- Дверь открывается! - хохочет в камеру студент в модной куртке и с забрызганным кровью лицом. Его руки скованы за спиной.

Два спецназовца с трудом оттаскивают его от оператора.

- Шире! Шире! Шире! - вопит убийца.

В кадре появляется журналистка, но я уже не слушаю. Я знаю, что она скажет. Очередной психический срыв у парня, подсевшего на новый модный наркотик под названием "Дверь". Ещё три жертвы захлестнувшей страну эпидемии насилия.

За последние полгода я слышал это под сотню раз. Знаю, что думают психологи и полицейские, что рассказывают проповедники и пишут на анонимных форумах те, кто пробовал новую дрянь. Но я так и не смог ответить себе: а есть ли в происходящем моя вина?

Её звали Тая. Таисия. "Принадлежащая Исиде". Впрочем, тогда значениями имён и прочим оккультизмом я интересовался столь же мало, как и криминальными сводками или отчётами наркологов.

Тае было почти тринадцать. Тихая девочка, очень начитанная и серьёзная. В учительской говорили, что у неё какой-то психиатрический диагноз, но я никаких странностей не замечал.

Она была на домашнем обучении, в школе появлялась только, чтобы сдать аттестацию по итогам четверти. Всегда в сопровождении тётки высокой красивой брюнетки в чёрном.

Училась Тая хорошо, особенно ей давались Основы религиозных культур и светской этики.

- Она столько всего знает! И так необычно на всё смотрит! Иногда кажется, что это я у неё учусь, нахваливала Таю преподававшая этот предмет Ирина Петровна.

Но я отвлекся в последнее время очень трудно сосредоточиться. То и дело ловлю себя на том, что замолкаю посреди урока, и перескакиваю мыслями на постороннее. А то и вовсе в воображении возникают странные картины. Например, гляжу на дверь класса и не могу отделаться от ощущения: за ней кто-то есть. Кто-то, кто так же отчетливо знает о моем присутствии по эту сторону и хочет, чтобы я открыл.

Я бы взял больничный, но к психотерапевтам сейчас не попасть. Может, это просто сезонный наплыв весна. А может, причина в каком-то глобальном психическом сдвиге: у слишком многих детей упала успеваемость, слишком часто я вижу в глазах коллег и учеников одно и то же отсутствующее выражение. И мне кажется, я знаю, какие сюжеты разворачиваются перед их мысленным взором.

Но если бы я и мог уйти на больничный, не уверен, что сделал бы это. В школе можно хотя бы пытаться сосредоточиться на привычной деятельности, притворяться, что всё идет, как положено. Дома спрятаться не получается даже за этой искажающейся пародией на нормальность. Я остаюсь один на один с потоком странных и страшных новостей. Безуспешно пытаюсь разобраться в происходящем, штудируя книги по массовой психологии, поглощая ролики о влиянии на мозг солнечной активности или пытаясь опровергнуть для себя распространяющиеся по сети слухи об очередном предсказателе, обещающем конец света. И ещё эти сны

Ну вот, опять отвлекся. В общем, полгода назад Тая пришла на аттестацию. Сначала всё шло как обычно, но потом опекуншу зачем-то вызвала в коридор наша завуч, и мы с остались вдвоём. Думаю, я был единственным, с кем она оказалась наедине впервые за долгое время, если не за всю жизнь: она жила со мной в одном дворе, и я никогда не видел, чтобы девочка гуляла не под присмотром тётки. Не могу припомнить случаев, чтобы она общалась с другими детьми

Едва тётка вышла из класса, с девочкой что-то произошло. Она вся напряглась, глаза странно так заблестели. На ум приходит слово лихорадочно, хоть я никогда и не видел больных лихорадкой.

Тая прекратила рассказывать про корпускулярно-волновой дуализм и, наклонившись ко мне через парту и оглядываясь на дверь, прошептала:

- Помогите! Они хотят открыть мной дверь. Я боюсь.

Это звучало нелепо, непонятно. Но девочка выглядела по-настоящему испуганной, её глаза стали влажными.

