Хандожко Олег Александрович. На службе в контрразведке и прокуратуре

Олег Хандожко

0x01 graphic

На службе в контрразведке и прокуратуре

Автобиографический очерк

Об авторе

Хандожко Олег Александрович родился 3 марта 1951 года в городе Садгора Черновицкой области Украинской ССР в семье военнослужащего (в военном гарнизоне). Окончил Московский технологический институт и Высшую школу КГБ СССР им. Ф.Э. Дзержинского. С 1973 по 1994 годы - на военной службе в КГБ СССР, Министерстве безопасности Российской Федерации. Занимал должности от младшего оперуполномоченного до консультанта министра безопасности РФ. В прокуратуре - с 1994 по 2000 годы. Занимал должности от старшего научного сотрудника НИИ до начальника отдела собственной безопасности на правах управления ГП РФ. Вышел на пенсию в 2000 году.

В настоящее время является советником консультативной группы секретариата Координационного совета генеральных прокуроров - участников Содружества Независимых Государств.

Он - государственный советник юстиции 3 класса (соответствует генерал-майору юстиции), полковник ФСБ РФ в отставке, ветеран военной и гражданской службы, участник боевых действий в Афганистане. Имеет государственные и ведомственные награды. Награжден именным оружием.

Как я стал чекистом

Желание поделиться с молодыми людьми некоторыми своими воспоминаниями о службе в органах КГБ СССР, Министерстве безопасности Российской Федерации и Генеральной прокуратуре Российской Федерации в переломный период истории нашей Родины вдохновило меня на написание очерка. Все события, в которых я лично принимал участие, затрагивают период моей службы с 1973 по 2000 годы.

Об этом, на мой взгляд, трагическом периоде жизни нашего государства написано много различного рода литературы и даже учебников, но, к великому сожалению, в них, в угоду политической конъюнктуре, содержатся белые пятна, а зачастую и ложь. Если это касается сотрудников правоохранительных органов и прокуратуры, всегда стоявших на страже закона и действовавших в сложных условиях, к сожалению, она допускается не только по незнанию фактов, но и, напротив, носит преднамеренный характер с целью их дискредитации в глазах общественности.

На самом деле, если дать краткий ответ всем клеветникам, надо подчеркнуть главное, что в системе правоохранительных органов и прокуратуры Советского Союза и России в преобладающем большинстве всегда служили грамотные профессионалы, глубоко любящие свою Родину, отдававшие ей все свои силы, знания и умения, а когда требовалось - и саму жизнь. Главным примером для нас всегда была победа наших отцов и дедов в Великой Отечественной войне.

Перед тем как перейти к основной части повествования, остановлюсь на некоторых фактах моей биографии, которые способствовали моему идейному и патриотическому становлению, а также физическому развитию.

Все мое детство и юность прошли в поселке Челюскинский Мытищинского района Московской области. С раннего детства, сколько себя помню, я всегда занимался разными видами спорта. За это я благодарен своему отцу Хандожко Александру Павловичу, который еще до войны, обучаясь в Ставропольском педагогическом институте, был чемпионом Северного Кавказа по классической борьбе. Отец был участником Сталинградской битвы. После войны, продолжая служить в армии, получил тяжелое ранение в схватке с бандеровцами на Западной Украине. Мама Хандожко Анна Ивановна во время войны работала в Центре НКВД по подготовке диверсантов для заброски в тыл врага. С ее слов, это были очень молодые, в основном восемнадцати-двадцатилетние юноши и девушки, комсомольцы и члены партии. Они шли на смерть, осознавая это. Назад никто не возвращался. После войны она воспитывала молодежь в системе ДОСААФ.

В возрасте шести лет отец подарил мне старенькие двухметровые лыжи и показал, как ими надо пользоваться. Так я стал лыжником. Для сравнения скажу: моему однокласснику, другу детства Шалимову Виктору, его отец подарил коньки, притом на несколько размеров больше, чем было надо. Он стал известным хоккеистом - олимпийским чемпионом, трехкратным чемпионом мира и победителем кубка Канады.

В шестнадцать лет меня пригласили в команду биатлонистов МГС "Динамо", состоявшую в основном из военнослужащих КГБ и МВД. В дальнейшем я был членом молодежных сборных команд Москвы и ЦС "Динамо", призером международных и всесоюзных соревнований, а также входил в расширенный состав молодежной сборной команды Советского Союза.

Из всех соревнований особенно мне запомнился февраль 1970 года, когда я был включен в состав сборной команды ЦС "Динамо" для поездки в Чехословацкую Социалистическую Республику для участия в международных соревнованиях социалистических стран по биатлону и лыжным гонкам, проводимым Министерством внутренних дел этой страны. Соревнования имели также политическое значение, так как совсем недавно, в августе 1968 года в эту страну для защиты социализма были введены войска стран Организации Варшавского договора.

О предстоящей поездке я узнал за неделю. За это время необходимо было соблюсти все полагающие формальности и получить загранпаспорт. Перед поездкой меня принял и по-доброму напутствовал первый секретарь Пушкинского горкома КПСС В. Г. Смирнов, и бюро утвердило мою характеристику с места учебы в Московском технологическом институте. Сейчас все хорошо знают Виталия Георгиевича Смирнова как выдающегося организатора олимпийского движения, почетного президента Олимпийского комитета России и члена МОК.

Непосредственно перед отъездом нашу небольшую делегацию из шести человек приняли в ЦК КПСС и проинформировали о политической обстановке в стране. Все это несколько отвлекало от самих спортивных соревнований, но, как оказалось, было оправданно. Прилетев в Прагу и направляясь к месту нашего проживания, мы с удивлением увидели на стенах некоторых домов антисоветские надписи на русском языке. По их содержанию было видно, что они рассчитаны на советских военнослужащих. Вдоль дорог кое-где стояла военная техника. Проживая в гостинице, мы поняли, что нас охраняют военные, а чехословацкие спортсмены, с которыми нам предстояло соревноваться, носили при себе боевое оружие.

Принимали нас очень хорошо, и было видно, что искренне. Местные товарищи объясняли нам, что происходившие события были спровоцированы и организованы из-за рубежа врагами социализма, подхвачены определенной частью неформальной молодежи и студентов, не желающих ни работать, ни учиться, добавляя при этом, что обстановка нормализуется.

В целом наша поездка прошла успешно. Хочу отметить, что в эстафетной гонке мы заняли призовое место. В настоящее время для меня особенно примечательным является то, что со мной в команде выступал рядовой погранвойск Юрий Крапивин, будущий генерал-полковник ФСО РФ, член Совета Безопасности РФ.

Активные занятия спортом первое время мне удавалось совмещать с учебой в Московском технологическом институте, куда я поступил после школы, но в дальнейшем пришлось сконцентрироваться в основном на учебе. В то время в нашем институте была сильная комсомольская организация, и я стал одним из ее активистов, а через некоторое время товарищи оказали мне доверие и избрали заместителем секретаря комитета ВЛКСМ института по идеологической работе. В качестве комиссара студенческого строительного отряда выезжал на работу в Казахскую ССР в совхоз им. Матросова. В 1972 году меня приняли в члены КПСС.

Предложение пойти на службу в органы госбезопасности для меня не было неожиданным, спортивный коллектив в "Динамо" и работа в комсомоле сыграли свою роль. Кроме этого, я любил читать книги о войне и героях-разведчиках, с одним из которых - Рудольфом Ивановичем Абелем - наша семья жила в дачном поселке. У нас даже были общие знакомые, чем я очень гордился.

