Аннотация: Письмо инженера-технолога Алексея Николаевича Балдина о содержании его под арестом и об общей обстановке в импровизированной учредиловской тюрьме в здании коммерческого собрания Екатеринбурга. В двух вариантах
Многоуважаемый Николай Александрович.
Считаю необходимым сообщить Вам хотя бы в кратких словах всё то, что творится сейчас в области якобы "ликвидации" большевизма. Если это послужит не для облегчения участи арестованных, то хотя - как материал для будущаго историка.
Творится что-то ужасное, кошмарное. Арестовано до 10.000 человек (в городе с населением в 80т.!) по доносам безграмотных баб и малолетних детей; достаточно, чтобы на улице кто-нибудь показал казакам на кого-либо, как на большевика, как его арестуют даже без ордера. Арестованы все, ранее выпущенные на поруки за отсутствием или недостаточностью улик. Словом, хватают всех направо, как налево, без разбора, только бы побольше арестовать.
Арестованные содержатся в ужасных условиях. Я в числе других 200 человек нахожусь в Комм. Собрании в сравнительно лучших против других мест заключения условиях, но и здесь содержание заключённых невыносимо: коек нет, спим всё время на стульях; нередко по двое суток не бывает воды, негде вымыть руки; отхожее место крайне загрязнено больными и здоровыми вместе; медицинской помощи никакой; пища присылается из тюрьмы в количестве ¼ фн. сырого невыпеченного хлеба и небольшого количества похлёбки из тухлой рыбы; когда эта похлёбка бывает из крупы или из чечевицы - её ещё можно есть, но во всяком случае количество пищи крайне недостаточно; описанное количество даётся раз в день, и больше ничего; если удастся достать кипяток на соседнем питательном пункте, то бывает и кипяток для чая, а то сидим вовсе без кипятка и даже без сырой воды; как раз сегодня утром - 7 сентября - уже трое суток, как вода не привозилась вовсе, капли воды нет во всём здании Комм.клуба. Словом, условия заключения хуже, чем в каторжных тюрьмах, где люди имеют пищу, воду, койки, баню, что вовсе не имеем мы. [7] 25 лет тому назад я испытал годичное тюремное заключение по политическому делу, и те прошлыя условия тюремнаго заключения кажутся раем сравнительно с тем, что имеется теперь. Все жалобы бесполезны, на всё получаешь ответ: "Что же делать, время такое", - или прямо грубый окрик.
И заметьте, что весь этот ужасный сверхкаторжный режим применяется к подследственным, к так называемым не арестованным, а только задержанным по подозрению в сочувствии большевизму. Многие сидят уже около месяца, и огромному большинству не только не предъявлено обвинение, не только что не учинено допроса, но и не объяснена причина ареста. Многие предлагают поручителей, надёжных и известных, другие - денежные залоги, но все ходатайства об отпуске на поруки, под залог, под подписку о невыезде отвергаются без объяснения причин. Ведь, если Следств. Комиссия завалена делами, так пусть отпустит всех мало подозреваемых на поруки (а таких - 99%), а сама продолжает следствие хоть ещё три года; а кого нужно задержать, если кто окажется активным и сознательным большевиком, пусть держат в сносных условиях, не хуже хотя бы каторжников, осуждённых судом.
Для примера, кого арестовывают, приведу Вам ряд описаний:
1) Дрянова или Дряных Агафья, старуха 60 лет, безграмотная, сказала, что старый порядок был лучше, подразумевая монархический режим, за это сидит более 2 недель, не допрашивалась;
2) 15 женщин, задержанных в лесу, когда выехали за сеном где-то в области военных действий, сидят более недели для выснения личности;
3) Глухонемой, задержанный вместе с красноармейцами, добровольно сдавшимися с оружием в руках;
4) Целый ряд - человек 40 - красноармейцев, сознательно перебежавших из красной армии для участия в белой армии;
5) Слепой по рождению музыкант-настройщик В.В. Майер, обвиняемый в секретарстве в большевицком революционном трибунале;
6) Лётчик, [7об] офицер Вячеслав Викторович Михайлов, бывший студент Моск. Ун-та, два раза тяжело-раненный на Двинском фронте, бежавший из Москвы от большевиков из-под ареста, прошедший 150 вёрст пешком, принуждённый уничтожить свои документы, теперь сидит две недели для выяснения личности, причём, заметьте, он явился к Голицыну, и тот его очень хорошо принял и поручил Коменданту города дать ему ночлег, а Комендант арестовал и держит две недели без всякого результата; если бы не добрые люди, которые подкармливают Михайлова, ему бы пришлось умереть с голоду, снедаемым паразитами;
7) Бельгийский подданный Ванденберг, бриллиантщик по специальности, арестованный за какую-то неисправность в документах;
8) Крестьянин Пётр колтушёв, 18 лет, бежавший из-под большевицкаго ареста, арестованный за отсутствие документов, сидит более 2 недель без допроса;
9) Солдат-артиллерист Виленский, три года пробывший на фронте, арестованный за то, что пробыл в течении трёх дней смотрителем дома Комм.Собр. при большевиках;
10) Доброволец из польскаго легиона Добровольский, арестованный по ошибке по сходству его фамилии с какой-то другой, сидит 10 дней;
11) Председатель профессион.союза фармацевтов (фамилии не знаю), правый эс-эр, убеждённый и интеллигентный противник большевиков, и т.д., и т.д., ещё можно привести десятки и сотни аналогичных примеров.
