобы наутро обнаружить, что обо мне все забыли. Никто не пришел меня будить -- я сама проснулась еще до рассвета, сходила на завтрак, не без удивления обнаружив, что тарелку с кашей на мое обычное место все-таки поставили, молча проглотила свою порцию и поплелась на занятие.
Урок письма я честно проскучала: наставница повторяла простейшие темы для тугодумов, и выдержать это занятие оказалось непросто. На уроке счета я ожила и даже тянула руку, желая ответить на вопрос наставницы, но та опрашивала кого угодно, кроме меня. Это было немного обидно, потому что учиться мне все-таки нравилось, особенно тому, что у меня хорошо получалось. Вот уроки рукоделия были мне в тягость, и я с раздражением ковыряла иголкой натянутую на пяльцы ткань, покуда не обнаружила, что и здесь наставница обходит меня своим вниманием. Словно меня и вовсе нет в классной комнате. Интересно, а если... Я отложила свою кривую вышивку, поднялась и неспешно прошествовала к выходу. Никто не окликнул меня. Никто даже не посмотрел мне вслед. Маленькая девочка с чужим именем действительно перестала существовать.
Это было странно, непонятно, но по некотором размышлении я увидела для себя выгоды в новом положении: можно было ходить только на те уроки, которые интересны, не бояться наказания за прогулы или нерадивость... И даже книжку в скудной приютской библиотеке я взяла с той полки, куда малявки вроде меня не допускались. И никто даже слова не сказал.
Книжка оказалась на диво скучной, но я все равно дочитала ее до конца и немножко гордилась этим подвигом. Только похвастаться было некому.
Я уже начала входить во вкус беззаботной жизни, когда ей внезапно пришел конец: за мной снова явилась Она и на этот раз все-таки увела меня из воспитательного дома. Я ни о чем и ни о ком не жалела, позволив двери в прошлое закрыться за моей спиной. За прошедшие дни я успела привыкнуть, что уже существую отдельно от этого мирка, не являясь больше его частью.
***
Мы долго ехали в карете, и я периодически задремывала под перестук копыт, потом просыпалась и, пользуясь тем, что моя спутница погружена в чтение, с удовольствием глазела в окошко.
Прибыли мы к вечеру, я успела изрядно утомиться -- и долгим сидением в карете, и изобилием впечатлений, а потому, когда Бьярта Солнум привела меня в комнату и объявила, что здесь я теперь буду жить, только кивнула покорно и упала на кровать, не раздеваясь, едва за хозяйкой закрылась дверь.
Свое новое жилище я рассмотрела только утром. Комната, как я теперь понимаю, была невелика и обставлена довольно скромно, однако по сравнению с каморкой в воспитательном доме, не говоря уж об общей спальне, которую я делила с пятнадцатью другими девочками, она показалась мне настоящими хоромами, достойными принцессы.
А может, думалось мне, я и есть принцесса? Меня потеряли во младенчестве, а теперь нашли и вот-вот вернут родителям? Всякая девочка из сиротского приюта мечтает о подобном, а у меня с недавних пор появились основания верить в собственную исключительность.
Во-первых, меня теперь кормили. Нет, я и прежде не голодала, но приютская еда не шла ни в какое сравнение с тем, что подавалось на стол в доме Бьярты Солнум. Правда, к еде прилагалось множество столовых приборов, которыми я не умела пользоваться, а хозяйка требовала неукоснительного соблюдения правил этикета, но меня это не слишком тяготило: я была наблюдательна, быстро перенимала новые навыки, и по рукам мне досталось всего пару раз, в самом начале.
Во-вторых, на третий день пребывания в новом доме молчаливая служанка принесла и сгрузила на мою постель ворох нарядов. Большей частью это была довольно скромная одежда, в основном, штаны и рубахи, но нашлось и несколько платьев -- таких прекрасных, что у меня глаза загорелись от восторга. И конечно, я не преминула надеть одно из них, чтобы спуститься к обеду.
Бьярта Солнум уже сидела за столом. Я широко улыбнулась ей, покружилась, демонстрируя свою выдающуюся красоту, и не удержалась от вопроса:
-- Я принцесса, да?
-- Ты не принцесса, -- сухо ответила хозяйка, -- ты тень принцессы.
Не знаю, почему я решила, что тень принцессы -- это что-то вроде личинки, из которой со временем должна вылупиться настоящая принцесса. Я просто очень хотела в это верить, а потому ответ Бьярты меня вполне удовлетворил.
Удивительно, но Бьярты я больше не боялась, даже не помнила о своем прежнем страхе.
Страх вернулся позже. Я успела привыкнуть к спокойной, размеренной жизни: сну в мягкой постели, хорошей еде, долгим беседам с хозяйкой.
Бьярта говорила со мной не как с ребенком, она рассказывала о разных вещах: об устройстве жизни в королевстве Тауналь, о соседних странах и дальних краях. Многое было мне непонятно, но детский ум впитывал все подряд, не разбирая. Я была счастлива, что мне уделяют столько внимания, щедро делятся знаниями о мире...
Только однажды я остро ощутила свою незначительность -- когда осмелилась попросить Бьярту показать мне какое-нибудь колдовство. Хозяйка ничего мне не ответила, но взгляд, которым она меня одарила, ясно показал мне, что я переступила некую границу, к которой даже приближаться не должна. Я была умной девочкой, а потому опасную тему больше не затрагивала и вообще стала осторожнее, не столько осознав, сколько почувствовав пропасть, которая нас разделяла.
Впрочем, мне это не помогло. Невозможно отслеживать границы, если кто-то сильный меняет их расположение по своему усмотрению... кто-то, в чьей власти не только устанавливать эти границы, но и распоряжаться твоей жизнью, указывая на степень ее ничтожности...
В то утро я почувствовала себя нехорошо примерно через час после завтрака. Мы сидели в комнате, Бьярта рассказывала что-то, несомненно, увлекательное, но нарастающая дурнота мешала мне сосредоточиться. Сперва я не поняла, что со мной происходит -- за все время приютской жизни я болела лишь однажды, после визита Бьярты и ее колдовских манипуляций с моей спиной. Я и в этот раз списала все на магию, а потому терпеливо пережидала странные приступы, скручивавшие мое нутро в болезненный узел, обливалась холодным потом, но помалкивала. А потом меня скрутил очередной спазм, и недавно съеденный завтрак фонтаном выплеснулся мне на платье и на кресло, с которого я не сообразила подняться.