На службу в органы государственной безопасности я был рекомендован бюро Пушкинского горкома КПСС Московской области и после прохождения срочной службы в армии в июне 1974 года был зачислен на службу с присвоением воинского звания "лейтенант госбезопасности". Назначение я получил в Калининградский горотдел Управления КГБ СССР по г. Москве и Московской области (в настоящее время - город Королев) на должность младшего оперуполномоченного. В горотделе меня ждали и по-доброму приняли в свой небольшой и дружный коллектив.

Размещались мы в одном здании с милицией, рядом находилась городская прокуратура. Начальство заранее закрепило за мной участок работы, но договорились, что в полном объеме я приступлю к его освоению только после полугодичной учебы в одной из спецшкол КГБ СССР. Мне предстояло обучение в Ленинграде, как и везде - с 1-го сентября. А пока я выполнял отдельные поручения и знакомился с оперативной обстановкой в городе. Забегая вперед, скажу: в дальнейшем я окончил Высшую школу КГБ СССР (в настоящее время - Академия ФСБ РФ), получив высшее юридическое и специальное образование со знанием персидского языка. Кроме этого, прошел годичную оперативно-боевую подготовку в Учебном центре внешней разведки (спецподразделение "Вымпел").

Калининград на меня произвел очень хорошее впечатление, хотя я и жил недалеко в Мытищах, город совсем не знал. В это время уже не было секретом, что значительная часть научно-технической элиты в области космонавтики сосредоточена здесь. На одном из предприятий творил генеральный конструктор, академик Сергей Павлович Королев со своими сподвижниками, и весь город был построен вокруг градообразующих предприятий. В то время практически все космонавты значительную часть своей подготовки проводили на этих объектах. С некоторыми из них в дальнейшем мне довелось познакомиться лично. В городе были созданы все условия для полноценной жизни, активно велось жилищное строительство, люди получали квартиры. Медицина, образование, спортивная инфраструктура и сфера услуг были на высоком уровне. Особенно хочу выделить культурную жизнь города. Несмотря на близость столицы, в городе функционировали два прекрасных дворца культуры с профессиональными сценами, библиотеками, а также со множеством различных студий и кружков как для взрослых, так и детей. Во дворцах регулярно гастролировали лучшие театры Москвы, проводились КВНы и устные журналы. Одним словом, почти все это входило в мой будущий участок работы.

Начальником горотдела в то время был Быков Вениамин Михайлович - опытный чекист, почетный сотрудник госбезопасности, ранее работавший в Крыму и на Урале. Он лично взял надо мной шефство и стал обучать формам и методам оперативной работы. В короткий срок я познакомился с товарищами, работающими в городской прокуратуре и отделе внутренних дел. Со многими из них сложились деловые и товарищеские отношения, что позволяло эффективно решать возникающие служебные задачи. В дальнейшем по мере продвижения по служебной лестнице с некоторыми из них наши пути пересекались. Например, заместитель начальника городского отдела МВД майор Баранников Виктор Павлович станет генералом армии и возглавит Министерство безопасности РФ, а я у него буду консультантом по вопросам контрразведки. Следователь городской прокуратуры Розанов Александр Александрович займет должность заместителя Генерального прокурора РФ. Естественно, в то время я не мог даже предположить, что меня и всех нас ожидает в будущем, а лишь готовился честно исполнять свой партийный и гражданский долг в соответствии со своими убеждениями по обеспечению госбезопасности на порученном мне участке работы. К самостоятельной работе, как и было запланировано, я приступил после окончания спецшколы КГБ СССР в Ленинграде. Учеба пролетела очень быстро. Довольно насыщенные занятия по специальным предметам чередовались с регулярными посещениями театров и музеев.

Приобретя для себя основы профессиональных знаний, я активно включился в работу отдела. Чтобы читателю было ясно, чем в то время занимались калининградские чекисты, выделю одно из наиболее важных направлений нашей работы - это защита секретов, сосредоточенных на режимных предприятиях и в научных учреждениях города от иностранных разведок и прежде всего - ЦРУ США.

Вначале немного истории. В годы Великой Отечественной войны на территории города работало крупнейшее артиллерийское предприятие страны, на котором разрабатывалось новое поколение отечественного вооружения, в том числе для подводных лодок и противовоздушной обороны. С 1946 года в Калининграде решением правительства был основан центр новой отрасли промышлености - ракетного вооружения - во главе с Сергеем Павловичем Королевым. В тот период времени, несмотря на союзнические отношения с американцами, военная разведка США активно работала против нас с позиции своего посольства в Москве. В то время эта спецслужба еще не была централизована и действовала в интересах различных родов войск, в том числе военно-морского флота. Естественно разработка новых систем вооружения в подмосковном Калининграде не осталась без пристального внимания американцев и их желания получить хоть какую-то информацию о новых военных работах советских инженеров. В центре шпионских событий оказался помощник военно-морского атташе США в Москве Джексон Роджерс Тейт - специалист по военно-морским силам, в том числе артиллерии (работал в Москве в 1944-1946 годы). В поисках путей достижения своих целей американский военный разведчик обнаружил, что у его хорошей знакомой, известной советской актрисы Зои Федоровой, есть возможность посещать дачу друзей в одном из поселков, входящих в состав Калининграда. Несмотря на то что данный район был закрыт для посещения иностранцев, и Зоя Федорова об этом была хорошо осведомлена, пользуясь отсутствием жесткого контроля, неоднократно привозила туда американца. В числе приглашенных на даче также находились молодые инженеры, работающие на особо режимных предприятиях города. В ходе пьяного застолья американец, владевший русским языком, выведывал у них секретную информацию. Вся противоправная деятельность американского дипломата чекистами была задокументирована, он был объявлен персоной нон грата и выслан из СССР. В ходе следствия вина Зои Федоровой была также доказана. Она призналась, что оказывала содействие американцу в проведении им шпионской деятельности и была приговорена к двадцати пяти годам лагерей усиленного режима. Вышла на свободу в 1955 году досрочно. По этому делу, закрепленному за нашим отделом, летом 1975 года я был приглашен в Управление КГБ СССР по г. Москве и Московской области и, выполняя поручение руководства, подготовил заключение на окончательное закрытие его оперативной части. С этого момента к Зое Федоровой у КГБ по данному делу вопросов больше не было.

С развитием технического прогресса к 1975 году условия ведения разведки сильно изменились. Приоритетным стало направление использования спутников-шпионов и различных электронных закладок, способных снимать и передавать информацию на большие расстояния. Агентурная разведка также не утратила своей актуальности. Речь идет о проверке и уточнении сведений, полученных техническим путем. Активизации разведок на нашей территории способствовало некоторое смягчение визового режима после подписания в августе 1975 года главами тридцати пяти государств заключительного акта Хельсинского совещания о политическом и экономическом сотрудничестве, а также соблюдении прав человека. Этот в целом исключительно положительный документ, как оказалось, в дальнейшем имел непредсказуемые последствия для наших режимных городов. Калининград был закрыт для посещения иностранцами, а его жители, работающие на режимных предприятиях, имели временные ограничения. Люди шли на это сознательно и при устройстве на работу принимали соответствующие обязательства. В процессе реализации Хельсинского соглашения появились граждане, в основном некоторая часть евреев, получившие возможность при соблюдении определенной процедуры выехать на постоянное жительство в Израиль и в другие страны, в том числе в США. Что касается нашего города, в эту категорию лиц попали в основном врачи, работники культуры, образования, торговли и реже - режимных предприятий. На их домашние адреса стали приходить приглашения из Израиля, участились посещения посольств иностранных государств в Москве. Нами были получены данные, что некоторые граждане подвергались там разведопросам и попыткам вербовки. В ответ на это нами предпринимались соответствующие контрразведывательные меры.