- Какую ещё дверь? - спросил я, тоже понизив голос. - Тебя бьют? Обижают?

- Нет, это другое. Послезавтра, когда мне будет тринадцать. Они сделают... я не знаю, как сказать по-нашему. Только на языке пустоты. Не отпускайте меня с ней!

"Так вот, какой у неё диагноз. Бред!" - такой была моя первая мысль.

Однако страх девочки казался столь реальным... Я собирался успокоить Таю, расспросить, чего она боится и что за дверь имеет в виду, но тут открылась другая дверь - моего кабинета. Тётка просунула голову внутрь.

Мы замолчали. Тая сразу изменилась. Лицо снова стало спокойным, напряжённое тело расслабилось. Она смотрела на меня так, будто ответила и ждёт оценки. Если бы не странная и сбивчивая речь, звучавшая в моем кабинете минуту назад, я бы не поверил, что этот ребёнок может казаться таким напуганным.

И всё же она смотрела на меня. Ждала помощи.

- Вы закончили? - спросила тётка. - А то мы на процедуры опаздываем. Таечка, собирайся.

Теперь я думаю, что надо было никуда их не пускать. Преградить дорогу, вызвать полицию. И я всерьёз обдумывал этот вариант в те полминуты, пока Тая укладывала пенал и тетрадь в рюкзак под внимательным взором своей то ли родственницы, то ли тюремщицы и, оглянувшись на меня в последний раз, выходила из класса.

Но какие у меня были доказательства?

Когда Тая с её тёткой ушли, я тут же пошёл к директору. Анжела Семёновна была настроена ещё более скептически. Я-то, по крайней мере, видел страх в глазах ребёнка, и этот страх был неподдельным. А она имела дело только с пересказанным мною бредом. Мы всё же позвонили в опеку и в полицию пусть девочка не в себе, но вдруг с ней и правда делают что-то плохое?

Оба ведомства обещали всё проверить. Когда я позвонил на следующий день, устно мне отвечать отказались, а на письменные обращения пришли отписки: "Проверка проведена, нарушения прав несовершеннолетней не выявлено. Дополнительно разъясняем, что вы не имеете права получать более подробную информацию, так как не являетесь законным представителем ребёнка".

Больше я не видел ни Таи, ни её опекунши. Ходил к ним домой, но никто мне не открыл, соседи ничего не знали. На следующую аттестацию девочка не пришла, вместо нее из минобразования прислали бумагу, что Таю перевели в частную школу.

А через пару недель в новостях впервые прозвучало название "Дверь". Если верить анонимам из даркнета, эта химия позволяет общаться с древними богами и самому почувствовать себя богом.

Может, и была проверка. Может, и правда, всё у Таи на самом деле хорошо. А если и нет, как могут быть связаны её исчезновение и сотни взбесившихся наркоманов?

Но я всё чаще думаю, что связь есть. Что, в тот момент, когда я позволил двери моего кабинета отрезать испуганного ребёнка от взрослого, у которого она попросила помощи, где-то стала открываться другая дверь. Не наркотик, который, вероятно, тоже лишь маленькая деталь непонятного и жуткого пазла, а нечто почти неосязаемое, но всё же реальное, как энергия вакуума или гравитационные волны.

Нечто, из-за чего впятеро подскочили продажи антидепрессантов и в сотни раз выросло число поисковых запросов о конце света. Нечто, что таится в глазах прохожих, висит в воздухе ощущением надвигающейся беды и приходит в ночных кошмарах.

Я так и не придумал, как узнать о судьбе Таи или подтвердить свои догадки. Всё, что приходит в голову, попробовать новый наркотик самому, но на это я не пойду. И даже не потому, что боюсь зависимости или проблем с законом, не потому что не хочу сам попасть в очередной выпуск криминальной хроники. Гораздо больше меня пугает перспектива убедиться, что Дверь действительно существует и, как кричал покромсавший своих друзей болгаркой студент, открывается всё шире и шире.