Бьярта брезгливо поморщилась.
-- Когда тебя тошнит, надо уходить в уборную, а не пачкать все вокруг себя, -- сухо заявила она, -- встань немедленно, прибери здесь все за собой, а потом переоденься и приходи. Я буду ждать тебя в зеленой гостиной, -- и вышла из комнаты.
Ослушаться мне и в голову не пришло. Я сходила за тряпками и водой, тщательно очистила кресло и пол. Дважды меня прерывали приступы тошноты, и я едва успевала добежать до уборной, но все же я доделала то, что от меня требовалось, потом переоделась и даже неумело простирнула испачканное платье.
Бьярта, как и обещала, поджидала меня в зеленой гостиной и, стоило мне усесться в кресло, продолжила свой монолог с того места, на котором остановилась.
К тому времени я уже успела понять, что мне не просто красивые истории рассказывают, а пытаются чему-то научить. И мне это нравилось, но только не в тот раз, не тогда, когда в животе волнами разливается мучительная боль, а выворачивающийся наизнанку желудок то и дело заставляет срываться с места.
Однако прерывать урок из-за моего самочувствия Бьярта не собиралась -- лишь умолкала ненадолго, когда я выбегала из комнаты, и снова начинала говорить, когда я вновь показывалась на пороге. Похоже, ее не слишком заботил тот факт, что я едва ли способна усвоить что-то в таком состоянии.
Зато на обед чародейка милостиво позволила мне не ходить, и я чуть слышно выдохнула с облегчением, потому что есть мне совсем не хотелось, а хотелось лечь, прижав колени к животу, и ни о чем не думать.
К вечеру приступы тошноты прошли, боль улеглась, но еще три дня меня лихорадило, и на еду я смотрела, мягко говоря, без восторга.
И только когда болезнь окончательно отступила, я решила задать Бьярте мучивший меня вопрос:
-- Что это было? Магия? -- мне не надо было объяснять, что я имею в виду, чародейка понимала... Наверно, она знала обо всем, что творится в моей голове.
-- Не магия, -- спокойно ответила Бьярта, -- яд.
После чего подошла к книжному шкафу, достала с полки увесистый фолиант, пролистала его, выложила передо мной открытую книгу и указала пальцем:
-- Читай.
Я послушно уткнулась в страницу. Читала я для своих девяти лет неплохо, но текст, изобиловавший непонятными словами, поддавался с трудом. Впрочем, чародейка меня не торопила.
'Уртаса -- ядовитое вещество, получаемое из листьев тумны обыкновенной или регавы огненной. При попадании в организм с пищей всасывается через слизистые оболочки полости рта и пищевода, поражая жизненно-важные органы. В небольших дозах вызывает приступообразные спазматические боли, рвоту, слабость, головокружение. В отдельных случаях наблюдается несвязность речи, вызванная онемением гортани. Прием смертельной дозы вызывает судороги, нарушение дыхания и последующую остановку сердца. Смертельная доза составляет 7 уаров для взрослого неподготовленного человека. Если организм ослаблен, летальный исход возможен и в случае приема меньших доз, но не менее 3 уаров.
Противоядие...'
На эту небольшую статью я потратила не менее получаса, то и дело возвращаясь и перечитывая непонятные фразы, пытаясь вникнуть в ускользающий смысл. Нельзя сказать, чтобы я вовсе ничего не поняла. Но мой главный вопрос остался без ответа. Отодвинув книгу, я с недоумением уставилась на хозяйку. Та, впрочем, не сочла нужным что-либо объяснять.
А спустя неделю меня опять посетило уже знакомое недомогание. В этот раз я своевременно почувствовала его приближение, и это позволило мне не опозориться -- я вовремя бегала куда положено, а в оставшееся время пыталась внимать речам чародейки, лишь постанывая, когда живот скручивали особенно мучительные приступы боли.
Я была умной девочкой и догадывалась, что яд не мог попасть в мою пищу без ведома хозяйки, но помалкивала до поры. Я стала бояться садиться за стол, ожидая очередного подвоха, однако страх свой старательно скрывала. Впрочем, не думаю, что он оставался тайной для чародейки.
Третье отравление прошло легче -- боли было не меньше, но уже к вечеру первого дня я чувствовала себя вполне сносно. Даже поела немного за ужином. И подумала, что все, наверно, не так ужасно, у Бьярты наверняка найдется разумное объяснение.
-- Зачем? -- спросила я, отложив вилку.
Бьярта опять поняла меня без всяких уточнений:
-- Чтобы ты привыкала.
-- К яду?! -- ее ответ ничуть не уменьшил моего недоумения.
Чародейка молча поднялась из-за стола и вышла. Я не знала, стоит ли мне идти за ней, и на всякий случай осталась сидеть. Оказалось, правильно. Хозяйка вернулась через несколько минут и положила передо мной тоненькую книжицу в сером невзрачном переплете.
-- Прочитаешь сегодня. Что поймешь -- то твое.
Серая книжка была написана куда более понятным языком, но за один вечер я с ней все равно не справилась. Бьярта хмыкнула, однако позволила мне оставить ее у себя на несколько дней. Книга рассказывала о том, как детей сызмальства приучают к ядам, чтобы впредь у них была возможность избегнуть мучительной смерти. Некоторые яды, как, например, ту же уртасу, полагалось принимать время от времени в не смертельных количествах, другие в ничтожно малых дозах добавлялись в пищу ежедневно -- и таким образом вырабатывалась устойчивость организма к отравляющим веществам. Поняла я, конечно, далеко не все, но две самые важные вещи для себя усвоила: во-первых, что мне придется привыкать и к боли, и к прочим неприятным ощущениям, потому что чародейка ничего не делает просто так, а во-вторых, к ядам приучают тех, на кого в будущем, возможно, будут покушаться, -- отпрысков знатных семейств, стоящих у власти. И еще поняла, что принцессой мне быть совсем не нравится. Впрочем, я уже начала сомневаться в том, что я принцесса. Может, их и травят, но наверняка не заставляют убирать за собой следы своего... недомогания. У принцесс для этого имеются слуги.
