Когда мы говорим о первом сентября в памяти всплывают тёплые осенние дни, деревья в золотисто - багряном уборе, тысячи малышей, спешащих с мамами и папами на школьную линейку.
У всех в руках пышные букеты садовых цветов, лица светятся радостными улыбками, ожиданием чего - то светлого, чего - то хорошего.
Конечно, впереди уроки, домашние задания, двойки, которые надо исправлять.
Но сегодня никто об этом не думает, впереди встречи со старыми, хорошими друзьями, с любимыми учителями и много, много интересного.
Но профессор Соловей думает совсем иначе. Накануне Дня знаний он выражает глубокое соболезнование детям и их родителям, потому что наша школа - это, понимаете - ли, Гулаг двадцать первого века.
Проклятый тоталитарный режим калечит детей, ломает хрупкую детскую психику.
Страдают и дети и родители, насилие - кругом насилие.
А ничего, что в школе дети учатся читать и считать, постигают физику, химию, астрономию, биологию, узнают - как устроен окружающий мир.
Они учатся дружить, любить, преодолевать трудности, учатся отстаивать своё достоинство, сопротивляться злой силе.
Уж какая есть наша школа, такая она и есть - другой школы у нас нет.
И другой жизни не будет.
Я родился в далёком, послевоеннои 1952 году, в сентябре. Моя бабушка была врачом, блокадным врачом, еврейским врачом.
Если бы Сталин не умер в самый разгар этого самого "дела врачей", моя коротенькая жизнь могла бы окончиться в холодной теплушке эшелона ползущего на восток, в Сибирь.
Моё детство прошло в "эпоху волюнтаризма", при Хрущеве, моя юность, моя молодость прошли в "эпоху застоя", при Брежневе.
Потом были "лихие 90 - е", потом к власти пришёл Путин, сейчас идёт война.
Вчера мне исполнилось семьдесят три года, жизнь подходит к концу.
Так когда же мне было жить? Неужели жизнь прошла даром?
Да нет, уважаемый профессор Соловей - совсем не даром прошла моя жизнь, и ни о чём я не жалею.
Много было разного, были друзья, была любовь, было предательство.
Были взлёты. Были падения.
Я запросто пил чай со знаменитым полярником, академиком Трёшниковым, и я сидел на скамье подсудимых по подлому заказному делу.
Я ездил на крутом джипе с охраной, а теперь езжу на маршрутке (и это меня совершенно не удручает).
Я видел синие карельские озёра и сверкающее зеркало Байкала, я прорывался через бурные пороги, в которых валы накрывают с головой.
Я летел на лыжах по горным склонам Кавказа и бесконечным альпийским трассам.
У меня трое внуков, старшая уже поступила в Университет. Надеюсь дождаться и правнуков.
И главное, я знаю, что моим внукам не будет за меня стыдно.
Идёт война, страшная и кровавая. Я не прячу голову в песок, и я делаю всё, что могу сделать, и что должен делать.
Я ни на один день не покидал Россию. Наверное, у меня было мало шансов уцелеть, точнее не было совсем.
Но я уцелел и теперь дышу полной грудью чистым, вольным воздухом псковских полей и лесов.
Я не знаю - сколько мне осталось, но то что осталось - то всё моё.