В свете вышеизложенного у нас в городе возникла нестандартная ситуация с супружеской парой Агаповых. Молодая семья выпускников МВТУ им. Н. Э. Баумана, работавших в городе на одном из особо режимных предприятий, выпускающих военную продукцию, официально обратилась в ОВИР с просьбой разрешить им вместе с малолетней дочерью выехать на постоянное жительство в одну из западных стран. При этом родственников за границей и средств для проживания там у них не было. В своем обращении они ссылались на заключительный акт Хельсинского совещания. В результате они получили официальный отказ как работники, владеющие секретной информацией. Не согласившись с таким решением, Агапов с согласия жены выехал в Таллин, где при халатном отношении местных товарищей устроился механиком на торговое судно и при первом же заходе в порт Швеции, сойдя на берег, обратился в полицию с просьбой предоставить ему политическое убежище. Через шведские средства массовой информации он также потребовал воссоединения с женой и дочерью, оставшимися в Калининграде. С этого момента западная пресса стала регулярно муссировать эту тему, обвиняя нашу страну в отказе исполнять решения, принятые в Хельсинки.

Наряду с политическими атаками, нами стали фиксироваться неоднократные попытки западных дипломатов и западных журналистов проникнуть в Калининград (закрытый для посещения иностранцами) под предлогом встречи с Людмилой Агаповой, хотя она имела возможность с ними встречаться в Москве. Было установлено, что в автомашинах некоторых дипломатов имелось специальное оборудование для ведения технической разведки. При этом сама Агапова вела себя очень активно: регулярно встречалась с иностранными журналистами и давала им антисоветские интервью о нашей стране. Вся оперативная работа по Агаповым была поручена мне. Сразу хочу отметить, что оперативные возможности, которые первоначально мне предоставило руководство, были довольно ограниченными и не позволяли полностью контролировать ситуацию. Эта недооценка обстановки в дальнейшем привела к самым неожиданным последствиям.

Однажды, прослушивая передачу новостей радиостанции "Голос Америки", услышал, что некими правозащитниками из Швеции была предпринята попытка вывоза Людмилы Агаповой за границу. С этой целью был подготовлен частный спортивный самолет, который, под управления гражданина Швеции вылетев из Стокгольма, предварительно совершив посадку на финском аэродроме вблизи границы с Советским Союзом, дозаправившись и перелетев через нашу государственную границу, сел на лед озера в Ленинградской области. Увидев рыбаков, летчик покинул самолет, подошел к ним с картой в руках и на английском языке попросил показать место своего нахождения. Рыбаки, как потом оказалось, приняли его за эстонского спортсмена. Уточнив место своего нахождения, летчик вновь поднял самолет в воздух и приземлился вблизи Приозерска, недалеко от автобусной остановки, куда должна была приехать Людмила Агапова. Оказалось, что она опоздала почти на два часа к назначенному времени, и летчик вынужден был улететь тем же маршрутом. Все это происходило в режимном районе погранзоны. Самолет прилетел и улетел не замеченным ни средствами ПВО, ни пограничниками. Агапова спокойно вернулась обратно в Москву. На следующий день все газеты Финляндии и Швеции вышли с фотографиями самолета, летчика и Агаповых. Как оказалось, посредницей подготовки побега Агаповой была шведская журналистка Диса Хостад, представлявшая в Москве газету "Дагенс нюхетер".

Как я уже говорил ранее, недооценка ситуации не позволила нам захватить шведский самолет, но одновременно были вскрыты серьезные недостатки в работе системы ПВО страны и пограничников. В отношении Л. Агаповой, исходя из соображений гуманности, было принято решение: меры уголовного преследования не применять.

Служба в Калининградском горотделе позволила мне приобрести неоценимый практический опыт контрразведывательной работы и чувство сопричастности к важному государственному делу по обеспечению безопасности нашей страны.

В центральном аппарате КГБ СССР

В октябре 1978 года меня пригласили на собеседование в Управление кадров КГБ СССР и предложили перейти к ним на службу. Хорошенько подумав, я принял это предложение, но с небольшой оговоркой, что в дальнейшем у меня будет возможность вновь перейти на оперативную работу. Так я оказался на знаменитой Лубянке.

Постепенно, осваиваясь на новом месте службы, я понял, что, несмотря на внешнюю холодность и угрюмость зданий, а также всей обстановки вокруг, сотрудники Управления кадров оказались очень приветливыми и доброжелательными людьми, особенно к молодым своим коллегам. Каждый предлагал помощь и поддержку. Кроме исполнения основных служебных обязанностей, я активно включился в спортивную и культурно-массовую работу коллектива, которая была хорошо налажена в подразделениях центрального аппарата КГБ СССР.

В дальнейшем я осознал, как мне повезло служить в данный исторический период в такой организации, где вся система государственной безопасности функционировала как единый, хорошо отлаженный механизм и выражала подлинные интересы советского народа. Заслуга в этом была нашего Председателя КГБ СССР Юрия Владимировича Андропова, который сам лично занимался подбором кадров и их расстановкой на наиболее ответственные участки службы. При этом главным была политическая и идейная зрелость сотрудников, их преданность социалистической Родине и трудовому народу.

Со слов моих товарищей, Юрий Владимирович в случае необходимости перед принятием важного решения вникал во все тонкости нашей непростой оперативной службы и принимал у себя в кабинете не только генералов, но и рядовых сотрудников, к мнению которых он внимательно прислушивался. Одним словом, я застал время, когда органы госбезопасности были по-настоящему передовым, вооруженным отрядом нашей партии, как это и было задумано Ф. Э. Дзержинским.

С началом афганских событий я продолжал службу в Управлении кадров. По роду служебной деятельности через меня проходили приказы Председателя КГБ СССР о поощрении сотрудников, принимавших участие в боевых действиях в Афганистане.

Значительная часть награжденных имела пометку "посмертно". Это были военнослужащие, в основном офицеры пограничных войск КГБ СССР, действовавшие в составе наших первых мобильных групп в афганских провинциях.

Под впечатлением от этих событий у меня появилось желание испытать себя в боевых условиях, и с таким рапортом я обратился к руководству Управления кадров. Моя просьба была удовлетворена только через полгода и то частично. Я был направлен на учебу по подготовке советников со знанием персидского языка, а затем - в спецподразделение внешней разведки "Вымпел".

В 1983 году я получил назначение во Второе главное управление КГБ СССР, в так называемый со времен ВЧК "восточный отдел". В мой участок работы, наряду с другими направлениями, вошел Афганистан. Не углубляясь в подробности многогранной службы в "восточном отделе", гриф секретности с которой еще долго не будет снят, расскажу лишь о тех событиях, свидетелем которых я был сам лично или получал информацию от граждан Афганистана.

По мнению наших специалистов, работавших в Афганистане до ввода войск, любой советский человек мог свободно передвигаться по всей стране и везде встречал радушный прием местных жителей.

Внешне казалось, что в стране была мирная обстановка, но на самом деле в органах власти происходила политическая борьба, часто очень жестокая, характерная для любой страны Ближнего и Среднего Востока. Иностранцев она практически не касалась. В Афганистане всегда существовали враждующие националистические и религиозные группировки. Только после ввода советских войск они стали объединяться и действовать единым фронтом против общего врага - Советского Союза при поддержке мусульманского мира и стран Запада во главе с США.