В доме Бьярты Солнум тоже были слуги, но с ними я практически не сталкивалась, да и при встрече они меня не замечали. Но я и без них неплохо справлялась -- и мылась, и одевалась сама, даже косу научилась заплетать. Впрочем, в комнате моей кто-то наводил порядок в те часы, когда чародейка впихивала в мою голову очередную порцию знаний. Я старалась не доставлять слугам лишних хлопот -- не разбрасывала свои вещи, сама застилала постель. К этому меня приучили еще в воспитательном доме.
Я оказалась права -- Бьярта взялась за меня всерьез. И боль стала неотъемлемой частью, моей жизни. Мало того, мне не дозволялось уделять неприятным ощущениям слишком много внимания. Едва чародейка заметила, что приступы больше не валят меня с ног, к ядам добавилась физическая нагрузка.
Сначала Бьярта показала мне упражнения, которые полагалось выполнять дважды в день -- утром и вечером, затем мы начали бегать по дорожкам запущенного сада чародейки. Да-да, в первые дни хозяйка бежала вместе со мной, подсказывая, как правильно дышать, чтобы не утомляться, и только потом, когда я усвоила эту науку, стала гонять меня одну, покрикивая мне вслед или ускоряя тычками невидимых палок, если ей казалось, что я слишком расслабилась.
В обычные дни пробежки даже доставляли мне удовольствие, но только не тогда, когда живот скручивала боль, а к горлу подступала тошнота. Однако спуску мне чародейка не давала, гоняла каждое утро, независимо от погоды и моего самочувствия.
Почему я терпела, не бунтовала?
Отчасти, наверно, из-за того ритуала, в котором я дала обещание быть послушной. Но главным было ощущение того, что мой новый мир, после того как закрылась дверь в прошлое, вращался вокруг Бьярты. Она и только она привязывала меня к реальности, возвращала каждое утро в жизнь и заставляла эту жизнь впитывать всей душой, всем телом, испытывать удовольствие оттого, что я становлюсь крепче, сильнее, радоваться всякой минуте без боли, с восторгом постигать новые знания. Сны все еще снились мне, но они были уже... не про меня. Между мной и теми людьми из видений пролегла непреодолимая пропасть.
Учеба моя тоже стала проходить интенсивнее. К простым беседам, посвященным истории, географии и мироустройству, добавились уроки математики. Бьярта быстро убедилась, что счетом и простыми арифметическими действиями я уже неплохо овладела, и решила углубить мои знания. Отдельно мы изучали свойства веществ и их состав. Чародейка не только учила меня, но и проверяла, как я усваиваю знания, при этом особое внимание уделяя моему умению внятно излагать свои мысли. Говорить полагалось гладко, не мычать, избегать лишних слов, грамотно строить предложения.
Несмотря на строгость наставницы, учиться мне нравилось, учеба казалась увлекательной игрой, а когда к имеющимся наукам в мое расписание добавилось изучение языков -- илмайского, ругалденского, уствейского, -- мне начало казаться, что я в попала в сказку.
Мир вращался вокруг Бьярты, а Бьярта -- вокруг меня. За всю мою короткую жизнь никто не дарил мне столько внимания.
Чародейка никогда меня не хвалила, но я и не нуждалась в ее похвале, меня удовлетворяло само осознание того, что у меня все получается.
Страх перед чародейкой, давно свивший гнездо в моей душе, никуда не делся, просто спрятался поглубже, не мешая мне постигать мир. Я заперла свой страх на ключ -- неосознанно... Думаю, это была защита, которая не позволила страху свести меня с ума. Это сейчас мне так кажется, а тогда я гордилась своей смелостью, думая, что просто справилась с ним. Я четко усвоила многочисленные 'нельзя', научилась сдерживать неуместные вопросы, которые так и просились на язык, а потому не вызывала гнева наставницы. Когда знаешь правила, жить куда проще.
Три года. Три года я прожила под одной крышей с чародейкой. Я не слышала от Бьярты ни одного ласкового слова и не питала иллюзий по поводу ее чувств ко мне. Я знала, что нужна ей, и не торопила тот день, когда узнаю зачем. Я и сама не любила Бьярту, а она не нуждалась в моей любви. Просто она была. А кроме нее никого не было.
Иногда Бьярта уезжала на несколько дней, обязательно загружая меня какими-нибудь заданиями на время своего отсутствия, потом она возвращалась -- и всё шло по-прежнему.
***
В тот день Бьярта вернулась из очередной поездки. Вид у чародейки был измученный, под глазами пролегли глубокие тени, складки у рта обозначились резче, а прядка, выбившаяся из строгой прически, обвисла безжизненно. Однако взгляд оставался острым и цепким, и этим взглядом она впилась в мое лицо, словно вдруг заметила в нем что-то новое.
-- Ты становишься старше, -- изрекла она, -- значит, сегодня.
Я не позволила себе выразить свое недоумение. Да, я становлюсь старше. А как же иначе? Так положено. Время в усадьбе текло незаметно, мир казался неизменным -- тот же дом, сад, те же слуги... та же Бьярта -- тоже неизменная, незыблемая. Стержень этого мира.
Но я менялась, не слишком быстро, но вырастала из одежды, а вместе с ней -- из детских мыслей и желаний. В двенадцать лет дети редко становятся взрослыми, но это те, которые живут обычной детской жизнью. Не я.
Меня даже не терзало любопытство о том, что должно произойти сегодня. Я ждала вечера с легкой тревогой, но без страха. Просто как очередной неизбежности в моей короткой жизни.
На закате чародейка пришла за мной в комнату, и мы вместе спустились в подвал, в ее лабораторию, куда до сих пор мне не было доступа...
Колбы, пробирки, горелки, какая-то странная конструкция из труб... впрочем, долго оглядываться Бьярта мне не позволила.
-- Раздевайся!
Я быстро скинула платье.
-- Спиной?
-- Да.
И снова кисть коснулась моей спины. Горячо и холодно одновременно -- морозные узоры, обжигающий холод, восторг и страх. И снова я существовала только там, на стыке кисти и обнаженной кожи, отслеживала ее движения и боялась исчезнуть, когда нас разлучат.
-- Повторяй. Признаю себя тенью, облик свой отпускаю в небытие.
Повтор. Последний росчерк кисти. И я отключилась.
Пришла в себя в том же подвале на кушетке, укрытая собственным платьем. Бьярта устроилась в кресле напротив и сверлила меня тяжелым взглядом. Под этим взглядом я спешно, путаясь в рукавах, натянула на себя одежду и встала перед хозяйкой. Чародейка хмыкнула, но ничего не сказала, ограничившись кивком.
