История, приключившаяся со мной на первом курсе института, одна из тех, что по каким-то причинам не теряются в глубинах памяти. Произошло все на "сельхозке" - непременном, обязательном для всех студентов сборе урожая.
Каждый институт получал разнорядку: куда и на какие работы он должен отправить студенческие отряды. Первокурсников нашего факультета разделили на несколько групп. Я попала в ту, что ехала в животноводческий колхоз на уборку картофеля.
Поселили нас в спортзале школы, где были поставлены койки. На одной половине зала - девчонки, на другой - парни, границу обозначили брезентовым занавесом. Днем его отодвигали, на ночь возвращали на место. Условия совершенно спартанские, теснота невообразимая, никаких тумбочек для вещей, то духота, то холод, удобства на улице, баня раз в три дня. Но мы были молоды, здоровы, полны энтузиазма и юношеского задора. Никто не жаловался, не роптал, а неустроенный быт и убогое жилье стали неисчерпаемым источником шуток.
Ребята в отряде оказались со всех уголков Союза. Парни старались выглядеть солидно, девчата подобрались заводные, шумные. Народ активно знакомился, кучковался в компании, появились и парочки. Работали мы с утра до вечера с перерывом на обед. После работы приводили себя в порядок, ужинали, гуляли по окрестностям, играли в волейбол, гоняли мяч, пели под гитару, раскладывали пасьянсы, болтали. Я всегда легко сходилась с людьми и вскоре знала всех в отряде по именам.
Рядом с моей койкой стояла кровать Наташи. Невысокая темноволосая девочка, похожая на озорного, но нуждающегося в защите и ласке котенка пришлась мне по сердцу. Мы подружились.
Однажды нас с ней занесло в деревенский магазин. Среди множества скучных товаров мы с восторгом обнаружили прелестный гипюровый бюстгальтер редкого для вещи тех времен цвета морской волны. Думаю, вспыхнувшая во мне цепная реакция: увидела, примерила, полюбила, купила - знакома многим дамам.
Стоила кружевная диковинка пять рублей, сумма приличная, а я сидела на мели. Тут бы мне махнуть рукой, повернуться, уйти, остынуть, но в меня будто черт вселился. Его трубный, подстегивающий вожделение вой заглушил слабый писк благоразумия. Заметив, что я не в силах расстаться с красивой вещицей, подруга великодушно заняла мне денег, в том числе и на звонок домой. Отправляя меня на учебу, родители заверили, что я всегда могу рассчитывать на их помощь.
Получив телеграфным переводом сорок рублей, я сразу вернула долг Наташе. Остальное завернула в бумажку, сунула в чемодан под стопку одежды и, зная о своей рассеянности, крикнула девчонкам, чтобы они запомнили, где лежит маленький сверток. Кошельком я тогда еще не обзавелась, деньги носила в карманах, но эти тащить в поле побоялась: того и гляди, выпадут на межу.
В колхозе мы жили на полном довольствии. Кормили нас обильно и бесплатно. За несколько дней я ни разу не подумала о бумажном кульке. Когда же наконец он понадобился, я с ужасом поняла, что мой импровизированный кошелек исчез.
Более всего меня поразила не пропажа, а то, что меня обокрал тот, кому я доверяла. А доверяла я всем. Мне казалось немыслимым, что среди милых, веселых, таких приятных мальчишек и девчонок может оказаться вор. Именно поэтому я не стала поднимать шум, вела себя так, будто ничего не произошло. Мысль о разбирательстве и возможном обыске была мне противна. А еще я очень сильно боялась, что деньги найдут у той, с кем я успела хорошо сдружиться.
Обиделась, расстроилась я ужасно но, в первую очередь, винила себя: не поддалась бы искушению, плюнула бы на проклятый бюстгальтер, ничего бы не случилось! К тому же выходило, что со своей патологической доверчивостью я стала змеёй искусительницей, сама спровоцировала кого-то на кражу.
Дабы не терзаться подозрениями и угрызениями, я усилием воли отгоняла ядовитые думы, но на сердце лег тяжелый камень. Чистая, светлая радость общения с ребятами была безнадежно испорчена. В довершении ко всему от ладненького, так понравившегося мне бюстгальтера у меня так сильно стала чесаться кожа, что я возненавидела его всеми фибрами души.
Родители снова меня выручили. Я честно им во всем призналась. Видимо, чувствуя мое состояние, мама лишь вздохнула и попросила впредь деньги без присмотра не оставлять. Мамина выдержка была дороже всех денег мира: даже не знаю, как бы я выдержала воспитательные нотации.
С тех пор пронеслось немало лет. Вспоминая тот случай, я, словно в кино, вижу, как весело призываю девчонок не забыть про мой тайничок; снова и снова чувствую острое ошеломление, ужас, отчаяние и горький вкус обманутого доверия.
Кто бы это не сделал, я ему давно простила. А вот доверять людям так и не разучилась.