Вникая в суть текущих афганских проблем, для начала я изучил имеющийся у нас архив телеграмм по линии МИД СССР, резидентур ПГУ и ГРУ, консультировался со специалистами Института востоковедения РАН, директором которого в то время был академик Евгений Максимович Примаков. Из документов 1978-1979-х годов было видно, что предложения о смене афганского президента Хафизулы Амина исходили в основном от резидентуры ПГУ КГБ СССР. В них в целом давался глубокий анализ политической ситуации в стране, а также межфракционной борьбы в НДПА между "халькистами" и "парчамистами". При изучении материалов у меня сложилось впечатление, что все действия президента Х. Амина, когда он был у власти, оценивались крайне негативно и однобоко, а источниками оперативной информации, которые использовала наша резидентура, являлись его политические противники. Подтверждением этому была жестокая и бескомпромиссная борьба за власть в афганском руководстве. Выбор был за советской стороной - кого она поддержит, тот и будет победителем. Известно, что советский лидер Л. И. Брежнев симпатизировал предыдущему президенту Афганистана Н. М. Тараки, и на встрече с ним в Москве обещал свою полную поддержку. Известие о его смещении, а затем и трагической гибели произвело на наше престарелое руководство крайне негативное впечатление, и виновник всего этого в их глазах не заслуживал никакого прощения. Естественно, политическая разведка об этом была хорошо осведомлена и делала все возможное, чтобы соответствующей информацией укрепить это мнение и определить дальнейшие наши действия.

Руководство КГБ СССР рекомендовало ЦК КПСС сделать ставку на умеренного и предсказуемого во всех отношениях сына генерал-губернатора Бабрака Кармаля. Между тем Х. Амин объявил себя продолжателем дела В. И. Ленина и И. В. Сталина. В целях усиления личной власти он начал активно и жестоко расправляться с оппозицией. Политические противники Х. Амина пытались его скомпрометировать возможной связью с ЦРУ в период учебы в США, но никакого реального подтверждения эти сведения не получили.

Доверяя советскому руководству, он настойчиво просил ввести в Афганистан ограниченный контингент войск. По его мнению, советские войска не должны были ни с кем воевать, а лишь обеспечивать безопасность представителей президента в афганских провинциях, где и планировалась их дислокация в виде небольших гарнизонов. В дальнейшем при общении с гражданами Афганистана различных политических убеждений и положения в обществе все вышеизложенное мною подтвердилось. Наиболее авторитетным было мнение чрезвычайного и полномочного посла ДРА в СССР Саида Мохаммада Гулябзоя, тогда еще члена Политбюро ЦК НДПА. Об обстоятельствах знакомства с ним я расскажу позже. В свое время он служил старшим адъютантом президента Н. М. Тараки. После его трагической гибели участвовал в заговоре против Х. Амина. Заговор был раскрыт, его участники, включая Гулябзоя, были приговорены заочно к смертной казни. При содействии советского посольства бежал в СССР, вновь вернулся в Афганистан со спецподразделением КГБ СССР "Зенит" и принял непосредственное участие в штурме президентского дворца Тадж-Бек в Кабуле. Перед ним как перед афганцем была поставлена особая задача: опознать Х. Амина, которого он знал лично.

С 1980 по 1988 годы С. М. Гулябзой возглавлял министерство внутренних дел. Вспоминая свою службу у Н. М. Тараки, Гулябзой, несмотря на то, что был очень близок к нему, характеризовал его как очень слабого политического деятеля. Зная о существовании огромного количества проблем в стране, он практически в них даже не вникал. Все было пущено на самотек. Н. М. Тараки был главным образом известен только интеллигенции, как неплохой писатель и поэт. Среди простых людей уважением не пользовался. В быту вел себя по-королевски, наслаждаясь всеми прелестями жизни. Проблемы граждан его совсем не интересовали.

Х. Амин, напротив, по мнению С. М. Гулябзоя, хотя и приговорил его к смерти, был наиболее сильным руководителем из всех, кого он знал. Захватив власть, он быстро наводил порядок в стране. Всех несогласных с его мнением он жестоко наказывал. Х. Амин, со слов С. М. Гулябзоя, действовал как истинный афганец и хорошо понимал, что граждане в силу своего менталитета по-другому его не поймут и порядка в стране не будет.

Неоднозначное мнение по Афганистану было у нашего МИДа. Посол А. М. Пузанов установил с Х. Амином доверительные отношения, называл его "верным ленинцем" до замены на Ф. А. Табеева. У наших военных была своя точка зрения по Афганистану: некоторым генералам хотелось легких побед и проверки имеющегося вооружения.

В конечном итоге руководство СССР отдало предпочтение собственным выводам по Афганистану, которые были подкреплены рекомендациями ПГУ КГБ СССР. В дальнейшем все наши действия в этой стране строились в соответствии с вытекающими из них установками. Коррективы допускались несущественные, а любое инакомыслие пресекалось. Таким образом, наша внешняя разведка была заложником собственной информации первоначально представленной в ЦК КПСС, на основании которой принимались долгосрочные решения, длившиеся десять лет.

Ограниченный контингент советских войск в Афганистане был только на словах, на самом деле он требовал все больше людских ресурсов и техники. Советские военные, как рассчитывали сами афганцы, вместо того чтобы находится в гарнизонах региональных центров и быть гарантом народной власти, перешли к широкомасштабной войне, охватившей всю страну. При этом в результате массированных бомбардировок и артобстрелов уничтожалось мирное население, которое никто не считал, и действия войск вызывали протест даже у наших друзей-афганцев. После этого значительное количество сторонников народной власти переходило на сторону моджахедов, поддерживаемых Западом, и прежде всего - богатой Америкой. Американцев все устраивало в этой войне. Они прекрасно понимали, что победителя в ней не будет. Казна Советского Союза пуста, а если еще ударить по мировым ценам на нефть, то страна развалится. Они оказались правы: бесконечные денежные вливания, уходившие в никуда, при полном застое нашей экономики, подрывали доверие советского народа к власти в нашей собственной стране.

Многие действия в Афганистане имели непродуманную идеологическую окраску. Даже наших ученых востоковедов повергло в шок решение идеологов из ЦК КПСС направить в афганские провинции партийных советников, которые должны были вместе с афганцами строить социализм на основе марксистко-ленинского учения. Этот подход навязывался стране, которая остановилась в своем развитии на уровне феодального строя, и людям, живущим по законам шариата.

Все вышесказанное ни в коем случае не умаляет подвигов советских военнослужащих в Афганистане. Вечная память и слава погибшим войнам! В то же время нельзя забывать жертвы мирных афганцев, женщин и детей. Их количество до сих пор не установлено.

С началом вывода советских войск из Афганистана борьба за власть в высшем руководстве усилилась. Оппозиционеры почти открыто называли президента Наджибуллу предателем национальных интересов, неспособным отстоять завоевания революции и удержать власть. Его авторитет начал падать даже среди его сторонников. Главным своим политическим врагом президент считал министра внутренних дел С. М. Гулябзоя, который за восемь лет работы при поддержке советских товарищей из МВД СССР сумел создать мощное министерство с огромным штатом сотрудников и внутренними войсками, способное конкурировать на равных даже с министерством обороны. Ситуация складывалась таким образом, что если бы не активная помощь Наджибулле представительством КГБ СССР и нашей резидентурой, то он бы не смог долго удержаться у власти. В ответ на настоятельные просьбы президента советская сторона приняла С. М. Гулябзоя в качестве чрезвычайного и полномочного посла ДРА в СССР, сохранив его членство в Политбюро ЦК НДПА. Назначение состоялось 25 ноября 1988 года. Вновь назначенный посол в срочном порядке спецрейсом, вместе с тремя малолетними детьми (жена умерла), прибыл в Москву. Бывший посол М. Сафи вернулся в Кабул, где получил назначение на работу в ЦК НДПА. Перед отъездом М. Сафи успел меня официально представить С. М. Гулябзою как сотрудника КГБ СССР, отвечающего за безопасность афганских дипломатов в Москве. С первого дня знакомства у нас установились добрые и доверительные отношения, которые продолжались несколько лет.