-- Что теперь? -- спросила я, когда мы поднялись в комнаты.
-- Вот, возьми, -- Бьярта протянула мне тетрадь в кожаном переплете, -- начнешь читать завтра с утра. У тебя три дня. Будут вопросы -- отвечу.
Удивительно, но в этот раз после ритуала я чувствовала себя сносно. Не сказать, чтобы уж очень хорошо -- и спина горела, и познабливало. Но не было больше ни пугающей тьмы, ни жара. Я отлично выспалась, а после завтрака принялась за тетрадь.
'Создание теней, их свойства и использование,' -- гласила надпись на первой странице. И я поняла, что это обо мне. О том, какая жизнь мне уготована.
...Три ритуала. Уже второй лишает последнего шанса свернуть с пути -- превращение в тень становится необратимым. Третий привязывает тень к конкретному носителю, к хозяину, лишая собственной судьбы. Вместо тени живет хозяин -- и за себя, и за нее. А тень забирает себе боль, а если надо -- и смерть. Любая рана, любой вред, нанесенный хозяину, принимает на себя тень, а носителю остается лишь тень боли...
Я попыталась представить себе, как это должно быть, но моя фантазия спасовала. Испытывать боль вместо кого-то? Ну да, наверно... магия и не такое может. Но истекать кровью, если ранили не тебя? Нереально! Невозможно! Не... Не хочу! И -- червячок, злобный такой, ехидный: а кто тебя спрашивает-то? Хочешь -- не хочешь... Поздно.
...Тень не видит никто из людей, кроме носителя, магов, осведомленных о ее присутствии, других теней, а также владельцев амулета, настроенного специально на эту тень. Это после третьего ритуала, до него такая настройка необязательна, достаточно общего амулета, позволяющего видеть тени...
И Бьярта, да. Она будет видеть меня всегда. Не потому что маг, а потому что моя создательница. С ней мы связаны навсегда.
...Тень сообщает свои свойства предметам, попадающим в сферу ее влияния, а именно одежде и всему, что Тень носит на себе или держит в руках...
...Использование... Незримая охрана, постоянный спутник, которого иногда ненавидят, но чаще терпят его присутствие как неизбежное зло, забывая о нем, если получается. И только тень не забывает о своем носителе. Не может удалиться от него более, чем на тысячу шагов. Постоянно отслеживает его состояние -- дыхание, сердцебиение. И оказывается рядом, хочет она того или нет, если носителю грозит опасность. Чтобы занять свое место между ним и этой опасностью...
Каково это -- быть привязанной к кому-то, как... тень? Чувствовать чужую жизнь? Знать, что в любой момент и из любого места эта странная связь может выдернуть тебя и бросить туда, где поджидает смерть?
...Создание тени -- дорогое удовольствие, такой заслон между собой и болью могут позволить себе очень и очень немногие, чаще всего коронованные особы покупают такую защиту для своих чад...
Покупают, значит. Звучит паршиво.
...Тень готовят с детства, она должна быть одного пола и примерно одних лет с носителем, привязка не может состояться в возрасте старше пятнадцати лет...
Значит, еще три года. Самое большее. Потом я окончательно перестану принадлежать себе. Мне страшно? Нет, наверное. Просто холодно. Надо закрыть окно. И тошно. Я подышу немного -- вдох-выдох -- и полегчает.
...Внешние данные тени должны соответствовать данным носителя. Нет, не сходство подразумевается, просто основные признаки в описании: светлые волосы, серые глаза, прямой нос. Большего не требуется...
Так какая она, моя носительница? Я поднялась с кресла, подошла к гардеробной и приоткрыла створку зеркала. И отшатнулась -- из серебристого стекла на меня смотрела... тень. Нечто серое, напоминающее своими очертаниями человека, но... именно очертаниями. Того, что я ожидала увидеть, в зеркале не было. Куда-то делась сероглазая девочка. Впрочем, я теперь не смогла бы с уверенностью утверждать, что у нее были серые глаза. Старалась, но вспомнить не получалось. Та девочка осталась во вчерашнем дне. За мной закрылась очередная дверь. Но в этот раз я ощутила сожаление. И горечь. Первое по-настоящему взрослое чувство.
С чтением тетради я справилась за полдня, но просидела в своей комнате до вечера, пытаясь справиться с накатившей тоской. Я бы поплакала, но моя горечь никак не хотела пролиться слезами.
-- Значит, тень принцессы? -- спросила я у Бьярты, спустившись к ужину. -- Какой же?
-- Нэлисса, дочь короля Тауналя.
-- У других королевских детей тоже есть тени?
-- Нет, старший сын и наследник престола вырос из подходящего возраста к тому времени, как его величество обратился ко мне. Второй сын и две дочери погибли... слишком рано. Младший сын... в тени не нуждается.
Хорошо, что Бьярта уделяла истории большое внимание при моем обучении. По крайней мере, я могла догадываться, какие события стоят за такой... повышенной смертностью в королевской семье: предыдущий король Тауналя, Уйгар I вел захватническую политику, его сын, Уйгар II, продолжил ее, присоединяя соседние небольшие королевства и княжества и уничтожая местные династии вплоть до детей и дальних родственников. Неудивительно, что у короля множество врагов. И понятно его стремление защитить хотя бы одну дочь.
Что ж, по крайней мере, я останусь в этой стране.
-- Я не все поняла... Допустим, меня не видно. Хотя сама себя я вижу, -- ну да, только то, что можно увидеть без зеркала... Собственно, почти все... Кроме самого главного. -- Но ведь кто-то может услышать тень, почувствовать запах, просто ощутить близкое присутствие еще одного человека...
-- Не человека. Тени. И тебе еще предстоит научиться этому -- быть не только невидимой, но и неслышимой, неощутимой.
Вот так. Не человека.
Бьярта сдержала свое слово и оставила меня в покое на три дня, как обещала. За эти дни я обнаружила, что способность отражаться в зеркале -- не единственное, что я потеряла. Раньше слуги меня просто не замечали, обходя при встрече, если я оказывалась у них на пути, и никогда не вступая в разговоры, теперь они меня не видели совсем. Чудом избежав нескольких неприятных столкновений, я стала уступать дорогу встречным. Это было не трудно, благо дом чародейки был немноголюден. Наверно, во дворце мне придется тяжелее. Или нет?.. Я весьма смутно представляла себе, каким должен быть королевский дворец и кто его населяет.
