Два силуэта

два силуэта в одном горчичном пиджаке
сквозь череп смотрят на меня.

левый - стройный, чистый,
пронизан робостью зелёной,
с глазами осуждённого на смерть гонца.

в них видишь крыши, пирамиды,
разрушенных империй фальшивое тепло
идейного огня.

горячий воздух матерински поднимает песчинки
и отечески бросает в земную твердь.

сидят нагие мужчины,покрытые сундуками,
ключами обвязанными,вокруг бедра.
у них нет одежды - только медь да медь.
у них нет вопроса о жизни только ответ да ответ 

и взгляд их всё бродит
по извилистым глиняным проспектам,
прожаренным солнечными лучами.

чёрные девушки с корзинками цветов
медленно пролетают мимо,
задевая стены, вымощенные винными камнями.

рыбаки костлявые на прилавках
фаршируют рыб чесночными крестами.
старики спят на подушках,
набитыми гвоздями.

коричневые газеты нападают на людей
в порыве воздушного потока.
священник с мелом рисует
сыну бога или осьминога.

мужчина с носом-сливой и бутылью джина
жадно глотает каждый уродливый,
но пропитанный пьянейшей жизнью момент.

на толстых атласах восседают
рыжие толстобрюхие коты
с усами-шпагами и сантимовыми глазами,
рвя когтями континент.

вот что ты увидишь
во взгляде левого силуэта -
робкого, бледного, страдающего,
покрытого болезнью духа и ума,

с прилизанными волосами, щетиной,
неухоженным лицом,
нервной губной струной,
лобным блеском добродетельного клейма.

странный, несуразный, прозрачный и плавучий,
в кармане пиджака
бережно хранящий карту фортуны и шута.


---

правый силуэт - совсем другой:
стойкий, броский и горящий.
его взгляд подземный, тёмный,
не людской, тьму бережно хранящий.

в нём видишь ты сиреневые комнаты,
качающие люстры формами горгон,
взглядом пепелящие.

одинокий стол скрипит,
как раненая волчица.
рядом - табуретка, набитая пухом,
формой похожая на пухлого младенца.

картины с яркими узорами
сливаются полюбовно с тинистой стеной.
пятна венозно расползаются
от разлитой краски голубой.

античные статуи Ипполита и Федры
рельефнее живых людей:
смотрят друг на друга непристойно,
с каждым разом - голодней.

взгляд его всё ходит бодро по квартире
и всё хочет он найти проход.
ведь так тесно жить
в рамочках приличия
и не видеть яркий небосвод.

слева, в тёмном бедственном углу, сидит она:
тёмная, нагая, одноглазая, худая.
бёдра острые режут подушки
на золотистой шкуре овна.

глаз - луна, второй - затмение.
угольные пятки впитывают пол.
медные браслеты судорожно шумят.
живот - дыра. зубы острые скрипят.

язык кровавый, длинный, страшный,
но манящий.
она хрипит в запое, как старуха,
и вмиг учтиво, сладостно поёт,
не смотри на её глаз, темнотой кишащий!

справа - карлик, кожа цвета чернослива.
в бархатном халате плачет, плачет
и вздыхает слегонца.
рисует фалангой пальца узкие окопы,
ботинки, жующие черепа.
Гулливера, что так долго жил в его краях
и был изгнан навсегда,

окуная пальчики в мазут,
потом - в свинец,ртуть, и серу,
мешая их туда-сюда.

он пытается показать весь ужас
алхимических путей:
солнце заменили на огромный цент,
лилипутов - на гомункулов,
смысл жизни - в добычу драгоценных камней.

под силуэтом пол, как шахматное поле.
всё он знает:
смерть - G9, жизнь - D3.
иди напролом, как ладья,
живи свободой королей.

всегда он знал,
что лучше в жизни быть конём:
прыгать эгоистично голым сквозь людей,
быть не таким, как все быть немножечко кривей

вот что ты увидишь
во взгляде правого силуэта -
гордого, эгоистичного,
покрытого страстями
и ртом, скованным цепями.

с львиной шевелюрой,
гладким, острым подбородком,
лукавой улыбкой,
что сочится струйкой из лица.

жгучий, твёрдый, бесноватый,
в кармане небрежно хранящий
карту дьявола в оковах
и жрицы, приносящей в жертву юного осла.