Занимаясь Афганистаном, мне приходилось регулярно взаимодействовать с коллегами из Ясенево (внешняя разведка). Особые впечатления на меня произвели рабочие встречи с заместителем, а затем и начальником ПГУ КГБ СССР Леонидом Владимировичем Шебаршиным. Он неоднократно меня принимал у себя, знакомился с подготовленными документами. Однажды по его личной просьбе я принимал участие в подготовке и проведении важного оперативного мероприятия с его участием. Выезжал в составе группы сотрудников, которой он руководил, в Ашхабад. Виделся с ним, когда мы оба были уже на пенсии. Все эти встречи оставили у меня самые хорошие воспоминания. Известие о его трагической гибели меня, как и всех, шокировало.

Регулярно общаясь с послом С. М. Гулябзоем, я понял, что в Кабуле готовится очередной военный переворот, во главе которого стоит министр обороны Афганистана Шах Наваз Танай, который в случае победы готов разделить власть с С. М. Гулябзоем. В заговор были вовлечены не только военные, но и влиятельные партийные работники и офицеры МВД. Все они были сторонниками внутрипартийной группировки "Хальк". Связь с С. М. Гулябзоем поддерживали через курьера - его родственника, бывшего офицера МВД. Курьер регулярно прилетал из Кабула в Москву самолетом афганской авиакомпании "Ариана". Одним из членов экипажа был родной брат С. М. Гулябзоя. К тому времени вывод советских войск был завешен, и заговорщики считали, что сохранить народную власть в стране можно только без Наджибуллы и его окружения.

С их действиями я внутренне был согласен и искренне желал им победы в интересах афганского народа. В то время руководству нашей страны было уже не до Афганистана - рушилось великое государство Советский Союз.

6 марта 1990 года в Кабуле, как и планировалось, под руководством министра обороны Шах Наваза Таная была совершена попытка вооруженного мятежа. Сведения о его начале попали в советское посольство, которое проинформировало Москву. В целях ликвидации мятежа с военных аэродромов в Средней Азии по тревоге была поднята авиация, в результате действий которой центры заговорщиков были уничтожены и мятеж был подавлен. Генералу Танаю удалось спастись, и он бежал в Пакистан. Утром на следующий день я прибыл в резиденцию посла Афганистана. Меня встретил С. М. Гулябзой. Было видно, что он сильно взволнован, без пиджака и галстука. Предложил сразу выпить. Отказываться было нельзя. Коротко поделился событиями в Кабуле. Искренне радовался, что его другу Танаю удалось спастись. Неожиданно меня пригласили в пункт охраны резиденции посла. Передали телефонную трубку специальной прямой связи. Звонил командир группы "А" ("Альфа") Герой Советского Союза генерал-майор Геннадий Николаевич Зайцев. Он сообщил, что выполняет указание руководства КГБ СССР, его группа приведена в боевую готовность и будет действовать по моей команде, если потребуется задержание посла Афганистана вследствие его возможных неадекватных действий. В ответ я попросил доложить руководству, что ситуация мной полностью контролируется и какие-либо радикальные меры не потребуются. Пошутил, что спиртного у нас с ним еще много.

После ликвидации последствий заговора С. М. Гулябзой был исключен из партии, снят со всех должностей и заочно повторно приговорен к смертной казни. Президент Наджибулла потребовал у советской стороны незамедлительно его выдать, в чем ему после некоторых колебаний нашего руководства было отказано.

В сентябре 1990 года, когда все наши войска были уже выведены, я находился в служебной командировке в Кабуле. Выполняя личную просьбу С. М. Гулябзоя, я навестил его мать и ближайших родственников у них на квартире, передал от него привет, и тем самым я выполнил свой человеческий долг. На встрече также присутствовал племянник бывшего президента Тараки.

В ходе командировки со мной произошел крайне неприятный инцидент. Мною была намечена встреча с одним из интересующих нас афганцем. Покинув территорию посольства, я направился в город. Улица была совершенно пуста. Немного опаздывая, я услышал и увидел сильный взрыв автомашины ровно в том месте, где я должен был находиться. Расстояние до взрыва было примерно сто метров. От всего этого было немного не по себе. Возможно, это было предупреждение со стороны афганской контрразведки, связанное с моей активностью.

В Кабуле был еще один важный вопрос, который я пытался решить. Перед отъездом из Москвы ко мне обратилась жена бывшего посла Афганистана М. Сафи, которого сменил С. М. Гулябзой, с просьбой что-нибудь узнать о судьбе мужа. Было известно, что он примкнул к заговору генерала Таная, был арестован и находился в тюрьме. По этому вопросу я обратился к главному советнику КГБ СССР в Афганистане генерал-лейтенанту Валентину Алексеевичу Ревину и попросил его на очередной встрече с президентом Наджибуллой затронуть вопрос о возможном помиловании М. Сафи. Ответ был резко отрицательный. Мне было строго сказано, что не надо портить настроение президенту, а также во избежание неприятностей больше этот вопрос нигде не поднимать.

Пройдет совсем немного времени, и теперь уже сам президент Наджибулла в результате предательства, в том числе и со стороны наших руководителей, будет захвачен в плен и жестоко казнен. Афганистан вновь окунется во мглу средневековья.

Вспоминая период службы во Втором главном управлении КГБ СССР, с особой теплотой хочу отметить начальника нашего отдела - почетного сотрудника органов госбезопасности полковника Костырю Владимира Ивановича. Длительное время по линии внешней разведки он работал в США, затем - в контрразведке. За успешное проведение важных контрразведывательных операций он был награжден боевыми орденами. Послужил прототипом одного из главных героев художественного фильма "ТАСС уполномочен заявить...", снятого по одноимённому роману Юлиана Семёнова. Владимир Иванович был информированным человеком и истинным патриотом. Он человек аналитического склада ума, хорошо понимал, что происходит в нашей стране, и ждал перемен к лучшему. Об этом он всегда говорил нам, своим подчиненным. С его слов, с воодушевлением воспринял назначение Генеральным секретарем ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачева. Одним из первых в Главке, как он говорил, по блату достал его портрет и повесил у себя в кабинете. Через некоторое время и первым его снял. Объяснил нам, что к власти пришел случайный человек, болтун и пустозвон, он приведет страну к развалу и кровопролитию. Это был конец 1985 года. К сожалению, его предвидение полностью сбылось.

Владимир Иванович воспитал целую плеяду чекистов. Некоторые из них стали генералами, а один из его воспитанников, специалист по странам Ближнего Востока, генерал-полковник Храмов Олег Владимирович в настоящее время является заместителем секретаря Совета Безопасности РФ.

По роду своей служебной деятельности мне и моим товарищам регулярно приходилось выезжать в республики Закавказья и Средней Азии, и по мере "углубления" перестройки было видно, как разваливается страна. Практически везде ко мне подходили местные товарищи и просили информировать руководство о резком ухудшении условий жизни простых людей. Отсюда в регионах возникали недовольство властью и сепаратистские настроения. Мы, конечно, своевременно об этом информировали руководство. Но наша информация, видимо, не вписывалась в программу перестройки, и по ней никаких мер не принималось.