Утро четвертого дня началось как обычно: упражнениями и пробежкой. А за завтраком чародейка огорошила меня новостью:
-- Сегодня у тебя появится новый учитель.
-- Вот как? -- только и ответила я, сдержав вопросы, готовые сорваться с языка.
Нельзя спрашивать. Что надо, Бьярта скажет сама.
После завтрака чародейка погнала меня переодеваться. Как для разминки. Заинтригованная, я справилась за считанные минуты и спустилась в гостиную. Впрочем, зря спешила -- сама Бьярта появилась лишь четверть часа спустя, окинула меня придирчивым взглядом, кивнула каким-то своим мыслям и махнула рукой, призывая следовать за собой.
Новый учитель ждал на песчаной площадке в дальнем углу сада, где я обычно проделывала свои упражнения. Это был невысокий смуглый мужчина с коротким ежиком волос на голове, мелкими чертами лица и жестким взглядом, под которым мне сделалось неуютно. Это мне-то, закаленной взглядами чародейки!
-- Бьярта, -- мужчина повернулся к хозяйке, -- ты опоздала. Надо было начать на пару лет раньше.
-- Раньше было нельзя, -- сухо ответила чародейка, -- кроме того, я ее подготовила, это не совсем сырой материал.
-- Посмотрим, -- новый учитель опять повернулся ко мне. -- Иди сюда!
Я приблизилась осторожно, а он... ухватил меня за косу, резко притянул мою голову к себе и... Не заметила, откуда взялся нож в его руке -- просто просверк стали перед глазами. И чувство легкости -- я даже не сразу поняла, откуда оно взялось, пока не увидела разжимающиеся пальцы, из которых скользнула в песок моя коса.
-- Это лишнее, -- пояснил он, -- и не паникуй, все равно твоей красы никто не увидит.
-- А ты видишь? -- угрюмо спросила я.
-- Насколько позволяет амулет.
Похоже, амулет позволял видеть больше, чем зеркало -- в нем коса не отражалась. Оно вообще ничего не показывало, кроме зыбких очертаний.
-- Зови меня мастер Оли. Или просто мастер, -- продолжил меж тем мужчина, -- я буду учить тебя быть бойцом.
-- Хорошо, мастер... Оли.
-- Давай по этой дорожке вокруг сада. Я должен посмотреть, как ты дышишь.
Дышала я хорошо. Даже очень. Пока мастер не начал наращивать скорость. Поначалу я держалась, однако споткнувшись о коварный корень (а ведь я знала о нем, до сих пор всегда перепрыгивала!), на ногах удержалась, но с дыхания сбилась и к концу пробежки сипела, как придушенное животное.
-- М-да, -- поджал губы мастер, -- я надеялся на лучшее.
Он вдруг приблизился ко мне, сделал какое-то неуловимое движение рукой, и я рухнула, больно ударившись копчиком.
-- Никакой растяжки и реакция нулевая.
--Хорошая у меня растяжка, -- обиженно пробурчала в ответ, -- просто я не ожидала.
Мастер наклонился, приблизив свое лицо к моему, и прошипел:
-- У тебя в жизни будет много неожиданностей, ученица! И ты должна быть готова к любой!
Я наивно рассчитывала, что после пробежки мастер отправить меня отдыхать, но вместо этого меня ожидала первая порция неожиданностей. И я должна была -- в зависимости от... м-м-м... разновидности неожиданности -- либо устоять, либо вывернуться -- и опять же устоять. Много чего выяснилось тем утром, но самым главным из усвоенного было то, что до сих пор я, сама о том не подозревая, жила жизнью принцессы, и именно сегодня она закончилась.
К концу тренировки я могла только скулить. Ватные ноги почти не держали меня, я с трудом добрела до своей комнаты, налила воду в ванну и погрузилась в нее со стоном.
Впрочем, долго нежиться мне никто не позволил -- мне казалось, я только успела расслабиться, прикрыть глаза, когда дверь в ванную распахнулась и на пороге появился мастер Оли. Появление учителя вызвало не смущение, а раздражение -- я-то надеялась, что уже избавилась от него на сегодня. Но мастера мои эмоции не интересовали, только тело -- материал, с которым он уже начал работать.
-- Долго ты еще тут разлеживаться собираешься? Вода остывает, это не на пользу.
Вода и правда начала остывать, а я этого даже не заметила. Учитель схватил меня за руку и рывком вытащил из ванны.
-- Вытирайся, -- бросил он, -- но не одевайся, -- и вышел.
Я растерлась полотенцем, потом завернулась в него и высунула нос наружу. Мастер Оли стоял, сложив руки на груди. Поза его казалась расслабленной, но я не обольщалась. И даже не особенно удивилась, когда он резким движением сдернул с меня полотенце.
-- Ложись, -- учитель кивнул на кровать.
Спорить не стала. Глупо спорить, когда понимаешь, что по-твоему все равно не будет. И стеснительность твою никто принимать во внимание не собирается, как и любые другие чувства. И глупо не доверять мастеру, который знает, что делает. Это я поняла, когда он растер мое тело какой-то пахучей мазью, отчего натруженные мышцы разом перестали ныть.
Мастер укрыл меня одеялом:
-- Лежать полчаса. Вечером зайду еще раз, -- и вышел.
Когда я спустилась к обеду, выяснилось, что трапезничаем мы больше не вдвоем с Бьяртой -- к нам присоединился мастер Оли. И что-то мне подсказывало, что так теперь будет все время, пока он меня учит. Возможно, мне показалось, но с хозяйкой мастера связывали какие-то отношения. Во всяком случае, они были знакомы и раньше.
-- Зачем мне это? -- спросила я у чародейки. -- Ведь моя задача -- принять на себя боль и смерть, предназначенные принцессе. Что изменится, если я научусь сражаться?
-- Тень, умереть за принцессу можно только один раз, а ей будет грозить множество смертей. Твоя задача -- не умереть, а выжить самой и позволить выжить ей. И чем лучше ты умеешь это делать, тем дольше сможешь выполнять твое предназначение. Так что тренироваться будешь с полной отдачей, -- отозвалась Бьярта.
-- Но... меня ведь никто не увидит? Кто сможет сразиться с невидимым противником?