И все эти лица сидят, томятся бездельем в отвратительной грязи, постоянно подвергаются издевательству грубых солдат, из которых многие служили в своё время в красной армии, а теперь излишнею строгостью стараются скрыть свои большевицкия преступления: то приказывают всем более интеллигентным арестованным перейти из зала Комм. Собрания наверх, в маленькое помещение, переполненное красноорамейцами, и там помещаться на полу, в плевках и [8] экскрементах (глухонемой, больные и раненые совершают естественныя отправления прямо под себя); то выгонят из зала в переднюю (где лестница) и помещают вместе с караулом; то опять обратно, но при этом воспрещают пользоваться стульями для спанья, и т.д., и т.д. И всё это исходит от караульных начальников и дежурных офицеров, между которыми попадаются бурбоны прежняго типа, без ведома коменданта. Между арестованными начинает распространяться дизентерия, а затем вскоре, вероятно, и холера.
Где же справедливость? Где общественное мнение? Ведь подобнаго террора с десятками тысяч невинно арестованных, содержимых хуже самых ужасных преступников, не было ещё никогда! Где же закон, изданный в пр.году Врем. Прав-ом, по которому каждому арестованному должно быть предъявлено обвинение в течении 24 часов? И до какого же времени будет терпеть всё это общество своб. российских граждан? Ведь ничего подобнаго не было ни при большевиках, ни при царе. Скоро одна половина граждан России арестует вторую половину и останется перед этим фактом, как перед глухой стеной, ожидая прихода старых или новых большевиков. Неужели же ничего нельзя сделать в нашей "свободной, демократической республике"?
Очень было бы хорошо, если бы Вы, Николай Ал-вич, посетили нас; это сделать очень легко: прямо войти в гл. вход Комм. Собрания, подняться наверх и там у барьера после лестницы спросить хотя бы меня. Бывают дни, когда можно свободно разговаривать целыми часами с посетителями, бывает и иначе, но на несколько минут зайти можно почти всегда.
7 сентября 1918 г. А. Балдин [8об]
ЦДООСО.Ф.41.Оп.1.Д.77а.Л.7-8об.
Белогвардеец о колчаковской тюрьме
Ниже приводится текст заявления надворного советника инж.-технолога А.Н. Балдина г-ну председателю Совета Министров Временного Сибирского Правительства. Это заявление, написанное рукой белогвардейски настроенного интеллигента, отлично характеризует то положение, в котором находились арестованные в Екатеринбургских застенках. Общей плачевной судьбы не избегли даже белогвардейцы, случайно или по доносу попавшиеся в лапы колчаковских палачей.
Вот это заявление целиком, без всяких изменений:
"В Екатеринбурге творится что-то кошмарное, ужасное. С назначением дней 10 тому назад новой следственной комиссии и нового коменданта города начались массовые аресты якобы существующих большевиков по единоличным доносам каждого, даже малолетнего. Число арестованных достигает 3000, содержимых в ужасных условиях, в тесноте, грязи, голоде, без всякой врачебной помощи. Масса арестованных не знает даже, за что они арестованы, до сих пор им не пред"явлено никакого обвинения, они ни разу не допрошены.
По догадкам большинству из арестованных пред"являются такие ничтожные обвинения, что без всякого опасения они могли бы быть выпущены на поруки во время производства следствия, до суда, но никакие ходатайства о отпуске на поруки не удовлетворяются, несмотря на предложение самых надёжных и известных поручителей. [59]
Для иллюстрации приведу краткое описание некоторых арестованных, содержавшихся при коменданте города: безграмотная старуха 60 лет, на которую донесено, что она сказала "старый порядок был лучше"; слепой от рождения музыкант и настройщик, обвиняемый в секретарстве уу большевиков по доносу двух мальчишек; лётчик-офицер, два раза раненый на войне с немцами и бежавший от большевиков, арестованный для выяснения личности; я, инженер, прослуживший 20 лет на государственной службе, затем после двухлетнего заведывания снарядным цехом в Златоусте, выгнанный оттуда большевиками и нашедший себе новое место на Ревдинском заводе, арестованный на почве сведения личных счётов и борьбы за место на заводе; бельгийский подданный, арестованный за какую-то неисправность в документах; офицер, бежавший от большевиков с частью своего эскадрона, и т. д. и т. д.
И вот все эти лица, и многие другие сидят не знаю за что, без пред"явления обвинений, без допроса в ужасных условиях, какие могут быть только в неблагоустроенных каторжных тюрьмах.
Ведь такой политикой подготовляется почва для нового восстания, для нового большевизма, который есть ничто иное, как отрицание элементарной законности, в широкой мере теперь практикуемое.
И потому я от себя и от лица многих арестованных, основывая на неот"емлемых правах свободных русских граждан, только что избавившихся от большевистских насилий, прошу вас г. председатель, восстановить законность в Екатеринбурге, прекратить бессмысленные аресты, возмущающие всё городское население, всех арестованных немедленно допросить и пред"явить им обвинение, если таковое окажется, и затем всех, кого следует, освободить совсем или на поруки. Если следственная комиссия [61] перегружена* (* Чем на деле занималась следственная комиссия, видно из доклада тов.прокурора Остроумова, приведённого выше. - Ред.), то тем более причин освободить возможно большее число на поруки, тем более что 9-10 пред"являемых, по догадкам обвинений настолько ничтожны и совершенно не заключают в себе состава преступления, что никакого наказания за собою повлечь не могут. Многие из арестованных жаждут попасть на фронт для сражения с большевиками и немцами, а их здесь держат без всякой пользы и без вины.
Извиняюсь за писание на грязной бумаге, но это пишется в условиях арестованного, которому отказывают в выдаче бумаги.