В середине 1988 года у меня состоялась встреча с одним из высокопоставленных дипломатов, который до приезда в СССР работал в штаб-квартире НАТО в Брюсселе. Уже тогда в разговоре со мной он прямо сказал, что Советский Союз в ближайшие годы развалится, как в свое время разрушились все мировые империи. В лучшем случае на его месте будет создана конфедерация независимых государств. По его мнению, это входит в планы М. С. Горбачева и поддерживается Западом.

Отношение сотрудников госбезопасности к происходящей в стране перестройке было настороженное. Некоторые молодые сотрудники теряли интерес к службе, увольнялись и пытались заниматься бизнесом. Партком КГБ СССР фактически отстранился от работы в коллективах. В то время я был секретарем первичной партийной организации отдела. В нее входили около пятидесяти коммунистов.

По итогам работы за год в отделе проходило запланированное партийное собрание, во время которого возникли многочисленные споры о работе парткома КГБ СССР. Один за другим выступали товарищи, критикуя работу секретаря Суплатова Александра Борисовича, кроме этого, критике также подвергся, как мы считали тогда, главный идеолог - начальник пятого управления Абрамов Иван Павлович. По нашему мнению, управление, возглавляемое им, должно было бороться с контрреволюцией, а оно бездействовало. Товарищи высказали недоверие представителям руководства КГБ СССР, иными словами, был бунт на корабле. На следующий день меня попросили вновь собрать коллектив и продолжить собрание. Неожиданно для всех в зал вошли член Политбюро ЦК КПСС, Председатель КГБ СССР, генерал армии Чебриков Виктор Михайлович и его заместитель - начальник Второго главного управления генерал-полковник Маркелов Иван Алексеевич. Гости попросили разрешения присутствовать на нашем собрании и по возможности повторить критические замечания в адрес руководства. Внимательно выслушав нас, В. М. Чебриков полностью согласился с критикой секретаря парткома Суплатова А. Б., а за Абрамова И. П. он заступился, сказав, что у каждого есть свои недостатки в работе, но в ЦК его ценят. В заключение нас всех поблагодарили и пожелали успехов.

Через некоторое время В. М. Чебриков, поддержав реформы М. С. Горбачева, был им назначен секретарем ЦК КПСС, а его место занял Владимир Александрович Крючков.

Анализируя произошедшие события, я пришел к выводу, что некоторые руководители госбезопасности страны безоговорочно выполняли все авантюрные указания М. С. Горбачева и не смели ему возражать, хотя в силу своего особого положения и информированности хорошо понимали, куда он ведет страну. Эти люди, на мой взгляд, видимо, забыли свою партийную принципиальность и профессиональный долг защищать социализм в нашей стране.

Последним аккордом во всей этой политической возне было так называемый ГКЧП, действовавший в соответствии с планом, подготовленным небольшой группой сотрудников по указанию В. А. Крючкова и согласованным с М. С. Горбачевым. Что удивительно, действия этих "заговорщиков" были направлены не на спасение экономики страны и решение продовольственной проблемы, а только лишь с одной целью: напугать и сместить Б. Н. Ельцина как главного противника Горбачева в борьбе за власть. После объявления чрезвычайного положения 19 августа 1991 года, нам, офицерам центрального аппарата КГБ СССР, было приказано от греха подальше сдать на хранение табельное оружие в оружейные комнаты, сейфы закрыть и опечатать. Всю служебную документацию необходимо было эвакуировать в специальные хранилища. В эти "революционные" дни больше никаких указаний от руководства мы не получали.

Важным событием, подтверждающим инсценировку с ГКЧП М. С. Горбачевым, был телефонный разговор по кремлевке Владимира Ивановича Костыри с министром иностранных дел СССР Александром Александровичем Бессмертных, свидетелем которого я стал, находясь в его кабинете. Как оказалось, министр звонил лишь с одной целью - чтобы предупредить своего товарища быть сдержанным в оценке происходящих событий. Особенно подчеркнул, что М. С. Горбачев, находясь в Форосе, не был изолирован, как об этом сообщали средства информации, и оттуда полностью контролировал всю ситуацию в ГКЧП.

Проиграв авантюру с ГКЧП, предав своих верных соратников, М. С. Горбачев, изображая перед Западом политическую жертву заговорщиков, так и не смог справиться с Б. Н. Ельциным. Ценой борьбы за власть был развал великого государства Советского Союза. Как мы помним, об этом еще в 1985 году предупреждал мой старший товарищ - полковник Владимир Иванович Костыря.

В это же время КГБ СССР перестало существовать. Появились две структуры: Межреспубликанская служба безопасности СССР под руководством Бакатина Вадима Викторовича и Агентство федеральной безопасности РСФСР. Наиболее крепкие позиции оказались у АФБ, так как вся политическая власть перешла к российскому руководству. АФБ возглавлял Иваненко Виктор Васильевич и при поддержке уже тогда влиятельного, молодого и перспективного политика Сергея Вадимовича Степашина пытался закрепиться на этой должности. С. В. Степашин, осуществляя депутатский контроль, на Лубянке имел свой служебный кабинет, куда мог прийти любой сотрудник и высказать свои предложения по реорганизации системы госбезопасности.

Вскоре это двоевластие надоело Б. Н. Ельцину, и он приказал одному из своих фаворитов - министру МВД СССР Баранникову Виктору Павловичу - все взять в свои руки и как можно быстрее приступить к работе. Так появилось Министерство безопасности РФ. Что касается сотрудников вышеуказанных двух ведомств, то их в авральном порядке никто не увольнял. Многие нашли свое место в министерстве. В дальнейшем некоторая часть сотрудников, имеющая необходимую выслугу лет, добровольно ушла на пенсию. Другие получали предложения перейти во вновь созданную структуру - Федеральную службу налоговой полиции РФ и, как правило, на повышение.

Бывший кандидат в министры В. В. Иваненко стал вице-президентом нефтяной компании "ЮКОС" и доверенным лицом М. Б. Ходорковского, проработав в этой должности с 1993 по 1998 годы. Одним словом, из коммуниста-чекиста превратился в буржуя-капиталиста. Таких перекрасившихся генералов было немало.

С назначением В. П. Баранникова министром безопасности для меня также начался новый этап в моей служебной деятельности. С Виктором Павловичем, как я писал ранее, мы познакомились в Калининграде. Он прибыл туда на работу в милицию с Урала, имел звание майора и получил назначение на должность заместителя начальника горотдела.

Наш отдел КГБ размещался в одном здании с милицией, и мы с Виктором Павловичем виделись практически каждый день. По оперативной работе мы также часто пересекались. Приезжая на какой-либо объект города, я узнавал, что Виктор Павлович здесь уже был и меня опередил. Он был довольно активным работником, в городе его хорошо знали и уважали. С тех пор прошло много времени, и судьба вновь свела нас вместе. Оказалось, что он обо мне помнил и интересовался у наших общих знакомых, где я сейчас служу. После своего назначения Виктор Павлович еще некоторое время продолжал занимать кабинет министра МВД СССР в здании на Октябрьской площади. При этом совмещал обе должности. В этот кабинет я был приглашен на беседу. Министр тепло меня принял, вспомнил нашу работу в Калининграде, расспросил о семье и, если я не против, попросил консультировать его по вопросам контрразведки. По его мнению, необходимый опыт для этого у меня имелся. Первое, что его интересовало, - это то, как должна функционировать контрразведывательная служба в новых российских условиях. На подготовку предложений мне дали сутки. Через день, ознакомившись с моим документом, Виктор Павлович поблагодарил за проделанную работу и сказал, что ему и его заместителю Виктору Федоровичу Ерину мои предложения понравились. Я, конечно, понимал, что документ был очень сырой, но для министра, видимо, имели значение мнения сотрудников разного должностного положения и опыта работы. Никаких революционных преобразований я не предлагал, так как хорошо знал, что наша контрразведывательная служба эффективно противодействовала иностранным разведкам и, по моему мнению, в серьезной реорганизации не нуждалась. С учетом того, что речь шла о России, а не о Советском Союзе, то оперативное поле деятельности существенно сужалось, и я предлагал лишь несколько оптимизировать имеющиеся силы и средства, одновременно усиливая борьбу с сепаратизмом, национализмом и исламским экстремизмом.