-- Во-первых, у нападающих могут быть амулеты, позволяющие засечь тень. Во-вторых, хороших бойцов учат сражаться вслепую, не видя противника. Если ты не будешь к этому готова, тебя выведут из строя в считанные мгновения и доберутся до принцессы. Напомнить тебе, что тень никогда не переживает носителя? -- вмешался в разговор мастер.
Я и не собиралась уклоняться от тренировок. Мне просто было интересно. Любопытство, кажется, оставалось едва ли не последним, что сохранилось от настоящей, живой меня. С тех пор как сны о прошлом окончательно покинули меня, внутри поселился холод.
Вопреки моим ожиданиям, мастер не начал сразу учить меня сражаться. Вместо этого пришлось бегать, прыгать, кувыркаться, потом снова бегать... И после каждой тренировки я чувствовала себя измочаленной настолько, что у меня едва хватало сил, поднявшись к себе, перевалиться через бортик ванны. После этого я могла только лежать в остывающей воде, пока не являлся мастер и не извлекал меня оттуда. Впрочем, через неделю мне стало чуть полегче. Настолько, что вылезала из ванны я сама.
Традиционные утренние занятия Бьярта перенесла на послеобеденное время. Но этим не ограничилась. Стоило мне свыкнуться с новым расписанием, как в него были внесены дополнения: не говоря ни слова, чародейка после очередного урока сделала мне знак следовать за собой и спустилась в лабораторию. В прошлый раз мне не удалось тут осмотреться... впрочем, и в этот раз Бьярта не позволила мне тратить время на пустяки. Спустя пару минут я сидела на жестком стуле с завязанными глазами. Чародейка ступала тихо, но я все равно слышала, как она двигается: вот подошла к столу, зашуршала чем-то -- вроде бы выдвинула ящик, потом раздался щелчок... Бьярта Солнум подошла ко мне вплотную, и я уловила движение воздуха у самого лица. Дернулась, даже вскинула руку, чтобы оттолкнуть неведомую опасность -- именно так я это восприняла, -- но чародейка цыкнула на меня и скомандовала:
-- Сиди спокойно. Нюхай.
Я принюхалась. Воздух донес до меня едва уловимый аромат древесной коры.
-- Что это?
-- Потом, -- ответила чародейка, -- понюхай теперь вот это.
Новый запах -- такой бывает от земли у корней яблони после дождя. И еще один -- с легкой кислинкой... Потом Бьярта добивалась от меня, чтобы я описала аромат, который с первого раза вообще не почувствовала, а после, долго принюхиваясь, не могла вспомнить, на что он похож, только какие-то невнятные образы -- зеленый цвет, дрожащие пальцы, недоумение...
-- Что это? -- снова спросила я.
-- Уртаса.
Ну точно, именно зеленое платье было на мне в то утро...
-- А остальное? Тоже яды?
-- Верно.
И я удостоилась первой лекции по растительным ядам. Не последней, разумеется. Я училась распознавать различные виды отравы по вкусу, запаху, внешнему виду.
-- Ты их еще чувствовать научишься, -- усмехалась чародейка.
-- Это как?
-- Узнаешь, когда придет время, -- загадочно отвечала она.
Еще мне предстояло научиться чувствовать собственное тело. Впрочем, к этой науке моя наставница подошла издалека: прежде чем чувствовать, тело следовало изучить. Эти уроки тоже проходили в лаборатории.
-- Чтобы слуг не пугать, -- снизошла до объяснений чародейка.
Тут она, пожалуй, была права: не были слуги чародейки привычны к чудесам, не баловала их хозяйка демонстрацией своей магии, а потому два фантома, представлявшие собой обнаженных мужчину и женщину, выставлять на всеобщее обозрение не следовало. Особенно с учетом того, что временами на них отсутствовала не только одежда, но и кожа. Впрочем, это было не самым страшным -- эти странные тела безупречно функционировали не только без кожи, но и со вскрытой брюшиной или грудной клеткой. Даже двигались. Не сами, разумеется, а по приказанию Бьярты, если ей требовалось показать мне работу какой-либо мышцы.
В общем, у неподготовленного зрителя фантомы могли вызвать крайне неприятные чувства -- от гадливости до элементарного страха. Мне, признаться, тоже было не по себе в обществе этих кукол, приходилось постоянно помнить о том, что они не живые и не имеют собственной воли. Спасало меня поначалу только то, что... Бьярты я боялась больше.
С некоторых пор чародейка снова начала посещать мои сны. Не сама по себе, а в виде той самой тьмы, что захватила меня в плен после первого ритуала. Чувство беспомощности, неспособности хоть что-нибудь противопоставить ей -- вот что пугало до дрожи и заставляло сердце бешено колотиться при пробуждении. Почему я решила, что тьма -- это и есть Бьярта? Потому что она была одушевленной, живой... и потому что она появилась в моей жизни одновременно с чародейкой. Это она своими ритуалами поглощала меня прежнюю и создавала новую... не меня.
Но все эти страхи ничуть не умаляли моего интереса к учебе. И еще: я довольно быстро поняла, что Бьярта не просто учит меня, но дает мне шанс выжить. Мысль о том, что это будут лишние месяцы и годы НЕ моей жизни, я старательно гнала от себя. И -- в глубине души -- продолжала надеяться, что есть какой-то выход, который Бьярта намеренно от меня скрыла.
И эта надежда помогала мне затолкать тревогу на самое дно души и не мучить себя сомнениями. Но она же и подталкивала к действиям. Ведь, если выход есть, надо его искать, правда же? И я искала. Прислушивалась, приглядывалась... даже шпионила за хозяйкой, тщательно скрывая свой интерес к ее действиям, которые вроде бы не касались меня напрямую.
О том, что в доме есть двери, которые не открываются ни для кого, кроме чародейки, я и раньше знала. Одна из таких дверей находилась в лаборатории. Пару раз чародейка входила в нее при мне, но меня внутрь не приглашала, а я тщетно силилась заглянуть туда -- под рукой хозяйки. Увы, ничего, кроме темноты, не видела -- если чародейка и зажигала свет, то уже за закрытой дверью.
Еще одним недоступным для меня помещением был хозяйский кабинет. Правда, туда допускали горничных для уборки, да и мастер Оли пару раз уединялся там с Бьяртой, а когда выходил, то не слишком твердо держался на ногах. Из всего этого я сделала неожиданный вывод, что за дверью кабинета вряд ли найдется то, что может меня заинтересовать. Тайные знания, как мне казалось, должны храниться так, чтобы даже краешком не попасться на глаза несведущему. С тайных знаний не смахивают пыль обыкновенные служанки, рядом с ними не ведут неторопливые беседы за бокалом терпкого вина -- а именно его запах я уловила, подстерегая мастера в укромном местечке неподалеку от кабинета. И когда он прошел мимо, твердо решила, что за этой дверью мне точно искать нечего.
