Аннотация: Нет, полюбуйся-ка на неё! - Мама с обиженным видом вышла из кухни, - Так изменилась за две недели! Стала колючей, несдержанной, резкой... Просто пацан, а не девка!
19. Николай Сметанин
Во дворе я вдруг спохватилась:
- Как там отец?
- Вот сейчас и узнаем! - в голосе Мамы мелькнула несвойственная ей осторожность.
Что тут сказать: папа был единственным человеком на свете, с которым Мама считалась. Вот этого я никак не могла понять. На мой взгляд, товарищ Сметанин производил впечатление скромного человека, внешне не очень-то примечательного. Лишь для меня он превращался время от времени в "тюрьму народов": заставлял возвращаться домой к восьми, питаться по распорядку, участвовать в семейных обедах - и делать массу других, столь же ненужных вещей.
Правда, наши соседки отнюдь не считали Сметанина неприметным. Я слышала много историй о том, какой переполох он произвёл когда-то среди невест "Офицерского дома". Едва получив в нём квартиру, молодой военный инженер Сметанин сразу привлёк внимание женщин всех возрастов. Не раз при мне соседки упоминали его "интересную бледность" и "мечтательный взгляд"... Когда папа представил местному обществу Маму, все несказанно удивились. Узнав избранницу ближе, местные кумушки дружно решили, что Мама папе не пара. Позже они стали азартно гадать о том, "кто кого с кашей съест".
Однако Мама есть папу не собиралась. Наоборот, прилагала поистине героические усилия для сохранения в семье мира. Впрочем, на соседок её старания не распространялись. В подъезде она считалась смутьянкой, которой время от времени объявляли бойкот. Вот и сейчас встреченная у лифта тётя Марина подчёркнуто поздоровалась лишь со мною. Затем, как бы вовсе Маму не заме-чая, забросала нас ворохом новостей - главным образом, о профсоюзных сборах и о том, чья очередь мыть полы в коридоре.
Мы поднялись на свой верхний этаж - шестой этаж пятиэтажного дома. Подобная несуразность возникла из-за той самой алой звезды на крыше. Угловая башня под нею означала лишний этаж, всего-то на две квартиры. Во всём остальном "лишняя" лестничная площадка нисколько не отличалась от прочих. Здесь было так же светло, просторно и полным-полно домашних цветов в горшочках.
Не успели мы подойти к двери, как та сама распахнулась навстречу. На пороге стоял отец, поддерживая на руках зарёванную сестрёнку. Та выросла и окрепла, хотя мы не виделись меньше месяца. Детское личико округлилось; волосики потемнели и на концах завивались в колечки. В общем, передо мною были два очень схожих портрета. Одинаковые ямочки на подбородке, одинаковый взгляд серых глаз... Сразу понятно, что это - отец и дочь.
Правда, сестрёнка вопила, в то время как папа выглядел образцом спокойствия.
- Рад видеть вас, девушки, в добром здравии! - сказал он, целуя Маму в щёчку. Мне же дружески подмигнул: - Галчатам привет!
Что говорить: с папой мы, в общем, дружили. К тому же - и было, против кого! Какой бы покладистой ни старалась быть Мама, её характер не давал нам покоя. Порою лишь совместные "боевые действия" помогали утихомирить Мамин упрямый норов... Вот и сейчас одна половина нас (то есть Мама с сестрёнкой) производила ужасный шум и суетилась без толку. Вторая же половина (мы с папой) молча заносили в квартиру пакеты и сумки.
- Аська! - радостно воскликнула я, шагнув за порог: - Какая ты стала большая!!!
- Не трогай ребёнка, пока не помоешь руки! - из кухни напомнила Мама, - И вообще, что за ужасное имя?! "Аська!" Я её, блин, Настасьей не для того называла, чтобы всю жизнь выслушивать "погоняла"!
- Нет, полюбуйся-ка на неё! - Мама с обиженным видом вышла из кухни, - Так изменилась за две недели! Стала колючей, несдержанной, резкой... Просто п-пацан, а не девка! - как и я, от волнения Мама чуть заикалась.
- Ладно, "юноша бледный с взором горящим"! - папа бросил мне в руки банное полотенце, - Марш в ванную! А вас, дорогая мамаша, я попросил бы забыть про "блины" и "оладушки"!..
В крошечной неудобной ванной (вот где аукнулся чрезмерный простор подъезда) я первым де-лом нашла аптечку. К счастью, внутри отыскались непромокаемые повязки. Они оказались и вправду очень полезны: под душем ни одна капля воды ни просочилось на рану.
Минут через сорок я покидала ванную комнату совершенно другим человеком - чисто вымытым, обновлённым. Если что-то и внушало тревожные мысли - так это зеркало в коридоре. Орудуя феном по длинным распущенным волосам, я нет-нет да заглядывала в него. Нужно сказать, девица напротив показалась мне незнакомой. Взрослая, с тонкой талией и блестящим взглядом, она как-то совсем не вписывалась в знакомый унылый портрет...
Новою, плавной походкой я прошла в комнату.
В зале привычно бубнил телевизор. Папа просматривал чертежи. Ася ползала по дивану, подбираясь к его планшету... Папа привычным жестом убрал от неё "игрушку", и в этот момент увидел меня.
- Мать! - позвал он вдруг громко, - Подойди-ка сюда! Похоже, у тебя всё-таки дочка!
Из кухни, вытирая руки о фартук, явилась Мама. В домашнем халате и тапочках она чем-то да-же напоминала взрослую женщину. Особенно сейчас, когда "по-бабьи" подпёрла кулаком щёку...
- Вырастишь, Галка, выдадим тебя замуж за дипломата!
И, в ответ на удивленные взгляды, нехотя пояснила:
- А что? Дети должны идти дальше своих родителей!
Мы с папой только переглянулись. Мама, развернувшись, уже удалялась, так и не заметив своей бестактности.
Дальше я нянчилась с Аськой, накрывала на стол, крошила салаты... Только к вечеру сели обе-дать. Главным блюдом стали добытые Мамой фаршированные сардельки. Впрочем, я даже пробовать их не стала! Петли слов и отрывистых замечаний Энрике делали своё дело. Они затягивали всё крепче, уничтожая связь с прежним. Мамины мольбы и угрозы прошли впустую. Для себя я уже всё решила. Поэтому очень быстро составила себе ужин из сыра, каши и масла, орехов и сухофруктов.