После переезда на Лубянку В. П. Баранников назначил меня своим старшим референтом, а в дальнейшем - консультантом, и я вместе с коллегами продолжил работу по контрразведывательной тематике.

За период своей службы в аппарате министра безопасности Российской Федерации особенно хочу выделить совместную плодотворную работу с Лысковым Анатолием Григорьевичем, занимавшем в то время должность помощника министра, имевшего большой опыт работы в Генеральной прокуратуре СССР, в том числе старшим следователем по особо важным делам. У него можно было многому поучиться. В дальнейшем генерал-лейтенант Лысков А. Г. длительное время работал сенатором в Совете Федерации от Липецкой области и внес большой вклад в развитие государственности современной России.

Хочу также выразить искреннюю благодарность генерал-майору Широнину Вячеславу Сергеевичу, которого, к сожалению, уже нет с нами, за помощь, которую он оказывал мне в работе. О своей жизни он написал хорошую книгу "Под колпаком контрразведки", в которой упомянул и меня. Информация, которой я располагал, использовалась нашими сотрудниками по поиску и возвращению на Родину военнослужащих, оказавшихся в плену у афганских бандформирований. События августа 1991 года В. С. Широнин встретил в должности заместителя начальника Второго главного управления КГБ СССР и был куратором контрразведывательных подразделений территориальных органов.

В отношении В. С. Широнина, как это бывает в период великих потрясений, готовился приказ о его отставке, но нам общими усилиями удалось его отстоять, и В. П. Баранников назначил этого многоопытного чекиста своим старшим консультантом. В дальнейшем В. С. Широнин сыграл важную роль в переговорах с представителями прибалтийских стран (бывших республик СССР) в отношении оперативных архивов КГБ. Наиболее важная их часть была уничтожена, а с оставшейся информацией, особенно по агентуре, до сих пор никто не может разобраться.

В группе консультантов я познакомился с одним очень интересным человеком, в дальнейшем сыгравшим в моей жизни положительную роль. Этим человеком был доктор юридических наук, профессор Юрий Ильич Скуратов. О нем я расскажу в главе о свой службе в прокуратуре.

Если дать характеристику обстановке в центральном аппарате МБРФ в тот период времени, то выскажу личное мнение, что благодаря усилиям министра В. П. Баранникова и его первого заместителя Н. М. Галушко, прежде возглавлявшего КГБ Украинской ССР, обстановка в министерстве стала налаживаться. Никаких репрессий и необоснованных увольнений не было. Сотрудники вновь почувствовали востребованность и стали входить в принятый ритм оперативной работы. К сожалению, в стране в этот период нарастал тяжелейший экономический кризис. В высших эшелонах власти усиливалась политическая борьба, сопровождаемая безудержной коррупцией и разграблением общенародной собственности. Появились олигархи, нагло использовавшие в своих корыстных интересах государственных чиновников.

По моим наблюдениям, министр В. П. Баранников отличался своей бескомпромиссностью в борьбе с этими новыми явлениями в обществе. Получаемую министерством оперативную информацию, в том числе в отношении работников администрации, незамедлительно докладывал президенту, тем самым вызывая у них жуткую злобу. Долго терпеть, видимо, они не могли и приняли меры по компрометации В. П. Баранникова в глазах президента, который и отправил его в отставку. Это было сделано с использованием оперативного ресурса некоторых руководителей контрразведки, которых он сам и назначил. Повод для этого найти было несложно. Некоторые, на мой взгляд, самоуверенность и прямолинейность В. П. Баранникова, характерные для многих генералов МВД, в нашем ведомстве могли иметь только негативные последствия. Могу привести конкретный пример, когда на расширенном заседании коллегии Министерства безопасности В. П. Баранников сообщил присутствующим, что в ближайшее время нас будет проверять комиссия администрации президента. При этом добавил, что нам скрывать нечего, пусть проверяют, только не присылают в качестве проверяющих гомосексуалистов. Таким откровенным высказыванием он окончательно подписал себе приговор. Комиссия действительно ничего существенного накопать не смогла. Решили пойти другим путем и действовать оперативными методами. Зная, что В. П. Баранников любит работать с агентурой, подобрали ему агента, якобы располагающего большими оперативными возможностями. На самом деле это был агент-провокатор, связанный с израильской разведкой, который у наших сотрудников никогда доверием не пользовался, и вся работа с ним строилась как с агентом-двойником для передачи дезинформации. Фактически он был объектом разработки, затянувшейся на долгое время. В. П. Баранникову ничего об этом не сказали, напротив, он был представлен ему как наш надежный и преданный оперативный источник. Невольно поддавшись на провокацию, В. П. Баранников установил с ним личный контакт. В дальнейшем с его помощью была скомпрометирована ничего не подозревавшая жена Баранникова, а за компанию - и жена заместителя министра МВД РФ Дунаева, якобы позволившие ему во время поездки за границу заплатить за сувениры. Это была провокация чистой воды. Заодно на В. П. Баранникова повесили вину за гибель российских пограничников на таджикско-афганской границе в июле 1993 года, хотя непосредственной его вины в этом не было. Напротив, по инициативе предыдущего руководителя Бакатина В. В. пограничные войска были выведены из бывшего КГБ, и только по настоянию В. П. Баранникова они вновь были включены в октябре 1992 года в состав МБРФ. Обо всем было доложено Президенту РФ Ельцину Б. Н. В итоге В. П. Баранников был уволен, а многотомное дело агента, со слов одного из свидетелей, в целях сокрытия провокации было уничтожено.

Эта ситуация выбила меня из колеи нормальной работы. Я знал, что предстоит очередная смена руководства, и, скорее всего она будет не последней, а за ней - очередная реорганизация. Все это нанесет очередной удар по государственной безопасности России, гораздо больший, чем могли бы сделать иностранные спецслужбы во главе с ЦРУ США. Я понимал, что работа, к которой я привык в КГБ, никогда больше не повторится. С таким эмоциональным настроем я подал рапорт на увольнение на пенсию по выслуге лет. Перед его рассмотрением меня пригласил на беседу исполняющий обязанности министр безопасности Галушко Николай Михайлович и попросил как следует подумать и не спешить с принятием решения, дал понять, что у меня сохранились хорошие перспективы для дальнейшего прохождения службы. В итоге к советам старших товарищей я не прислушался и настоял на своем. Моя просьба была удовлетворена.