Гораздо больше меня влекла другая, существование которой я обнаружила совершенно случайно, когда оперлась рукой о стену в библиотеке. Нет, я не ввалилась неожиданно для себя в потайную комнату, а всего лишь заметила узкую, почти невидимую щель. Справившись с первым восторгом от прикосновения к тайне, я тщательно эту щель обследовала. Как выяснилось, она обрисовывала контур невысокой двери. Ни ручки, ни замочной скважины я не нашла. Значит, либо магия, либо скрытый механизм.
Да-да, вечерами у меня иногда оставалось время, чтобы читать книжки 'не по делу'. За этим чтением Бьярта не следила, и я глотала все подряд, от авантюрных романов до историй о возвышенной любви. Именно из романов я почерпнула ценные сведения о том, как должны храниться Тайные Знания и как могут открываться скрытые двери.
Поэтому я затаилась и ждала, в надежде, что когда-нибудь мне удастся застать хозяйку возле этой двери. Но Бьярта, как назло, никогда не подходила к ней при мне, а у меня было недостаточно времени, чтобы следить за чародейкой -- всё съедали изматывающие тренировки и учеба без конца. Я могла выкроить лишь пару часов вечерами. Конечно, я старалась проводить их в библиотеке за чтением, тогда как прежде утаскивала интересные книжки в свою комнату, но Бьярта так ни разу и не попалась, а экспериментировать с дверью, когда хозяйка дома, я не решалась.
О, с каким нетерпением я ждала тогда ее отъезда!
Правда, новый способ дрессировки, который затеял для меня мастер Оли, здорово отвлек меня от лихорадочного ожидания. Прыжки, кувырки, перекаты, броски... Нет, это не я бросалась, а мастер бросал в меня разные предметы, от которых следовало уворачиваться или, наоборот, ловить их. В первый раз, когда сосновая шишка впечаталась мне в физиономию, оставляя ссадины на скуле, я опешила, хоть и знала уже, что от мастера стоит ожидать... всяких неожиданностей.
-- И что это? -- спросила с недоумением.
-- Твоя невнимательность вкупе с твоим нежеланием держать в поле зрения окружающий мир. Ты что думаешь, кто-то будет предупреждать тебя о нападениях? Может, еще и подскажут, каким образом оно будет происходить? -- язвительность в голосе мастера просто зашкаливала.
-- Нет, -- проблеяла я в ответ.
А что тут скажешь? Кругом прав. Но все равно обидно.
-- Вот и я предупреждать не намерен. Привыкай к неожиданностям.
А мне-то казалось, что я уже успела к ним привыкнуть! Ничего подобного, неожиданности только теперь и начались -- мягкие и жесткие, поодиночке и компаниями -- плотные мячики, набитые песком, шишки, комья земли, яблоки... А вот событие, которого я ждала с таким нетерпением, все не происходило.
Но наконец этот день пришел. Бьярта, заявив, что утром уезжает, с вечера загрузила меня заданиями на несколько дней вперед. За завтраком я старалась не встречаться с чародейкой взглядом, опасаясь, что по глазам она может прочитать мои замыслы. Обошлось. И когда стук копыт за воротами стих, я выдохнула с облегчением.
Через час мастер гонял меня по тренировочной площадке, а я, захваченная своей идеей, бездумно уворачивалась от его ударов, бегала, гнулась и... мастер -- пожалуй, впервые -- был мною доволен.
-- Так и надо девочка, -- высказался он в конце занятия, -- просто довериться своему телу. Оно куда умнее дурной головы.
На 'дурную голову' я не обиделась -- в этой самой голове как раз лихорадочно метались идеи, которые мне самой казались ужасно умными. Реализовать их я собиралась после ужина -- в это время слуги уже не шастали по дому, да и мастер предпочитал лишний раз не высовываться из своей комнаты.
В библиотеке было темновато. Один-единственный горящий светильник весел над столом, за которым я занималась, и ярким пятном выхватывал из окружающего мрака разбросанные книги и тетради, металлическую линейку и чернильницу со сбитой на сторону крышкой -- у меня не хватило терпения закрыть ее как следует. Все мое внимание было сосредоточено на невидимой двери.
Я подхватила светильник и поставила его на пол у самой стены, потом осторожно нажала рукой там, где видела в прошлый раз щель. Не ошиблась: тоненькая ниточка вновь выделилась на гладкой поверхности, обозначив проход. Сердце затрепыхалось в радостном предвкушении. Я провела рукой вдоль щели -- с одной, потом с другой стороны... Ничего. Никаких намеков на то, как открыть эту дверь. Закусив губу, я обследовала всю поверхность -- и снова ничего.
Магия? Если магия, тут я бессильна, дара у меня не было. Бьярта подтвердила результаты приютской проверки. Чародейку это вполне устраивало: магические способности, как она мне недавно объяснила могли повлиять на ритуал создания тени и привести к непредсказуемым последствиям.
-- Как исследователю, -- заявила она, -- мне было бы интересно... Однако его величество платит мне не за это.
В общем, без магии так без магии. Я давно смирилась. Тем более, Бьярта мне объяснила, что ничего хорошего приютскую девочку со способностями не ожидало бы. Никто не станет тратить деньги на обучение безродной сироты. Просто лет в тринадцать определили бы в лабораторию при гильдии магов -- наполнять силой кристаллы-накопители. Нудное, монотонное занятие. А после рабочего дня надевали бы ограничительные браслеты -- чтобы не чудила. В общем, совсем не то, о чем мечтают маленькие девочки.
У меня, по крайней мере, была интересная жизнь. Я уже сейчас знала и умела во много раз больше, чем мои сверстницы... не только приютские. А что до судьбы... Может. не все еще потеряно. Я ведь надеюсь. Ищу.
Правда, в тот вечер я так ничего и не нашла, а потому назавтра вновь засела после ужина в библиотеке, дожидаясь, пока домом завладеет вечерняя тишина.
В этот раз я обследовала плинтус -- сначала ощупала по обе стороны от двери, потом взяла нож, который мне удалось утащить с кухни, и аккуратно отогнула от стены. И снова -- ничего.