0x08 graphic

На службе в прокуратуре

После отставки в МБРФ меня через некоторое время пригласил к себе директор НИИ при Генеральной прокуратуре РФ, доктор юридических наук, профессор Скуратов Юрий Ильич и предложил поработать в институте старшим научным сотрудником. Подумав некоторое время, я согласился. Юрия Ильича я хорошо знал по совместной работе в группе консультантов в министерстве безопасности, и между нами установились добрые, товарищеские отношения. С началом работы в НИИ в моей жизни начался новый, важный и интересный этап. В институте я познакомился со многими заслуженными и уважаемыми людьми, имеющими не только серьезный багаж научных знаний в сфере юриспруденции, но и большой опыт практической работы в органах прокуратуры. К таким товарищам, безусловно, относился доктор юридических наук Сухарев Александр Яковлевич, бывший Генеральный прокурор СССР. В годы Великой Отечественной войны Александр Яковлевич в 19 лет, находясь на фронте, на передовой линии, занимал должность заместителя командира полка, был тяжело ранен и награжден боевыми орденами. В общем, мне было у кого продолжать учиться.

После назначения Юрия Ильича Скуратова Генеральным прокурором Российской Федерации он предложил мне перейти вместе с ним на новое место службы. С учетом имеющегося у меня опыта, мне было предложено заняться новым для прокуратуры направлением - обеспечением собственной безопасности. В первую очередь я должен был установить рабочие контакты с соответствующими подразделениями ФСО, ФСБ, МВД, ФАПСИ по вопросам безопасности наших сотрудников и технической защиты секретной и служебной информации. Необходимо отметить, что до моего назначения вышеуказанная работа в Генеральной прокуратуре системно не велась, и первое время мне было предложено выполнять ее в одиночку. Справедливости ради хочу отметить, что некоторые попытки по защите информации предпринимались управлением делами, но эта работа не входила в их служебные обязанности. В первую очередь я пригласил специалистов, уполномоченных для проведения подобных работ. Объектом исследования оказался служебный кабинет Генерального прокурора. Проведенная работа выявила, что во время текущего ремонта кабинет был оборудован техническими средствами, якобы защищающими информацию. В этих целях управлением делами привлекалась коммерческая организация, не имеющая соответствующей лицензии и опыта работы. Специалисты установили, что весь кабинет был опутан проводами и датчиками, которые никакого отношения к защите информации не имели. Напротив, они позволяли довольно примитивными приборами прослушивать кабинет, находясь в автомашине рядом со зданием Генеральной прокуратуры. Конечно, вся эта техника была немедленно снята. Подобным образом планировалось оборудовать служебные кабинеты всех заместителей Генерального прокурора, начальников управлений и следователей. В дальнейшем для проведения вышеуказанных работ нами приглашались специалисты из соответствующих государственных структур. Описанная ситуация - это только небольшая часть проблем, с которыми мне пришлось столкнуться в процессе освоения нового направления работы. По мере того как они успешно решались, отношение к нашей работе в генеральной прокуратуре стало меняться в лучшую сторону. Итогом было решение руководства создать самостоятельный отдел безопасности на правах управления. В юридическом обосновании этого решения я особенно благодарен опытнейшему работнику генеральной прокуратуры Цыгановой Азелине Алексеевне, которая лично отредактировала каждую строчку подготовленных мною документов, что позволило в кратчайшие сроки внести ряд дополнений в Федеральный закон "О прокуратуре Российской Федерации". А Федеральный закон "О государственной защите судей, должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов" был распространен на прокуроров и следователей. Прокуратура Российской Федерации получила право иметь службу обеспечения собственной безопасности и физической защиты работников.

Впервые в законе было прописано, что прокуроры и следователи имеют право на постоянное ношение и хранение предназначенного для личной защиты боевого ручного стрелкового оружия (пистолеты, револьверы) и специальных средств, а также на применение их в установленном законом порядке. Кроме этого, в Федеральный закон было также внесено положение, наделяющего Генерального прокурора правом награждения отличившихся сотрудников именным оружием.

Подразделение собственной безопасности, опираясь на Федеральный закон, приступило к выполнению своих служебных обязанностей. Хочу особо отметить сотрудников, внесших большой вклад в становление отдела. Это следующие товарищи: Шадрин Александр Анастасьевич, Пашков Аленин Никандрович, Рожук Яков Матвеевич, Фролова Анита Александровна и др.

Для меня эта служба скоро закончилась. Произошли события, которые привели к отставке Генерального прокурора Скуратова Ю. И. и моей тоже. Они мне напомнили события, связанные с отставкой В. П. Баранникова. В том и другом случае проводимые расследования затрагивали интересы ближайшего окружения Б. Н. Ельцина. Спасая себя, эти люди искали компромат на вышеуказанных руководителей. Не найдя ничего существенного, создавали его сами, опираясь на свои связи в правоохранительных органах. При этом были задействованы оперативные ресурсы и использовались методы провокации.

О происходящих событиях в отношении Ю. И. Скуратова, как ни покажется странным, я узнал позже других. Мне позвонил мой товарищ по сборной команде биатлонистов ЦС "Динамо", а в то время - директор ФСО РФ генерал-полковник Крапивин Юрий Васильевич, о котором я уже писал в начале моих воспоминаний. Попросил приехать к нему в Кремль для обсуждения вопроса неправильного поведения Ю. И. Скуратова. На приглашение я ответил отказом, пошутив, что это не очень хороший повод для нашей встречи, да и у меня нет пропуска в Кремль. Добавил, что по данному вопросу я никакой информацией не владею и обсуждать эту тему ни с кем не хочу. Ю. В. Крапивин довольно дружелюбно со мной попрощался и настаивать на встрече не стал. Я не хотел даже в ущерб своей карьере быть замешанным в грязных политических интригах, и Ю. В. Крапивин это понял.

Через несколько лет я встретился с Ю. В. Крапивиным в неформальной обстановке на юбилее нашего тренера В. Н. Бучина. Он подошел ко мне, приобняв, громко сказал, чтобы слышали стоявшие рядом товарищи: "Олег Александрович в ситуации с отставкой генерального прокурора Скуратова был одним из немногих, кто в той ситуации вел себя достойно. И об этом в силу занимаемой должности ему было известно доподлинно".

В заключение скажу, что подводить итоги моей профессиональной деятельности считаю преждевременным. Хочется верить, что еще многое впереди. Подтверждением тезиса, что чекистов бывших не бывает, стал телефонный звонок из США, а затем приезд в Москву моего знакомого афганца (назовем его условно Азиз), который в Афганистане занимал высокую должность в ранге вице-премьера. Затем иммигрировал в США со всей своей многочисленной семьей и получил статус политэмигранта. Азиз, выполняя просьбу, по его словам, сотрудников ЦРУ, передал мне предложение американцев приехать в США и использовать свой опыт работы в качестве официального советника американцев в Афганистане. Получение визы и оплата билета ими гарантировалась. От такого предложения я, конечно, отказался.

В настоящее время я работаю советником консультативной группы секретариата Координационного совета генеральных прокуроров - участников Содружества Независимых Государств. В частности, принимал активное участие в подготовке рекомендаций по вопросам сотрудничества государств - участников СНГ в борьбе с терроризмом и экстремизмом.

Являюсь членом ветеранских организаций ГПРФ и ФСБ России.

0x01 graphic

Оставить комментарий © Copyright Хандожко Олег Александрович (Zazayrgo@gmail.com) Размещен: 21/04/2020, изменен: 21/04/2020. 64k. Статистика. Очерк: Политика		Ваша оценка:
Аннотация: Воспоминания контрразведчика о службе в КГБ и Прокуратуре с 1974 по 2000 гг.

Хандожко Олег Александрович На службе в контрразведке и прокуратуре

Хандожко Олег Александрович
На службе в контрразведке и прокуратуре