Я начинала понемногу нервничать, потому что чародейка вернется уже завтра вечером, в крайнем случае, послезавтра утром, а у меня... ничего. Никаких подвижек.
Неужели все-таки магия? Поверить в это у меня не получалось -- по моим представлениям, дверь, открываемая магией, вовсе не должна быть видна, я бы наверняка даже щели не заметила.
Отложив со вздохом нож, я снова потыкала пальцем в стену -- щель становилась видимой, но по-прежнему даже и не думала расширяться. Я даже пнула в сердцах эту неподатливую дверь, но и к моей злости она отнеслась совершенно равнодушно.
Повздыхав, я решилась на последнюю попытку. После обследования самой двери и плинтуса оставался только полупустой стеллаж, стоявший вплотную к загадочному входу. Сначала я попыталась его отодвинуть. Безуспешно -- вероятно, шкаф был привинчен к стене или к полу. Или просто оказался слишком тяжелым для двенадцатилетней девочки. Я немного попыхтела, но не слишком огорчилась, сообразив, что вряд ли чародейка всякий раз, когда ей понадобится в потайную комнату, двигает мебель.
Оставалось только поковыряться в самом шкафу. Немногие книги, стоявшие на полках в полном, как мне казалось, беспорядке, перекочевали на подоконник, и я принялась обшаривать и ощупывать внутреннюю поверхность стеллажа. За окном к тому времени окончательно стемнело, света от лампы было недостаточно, и я действовала вслепую. Вероятно, это и обострило мою чувствительность или интуицию. А иначе с чего бы мне пришло в голову раскачивать крепление, на котором держалась одна из полок? А так, повинуясь моему нажиму, невидимый глазу шпенек поддался, погрузившись в боковую стенку шкафа. Одновременно с этим вожделенная дверь отворилась беззвучно, явив моему взору темный провал.
Недолго думая, я подхватила светильник, подперла дверь толстой книгой, чтобы не остаться случайно запертой внутри, и скользнула в темноту. Комната оказалась небольшой, без окон, и была сплошь заставлена книжными полками. Вероятно, этого следовало ожидать: куда еще может вести потайная дверь из библиотеки, как не в библиотеку же, только тайную? Но... столько книг! Даже если одна из них содержит ответы на мои вопросы, мне предстоит поселиться тут, чтобы найти их. Увы, у меня была одна-единственная ночь, а потому мне оставалось надеяться только на везение. Надо хотя бы попробовать!
И я решительно потянула с ближайшей полки первую попавшуюся книгу, водрузила ее на стол, открыла не без трепета... и чуть не взвыла от разочарования: моему взору предстали совершенно пустые страницы. Вторую книгу я вовсе открыть не смогла: как ни билась над мудреными застежками массивного фолианта, они не поддались. Глотая злые слезы, вернула тяжеленную книжищу на место. Похоже, книги тут хранились особенные, защищенные чарами от любопытных глаз. И все-таки я не удержалась и рискнула снять с полки еще одну.
Лучше бы я этого не делала! Книга, как и первая, открылась легко. Меня не смутило то, что заголовок на титульном листе я не только понять, но даже прочитать не смогла -- вроде бы и язык знакомый, но почему-то не получалось сосредоточиться на тексте, буквы словно расплывались перед глазами. Не задумываясь над тем, что делаю, я попыталась потереть надпись, будто бы надеялась, что она от этого прояснится. Сперва потерла пальцами, затем тыльной стороной ладони, а после, не добившись результата, почему-то приложила к буквам запястье. Вот тут-то она и полыхнула, эта надпись. Черным колдовским пламенем, словно сотканным из тьмы, но обжигало оно при этом не хуже обычного.
С писком отдернув пострадавшую руку, поскорее захлопнула коварную книгу и сунула ее обратно в шкаф.
Как-то мне сразу расхотелось обследовать дальше комнату, в которой жили страшные зачарованные книги. Подхватив светильник, я выскочила за дверь и поспешила замести следы преступления. Дверь, к счастью, легко затворилась, стоило мне снова нажать на шпенек, но перетаскивание книг с подоконника обратно на полки далось мне с трудом -- ожог давал о себе знать пульсирующей болью.
У меня даже не хватило сил вымыться перед сном. Я лежала в постели, тихонько поскуливала и баюкала обожженную руку. Жалела себя и одновременно злилась на себя же -- за беспечность и наивность, за то, что оказалась слабее и чувствительнее, чем думала. Я-то полагала, что за годы жизни в доме чародейки привыкла к боли и не боюсь ее, а оказалось, я просто не знала, что такое боль. Ощущение было такое, будто темное пламя поселилось в моей руке и грызет ее изнутри. Иногда мне удавалось отключиться ненадолго от боли и забыться сном, и тогда тьма обступала меня снаружи. Холодная. Обжигающе ледяная. Этой тьмы я прежде не знала.
Утром, несмотря на тяжелую ночь, я поднялась с постели в привычное время, оделась и умылась. И даже умудрилась кое-как перевязать руку. Боль при этом никуда не делась, даже наоборот, начала расползаться от раны вверх по руке и дальше, по всему телу, отдаваясь гулкими ударами в висках и заставляя меня закусывать губу и глухо постанывать при малейшем движении.
О том, что тренировку мне, скорее всего, не выдержать, я догадывалась, но все равно к назначенному часу выползла на площадку и даже попыталась выполнять указания мастера Оли, но, споткнувшись на беговой дорожке, рухнула лицом вниз и подняться уже не смогла.
Сознание я не потеряла -- слышала сквозь пелену боли ругань мастера, чувствовала, как он подхватил меня и понес, смутно запомнила, как раздевал и укладывал в постель, а после этого реальность окончательно уплыла.
К возвращению чародейки я уже металась в бреду, мало что понимая. Кажется, видела лицо склонившейся надо мной Бьярты с поджатыми губами и холодным взглядом черных глаз. И вроде бы из ее безупречной прически снова выбилась непослушная прядь, и чародейка время от времени сдувала ее, прерывая свое монотонное бормотание. А может, это мне только снилось, потому что, помимо Бьярты, в моих видениях присутствовала ледяная тьма, и иногда казалось, что не чародейка, а сама эта тьма дотрагивается до меня черными скрюченными пальцами, заставляя выть и терять разум от нестерпимой боли.
